Текст книги "Воробей, том 1 (СИ)"

Автор книги: Андрей Дай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Вице-адмирал признался лишь, что в настоящее время не в силах обеспечить безопасность заокеанских владений, буде война с Британией разразится вновь. Но для ушей членов императорской семьи, это звучало абсолютно по иному. Одно дело, когда Держава, хоть и впервые за тысячелетнюю свою историю, добровольно отторгнет ненужные ей земли, и совсем другое, когда их попросту отберет кто-то более сильный. Удар по престижу вышел бы колоссальный. Вплоть до временного исключения России из «клуба» Великих Держав.

Это решило дело. Тем более, что основной кредитор императорской фамилии, английский банкир Ротшильд, через коллегу по ремеслу Рейтерна, довел до царя свои гарантии оплаты. Для чего в Нью-Йорк командировался один и талантливейших сотрудников, прежде возглавлявший один из банков во Франкфурте, Август Бельмонт. Кстати говоря, вскоре в крупнейшем городе САСШ действительно обосновался господин Бельмонт. Как добропорядочный американский финансист, и консультант президента страны по финансовым и экономическим вопросам.

Было еще кое-что, о чем на том историческом совещании не говорилось, но подразумевалось. Когда Александр заявил о «не менее пяти миллионов золотом», он имел в виду не общую минимальную сумму, за которую может быть продана Аляска, а ту часть, которой императорское правительство сможет невозбранно со стороны кредиторов распоряжаться. То есть, те деньги, которые должны оказаться в казне, а не в сейфах английских мультимиллионеров. Остальная часть цены за изрядный кусок Отчизны, должна была таки отойти Ротшильдам в счет погашения чудовищной задолженности. Переговоры о размере «остальной части» решено было доверить Петербургскому эмиссару английского финансового дома, управляющему Государственного банка Российской Империи, барону Александру Людвиговичу Штиглицу.

К чести Александра Людвиговича, хоть сделка и сорвалась, но планы, которые Ротшильды имели на Русскую Америку были все-таки реализованы, чем сэкономили стране выплат по займам почти на десять миллионов фунтов стерлингов.

В общем, дело двигалось в условиях абсолютной, почти небывалой в наше наивное время, секретности, но при этом более чем энергично. Штёгль раздавал взятки, подкупая сенаторов, конгрессменов и прессу, торговался со Стюартом и отбивал в Петербург еженедельные телеграммы. Штиглиц торговался с Ротшильдами. Никса поехал осваивать просторы Сибири, а заодно Туркестана и Синьдзяна, а великий князь Владимир вынашивал вероломные планы по присоединению к Империи австрийской Галиции. Новые территориальные приобретения должны были в какой-то мере компенсировать в глазах общественности постыдную продажу части земель.

Но тут случилось непредвиденное. Наш «Остап» взбрыкнул, деланно оскорбившись коварной оккупацией австрийской провинции русской армией, и приостановил переговоры. На самом деле все уже было договорено, и требовалось лишь окончательное согласие Александра. Но тот, увлекшись маневрами гвардии в приграничных с Австрией губерниях, на послания не отвечал. Требовались средства для новых взяток, и повод, чтоб привлечь утерянное внимание русского царя.

Пока выбирали чрезвычайного и полномочного посланника в САСШ. Пока наделяли его полномочиями и организовывали для него корабль, наступило лето шестьдесят седьмого. Париж, открытое ландо и выстрел польского бунтовщика. Государь сделался недееспособным, князь Константин не желал своей властью давать согласие на сделку, опасаясь славы продавца Отчизны, а Никсе, спешащему домой из глубины Сибирских руд, было и вовсе не до какой-то там, хоть и Русской, Америки.

Потом «бульдожка» Саша стал председателем Совета министров, а я его заместителем. Об американской сделке каким-то образом стало известно банде славянофилов, поднялся такой вой в прессе, для иносказательного обзывания барона Штёгля выбирали такие слова, за которые в приличном обществе ведут к барьеру немедля. Аляска оказалась на слуху, и мне, волею императора Николая Второго, было поручено решить американский вопрос раз и навсегда.

Я бы и решил, идеи были. Но даже прежде чем успел сесть за стол и составить черновик государственной программы по обустройству заокеанских владений Империи, оказался добровольно-принудительно препровожден в Мраморный дворец, на аудиенцию к великому князю Константину.

