Текст книги "Решальщики. Перезагрузка"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Так ведь воскресенье?

– На наше счастье, Семен дома сыскался – у него отсыпной после суток. Я зарядил его на небольшую халтурку, так что Малинин, на пару со своим тревожным чемоданчиком, уже на низком старте.

– Погодь! Так ты чего? Неужто и вправду Сашу нашел?

– А ты чего? Неужто и вправду сомневался?.. Да, Лёнька, есть контакт. Именно в этой квартире Саша снимал комнату вплоть до утра 24-го. Вкурил?

– Так точно, товарищ капитан!

– А раз точно, значит, в точности выполняй. И поживее! Пока я тут окончательно не… хм…

– Пока ты там чего?..

– Неважно. Всё, отбой связи.

– А с тебя, кстати, бутылка. Помнишь? Это не я, ты сам предложил.

– Во! Хорошо, что напомнил. По дороге действительно водяры купите. А то, боюсь, одной бутылкой здесь не обойдется.

– В каком смысле?

– Приедешь – увидишь. Всё, и давай пошибчее…

…Через пару минут, наскоро скомкав финальное прощание и дежурно озвучив желание «как-нить, в обозримом будущем, собраться-посидеть без ненужной суеты и – упаси боже! – разговоров о работе», Купцов унесся на стыковку с работником баранки Луканиным.

Проводив взглядом удаляющуюся в сторону Невского фигуру приятеля, Денис Иванович мысленно переконвертировал пять обосновавшихся в его кармане американских сотен в российскую валюту и ощутил себя если и не богачом, но где-то близко. Муки совести и прочая околонравственная муть в данный момент его нисколько не терзали. Свириденко понимал, что, раз уж серьезный мужик Купцов обратился к нему, значит, дело действительно серьезное. Значит, где-то произошло преступление, которым не хочет или не может заниматься полиция…

А еще Свириденко был уверен, что информация, которой он снабдил Леонида, не будет использована в криминальных целях.

А еще… и это самое главное… Денис Иванович видел откровенную увлеченность бывшего коллеги и сейчас немножко завидовал ему. Потому как он и сам был из породы охотников. Вот только схожего легавого азарта Свириденко не испытывал очень давно. Ибо, перефразируя Маяковского, его служебная лодка давно разбилась о… бюрократический быт штабной культуры.

«Бумажка-про́цент-проверяющие» – вот оно, наше родное полицейское кредо.

* * *

Из коммунального коридора отчетливо тянуло подгорелым жареным луком. Петрухин стоял у давно не мытого с давно не стиранными шторами окна, из которого открывался вид на Малый проспект. В частности, на рекламу с «Домом для мусора». Расстояние до щита, ежели по прямой, составляло не более ста пятидесяти метров. Так что Дмитрию сейчас пришло в голову, что 24 числа Саша, похоже, особо не рисковал, выходя из дома с обрезом под мышкой. Он просто дождался, когда под рекламой остановится строговская «фронтера», и лишь потом покинул квартиру.

Петрухин вернулся к аскетически накрытому столу и не без опаски опустился на хлипкий стул. Еще раз бегло осмотрел комнату. Впрочем, особо осматривать было нечего: выцветшие обои, разномастная старая мебель, неопределенного цвета палас, в нескольких местах прожженный пеплом сигарет, и цветной телевизор «Филипс» – единственный, а потому чутка диссонирующий с окружающей обстановкой предмет современной цивилизации. Телевизор работал. На экране премьер-министр призывал создать Общероссийский народный фронт, чтобы «все люди, которые объединены единым стремлением укреплять нашу страну, могли быть в рамках единой платформы».

Противно скрипнула дверь, и в комнату прошествовал хозяин, обозначив источник происхождения запаха. Смирнов А. С. торжественно водрузил на стол кастрюлю с дымящейся вареной картошкой, густо посыпанной луковыми угольками, и с видом человека, последним усилием воли завершившего «Mission: Impossible», потянулся за стоявшей здесь же початой бутылкой водки.

– Ну давай, что ли, еще по граммульке? За знакомство?

– Да мы с тобой, Анатолий Степанович, вроде как опростали уже, за знакомство-то? – усмехнулся Дмитрий.

– Да? Ну тогда давай… э-э-э-э… Давай… за мир во всем мире?

