Текст книги "Азарт (сборник стихов)"

Автор книги: Андрей Дементьев

Чёрный лебедь

 
Ещё одной звезды не стало.
И свет погас.
Возьму упавшую гитару.
Спою для вас.
 
 
Слова грустны.
Мотив не весел,
В одну струну.
Но жизнь,
Расставшуюся с песней,
Я помяну.
 
 
И снова слышен хриплый голос.
Он в нас поёт.
Немало судеб укололось
О голос тот.
 
 
И над душой – что в синем небе
Не властна смерть.
Ах, чёрный лебедь,
Хриплый лебедь,
Мне так не спеть.
 
 
Восходят ленты к нам и снимки,
Грустит мотив.
На чёрном озере пластинки
Вновь лебедь жив…

 

Наполеон

 
Никем не встреченный, нежданный
Примчался он тайком в Париж.
Но ни восторгов барабанных,
Ни ликований – только тишь.
 
 
И, вспоминая Ватерлоо.
Метался в гневе до зари.
И словно траур по былому.
Темнел печально Тюильри.
 
 
Уже отряхивал колена
Мир, ненавидевший его,
Что отомстит Святой Еленой
За то былое торжество,
 
 
Когда кумир ногами топал
В нетерпеливости своей.
И вся монаршая Европа
Толпилась в страхе у дверей.
 
 
…Министр полиции Фуше,
Посол его придворной черни,
Злорадно радуясь в душе,
Ждёт от кумира отреченья.
 
 
Но что-то медлит узурпатор.
Всегда в своих решеньях скор.
На самый горький свой парад он
Придёт прочесть им приговор.
 
 
И в руки радостному гному
Его вручит. И ахнет враг,
Как от великого к смешному
Он сделает последний шаг.

 

Ватерлоо

 
Так вот оно какое, Ватерлоо!
Где встретились позор и торжество.
Британский лев грозит нам из былого
С крутого пьедестала своего.
 
 
Вот где-то здесь стоял Наполеон.
А может быть, сидел на барабане.
И шум сраженья был похож: на стон,
Как будто сам он был смертельно ранен.
 
 
И генерал, едва держась в седле,
Увидел —
Император безучастен.
Он вспомнил вдруг,
Как на иной земле
Ему впервые изменило счастье.
 
 
Я поднимаюсь на высокий холм.
Какая ширь и красота для взора!
Кто знал,
Что в этом уголке глухом
Его ждало бессмертие позора.

 

Другу юности

 
Непишущий поэт – осенний соловей…
Как отыскать тебя среди густых ветвей?
И как истолковать твое молчанье?
От радости оно или с отчаянья?
 
 
Я помню, как ты плакал над строкой,
Не над своей, а над чужой посмертною.
Я в нашу юность за тобой последую.
Ты душу мне тревогой успокой.
 
 
Для нас иное время настает.
Я знал тебя веселым и задиристым.
Ты говорил: «Вот погоди, мы вырастем,
Дотянемся до самых высших нот».
 
 
А ноту, что назначена тебе,
Другим не взять – ни журавлям, ни соколам,
Не покоряйся лени и судьбе,
А покори-ка ноту ту высокую.
 
 
Мне твой успех дороже всех похвал.
Лишь только бы звучал твой голос снова.
Тебя твой дар в такую высь призвал,
Где нету ничего превыше слова.

 

Ты вернулась

 
Ты вернулась через много лет.
Ты пришла из дней полузабытых.
Молчаливо наложив запрет
На мои вопросы и обиды.
 
 
Мы с тобой расстались в жизни той,
Где цветы и звёзды не погасли.
– Сколько лет, а ты всё молодой!
– Сколько лет, а ты ещё прекрасней!
 
 
Мы с тобой друг другу честно лжём,
Потому что рады этой встрече,
Потому что долго на земле живём,
Знаем, как важны порою речи.
 
 
Потому что ни обид, ни бед
Никогда не вспоминает юность.
Потому что через столько лет
Ты ко мне из прошлого вернулась.

 

Жалею зверей

 
Жалею зверей в зоопарке.
И в цирке мне жалко зверей.
Как люди на зрелища падки!
Когда же мы станем добрей?
 