– Мне всегда представлялось, будто бы вы, Герман, скорее относитесь к тем из господ, кто понимает необходимость скорейших преобразований. Не так ли? – едва-едва оторвав взгляд от разложенных по обширному столу бумаг, вместо приветствия, заявил дядя Никсы.

– Не смею спорить, ваше императорское высочество, – поклонился я. Кланяться тогда еще было непривычно, и от этого получалось как-то не натурально. Людей, с которыми общался сравнительно редко, неизменно это во мне удивляло. Бывало, что и раздражало.

– В таком случае, вы, должно быть, готовы уже к тому, что общество скорее причислит вас к партии реформаторов, нежели приверженцев старых добрых порядков? Хотите вы того или нет.

А всему Петербургу с окрестностями было ведомо, что безусловным лидером либералов-реформаторов у нас выступает ни кто иной, как генерал-адмирал и великий князь Константин Николаевич. Я, быть может, даже и хмыкнул бы понимающе в ответ на этакую-то, неприкрытую, попытку вербовки. Хмыкнул бы, если бы не опасался оказаться разменной пешкой в очередной комбинации между Николаем и его строптивым дядей.

– Готов, ваше императорское высочество, – клюнул носом я. По моему мнению, это должно было означать короткий поклон. Однако, похоже, у Константина было иное мнение. Ну, во всяком случае, судя по лицу. Круглые, на выкате, рыбьи его глаза стали и вовсе уж совиными. – Однако смею надеяться, все-таки зарекомендовать себя скорее в партии императора Николая, чем чьей-либо еще.

– Вот как? Полагаете, Николай сможет оставаться где-то посередине?

– Очень на это надеюсь, ваше императорское высочество.

– Ну-ну, – скривился тот. – Вы, когда людская молва вас к тому вынудит, знаете, куда идти. Я вижу в вас человека полезного, и охотно приму в... клуб вельмож, коим грядущее Державы представляется несколько иным.

Человек, сумевший сохранить пустующий трон, пока цесаревич преодолевал бесчисленные тысячи верст на пути в столицу, был как никогда в силе. И тешил себя надеждой, что это продлится достаточно долго.

– Я буду всегда это помнить, ваше императорское высочество.

Ну не верил я, что благодарность Никсы продлится достаточно долго. Кем бы, каким бы Николай ни был, но уж несмышленышем, заглядывающим в рот дяде по любому серьезному вопросу, он не был абсолютно точно. Ну а я, однажды уже выбрав себе покровителя, не видел причин что-то менять.

– Но я пригласил вас ныне к себе не за тем, – тяжело выдохнул князь. – Мне теперь же надобно знать, что именно вы планируете делать с этой проклятой Аляской. И прежде чем вы станете излагать какие ни то благоглупости, знайте. Не далее как вчера мне доставили депешу от государственного секретаря САСШ, мистера Стюарта. Он предлагает продолжить переговоры по возмездной передаче наших заокеанских земель, и напоминает, что сумма, о которой они сговорились с нашим посланником, составляет семь с половиною миллионов долларов. Золотом. В Англии на схожую цену для нас уже приготовлено различного la matériel, потребного для надлежащего устройства чугунных путей и механических пароходных депо. Вы, как я слышал, слывете большим сторонником строительства железных дорог. Верно?

Казна была пустынна. Бюджет, составленный в эпоху безвластия, был невнятным, как бормотание монаха. Жизнь не стояла на месте. Где-то что-то строилось. Люди работали. И все ждали ежемесячное жалование. Семь миллионов золотом здорово бы пригодились. Но это была совершенно не та цена, за кусок земли, с которого баллистические ракеты легко достигли бы абсолютно всех городов США. А военно-морские базы в Новоархангельске контролировали бы всю северную часть Тихого океана. И это я еще о золоте с нефтью, хранящихся в недрах той неприветливой земли, не говорю.

При курсе рубль с третью за доллар, сумма в семь с половиной миллионов долларов, выглядела немного более привлекательной. Но все равно, учитывая огроменную черную дыру в бюджете, была смехотворно мала.