– Прекрасный тост!

Хозяин и его гость с оттяжечкой чокнулись. Выпили: Смирнов – до дна, довольно крякнув, Петрухин – половинку, чуть скривившись, так как водка была явно из «магазина пошаговой доступности». Затем, под доносящиеся из телевизора пламенные напутствия премьера, потянулись к картошечке: Петрухин – культурно, вилкой, Смирнов – по рабоче-крестьянски, мозолистыми перстами.

– И чего ему всё неймётся-то?

– Кому?

– Да президенту.

– Так он же премьер?

– А какая, на хрен, разница?

– Хм… Ну да. Мудро. Глыбко… Он там… Короче, призывает вступать в народный фронт.

– О! А мы с тобой тока-тока за мир пили!.. Чё, обратно война с кем-то намечается?

– «По новым данным разведки, мы воевали сами с собой», – пространно процитировал Петрухин.

– Это как?

– Да не суть, не обращай внимания.

– А я и не обращаю. Тем более что надоели они – спасу нет! Всё, мать их, воюют с кем-то… Вон, послезавтра уже шестьдесят… забыл какая по счету годовщина…

– Шестьдесят шестая!

– Во-во! А у них до сих пор: «Всё для фронта, всё для победы!» О! Хороший тост! Давай, Дима, за победу!.. Не-не, я сам раскидаю… Негоже руку менять… Кстати, когда оно по-настоящему было «всё для победы», у нас на верфях народ по три смены, без выходных и праздников мантулил. А сейчас? Тьфу! На работу ходим, в лучшем случае, три дня в неделю. А спроси – зачем ходим?

– Спрашиваю. Зачем?

– Очередной эсминец для китайцев клепаем. Вот тебе и вся победа. Парадокс?

– Он самый, – серьезно подтвердил Петрухин…

…За какие-то полчаса от изначального айсберга недоверия, дрейфовавшего промеж двух собеседников, осталась лишь крохотная лужица. Отныне Смирнов покровительственно хлопал Петрухина по плечу, называл его Димасом и даже пожертвовал на гостя последнюю оставшуюся в доме картошку. Вытребовав, правда, взамен денег «на пузырек».

Вот оно, подлинное, неплакатное единство полиции и народа! А ведь обычный гражданин с полицией общается редко. И еще реже – охотно. Потому как по собственной воле никто особенно к такому общению не стремится. Но бывает, что порой сама полиция хочет пообщаться с гражданином. И тогда она, родная наша, приглашает гражданина к себе в гости, присылает ему трогательную записку, которая именуется «повестка». «Ветка сирени, – пишет полиция, – упала на грудь. Милый Ванюша, меня не забудь…» Или что-нибудь похожее ласковое: «В случае неявки вы будете доставлены принудительно».

Но бывает и по-другому: полиция сама приходит в гости. Как положено настоящим друзьям – без приглашения. Она приходит с пирожными, с цветами, с веселыми шутками, шарадами и сканвордами. И вместе вы пьете чай «Принцесса Нури» и разгадываете сканворды. И может быть, дружно исполняете народную конвойную песню «Вместе весело катить по просторам».

Однако шутки в сторону. Бывает, что полиция действительно приходит к гражданину и задает ему вопросы про другого гражданина. Это нормально, естественно. Такая у них работа. Мы же понимаем. «Знатоков» смотрели… Или, например, «Инспектора Лосева». А уж «Ментов» – обязательно. Но вот, когда к гражданину приходят совершенно неизвестные ему типы и начинают задавать вопросы про другого гражданина… это, согласитесь, выглядит подозрительно. Время-то нынче какое? Кругом бандиты, наркоманы, разборки, наезды и террористы. Сегодня ты что-нибудь не то языком ляпнешь, а завтра, глядишь, язык-то и отрежут. А может – вместе с головой. Хоть и без мозгов головенка, а все же своя. Без нее и не похмелиться по-людски…

…Когда на лестничной площадке Петрухин сказал Анатолию Степановичу Смирнову: дескать, мне нужно поговорить о вашем постояльце, – Смирнов мгновенно насторожился. Хозяин насторожился, и опытный опер сразу уловил эту перемену. Даже если бы пятидесятилетний кузнец с «Адмиралтейских верфей» умел скрывать свои чувства и сумел спрятать внешнее проявление эмоций… Даже в этом случае обмануть Петрухина он бы не смог. Дмитрий отлично понимал, о чем подумал Смирнов. Более того, именно такую реакцию – настороженность, недоверие – и следовало ожидать. Главной задачей Петрухина было рассеять недоверие, установить контакт.

