Текст книги "Дело о вражеском штабе (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)"
Автор книги: Андрей Константинов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– А вы любите острую говядину с карри и жареным рисом?– прервал ее я.
Женщина, сидевшая на стуле напротив меня, уже пять минут рассказывала историю своих отношений с милицией. Пора было переходить к делу.
***
Она пришла в Агентство в десять утра и сказала, что хочет поговорить с Обнорским.
Обнорского не было. Он уехал читать лекции в Ставропольский край – в станицу то ли Социалистическую, то ли Коммунистическую. С собой он забрал не только своего заместителя Повзло, главного нашего детектива Спозаранника и юриста Лукошкину, но даже буфетчицу тетю Таню.
С некоторых пор Обнорский стал разъезжать по стране со своими лекциями о теории и практике независимого расследования. Это чем-то напоминало мне походы в народ членов "Земли и воли" и двадцатипятитысячников. Впрочем, эти поездки в провинцию нам были не в убыток, их финансировал один западный гуманитарный фонд, руководители которого, видимо, считали, что единственное, чего не хватает российскому народу,– это умения заниматься самостоятельными расследованиями. Впрочем, чаяния народа они угадали – провинциальный люд лекции Обнорского слушал с большим удовольствием.
С лекций Обнорский обычно приезжал уставший, говорил, как это тяжело без домашнего уюта, женской ласки и любимой "Нивы" нести свет просвещения в глубинку. Поэтому в этот раз, кроме юриста Лукошкиной, которая, наверное, олицетворяла в глазах Обнорского женскую ласку, с ним на Ставрополье отправилась наша буфетчица-повариха Татьяна Петровна. Видимо, она должна была обеспечить домашний уют. Может быть, Спозаранник заменял Обнорскому "Ниву"?
Я не участвовал в просветительской деятельности Обнорского по двум причинам.
Во-первых, однажды я все же имел честь оказаться в команде лекторов имени Обнорского и, можно сказать, не оправдал надежд.
Мне было поручено прочитать лекцию на тему: "Специфика независимого журналистского расследования в сфере мясного и молочного животноводства". Тогда Обнорским владела идея приближения расследования к нуждам населения, а поскольку мы прибыли на Вологодчину, где вроде бы – если верить оберткам от масла – водились коровы, он и поручил мне подготовить доклад на эту животрепещущую тему. Однако я этой лекции не подготовил – то ли времени не хватило, то ли материала не нашел – не помню.
И прочел слушателям не менее интересный доклад. Я его озаглавил так: "Специфика проведения независимого внутреннего расследования".
Раскрывая тему, я рассказал, что очень часто даже в самых дружных и сплоченных коллективах пропадают вещи – карандаши, ручки, расчески, гигиенические прокладки и прочие необходимые каждому человеку предметы. Далее на конкретных примерах из жизни нашего Агентства я продемонстрировал методы проведения независимого внутреннего расследования. Например, сказал я, когда у Светы Завгородней год назад из сумки исчезла пачка "тампаксов" и она подняла дикий скандал, следственную бригаду возглавил лично Глеб Егорович Спозаранник. И хотя сначала подозрение пало на одну из женщин (а именно Марину Агееву, которая тогда по малопонятному для меня поводу конфликтовала с Завгородней), Спозаранник все же установил истинного виновника трагедии. Им оказался наш же сотрудник Шаховский, который каким-то образом использовал личную собственность Завгородней в своем автомобиле...
Обнорскому мой доклад не понравился. Он кричал, что я своими рассказами ухудшил имидж нашего замечательного Агентства.
В общем, это первая причина, по которой меня не берут в народ.
А во-вторых, надо же на кого-то Агентство оставлять! Как-то на хозяйстве оставили Спозаранника. За какие-то три дня он умудрился выпустить "Инструкцию для сотрудников Агентства об использовании помещений Агентства и инвентаря Агентства". В соответствии с этой инструкцией все двери, окна, шкафы и сейфы в Агентстве были опечатаны. И не только опечатаны, но и заклеены скотчем. Снимать печать разрешалось только с письменного разрешения Спозаранника. По инструкции, сразу после использования двери или шкафа его надлежало сразу же заклеить и запечатать обратно. Поскольку Спозаранник опечатал и дверь туалета, очередь к нему за разрешением попользоваться агентским унитазом выстраивалась длинная. А сколько денег он угрохал на скотч и пластилин...
