Текст книги "Дело о 'красном орле' (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Напоследок Марианна продемонстрировала мне ванную, размеры и сантехника которой потрясли меня, и сказала:

– Надеюсь, Валя, вы справитесь. С завтрашнего дня можете приступать к работе.

***

Узнав о том, что я принята горничной в квартиру Карачаевцева, Агеева ехидно заметила, что белая наколка исключительно подойдет к моим волосам. У Завгородней это известие вызвало иную реакцию.

– На твоем месте, Горностаева, должна была быть я,– сказала она, потягиваясь в кресле.

– Ты это к тому, что Карачаевцев не устоял бы перед твоей неотразимой красотой?– спросила я, глядя на ее безукоризненные ноги.

– А то!– ответила Светка.

Скрипка выглядел грустным и напутствовал меня словами;

– Ты там смотри, опять не учуди чего-нибудь.

Я пообещала, что прыжков с яхты больше не повторится, и подумала о том, что, возможно, Нина Викторовна была права, и иногда Леша бывает "славным".

Обнорский зазвал меня к себе в кабинет и извлек из бара шершавую бутылку коллекционного коньяка:

– Ну, Горностаева, я на тебя надеюсь,– сказал он, наполняя рюмку и подавая ее мне.– Помни, что нужны не эмоции, а факты, без которых у нас ничего не получится.

Постарайся добыть их.

– Андрей Викторович! Вы, кажется, путаете меня с Джеком Бердоном из "Всей королевской рати". Я тоже люблю этот роман и помню, что "всегда что-то есть", но начрев Карачаевцев явно не тянет на судью Ирвина.

С этими словами, которые мне и самой показались немного напыщенными, я залпом выпила коньяк. Он был восхитительным.

***

На следующее утро, собираясь в дом начрева, я вспомнила, что горничная Лолиты в телевизионной рекламе стирает белье "Бимаксом", а потому "Лола всегда прекрасна".

Вряд ли эта информация могла мне сейчас пригодиться, но пути назад уже не было.

Прямо в плаще я прошла в дальнюю комнату и переоделась уже там. Марианна мне позволила пользоваться своим шкафом, и я повесила шелковую красную блузку с воротничком Нины Викторовны на плечики среди вещей хозяйки. Платьев и блузок у Цаплиной было немерено, из гардероба шел стойкий запах ее духов. Я не могла вспомнить французское название, но запах был дорогим и волнующим – из красивой, безбедной жизни.

– Валя, захотите есть, не стесняйтесь.

Все в холодильнике,– крикнула Марианна из душа.

Зря Нина Викторовна считает Марианну капризным диктатором. Мне она показалась очень милой, только грустной и рассеянной.

Дважды с утра она пыталась сварить себе кофе в турке, и дважды кофе убегал на плиту, пока не вмешалась я. Марианна присела за низкий столик в зале с крохотной фарфоровой чашечкой и блюдцем и взглянула на меня с благодарностью.

– Спасибо, вы меня выручили. Я страшная кофеманка, и утром до первой чашки у меня все валится из рук.

– Это – из-за низкого давления,– понимающе кивнула я.

– Вы извините, что я обратилась к вам за помощью.– Она затянулась сигаретой.– Я понимаю, что нанимать человека для уборки – не очень-то демократично, даже как-то по-буржуазному. Деловая женщина должна в наши дни успевать все делать сама... Но я – страшно безрукая, а с такой огромной квартирой одной не справиться. Я возражала против такого количества комнат, но муж был непреклонен. К тому же у меня помимо работы – куча представительских мероприятий, да еще и общественная работа: жена начальника Ревпалаты, как и жена президента, по негласному протоколу должна заниматься благотворительностью или чем-то в этом духе...

Она растерянно оглянулась вокруг, ища глазами, куда бы стряхнуть пепел. Я пододвинула пепельницу. Марианна снова улыбнулась благодарно.

***

– Она еще дома, задерживается сегодня.– Этот тихий знакомый уже голос я услышала, проходя мимо лифта.

– О черт!– ругнулся кто-то.– С этими бабами вечно... Никакого распорядка.