– Анатолий Степаныч, – сказал он с порога, носком кроссовки контролируя дверь от рефлекторного захлопывания. – Вы не подумайте ничего худого. Я не бандит. Не вор. Но мне действительно нужно поговорить о вашем постояльце… Вот мой паспорт. Взгляните, пожалуйста. Хотите – перепишите мои данные? Вот, – Петрухин достал из кармана загодя приготовленную фотографию, – мое фото. Похож? – Смирнов, сглотнув нервное, кивнул. – Я его вам оставлю, на обороте своей рукой напишу фамилию, имя, отчество, адрес и телефон… Согласитесь, что человек, который замышляет худое, своих фотографий не оставляет. Верно, Анатолий Степаныч?

Петрухин говорил спокойно, уверенно, искренне. Он знал, что на подсознательном уровне люди улавливают ложь.

– Верно, – сказал неуверенно Смирнов. – Вы из полиции?

– Нет. Я много лет служил в милиции, но теперь уже нет. Кстати, лично мне это переименование категорически не нравится. А вам?

– Мне тоже.

– Вот видите! Между нами, оказывается, немало общего. Так вот, я ищу человека, который снимал у вас комнату. Зачем – вам знать необязательно. Но я могу гарантировать, что вам лично ничего не угрожает. Я нигде, никогда, никому не передам содержание нашей с вами беседы. Я нигде, никогда, никому не скажу, что мы вообще с вами знакомы, – вещал Петрухин, вколачивая в подсознание собеседнику ключевые слова «нигде, никогда, никому».

Впрочем, все предпосылки к контакту уже имелись. На свой первый вопрос («Верно, Анатолий Степаныч?») Дмитрий уже получил утвердительный ответ. Это очень важно: первый утвердительный ответ создает позитивную базу для последующей беседы.

– …Я понимаю, – продолжал Петрухин, – что вам не очень хочется отвечать на вопросы незнакомого человека. Так?

– Э-э… так.

– Поэтому я предлагаю познакомиться. Предлагаю вам свой паспорт. Или – вот. Мое водительское удостоверение, техпаспорт на автомобиль… Да, кстати, вы ведь не будете против, если я познакомлю вас со своим напарником? Он тоже бывший офицер… В конце концов, мы можем его дождаться и все вместе проехать в ближайший отдел и поговорить там, в присутствии местных полицейских… Преступники так себя не ведут. Верно, Анатолий Степаныч?..

Ни в какой отдел они в конечном итоге, разумеется, не поехали. А прошли аккурат в одну из двух комнат Смирнова. Где спустя полчаса вовсю и весьма душевно общались под водочку, закусывая ее горячей вареной картошкой и длинными стрелками зеленого лука. Они обсуждали текущую политическую ситуацию, перспективы вступления России в ВТО, шансы Владимира Владимировича на переизбрание… Ну и, само собой, Сашу Трубникова.

Э-эх! Знать бы еще его подлинную фамилию!..

* * *

– Анатолий Степаныч, я так понимаю, Интернета у тебя не водится?

– Да ты чего, Дима?! Я даже не знаю, как он выглядит! Оно мне без надобности.

– Понятно. Значит, объявление о сдаче комнаты в газету подавали? Или постояльца через знакомых искали?

– Объявление. Бесплатное, – подтвердил Смирнов. – В эту… как ее?.. «Руки в руки».

– «Из рук в руки»?

– Во-во… У меня ведь две комнаты-то. Жену похоронил в прошлом году. Куда мне две? Да и денег, по правде, не хватает. Дай-ка, думаю, сдам. Если, конечно, нормальному человеку. Вот Сашок самый первый позвонил… То да се… На другой день, ближе к вечеру, подъехал, посмотрел. Ему всё понравилось. А чего? Комната отдельная…

– Комнату официально сдавал? Или?..

