Текст книги "Азарт (сборник стихов)"

Автор книги: Андрей Дементьев

Баллада о матери

 
Постарела мать за двадцать лет.
А вестей от сына нет и нет.
 
 
Но она все продолжает ждать,
Потому что верит, потому что мать.
 
 
И на что надеется она?
Много лет, как кончилась война.
 
 
Много лет, как все пришли назад,
Кроме мертвых, что в земле лежат.
 
 
Сколько их в то дальнее село,
Мальчиков безусых, не пришло!
 
 
…Раз в село прислали по весне
Фильм документальный о войне.
 
 
Все пришли в кино – и стар и мал,
Кто познал войну и кто не знал.
 
 
Перед горькой памятью людской
Разливалась ненависть рекой.
 
 
Трудно было это вспоминать…
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
 
 
Мать узнала сына в тот же миг.
И пронесся материнский крик:
 
 
– Алексей! Алешенька! Сынок!… —
Словно сын ее услышать мог.
 
 
Он рванулся из траншеи в бой.
Встала мать прикрыть его собой.
 
 
Все боялась – вдруг он упадет.
Но сквозь годы мчался сын вперед.
 
 
– Алексей! – кричалт земляки.
– Алексей! – просили, добеги…
 
 
Кадр сменился. Сын остался жить.
Просит мать о сыне повторить.
 
 
И опять в атаку он бежит,
Жив-здоров, не ранен, не убит.
 
 
Дома все ей чудилось кино.
Все ждала – вот-вот сейчас в окно
 
 
Посреди тревожной тишины
Постучится сын ее с войны.

 

Чужая осень

 
Во Франкфурте
Холодно розы цветут.
В Москве
Зацветают
Узоры
На стёклах.
Наш «бьюик» несётся
В багряных потёмках —
Сквозь сумерки
Строгих немецких минут.
Сквозь зарево клёнов
И музыку сосен.
Сквозь тонкое кружево
Жёлтых берёз.
Я в эти красоты
Ненадолго сослан,
Как спутник
В печальные залежи звёзд.
Со мной переводчица —
Строгая женщина.
Мы с нею летим сквозь молчанье
И грусть.
И осень её
Так прекрасна и женственна,
Что я своим словом
Нарушить боюсь.
Нас «бьюик»
Из старого леса выносит.
Дорога втекает
В оранжевый круг.
Как всё здесь похоже
На русскую осень!
Как Русь не похожа на всё,
Что вокруг!

 

* * *
Ты ищешь меня…

 
Ты ищешь меня
Только в дни одиночества.
Когда никого —
Ни в душе, ни вблизи.
 
 
А мне утешать тебя
Больше не хочется,
Хоть это и любят
У нас на Руси.
 
 
И я не хочу заполнять
Этот вакуум —
Меж будущим счастьем
И счастьем былым.
 
 
Ты ждёшь, чтоб мы вместе
Грустили и плакали.
А радостный день
Для тебя неделим…

 

Из биографии

 
В тот день
Меня в партию приняли.
В тот день
Исключали из партии
Любимца студенческой братии
Профессора Трынова.
 
 
Старик был нашим учителем.
Неуживчивым и сердитым.
Он сидел
И молчал мучительно,
Уже равнодушный ко всем обидам.
 
 
Его обвиняли в семи грехах,
А мне всё казалось,
Что это – травля.
И сердце твердило:
– Неправда! Неправда!
– А может быть, правда? —
Спрашивал страх.
 
 
Страх…
И я поднял руку «за».
За исключение.
И, холодея.
Вдруг я увидел его глаза
Как, наверно, Брюллов
Увидал Помпею.
 
 
Вовек не забуду я те глаза.
Вовек не прощу себе подлое «за».
Мне было тогда девятнадцать лет.
Мне рано выдали партбилет.

 

Лось

 
Лось заблудился.
Он бежал по городу.
И страшен был асфальт его ногам.
Лось замирал,
Надменно вскинув морду
Навстречу фарам,
Крикам
И гудкам.
В обиде тряс скульптурной головой.
То фыркал,
То глядел на мир сердито.
Гудели как набат его копыта,
И боль его неслась по мостовой.
 
