Текст книги "Решальщики. Раскрутка"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Гладышев взял качаловскую, на четыре нервных затяжки, паузу и наконец решился:

– А, черт с тобой! Делаем!

– Хорошенькое дельце! Вот она, пресловутая полицейская неблагодарность, она же – несправедливость! О которой нынче так много пишут отечественные средства массовой информации.

– Ты о чем?

– Одних за сомнительную помощь следствию часами одаривают. А других за отчетливую, не побоюсь этого слова, гражданскую позицию – чертями чертя́т почем зря.

– Не стенай. Даю слово, что, если с твоей авантюрой у нас хоть что-то выгорит, будет тебе благодарность.

– Надеюсь, объемом не ниже 0,7-ми?

– Там поглядим. Все, пошли, прошвырнемся по офисам. Возьму такой грех на душу. Тем более что – одним больше, одним меньше…

– Угу. Уходя, он поступил благородно: на себя взял грех, а ее оставил всего лишь с ребенком, – хмыкнул Петрухин, поднимаясь.

И они отправились «швыряться» по офисам.

В коем занятии весьма преуспели…

Второй раз по ходу нашего повествования нетерпеливо забегая вперед, поведаем, что на искомую запись они наткнулись ровно через полтора, без нескольких копеечек-минут, часа. Так что, кабы предлагавший пари Дмитрий и в самом деле взялся за эту работу в одиночку, таковой спор он, похоже, выиграл.

Впрочем, не суть принципиально: с какой крейсерской скоростью был достигнут результат – три посещенных офиса в час или, допустим, три с половиной? В данном случае много любопытнее другое: в процессе своих поисков сыскари посетили в том числе расположенный на углу двух «Ч» (Чайковского и Чернышевского) легендарный питерский кафетерий «Колобок». Который окучили достаточно быстро и ушли несолоно хлебавши – как в прямом, так и в переносном смысле.

Но вот если бы они задержались там на пару чашек кофе, да устроились бы в непосредственной близости от двух мирно беседующих разновозрастных мужиков, да по-оперски чуткими слуховыми рецепторами выдернули бы из семантики мужицкой речи несколько раз отчетливо прозвучавшую фамилию Грибков – кто знает, возможно, дальнейшие события покатились совершенно под иную горку.

Ну да, как некогда высказался классик: «Если бы Иван Грозный вместо Казани взял Лиссабон, в Португалии сейчас люди жили несколько иначе».

* * *

– Еще раз повторяю: в мясо калечить не нужно. Немножечко попинали, и – всё. Клиент хилый, как бы ненароком не загнулся.

– Сделаем. Ва-аще без проблем! – под завязку набитым беляшом ртом подтвердил Гиря.

– Сегодня он вернется домой после девяти вечера. Исходя из чего…

– А если раньше?

– Я сказал ПОСЛЕ девяти!

– Ну хорошо, – поспешил завернуть сомнения обратно Гиря. – Девять так девять. Нормальное время.

– Заберете у него только мобилу! Все остальное – деньги, часы, что там еще? – должно остаться при нем. Ясно?

– Ясно, – нехотя подтвердил Гиря.

– Только очень тебя прошу, поаккуратнее! Рожу свою перед ним не светани.

– Да Пинцет с этим задохликом и сам одним мизинцем справится.

– Что за погоняло такое идиотское?

– Так ведь Геша – он полтора года на медицинском учился.

– А почему недоучился?

– Отчислили. За неуспеваемость. И за торчки.

– Хм… Ну и кадры ты себе подбираешь.

– А чё? Нормальный такой, прикольный чувак.

– Смотри, как бы он в самый неподходящий момент тебя того… не приколол. В противном случае… – Шмаков вздохнул. – Ладно, я тебе не мама, не мне тебя учить.

Учить Гирю и в самом деле не стоило. Хотя бы потому, что поздно. Да и не в коня корм. К своим двадцати восьми годам Гиря был человеком с богатой криминальной биографией, имел за сутулыми плечами две условных судимости, с десяток административных взысканий и бесчисленное количество приводов.

– Да вы не переживайте! Все будет пучком! – уверенно сказал Гиря и смачно рыгнул, утрамбовывая в желудке остатки беляша. – Мы ж не идиоты!

– Очень тебя прошу: докажи последний тезис не словом, но делом.

– Чего?

– Я говорю: как сделаете, сразу отзвонись. Если все пройдет нормально, скажешь… Ну что ты должен будешь сказать?

