Текст книги "Дело о лопнувших агентствах (Агентство 'Золотая пуля' - Сборник новелл)"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Может, еще одна бандюковская машина везет очередную партию заложников? Машина сбавила скорость и остановилась прямо напротив остановки, и у меня не осталось никаких сомнений насчет того, кем были ее пассажиры. Я вышел из укрытия. За рулем сидел Зудинцев, рядом с ним на пассажирском сиденье восседала Света Завгородняя, а на заднем расположились Зураб и Шаховский. Открыв дверцу машины, я протянул всем по очереди руку, включая и Свету.

Товарищ Дзержинский, группа захвата прибыла,– сказал Зудинцев, приложив руку к козырьку кепки.– Ну что, выйдем на улицу и обсудим?

– Да иди ты к черту, я замерз как собака,– возразил я и, обращаясь к сидящим на заднем сиденье, потребовал: – Ну-ка подвиньтесь, я к вам залезу.

В машине было тепло. Пересказывая им последние события, успел согреться. После краткого совещания, на котором, кстати сказать, ничего и не решили, мы загнали машину в перелесок и вышли под свет звезд.

Я шел рядом с Зудинцевым и шепотом спросил его:

– А зачем вы Светку с собой притащили, какой с нее прок сейчас может быть?

– Да не хотели мы ее с собой брать, она сама увязалась!

– Не понял! А что она у тебя дома в двенадцать ночи делала?

Зудинцев резко остановился:

– Ну что ты ко мне привязался?

Может, ей ночевать негде! Может, я ей комнату сдаю! И вообще, отстань от меня со своей ерундой!

Он в сердцах плюнул на землю и пошел дальше. Метрах в двухстах от филипповского дома мы опять остановились, потому что теперь просто необходимо было что-то решать.

– Оружие надо,– сказал я.

Каждый из них отреагировал по-своему. Зудинцев полез к себе под мышку и вытащил револьвер, пояснив, что он газовый, а Зураб откуда-то извлек кастет. Света из своей сумочки вынула электрошокер. Шаховский же только презрительно усмехнулся и не сделал ни одного движения.

– А у тебя что?– полюбопытствовал я.

– У меня штучка посерьезнее.

– Конечно, у вас, у израильских шпионов, все может быть.

– С каких это пор я израильским шпионом стал?– изумился Шаховский.

– Я-то откуда знаю!– ответил я.– Может, с тех пор, как услышал голос родины?

– Какой такой родины?..

– Хватит вам пререкаться!– потребовал Зудинцев.– Давайте лучше решим, что делать теперь будем.

Горностаеву оттуда вытаскивать надо, а вы тут какой-то херней занимаетесь, шпионы, блин, недобитые!

– А что тут обсуждать? Налетим неожиданно и перебьем их!– внес предложение Зураб и посмотрел на свой кастет.

– Не пойдет, тут тебе не Абхазия,– категорически возразил Зудинцев,они нас перещелкают, как кроликов.

– При чем тут Абхазия?– взвился Зураб.– Зачем Абхазия, там такого не помню, а вот в Приднестровье помню...

– Хватит!– оборвал его Зудинцев.– Давайте Родика послушаем, он хоть подступы к дому обследовал.

– Значит так,– начал я,– скорее всего, Вальку они держат в дальней комнате, это нечто вроде пристройки к дому. Я уже осматривал ее издали, окон там как будто нет, но зато в соседней есть. Как раз под этим окном на улице сидит амбал. Там от ближайших кустов метров семь до него будет, и по идее он раза три в нас выстрелить успеет или завопит, как паровоз. Но есть одна мысль... можно попробовать, только без активного участия Светы нам не обойтись.

Света, услышав, что от нее что-то зависит, расправила плечи и заявила:

– Я готова!

– Вот и отлично,– обрадовался я.– Единственная возможность подобраться к охраннику – это его чем-то несказанно удивить. Ну скажем, вдруг выходит на него прямо из кустов голая девушка.

– А где ты голую девушку найдешь?– с подозрением спросила Света.

– А Зудинцев на что?..– огрызнулся я.– Он же у нас больше всех на голую бабу похож! И вообще, Света, не задавай глупых вопросов!