 
И лев уже ходит под кличкой.
Барьер на манеже берёт.
И царскую гордость публично
Меняет на бутерброд.
 
 
А некто, войдя к ним в доверье,
Устроил аттракцион:
И в пасть онемевшему зверю
Суёт свою лысину он.
 
 
Лев нежно обходится с нею.
И, занятый скучной игрой,
Он кажется много умнее,
Чем этот манежный герой.
 
 
Жалею зверей в зоопарке.
У неба украденных птиц.
Вон той молодой леопардке
Всё хочется клетку открыть.
 
 
Не терпится выйти на волю.
Вернуться в былую судьбу.
Но приступы гнева и боли
Весьма забавляют толпу.
 
 
Ей дети бросают конфетки.
Наверно, жалеют её.
За что красота эта в клетке?!
И в чём провинилось зверьё?
 
 
Я взглядом встречаюсь с гориллой.
В глазах у гориллы упрёк:
"Я предков тебе подарила
А ты нас в неволю упёк".
 
 
И вдруг осенил меня предок
Печальной догадкой своей:
"Ведь им безопасней из клеток
Соседствовать с миром людей".

 

Последний штрих

 
У каждого своя судьба.
Не рок и не веленье бога,
А просто долгая дорога
Или короткая тропа.
 
 
Где на обочине цветы
Иль злые заросли крапивы.
Мы все в пути нетерпеливы.
Когда до счастья полверсты.
 
 
Когда до счастья только миг.
Последний штрих,
Рывок последний,
А может, только взгляд ответный
Иль новорожденного крик.
 
 
Ты верь в свою судьбу, мой друг.
Она приходит на рассвете
За чей-то стол
Иль в чьи-то сети.
Ей ждать ленивых недосуг.
 
 
А потому запомни впредь
Судьба лишь с сильными поладит.
Иначе жизни всей не хватит
Ту стометровку одолеть.

 

Хитрость

 
Не люблю хитрецов.
Не умею хитрить.
Не могу дурака
Похвалой одарить.
 
 
Не умею молчать,
Если сердце кипит.
Не меняю на выгоду
Горьких обид.
 
 
Можно хлеба краюху
Делить пополам.
оловину души
Никому не отдам.
 
 
Отдавать – так уж всю,
Без остатка, до дна.
Потому что, как жизнь,
Неделима она.
 
 
Не люблю хитрецов,
Не умею хитрить.
Что подумал о ком-то,
Могу повторить.
 
 
Всё могу повторить,
Глядя прямо в глаза.
Если б так же всегда
Поступали друзья…

 

Когда душа в печали

 
Опять за тёмными очками
Я не увидел ваших глаз.
И недосказанность меж нами
Незримо разлучает нас.
 
 
А может, вы нарочно прячете
Свои глаза…
Не дай-то бог,
Чтоб кто-то их увидеть мог.
Когда грустите вы иль плачете.
 
 
Но вы словам моим не вняли,
Ушли за тёмные очки,
Боясь,
Когда душа в печали,
Чужого взгляда иль руки.

 

Номенклатура счастья

 
Ответственность за слово —
Выше слов,
Не найденых пока
Или звучащих, —
Как сердцу слаще
Ожиданье счастья,
Когда оно ещё во власти снов.
 
 
Для жизни нашей,
А не для бессмертья
Работают в поэзии друзья.
Поэт всегда —
Номенклатура сердца.
И снять его
С той должности нельзя.
 
 
Ответственность за слово —
Выше фраз,
Которые мы говорим при этом.
Вот почему я музе вечно предан.
Она, как друг,
Приходит в нужный час.
 
 
Ответственность не поделить на части.
Ведь с каждым счеты у неё свои.
А мой пегас —
Номенклатура счастья.
Всю жизнь он скачет улицей любви.

 

Уходят годы

Ю. Папорову

 
Я иногда спохватываюсь вдруг:
Уходят годы —
Сделано так мало.
А жизнь меня и била и ласкала.
Но оглянуться вечно недосуг.
 