Так что теперь Спозаранник ездит с лекциями, а я остаюсь на хозяйстве.
***
Итак, эта женщина пришла, как говорят охранники, около десяти. Потребовала Обнорского. "Нету такого",– сказали ей. Но она не ушла.
В одиннадцать появился я и вот уже пять минут слушал ее историю.
Удивительно, и не слишком молода – скорее всего, за тридцать, и ноги как ноги, и грудь как грудь, и глаза как глаза, а общее впечатление потрясающее. В общем, эта посетительница чего-то там такое пробудила во мне. Может, это любовь, подумал я.
И решил, что надо срочно пригласить потенциальную любовь в ресторан.
– Вы острую говядину любите?
– Я люблю рыбу, раков, устрицы и прочие морепродукты,– быстро ответила она.– Неужели то, что я рассказываю, вам неинтересно?
– Жутко интересно. Но я предпочел бы выслушать вас в более спокойной обстановке.
* 2 *
Я заказал острую говядину, рис и жареные пельмени. Она – жутко дорогих кальмаров в кисло-сладком соусе и салат из какого-то другого морского хлама.
Ее звали Инга. Она была одета в очень пристойный брючный костюм, хотя, по ее словам, нигде официально не работала.
– А вы знаете, Инга, один мой знакомый, кстати, как и вы, безработный, однажды решил, что у него мало мозгов – ну, в общем, все вокруг умные, а он как-то не дотягивает. И решил поумнеть. Но книжки читать ему было лень. И он стал есть рыбу, потому что в ней много фосфора, а от этого якобы мозгов становится больше. У него было ежедневное шестиразовое рыбное питание. А по четвергам рыбный день – девятиразовое поедание рыбы. И что вы себе думаете умнее он не стал. Я считаю потому, что голова у него была маленькая и мозгам просто по определению было некуда расти.
Инга слушала меня с интересом. Надо бы, наверное, все-таки поговорить о деле.
– Итак, вы говорите, что сотрудники УБЭП вымогают у вас взятку?
– Да.
– И угрожают уголовным делом?
– Да.
– Что это за сотрудники УБЭП?
– Майор Лишенко и еще один молодой человек, видимо, его подчиненный мне его представили как Александра Петровича.
– И в чем вас могут обвинить?
– Они считают, что я была участницей одной аферы с фиктивной партией кофе.
Якобы некие мошенники предложили одному предпринимателю – Белов его фамилия – купить кофе по довольно низкой цене. Он согласился. Ему показали всякие документы – из таможни, со склада, еще какие-то. Продемонстрировали кофе. Общая сумма сделки была около ста тысяч долларов. В общем, в итоге деньги у него забрали, а партия кофе оказалась чужой.
Он приехал на склад, и тут выяснилось, что документы на товар липовые.
– Обычная история.
– А Лишенко мне теперь говорит: с тебя половина суммы, и ты чиста, как стекло.
– То есть с вас требуют пятьдесят тысяч долларов?
– Да.
– А вы участвовали в этом деле?
– Нет.
– Чем же они вас шантажируют?
– Я была знакома с пострадавшим – с Беловым.
– Откуда у вас пятьдесят тысяч, если вы нигде не работаете?
– У меня их и нет.
– А на что вы живете?
– Я три раза была замужем. Мои мужья были очень не бедными людьми. Они мне помогают чем могут. К тому же у меня много друзей.
– А почему вы обратились к нам, а не в РУБОП?
– Я боюсь их всех. Этот майор – Лишенко – говорит, чтобы я не дергалась и никуда не жаловалась, а то он меня засунет в камеру, а потом навесит еще пару дел. Кроме того, недавно ко мне домой позвонил мужчина, не назвался. Сказал, что, если я не отдам деньги, вопрос может быть решен и внесудебными методами.