– Что за идиотизм! Вам надо, вы и раздевайтесь!

Я вздохнул и принялся ей объяснять, что если к сторожу из темноты выйдет голый мужик, то эффект будет немножко не тот.

– Я тоже думаю, что план прекрасный, самый лучший, какой только можно было придумать! Давай, Светочка, я тебе помогу...– потянул к ней руки обрадованный Зураб.

– Уберите его!– зашипела Света.– Я сама!

– Погоди,– остановил ее Зудинцев,– поближе подойдем, там и разденешься, а то замерзнешь у нас раньше времени и подвиг свой не совершишь.

Как диверсанты в тылу врага, мы подкрались к поповскому дому на максимально близкое расстояние. По дороге на нас опять напала та вредная собачонка, и пришлось дать ей еще один пинок. Светлана разделась, предварительно потребовав, чтобы мы отвернулись. По-моему, мы все жульничали, и кажется, Света это заметила, но никак не отреагировала.

Правда, трусики снимать она категорически отказалась, заявив, что для бандита будет достаточно и одной обнаженной верхней части тела. Посмотрев на нее, я вынужден был признать ее правоту. Зураб же, конечно, остался крайне недоволен, он явно рассчитывал на большее.

– Делаем так,– командовал Зудинцев.– Я и Шаховский подбираемся вдоль забора, а вы двое – через кусты смородины. Света через пять минут выходит из кустов. Поняла?

Учтите, мы должны выскочить очень быстро. Если он успеет заорать, то нам всем крышка! Перестреляют, как котят!

Вообще-то командовать должен был Зураб, как наиболее опытный в проведении таких операций, но Зудинцев как-то сразу захватил инициативу...

Через пять минут мы уже были на исходных позициях и ожидали выхода на сцену Светы. Я страшно нервничал, и от этого мне в голову лезли совершенно идиотские мысли. Так, например, я подумал, что неплохо было бы покрыть Свету фосфором, чтобы она светилась зеленым цветом.

Но где же она? Пора на выход!

Кусты раздвинулись, и в слабом свете луны вышла богиня Неожиданности в одних белых трусиках!

Это было великолепно! Бандит, охранявший окно, сначала вскочил на ноги, выронив из рук на землю ружье, потом, наоборот, сел на задницу и несколько раз очень тихим голосом сказал "мама". Тут мы и рванули в атаку. Бедняга был так поражен, что даже не понял, что происходит, когда несколько раз получил по голове тяжелыми предметами. Без звука он завалился на бок и так и остался лежать без движения.

Мой план сработал! Закончила первый этап операции Света. Она из-под резинки своих трусиков извлекла электрошокер и ткнула им в нос поверженному бандиту. Вопреки ее ожиданиям, он не дернулся, а только по-крысиному пошевелил носом."

Получилось очень комично, и будь ситуация немного другой, мы бы, наверно, долго смеялись.

После этого наша примадонна убежала одеваться, Шаховский встал на шухер, Зудинцев принялся профессиональными движениями вязать бандита, а Зураб продолжал стоять, глядя на кусты, в которых скрылась Света. Я же достал перочинный ножик и начал отдирать рейки на раме, держащие стекло. Вскоре мне удалось его снять. Просунув руку внутрь, я открыл щеколду и, стараясь не производить лишнего шума, распахнул окно.

– Отойди!– сказал Зураб, отодвинув меня в сторону, и полез в дом.

Ему, наверно, стало стыдно, что он пялился на Свету вместо того, чтобы помогать нам.

Он с фацией пантеры бесшумно перепрыгнул через подоконник и оказался внутри дома. Я гораздо менее ловко последовал за ним. Зудинцев тоже хотел лезть в окно, но в это время где-то с другой стороны дома послышались голоса. Бандиты говорили между собой на повышенных тонах, и Зудинцев, держа в руках трофейное ружье, остался на улице.

В доме было абсолютно темно.

Откуда-то сбоку послышался голос Зураба:

– Эй, сюда!

Я пошел на голос и тут же ударился лбом о стену. Как только Зураб ориентируется в кромешной мгле?