 
И суета —
Что океан за бортом…
У каждого из нас такой режим,
Что мы сперва принадлежим заботам,
А уж потом себе принадлежим.
 
 
И как бы ни сложилась жизнь вначале,
И что б ни ожидало нас потом, —
Благословляю все её печали,
Рассвет и вечер
За моим окном.

 

Низами

 
Твоя душа всегда с людьми,
Великий брат наш – Низами…
Не оттого ли ты велик,
Что мудрость времени постиг,
Что слёзы бедных осушал,
От злобы сильных не бежал?
 
 
Не оттого ли ты велик,
Что был надеждой для людей.
И от твоих бессмертных книг
И мы сильней, и мы добрей?
 
 
Поэт не может не страдать,
Когда страдал его народ.
Ни лесть, ни ложь, ни благодать
Лишь правда за сердце берёт.
 
 
Твоя душа в стихах болит…
И – давний слышится мотив. —
Ты жил средь горя и обид,
Судьбу стихами оплатив.
 
 
Не потому ли ты велик,
Что мудрость времени постиг…

 

Утраты

Евг. Богату

 
Мы что-то утратили
В жизни своей…
Хотя так же матери
Ждут сыновей.
 
 
По-прежнему дети
Нас учат добру.
По-прежнему светел
Мой лес поутру.
 
 
И те же красоты
У белой зимы…
И все-таки что-то
Утратили мы.
 
 
Утратили что-то
В других и в себе.
По сердцу работа,
А мысль о рубле.
 
 
По сердцу невеста,
Но будущий зять
С ней теплое место
Надеется взять.
 
 
Мы были добрее.
Наивней подчас…
А может быть, время
Меняется в нас?
 
 
Но так же доверчивы
Те, что пришли.
Делить-то нам нечего.
Кроме души.

 

Обида

 
Я этой истиной избитой
Кого сумею поразить?
 
 
Слова, рождённые обидой,
Не торопись произносить.
 
 
Не торопись обидеть друга
Несправедливостью своей,
Загнать его внезапно в угол,
Хоть он нисколько не слабей.
 
 
Он просто чуточку добрее.
Он молча ярость переждёт.
И чем остынешь ты скорее,
Тем горше будет твой отход.
 
 
И стыд тогда в тебе проснётся.
С ним расставаться не спеши.
А друг лишь грустно усмехнётся.
Как слёзы,
Кровь смахнет с души.

 

Женщины

 
Видел я, как дорогу строили.
В землю камни вбивали женщины.
Повязавшись платками строгими,
Улыбались на солнце жемчугом.
 
 
И мелькали их руки медные,
И дорога ползла так медленно.
 
 
Рядом бегал прораб довольный,
Руки в брюках, не замозолены.
– Ну-ка, бабоньки! Paз-два, взяли! —
И совсем ничего – во взгляде.
 
 
Может, нет никакой тут сложности?
Человек при хорошей должности.
Среди них он здесь вроде витязя…
Ну а женщины – это ж сменщицы,
Не врачи, не студентки ГИТИСа.
Даже вроде уже не женщины,
 
 
А простые чернорабочие,
В сапожищи штаны заправлены.
А что камни они ворочают,
Видно, кто-то считает правильным.
 
 
Всё рассчитано у прораба:
Сдаст дорогу прораб досрочно.
Где-то выше напишут рапорт.
Вгонят камень последний бабы,
Словно в рапорт поставят точку.
 
 
Но из рапорта не прочтут
Ни газетчики, ни начальство,
Как тяжёл этот женский труд,
Каково оно, бабье счастье.
 
 
Как, уставшие насмерть за день,
Дома будут стирать и стряпать.
От мозолей, жары да ссадин
Руки станут как старый лапоть.
 
 
Мы вас, женщины, мало любим,
Если жить вот так позволили.
Всё должно быть прекрасно в людях.
Ну, а в женщинах и тем более.
 
 
Не хочу, чтоб туристы гаденько
Вслед глядели глазами колкими,
Аппаратами вас ощелкивали:
«Вот булыжная, мол, романтика…»
 
 
Мы пути пролагаем в космосе,
Зажигаем огни во мгле.
И порою миримся с косностью
На земле.