Я уверена, что эти менты связаны с бандитами. Меня могут просто убить.
– А сроки выплаты денег назывались?
– Пока нет. Что вы мне посоветуете?
– Во-первых, есть больше устриц.
Знаете, когда их ешь, они пищат. Правда, я лично никогда не слышал, но знающие люди уверяют, что это так. Один мой знакомый – он, кстати, на мясокомбинате работает директором по безопасности – считает, что человек по своей природе хищник и поэтому должен питаться не падалью, а живыми существами. Только слопав что-нибудь живое, у него на душе наступает гармония и покой. И когда этот мой знакомый вгрызается в устрицу, а она под его зубами пищит, у него происходит что-то вроде оргазма. Попробуйте, не пожалеете. Ну а во-вторых, дайте мне пару дней на изучение вашей истории.
– У меня есть доказательства,– быстро сказала Инга.– Я записала наш разговор с Лишенко на диктофон. И еще у меня есть фото: этот Лишенко вместе с бандитами.
– Чего ж вы раньше не сказали. Где они у вас?
– Дома. Если хотите, мы заедем сейчас.
– Конечно, хочу.
* 3 *
В Агентство в тот день я не вернулся. Инга жила на четвертом этаже очень пристойного дома на Московском.
Обстановка квартиры – сплошной модерн. Кровать – водяная. Губы мягкие.
Комплексов – никаких.
Утром я вышел из ее дома с аудиокассетой и распечатанной на принтере фотографией, на которой были изображены три мужика.
Горностаева уже стояла возле моего кабинета. Не обойти. Я как можно более радушно сказал: "Привет, Горностаева",– и поставил ей на вид, что она курит всякую дрянь в неположенном месте. Она не отреагировала. По глазам было видно, что не спала и разговор предстоит жесткий.
Она спросила, где я был. Она искала меня всю ночь. А моя труба на ее звонки не реагировала.
– Аккумулятор сел,– ответил я.– И вообще, Валя, ты знаешь, как я к тебе отношусь.
– Как?
– Хорошо,– со стопроцентной искренностью в голосе сказал я.
– Ты хоть презервативом пользовался?– продолжала допытываться Горностаева.
– Один мой знакомый, кстати, он тоже журналист, никак не мог выговорить слово "презерватив". Ну не получалось у него, хотя все остальные слова выговаривал нормально. И вот когда он приходил в аптеку, начиналась полная неразбериха. У него раздраженно спрашивали: "Чего-чего вам, молодой человек?" Он в ответ мычал что-то невразумительное и показывал пальцем то куда-то в сторону, то почему-то в направлении пола. "А, так вам презерватив!" – наконец кричали ему на всю аптеку обрадованные фармацевты. В общем, так и погубили они человеку всю личную жизнь...
– Так ты с этой бабой был?
– Какой такой бабой?
– Которая вчера утром тут торчала.
– Ах, с бабой! У меня с ней была короткая деловая встреча. И вот что, Горностаева, давай не смешивай личное с общественным. Наши с тобой отношения – это личное. А то, где ты куришь, и то, с кем я встречаюсь,– это общественное.
Я решительно открыл дверь в свой кабинет и скрылся от злобной Горностаевой.
В общем и целом Горностаева была девушкой неплохой. Ноги вполне пристойные, если в мини-юбке, и работает хватко.
В Агентстве до недавнего времени были уверены, что она или розовая, или вообще никакая. В том смысле, что она не только ни с кем не встречалась, но и на мужиков внимания не обращала. Я так долго гонял ее за курение в не отведенных для этого местах и разбрасывание грязных кофейных чашек на всех подоконниках Агентства, что наши отношения естественным порядком дошли до постели. Вернее, сначала до кресла в моем кабинете, потом до стола в ее комнатке. Горностаева узнала, что такое любовь. Оказалось, что любовь – это я.
Это было очень почетно, временами даже приятно, но некоторые сложности в мою жизнь вносило.