– Хм…

– Да ты не думай ничего такого, Анатоль Степаныч! Я же не в части налоговых претензий, а к тому, что сейчас вроде как надо согласие соседей спрашивать.

– Да какие там, в жопу, соседи! – нахмурился «за наболевшее» Смирнов. – Штейнеры года два как к детям в Израиль укатили. Ихнюю комнату Шестаковы приватизировали. А мне, между прочим, ни копеечки с того не забашляли. Так что пусть сидят и не чирикают. Согласие еще спрашивать.

«Вот они, старые базы. Никаких Штейнеров уже давно и в помине нет, – автоматически среагировал на поведанное Петрухин. – А сколько там еще подобных несоответствий?.. М-да, вот чем хороша была служба в милиции? Да тем, что в твоем распоряжении всегда имелась исключительно актуальная, регулярно обновляемая официальная информация!»

– Ясно. А за какой срок вы взяли с постояльца деньги?

– Ну я-то хотел за три месяца сразу, но он сказал, что извини, мол, отец, сейчас с деньгами напряженка. За два месяца сойдемся? Ладно, говорю, Сашок, давай…

– А фамилия у этого Сашка есть?

Хозяин посмотрел на Дмитрия с легким сожалением, словно бы на идиота, и совершенно резонно ответил:

– Есть, конечно… Не бывает человек без фамилии.

– И какая же?

– Э-э… забыл я, – развел руками Смирнов и изобразил на лице столь искренне-виноватую улыбку, что сразу сделалось понятно: не врет, Анатолий Степанович, и в самом деле – не в курсе.

– Ну как же так, Анатоль Степаныч? Вы в паспорт-то к нему хоть заглядывали? Может, хотя бы отчество? Год рождения?

– Заглядывать-то заглядывал. Показывал он мне паспорт. Да вот забыл я… Память уже худая… Это всё она, проклятая, – Степанов сердито покосился на бутылку, а затем абсолютно нелогично плеснул себе еще. – Ну, давай за память!

– А много вещей было у вашего постояльца? – нетерпеливо спросил Петрухин, пропуская тост.

– Какое там! Одна сумка. Большая, правда. С ремнем, чтобы на плече носить.

– А как он одет был?

– Да как все сейчас: куртка черная кожаная, шапочка вязаная, тоже черная. Штаны. Джинсы. Синие вроде.

– А длинное черное пальто у него было?

– Не. Не было… Вернее, он его потом уже купил. Вот как раз в тот день, как съезжал, да – был в пальто. Выходил утром из дома – ко мне заглянул: как, говорит, моя обновка? Не морщит? Нормально сидит? А чего ж, говорю? Нормально… Он и ушел.

– Понятно, пальтецо у Саши не топорщилось… – вслух задумался Петрухин. – Ну а вообще: что за человек этот Саша? Откуда объявился?

– Приезжий. С Вологды… Сказал, что хочет в Питере работу найти.

– Нашел?

– Вроде бы.

– А какую именно? О чем вы вообще с ним говорили? Может, сиживали вместе вечерами? Как мы сейчас?

– Дык о чем говорили? Да он из молчунов, особо с ним не поговоришь: здрасте – до свиданья. Выпивать тоже не выпивали. Я его и с запахом-то не припомню. Некурящий. Резинку жевал все время. А чего в ней хорошего?

– То есть, чем конкретно он здесь занимался, вы тоже сказать не можете?

– Хрен его знает, чем он занимался. Уйдет из дому часов в десять или в двенадцать – и нет его весь день… А вообще – я в чужую жизнь нос не сую… Если бы, конечно, под это дело – оно еще куда ни шло. А так…

– Экий вы, Анатолий Степаныч, нелюбопытный человек, – вздохнул Петрухин. – А с деньгами, значит, у него было не особо?

– Сперва не особо. А потом, я ж говорю, заработок он, похоже, нашел… Бутылку заморскую, дорогую на День космонавтики подогнал… Пальто вот, получается, купил… Мобилу…

– А ты имеешь какое-то отношение к космосу?

– Дима, да ты чё! Откуда? Я же тебе говорил: всю сознательную жисть на верфях! Морской щит державы ковали! Вот и доковались, мля… Но за Юру, за Гагарина, я в этот день завсегда поднимаю… Вам-то, молодым, этого не понять. Но для нашего поколения Гагарин – это святое!