 

У могилы Н. Н. Пушкиной

 
«Здесь похоронена Ланская…»
Снега некрополь замели.
А слух по-прежнему ласкает
Святое имя – Натали.
 
 
Как странно, что она – Ланская.
Я не Ланской цветы принёс,
А той, чей образ возникает
Из давней памяти и слёз.
 
 
Нам каждый день её был дорог
До той трагической черты,
До Чёрной речки, за которой
Настало бремя суеты.
 
 
Как странно, что она – Ланская.
Ведь вслед за выстрелом сама
Оборвалась ее мирская,
Её великая судьба.
 
 
И хорошо, что он не знает,
Как шли потом её года.
Она фамилию сменяет,
Другому в церкви скажет «да».
 
 
Но мы её не осуждаем.
К чему былое ворошить.
Одна осталась – молодая.
С детьми, а надо было жить.
 
 
И всё же как-то горько это.
Не знаю, чья уж тут вина,
Что для живых любовь поэта
Так от него отдалена.

 

Из прошлого

 
О друге своём узнаю от других.
Он мечется где-то
Меж дел и свиданий.
И дружба моя —
Как прочитанный стих —
Уже затерялась средь новых изданий.
 
 
О друге своём узнаю из газет.
Он мимо глядит
С популярной страницы.
Ну что же, на «нет»
И суда вроде нет.
Не пивший вовек,
Я хочу похмелиться.
 
 
О друге своём вспоминаю порой.
Читаю открытки его и записки.
Но кто его тронет —
Я встану горой,
Поскольку священны у нас обелиски.

 

* * *
В нас любящие женщины…

 
В нас любящие женщины
Порою
Находят добродетелей запас.
Мы в их глазах
То боги, то герои…
А их сердца —
Как пьедестал для нас.
 
 
Как будто мы и вправду так красивы
И так мудры.
Скорей, наоборот,
Но никакие доводы не в силах
Столкнуть нас
С незаслуженных высот,
Пока не сгонит разочарованье —
И всё в обычном свете предстаёт.
А бывший «бог»,
Улегшись на диване,
Других высот
Уже не признаёт.
 
 
О, как же надо и любить и жить,
Чтоб пьедесталы не давали трещин,
Чтобы высоты в сердце заслужить
И быть достойным
Заблуждений женщин.

 

Другой отсчет

 
Нельзя небрежно жить.
Забывчиво дружить.
Небрежность – это лень.
Душевная бестактность.
 
 
Уже который день
Вхожу с тобой в контакты.
 
 
А ты со мной небрежна.
Как будто даришь мне
Последнюю надежду
Побыть наедине.
 
 
Среди прекрасных комнат,
Как старенький мотив,
Меня случайно помнят,
Умышленно забыв.
 
 
Придет иное время
И все перечеркнет.
И старой дружбы бремя
Начнет другой отсчет.

 

Запретная зона

 
Весенний рябиновый запах
Тревожит мне душу порой.
Хотел бы попасть
Я в твой замок,
Да сердце
Забыло пароль.
 
 
Запретная зона обиды
Наш мир поделила опять.
Уж лучше
Короткая битва,
Чем снова
В осаде стоять.
 
 
Но мчится к нам
Странный гонец
Поведать.
Что сказке конец.

 

Начало апреля

 
Сквозь снегопад
Пробилось утро.
Деревья тихие стоят.
Как бы догадываясь смутно,
Что скоро
Им менять наряд.
 
 
И средь пленительного бега
Мы общей радости полны.
Из царства трепетного снега
Вступаем в царство тишины.
 
 
А ты летишь на быстрых лыжах
В безмолвье леса —
Наугад.
И я тебя уже не вижу
Сквозь снегопад.
Сквозь снегопад.

 

Взрослые и дети

 
Мы не похожи на своих детей.
Как жаль,
Что на детей мы не похожи.
Они не просто трижды нас моложе, —
Они честней в наивности своей.
 
 
Мы изменяем детству своему.
И всё,
Чем в детстве так душа богата,
Потом в себе мы прячем виновато.
Едва ли понимая —
Почему.
 