Осторожно, ощупывая пространство вокруг себя, я двинулся вперед и скоро натолкнулся на моего напарника, сидящего на корточках. Он подергал меня за руку, требуя, чтобы я тоже присел.

На полу кто-то лежал. Зураб тормошил этого "кого-то" за плечо. Результата не было никакого. Кое-как мы с Зурабом подтащили тело к окну.

Я нес за ноги, а Зураб за руки. Когда мы вытащили его (или ее) почти наполовину на улицу, стало ясно, что это не Валя. Вместо нее мы спасали какого-то незнакомого мужика.

– Вах!– сказал огорченно Зураб.– Это не наше, потащили обратно, надо на место положить, нехорошо брать чужое.

Но Зудинцев, принимавший у нас мужика, внимательно посмотрел на него и вдруг радостным голосом сказал:

– Это мне! Давай его сюда!

– Ты что?– изумился Зураб.– Наша Валя гораздо лучше!

– Сюда давай, говорю!– зашипел Зудинцев.

Зураб недоуменно пожал плечами и вывалил мужика прямо на Зудинцева. В этот момент из кустов вернулась Света. Зураб, увидев ее, вновь забыл, зачем сюда приехал, и сделал попытку вылезти из окна. Я схватил его за руку и спросил:

– А как же Батька?

Он вздохнул, и мы вернулись обратно в темноту. Но больше никого не нашли. Пришлось вернуться.

Наш маленький отряд пробирался сквозь кусты, как стадо мамонтов, мы даже умудрились сломать по пути какой-то заборчик. Во дворе третьего дома нас опять атаковала все та же шавка и в очередной раз за эту ночь получила по морде. В жизни не видел таких настырных собак!

Вскоре мы добрались до трассы и благополучно ее пересекли, спрятавшись на другой стороне в маленьком лесочке.

– Кто это?– спросил Зудинцева Зураб, показывая на связанного мужика, которого мы вытащили из дома.

– Это мой кандидат в депутаты, блудный, правда,– сияя, ответил бывший опер и, как бы все еще не веря в то, что нашел своего клиента, погладил того по голове.

– Так давай его развяжем тогда,– предложил я.

– Ни в коем случае!– возразил Зудинцев.– Он у меня вечно куда-то пропадает, пусть уж лучше так полежит, целее будет!

Со стороны дороги послышался шум двигателей. Из поселка в город мчался джип. И в это же время на дороге со стороны города тоже послышался шум автомобильных моторов, причем не менее чем трех. Джип, сойдя с дороги, поехал прямо по полю.

Но водитель явно переоценил возможности своей машины, она завязла в грязи. Этот маневр не остался незамеченным. Автомобили, мчавшиеся из города, остановились, и из них наружу выскочили не менее десяти человек. Все это происходило в километре от нас, но мы все равно услышали крики, приказывающие кому-то остановиться. Потом все стихло.

Вскоре караван из трех машин проследовал мимо нас в Тайцы. Бандитский джип так и остался стоять в поле.

Я, Зураб и Зудинцев решили вернуться в поселок. В это время на дороге показался одинокий велосипедист, кативший в нашу сторону.

– Будем брать?– спросил Зураб.

– Может, это обычный человек в город едет?– возразил я.

А велосипедист изо всех сил крутил педали. Нас он заметил, не доезжая метров десяти, резко затормозил и начал разворачиваться. После этого маневра мы рванули к нему.

Первым велосипедиста догнал Зураб, схватил его за шиворот, а сам резко остановился. Эффект получился потрясающий. Велосипед без пассажира поехал дальше, Зураб и его добыча грохнулись на землю, а мы на полной скорости налетели на них. В итоге получилась приличная куча-мала.

Когда нам наконец удалось разобраться, где чьи ноги и руки, мы стали разглядывать пленника. Это был седобородый Филипп.

– Где Валя?– спросил у него Зудинцев.

– Какая Валя?– вопросом на вопросом попробовал ответить Филипп.

Зурабу такой ответ не понравился, и Филипп лишился двух передних зубов.

– Не порти товарный вид, нам его еще милиции сдавать,– испугался за жизнь Филиппа Зудинцев.