Бакс, обрадованный скорой свободой, нервно взвизгнул и потащил меня на поводке вниз по лестнице. За лифтом затихли. Уже поворачивая к лестничной площадке, я заметила Амбала – одного из охранников, который почти на цыпочках возвращался к квартире Карачаевцева. Второй, юркий чернявый мужчина, завидев меня, отпрянул к кабине.

О чем это они шептались?

***

Я решила не доходить с Баксом до Михайловского замка, как предыдущая горничная, а позволила ему лишь обежать свои потайные места на Лебяжьей канавке. Мне предстояло еще сдать рубашки Карачаевцева в прачечную, вытереть пыль с пальм и освоить влажную уборку пылесосом.

Бакс радостно метил кусты и фонарные столбы, а я грустно размышляла о своем положении. Да, я смогу научиться разглаживать воротнички на мужских рубашках, не засушу цветы, смогу нашпиговать курицу чесноком... К концу моего пребывания в квартире Карачаевцева Марианна, пожалуй, даже даст мне отличную рекомендацию. Но разве за этим я сюда пришла? Обнаружить те самые факты о квартире, ради которых я вляпалась в эту авантюру, мне не удастся.

О том, чтобы проникнуть в кабинет Карачаевцева, и речи быть не может. Горничные туда не допускаются, а дверь всегда была закрыта на ключ (наверное, там все-таки смахивала пыль Марианна). Кроме того, каждый мой шаг контролируется охранниками. Стоило мне на несколько лишних минут задержаться в любой из комнат, как один из них тут же появлялся следом. Эти верные стражи были молчаливы и бесстрастны.

Единственным разговорчивым из них оказался тот самый Амбал, которого я встретила сегодня утром перед входом в квартиру, а днем – с кем-то у лифта. Пару раз, пока я варила кофе и собирала пакет для прачечной, он даже попытался весьма своеобразно выказать мне свое расположение – ущипнуть за ягодицу, но я увернулась. Многозначительно, правда, улыбнувшись.

Ну как же мне быть?

***

И Бакс, и прачечная заняли всего час.

Уже поднимаясь на свою площадку, я снова увидела маленького чернявого мужичка, бросившегося от двери к лифту. Он тыльной стороной ладони пытался то ли вытереть пот со лба, то ли поправить челку, но я разглядела его лицо: маленькие глаза-буравчики, жесткие складки у рта.

– Ты чего так быстро?– Амбал как будто ждал меня за дверью. Он нервно что-то запихивал в нагрудный карман рубашки. Я успела заметить стодолларовые купюры. Зарплату, что ли, получил?

– Одни дела медленно делают, другие – быстро.– Я в прихожей меняла туфли на тапочки.

– А ты все так быстро делаешь?– Он расставил руки и, ухмыляясь, пошел на меня.

– Женись сначала,– увернулась я.

– Ну ты даешь!– заржал Амбал.– Что я – дурак, такой хомут себе на шею вешать? На мой век баб и так хватит. А то, может?..– Он сглотнул.– Мне рыжие нравятся...

***

Я разделала на кухне курицу и поставила ее на соль в духовку. Оставалось только полить цветы и вытереть пыль с пальм. Между прочим, 50 долларов за такую недельную крутежку – не так уж и много. Я вдруг с ностальгией подумала о том, как сидела бы сейчас в отделе и писала очередную справку для Спозаранника. Хорошие были деньки...

Я уже убирала посуду, когда столовый нож скользнул по пальцу. О черт! Ранку противно щипало от соли, когда я, пытаясь остановить кровь, накладывала пластырь и забинтовывала палец.

– Ты же говорила, что медичка,– недоуменно глядя на пук бинтов на моем пальце, сказал вошедший на кухню Амбал.

– Даже медички не могут бинтовать себе пальцы сами,– огрызнулась я, вспомнив о том, что с утра представилась ему выпускницей медицинского института, полагаясь на знания, усвоенные за пять лет Сашкиного обучения. Амбал, как я и рассчитывала, после этого сразу проникся ко мне уважением и начал расспрашивать о причинах покалывания в правом боку. "Это – печень",авторитетно заявила я и стала пугать его дискинезией желчевыводящих путей. "Откуда ты знаешь?" – недоумевал Амбал. "Пропедевтику на пять баллов сдала",– соврала я.