Обнорский нашим романом живо интересовался. Особенно его беспокоило, чтобы это не отразилось на потенциале Агентства. "Ты, Леха, смотри,– говорил он,– делай с Горностаевой что хочешь, но чтоб никаких, понимаешь, декретов".
* 4 *
Надо было поработать над делом Инги. Я позвал к себе Родиона Каширина.
– Значит, так, Родион. Надо бы узнать все про одну женщину. Зовут ее Инга, фамилия Корнеевская. Живет на Московском проспекте. Она говорит, что проходит по уголовному делу о мошенничестве, которое ведет УБЭП. Хорошо бы выяснить, что это за дело и кто такой майор Лишенко. Да, вот еще фотография – здесь якобы этот самый майор с какими-то бандитами.
Попробуй установить, кто это.
Я стал слушать взятую у Инги кассету с записью ее разговора с сотрудниками УБЭП. В общем, его содержание примерно соответствовало тому, что говорила мне Корнеевская. Речь шла о каком-то уголовном деле. Мужской голос довольно противного тембра говорил Инге, что она может сесть, и сесть надолго. Ну на год-то – до суда – уж точно. А изолятор – не сахар. Потом заговорили о каких-то тысячах долларов, которые неплохо было бы вернуть. Так что, с одной стороны, это действительно напоминало вымогательство майором милиции крупной взятки, а с другой – мало чем, на мой взгляд, отличалось от обычных методов работы сотрудников милиции с подозреваемыми.
У них так всегда: попугают – авось расколется. Но Инга держалась крепко.
На этом обвинение майора не построишь, сказал я сам себе и решил на время забыть о деле Инги Корнеевской. К приезду Обнорского надо было разработать проект инструкции о форме одежды для сотрудников "Золотой пули".
Внешнему виду подчиненных Обнорский уделял особое внимание. Видимо, это осталось у него от службы в армии.
Периодически у Обнорского появлялась идея пошить всем форму. Что-то типа: черный верх, белый низ. Или наоборот.
Но нам с Повзло до сих пор удавалось охладить управленческий пыл Обнорского. Во-первых, говорили мы, у многих сотрудников Агентства работа непубличная, и нечего им светиться в новой форме с галунами и аксельбантами. А во-вторых, добавлял я, это ж денег стоит. А финансовое положение Агентства – не ах, чтоб так разоряться.
Обнорский аргументам внял. Но частично – предоставить сотрудникам полную свободу в выборе одежды натура не позволяла. И я должен был быстренько в письменном виде попытаться удовлетворить армейские ухватки Обнорского, не слишком ограничив при этом журналистов в их праве носить то, что хочется и что позволяют средства.
Первый пункт инструкции я изложил быстро. "Сотрудники Агентства обязаны ходить на работу в начищенной обуви".
Я знал, что для всех бывших военных главное – это начищенные сапоги. Теперь надо прикинуть, сколько нужно будет закупить щеток и кремов. Ну четыре щетки, пожалуй, хватит. Жалко только, что обувь у народа не одного цвета. Была бы черная – купил бы пятикилограммовую банку гуталина: на полгода хватит. А тут опять расходы...
Следующим пунктом инструкции следовало бы изложить требование ношения чистых подворотничков. Обнорскому бы понравилось. Но, боюсь, народ не поймет.
С внешним видом мужчин все было довольно просто: брюки – любые, но чистые и со стрелочками. Шорты – запрещены.
Желателен пиджак с карманами. Рубашка – выглаженная. Менять не реже чем раз в два дня.
С женщинами сложнее. Я указал рекомендуемую длину юбок для дам – не выше двух сантиметров от колена (интересно, от какой части колена эти сантиметры считать?– ну не будем вдаваться в частности). Разрез на юбке – не выше середины бедра (эх, придется всех наших женщин предварительно замерить. Надо закупить линейку подлиннее).
Обнорский был хоть и жуткий бабник, если считать по количеству женщин, которые в разные периоды жизни скрашивали его быт, но никаких фривольностей сотрудницам "Золотой пули" не разрешал.
Поэтому в проекте инструкции я указал на необходимость всем женщинам носить лифчики (нет, лучше напишу – бюстгальтеры, выглядит интеллигентнее). Так и запишем: "Носка бюстгальтеров для сотрудников Агентства женского пола обязательна круглогодично".