– Они ему что, зубы считать будут? Он что, лошадь?– удивился Зураб.

– Куда вы дели нашу сотрудницу?– продолжал спрашивать Зудинцев.

Но ответа от Филиппа мы так и не добились.

Мы связали наш живой трофей, чтобы он под шумок куда-нибудь не скрылся, и оставили сторожить его и мужика-кандидата Шаховского со Светой. А сами втроем пошли обратно в Тайцы.

Около филипповского дома Зудинцев поздоровался с мужчиной в штатском. Это оказался его бывший коллега по угрозыску.

– Двоих взяли,– рассказал знакомый Зудинцева.– В доме нашли ТТ и помповое ружье. Да, еще одного мужика в кустах обнаружили. И знаешь, его по башке так шандарахнули, что у него что-то там сдвинулось! Такую чушь несет, ты бы слышал! Говорит, что его голая баба по голове стукнула! Ну что, журналисты, пойдете смотреть? Нам надо, чтобы вы на месте кое-что пояснили. Да, тут еще один ваш чуть всех задержанных не перебил. Он, когда домик обыскали и поняли, что вас там нет, на бандюков с черенком от лопаты начал кидаться.

Перебить всех хотел! Где, кричит, наши? Мы его еле-еле оттащить смогли!

– Не понял, ты про кого говоришь?– ответил Зудинцев.– Все наши, которые буйные, уже тут давно! Еще, правда, Обнорский есть, но он далеко, в Новгороде, в командировке. Я ему, конечно, позвонил перед тем, как сюда ехать, но слишком мало времени прошло, он не мог так быстро сюда добраться!недоумевал Зудинцев.

В это время из дверей дома появился Спозаранник. Одет он был крайне необычно. Вместо привычного для нас костюма с галстуком на нем были синие спортивные штаны, футболка и домашние тапочки. Он производил впечатление совершенно одичавшего человека. (Потом мы узнали обстоятельства появления Спозаранника в Тайцах в таком экзотическом виде. Оказалось, что Зудинцев перед отъездом ко мне оставил ему на автоответчике запись. Вернувшись домой и прослушав сообщения, Глеб тут же в чем был побежал к соседу, у которого без лишних слов отобрал техпаспорт и ключи от доисторической "копейки", и погнал в Тайцы...)

Увидев нас, Спозаранник полез обниматься. Но, видимо, вскоре вспомнил о том, что является начальником, и вновь принял свой обычный вид:

– Все, что тут произошло, завтра в письменном виде мне на стол! Чтобы был полный отчет! Расписать все по минутам! Да, Валентина с вами?

– Нет, мы ее не нашли,– тихо сообщил Зудинцев.

***

В этот момент на дороге – целая и невредимая – появилась Валентина Горностаева.

Она подошла к нашей группе и удивленно спросила:

– А что это вы тут все делаете?

Дальше были вопли, крики, которые нет никакой возможности описать. Выяснилось следующее: Валентина вернулась в Тайцы, как мы и договаривались, на пятичасовой электричке. Потом ей позвонили и сказали, что ее любимый племянник попал в больницу. Она тут же, забыв свою сумку, рванула обратно в город.

– А чего ж ты мне ничего не сообщила?– наседал на Горностаеву я.

– Как? Я оставила записку на столе. Написала, что поехала в больницу и вернусь, как только смогу.

Просила без меня ничего не предпринимать.

Тут я все понял. Для конспирации я не включал в доме свет. И поэтому увидеть горностаевскую записку просто не мог.

***

Рядом с нами остановилась зеленая навороченная "Нива". Это была машина шефа. Обнорский сидел за рулем, с переднего сиденья махал рукой Скрипка.

– Все целы?– спросил Обнорский, подозрительно рассматривая Спозаранника...

Филиппа и кандидата в депутаты пришлось отдать оперативникам.

***

В город мы поехали только часа через три. Первым двигался Обнорский на "Ниве", за ним шла наша "четверка", замыкал колонну Спозаранник. Когда мы проезжали мимо какого-то озера, "Нива" Обнорского показала нам правый поворот и несколько раз просигналила. Все поняли это как знак остановиться.