Гиря изобразил на необремененном интеллектом челе лихорадочную работу мысли:

– Я должен буду сказать: «Извините, я по ходу не туда попал».

– Молодец, хороший мальчик. – Шмаков повертел головой по сторонам и кликнул официантку: – Девушка, счет будьте любезны!

– А можно мне еще пиво?

– Девушка, еще пиво и общий счет, – внес поправку Юрий Платонович и ответил на подавший голос мобильник: – Да, Юля… Нет, на вторую половину не вернусь, к сожалению. У меня меньше чем через два часа поезд… Да, «Сапсаном»… Нет-нет, всё было замечательно, спасибо. А итоговые материалы конференции перешлите с курьером… Да… Конечно: и расскажу, и доложу. Приятно было познакомиться… Да… Есть интересная молодежь, любопытные проекты, так что будем стараться поддерживать… Да… Всего доброго…

В мероприятие с пафосным названием Третья Всероссийская молодежная научно-практическая конференция «Тенденции и перспективы развития массового спорта в современных экономических условиях России» Шмаков вписался исключительно для того, чтобы обставить нынешнее появление на невских берегах казенно-официальной оказией.

Не то чтобы он всерьез опасался возможных подозрений в свой адрес. Просто Юрий Платонович всегда руководствовался нехитрым правилом: «Если есть возможность безболезненно и недорого дополнительно прикрыть любимую задницу – прикрой, хуже не будет». Однако целиком отсматривать скучнейшее по форме и содержанию зрелище он изначально не собирался, а потому тихонечко свалил из Таврического дворца во время очередной паузы на кофе-брейк.

К слову, у Шмакова и в самом деле имелся на руках билет на четырехчасовой московский поезд. Но перед отъездом ему обязательно следовало повидаться с Гирей. Именно по этой причине он и назначил ему встречу в «Колобке», до которого от Таврического всего десять минут неспешной ходьбы. К тому же заведение сие славилось демократичностью, а потому всегда под завязку набито публикой. Что само по себе нелишне. Обратно – ну не в ресторан же «Стейк Хауз», что на Кирочной, вести этого ушлёпка! А то, что совсем рядом с «Колобком» словил свою пулю господин Червень, так это – не более чем простое стечение обстоятельств. Так же как и оперативника Жору Гладышева, «символизм как жанр» Юрия Платоновича Шмакова ничуть не привлекал…

Вологодская область, Шекснинский район. Городок, название которого Купцов никак не мог запомнить, 2 июля 2011 года, сб.

Переговорив по телефону с Володей, Купцов подхватил давно собранную сумку и совершил «контрольный выгляд» в окно: качок с джином продолжал терпеливо сидеть под зонтиком в режиме сигнализатора выхода. Леонид чертыхнулся, последний раз обвел взглядом невеликий номер и безо всяко сожаления покинул оный. Цинично оставив на столе, на видном месте, так и не пригодившуюся пачечку «кондомов».

В полутемном коридоре не было ни души. Так что Купцов без помех открыл номер Яны Викторовны, просочился внутрь и тихонечко закрылся изнутри.

Комнатка Асеевой являла собой точную копию купцовского номера. Тем не менее в ней все равно ощущалось некое подобие уюта. Осязая который, Леонид подумал, что умение, а главное подсознательное желание создавать таковой, пускай бы и всего на одну ночь, у женщин в крови. Тут он некстати припомнил себя утреннего – небритого, с перегаром – и ему сделалось тоскливо. Если случившимся накануне лихим кавалерийским наскоком он сам себе подписал смертный приговор, то вот нынешним появлением в столовке – в непотребном виде, да еще и с бесцеремонным выпячиванием псевдостаршинства, – до кучи намылил веревку. Теперь оставалось разве что сковырнуть табурет, и всё – о попытках заинтересовать Яну Викторовну своей заурядною персоною можно было и не мечтать.

Купцов повздыхал-помаялся. Однако время поджимало, и, отбросив в сторону самоедство, он приступил к весьма деликатной миссии – сбору вещей Асеевой, с последующим их распределением между сумкой и чемоданом.

За годы своей милицейско-следацкой службы Леонид участвовал в десятках обысков, однако, вынужденно вороша и перебирая чужие вещи, никогда так не смущался, как теперь. Своего апогея смущение достигло в тот момент, когда Леонид снимал с батареи, а после упаковывал в пакеты нижнее, еще влажное белье юрисконсультши. Правда, несмотря на «апогей», он все равно не смог не отметить, что белье – весьма недешевое. И что, судя по размеру невесомого хлопкового бюстгальтера, Яна Викторовна является обладательницей скорее третьего, а не второго номера груди. Как это он, сугубо визуально, предположил в момент их первой встречи.