 
А город всё не отпускал его…
И за домами лось не видел леса.
Он на людей смотрел без интереса,
Утрачивая в страхе торжество.
И, как в плечо,
Уткнулся в старый дом.
А над столицей просыпалось утро.
И кто-то вышел и сказал:
– Пойдём…
И было всё так просто и так мудро.
 
 
И, доброту почувствовав внезапно,
За человеком потянулся лось.
И в ноздрн вдруг ударил милый запах,
Да так, что сердце в радости зашлось
Вдали был лес…
И крупными прыжками
К нему помчался возбуждённый лось.
И небо,
Что он вспарывал рогами,
На голову зарею пролилось.
 

Баллада о верности

 
Отцы умчались в шлемах краснозвёздных.
И матерям отныне не до сна.
Звенит от сабель над
Россией воздух.
Копытами разбита тишина.
 
 
Мужей ждут жёны.
Ждут деревни русские.
И кто-то не вернётся, может быть…
А в колыбелях спят мальчишки русые,
Которым в сорок первом уходить.

 

1

 
Заслышав топот, за околицу
Бежал мальчонка лет шести.
Всё ждал: сейчас примчится конница
И батька с флагом впереди.
 
 
Он поравняется с мальчишкой,
Возьмёт его к себе в седло…
Но что-то кони медлят слишком
И не врываются в село.
 
 
А ночью мать подушке мятой
Проплачет правду до конца.
И утром глянет виновато
На сына, ждущего отца.
 
 
О, сколько в годы те тревожные
Росло отчаянных парней.
Что на земле так мало прожили.
Да много сделали на ней.

 

2

 
Прошли года.
В краю пустынном
Над старым холмиком звезда.
И вот вдова с любимым сыном
За сотни верст пришла сюда.
 
 
Цвели цветы. Пылало лето.
И душно пахло чебрецом.
Вот так в степи мальчишка этот
Впервые встретился с отцом.
 
 
Прочёл, глотая слёзы, имя,
Что сам носил двадцатый год…
Ещё не зная, что над ними
Темнел в тревоге небосвод,
 
 
Что скоро грянет сорок первый,
Что будет смерть со всех сторон,
Что в Польше под звездой фанерной
Своё оставит имя он.

 

3

 
…Вначале сын ей снился часто.
Хотя война давно прошла,
Я слышу: кони мчатся, мчатся.
Все мимо нашего села.
 
 
И снова, мыкая бессонницу,
Итожа долгое житьё,
Идет старушка за околицу,
Куда носился сын её.
"Уж больно редко, – скажет глухо,
Дают военным отпуска…"
 
 
И этот памятник разлукам
Увидит внук издалека.

 

* * *
Письма…

 
Письма… Фотографии в альбоме.
Смотрят парни матерям в глаза.
Матери их мёртвыми не помнят —
Оттого и верят в чудеса.
 
 
Все они их видят молодыми,
Сильными,
Как двадцать лет назад…
А в округе на родное имя
Столько откликается ребят…
 
 
Разных —
Незнакомых и знакомых,
Никогда не знавшихся с войной,
Ждут их тезок матери домой
И глядят на карточки в альбомах.
 
 
Парни там —
Смешливы и красивы,
Где им было знать, что скоро в бой.
В двадцать лет они спасли
Россию!
 
 
Ну, а что свершили мы с тобой?

 

Западные туристы

 
Приехали туристы из Германии.
Из Западной.
Где этот самый Бонн.
Их ждали.
Всё продумали заранее:
Экскурсии,
Купание
И сон.
 
 
Их поместили в номерах с балконами,
Сперва оттуда выселив своих.
Мне показались очень уж знакомыми
Смешки туристов
И нахальство их.
 
 
Я слышу речь,
Пугавшую нас в детстве,
Когда она входила в города.
И никуда от памяти не деться.
От боли не укрыться никуда.
 
 
Они горланят в ресторане гимны.
И эти гимны —
Словно вызов нам.
От пуль отцов их
Наши батьки гибли
Не для того,
Чтоб здесь наглеть сынам.
 