– Понятно, – нетерпеливо соглашаясь, кивнул давно разменявший четвертый десяток, а потому лишь с натяжкой подпадающий под категорию «молодых» Петрухин. – Так, еще раз: когда, говорите, у Саши деньги-то появились?

– С месяц назад.

– Ясно. Гостей у него не бывало?

– Нет. Чего нет, того нет.

– Ясно. Телефоном пользовался?

– Бывало – звонил. Но редко.

– А межгородом пользовался?

– Вроде как несколько раз родне звонил… Да, точно, звонил! Он еще, когда съезжал, отдельно деньги оставил. За переговоры. Но там – по мелочи, рублей сто. Или сто пятьдесят. Не помню уже.

– Вот, кстати: а 24 числа, когда Саша съезжал от вас, – он не говорил, куда? Почему уезжает?

– Сказал, что домой поедет. Вроде как не приглянулось ему у нас… Я спрашиваю: что же, мол, мне деньги тебе за неделю недожитую вернуть? Нет, говорит, не надо, невелики деньги-то… Ладно, – Анатолий Степанович пьяно икнул и взялся за бутылку, – чего мы всё Сашок да Сашок? Съехал, да и хрен с ним. Давай лучше за баб выпьем? Святое дело!

– Согласен. Святое… Наливай. Только, чур, мне половинку!

– А тут и осталось-то – фига да ни фига! Э-эх, а я ведь говорил тебе, Димас! Надо было сразу две брать!..

* * *

Сорок минут спустя слегка захмелевший Петрухин внимал отнюдь не музыкальному храпу хозяина берлоги и через окно наблюдал за тем, как под рекламным щитом остановилась «фронтера», из салона которой выбрались Купцов и Сема Малинин. Оставив Колю-Ваню сторожить дорогое авто, они направились в сторону второго корпуса, не обращая внимания на коллегу, корчившего им с высоты шестого этажа смешные рожи. Еще через пару минут раздался протяжный властный звонок (вот она, дурная милицейская привычка!), и Дмитрий, опередив выглянувшую с кухни недовольную женщину с чайником в руках, собственноручно, по-хозяйски щелкнул замками, открывая входную дверь…

– …Оппаньки! – удивился Купцов и тут же принюхался. После чего удивился еще больше. – Амбре! Я не понял? Ты чем тут занимаешься?

– Спокойствие, только спокойствие! Пока ты там, в кулуарах, со старыми корешами вращался, опер Сашину берлогу нарыл… Здорово, Семен! Извини, что сдернул. Опосля дежурства, да еще и в воскресенье.

– Да ладно, – отмахнулся Малинин. – Халтура выходных не признает. Ну что тут у вас? Показывай. А то у меня времени не так много – вечером еще своих на дачу везти.

– Понял. Братва, айда за мной!

Миновав длинным коммунальным коридором комнату, в которой они общались со Смирновым, Дмитрий толкнул дверь следующей. Той самой! Которую они с Купцовым так звероподобно вычисляли.

Угол, который Анатолий Степанович сдавал Саше Трубникову, оказался несколько больше берлоги, в которой обитал хозяин. Но вот обставлен он был столь же бедно: шкаф, диван, старый круглый стол с настольной лампой, три стула и черно-белый телевизор на тумбочке в углу. Комнатушка производила впечатление нежилой, запущенной. В пыльных шторах ее пряталось одиночество.

Малинин потеснил партнеров, вошел первым и профессионально осмотрелся:

– Уборочку после жильца, говоришь, не проводили?

– Так точно, ваше благородие.

– Прекрасно. Тады начнем, помолясь.

– Семен, мы, чтобы тебе не мешать, здесь рядом, за стенкой побудем.

– Да-да, валите, не путайтесь под ногами, – отмахнулся эксперт, со священным трепетом вскрывая чемоданчик с криминалистическими прибамбасами…

…С полным уважением к готовящемуся таинству партнеры осторожно, буквально на цырлах, прошли в соседнюю комнату. Где блаженно спал хозяин, выводя посредством носоглотки витиеватую мелодию для тувинского варгана с тувинским же оркестром.

– Я смотрю, ваша встреча прошла в теплой и доверительной атмосфере, – усмехнулся Купцов, выуживая со дна кастрюли давно остывшую картофелину. – Ну давай, не томи, рассказывай.