Тут я подумал, что получается какой-то бред – как будто лифчики носить надо, а трусы не надо. Исправил фразу. Получилось: "Носка бюстгальтеров и трусов для сотрудников Агентства женского пола обязательна круглогодично". Хорошо вышло.
Последний пункт инструкции звучал просто замечательно: "Контроль за исполнением возложить на заместителя директора Агентства по хозяйственной части Скрипку А. Л.".
* 5 *
Утром на следующий день Каширин положил передо мной отчет о первых результатах по делу Инги Корнеевской.
Оказалось, что ей тридцать два года – я так примерно и думал. Родилась в Одессе. Образование высшее – инженер. Три раза была замужем. Фамилию не меняла.
Сейчас в разводе. Квартира на Московском, в которой она меня принимала,– расселенная три года назад коммуналка, записана на некую гражданку Иванову.
Инга выступала соучредителем трех фирм с ничего не говорящими названиями. Не судима. Автотранспортом не владеет.
– А что с УБЭП?– спросил я у Каширина.
– Есть такой Михаил Лишенко – замначальника отдела. Больше пока никакой информации.
– А по фотографии?
– Пока ничего.
– А кто такой этот пострадавший от мошенников Белов?
– Да ты бы хоть узнал у этой дамочки, что за фирма у этого Белова. Как его имя-отчество? Год рождения? В Питере Беловых – несколько тысяч...
– Ладно, Родион, не ругайся. Я данные Белова выясню, а ты не хочешь ли пока взять и вот так, по-простому, поговорить с этим майором Лишенко? Сказать, что, мол, ты – журналист Агентства, интересуешься делами о мошенничествах. Может, он чего и сболтнет...
***
Вечером я позвонил Инге и сказал, что мне нужна от нее дополнительная информация. "Приезжайте",– сказала она.
Я приехал. И уже к утру знал об этом Белове все. Но устал страшно.
* 6 *
Горностаева со мной не разговаривала и демонстративно стряхивала пепел на пол. А у меня даже не было сил сказать ей какую-нибудь гадость.
Каширин пришел злой.
– Поговорил я с твоим майором. Сука редкостная. Меня послал разве что не матом. Сказал, что для Агентства этого засранца Обнорского слова не произнесет.
– А чего это он?
– Просто сволочь. Давай его посадим.
– Сажает, Родион, как известно, суд.
Но мы можем и помочь нашим правоохранительным органам избавиться от позорящих их субъектов. У меня вот был знакомый, инженер, так в советские еще времена от него ушла жена. Об этом стало известно у него на работе, собрали собрание коллектива и стали этот факт его биографии обсуждать. Коллектив решил: поведение этого моего знакомого осудить и его портрет повесить на доску позора вместе с фотографиями прогульщиков и пьяниц.
– И повесили?
– Повесили. А тут жена взяла и вернулась. Ну этот инженер бежит в профком и говорит: у меня, мол, баба возвернулась, поскольку я такой замечательный. И мой портрет надо перевесить с доски позора на доску почета. А ему отвечают, что мы твой портрет с доски позора по такому случаю, конечно, снимем, но до почета ты, брат, не дорос. Ну расстроился он почему-то сильно. Запил. И его портрет опять повесили на доску позора. Так до конца перестройки и висел. В общем, раньше люди совестливые были, им и морального наказания было достаточно. А майора этого, Лишенко, действительно, посадить было бы неплохо.
***
Каширин развил дикую активность, и вскоре план кампании по посадке майора Лишенко вчерне был готов.
Во-первых, Родион выяснил, что Лишенко в свое время уже отстраняли от работы – его подозревали в получении взяток. Но доказать ничего не удалось, и после очередной смены руководства главка майора не только восстановили, но и повысили.
Во-вторых, на фотографии Лишенко был изображен с неким Ваней Кувалдой среднего уровня бандитом то ли из "пермских", то ли из "казанских". Третьего типа на снимке опознать не удалось.