 
Я понимаю – мы гостеприимны
И для туристов открываем дом
Ждём их вопросов.
Слушаем их гимны
И речи произносим за столом.
 
 
Но эти,
Что приехали из Бонна,
Скажу по правде —
Ненавистны мне.
И снова мне и яростно
И больно,
И снова я как будто на войне.
 
 
Они идут вдоль берега,
Гогочут.
Откормлены, чванливы и горды.
А рядом
Море Черное грохочет
С родной земли
Смывает их следы.

 

* * *
Лесть незаметно разрушает нас…

Л. К. Татьяничевой

 
Лесть незаметно разрушает нас,
Когда молчаньем мы её встречаем.
И, перед ней не опуская глаз,
Уже стыда в себе не ощущаем.
 
 
Нас незаметно разрушает лесть.
Льстецы нам воздвигают пьедесталы.
И нам туда не терпится залезть,
Как будто вправду мы иными станем.
 
 
А старый друг печалится внизу,
Что он друзей не может докричаться,
Не понимая,
Как мы на весу
В пространстве
Умудряемся
Держаться.

 

Мещанство

 
Мы за мещанство принимаем часто
Смешную бесшабашность дурака.
 
 
Не верьте!
 
 
Настоящее мещанство
Зловеще,
Словно ненависть врага.
 
 
Лишённое романтики и таинств,
Как прежде, надуваясь и сопя,
Оно в душе весь мир
Нулем считает
И единицей чувствует себя.
 
 
Подсиживанье, трусость и так далее,
Слепое поклонение вещам…
А вот, скажите,
Вы хоть раз видали
На честность ополчившихся мещан?!
 
 
О, как они расчетливы, канальи!
И как коварны в помыслах своих!
И сколько душ великих доконали
За то, что те талантливее их.
 
 
Мещанство не прощает превосходства,
Завидует успеху и уму.
И если уж за что-нибудь берётся,
Так, значит, это выгодно ему.
 
 
Не верьте напускному благодушью,
Когда оно о дружбе говорит.
От чьей руки пал Александр Пушкин?
И чьей рукою Лермонтов убит?!
 
 
Мещанство было к этому причастно.
Оно причастно к подлости любой.
Мы Революцию не отдадим мещанству!
И только так.
И только смертный бой.

 

Беззащитность

 
У меня от хамства нет защиты.
И на этот раз оно сильней.
Звонкие хрусталики разбиты —
Позывные доброты моей.
 
 
Только слышно, как в душе играет
На старинной скрипочке печаль.
И слова для мести выбирает,
Что забыты были невзначай.
 
 
У меня от хамства нет защиты.
Беззащитность – за какой же грех!
И опять в волнах моей обиды
Захлебнулся смех.
 
 
Ну, а хамство руки потирает.
Всё ему пока что сходит с рук.
Сколько мир от этого теряет!
Только нам сплотиться недосуг.
 
 
У меня от хамства нет защиты.
Как обидно, что в душе моей
Звонкие хрусталики разбиты.
А ведь я берёг их для людей.

 

Быль

 
На перекрёстке двух дорог
Лежал огромный рыжий дог.
Он голову на лапы положил,
Как будто бы от бега изнемог,
Так что подняться
Не хватало сил.
 
 
Водители сигналили ему,
Сбавляли скорость, проезжая мимо,
А дог лежал все так же
Недвижимо.
И лишь вблизи я понял
Почему…
 
 
И тут же у дороги на пеньке
Сидел мальчишка с поводком в руке.
 
 
Таксист о чем-то спорил с постовым.
А дог был мёртв…
Темнела кровь под ним.
 
 
По-видимому, сбил его таксист…
Не потому ли был он так речист?
 
 
И мальчик, что дружка не уберёг,
Был так же неподвижен, как и дог.

 

* * *
Взгляни на небо…

 
– Взгляни на небо… Журавли летят…
Хорошая примета, говорят.
 
 
Мы снизу наблюдали их полёт.
Они устало крыльями махали.
– Где были вы? На Мальте иль в Сахаре?
Вы слышите, как вас земля зовёт?
 