 
Как жалко, что мы с детством разлучились.
И наши дети этот путь пройдут, —
Восторг они заменят на учтивость,
Доверчивости хитрость предпочтут.
 
 
Природа нам оказывает милость:
Мы в детях повторяемся своих…
Но не об этом мой наивный стих.
Хочу,
Чтобы в нас детство повторилось.

 

Решающий момент

 
Как горько обмануться в друге!
Как больно после стольких слов
Душой почувствовать засов,
Которым щёлкнули в испуге,
Чтобы в решающий момент
В ответ на преданность и битвы
Воздать привычный комплимент,
И посчитать, что этим квиты.
Когда свой собственный престиж
И свой покой всего дороже…
 
 
Что ж ты от боли не кричишь?
Или кричать уже не можешь?
А может, снова всё простишь…

 

* * *
Через столько лет…

 
Через столько лет
На той же улице
Мы нежданно
Встретились в толпе.
Ты успела
Чуточку нахмуриться.
Я успел
Подумать о тебе.
 
 
Ты успела
Быстро оглянуться.
«Боже мой…» —
Я прошептал вдали.
 
 
Может, надо было
Нам вернуться?
Но друг друга
Мы бы не нашли.

 

Аварийное время любви

 
Твои смуглые руки
На белом руле.
Аварийное время
Сейчас на земле.
Аварийное время —
Предчувствие сумерек.
В ветровое стекло
Вставлен синий пейзаж.
Выбираемся мы
Из сигналящих сутолок.
И дорога за нами —
Как тесный гараж.
 
 
В чей-то город под нами
Спускается солнце.
Угасает на небе
Холодный пожар.
Аварийное время
Навстречу несётся,
Как слепые машины
С бельмом вместо фар.
 
 
От себя убежать
Мы торопимся вроде.
Две тревожных морщинки
На гретхенском лбу.
На каком-то неведомом нам
Повороте
Потеряли случайно
Мы нашу судьбу.
 
 
Аварийное время
Настало для нас.
Вот решусь
И в былое тебя унесу я.
Ты в азарте летишь
На нетронутый наст.
И колеса сейчас,
Как слова, забуксуют.
 
 
Аварийное время
Недолгой любви.
Все трудней и опаснее
Наше движенье.
Но не светятся радостью
Очи твои,
Словно кто-то в душе
Поменял напряженье.
 
 
Светофор зажигает
Свой яростный свет.
Подожди.
Не спеши…
Мы помедлим немного.
Будет жёлтый ещё.
 
 
Это «да» или «нет»?
Пусть ответит дорога.

 

Открыться людям

 
Ещё не спел я главной песни,
Хотя прошло немало лет.
И я взошёл на ту из лестниц,
Откуда дальше хода нет.
 
 
Успею или не успею
Открыться людям до конца?
Чтоб рядом с песнею моею
Добрели взгляды и сердца.
 
 
"Успеешь…—
шелестят страницы. —
И не казнись пустой виной…"
 
 
Быть может, что-нибудь
Продлится
В душе людей,
Воспетых мной?

 

Поэт

П. Неруде

 
Что в нашей жизни,
Словно в минном поле,
Ты ищешь настороженной строкой?
Рискуя между гибелью и болью,
Когда вдруг ахнет мина под ногой.
 
 
Гремят,
Гремят неслышимые взрывы.
Невидимые падают враги.
А ты идешь по краешку обрыва.
На поводу у собственной строки.
 
 
У ног то ярость высекает пламя,
То ложь тебя готова подорвать.
И ты опять взрываешься над нами.
И ран твоих уже не сосчитать.
 
 
Сапёры ошибаются так редко.
А ты как будто лезешь на рожон.
И жизнь твоя
Как в минном поле метка,
Куда лишь смелым доступ разрешён.

 

Как жаль

 
Как жаль,
Я не узнал твой голос.
Ты позвонила мне из автомата
И назвала тот знаменитый город,
В котором вместе были мы когда-то.
 
 
Ты позвонила поздно —
Где-то в полночь.
И долго я не мог понять
И вспомнить —
Кто мне звонит.
Досадовал вначале,
А голос соткан был из пауз
И печали.
 