Все эти беседы я вела с ним исключительно из желания выведать что-либо из подробностей жизни Карачаевцева. Но мои шпионские попытки успеха не имели. Единственное, что удалось узнать, так это то, что Карачаевцев – мужик малохольный, а его жена – баба заполошная, но не жадная. Но к нужным мне фактам эта "ценная" информация отношения не имела.

***

Я налила воды в тазик и собралась идти вытирать пыль, когда вернулась Марианна.

И не одна, а с подругой, редактором газеты "Женское бремя" красавицей Бэллой Чичиковой. Бэлла, как я слышала, не баба, а пиявка кровожадная. Было время, она намертво присосалась к губернатору: ходила на все его пресс-конференции, закатывала полуобморочно глаза да и по-другому всячески показывала ему, что – "всегда готова". А губер не оценил. А туг – Цаплина с мужем-начревом, и Бэлла переключилась на Марианну. Теперь всячески ее обхаживает, таскает на светские тусовки, которые, как мне показалось, Марианне не очень-то нравятся.

Вот и в этот вечер Чичикова пыталась помыкать Марианной.

– Ты скоро?– Она хлебнула коньяка и поправила на коленках юбку. У Чичиковой был свой стиль деловой женщины: в мини ее никто не видел, либо – в брюках, либо – до пят.

– Может, не пойдем?– Марианна задумчиво перебирала вешалки в шкафу-гардеробе.

На меня даже на расстоянии снова пахнуло волшебным, волнующим запахом.

– Ну ты даешь! Совсем обалдела? Сам Пчелкин приезжает! Да без его денег твой "Тик-так консалтинг" просто зачахнет. Марианна! Шесть миллионов долларов за рекламные услуги – такого Питер еще не знал!– Чичикова плеснула себе еще коньяка.– Вот везет же таким дурам, как ты. Да Пчелкин из-за твоего мужа отдаст тебе рекламу своей "Сотки" на десять лет вперед. Ты только не продешеви. "Сотка" – фирма в Москве известная, раскрученная и со своими скидками для потребителей в момент займет наш сотовый рынок. А ты проценты проси, не глупи.

Господи, мне бы такого мужа-генерала, как у тебя! А мой – каплей запаса. Даже менеджером толковым после армии не стал...

Ну и гадина! Мне так хотелось дать Чичиковой по башке. Но я – всего лишь горничная и должна знать свое место.

– Что ты опять на себя нацепила?– зашипела Чичикова.– И рукава длинноваты...

– А что? Я люблю эту блузку... Хотя рукава почему-то действительно длинноваты. Зато воротничок красивый – ручной работы.

– Вот именно – деревенской работы.

Сделанный руками не из того места. Где платье, которое я тебя заставила в Хельсинки купить?

– Я не надену его,– вдруг тихо, но решительно сказала Марианна.– Оно нескромное. Я пойду в этой блузке.

– Да иди ты в чем хочешь,– буркнула Чичикова.– Только пошевеливайся. Там небось без тебя уже Пчелкина все обхаживают.

Тем более что Василия нет...

Что в итоге надела Марианна, я не увидела, поскольку из дома они обе вышли в плащах. Моя новая хозяйка, проходя мимо меня, замедлила шаг:

– Вы, Валя, как закончите, можете ехать домой – я приду поздно. А завтра рано уезжаю в Москву. Муж тоже в командировке.

В доме чисто, поэтому на завтра только с Баксом погулять.

И они ушли.

***

Порезанный палец по-прежнему саднило. Поэтому я придумала, как облегчить себе страдания, вытирая пыль. Оттопырив забинтованный палец, я клала на ладошку широкий лист пальмы, а второй рукой с тряпкой быстро скользила по зеленой поверхности.

Я даже стала что-то напевать. Дело спорилось, уборка шла к концу.

Вдруг я почувствовала под одним из листов посторонний предмет. Я осторожно приподняла ветку, сильно тряхнула – и на пол упало что-то вроде пуговички. Откуда она здесь? Неловко повернувшись, я случайно наступила на нее, пуговичка хрумкнула и распалась на мелкие части. Я в недоумении собрала с пола раздавленные кусочки и быстро сунула в карман передника. Что это?

