Текст книги "Дело о вражеском штабе (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Андрей, если тебя интересует, кому принадлежит "Золотая пуля", то советую тебе посмотреть сюда,– сказала Марина Борисовна, указывая на экран компьютера.

– Любопытно,– произнес Обнорский, настроенный пока вполне миролюбиво.И кому же?

– Тут сказано, что создано Агентство на деньги Алексея Роландовича Калугина, известного тебе под именем Склеп, и что все слова Андрея Викторовича Обнорского о независимости – не более чем блеф.

– Это все? спросил Обнорский, мрачнея.

– Имеется и другая столь же любопытная и познавательная информация.

В частности, о Бюро Региональных Расследований, учрежденном тем же Поришевичем, которое в отличие от "Золотой пули" денег от криминальных структур не принимает, потому что там работают люди порядочные и честные не чета некоторым продажным журналистам вроде тебя, которому Калугин ежемесячно отстегивает круглую сумму зеленых банкнот.

– Мудаки!!!– смачно выругался Обнорский.

При упоминании о Бюро Региональных Расследований по моему телу пробежал странный холодок.

– Что случилось, Андрей?– спросил Шаховский, привлеченный зычным голосом шефа.

– А то случилось, что кому-то "Золотая пуля" как кость в горле,продолжат бушевать Обнорский.– Кому-то очень не хочется, чтобы у нас все было нормально, им не терпится искупать нас в дерьме по самые уши. Вот полюбуйся,– указал он на компьютер,– мало того что в газетах о нас небылицы пишут, так теперь сайт в сети завели. Ведь говорил же, говорил, что нужно меньше болтать...

– Если ты имеешь в виду информационно-аналитический отдел,– прервала его монолог Агеева.

– Ваш отдел, Марина Борисовна, я в виду не имел, у вас как раз все в порядке.

– И что делать будем?– спросил Шаховский.

– А что с этими говнюками сделать можно?– сказал Обнорский.– Порядочным людям за такие дела положено бить морду.

– Так то порядочным,– возразил Шах,– а этому Поришевичу не морду бить следует, а разговаривать на его языке – по понятиям.

– Но ведь должны существовать цивилизованные методы борьбы с такими людьми,– снова вмешалась в разговор Агеева.– Можно привлечь Поришевича к судебной ответственности за клевету.

– Пока травка подрастет, лошадка с голоду помрет, помните, Марина Борисовна, такую поговорку, ее еще принц датский цитировал?– сказал Обнорский.– Спросите вон у Лукошкиной, как Поришевича за клевету привлекать и сколько у него способов выйти из этого дела чистеньким.

– Скрипку бы сюда подключить, он бы докопался, на чью мельницу льет воду этот мерзавец. Профессора Заслонова он тогда здорово раскрутил,задумчиво произнес Шах.

– Пускай Скрипка своими делами занимается,– сказал Обнорский.– У него их много.

"Еще бы,– подумала я,– великий расследователь из завхозов большую часть своего времени тратит на свою кикимору Ингу",– и со злости вдруг сказала то, что говорить совсем не собиралась:

– Между прочим, профессором Заслоновым мы тогда занимались вместе.

Это я в том смысле, что я могла бы внедриться в Бюро Региональных Расследований и не хуже Скрипки выяснить все про Славика Поришевича.

– Мечтаешь о лаврах Модестова, который уже внедрялся к видеопиратам?поинтересовался Обнорский.

Я обиженно замолчала, потому что у Модестова с этими пиратами вышло не очень удачно – выручали его всем Агентством с привлечением милиции, но Шаховский сказал, что идея, в общем-то, неплохая, потому что врагов нужно знать в лицо, и что, пожалуй, стоит попробовать.

– А как ты собираешься внедряться?– спросил Обнорский.

– Там работает мой бывший сокурсник. Позвоню ему, напрошусь в Бюро, а там – по обстоятельствам.

– "По обстоятельствам, по обстоятельствам",– передразнил меня Обнорский.– Все у тебя, Горностаева, по обстоятельствам. Расследователь должен иметь план своих действий и четко представлять себе, что он будет делать в следующий момент.

– Выкрашу волосы в черный цвет,– со злостью сказала я.