Обнорский подождал, пока все вылезут из машин, а потом решил устроить небольшое собрание.

– Ну что, господа журналисты, раз уж так получилось, что мы почти по независящим от нас обстоятельствам оказались на загородной прогулке, то предлагаю гулять по полной программе! Время, кстати, уже не раннее, так что сейчас обзвоним остальных наших и в срочном порядке вызовем их сюда. В ближайшей деревне купим мяса и устроим сабантуйчик! Воздержавшиеся есть?

– А вино будет?– спросил Зураб.

– Вина – не будет,– ответил Обнорский, который всегда категорически возражает против употребления любых спиртных напитков.

Почему – так и остается для меня загадкой.

ДЕЛО ОБ УТОНУВШЕЙ КАССЕТЕ

Рассказывает Валентина Горностаева

"...Зарекомендовала себя как профессиональный журналист, имеющий навык работы с источниками информации и корректного изложения материала.

...Конфликтна. Подвергает критике практически все решения руководства агентства.

Общественно активна. Считает себя борцом за права "рядовых" сотрудников агентства. В 1998 году ею предпринималась попытка (неудачная) создания в АЖР профсоюза.

Имеет два выговора за нарушение производственной дисциплины (срыв сроков сдачи материала, курение в неположенных местах)".

Из служебной характеристики

Сегодня – четверг, а значит, с утра будет английский. Поэтому настроение у меня было хуже некуда. Я шла на работу с таким мерзким настроением, словно мне предстоит визит к гинекологу. Эта последняя придумка Обнорского с добровольно-принудительным изучением английского была не то чтобы бессмысленной, но абсолютно безнадежной.

По крайней мере в отношении меня.

Но распоряжения шефа в нашем агентстве выполняются безукоснительно. Поэтому я обреченно переставляла ноги, проклиная себя за врожденную, очевидно, неспособность к иностранным языкам.

Я работала здесь второй год. Обстоятельства моего появления в агентстве до сих пор были не осознаны мною до конца. Все произошло случайно. Я училась на пятом курсе факультета журналистики и успешно работала на телевидении, когда там неожиданно появился Обнорский.

Он читал лекции по технике журналистского расследования. Слушать его я отправилась скорее из любопытства – слишком много разговоров было вокруг этих лекций на факультете. Да и сам Обнорский был для нас, студентов-журналистов, личностью известной и почитаемой. Ну как же, живой классик! Его "Переводчик" ходил на факультете по рукам. Как и все, я глотала его книги запоем, но лихо закрученные сюжетные линии меня интересовали мало. От строчки к строчке меня гнал интерес к необычайно притягательному главному герою. Этот человек искал истину, находил ее, совершал ошибки и всегда расплачивался за них сам.

Лекции Обнорский читал довольно сумбурно, но очень увлеченно. Говорил, что профессиональная журналистика обвалилась, что новую школу еще только предстоит создать. На фоне общего раздрызга, который царил тогда на факультете, он излучал уверенность. В его словах была убежденность человека, знающего и любящего свое дело. Одним словом, я твердо решила забросить литературную критику и посвятить себя журналистскому расследованию.

После того как Обнорский закончил лекцию, я подошла к нему и нахально сказала, что хочу быть расследователем. Он посмотрел на меня несколько удивленно, очевидно не ожидал подобной наглости от невзрачной студентки, и спросил: "А что вы умеете?" Я скромно потупила взор и ответила, что умею пока немного, но хочу учиться, что согласна быть стажером и вообще кем угодно – так глубоко запали мне в душу его слова... Моя лесть возымела действие. После минутного молчания мэтр сказал: "Ну что ж, давайте попробуем".

Девчонки с курса говорили мне потом: "Ну, Горностаева, ты даешь!

Все пять лет тихоней прикидывалась, а тут вдруг к Обнорскому подъехать сумела".– "Да, я та еще штучка",– отвечала им я.

Тогда я очень гордилась собой.

Попасть в агентство, о котором в городе ходило множество самых разнообразных слухов, было совсем не просто. Сегодня мои восторги несколько поубавились, потому как расследователя из меня явно не получается. Наверное, я несколько переоценила свои силы.