Батюшки! Неужели... "жучок"? Но кто посмел в квартире Марианны установить "прослушку"? Я так разволновалась, что забыла о главном: я нахожусь в квартире не Цаплиной, а Карачаевиева.

Я продолжала уборку, когда за дверью в коридоре раздался мелодичный сигнал мобильника.

– Да, я,– отозвался на звонок Амбал.– Что значит – ударило по ушам? А потом и фон пропал? Геннадий Петрович, ну ты же сам устанавливал... Был на месте... Да, понял!

Да, проверю...

Я готова была вжаться в пол, вытирая тряпкой несуществующие капли на паркете.

Через секунду в комнату влетел Амбал и бросился к пальме. Влага на листьях уже высохла, и он не мог знать, когда я начала уборку.

– Ты пальму трогала?– зловеще спросил Амбал.

– Нет, вот собираюсь только: здесь Марианна Андреевна с подругой были, я и не заходила.

– Не трогать!– зашипел Амбал и стал перебирать листья.

– А что случилось?

– Не твое дело. Пуговичку я здесь час назад потерял.– И Амбал стал ползать возле меня на четвереньках. Поскольку я тоже сидела на корточках, то начальнику охраны, влетевшему за Амбалом в зал, предстала весьма недвусмысленная картина.

– Что здесь происходит?– строго спросил старший.

– Все в порядке, ребята,– поправляя на мне фартук, сказал Амбал.

– Тоже мне – нашли место и время,– брезгливо морщась, произнес охранник.– Немедленно прекратить.

***

Собираясь домой, я открыла шкаф, чтобы достать свои вещи. Наверное, Марианна, выбирая себе гардероб, поменяла местами плечики, потому что я долго не могла найти свою блузку. Наконец мелькнул красный шелк с бежевым кружевным воротничком.

Я оделась. Блузка показалась мне почему-то слегка тесной. Но меня отвлек запах.

Странно, было ощущение, что рядом находилась Марианна – от моей блузки пахло ее духами. Наверное, пропахла в шкафу.

Рядом с гардеробом стояла большая супружеская кровать. Интересно, как часто они занимаются сексом? Я вдруг представила себе эту сцену, и мне стало противно.

Карачаевцев! Да ты даже мизинца на ноге Марианны не стоишь. Этой тихой, умной, кроткой женщины. Вот если бы я работала корреспондентом в ее газете... Вот если бы я всегда была ее горничной, ее подругой...

Пока я собиралась, в комнату заглянул старший охранник. Он круглыми глазами уставился на меня, словно я была голой.

– Вы так и пойдете?

Я даже нервно провела рукой по кружевному воротничку, словно действительно решила проверить, есть ли на мне что-то из одежды.

– Стучаться надо!– только и сказала я, выходя из спальни, и сердито хлопнула входной дверью.

На лестнице у меня все еще кружилась голова от запаха Марианниных духов.

***

Я не успела повернуть за угол дома, как передо мной неожиданно вывернул "мерседес". Я чуть не полетела под колеса.

– Смотреть надо!– бросила я водителю.

Заднее окошко вдруг опустилось, и мужской голос произнес:

– Простите! Вы так неожиданно появились на дороге, что мой шофер не успел сориентироваться. Я виноват и прошу позволить мне искупить свою вину.

Я не верила своим глазам. Передо мной сидел Рустам Голяк собственной персоной.

Впервые я услышала о нем восемь лет назад от его сына Кирилла, с которым подружилась в лагере "Искорка" – я была вожатой в его отряде. Голяк только начал заниматься бизнесом, и было похоже – не совсем правильным бизнесом. Это подтвердилось и чуть позже, когда его объявили в федеральный розыск. Оказалось, что и Кирилл, к моему великому сожалению, пошел по стопам отца.

Я все равно пыталась помочь Голяку по просьбе Кирилла – хотела передать им хранившуюся в нашей "Золотой пуле" кассету с интервью Голяка, где он выболтал слишком много секретов криминального мира. Но мой план был разгадан и пресечен коварным Спозаранником... Сейчас Голяк меня, конечно, не узнал.

День у меня был и без того чумовой – что ж не окунуться еще в одну авантюру?

Хотя Сашка, конечно, не поверит.

Я рывком открыла заднюю дверцу "мерса" и, плюхнувшись на мягкое сиденье, назвала улицу, на которой жила.