Обнорский приобнял меня за плечи и с улыбкой сказал:

– Это, пожалуй, лишнее, да и Скрипке больше нравятся рыжие, а, Горностаева?

Порешили на том, что я попробую привести в исполнение свой план и напишу собственное расследование для "Явки с повинной".

– Только без глупостей!– строгим голосом произнес шеф.– И зайди к Спозараннику, у него там имеется некое чудо японской фототехники, авось пригодится.

С этими словами он вышел, Шаховский последовал за ним. Мы с Агеевой остались одни.

– Вечно ты, Валентина, куда-нибудь вляпаешься,– сказала Марина Борисовна.– Ну кто тебя за язык тянул? Сидела бы себе тихо в библиотеке со своим Бурцевым, а еще лучше – работала бы действительно в паре со Скрипкой, а то, смотри, уведет его Инга.

– Да пошел он,– сказала я, выходя от Агеевой.

Доставая из сейфа миниатюрный фотоаппарат, Глеб долго причитал о легкомыслии шефа, решившего доверить дорогую технику такой легкомысленной особе, как я.

– Имей в виду, Горностаева, нажимать можно только на эту кнопку, а в случае поломки тебе придется бесплатно работать в Агентстве как минимум полгода.

Я остановила его литанию единственно возможным способом: небрежно закинула в сумку плоскую коробочку и вышла из его кабинета.

***

Домой я вернулась в самом мрачном расположении духа. Сашка, обложившись учебниками, готовилась к зачету по общей хирургии. Как всегда, ей было некогда заниматься с собственным ребенком. Моя племянница встретила меня словами:

– Будешь играть со мной в день рождения?– Получив отказ, она надулась, скрестила руки на груди и заявила мне: – Тогда плохая!

– Маня,– сказала я,– взрослым так не говорят, иди вот лучше и подумай о своем поведении.

– Это ты подумай, как злить ребенка,– ответила мне она. Трехлетняя Маша была достойной дочерью своей мамочки.

Я пошарила в холодильнике, извлекла оттуда куриную ногу, покрытую дрожащим белым соусом, и уселась ужинать, размышляя над тем, каким образом смогу я разоблачить козни Поришевича и Лехи Склепа.

***

Первая часть моего внедрения прошла достаточно легко. Я позвонила Бахтенко, который пообещал мне свое содействие.

Женя оказался хорошим другом, на следующий день он позвонил сам и сказал, что Вячеслав Михайлович будет ждать меня завтра в двенадцать часов.

– Только имей в виду,– предупредил он,– о том, что ты работала в "Золотой пуле", Поришевичу ни слова.

– А что, это плохая рекомендация?– прикинулась я бедной овечкой.

– Если хочешь работать у нас, то да,– последовал ответ.

На встречу со Славиком Поришевичем я собиралась как на первое свидание. Посмотрев на себя в зеркало, я осталась почти довольна: светлый, но строгий костюм, в меру короткая юбка. Распущенные волосы и макияж дополняли облик уверенной в себе молодой особы.

– Валя, тебе это по плечу!– фразой из рекламного ролика напутствовала меня Сашка.

"Как бы не так",– думала я, подходя к дверям офиса, где располагалось БРР.

Большая холодная лягушка ворочалась где-то внутри меня, противно растопыривая скользкие лапы. Кабинет Поришевича носил следы евроремонта. Шум улицы заглушали стеклопакеты, мебель была дорогой и новой, а стены девственно чисты.

Директор Бюро Региональных Расследований восседал за массивным столом и буравил меня маленькими близко посаженными глазками.

– Прошу садиться,– церемонно произнес он, указывая на кресло, куда мне предстояло опуститься, и начал без предисловий: – Евгений Юрьевич рекомендовал мне вас как очень способную журналистку, а его рекомендации значат для меня очень много. Я не прошу предоставить мне ваши прежние работы, потому что хочу увидеть вас в деле сам. Поэтому давайте попробуем...

Звонок мобильного телефона не дал ему возможность договорить. Очевидно, звонок был важным, потому что Поришевич встал, давая мне понять, что аудиенция окончена, и, прикрыв рукой мембрану сказал:

– Евгений Юрьевич введет вас в курс дела.