Галицийский поход оказался не таким уж и бесплатным. Как и вроде бы страдающие под гнетом австрийской короны русины, оказались не таким уж и сторонниками воссоединения с братьями-славянами. Во всяком случае, потребовались дополнительные расходы на содержание полков, оставленных в несколько не дружелюбной провинции.

Добавьте сюда еще два подряд неурожайных года. Крестьяне центральных губерний голодали, и ни о каких податях там и речи идти не могло. Больше того! Пришлось открыть-таки военные склады, и начать раздавать зерно, чтоб людям вообще было чего сеять весной. Необходимость в восполнении запасов – новая, не предусмотренная в бюджете, статья расходов. Пусть, это и могло немного обождать. Слава Богу, ни в какой войне Отечество не участвовало.

В отсутствие на троне государя, вечная палочка-выручалочка тоже не сработала. Я имею в виду, конечно же, иностранные кредиты. Без гарантий царя Штиглиц отказывался занимать у англичан. Французы с австрияками бы и не дали, а пруссы сами считали пфенниги, собирая средства на войну с Францией. Рейтерн, с подачи князя Константина конечно, увеличил выпуск бумажных ассигнаций, что немедленно вызвало падение их курса к серебряному рублю.

Николаю же, только-только усевшемуся на престол, было пока не до экономики страны. Граф Шувалов, чувствуя слабость власти, вновь поднимал знамена консерваторов. В салонах уже без всяческих иносказаний обсуждали возможность появления в империи представительского органа. Пока, конечно, только лишь аристократической, по типу боярской думы, и только «дабы советом поддержать незыблемость самодержавия и благолепия». И лидер реформаторов, в силах которого все это непотребство прекратить одним движением брови, неожиданно для многих, безмолвствовал. Выражая тем, по общему мнению, молчаливое согласие.

Вновь стали болтать всякое. В первую очередь – что Великие Реформы де обидели дворянство, и надобно бы дать аристократии больше прав. И что, вот были бы где умудренным опытом мужам сговориться, так и освобождение крестьян вышло бы куда более ладным. Шептались, что царь ныне молод, и как бы, по юности лет, не натворил чего...

Никсе приходилось вертеться, как ужу на сковороде. А с ним вместе мне. К лету, не иначе как каким-то чудом, следовало найти средства на устройство пышной коронации Николая. А это, как не крутись, миллионов двадцать. Есть разница? Семь с хвостиком за Аляску, и двадцать на коронацию...

Но в деле русской Америки что-то не сходилось. Князь Константин, всюду выставлявший себя первейшим советником молодого царя, по моему скромному мнению, мог бы найти дела и поважнее, нежели судьба клочка земли у черта на куличках. Хотя бы вот: позатыкать рты слишком уж распоясавшимся ретроградам. Так нет. Выделил время, чтобы притащить меня к себе и прямо заявить, что желает скорейшего избавления Державы от заокеанского довеска.

В общем, я решил не торопиться и разобраться в вопросе. Что оказалось не особенно сложно. Жаль, мой незаменимый Варешка с семейством, тогда еще из глубин сибирских в столицы не выехал. Так что пришлось напрягать свой собственный детективный нерв.

Что-то раскопали, по моему приказу, в архивах Санкт-петербургской биржи. Часть сведений удалось выспросить у Рейтерна, еще что-то подсказал глава морского ведомства, Коля Краббе. Хотел еще сделать запрос в Лондон, в правление компании Гудзонова залива, но Егор Егорович Врангель, председатель правления Русско-Американской компании, отговорил. Потому как британцы бы точно не ответили, а о факте запроса непременно великого князя Константина оповестили. И появился бы у сибирского выскочки еще один недоброжелатель. Если не сказать враг.

Итак, основанная на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков Русско-Американская компания имела государственный превелей на добычу всего ценного на Аляске. Кроме того, для полноценного развития колонии, компания обладала еще целым рядом прав и преимуществ. Например, правом на беспошлинную торговлю с САСШ, Китаем и Японией, строительством кораблей и добычу золота без государственного опробирования. Ну и еще, по заявкам РАК, морское ведомство обязано было предоставлять корабли, для перевозки людей и грузов, с зачислением времени, проведенного в пути, офицерам в выслугу лет. С такими-то преференциями, грех было не задвинуть в темный угол прямого и единственного конкурента в тех неприветливых краях, английскую компанию Гудзонова залива.