 
Но странно журавли себя вели:
Нарушив ряд, они сбивались в стаю,
Кружились над землей, не улетая
И снова удалялись от земли.
 
 
Быть может, что-то волновало их?
А может быть, им отдохнуть хотелось?
Но на земле вожак не отвечал за них.
Ему для неба требовалась смелость.
 
 
И потому он показал пример —
Клин заострил, опять войдя в доверье,
И треугольник синеву обмерил,
Как пашню обмеряет землемер.
 
 
Уже давно не видно журавлей.
Но журавли летят в душе твоей.
В душе моей все журавли парят.
Хорошая примета, говорят…

 

Старый Крым

Марине

 
Мы приехали не вовремя:
Домик Грина на замке.
Раскричались что-то вороны
На зелёном сквозняке.
 
 
Домик Грина в тишине.
Я смотрю поверх калитки.
И почудилась в окне
Мне печаль его улыбки.
 
 
Нас к нему не допускают.
Нас от Грина сторожат.
И ограда зубы скалит,
Точно сорок лет назад.
 
 
Но спасибо добрым людям:
Снят замок, открыта дверь.
Не одни мы Грина любим,
Не одни скорбим теперь.
 
 
Мы заходим в домик низкий,
В эту бедность и покой.
Свечи – словно обелиски
Над оборванной строкой.
 
 
Всюду даты и цитаты.
Не изменишь ничего.
Все мы горько виноваты
Перед памятью его.
 
 
И за то, что прожил мало.
И за то, что бедно жил,
И за то, что парус алый
Не всегда нам виден был.

 

Думы в самолете

 
А мы порой живём нелепо!
И суетливо…
Потому
Я отлучаюсь часто в небо,
Чтобы остаться одному.
 
 
Чтоб вспомнить то,
Что позабылось,
Уйти от мелочных обид,
И небо мне окажет милость —
Покоем душу напоит.
 
 
И я смотрю на землю сверху
Сквозь синеву,
Сквозь высоту —
И обретаю снова веру
В земную нашу доброту.
 
 
И обретаю веру в счастье,
Хотя так призрачно оно.
Как хорошо по небу мчаться,
Когда вернуться суждено.
 
 
Окончен рейс…
Прощаюсь с небом.
Оно печалится во мне.
А всё вокруг покрыто снегом,
И пахнет небом на земле.
 
 
И жизнь не так уж и нелепа.
И мир вокруг неповторим.
То ль от недавней встречи с небом,
То ль снова от разлуки с ним.

 

* * *
Я во сне не летаю…

 
Я во сне не летаю,
А падаю вниз.
Для полётов, как видно,
Года мои вышли.
Вот гора надо мной,
Словно черный карниз
У покатой.
Окрашенной в синее крыши.
 
 
Я боюсь высоты.
Наяву.
И во сне.
И когда я лечу в бесконечную пропасть
Обрывается сон.
И приходит ко мне
Ожидание чуда
И смутная робость.
 
 
Начинается день.
Забывается сон.
Но лишь встречу тебя
Та же на сердце робость.
Улыбаешься ты.
Я как будто спасён,
Хоть опять я лечу
В бесконечную пропасть.

 

Авторитет

 
Я помню, до войны
У нас в деревне
Мы старших почитали…
 
 
А теперь
Усмешку может вызвать
Старец древний.
Старуху могут выставить за дверь.
 
 
Теперь всё по-другому
Кто моложе
Да посильнее
Тот авторитет.
 
 
Сын на отца
Уже прикрикнуть может,
Послать подальше,
Несмотря что сед.
 
 
И чья-то мать,
Когда-то просто мама,
Не знала, что дождётся
Черных дней
И кулачки,
Что к сердцу прижимала,
Вдруг силу будут
Пробовать на ней.
 
 
А мы росли
Совсем в иной морали:
Когда я в детстве
Что-то натворил,
Чужие люди уши мне надрали
И батька их за то благодарил.

 

Последний листок

 
Я иногда хочу быть одинок
Среди людей —
Как тайна между строк.
 