Женька ждал меня в коридоре.

– Он что, всегда такой суровый?– спросила я.

– Не дрейфь, Горностаева. Поришевич – мужик нормальный, но цену себе знает. Надеюсь, ты оправдаешь высокое доверие шефа, да и мое тоже,– добавил он, заглядывая мне в глаза.

Совесть болезненно и смущенно напомнила мне о себе, но отступать было уже поздно. И чтобы возникшая пауза не показалась Бахтенко слишком долгой, я нарочито бодро сказала:

– Вячеслав Михайлович велел тебе ввести меня в курс дела.

Женя проводил меня в комнату, где мне предстояло трудиться на благо БРР, и со словами: "Осматривайся пока, я мигом",– исчез.

Осматривать было особенно нечего: три стола с компьютерами, стеллажи вдоль стен, видеодвойка. Единственное, что привлекало внимание – огромный аквариум у окна. Рассмотреть как следует это подводное царство мне не удалось, потому что в комнату вошел Бахтенко в сопровождении странного вида мужчины средних лет, взъерошенного, маленького, чем-то неуловимо напоминающего чертика из табакерки.

– Знакомьтесь: Виктор Эммануилович, начальник отдела расследований Валентина Горностаева,– сказал Женя, представляя нас друг другу.

– Очень-очень приятно,– затараторил Виктор Эммануилович.– Ты, Женечка, можешь идти, тебя там шеф поджидает, а мы с Валечкой сами разберемся.

Терпеть не могу, когда меня называют "Валечкой", да и "разберемся" в устах моего нового начальника вызывало неприятные ассоциации. Виктор Эммануилович мне определенно не нравился.

– Вы любите рыбок?– спросил он, наблюдая за тем, как мечутся в воде разноцветные стайки. Потом достал из встроенного шкафа початую бутылку коньяку и снова обратился ко мне: – Выпьете?

– Я не пью на работе.– Это было неправдой, но маленькая ложь, по моему мнению, повредить не могла.

– Ну как знаете, как знаете,– произнес он, с видимым удовольствием вливая в себя ароматную жидкость.– Тогда вот что,– Виктор Эммануилович положил передо мной пластиковую папку,– внимательно ознакомьтесь и возьмите в разработку тех, кто здесь обозначен. Выражаясь проще, необходимо найти на них компромат.

Я взглянула на список и едва не расхохоталась – первым значилась в нем фамилия Обнорского. Проницательный Виктор Эммануилович заметил мою реакцию.

– Вы знаете Обнорского?– спросил он.

– Я слушала его лекции в университете, читала некоторые книги, которые он написал, и знаю о "Золотой пуле".

– И что вы о нем думаете?

"Так я тебе и сказала",– мелькнуло у меня в голове.

– Думаю, что он способный и сильный человек, коли сумел создать такое Агентство, как "Золотая пуля".

– Создать, Валечка, не самое главное,– задумчиво произнес Виктор Эммануилович, выпивая вторую рюмку.– Главное – сохранить. Этот Обнорский думает, что он может все, но мы поможем ему убедиться в обратном, и в этом я очень рассчитываю на вас.

"Не хватало еще, чтобы этот псих предложил мне внедриться в "Золотую пулю"",– подумала я. Но Виктор Эммануиловича был далек от подобного плана. Он уже слегка захмелел и говорил скорее для себя:

– Мы тут тоже кое-чего умеем. Убийц депутатов мы, правда, не ловим и лекций по городам и весям не читаем, да и с Павлиновым дружбу не водим. Мы, Валечка, серьезными делами занимаемся и на ленту новостей, как "Золотая пуля", не размениваемся, и, уж поверьте мне, свою медаль за поимку Зайчика Обнорский не получит никогда.

"Да он маньяк",– успела решить я до того, как в дверь постучали и женский голос крикнул: "Обед привезли". "Куда привезли?" – подумала я. Мой начальник обладал, очевидно, способностью читать мысли на расстоянии:

– Не куда, а откуда. Обед нам привозят из ресторана, и смею вас уверить, Валечка, из хорошего ресторана.

В комнате, которая здесь называлась столовой, обедали шесть человек. Я села за стол, за которым в одиночестве доедал эскалоп Бахтенко, и выразительно посмотрела на него.