Последним отправившимся в чемодан предметом стала лежащая на прикроватной тумбочке книга, коей оказалось «Одиночество в Сети» Вишневского. В качестве закладки в книге использовалась цветная фотография мальчонки лет пяти-шести, в гусарском костюмчике и гигантских размеров, комично смотрящемся на детской головенке кивере. «Неужели сын? Так она что, замужем? Но ведь кольца нет!» – промелькнуло в купцовском мозгу лихорадочно-ревнивое.

Покончив с неприятной логистикой, Леонид рванул створку окна, выходившего, в отличие от его номера, не на центральную площадь, а в основательно запущенный яблоневый садик. Он внимательно посмотрел вниз, прикидывая: где помягче будет? Слава богу, что их поселили на втором этаже. В противном случае потребовалось бы искать какое-то иное решение «ухода по-английски», так как сигать с третьего и выше этажей Купцов едва ли решился бы.

Первыми на спуск отправились вещи. Затем Леонид взобрался на подоконник, мысленно помолясь, схватился за него руками и осторожно спустил вниз ноги. Теперь расстояние от кончиков пяток до земли составляло порядка четырех метров.

Он обреченно досчитал до трех с половиной и…

…и разжал пальцы…

– ОЙ-ЙО-О!..

* * *

Благодаря профессиональной хватке Яны Викторовны, все риелторские, банковские и прочие бумажные формальности, запланированные на сегодняшний день, удалось завершить со значительным опережением графика.

Так что уже в начале третьего служебная «мазда» «Квадриги» нарезала петли по кривым улочкам Слободки, держа курс на маячившие вдали красно-кирпичные выстроившиеся в линию рыцарские замки и дворянские гнезда. Линия эта, сколько хватало глаза, бесконечно тянулась вдоль побережья Шексны и причудливо изгибалась, строго копируя завитки речной излучины. Которая именно в этой местности изрядно меандрировала.

Замки, как не трудно догадаться, принадлежали толстосумам из Москвы, Питера и Череповца и уже одним этим фактом вызывали лютую классовую ненависть со стороны коренного населения городка. Которое, со свойственным простому народу цинизмом, окрестило относительно недавно возникшую коттеджную часть городских выселок «Слободкой-на-крови». По аналогии со знаменитым питерским храмом. Вот только в данном случае кровь подразумевалась не царская, она же – голубая, а самая обыкновенная, рабоче-крестьянская. На коей кровушке, по мнению местных жителей, и возводились многомиллионные каменные палаты…

Женщины на заднем сиденье продолжали шелестеть документами и негромко переговаривались, пересыпая свою речь непонятными Купцову финансовыми терминами. Сам же Леонид, сидючи на «первой парте» рядом с ведущим машину Володей, с пытливым интересом озирал живописные окрестности, попутно выгоняя остатки хмеля в окошко с приспущенным стеклом.

– Красотища-то какая!

– Э-эх! Было бы у вас времени побольше, я б вам такие места показал! – с нотками гордости за малую родину согласно закивал Володя. – А здесь что? Это раньше здесь красиво было. А теперь всю береговую линию застроили. Кирпичным говном… хм… Вот если отъехать от города километров на двадцать, вот там – да!.. Там такие просторы, такие дали! Канал «Дискавери» со своими видовыми фильмами – отдыхает!

– Дали – это хорошо. А как насчет рыбалочки?

– Вы еще спрашиваете! Вот, ей-богу, оставайтесь! Хотя бы на пару дней! Завтра же с утреца подорвемся, и я вам такую рыбалку устрою!

– На Шексне?

– Не-а, лучше. На лесные озера поедем, здесь недалеко – километров пятьдесят всего. Щуки огроменные, куда тем сомам!

– Заманчиво, однако. Черт! А может, и в самом деле?.. – мечтательно зажмурился Леонид и попытался припомнить, когда последний раз выбирался на рыбалку.

– Во-во! Подумайте! Чего вам тот Питер? Один-два дня все равно ничего не решают!

– Володя, прекратите немедленно! – донеслось с заднего сиденья строгое.

– Чего прекратить, Яна Викторовна?

– Прекратите соблазнять Леонида Николаевича! А то он у нас товарищ увлекающийся, порывистый. Склонный… к необдуманным поступкам.