В-третьих, индивидуальный предприниматель Андрей Павлович Белов был не только подозрителен, по определению, но и три года назад проходил свидетелем по делу, которое вел Лишенко.
Все складывалось одно к одному: сотрудник УБЭП был явно коррумпирован. Но взять его можно было только на взятке.
– Значит, так,– резюмировал Каширин,– обращаемся в РУБОП, выкладываем им все наши косвенные улики. Они гарантированно заинтересуются. Потом эта Корнеевская отдает Лишенко кейс с мечеными деньгами. Он берет, тут врывается РУБОП. Лишенко сидит. Мы счастливы, потому что беременны.
– План хороший. За исключением беременности,– внес коррективы я.– Шеф беременности не одобрит. Хорошо бы, конечно, дождаться Обнорского – он возвращается послезавтра.
– Конечно, дождемся. Я пока – предварительно – поговорю со знакомыми рубоповцами. А ты должен склонить Корнеевскую к сотрудничеству с РУБОПом.
* 7 *
РУБОП был согласен, если Корнеевская напишет заявление о вымогательстве взятки. Ингу я склонял долго – весь вечер, всю ночь и все утро. Она говорила, что ей страшно, что с милицией вообще и РУБОПом в частности связываться нельзя. Я отвечал, что это единственный способ избавиться от наездов и без ее участия никакой Обнорский ей не поможет. В конце концов она согласилась, и я смог отправиться на работу.
***
Открылась дверь. В кабинет вошла Горностаева. Я удивился – последнюю неделю она со мной даже не здоровалась.
– Алексей Львович,– обратилась она ко мне официально,– эта женщина вас обманывает.
– Женщины, Валентина Ивановна, всегда обманывают. Один мой приятель он сейчас депутат Госдумы – познакомился в ночном клубе с девушкой. Ну, туда-сюда, решил он сделать ей приятное. Спрашивает, какой у вас размер? Она говорит: сорок второй. А обуви? Тридцать пятый. Покупает он ей в соответствии с этими параметрами шмоток на штуку баксов. И вдруг видит, что вместо того, чтобы радостно снимать трусики, девица падает в обморок. Оказалось, что размер у нее сорок шестой. А нога так вообще тридцать девятого калибра.
– Алексей Львович,– упрямо продолжала Горностаева,– Корнеевская вас обманывает. Вы знаете, на что она живет?
– На что?
– На трах. Она работает любовницей.
Дорогая проститутка. Берет не сто рублей зараз. И не сто долларов за ночь. А квартирами, акциями, услугами.
– Ну, Валя, так поступают все женщины,– не согласился я.– Это не проституция, а жизнь. Просто одним бабам достаются бедные мужики, а другим богатые.
– Она спала со всеми – и с Беловым, и с Лишенко, и с Кувалдой. А квартиру ей оплачивает "тамбовец" Губенко.
– Откуда ты это взяла?
– От своих источников.
– Каких?
– Источников не раскрываю.
Значит, выдумала. Зря, Валя, ревность не украшает женщину. Особенно беспочвенная.
Горностаева развернулась, хлопнула дверью. Кусок штукатурки отвалился от стены.
"Опять расходы",– подумал я.
Тут Горностаева вернулась.
– А ты знаешь, что Каширина она уже захомутала. Ты с ней трахаешься ночью, а он к ней заходит днем.
И еще раз шваркнула дверью. Я решил, что надо будет написать инструкцию по правильному использованию дверей – иначе скоро от Агентства одна штукатурка останется.
* 8 *
Вернулся Обнорский. Агентство ожило. Заметалась секретарша. У дверей кабинета шефа выстроилась очередь из девушек, мечтающих постажироваться в Агентстве у самого Обнорского, и иностранных журналистов, требующих от шефа разъяснений, почему Петербург не является криминальной столицей России.
Я протиснулся в кабинет Обнорского, нагло опередив ирландскую съемочную группу. Андрей был не в духе. Я решил для начала его чуть-чуть порадовать проектом инструкции о внешнем виде сотрудников Агентства.