– Как тебе Виктор Эммануилович?– поинтересовался Женя.

– Ты знал, что он подсунет мне Обнорского?– спросила я, не отвечая на его вопрос.

– Примерно догадывался. А он что, дорог тебе, как память?

– Не в этом дело.

– Тогда в чем?

Этого я объяснить ему, естественно, не могла и поспешила перевести разговор на другую тему.

– Это весь штат бюро?– спросила я, имея в виду обедающих.

– Завтра из командировки вернутся еще пять человек. По поводу успешно проведенной операции намечается небольшая морская прогулка, но об этом Славик расскажет сам.

– Какая операция? Какая прогулка?!

– Да не дергайся ты, здесь так принято, кстати, и познакомишься со всеми.

А операция вполне невинная, никакого кровопролития – ребята ездили в Тюмень, помогали одному кандидату стать депутатом.

Остаток дня прошел как в тумане. Владимир Эммануилович больше не разглагольствовал, а стучал на компьютере.

Я разбирала содержимое папки, которую он передал мне. Мотивы предательства исключительно разнообразны, и отделить правду от лжи, которая содержалась в сведениях источников, обозначенных цифрами или буквенными шифрами, было задачей практически невыполнимой. Чего здесь только не было: деловые контакты Гурджиева с преступными группировками, подробный донжуанский список Обнорского, компромат на губернатора и его помощников, кляузы на сексопатолога Дятлова, который отказал какому-то гею в признании его истинным гомосексуалистом.

– Вникаете?– раздался за моей спиной голос Поришевича.– Вот и отлично, а я к вам с хорошей вестью. Завтра мы собираемся отметить маленькую, но весьма убедительную победу. Наши праздники мы обычно проводим вместе. Для вас, Валентина, это будет хорошей возможностью влиться в коллектив. Вы, конечно, знаете, где находится центральный яхт-клуб? "Фетида" уходит ровно в двадцать один час. Прошу не опаздывать.

После того как он удалился, Виктор Эммануилович выключил свой компьютер и со словами: "Полноценный отдых – залог успеха журналиста-расследователя",стал собираться домой. "Не засиживайтесь, Валечка",– бросил он мне на прощание.

На часах было семь часов вечера.

В "Золотой пуле" рабочий день так рано не заканчивался. Я решила сходить к Агеевой, чтобы поделиться с ней событиями дня. Марины Борисовны в Агентстве уже не было. Для того чтобы она покинула рабочее место ранее половины девятого, должно было случиться нечто экстраординарное. Обнорского искать было бесполезно, вместе с Повзло и Шаховским он еще утром уехал в Пушкин на семинар.

Я собралась было уходить, но неожиданно наткнулась на Скрипку.

– Классно выглядишь,– сказал Алексей.

– Эту фразу я уже слышала сегодня.

Волнения этого дня дали себя знать: в носу уже предательски щипало, а слезы готовились пролиться из накрашенных несмываемой тушью глаз.

– Ты что, Горностаева? Если ты про Ингу...– начал было он.

Но слушать Скрипку было выше моих сил, слезы уже катились по щекам, и я рассказала ему все. Про свое дурацкое решение внедриться в БРР, про Женьку, Виктора Эммануиловича и Славика Поришевича, про яхту, на которой мне предстоит куда-то там плыть, и что все это из-за него и его Инги, и что знать его больше не желаю.

– Я знал одну женщину, которая очень любила совершать морские прогулки на яхтах...

– Не трудись,– прервала его я.– Конец этой истории известен только мне.

Под эту фразу, которая даже мне показалась излишне театральной, я пулей выскочила из Агентства, захлопнув за собой дверь.

Дома была одна Сашка, которая поинтересовалась, как прошел мой первый рабочий день в Бюро Региональных Расследований. Я сказала ей, что ощущаю себя Гюнтером Вальрафом, который обманным путем проник в газету "Бильд". Вряд ли Сашка знала про неистового репортера Вальрафа, но других расспросов не последовало.

***

Подходя к яхт-клубу, я ожидала увидеть нечто поражающее воображение. Но "Фетида" оказалась обыкновенной одномачтовой яхтой, возле которой на пирсе уже толпились люди. Бахтенко среди них не было.