– Может, все-таки в качестве компенсации я накормлю вас прекрасным ужином?– настаивал Голяк.

"А почему нет?– подумала я.– Кирилла уже нет в живых. Скрипка ведет себя как последний урод. Карачаевцев трахает Марианну. Почему же мне не поужинать вместе с одним из "авторитетов" города?"

– Но потом – домой!– строго предупредила я.

Машина рванула с места.

А Сашка все равно не поверит.

***

Рустам Голяк был изрядно датым, а потому не мог помнить нашу единственную и давнюю короткую встречу, когда он на своей первой иномарке роскошном "крайслере" – вез меня десять минут от "Искорки" до станции. "Вам спасибо за сына",– сказал он мне тогда на прощание. Я помнила каждый миг того последнего моего лагерного лета, той короткой поездки на мягких сиденьях.

И вот – нет Кирилла, и вот – его пьяный отец-"авторитет", рвущий передо мной на груди рубашку:

– Двадцать пять нападений, Валюша!

Двадцать пять! Посмотрите, какие раны!

Вот – шрам, вот – сквозное, челюсть снесло, пуля – в позвоночнике, но хрен они меня возьмут, вот им!– Рустам ударил рукой по внутренней стороне локтя – этакий характерный мужицкий жест.– Вот им!

Мы уже два часа как шлялись по казино, пили, ели. Голяк непрерывно говорил. Он поливал грязью бандитов, Обнорского, всех своих врагов. Говорил, что ходит под Богом, потому что делает людям добрые дела. Он только на короткое время умолк, когда – после его же вопроса о моей жизни – я рассказала о службе горничной в доме Карачаевцева, чтобы через секунду снова оживиться и совершенно трезво начать выспрашивать о деталях жизни "коронованных особ".

Я не скрывала, что Марианна – прекрасная женщина, что подруга ее – не ахти, и что именно подруга заставила ее сегодня вечером ехать к какому-то Пчелкину из-за шести миллионов рекламных денег нового сотового оператора на рынке Петербурга. А завтра она по той же причине едет в Москву – подписывать контракт.

После этих слов Голяк совсем протрезвел.

– Знаете, Валя, а время-то – за полночь.

Вам ведь завтра на работу. Мой водитель-охранник вас отвезет домой. Мы еще увидимся. Такими рыжеволосыми не бросаются.

***

Утром я еле встала. Все-таки недосып – это хуже голода. Позевывая над чашкой кофе, я решила позвонить Нине Викторовне.

Та очень обрадовалась и напомнила, что ждет меня.

Встретила она меня как дорогую гостью.

Накрытый стол был заставлен таким множеством закусок, словно она ожидала, по крайней мере, пятерых. Размеры квартиры явно не соответствовали моему представлению о том, как должно выглядеть жилище учительницы.

Впрочем, это представление было сформировано, скорее, под влиянием советских фильмов о школьной жизни. Я ожидала увидеть что-то вроде того, что соответствует любимому выражению Сашкиного мужа: "Бедненько, но чистенько". Здесь было отнюдь не бедненько. Стеклопакеты на окнах, современная красивая мебель, музыкальный центр и даже компьютер. Перехватив мой недоуменный взгляд, Нина Викторовна засмеялась:

– Это все Гена. Говорит, надо жить в ногу со временем. Правда, компьютером чаще всего пользуется он сам, когда бывает у меня. И квартиру эту тоже он купил, и мебель, и всю технику. Мои здесь только книги. Да вы осматривайтесь, а я пока на кухне похлопочу.

В ожидании хозяйки я стала разглядывать книжные полки, которые занимали в этом доме целую стену. Здесь почти не было новых изданий в глянцевых обложках. Разве что Акунин, черно-белые томики которого удачно вписались между сочинениями Лескова и Чехова. Книги обычно много рассказывают о своих владельцах, и я не сомневалась в том, что найду тут Леонтьева и Льюиса, Голсуорси и Пруста. Единственной вольностью, нарушающей этот строгий книжной порядок, была фотография, с которой улыбался... молодой юркий человек с глазами-буравчиками, которого я заметила у лифта квартиры Карачаевцева...

– Это Геночка,– пояснила Нина Викторовна,– в тот год он поступил в университет.