На английский я опоздала. Там уже вовсю шла проверка домашнего задания, которое я, конечно же, не подготовила. В нашей группе, которая изучает язык с нуля, особыми успехами не блистает никто. Разве что Зудинцев, который наверняка хитрит и имеет об английском хотя бы некоторое представление.

Наша молоденькая учительница пытается быть строгой. Она забавно складывает руки на столе, как делают это первоклассники, и говорит:

"Прошу вас учить слова. Иначе я буду ругаться". Но ругаться она не умеет, а слов мы не учим. Да и когда нам их учить...

Отмучившись после английского, я заглянула в отдел Марины Борисовны в надежде покурить с ней в ее уютной комнате. "Ой нет, Валюша, пойдем в коридор,– сказала она.– Посмотри, как у меня стало красиво после ремонта, не хочется дымить здесь". Я с тоской посмотрела на свое любимое кресло и вышла вслед за Агеевой в коридор.

Несмотря на значительную разницу в возрасте, нас связывают дружеские отношения. Агеева всегда в курсе всех дел, которые происходят в агентстве, и как начальник архивно-аналитического отдела знает множество имен и кликух представителей криминального мира.

Я люблю эту красивую женщину, избалованную мужским вниманием и обладающую довольно язвительным языком, на который лучше не попадаться. Если бы Марина Борисовна жила в рыцарские времена, на ее фамильном гербе непременно были бы начертаны слова: "Не спущу никому!" Ее постоянные стычки с Обнорским стали притчей во языцех.

Вот и сейчас она начала с того, что шеф совсем страх потерял – взвалил на ее отдел кучу дополнительной работы. Впрочем, Марина Борисовна обладает счастливой способностью быстро переключаться. Очень скоро она заговорила о своей дочери, Машке, о том, что мне необходимо устроить свою личную жизнь потому что грех женщине моего возраста с такими роскошными рыжими волосами оставаться одной. "Ах, Валюша, когда я была молодой..."

Тема молодости любимая у Марины Борисовны. С моей точки зрения, она несколько кокетничает, потому что в свои сорок пять лет выглядит куда лучше, чем я в двадцать семь. Но на сей раз я не успела услышать очередную историю из бурной молодости Марины Борисовны.

Дверь кабинета Обнорского вдруг резко распахнулась, выпуская неизвестного мужчину. Впрочем, неизвестным он был только для меня, потому что Агеева тихонько шепнула мне на ухо: "Это Голяк". В последнее время это имя часто мелькало в сводках агентства, и я с любопытством взглянула на его обладателя.

Ничего особенно собой он не представлял. Невысокий, плотный, темные волосы, большой с залысинами лоб. Прикид тоже самый обыкновенный – джинсы, куртка, светлая голубая рубашка. Словом, ничего, что могло бы поразить воображение или хотя бы бросалось в глаза. И тем не менее что-то в этом человеке вызывало во мне беспокойство.

Когда за Голяком захлопнулась входная дверь, в коридоре появились Обнорский и Шаховский. Шеф пребывал в состоянии крайнего раздражения. Он сыпал привычным набором идиоматических выражений, смысл которых сводился к тому, что Голяк напрасно думает, что ему, козлу, удастся получить назад кассету.

Чтобы не попасться Обнорскому под горячую руку, мы с Агеевой сочли за благо разойтись по своим комнатам.

– Хау а ю?– приветствовал меня Спозаранник.

– Плохо,– ответила я ему по-русски. Порадовать своего начальника мне было действительно нечем. Текст, которой должен быть готов еще вчера, похоже, не будет написан и сегодня. А тут еще Голяк почему-то из головы не выходит.

– А что это за история с Голяком?– спросила я.

Глеб поднял на меня глаза и назидательно произнес, что вместо того, чтобы интересоваться Голяком, мне следовало бы закончить справку о топливных компаниях, которую он ждет.

– Глеб,– с надеждой сказала я,– можно завтра?

– Сегодня!– коротко отрезал он.