Заметив мой ищущий взгляд, Виктор Эммануилович сказал:

– Женечка повез в родильный дом жену, но надеюсь, что скучать без него вам сегодня не придется.

Это известие меня расстроило, все-таки Женька был своим человеком, и при случае на него можно было положиться.

Количество приглашенных на морскую прогулку явно превосходило число сотрудников БРР. Я насчитала уже двадцать пять человек, а гости продолжали собираться.

Женщины были здесь явно в меньшинстве, они стояли отдельной стайкой, о чем-то оживленно переговариваясь. Среди мужчин особенно выделялся один, лет сорока– сорока пяти, с крупной яйцевидной головой, к которой бережно прижимались маленькие ушки. Судя по тому, как внимательно слушал его Поришевич, он был важной персоной.

– Кто это?– спросила я у Виктора Эммануиловича.

– Его, Валечка, зовут Алексеем Роландовичем, и советую вам хорошенько запомнить это,– ответил он в своей обычной манере.

Несколько секунд это имя будило во мне какие-то странные ассоциации, потом сознание мое прояснилось: Калугин! Момент был самый удачный Поришевич почтительно внимал Лехе Склепу, и, прикуривая сигарету, я сумела воспользоваться фотоаппаратом Спозаранника. Чрезвычайно гордая собой, я уже представляла себе этот снимок в "Явке с повинной" и была занята тем, что придумывала заголовок для будущей статьи, когда нас пригласили на яхту.

На "Фетиде" мои ожидания оправдались сполна. Она была более вместительной, чем казалось с берега, и достигала в длину метров тринадцати. Палуба сверкала чистотой, а каюты внутри были отделаны красным деревом.

Капитан занял место у руля, и при западном ветре на дизельном ходу яхта медленно двинулась вдоль фарватера. Я стояла на палубе и, держась за леера, любовалась заходящим солнцем и наблюдала за слаженными действиями команды, которая поднимала грот. Лодка постепенно набирала ход, спустя некоторое время на ней появился и стаксель, и уже под парусами "Фетида" вошла в залив.

Внизу уже вовсю веселились. Стол ломился от деликатесов и количества выставленных бутылок.

– А, Валечка, где вы бродите?!– приветствовал меня Виктор Эммануилович.– Идите к нам, будем знакомиться ближе.

Близкое знакомство с этим генетическим уродом менее всего входило в мои планы, но, продрогнув на палубе, я с удовольствием выпила водки, съела два бутерброда с черной икрой и решила, что морская прогулка может стать прекрасным средством для отвлечения от грустных мыслей. "Скрипка еще пожалеет о том, что предпочел меня этой кикиморе",– думала я, разглядывая сидящих в каюте мужчин. Застолье уже перешло в ту стадию, когда все говорят громко, стараясь привлечь к себе внимание. Женщины визгливо смеялись и не противились объятиям.

Калугин казался трезвее других, обществу пышногрудой блондинки он пока предпочитал лобстера, которого уверенно разделывал холеными руками. Количество золотых перстней на его пальцах не поддавалось исчислению.

Глядя на него, я вспомнила про сайт в интернете, а заодно и про то, что мне следует не заедать водку икрой, размышляя о мести Скрипке, а изучать обстановку.

Между тем обстановка все более накалялась, и оставаться здесь становилось уже небезопасно. Не то чтобы я так сильно тревожилась за свою честь, но принимать участие в свальном грехе, которым грозила завершиться эта пирушка, мне не хотелось. Улучив момент, я сделала еще пару снимков, красноречиво свидетельствующих о том, как именно привыкли отдыхать сотрудники БРР вместе с господином Калугиным, и поднялась на палубу.

Там было уже темно. Я достала сигарету, но курить не хотелось, от духоты внизу у меня разболелась голова. Пробравшись на носовую часть яхты, я присела на корточки возле стакселя и стала смотреть на темное небо.

– Не может быть!– донесся вдруг до меня голос Поришевича.– Ты наверняка ошиблась.

Дух расследователя снова проснулся во мне, и, почти вплотную прижавшись к парусу, я вся превратилась в слух.