В моей душе родились смутные подозрения.

– А как фамилия вашего племянника?

– Зайчиков,– ответила Нина Викторовна.– Геннадий Петрович Зайчиков. Депутат Законодательного собрания.

Такого поворота событий я не ожидала.

Сердце в моей груди на секунду замерло, а потом заколотилось с бешеной скоростью.

Но сюрпризы на этом не кончились. Нина Викторовна принесла из другой комнаты альбом и стала раскладывать передо мной фотографии. Это были традиционные групповые снимки классов, которые делаются в школах каждый год. Я смотрела на ее учеников – в одинаковых формах и пионерских галстуках – и искала среди них Карачаевцева.

– Вот он,– сказала Нина Викторовна, указав на светловолосого насупленного мальчика.

– Вы, наверное, и представить себе тогда не могли, что ваш ученик взлетит так высоко?

– Нет, конечно. Хотя на моих уроках он как-то по-особому внутренне собирался именно тогда, когда речь заходила не о Наполеоне или там Петре Первом, а о тех, кто был в тени коронованных особ, помогая обеспечивать им бессмертие.

Дальше в альбоме замелькали цветные любительские снимки последних лет. На большинстве из них был запечатлен востроглазый Зайчиков – один или в обществе начрева Карачаевцева. Фотографии были сделаны за городом, очевидно, во время пикника.

– Это на даче у Геннадия прошлым летом,– пояснила хозяйка.

– Они давно знают друг друга?

– Ну, они и раньше встречались в моем доме: Василий все эти годы поздравляет меня с днем рождения. А особенно сблизились года три назад, с тех пор, как Гена стал депутатом.

Нина Викторовна снова убежала на кухню. А я листала альбом дальше. На очередной фотографии Карачаевцев стоял рядом с Зайчиковым и мужчиной, в котором я безошибочно опознала Алексея Калугина. Троица позировала перед объективом с шампурами в руках. Я на секунду представила себе восторг Спозаранника, увидевшего Карачаевцева в обществе Лехи Склепа, и рука сама, без моей команды, выхватила фотографию из альбома и сунула ее в сумочку. Ну вот, я уже и воровка!

– Валенька,– расстроенная Нина Викторовна снова появилась в дверях,что-то у меня крем не получается. Еще минут двадцать потерпите? Поиграйте пока с компьютером. Знаете, как?

Я кивнула и включила компьютер. Увидев на мониторе рабочий стол, я сразу поняла, что вход в любую папку – без пароля.

Ну и дурак же этот Зайчиков! А впрочем, Нина Викторовна сама призналась, что техникой не пользуется, что работает за компьютером "только Геночка". Я внутренне перекрестилась и ткнула "мышкой" в папку с заинтересовавшим меня названием: "Жилище-2001".

Там были какие-то справки, копии договоров купли-продажи недвижимости. Я лихорадочно работала клавишами, уверенная, что сейчас увижу самое главное.

Вот оно! Квартира на Дворцовой набережной со списком бывших жильцов! На восемь комнат – пять квартиросъемщиков. Все они через фирму "Хата плюс" продали свое жилье некоей Плешковой Нине Викторовне.

Нине Викторовне? Тете Зайчикова? Учительнице Карачаевцева?

"Штирлиц знал, что..."

У меня не было с собой дискеты, у Зайчикова не было принтера. Мои глаза превратились в объектив фотоаппарата. Для лучшего запоминания я представляла, кто где жил. Малинин – в спальне, Новожилова – в бильярдной и "тещиной", Корогодова – в двух маленьких смежных, где сейчас сидит охрана, Раух – в зале, Василенко – в анфиладе из трех комнат...

***

Я совершенно не запомнила вкуса фирменного торта "Мишка на севере". Я обжигалась чаем и пыталась связать воедино полученные знания.

Зайчиков дружит с Карачаевцевым. Зайчиков через свою фирму расселяет для начрева квартиру. Зайчиков же ставит прослушку в квартире начрева... Как во все это вникнуть?

Но больше всего меня смущало то, что записана эта квартира на Нину Викторовну.

Нет, она, конечно, ничего не знает. Эта милая женщина просто ничего не может знать о проделках своего ненаглядного Геночки.