Змей,– подумала я. Ядовитый змей. Спорить с Глебом бессмысленно. Чужих аргументов он не признает, а его собственная работоспособность вызывает во мне здоровое чувство зависти.

Вздохнув, я включила компьютер и открыла текст ненавистной справки. В комнате было тихо. За соседним столом сидел за компьютером Зураб. Он боролся с финансовыми пирамидами и изредка давал выход переполнявшим его эмоциям, выкрикивая какие-то короткие грузинские словечки. Модестова и вовсе было не слышно. Я попыталась сосредоточиться, но топливные компании определенно не шли мне на ум. Что-то другое не давало мне покоя. "Наваждение какое-то",подумала я, ощущая неясную тревогу.

– А что это ты вдруг Голяком заинтересовалась?– словно читая мои мысли, произнес Глеб.– Я полагал, что всем мужчинам на свете ты предпочитаешь Агееву.

Своеобразное чувство юмора моего начальника всякий раз ставит меня в тупик.

– С моей сексуальной ориентацией все в порядке,– сказала я как можно более суровым голосом.

– Судя по книгам, которые ты читаешь, я бы этого не сказал,– продолжал он невозмутимо.

Типичный змей! И когда только он успел углядеть на моем столе "Другой Петербург" Ротикова.

– Эта книга, уважаемый Глеб Егорович, интересует меня не столько своей голубой направленностью, сколько тем, что, по моему разумению, это – хорошая литература. Читаю ее я исключительно во внерабочее время, и дала мне ее, между прочим, Марина Борисовна, за что я ей очень благодарна.

– Вот я и говорю,– засмеялся Спозаранник. А вместе с ним грохнули Зураб и Модестов.

– Не бери в голову, Валэнтина,– сказал Зураб, нарочито акцентируя грузинский акцент.– В конце концов, у каждого свои недостатки.

У меня появился законный повод обидеться. Стараясь сохранять достоинство, я взяла сигареты и отправилась к Агеевой.

Марина Борисовна встретила меня участливо.

– Что грустная, Валюша?

– Да вот, не выходит чаша у Данилы-мастера,– пыталась отшутиться я.

– А ты ее пни, чашу-то,– улыбнулась она, протягивая мне чашку кофе, и, глядя на мое расстроенное лицо, заговорщицки подмигнула: – Может, коньячку?

Откуда-то из недр шкафа Агеева достала початую бутылку, которая хранится здесь со времен ее дня рождения. Спиртные напитки в "Золотой пуле" категорически возбраняются, поэтому, плеснув коньяк в кофе, она вновь спрятала бутылку за файловые папки, подальше от бдительных глаз Обнорского.

В отделе Марины Борисовны кофе всегда самый вкусный. Мы с наслаждением прихлебывали ароматную жидкость и разгадывали скандинавские кроссворды, к которым имели непонятное пристрастие. Наш кайф нарушил Обнорский. Он неожиданно возник в дверях и произнес:

– Ага, кофеек попиваете. Кроссвордики решаете в рабочее время?

– Андрей, дай передохнуть минутку. Горностаева вот грустит, я ее кофеем отпаиваю,– сказала Марина Борисовна.

– Кто обидел нашего королька?

Нашего рубаху-парня?– дурашливо заговорил Обнорский цитатами, обращаясь ко мне.

Я почему-то смутилась, но Агеева мужественно встала на мою защиту.

– Кто ж, как не твой Спозаранник. Нагрузил работой бедную девочку. Совсем как ты меня.

– Что ж, будем увольнять как несправившуюся,– резюмировал Обнорский и вышел так же внезапно, как появился.

Не успели мы допить кофе, как на пороге появился начальник репортерского отдела Владимир Соболин.

Он попросил Марину Борисовну срочно подготовить все имеющиеся в ее отделе материалы на Голяка.

"Опять Голяк",– подумала я.

Агеева, надевая очки, подошла к компьютеру и чуть раздраженно сказала:

– Господи! Ни минуты покоя.

Что случилось-то?