– Уверяю тебя, это она. Я видела ее в "Золотой пуле".

Узнав жеманный голос Инги, я похолодела от страха. И как только я не заметила ее сразу в толпе гостей? Где были мои глаза? Впрочем, в "Золотую пулю" она явилась в глубоком декольте, которое мне запомнилось больше всего остального.

– У, сука рыжая...– услышала я голос Поришевича.

"А все мои рыжие волосы,– думала я в ужасе, переползая с носа на борт,если бы не они, эта чертова кукла ни в жизнь бы меня не узнала. Рыжие, они такие заметные..."

Нужно было срочно что-то придумать.

В надежде спрятаться я спустилась в каюту.

– Валечка, хотите мидий?– Виктор Эммануилович едва ворочал языком.

"Только мидий мне сейчас и не хватало",– подумала я, поймала на себе взгляд Алексея Роландовича Калугина. Сейчас сюда явится Поришевич, и тогда все. Меня вдет участь лобстера, останки которого мирно покоились на тарелке Лехи Склепа.

Я снова поднялась наверх и села на кормовую банку позади капитана. "Может, обратиться к нему?– пришла в голову мысль.– Но у Славика Поришевича небось и команда вся купленная". Из печальных раздумий меня вывел сам капитан.

– Девушка, сидеть здесь ночью без спасательных средств не полагается, наденьте вот это,– он бросил к моим ногам спасательный жилет.

Решение сверкнуло молнией. Нацепив на себя жилет и воспользовавшись тем, что команда яхты была занята сменой галса, я перекинулась через корму и по транцу почти бесшумно соскользнула вниз.

***

Очутившись в воде, я моментально протрезвела и, глядя вслед удаляющейся "Фетиде", поняла, что совершила непростительную глупость. Вряд ли пьяный Славик имел серьезное намерение лишить меня жизни. В худшем случае съездил бы по физиономии, хорошего в этом тоже, конечно, немного, но все лучше, чем ночью оказаться в Финском заливе в полном одиночестве и кромешной тьме.

В более идиотской ситуации мне еще не приходилось оказываться. Добраться до берега была практически нереально, тем более что я понятия не имела о том, где этот берег находится. Я и на суше-то ориентировалась с трудом и умудрилась заблудиться даже в Кавголове на лыжном кроссе.

Одна надежда на то, что спасательный жилет не даст мне возможности утонуть и на рассвете меня кто-нибудь заметит.

Возблагодарив Бога и судьбу за то, что в Финском заливе не водятся акулы, и что мне, подобно пассажирам "Титаника", не довелось очутиться в холодных водах Атлантики, я вертикально повисла в своем жилете, отчаянно пытаясь думать. Но мысли, которые лезли в мою голову, были исключительно мрачные. В спасательном жилете вполне может оказаться дырка, а плавать я почти не умею. Стометровка в бассейне на стадионе имени Ленина была моим единственным рекордом, да и то совершенным в силу необходимости скинуть зачет.

Я представила свой некролог в "Явке с повинной", написанный Скрипкой, потом вспомнила Манюню, которой не с кем будет играть в день рождения, и хотела заплакать, но ввиду огромного количества воды, которое меня окружало, это было бы совсем глупо. Вдруг меня словно током ударило – фотоаппарат!!! К счастью, он был здесь, в верхнем кармане куртки, и даже в относительно сухом состоянии, и гнев Спозаранника мне не грозил. А впрочем, что мне до Глеба, ведь если я и не утону, то непременно умру от воспаления легких, потому что уже замерзла. "Пусть хоть пленка останется",– обреченно подумала я и приготовилась к верной смерти.

Длинная светлая дорожка, внезапно возникшая на темной воде, напомнила мне о том, что, наверное, так души восходят к Богу. Однако в следующую минуту я поняла, что все еще жива, а таинственный свет шел от фонаря, которым светили с маленькой яхты, идущей мне навстречу.

Я отчаянно закричала, пытаясь привлечь к себе внимание, и, избавившись от сковывающей движения юбки, попыталась плыть. Слава Богу, говорила себя я, что на свете существуют еще влюбленные, которые катаются ночью по заливу.