Кстати сказать, в шестьдесят седьмом, после образования Доминиона Канада, дела у КГЗ пошли совсем уж нехорошо. Правление вело переговоры с правительством доминиона о денежной компенсации за принадлежащие компании земли, а акционеры, соответственно, терпеливо дожидались положенных им выплат. И, все шло к тому, что выплаты эти станут весьма и весьма значительными. А ежели на рубли пересчитать, при курсе в почти восемь рублей за фунт, так и вовсе дело пахло миллионами.

Немудрено, что до пятьдесят шестого года стоимость акций на бирже неуклонно росла. При номинале в сто пятьдесят рублей, за бумагу давали и по триста пятьдесят. Однако же, компания выплачивала до двадцати рублей на одну акцию, и акционеры вовсе не стремились избавиться от этих ценных бумаг. Все изменилось, когда на престол взошел Александр Второй, а председателем Государственного Совета стал большой приверженец всего английского, великий князь Константин.

Сначала, Госсовет вдруг, ни с того ни с сего, стал затягивать с подтверждением прав и преференций РАК. Соответственно, морское ведомство более не имело оснований выделять компании корабли. В Ново-Архангельске еще не голодали, но дело шло к тому. Прибыли быстро превращались в убытки, а курс акций попросту рухнул. К шестьдесят седьмому, на бирже на бумаги и номинала-то можно было не выручить. Тем не менее, кто-то исподволь все-таки скупал обесценивающиеся акции, не давая тем РАК попросту объявить себя банкротом.

РАК – компания частная. И, хотя среди акционеров числился и русский Императорский Дом, получить сведения о личностях владельцев, при нежелании правления, не представлялось возможным. Но я умею понимать намеки, а Михаил Христофорович Рейтерн, так и вовсе врать не умеет. Так что в том, что этот неведомый благодетель никто иной, как князь Константин, ничуть не сомневался.

И вот, незадолго до покушения этого идиота Каракозова на Александра Второго, во время ежегодного собрания акционеров РАК, никому не известный стряпчий, представитель никому не известного совладельца, предложил внести изменения в Устав, открыв тем возможность иностранным подданным владеть частями исконно русского предприятия. Естественно, с благой целью: дабы суда иных государств могли невозбранно поставлять в Новоархангельск продовольствие и прочие припасы для оставшихся без попечения Отчизны колонистов.

По мне, так вполне логичный ход. И много решающий. Были бы подданные королевы Виктории среди акционеров РАК, ни о каких атаках английского флота на города на Аляске не могло бы идти и речи. А еще того лучше – и вовсе, поменять часть акций РАК на доли в компании Гудзонова залива. Тем самым, практически сливая важнейших игроков на севере Американского континента в одного монополиста. И ежели не переусердствовать, не отдать забесплатно и слишком много, чтоб сохранить за Россией контроль, так и ладно бы вышло.

Отличный план был у князя Константина! Честь ему и хвала. И даже если он, ко всему прочему, был еще и дольщиком КГЗ, так – а почему нет? Каждый волен распоряжаться своими деньгами по собственному усмотрению. Главное, чтоб это все не за счет казны было...

Хотя, конечно, методы генерал-адмирал выбрал... неоднозначные. Рейдерский захват чистой воды. И в прибыли оказался бы не только Отечество, но и он сам. План провалился, но ведь ясно же было сразу, что от своего князь не отступит. Не мытьем, так катанием, скупленные по-дешевке акции РАК, так или иначе, но принесут пользу.

Частью акций владели потомки купцов, когда-то давно это предприятие затеявшие. Частью столичные чиновники. Однако существенная доля оказалась в руках священников. В основном Иркутских, где прежде была расположена штаб-квартира компании. Вот те встали на дыбы! И сумели убедить колеблющихся в том, что от передачи части РАК в руки иностранцев проку не будет, а только позор и разорение. Приватизации Русско-Американской компании по щадящему варианту не произошло. Тем не менее, превелеи РАК подтверждены, и акционеры уже готовят новые кошельки под дивиденды.

В начале шестьдесят третьего губернатор Аляски князь Дмитрий Петрович Максутов вызывается в Санкт-Петербург по служебным делам. В декабре того же года получает назначение на пост еще и главного управляющего Русской Америки. В мае Максутов с супругой прибывает в Новоархангельск и с энтузиазмом берется за работу.