 
Не надо мне тогда застольных фраз,
Чужого понимания и вздоха.
 
 
Я одинок,
Как вечно одинока
Вселенная, глядящая на нас.
 
 
Я одинок.
Как одинок цветок.
Когда его срывают и уносят.
 
 
Я одинок,
Как одинока осень,
Когда последний падает листок.
 
 
Мне хорошо, когда я одинок,
Как будто в чём-то я себе помог.

 

* * *
Живу не так, как бы хотелось…

 
Живу не так, как бы хотелось.
Заели суета и быт.
И осторожность, а не смелость
Порою мной руководит.
 
 
Живу не так, как мне мечталось,
Когда я пылок был и юн.
И только музыка осталась
От тех, не знавших фальши, струн.
 
 
Живу не так, как нас учили
Ушедшие учителя.
Когда судьбу земли вручили,
О чём не ведала земля…
 
 
Живу не так…
Но, слава богу,
Я различаю свет и мрак.
И не судите слишком строго
Вы все,
Живущие не так.

 

Хлеб

 
Трудно родится хлеб.
Трудно хлеб достаётся.
Тот, кто душою слеп,
Может быть, усмехнётся.
 
 
И похохмит над тем,
Как я, с достатком в доме,
Хлеб суеверно ем,
Крошки собрав в ладони.
 
 
Это живёт во мне
Память о той войне…
 
 
Горькие времена!
Худенький мальчик, где ж ты?
В сутки – лишь горсть зерна,
Триста граммов надежды.
 
 
Бабушка нам пекла
Хлеб из скупой мучицы.
Жизнь,
Что давно прошла,
В сердце моё стучится.
 
 
Хлеб нас от смерти спас.
Он и сейчас бессмертен…
Всё настоящее в нас
Этою мерой мерьте.

 

Те минуты

 
Везли по улицам Москвы
Прах Неизвестного Солдата.
Глазами скорби
И любви
Смотрели вслед мы виновато.
 
 
И в те минуты
Вся страна
Прильнула горестно к экранам.
И ворвалась в сердца война
И к молодым,
И к ветеранам.
 
 
Ко дням потерь и дням разлук
Нас память снова уносила.
И рядом с дедом плакал внук,
Ещё всего понять не в силах.

 

9 Мая 1981 года

 
И твой отец надел медали
И боевые ордена.
А мысли все его витали
В тех днях,
Когда была война.
 
 
К нему пришли однополчане:
Улыбки, слёзы, седина.
И в доме тосты зазвучали
И воцарялась тишина.
 
 
А ты не пела, не смеялась.
И уходила в боль свою.
И в этот миг тебе казалось,
Что твой любимый пал в бою.
 
 
Он был, наверно, много старше,
Но уравняли вас года.
Солдаты вспоминали павших
И снова брали города.
 
 
И пели бывшие солдаты,
Но песня их была грустна,
Как будто были виноваты,
Что ты на празднике одна.

 

Колокола Хатыни

 
Вновь иней на деревьях стынет
По синеве, по тишине
Звонят колокола Хатыни…
 
 
И этот звон болит во мне.
 
 
Перед симфонией печали
Молчу и плачу в этот миг.
 
 
Как дети в пламени кричали!
 
 
И до сих пор не смолк их крик.
 
 
Над белой тишиной Хатыни
Колокола – как голоса
Тех,
Что ушли в огне и дыме
За небеса.
 
 
«Я – Анна, Анна, Анна!» – издалека…
«О где ты, мама, мама?» – издалека…
Старик с ребёнком через страх
Идёт навстречу.
Босой.
На бронзовых ногах.
Увековечен.
Один с ребёнком на руках.
 
 
Но жив старик.
Среди невзгод,
Как потерявшийся прохожий.
Который год, который год
Из дня того уйти не может.
Их согнали в сарай,
 
 
Обложили соломой и подожгли.
149 человек, из них 76 детей,
Легло в этой жуткой могиле.
 
 
Он слышит: по голосам —
Из автомата.
По детским крикам и слезам —
Из автомата.
По тишине и по огню —
Из автомата…
 
 
Старик всё плачет.
Не потому, что старый.
А потому, что никого не осталось.
 