Расчет не удался. Обнорский мрачно сказал, что инструкция недоработана, нужно добавить раздел о макияже, потому что женщины "Золотой пули" пользоваться косметикой не умеют, и надо в инструкции Эти вопросы подробно изложить, а потом провести методические занятия с сотрудницами, как, что и чем красить.
Потом он молча выслушал историю про Корнеевскую.
– Действуйте,– сказал он.
Ирландцы уже ломились в дверь со своей ирландской камерой и ирландскими вопросами о нашем криминале.
***
Капризы шефа, как известно, и не капризы вовсе, а руководящие указания.
Прояснить вопрос о макияже я решил у Марины Борисовны Агеевой начальнице архивно-аналитического отдела и главной женщины Агентства.
– Так, Марина Борисовна,– сказал я, размахивая неподписанной инструкцией,– теперь я контролирую внешний вид женщин Агентства. Предъявите ваш лифчик и лифчики ваших подчиненных. А также расскажите о том, чем скромный макияж отличается от нескромного...
Бюстгальтеры у сотрудниц архивного отдела оказались на месте. Но с инструкцией по макияжу дело не пошло.
Я предлагал измерять количество косметики граммами, а Марина Борисовна – каким-то абстрактным вкусом. Решили, пусть лучше сначала Обнорский лично проведет с агентскими дамами методические занятия, а уж то, что он насоветует, мы и облечем в документальную форму.
* 9 *
Операция по взятию с поличным майора Лишенко вступала в решающую стадию. Надо было тащить Ингу в РУБОП.
Но ее телефон молчал.
Плюнув на все дела, я помчался на Московский.
У парадной было суетно. "Скорая помощь", милицейский "УАЗик", еще несколько машин.
"Убили кого?" – подумал я. И попытался пройти в подъезд. Но меня не пустили.
– Что случилось?– спросил я у старшины, охранявшего вход.
Но старшина попался неразговорчивый.
Я пристроился в сторонке. Через десять минут из дома вынесли носилки с закрытым простыней телом. Еще через полчаса возле дома уже никого не было.
Я поднялся на четвертый этаж. Квартира Инги была опечатана.
* 10 *
Обнорский рассеянно слушал мой рассказ об убийстве Корнеевской.
– Андрей, надо срочно создать группу по расследованию этого дела,говорил я.– Предлагаю включить в нее Спозаранника, Зудинцева и Каширина. Меня назначить старшим. У нас в руках все нити этого дела: майор Лишенко, бандит Кувалда, бизнесмен Белов, вымогательство, обращение в РУБОП...
– Брось ты, Леха,– оборвал меня Обнорский.– Пусть это дело менты расследуют. Ты лучше с автотранспортом разберись. Чертите что творится.
Обнорский имел в виду ситуацию с личными автомашинами сотрудников Агентства. За последнее время по крайней мере половина наших расследователей напокупала себе автомобилей. Но поскольку машины они приобретали не новые, а те, которые позволяли доходы, и опыта вождения у них было немного, с этими автомобилями все время что-то приключалось. То сломаются по дороге, то в аварию попадут. Бывает, спросишь:
"Где Спозаранник?" "В автосервисе".– "Где Железняк?" – "На разборе в ГИБДД".
С этим надо было что-то делать. Но что – непонятно. Я считал, что со временем количество поломок и ДТП приблизится к норме и проблема исчезнет сама собой. Но Обнорский считал, что ждать, пока рассосется, нельзя и надо срочно что-то предпринимать. Например, провести методические занятия по правильному использованию личного автотранспорта в служебных целях...
Впрочем, думать обо всех этих глупостях я не собирался. Действительно, нужно было что-то делать, но не с машинами, а с убийством. Но что именно делать и, главное, какими силами – непонятно.
Обнорский запретил мне создавать группу по расследованию убийства. Каширин второй день не появлялся на работе – говорят, заболел. Обращаться к Горностаевой было бессмысленно – пошлет.
Оставалось надеяться только на себя.
"Стоп,– сказал я себе.– Если было убийство, значит, наши репортеры должны были и без всяких указаний или запретов Обнорского его отслеживать".