***

Меня просто распирало от полученной информации, мне хотелось срочно все рассказать в Агентстве. Но я помнила о просьбе Марианны выгулять Бакса и помчалась с Итальянской на Дворцовую набережную.

Амбал был не в квартире, а почему-то стоял у подъезда.

– Не лети так!– преградил он мне дорогу.– Некуда спешить! Мы с тобой уволены.

– Как?– оторопела я.– За что?

– За разное. Меня – за то, что якобы приставал к тебе, а у нас на работе с этим – строго.

– А меня?

– А тебя вообще за воровство имущества.

"Ну вот, я уже и воровка!" – второй раз за день подумала я. И почувствовала, как кровь прилила к щекам.

– Толя, я не воровка!

– А мне по барабану. Начальник охраны сказал, что ты сперла из шкафа блузку Цаплиной. Какую-то красную, с бежевым воротником. Даже, мол, на себя не постеснялась натянуть, чтобы легче вынести из дома.

Я не верила своим ушам.

– Это моя блузка! Красная. С бежевым воротничком.

– Да мне по барабану. Вы, бабы, в шмотках своих сами не разберетесь.

– Толя, это моя блузка!

– Да что ты, как тетерев! Говорю тебе, мне плевать. Я только этому гаду такого не прощу! Уволить меня за такую фигню! Да если б я хоть трахнулся с тобой, а то ведь не было ничего.

– Кому – "этому"?– машинально переспросила я.

– Кому-кому... Зайчикову!

– А кто это? И при чем тут он? Тебя же начальник охраны уволил.

– Начальник охраны стукнул Зайчикову. Из-за тебя, конечно. Ты ему с первой минуты не понравилась. Он ведь все кадровые вопросы с обслугой сам решает: с водителями, с горничными. Проверки всякие устраивает, подноготную изучает. Квартира-то – начрева! А Цаплиной все это не нравится. Она и своевольничает. И тебя взяла без всякой проверки. Ну а начальнику нашему это не нравится. Даже без этой блузки он нашел бы повод, чтобы тебя уволить.

А тут еще я под руку подвернулся. Ну, Зайчиков!.. Вот ты у меня где!сжал кулак Амбал.

– Да кто он такой?– прикидывалась я.

– Депутатик паршивый. Я его давно знаю, еще охранником в его фирме "Хата плюс" был. И о некоторых его темных делишках знаю немало. Это так, значит, он мне отплатил за службу, за "жучков"...

Амбалу показалось, что он сболтнул что-то лишнее, и он заткнулся. Но я стала приставать:

– Каких еще жучков?

– А это у него новый бизнес сейчас такой,– на ходу сочинял Толян.Китайской едой торгует, вот мы эти импортные продукты и называем "жучками-паучками".– Он аж вспотел, выкручиваясь. По всему было видно, что мыслительная деятельность давалась ему с большим трудом.

Я понимала, что истинная причина увольнения Толяна как раз и заключалась в "жучке". Вернее в том, что от "жучка" ничего не осталось. Но не стала делиться с ним своими соображениями.

– А ты не переживай,– продолжал он.– Цаплина вернется, может, еще и простит тебя, возьмет обратно. Она не любит, когда начальник охраны ей перечит. Она баба своевольная... Да и блузок этих у нее, что грязи...

– Это моя блузка,– чуть не заплакала я.

– Да мне по барабану...

***

В Агентстве я сразу зашла к Каширину и назвала пять фамилий бывших жильцов полпредовской квартиры. Родька знал о моем спецзадании и не стал задавать лишних вопросов, сразу углубился в компьютер. А я побрела в свой отдел. Многие коллеги, собираясь в буфет, любят заглядывать к нам, в архивно-аналитический. И сейчас здесь толпилось изрядное количество людей.

– Валя, ты не представляешь, что у нас тут творится!– вцепилась в меня Агеева.– Нонка с утра загнала Спозаранника в кладовку и не выпускала полдня.

– Вроде он сам от нее там прятался,– поправила Соболина.

– Какая разница?– отмахнулась Агеева.– Все равно – ужас!

– Я думаю, это послеродовая горячка,– авторитетно заявила Завгородняя.