 
Ты говорила что-то о природе,
Что этот чудный край неповторим.
Я в голосе твоём
Как в хитром коде
Искал ключи к иным словам твоим.
 
 
Ты говорила, что была так рада
Уехать,
Чтоб одной вдали побыть.
А я услышал:
"Я хочу обратно…
Неужто ты успел меня забыть?"

 

Двести лет спустя

 
В присутствии дамы четыре поэта
Себя мушкетёрами ей объявили.
Глаза её
Всех четырёх вдохновили,
И тут же была она в тостах воспета.
 
 
В любви объясняются ей мушкетёры.
А дама о чём-то грустит, улыбаясь…
И мудрый Атос,
Как подраненный аист,
В улыбке её не находит опоры.
 
 
Шампанское кровь и беседу нагрело.
Как шпаги,
Блистают весёлые взгляды,
И этой игре они искренне рады,
Где ревность без боли,
И шутки без гнева.
 
 
О, как восхитительны эти поэты!
Она улыбается, глядя им в лица.
И всё это было не с кем-то, не где-то,
А всё это с нею сумело случиться.
 
 
Не видно в игре никакого изъяна,
Хотя отклонились они от сюжета.
И нет ни Констанции.
Ни д'Артаньяна.
А есть лишь четыре влюблённых поэта.
 
 
Она поздним вечером с ними простится.
И всем пожелает добра и удачи…
И всё же Констанцией в дом возвратится
И ночью о том,
О четвёртом, заплачет…

 

Перед тобою

 
В тебе есть что-то неземное.
Ты не из нашей суеты,
И что случается со мною.
Когда ко мне приходишь ты?
В тебе есть что-то неземное.
Ты —
Словно ангел меж людьми.
И я души твоей не стою,
Не стою я твоей любви.
В тебе есть что-то неземное.
Возьми меня в свою страну.
Перед тобою и собою
Я искуплю свою вину.

 

Увожу твоё обещанье

 
Две монеты мы в море бросим,
Чтоб вернуться вдвоём сюда.
Ждёт тебя золотая осень,
Ждут меня холода.
Возвращаюсь в своё ненастье,
Чтоб о солнце твоём грустить.
Не дано ещё людям власти
Юг и Север соединить.
Поцелуй меня на прощанье.
Вытри слёзы и улыбнись.
Увожу твоё обещанье.
Оставляю мольбу:
«Вернись…»

 

Мелодия моря

 
Я слышу,
Как Чёрное море вздыхает.
Со мною грустит о тебе.
А дождь за окном
То шумит, то стихает.
И роза дрожит на стебле.
 
 
Я слышу,
Как Чёрное море тоскует
И бьется о душу мою.
И волны,
Как старые карты, тасует.
Надежду сажает в ладью.
 
 
Я слышу,
Как Чёрное море играет,
В бессмертные трубы трубя.
Как будто меня
Своей песней карает
За то, что я здесь
Без тебя.

 

В бильярдной

Г. Поженяну

 
Здесь, в бильярдной,
Всё полно тобою.
Полно острот,
Ударов,
Суеты…
Зелёное сукно
Как поле боя.
Где жизнь свою
Разыгрываешь ты.
 
 
Ждет проигрыш тебя
Или победа? Но ставки высоки,
Как имена.
И гений сцены ставит на поэта,
Как будто на поэтов есть цена.
 
 
Вокруг стола вышагивая круто,
Ты держишь кий,
Как грозное копьё.
Последний шар.
И долгая минута.
И долгая надежда на неё.
 
 
Разинув рты.
Своих шаров ждут лузы.
И вот он, твой
Решающий удар…
За время,
Что украдено у Музы.
Ты вновь получишь
Крупный гонорар.
 
 
О, как горьки все эти гонорары!
Пособие от дьявольской игры
За те стихи, что не берут журналы,
За те стихи.
Что, словно кий.
Остры.
 