А в шестьдесят шестом, сразу после того памятного собрания акционеров РАК, производится в капитаны первого ранга, и резко меняется. Да так, что в столицу, в правление компании приходит послание, подписанное более чем сотней сотрудников РАК. «Максутов же постоянно действует в ущерб компании, не принося никакой пользы ей; страна при нём пребывает в печальном, мрачном положении. Его цель – постоянно преследовать действительно честных людей, которые вынуждены терпеливо сносить все обиды, делаемые им. Его татарский характер постоянно направлен к любостяжанию, и он в течение двух лет набил более сорока сундуков драгоценными пушными товарами, которые и отправил в Россию».

В шестьдесят седьмом компаньоны тоже прибылей не дождались.

Потом было то совещание, и Аляску, вместе с обосновавшейся там РАК, решено было продать американцам. За деньги Ротшильда, который никогда ничего не делал в ущерб Британской империи.

А великий князь Константин становится одним из учредителей Московско-Рязанской железной дороги, на обустройство которой должно были пойти заказанное в Англии оборудование. Оплатить которое планировалось из средств, полученных от продажи Аляски. Он принципиальностью Ротшильдов не отличался.

Тайное стало явным. Стали понятны причины такого нервозного отношения дяди императора Николая к Русской Америке. Одно только смущало. Что заставило лидера реформаторов затеять этакую сложную комбинацию? К чему это все, если, обладая практически безграничным в империи административным ресурсом, он мог попросту – рескриптом государя – изменить Устав Русско-Американской компании, и этим элегантно закрыть вопрос с безопасностью заокеанских владений. Ну не получил бы он прибылей... Хотя, по моим оценкам, стоимость компенсации казны владельцам РАК приближалась к двум миллионам рублей, а князь владел, чуть ли не пятой ее частью. Четыреста тысяч? В этом суть растянувшейся на десятилетия комбинации? Всего-то?

Хорошо. А кому должны были отойти активы РАК, буде Аляска таки окажется проданной САСШ? В проекте договора об уступке, об этом очень уж расплывчато было сказано. Тем более, что Русско-Американская компания – организация частная, никаким боком ни Августейшей фамилии, ни правительству империи, отношения не имеющая. Тем более что до банкротства ее так и не довели. Некоторые суммы, поступившие из казны на покрытие убытков – суть компенсация потерь, вызванных нерасторопностью чиновников. Да и оформлены в виде возмездного займа, а вовсе не как акт благотворительности.

Одним из самых очевидных вариантов – передача недвижимости и активов РАК в загребущие лапки Компании Гудзонова залива. И тут вырисовывается уже совершенно иная картина. По словам председателя правления РАК, Егора Егоровича Врангеля, этот куш оценивается никак не меньше чем в двадцать – тридцать миллионов. Рублей. Серебром. Три с лишним миллиона фунтов стерлинга! Допустим на минуточку существование договора, согласно которому князю Константину отходит... ну пусть четверть от оценочной стоимости вновь приобретаемых КГЗ активов. Мама дорогая! Вот это действительно – деньги! За такую сумму и Родину продашь, не то что кусок льда на краю света.

Но ведь это все еще не учитывая природные богатства! Пушнина, рыбные промыслы, моржовые зубы и бивни мамонтов. Золото, коего там чуточку меньше чем дохрена. Это уже не миллионы даже, миллиарды! И если бы активным проводником сделки с САСШ был... ну хотя бы князь Горчаков, какие-либо иные мотивы можно было и не искать более. В досье на канцлера Российской Империи, хранящемся в архивах Третьего отделения, прямо, без экивоков, писано: «амбициозен до крайности, самолюбив и честолюбив. Принимает за должное лесть любую, вплоть до грубой и неприкрытой. Россию не любит».

Но в нашем случае локомотивом продажи части Отечества выступал великий князь. В некотором роде – совладелец Державы. Хозяин. И продать, даже за огромные, колоссальные деньги часть Родины, для него даже не предательство. Хуже. Что-то вроде повторения Иудовых «подвигов».

Опять же, желал бы Константин единственно оградить достояние страны от возможной оккупации, слив РАК с КГЗ, так и то: можно было бы провернуть куда как проще, без таких безвозвратных потерь и значительно более эффективно. Классика жанра. РАК проводит дополнительную эмиссию акций, которые и меняет на равноценное количество паев КГЗ. И, что самое главное: и овцы целы и волки сыты.