– Слухай сюда, сынок! – самодовольно изрек Петрухин и принялся расхаживать по комнате. – Итак, Саша! Имя, скорее всего, подлинное. Возраст: в районе четвертачка. Рост где-то сто восемьдесят три. Речь без акцента. Не пьет, не курит, любит резинку. С высокой вероятностью – приезжий. Возможно, из Вологды. В быту не требователен. Еще месяц назад серьезными денежными средствами не располагал. Замкнут, поначалу вечерами сидел дома. Может, характер такой, а может, некуда было. Но потом стал где-то зависать, несколько раз не ночевал дома. Из чего можно допустить… – Дмитрий задумался, – …да вот хотя бы появление бабы… По телефону звонил редко… В том числе вроде бы выходил на межгород… Звонили ли ему – неизвестно… Доклад окончен… Ах да, ещё вот это. – Он подхватил с подоконника пачку газет и шлепнул на стол перед носом Купцова.

– Что за прЭсса?

– Из всей периодики наш Саша предпочитал исключительно газеты бесплатных объявлений. Плюс журнал «Плейбой». Но вряд ли он может служить предметом для глубокого анализа. Хотя…

Петрухин с чисто мужским интересом отделил «Плейбой» от прочих печатных плевел, Леонид же пододвинул к себе остальную пачку:

– Занятно. Очень может быть, что по газетам он искал работу. Или жилье. Или пытался подобрать объект для грабежа… Полистаем.

– Уже полистал. Никаких подчеркиваний, пометок, записей. Наличествуют номера за конец марта и первую декаду апреля. Впоследствии газеты Саша уже не покупал.

– Хочешь сказать, что если газеты ему были нужны для поиска объекта налета, кражи или мошенничества, то позднее обстоятельства изменились? Саша обнаружил некий другой вариант заработка?

– Да. И если это так, то скорее всего этот вариант как-то связан с господином Строговым. Похоже, Игорек предложил ему какое-то дело… Ну, скажем, разобраться с Нокаутом.

– Посредством выстрела в голову?

Петрухин развел руками:

– А вот тут пока не готов. – Он взял стул и уселся напротив Купцова. – Итак, есть некий решительный малый Саша, прошлое которого нам неизвестно. Мы можем только предположить, что парень уже видывал виды… Он приезжает из провинции в мегаполис. Без денег, без друзей, без связей…

– Погоди! А почему ты думаешь, что он только что приехал? К слову, жулики часто меняют адреса: чуть запахло жареным – сразу снимают другую хату. Или одновременно имеют несколько берлог… А что, если Вологду Трубников просто так, для отвода глаз, сочинил? Вот в какой-то момент завертелась у него в голове песня про черноглазую – «где-где-где?»…

– Молчать, господа гусары!.. Знаешь, Лёнька, я могу, конечно, ошибаться, но думаю все-таки, что в Питер он приехал недавно. По крайней мере Смирнов уверяет, что города Саша не знал. Несколько раз обращался с вопросами: как проехать туда-то? А как туда-то? С собой носил карту-схему.

– Хорошо, допустим, ты прав…

– А тут и допускать нечего… И вообще, горе-следачок, не сбивай меня с мысли!

– Молчу-молчу! Ты башляешь – я дурак!

– Вот именно!.. Итак, Саша приехал в наш город, потому что он тоже хочет занять свое место на празднике жизни. Но все места заняты. – Речь Петрухина перестала поспевать за теснившимися в мозгу умозаключениями. Не в силах усидеть на месте, он поднялся и снова принялся расхаживать по комнате. – А коли они все заняты, значит, что? Значит, нужно взять их силой. Но как? Он начинает покупать газеты объявлений. Смотрит, кто продает или покупает дорогостоящие вещи. Возможно, он даже сходил на какое-то дело и что-то сумел взять. Но навряд ли много. Крупное дело не пёрло. Срывалось… И здесь Саша знакомится со Строговым! Где? Как? Не знаю. Но в какой-то момент они пересеклись…

– А почему ты решил, что их знакомство должно было состояться именно в первой декаде апреля?