 
Но вдруг, поняв моё недоуменье,
Ты говоришь:
"Хочу с тобой сыграть…
Как видишь, продаётся вдохновенье.
Коль невозможно рукопись продать…»

 

Женщина уходит из роддома

 
Уходит женщина от счастья.
Уходит от своей судьбы.
А то, что сердце бьётся чаще, —
Так это просто от ходьбы.
 
 
Она от сына отказалась.
Зачем он ей в семнадцать лет!
Не мучат страх её и жалость.
Лишь только няни смотрят вслед.
 
 
Уходит женщина от счастья
Под горький ропот матерей.
Её малыш – комочек спящий —
Пока не ведает о ней.
 
 
Она идёт легко и бодро,
Не оглянувшись на роддом.
Вся в предвкушении свободы,
Что опостылет ей потом.
 
 
Но рухнет мир, когда средь ночи
Приснится радостно почти
Тот тёплый ласковый комочек,
Сопевший у её груди.

 

Декабрь—80

 
Нелегко сейчас земле моей
Ей давно бы надо спать под снегом.
Но декабрь теперь —
Пора дождей.
Что там происходит
С нашим небом?
 
 
Скоро Новый год,
А за окном
Тусклая осенняя погода.
Ночью – дождь.
И так же будет днём.
Может, поменяли время года?
 
 
Снег еще белеет под Москвой,
Но и он доверья не внушает.
Лес шумит пожухлою листвой,
Теплый ветер по оврагам шарит.

 

Около портрета
Камеристки Инфанты Изабеллы
Петера Пауля Рубенса

 
Смотрю на портрет камеристки
Она молода и строга.
Смотрю без надежды и риска
Меж нами века и века.
 
 
Глядит она гордо и грустно.
И думает что-то своё.
Но словно бы все мои чувства
В глазах отразились её.
 
 
И что-то её беспокоит
И мучает, видно, давно.
Как будто бы видит такое,
Что нам увидать не дано.

 

Монолог женщины

 
Ты во мне свой образ разрушаешь,
Разрываешь между нами нить.
И словами по былому шаришь,
Словно хочешь свет нам возвратить.
 
 
Ты во мне свой образ разрушаешь.
Я тебя теряю… Ты – меня.
Будто жизнь у нас с тобой чужая,
Из чужих признаний, из чужого дня.
 
 
Возврати меня к былому счастью.
И себя, ушедшего, – верни…
Жизнь моя не делится на части.
И свою делить повремени.

 

Мираж

 
Гроза над морем отгремела.
И солнце растопило тьму.
Куда исчез твой парус белый?
Опасно в море одному.
 
 
А с этой отмели песчаной
Лишь даль прохладная видна.
И тихой музыкой прощальной
Звучит над отмелью волна.
 
 
Я поплыву искать твой парус
На этом стареньком челне.
И если я с волной не справлюсь,
Не думай плохо обо мне.

 

* * *
Среди печали и утех…

В. Амлинскому

 
Среди печали и утех
Наверно, что-то я не видел.
Прошу прощения у тех,
Кого нечаянно обидел.
 
 
Когда бы это ни случилось —
Вчера лишь… Иль давным-давно, —
Ушла обида иль забылась, —
Прошу прощенья все равно…
 
 
Прошу прощенья у любви —
Наедине, не при народе, —
Что уходил в стихи свои,
Как в одиночество уходят.
 
 
И у наставников своих
Прошу прощенья запоздало,
Что вспоминал не часто их,
Затосковал, когда не стало.
 
 
А вот у ненависти я
Просить прощения не стану.
За то, что молодость моя
Ей доброту предпочитала.
 
 
Не удивляйтесь, что сейчас,
Когда судьба мне время дарит,
Прошу прощения у вас.
Но знаю я – последний час
Обычно не предупреждает…

 

Твой образ

 
Не читай моих писем,
Не трави себе душу.
Ты сожги эти письма.
И останься одна.
Одиночества я твоего не нарушу,
Не бросайся к звонкам
И не стой у окна.
 
 
Не впадай в искушенье,
Призови свою робость.
«Что случилось?» —
Ты спросишь себя вдалеке.
Я придумал тебя.
И поверил в твой образ.
И теперь расстаюсь с ним
В слезах и тоске.