Я пошел к начальнику репортерского отдела Соболину.
Оказалось, что известно об этом убийстве крайне мало. Женщина вроде бы была зарезана. Но вроде бы убийство заказное. Прокуратура молчит. Московское РУВД советует обращаться почему-то в РУБОП (ага, сказал я себе, я-то знаю, почему в РУБОП), в РУБОПе информацию по убийству давать отказываются.
Я попросил Соболина тем не менее постараться выяснить максимум подробностей по Корнеевской: во сколько ее убили, чем убили, есть ли свидетели и так далее.
Сам поехал на Московский.
* 11 *
Квартира Инги была по-прежнему опечатана. Я осмотрел замок – следов взлома не видно. Позвонил в соседнюю дверь на площадке.
– Кто там?
– Отдел расследований,– сказал я как можно весомее и поводил перед глазком красным удостоверением Агентства.
Хозяйку квартиру эта демонстрация, видимо, убедила в моей благонадежности.
А моя фирменная прическа (ежик) и прикид (куртка из хорошей кожи и нетощая золотая цепь на шее) только подтвердили мою несомненную принадлежность к правоохранительным органам.
Хозяйка – Людмила Петровна – оказалась женщиной немолодой и очень интеллигентной. В том смысле, что напоила меня кофе и рассказала обо всем, что видела через дверной глазок.
Итак, милиция, по словам моей информаторши, приехала около восьми вечера. Дверь, видимо, была открыта, потому что ее никто не ломал.
Убитая – то есть Инга – была, утверждала Людмила Петровна, девушкой очень милой. На работу, правда, она не ходила.
А гости ее посещали часто. В основном мужчины. Еще за ней несколько раз заезжал немолодой уже человек на "мерседесе".
Я записал описания троих запомнившихся хозяйке гостей Инги. Она мне посоветовала еще поговорить с Дорой Федоровной с первого этажа – эта старушка должна была знать многое.
Но самое удивительное, что Людмилу Петровну, как, впрочем, и Дору Федоровну и остальных жильцов этого дома, никто до меня не опрашивал.
"Во менты зажрались,– подумал я.– Уже поквартирный обход ленятся делать!"
***
Побеседовав с Дорой Федоровной и еще семью обитателями дома на Московском, я исчеркал полблокнота описаниями каких-то людей, машин и версиями убийства.
Большинство соседей считали, что Ингу убил из ревности кто-то из ее многочисленных мужчин. Вопрос – кто?
* 12 *
Володе Соболину кое-что по этому делу все-таки удалось выяснить. Убийство произошло предположительно около пятнадцати часов. Орудие преступления – нож. Об убийстве стало известно благодаря анонимному звонку. Неизвестный (Соболину даже не удалось узнать, мужчина это или женщина) позвонил почему-то в РУБОП. Рубоповцы первыми и приехали на место происшествия. Территориалы в квартиру вообще не заходили.
В общем, информации было на грош.
Акта экспертизы Соболину посмотреть не удалось. Бросил ли преступник нож или унес с собой – неизвестно. Украдено ли что-нибудь из квартиры неясно.
У меня появилось ощущение, что кто-то пытается спустить это убийство на тормозах. Непонятно только кто – майор Лишенко вроде бы не такая уж важная птица.
И поведение Обнорского очень странно. Почему он отказался от собственного расследования? Может быть, среди мужчин Инги был человек немереной крутизны – губернатор, например, или представитель президента, и теперь они пытаются скрыть этот факт от общественности?..
***
Я стал разбираться с показаниями свидетелей. Часть описаний никуда не годилась: "Видела мужчину средних лет в кепке". Но часть была довольно подробна.
Конечно, люди могут ошибаться. Поэтому я решил оставлять только те описания, которые повторялись хотя бы у двух человек.
В итоге наскреб шесть предполагаемых кандидатур: пять мужчин, одна женщина.
Кроме того, свидетели частично запомнили номера нескольких машин, владельцы которых могли ходить к Корнеевской.
***
Рыжую женщину я узнал сразу. Черный бант с белой полоской носила только Горностаева.