– Так мы бы и вас с собой взяли, вот честное слово! – вступился за Купцова охранник «Квадриги».

– Не сомневаюсь в вашем благородстве! – фыркнула Асеева. – Спасибо, конечно, за приглашение, но – как-нибудь другим разом. А сегодня, самое позднее в четыре часа, нам нужно будет выехать в Череповец.

– А зачем так рано? Чего там делать столько времени?

– Кстати, да, – запоздало вступил в диспут Купцов, слишком увлеченный переживаниями из-за едко вброшенной Асеевой фразочкой про «склонность к необдуманным поступкам».

– Мне нужно приискать подарок сыну.

– Сомневаюсь, что в Череповце вы найдете нечто эксклюзивное. Такое, чего бы не сыскалось бы в Питере, – пожал плечами Леонид.

– Но хотя бы магнитики там, надеюсь, есть.

– Ну этого-то говна везде… хм… – смутился Володя, второй раз кряду неинтеллигентно упомянувший при дамах «фекалии».

Впрочем, уже в следующий момент его смущение резко сменилось на нехорошее удивление:

– Не понял?!!

– Ты о чем?

– Машины нашей возле дома нет. Странно. На обед отскочили, что ли? Пост охраны, мать их!

Леонид инстинктивно напрягся:

– Так, может, запросишь? У вас ведь должны быть радиостанции, или что там еще?

– Как же, допросишься у руководства станций! Общение сугубо по мобильникам. Причем за свой счет.

«Мазда» остановилась возле высоченных, в полтора человеческих роста, ворот. От которых по обе стороны разметался кирпичный, чуть ниже росточком забор, с нахлобученной поверху «спиралью Бруно».

«М-да, не частный загородный дом, а секретный режимный объект Министерства обороны», – подумалось Купцову.

– Ладно, вы идите, а я пока выясню: где эти деятели? – сказал Володя, глуша мотор. – Можно, конечно, набрать дежурного и вломить их по полной. Да только жалко придурков.

Мария Ивановна Семенова – женщина с габаритами мадам Грицацуевой и специфическим апломбом, характерным отмирающей натуре «супруг красных директоров», начала рыться в сумочке в поисках заветного золотого ключика от пуленепробиваемой калитки. Купцов даже слегка разочаровался, обнаружив, что таковая махина отпиралась столь заурядным способом.

А не путем сканирования сетчатки глаза, к примеру…

* * *

После того как хозяйка и ее питерские гости скрылись в доме, следом выбравшийся из машины Володя блаженно потянулся, расправляя затекшие конечности, и достал мобильник.

Телефон старшего смены, с утра заступившего на охрану дома Семеновой, отозвался каноническим «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Телефон Димки Горяева – дружбана-закадыки, который входил в состав того же экипажа, не подавал и таких признаков жизни: вызов всякий раз просто сбрасывался. И вот это было действительно странно – на звонки Володи Горяев обычно отвечал всегда.

Тем временем к «мазде» накатывал мужик на велосипеде. Охранник «Квадриги» заметил его пару минут назад, когда тот только-только показался в створе улочки. Она же в простонародье – «бульвар Крутых».

– Слышь, приятель, ты местный? – с легким раздражением поинтересовался велосипедист, лет тридцати пяти или чуть старше, с круглым, курносым лицом, которое неприятно портил широкий шрам на левой щеке, идущий от подбородка чуть ли не до самого виска. Широкие плечи выдавали в нем спортивное, как минимум, прошлое. Из пузатого рюкзака, горбящегося за спиной, наподобие антенны торчал спиннинг.

– Типа того. А что?

– Не подскажешь: тут вообще остался где-то спуск к реке? Я уже не знаю сколько километров намотал, и – ни просвета. Всё сплошь заборы. Переходящие в заборы.

– Рыбалить собрался? Не поздновато ли?

– Да кто ж знал, что здесь все так изменилось?! Понастроили, блин, дачек – к реке не подобраться. Совсем страх потеряли!

– Скорее, совесть, – понимающе уточнил Володя. Затронутая велосипедистом проблема для коренных жителей городка действительно была из разряда наболевших. – Вон, за тем домом с башенкой, видишь?

– Ага.

– Там в конце забора есть невеликая тропиночка. Ее за кустами боярышника с дороги не видно, так что не промахнись. Только здесь обрыв слишком крутой, на велике спускаться не советую.

– Вот спасибо! Что б я без тебя делал? – расплылся в благодарной улыбке велосипедист и сунул руку за пазуху. Среагировав на этот его жест, Володя машинально потянулся к подмышечной кобуре.