 
Село оплакивать родное
Идёт в сожжённое село.
По вьюгам, ливням и по зною
Несёт он память тяжело.
Ему сюда всю жизнь ходить.
И до последних дней
149 душ хранить
В душе своей.
 
 
Теперь Хатынь – вся из гранита —
Печально трубы подняла…
Скрипят деревья, как калитка,—
Когда ещё здесь жизнь была.
 
 
Вновь иней на деревьях стынет.
По синеве, по тишине
Звонят колокола Хатыни.
И этот звон болит во мне…

 

Годовщина победы

Б. Н. Полевому

 
– Ну, что ты плачешь, медсестра?
Уже пора забыть комбата.
– Не знаю…
Может и пора. —
И улыбнулась виновато.
 
 
Среди веселья и печали
И этих праздничных огней
Сидят в кафе однополчане
В гостях у памяти своей.
 
 
Их стол стоит чуть-чуть в сторонке.
И, от всего отрешены,
Они поют в углу негромко
То, что певали в дни войны.
 
 
Потом встают, подняв стаканы,
И молча пьют за тех солдат,
Что на Руси
И в разных странах
Под обелисками лежат.
 
 
А рядом праздник отмечали
Их дети —
Внуки иль сыны,
Среди веселья и печали
Совсем не знавшие войны.
 
 
И кто-то молвил глуховато,
Как будто был в чём виноват:
– Вон там в углу сидят солдаты —
Давайте выпьем за солдат…
 
 
Все с мест мгновенно повскакали,
К столу затихшему пошли —
И о гвардейские стаканы
Звенела юность от души.
 
 
А после в круг входили парами,
Но, возымев над всеми власть,
Гостей поразбросала «барыня».
И тут же пляска началась.
 
 
И медсестру какой-то парень
Вприсядку весело повёл.
Он лихо по полу ударил,
И загудел в восторге пол.
 
 
Вот медсестра уже напротив
Выводит дробный перестук.
И, двадцать пять годочков сбросив,
Она рванулась в тесный круг.
 
 
Ей показалось на мгновенье,
Что где-то виделись они:
То ль вместе шли из окруженья
В те злые памятные дни,
 
 
То ль, раненого, с поля боя
Его тащила на себе.
Но парень был моложе вдвое.
Пока чужой в её судьбе.
 
 
Смешалось всё —
Улыбки, краски.
И молодость, и седина.
Нет ничего прекрасней пляски,
Когда от радости она.
 
 
Плясали бывшие солдаты,
Нежданно встретившись в пути
С солдатами семидесятых,
Ещё мальчишками почти.
 
 
Плясали так они, как будто
Вот-вот закончилась война.
Как будто лишь одну минуту
Стоит над миром тишина.

 

Полной мерой

 
Когда вас по глупости кто-то обидит,
Примите обиду легко и достойно,
Как шумного гостя
В домашнем застолье,
И вашей обиды никто не увидит.
 
 
Не стоит на мелочи тратить здоровье.
Смахните их шуткой,
Запейте их чаем.
Не эти обиды нам жизнь сокращают,
Не эти обиды смываются кровью.
 
 
Вот если к вам друг позабудет дорогу,
Когда ваша карта окажется битой,
И сердце займётся тяжелой обидой,
И голос,
И взгляд ваш не скроют тревогу,
Тогда пусть воздастся за всё
Полной мерой!
 
 
Не стройте иллюзий,
Не прячьте обиды.
За всё в этой жизни
Должны мы быть квиты —
За счастье с добром
И за подлость с изменой.

 

* * *
Как важно вовремя уйти…

 
Как важно вовремя уйти.
Уйти,
Пока ревут трибуны.
И уступить дорогу юным,
Хотя полжизни впереди.
 
 
На это надо много сил —
Уйти
Под грустный шепот судей.
Уйти,
Покуда не осудят
Те, кто вчера боготворил.
 
 
И лишь соперник твой поймёт,
Сорвав удачливые кеды,
Что был великою победой
Тот неожиданный уход.