– Потому что на День космонавтики Саша купил себе мобилу. А также преподнес нашему хозяину… – Купцов невольно покосился на храпящего Анатолия Степановича, а Петрухин подошел к серванту, на котором красовалась заморского вида бутыль с помещенной в нее подсохшей веточкой вербы, – …преподнес штоф вискаря. Насколько я помню, сей напиток стоит в районе полутора тысяч.

– Круто! Я такой напиток только однажды видел, в квартире, не к ночи будь помянута, судьи Устьянцевой… Вот только… Все равно не факт, что появление денег у Саши связано со Строговым.

– Конечно, не факт. Хрен его знает, откуда у него деньги. Может, ограбил кого. Или рэкетнул. Или взял в долг… Но двенадцатое и двадцать третье разделяет всего одиннадцать дней. Для того чтобы пригласить Сашу на разборку с Нокаутом… ну хотя бы за неделю они должны были познакомиться?

– Думаешь, двенадцатого Строгов сделал предоплату?

– Я думаю, что эти события как-то связаны. Ни одного факта у меня, разумеется, нет. Но разгадка лежит в личности Саши. В его амбициях… После того как хозяин выразил восхищение бутылкой и щедростью постояльца, тот невзначай обмолвился: дескать, это только начало. Я, мол, своего добьюсь. Буду еще и я миллионером… Словом, нам с тобой до зарезу нужно увидеться с этим… хм… Трубниковым! Вот только непонятно: на какой адрес ему теперь слать приглашения? Ежели просто «до востребования», боюсь, он может и не сообразить.

– Погоди-ка, погоди… – неожиданно вскинулся Купцов. – У меня тут мелькнула было одна мысля… – Он принялся мучительно тереть виски́, силясь вспомнить. – Сейчас… Как говорит моя Ирка, «где-то я эту косточку видел…» Да, точно!

Леонид подорвался из комнаты, прошагал в прихожую и затормозил у висящего здесь общего пользования зеркала, за которое, словно бы немым укором жильцам, были засунуты розовые квиточки квитанций. Спешно рассортировав оные, Купцов возвратился к приятелю, держа в руке текущие счета за телефон.

– Лёнька! Ты – гений! И как это мне самому в голову не пришло?!

– Меньше бухать надо, – проворчал довольный Купцов. – Вот, смотри. Похоже, есть контакт! Один междугородный звонок 31 марта и еще три в апреле.

Петрухин бросил досадливый взгляд на часы:

– Блин, шестой час. Да еще и выходной день. А значит – укороченный. Хотя… С учетом переноса праздников, сугубо теоретически, могут сегодня и…

– Попытка не пытка.

– Согласен. Давай попробуем! – решительно тряхнул головой Дмитрий. – Давай узнай там у Семена: как у него дела, пусть поторопится. А я пока займусь нашим клиентом. – Петрухин подступил к диванчику, на котором продолжал безмятежно посапывать хозяин, и принялся бесцеремонно его тормошить: – Анатолий Степанович! Ау! Подъем! Возвращаемся в коллектив!..

* * *

Телефон… нынче без него трудно, вернее – невозможно представить мир.

Он вездесущ. Он присутствует в интерьере квартиры, офиса, завода, тюрьмы, подводного крейсера и самолета. Равно как в бездонных недрах дамской сумочки и в статусной мужеской барсетке.

Телефон живет в руке крутого бизнесмена и обычного сцепщика вагонов. Он в кабине водителя-дальнобойщика и в детском ранце. В Антарктиде, Сахаре и Гималаях. Десятки, а возможно сотни, миллионов человек в мире одновременно разговаривают по телефону.

По телефону объясняются в любви и сообщают об окончательном разрыве. Объявляют войны и договариваются о перемирии. Сообщают о заложенных бомбах и падении котировок. Узнают прогноз погоды, справляются о состоянии здоровья горячо любимой тещи, заказывают авиабилеты. Бывает, что и хирурги консультируют своих коллег по телефону прямо во время операции. Подчиненные звонят начальнику посреди ночи и злорадно хихикают в трубку. По телефону занимаются сексом! Изучают языки и наводят порчу. Телефон – это почти полумистическое создание Александра Белла – передает голоса. Тревогу, отчаяние, боль, просьбы о помощи, любовь и ненависть… разве это не чудо?