Велосипедист понимающе кивнул и растянул улыбку еще шире:

– Слышь, служивый! Твоя тачка?

– Ну, допустим, моя. А что?

– Тебе накидной ключ не нужен? Новьё! Вот, гляди! – Он вытащил и продемонстрировал сияющий, никелированный гаечный ключ. – Для моего «коня» вроде как не в жилу, а твоей «маздочке» в самый раз! В хозяйстве пригодится.

– Нет, спасибо. У меня полный комплект.

– Жаль. Я бы за недорого отдал. Просто… трубы горят. А с баблосами нынче – полная засада.

– Понимаю. Но – не нужно.

– Жаль, – с сожалением констатировал велосипедист и… почти без размаха, ударил Володю сбоку по голове, аккурат за ухом.

Санкт-Петербург, 2 июля 2011 года, сб.

– Ну, Борисыч! Слов нет – одни буквы! – возбужденно, взахлеб тараторил Гладышев. – Я просто фигею с нашего руководства! Такие кадры за дверь выставляют! Слушай, а хочешь я поговорю со своим шефом? Восстановим тебя в органах и будем вместе работать. Как это сейчас модно – «в тандеме»?

Пять минут назад они с Петрухиным покинули помещение офиса конторы с чарующим названием ООО «Нежность», унося с собой компакт-диск с трехминутной архивной записью с камеры наружного наблюдения.

– Спасибо, дружище. Но, как учит нас история человечества: дважды в одну реку не то что войти – просто помочиться, и то нельзя, – с легкой ухмылочкой отказался от щедрого предложения Дмитрий.

– Напрасно, ей-богу напрасно… Ладно, короче, план сейчас такой: идем к нам, быстренько пробиваем тачку на владельца. И если это тачка Грибкова – сегодня же назначаем ему свиданку. Под легендой «простава за почетную грамоту».

– То бишь ставить комитетских в известность отныне ты не собираешься?

– Перетопчутся! Вот сначала мы им нос утрем, а уже потом… Нет, но Грибков-то каков, а? А ведь я эту скотину в кабинете своими руками кофием угощал! У-у-у!..

Приятели за разговорами свернули в переулок.

– Погодь, Жора! Нам же напрямки до твоих криминальных пенатов всяко ближе? Или у меня начинает развиваться географический кретинизм?

– Да нет, все верно. Просто мы тут в один магазинчик заскочим. Надо бутылку взять для дежурной части. Чтобы без лишних вопросов к гаишной базе допустили.

– Чего-чего?! – Потрясение Петрухина было столь велико, что он сбился с шага. – Что значит «без лишних»? Что значит «допустили»? Ты начальник или где?

– Я-то начальник, – помрачнел лицом Гладышев. – Вот только, в свете последних веяний и нововведений, доступ к базам у нас осуществляется исключительно по запросу. Уже две недели как.

– Чего за хрень?! Каких еще веяний?

– Борисыч, давай не будем о грустном! – взмолился опер.

– Хорошо, не будем, – согласился Петрухин и тут же поинтересовался снова: – Нет, и все-таки? Я не врубаюсь: тебе чего, по работе, вот так вот, в силу служебной необходимости, нельзя элементарно тачку прокинуть?

– Пока нельзя. У нас сейчас этот… Короче, месячник.

– Месячник очередных месячных?

– Вроде того.

– И с чем на этот раз ведется борьба беспощадная?

– С источниками потенциальных злоупотреблений. В части… «возможности дополнительного заработка путем использования служебных информационных массивов», – процитировал по памяти Гладышев.

– О как? Будь ласка, разжуй, дружище! А то я немного отстал от жизни.

– Поясняю: на прошлой неделе пришла бумага из ГУ УСБ, за подписью полковника – прости господи! – Мудашева.

На этот раз потрясение Петрухина оказалось столь велико, что он не только сбился с шага, но застыл на месте как вкопанный:

– Ты сказал «Мудашев»? Так он что, уже полковник?

– Ну да. А ты знаешь его, что ли?

– Единожды имел удовольствие. Приватного сношения. Да-а, растут люди, однако… Ну-ну, и о чем бумага?

– А бумага с требованием: «Провести мероприятия по снижению экономической заинтересованности в коррупционных проявлениях сотрудников полиции».

– Охренеть! Только… я не очень понимаю: при чем здесь гаишный компьютер?

– Вот как раз во исполнение, – ответил Гладышев.