– Хватайся, Горностаева,– услышала я вдруг голос Скрипки.– Я знал историю про одну придурковатую журналистку, которая, не умея плавать, ночью сиганула в Финский залив,– продолжал он, затаскивая меня внутрь.

– Леша,– сказала я, стуча зубами от холода,– это самая лучшая из всех твоих историй. Только ты забыл добавить, что это была хорошая журналистка.С этими словами я вытащила из кармана куртки чудо японской фототехники.

ДЕЛО О ВОСКРЕСШЕМ МЕРТВЕЦЕ

Рассказывает Зураб Гвичия

"Гвичия Зураб Иосифович, 39 лет, корреспондент отдела расследований. Закончил Рязанское высшее военное воздушно-десантное училище, участник боевых действий в Афганистане. После увольнения из ВС в 1996 году работал в частных охранных структурах. Квалифицированный и надежный сотрудник АЖР, настойчив в поиске информации, коммуникабелен, имеет успех у женщин. Женат четвертым браком. В АЖР используется для силовой поддержки в расследованиях, хотя склонен к журналистике. Но качество его текстов пока еще далеко от совершенства..."

Из служебной характеристики

Дым.

Густой удушливый дым разрывая ему легкие. Он прикрыл рот и нос рукой, постарался задержать дыхание.

В затылке, там, где его ударили, саднило. Он чувствовал, что волосы уже слиплись от крови. От души его приложили. Ничего не скажешь...

Дышать!

Он инстинктивно вдохнул. Закашлялся. Перед глазами все поплыло. Предметы в чужой комнате словно зазывали в безумный хоровод.

Так уже было однажды. В одной далекой стране. Их вертолет – "Ми-8" подбили.

Пилоты смогли сесть. Ребята выпрыгнули.

А он застрял – зацепился подсумками. Салон заволокло дымом, огонь подобрался совсем близко... Тогда его спас капитан. Грузин. Настоящий мужчина.

Где ты, Князь?!

Дышать!

Легкие ныли. Кричали. Молили о толике свежего воздуха. Голова кружилась.

Глаза болезненно слезились.

Натыкаясь на стены, он выбрался из единственной комнаты в прихожую. Нашел дверь. Заперто...

Он не удивился. Так и должно было быть.

Дышать!

Он ткнулся в дверь, навалился всем телом. Но металлическая дверь не шелохнулась.

Дышать!

Еще одна попытка. Бесполезно...

Окно!

Он повернулся. Сквозь дым увидел, что в комнате уже вовсю бушует огонь.

В кухню!

Дышать!

Он не удержался – рискнул вдохнуть.

Закашлялся. В глазах потемнело. Ноги подкосились. Он упал.

Нет! Не так! Не сейчас!

Его жена – Инга – появилась совсем рядом. Протянула ему руку, улыбнулась.

Такая живая в своем подвенечном платье.

Словно и не было автокатастрофы, похорон.

"Инга..." – горячие губы едва шевельнулись. Он потерял сознание. Ушел в небытие.

Когда несколько минут спустя пламя вырвалось в коридор, подобралось совсем близко, как преданная собака, лизнуло ботинок, он уже ничего не почувствовал.

Вместе с Ингой и детьми он шел куда-то по солнечному лугу.

* 1 *

– Князь, тебя!

Голос моего соседа по отделу – Георгия Зудинцева – остановил меня уже в дверях. Через минуту и семь секунд я должен был предстать пред светлые очи моего шефа – Глеба Спозаранника.

Мои прегрешения против журналистики вообще и Агентства в частности были ужасающими. Добавить к ним еще и опоздание значило примерно то же, что самому подписать смертный приговор.

Я схватил трубку:

– Гвичия слушает!

– Товарищ майор, Кирилл Потапов беспокоит. Помните такого еще?

– Помню,– я чуть смягчился.– Конечно, помню, дорогой.

Кирилл – Кир – был в моем взводе в Афганистане. Потом мы вместе работали в службе безопасности "Трансбизнес Лимитед". Я-то оттуда скоро уволился – "не сошлись характерами". Кир остался и, по слухам, дорос до вице-президента по безопасности. Толковый был парень. Лихой и толковый.

– Зураб, радость у меня. Сегодня сын родился. Наследник.