– Не, такое может быть только в течение первой недели после родов,вспомнила я "синдром пятого дня" из курса акушерства, который Сашка чуть не завалила в своем институте.– Там в первую неделю какие-то гормональные и даже психические изменения у рожениц происходят.

– А у некоторых эти изменения длятся по полгода,– не сдавалась Светка.Иметь одного ребенка, а потом Модестову родить еще двух – это вам что, не психические изменения?.. А что у тебя, кстати, с пальцем?

– Болит.

– А у меня целый день болит голова,– капризно вздохнула Агеева.

– Надо же, а у меня – зуб,– удивился Кононов.

– А у меня, Валя, такой остеохондроз от компьютера,– вставила сидящая Анечка Соболина,– что я даже не могу повернуть голову, чтобы посмотреть на твой палец.

– Коллеги, ничего, что я не хворая?– заглянула в кабинет жизнерадостная Нонна Железняк.

Мы как-то все смутились, и разговор иссяк.

***

– Что значит, рассчитали? За что? Ты же всего один день отработала. Что ты там опять натворила?– Скрипка как угорелый носился по кабинету.

– За то, что не переспала с охранником,– гордо заявила я, предпочтя о блузке умолчать. Эта история с блузкой никак не выходила у меня из головы, но у меня даже не было времени как следует об этом подумать. "Подумаю об этом завтра",– вспомнила я Скарлетт и успокоилась.

– О времена, о нравы!– театрально произнес Лешка и наконец-то перестал метаться по кабинету и присел рядом: – А теперь выкладывай.

Я подробно рассказала все, о чем узнала, и, как главную добычу, выложила на стол фотографию.

– Вот это я понимаю!– ахнул Скрипка.– Вот это – здорово! Ладно, сиди отдыхай, будем ждать результатов каширинской "пробивки".

А через час мне позвонила Сашка и растерянно сообщила:

– Тут тебе Голяк звонил... Сказал, что ждет тебя сегодня после двадцати в "Тамбовских ночах". У него какой-то суперповод, надо отметить. Мне показалось, что звонок был междугородный. Странно как-то...

***

В кабинет влетел Соболин:

– Включайте телевизор! Тут такие дела в городе!..

Я слушала ведущего информационной программы и не верила своим ушам. Информация была, что называется, с "бородой": событие произошло рано утром, но сообщали информационные каналы об этом только во второй половине дня. Да и то, все было настолько серьезно, что, вероятно, телевизионным хроникерам пришлось сто раз перепроверять информацию. Поскольку дело касалось... жены Карачаевцева.

В общем, рано утром на Московском проспекте машину, которая везла Марианну Цаплину и ее приятельницу Бэллу Чичикову к первому московскому рейсу, подрезал синий "мерседес". Произошло ДТП. "Мерседес" скрылся с места происшествия, а обе дамы с легкими ранениями оказались в больнице. Как сообщил диктор, предположительно Цаплина собиралась в Москву для подписания контракта на рекламные услуги между "Тик-так консалтинг" и ведущим оператором сотовой связи – фирмой "Сотка".

Протокол о намерениях был подписан между г-жой Цаплиной и г-ном Пчелкиным накануне...

Я представила несчастную Марианну на больничной койке. Я надеялась, что ей не больно. И чувствовала, что это ДТП – совсем не случайность.

***

– Слушай, а твой начрев в какой квартире живет?– подошла ко мне в буфете Агеева.

Я назвала адрес.

– Надо же, жить в одном подъезде с Карачаевцевым! Только этажом выше...– Марина сверяла свои записи.

– А что случилось?

– Да бабулька одна сейчас по поручению соседей звонила, жаловалась. Они живут в восьмикомнатной коммуналке в подъезде твоего Карачаевцева...

– Он не мой,– автоматически поправила я.

– ...Ну а с сегодняшнего дня уже несколько раз ей и соседям стали звонить разные люди и предлагать по-хорошему выехать из квартиры: другое место жительства, мол, им будет обеспечено. Квартира якобы нужна одному московскому боссу. А старики там по сто лет живут, привыкли друг к другу и ни о каких однокомнатных в Каменке или на Ржевке не хотят и слышать. Так им, представляешь, угрожать начали. А еще говорят, что у нас – не бандитский Петербург. Самый что ни на есть бандитский.