 

В мастерской скульптора

 
Я не знаю, как ты всё постиг:
Бронзы грусть и мрамора веселье.
Проступает в камне женский лик,
Будто бы в окне рассвет весенний
Я не знаю, что тебе дороже:
Тайна мысли иль улыбки миг.
Сколько лиц…
А лик один и тот же.
Все один и тот же женский лик.
Видимо, резец твой заколдован.
Видно, камень у тебя такой,
Что бы ни работалось
И снова
Женский лик под ласковой рукой.
Проступает в камне женский лик.
Боль его —
Твоей любви начало.
Словно в камне музыка звучала,
А до нас донёсся только крик.

 

* * *
Откуда эта в нём гордыня?

 
Откуда эта в нём гордыня?
Взгляд свысока.
В усмешке рот.
Ну, понимаю.
Было б имя.
Или ума невпроворот.
 
 
А то ведь кроме кабинета
И чина
Мало что и есть.
Но, к сожалению, за это
Ему оказывают честь.
И лесть замешивают в речи.
Готовы гнуться пополам.
И всё при нем:
Больная печень,
Машина,
Дурь
И фимиам.

 

Друг познаётся в удаче

О. Комову

 
Друг познаётся в удаче
Так же порой, как в беде.
Если он душу не прячет
Чувства не держит в узде.
 
 
Друг познаётся в удаче.
Если удача твоя
Друга не радует, – значит,
Друг твой лукав, как змея.
 
 
Или же горькая зависть
Разум затмила его,
И, на успех твой позарясь,
Он не простит ничего.
 
 
Он не простит…
Но иначе
Скажет об этом тебе.
Друг познаётся в удаче
Больше порой, чем в беде.

 

Взаимность

 
Ты долгое время
Считала наивно,
Что всё в этой жизни
Должно быть взаимно.
 
 
Взаимной должна быть твоя доброта…
Но щедрость,
С которой ты ею делилась,
Порою тебя повергала в немилость
У тех,
Для кого ты старалась всегда.
 
 
И годы наивность поправили мудро:
Не могут взаимны быть
Вечер и утро.
И радость и горе.
И правда и ложь.
Доверье и хитрость.
Улыбка и нож.
 
 
А время спешит и проносится мимо.
И в этом оно бесконечно взаимно.
Как наша любовь
И как наша печаль,
Как «Здравствуй»,
Когда далеко до «Прощай»…

 

* * *
Поэзия жива своим уставом…

 
Поэзия жива своим уставом.
И если к тридцати не генерал,
Хотя тебя и числят комсоставом,
Но ты как будто чей-то чин украл.
 
 
Неважно, поздно начал или рано,
Не всё зависит от надежд твоих.
Вон тот мальчишка – в чине капитана,
А этот старец ходит в рядовых.
 
 
Пусть ничего исправить ты не вправе,
А может, и не надо исправлять.
Одни идут годами к трудной славе.
Другим всего-то перейти тетрадь.

 

Бессонница

 
От обид не пишется,
От забот не спится.
Где-то лист колышется
Пролетела птица.
 
 
Из раскрытых окон
Полночь льётся в комнату.
С неба белый кокон
Тянет нити к омуту.
 
 
Искупаюсь в омуте,
Где кувшинки плавают.
Может, что-то вспомнится,
Что, как встарь, обрадует.
 
 
А рассвет займётся
Может, все изменится.
В душу свет прольётся.
Ночь моя развеется.

 

Друг не ждал

Р. Чарыеву

 
Это правда:
Чтобы долго жить,
Надо чаще видеться с друзьями.
Я всё продолжаю мельтешить
Встречами, поступками, стихами.
Но однажды брошу все дела,
Сяду в самолет «Аэрофлота»…
 
 
Друг не ждал.
Душа его ждала,
Веря в неожиданность полёта.
Так же побросав свои дела,
Соберутся милые мне люди.
Около весёлого стола
Мы о дружбе говорить не будем.
 
 
Только память станет ворошить
Те слова, когда вернусь до дому.
Не затем,
Чтоб после долго жить.
Просто жить не стоит по-другому.