– Поздравляю.– Оставалось еще сорок три секунды.

– Жду вечером. К восьми. Придешь?

– О чем разговор.

– Адрес...– Кир продиктовал.– Очень жду. Наши собираются. Я же обещал.

– До вечера.

Семнадцать секунд.

Я кинул трубку на рычаг и рысцой бросился в соседний кабинет. Но перед дверью помедлил мгновение. Перед кабинетом шефа я всегда робел. Как курсант-салага перед первым прыжком с парашютом. "Готов?" – "Готов!" "Пошел!"

Нажал ручку и шагнул в кабинет.

– Вы опоздали на двадцать секунд,– приласкал меня Спозаранник уже на входе.– Для вас это обычное дело.

Я замер на пороге.

– Что же вы?– Глеб Егорович поднял на меня свои близорукие глаза.Присаживайтесь.

Я опустился на краешек стула: Зудинцев называл это положение (к слову, очень неудобное) моей защитной стойкой.

Спозаранник осторожно, двумя пальцами, взял со стола распечатку моего материала.

Это был "финальный аккорд" по квартирным мошенникам.

Началось все с регионально-просветительской организации "Кантата" и тетки нашей секс-дивы Светы Завгородней. За шесть с лишним месяцев мне обрыдли все квартирные мошенники и пострадавшие от них граждане. Само слово "квартира" вызывало близкие к рвотным позывы. Но Спозаранник с завидным упорством (и занудством) давил из меня каждые две недели новую статью. И наконец попросил написать финал "квартирной эпопеи". Радости моей, понятное дело, не было предела.

– Посмотрим, Зураб Иосифович, что можно с этим сделать,– как-то обреченно, с особым вздохом-придыханием сказал Глеб Егорович.– В первом же абзаце у вас...

И понеслась. Понеслась, родимая! Вах!

* 2 *

Дом Кира я нашел без труда: нужно было только выйти на "Петроградской", перейти по подземному переходу Каменноостровский и зайти в первый от Большого проспекта подъезд. Третий этаж.

На лестнице меня встретил хорошо знакомый сладкий и пьянящий запах. Анаша.

Похоже, травку курили где-то на верхних этажах. Судя по запаху – чуть горьковатому,– анаша была не самая кондиционная.

Чего-то туда лишнего намешали. Я встряхнул головой: не моя это проблема. В другой раз умнее будут.

Я нажал кнопку звонка, который отозвался мягкими переливами. Щелкнул замок, и меня, словно щепку горный поток, подхватили волны веселья.

В просторных комнатах квартиры витал сигаретный дым, слышался звон посуды, а музыкальный центр почти на пределе извергал что-то старое и доброе, рок-н-ролльное.

– Майор!

– Князь!

– Зураб!

Кир совершил невозможное. Он действительно собрал почти всех наших полтора десятка человек. Тех, кто был в моем взводе в Афганистане.

Мы редко собирались все – или без двух-трех человек все. Но еще там, на войне, когда подбили оба вертолета, на котором наш взвод куда-то там перебрасывали, Кир поклялся, что на день рождения сына соберет нас.

И слово свое сдержал.

...Часа через три мы вышли с Киром на кухню – перевести дух.

– Кого нет?– спросил я.

Потапов немного помрачнел, нервно затянулся сигаретой:

– Двоих. Кости Пирогова и Васи Сомова.

– Почему?

– Сомов полгода назад пропал в Псковской области. Ездил на выходные проведать семью – они где-то под Изборском отдыхали,– а до Питера не добрался. Ни его, ни машину так и не нашли.

– Проклятие!– зло выдохнул я.

Сомов отправился в Союз раньше нас.

В очередном рейде – неизвестно куда, непонятно зачем – его прошили из пулемета. Мы с Киром почти сутки тащили Сомова на себе и, признаться, думали, что он уже не жилец на этом свете.

Вася выкарабкался. И, похоже, лучше всех нас вместе взятых смог справиться со своей памятью. Он примирился с тем, что было, и нашел силы идти дальше. И вот так – пропал без вести. Где-то и как-то.

– А Костя Пирогов?

– Год назад у него жена и дети погибли в автокатастрофе. Он сам едва уцелел.