Телефонные кабели опутали весь земной шар, пересекли континенты, пролегли по дну океанов. Они гудят от множества голосов. Эфир, пробитый невидимыми сигналами, тоже гудит от неслышных голосов. Голоса взлетают на высоту десятков тысяч километров, вертятся в электронных потрохах спутников связи и вновь обрушиваются на землю.

Телефон обожаем и ненавидим одновременно. Он показатель статусности или, напротив, «безнадежности» владельца. Окно в мир и его тяжелые ставни. Со случайного, ошибочного соединения начинались романы… или разбивались надежды. Раньше потерянная записная книжка становилась последним толчком к самоубийству, а теперь все контакты с легкостью восстанавливаются обычной заменой симки.

О телефоне написаны десятки (сотни? Тысячи?) стихотворений, песен, баллад, романсов. Нет ни одного фильма или книги, в которых герой не говорил бы по телефону. Тысячи фильмов и книг и начинаются, собственно говоря, со звука телефонного звонка.

Телефон – друг пожилых одиноких людей и гиперкоммуникабельных тинейджеров. Он враг глухонемых и сторонников продвижения ЕГЭ. Его кладут в гроб убитого бандита вместе с долларами и кокаином. Он – фетиш. Он – урод. Он палач и целитель… Он ворвался в нашу жизнь и нашу речь. Мы говорим: «телефон доверия»… «испорченный телефон»… «не телефонный разговор»… «телефонное право»… «телефонный терроризм»…

Мы уже давно живем рядом с телефоном… Вокруг него… внутри него. Мы часами сидим возле него, когда беспокоимся о своих близких и ждем известий. Мы смотрим на него с надеждой или страхом. И совершенно неважно, каков он: старая с дребезжащим диском коробка или свежевыпущенный, навороченный «айфончик»…

…В общем, ясно: с телефоном – хорошо. А без него – хреново. Неумение обращаться с телефоном вызывает непонимание и издевку окружающих. Известен, например, случай, когда один Президент хотел позвонить одному Генеральному прокурору… по важному вопросу… И не сумел дозвониться. Вот конфуз-то был. Все смеялись, и то был смех «с особым цинизмом», ибо телефон и силовые ведомства уже давно идут рука об руку и плечо к плечу. Прослушивание чужих телефонных разговоров стало профессией для тысяч людей, а защитой телефонных линий занимаются целые коллективы… Спецслужбы всего мира уже давно и сверхактивно пользуются информацией, которую получают от телефонных станций и компаний сотовой связи. Конечно, перечисленные организации хранят всю «историю звонков» вовсе не для спецслужб, а для собственной бухгалтерии. Однако, как выяснилось, эта самая «бухгалтерия» для преступника – страшнее любой милицейской базы данных. Каждый звонок, любой набранный номер, всякое соединение и его продолжительность – все это остается в электронной памяти компьютера. Надо только уметь пользоваться этой информацией. И уметь раздобыть ее. Так вот Петрухин с Купцовым, будучи профессионалами своего дела, прекрасно разбирались и в том, и в другом. То бишь – с телефоном обращаться умели…

…Изрядно потяжелевшая «фронтера», повторяя гранитную излучину Невы, неслась против течения с Васьки на Синопскую набережную, в головной офис компании-монополиста «Северо-Западный Телеком». На передней парте, бережно держа свой «хлебный» чемоданчик на коленях, восседал эксперт Малинин. Сзади расположились партнеры по приватному сыску, зажав своими крепкими телами хмельного Анатолия Степановича. Он плохо соображал: куда и зачем его везут? Более того, от быстрой скачки его ощутимо мутило.

– …Ну что, Семен, – азартно потер ладони Петрухин, – надеюсь, скоро мы будем знать ФИО нашего клиента?

– Здесь ведь как? – обернувшись, рассудительно ответствовал эксперт. – Либо будете, либо нет. Поголовную дактилоскопию в нашей стране, к сожалению, еще не вводили.

– Интересно, а вот это что за копеечные соединения? – спросил Купцов, продолжавший все это время изучать бланки счетов.

– Дай гляну… – Малинин забрал квитанции, вгляделся. – А! Так это же звонки со стационарного телефона на сотовый. Они несколько лет как тоже стали тарифицироваться… О, братцы! Меня за следующим перекрестком высадите.