И после невеликой паузы нехотя пояснил:

– Ты ж понимаешь, Борисыч, для галочки все едино надо какие-то телодвижения совершить. Тем более что из того же центрального штаба обязательно придет напоминание: мол, мы вам указывали снизить заинтересованность, а вы обязаны доложить и планчик страницы на три.

– Заодно там обязательно будут присутствовать угрозы.

– Ну это само собой. Вот наши боссы, ничтоже сумняшеся, и решили, что, лишив сотрудников доступа к сторонним банкам данных, они автоматически лишают их – то бишь нас! – возможности подзаработать на разного рода «левых пробивках». Так что теперь у нас всё строго по запросу, с учетной записью в журнале.

– Бред какой-то! Да дежурка первой же взвоет!

– Уже воет. Посему думается мне, что сия инициатива просуществует от силы еще пару-тройку недель. После чего естественным образом исдохнет и всё вернется на круги своя.

Петрухин, несколько оправившись от удивления, протянул:

– М-да… Воистину: Россия без дураков – унылая Европа.

– Во-во. Я тут на прошлой неделе оказался в отделе Приморского районного розыска и как раз случайно нарвался на совещание. Тоже – по поводу «снижения заинтересованности».

– Я уже предвкушаю шоу-бизнес-зрелище!

– Шоу было что надо! – согласился Гладышев. – В общем, захожу в актовый зальчик, присаживаюсь в уголке и жду, пока опера разойдутся со сходки. Чтобы нужного человечка не упустить. И тут аккурат громыхает: «Кто недоволен зарплатой?» – это начальник ихнего уголовного розыска спрашивает. Ну все, естественно, ухмыляются, но молча. «Может, кому-то нужен кредит безвозмездный, может, холодильник или там стиральная машина? – уточняет начальник. – И без смущения, товарищи. Вопрос серьезный, сама Москва интересуется». И майор многозначительно указывает на потолок.

– Все, понятное дело, молча и дружно зырят туда же?

– Само собой. И тут какой-то оперок неожиданно пискает: «Ну, допустим, мне не хватает». И ведь, судя по внешнему виду, не из молодых. А все равно – какой-то «ранний».

– Ну и?

– Ну майор довольно потирает ручонки и говорит кровожадно: «Влип, злыдень!» Он сует этому оперку казенную бумагу, которая начинается со слов «провести мероприятие» и высказывается в том духе, что, дескать, мероприятие я провел и тебя выявил. А дальше – твои проблемы. Теперь уже ты должен напечатать в графиках и таблицах, как именно наш личный состав планирует снизить уровень заинтересованности.

– Толково придумано! – заржал Дмитрий.

– Ага, мне тоже понравилось… Оперок, естественно, начинает визжать и отбрехиваться. Мол, а почему я? Я что, главный коррупционер? На что ему майор спокойненько так отвечает: «Вот мне лично, как и остальным, денег хватает. А тебе – нет. Откуда возьмешь? Только коррупционные проявления, братец. Так что – давай дерзай. И чтоб все по-взрослому: профилактические беседы, разведопросы, залегендированные выходы по месту жительства коллег. Поговори с ветеранами бумагомарания – может, они чего подскажут… Во! Встречи с ветеранами непременно!.. Короче, флаг в руки, наш имидж на клавиатуре твоего компьютера…»

Приятели зашлись в таком припадке гомерического хохота, что бредущий им навстречу старичок испуганно вжался в стеклянную витрину магазина.

– М-да, это было бы смешно, кабы не было так грустно, – с трудом прекратив смеяться, заключил Петрухин. – У меня в розыске напарник был, Костя Лущенко. Так вот он мне частенько говорил: «Димон, у меня деньги закончились. Я честный человек, а потому предупреждаю – пойду на преступление».

– Это который Костыль?

– Да.

– Как у него, кстати, дела? Что со зрением?

– Пока только одним глазом. Да и то… – посуровел Дмитрий и болезненно подумал, что он – большая свинья. Поскольку не навещал Костыля уже больше месяца. Оно, конечно, общение с его Любкой – испытание то еще. Но разве можно ожидать какого-то иного приема от женщины, мужа которого ты своими собственными руками, дуростью своей сделал инвалидом?..

А еще Дмитрий припомнил, что с последней получки так и не добрел до банка и не положил очередную порцию денег на открытый в середине мая счет. Из чего следовало, что он, Петрухин, не просто «большая свинья», а самый натуральный… «хряк позорный».