До того как стать журналистом, Соболин был актером. Он любит говорить. Речь его всегда напоминает сценические монологи и требует аудитории. Умело управляя голосом, он поведал нам, что примерно месяц назад господин Спозаранник записал на диктофон долгую беседу с неким Голяком. И под хорошую закуску и благородные напитки тот выложил Глебу Егоровичу много любопытного. Про милицейские крыши охранного бизнеса, про депутатов и особенно их помощников. Про недавнее убийство лидера демократического движения. Кассете с подобной информацией цены нет. Голяк такими делами ворочал, что думал век гоголем ходить. Но сколько веревочке ни виться – конец один. Его не сегодня-завтра в федеральный розыск объявят, а свое одеяло к телу все-таки ближе. В этих условиях слитая информация вполне ему боком выйти может. Вот он и просит вернуть кассету, на которой беседа эта записана.

– А мы, стало быть, не вернем?– спросила я.

– А тебе, Горностаева, Голяка, что ли, жалко?– вместо ответа сказал Соболин.

Голяка мне было не жалко. Но со мной происходило что-то странное. Я вернулась к себе в отдел и села за компьютер. Несколько минут я тупо вглядывалась в названия топливных компаний, затем, повинуясь какому-то внезапному решению, свернула текст справки и разложила на экране пасьянс.

"Если "Свободная ячейка" сойдется с первого раза, то я знаю Голяка",загадала я. Глеб неодобрительно посмотрел в мою сторону. От его бдительного ока не укрылось, что я явно занимаюсь не тем, чем следовало. "Ну и пусть",подумала я, продолжая упорно щелкать мышью. Через несколько секунд карты веером заскользили по экрану и улеглись на положенные места. "Свободная ячейка" сошлась. "Вот черт!" – сказала себе я и встала из-за стола.

– Глеб, я пойду? Все равно от меня толку сегодня нет.

Молчаливый кивок Спозаранника должен был означать, что толку от меня нет по обыкновению. Мне стало стыдно. Я подумала, ну какой из меня, на фиг, расследователь, когда даже справку толковую написать не могу. Глеб будет тысячу раз прав, когда нажалуется на меня Обнорскому, и вылечу я из агентства в два счета.

"Ну и пусть!" – упрямо твердила я, спускаясь по лестнице. Все равно они меня не любят. Никто не любит.

***

На улице лил дождь, и это как нельзя лучше соответствовало моему настроению. Я продолжала накручивать себя. Вспоминала день, когда пришла в агентство первый раз. Обнорский водил меня по комнатам и говорил: "Выпускница факультета журналистики. Мечтает стать расследователем". Я готова была провалиться сквозь землю. Наверное, так чувствовал себя Гадкий утенок из сказки Андерсена.

Первый год мне пришлось работать в репортерском отделе. Окунувшись в море криминальной информации, я сначала пришла в ужас, и если бы не Агеева, которой пришлось стать моим Вергилием, я, наверное, сбежала бы из агентства. Потом привыкла писать информации об ограблении магазинов, убийствах депутатов, разбойных нападениях. Привыкла и к тому, что, разрезая торт на чаепитии в отделе, Соболин называл себя главным специалистом по "расчлененке". И действительно, по количеству информации о расчлененных трупах он не знал себе равных.

Соболин добрый начальник. Задатки Деда Мороза, которого ему приходилось играть в актерской жизни, проявляются и в его стиле руководства. Всякий раз, когда он произносит очередную реплику, в мою голову неизменно лезет дурацкий стишок. Начинается он так: "Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты..." Конец стишка был неприличный.

В отдел к Спозараннику меня взяли на стажировку. К тому времени я достаточно поднаторела на криминальных информациях и чувствовала себя способной на большее. В отличие от репортеров здесь работают солидные люди, в основном бывшие менты и чекисты. Работа в этом отделе кропотливая и начинается с тщательного сбора информации, составления подробных досье, проверки фактов. Успех расследования зависит от надежности и компетентности источника. С моей точки зрения, все это несколько походит на шпионские игры. Иногда мне даже кажется, что Глеб неспроста периодически сбривает свои роскошные усы, отправляясь на встречу с очередным источником.

"Господи!– говорила себя я.– Да они все сумасшедшие, свернутые на своем криминале. И я сумасшедшая – вот уже Голяки мерещатся".