И что-то мне не верилось, что далекий от биржевой игры и махинаций с акциями князь Константин, сам разработал и осуществил этакую элегантную операцию по рейдерскому захвату блокирующего пакета долей в РАК. Тем более, сам, лично, стал бы торговать землями Империи. Где-то в тени оставался человек, со всей определенностью ведавший суть всего этого Аляскинского кордебалета.

В тупое, неприкрытое предательство князя интересов Империи, даже верить не хотелось. В конце концов, я же сам, своими глазами видел, как много полезного и нужного сделал Константин для страны. Быть может, деньги могли оказаться приятным бонусом. Довеском, делающим горькую пилюлю чуточку слаще. Следовало разобраться с остальными двумя декларирующимися причин необходимости «уступки». С собственно безопасностью колонии в военном смысле, и с укреплением, едрешкин корень, русско-американской дружбы.

За разъяснениями по первому пункту я отправился к военному министру Милютину, а по второму к барону Жомейни, товарищу министра иностранных дел.

В общем, чтоб не затягивать и так уже слишком долгое отступление, сразу скажу: никакой военной опасности Аляски не существовало. Сотрудники РАК вполне были в состоянии организовать оборону и отстоять свои земли без какого-либо участия императорской армии. У Врангеля же мой вопрос и вовсе вызвал чуть ли не истерику. Оккупация?! Оборона? О чем вы?! Единственное, о чем стоило бы жалеть на Аляске – это церкви. Все остальное легко восстанавливается после полного уничтожения. Ибо построено из дерева, коего там немереное количество. Оккупанты должны понимать, что захватывать там просто нечего. А задержаться надолго у неведомого врага там тоже не получится. Туземцы вполне благожелательны к русским, и вряд ли станут снабжать захватчиков продовольствием. А вот пустить стрелу из кустов в незнакомца могут за здорово живешь. Население на Аляске несколько недружелюбно к чужакам...

С любовью в русско-американских отношениях тоже было не все ладно. Пока в САСШ бушевала гражданская война, в окрестностях Русской Америки еще было боле или менее тихо. А вот сразу после началось нечто совершено невообразимое. Американцы в наглую вели промысел в наших водах. Все чаще с восточного предела Российской Империи доносились сведения о настоящих пиратских нападениях на поселения. И англичане, ближайшая база которых, в Гонконге, была все-таки далековато для систематических рейдов, тут совершенно не причем. Грабители укрывались от преследования немногочисленными вооруженными судами РАК в американских портах. Доходило до того, что на русских островах водружались звездно-полосатые флаги, как на завоеванной территории.

Так что, чего бы ни говорилось во дворцах, не заявлялось во время пышных приемов, неофициально правительство нашего заокеанского «друга» придерживалось политики постепенного выдавливания империи с Американского континента. И если это дружба, то что тогда будет если между двумя странами вспыхнет искра вражды?

Будь у России в Тихом океане сильный флот, все было бы совершенно по-другому. Отловить десяток пиратских шхун, предать суду, да и развешать лиходеев по реям, так, глядишь, другим и неповадно будет хулиганить. Только где его взять, этот сильный флот? У нас пока и в европейских-то морях три древних калоши в шесть рядов...

В общем, довольно скоро я пришел к выводу, что суть всей суеты вокруг американских владений империи – деньги и ничего кроме денег. А раз дело касалось не просто каких-то сумм, а сумм очень и очень больших, то без участия года три уже как ушедшего в отставку с поста председателя Государственного Банка империи, барона Александра Штиглица, никак не обойтись. Более пятидесяти миллионов личного капитала, обширные связи с ведущими финансовыми домами Европы, и с семьей Ротшильдов в частности и титул личного банкира русского императорского дома – достаточно веские причины для моих выводов, не правда ли?

Как ни странно, набиться на обед в дом Штиглицей на Английской набережной, шестьдесят восемь, удалось без проблем. Напомню, нас с Александром Людвиговичем связывали кое-какие дела, касающиеся строительства Транссибирской железной дороги. И, признаться, попытки Штиглица получить за счет моей чугунки деньги из казны, мною были пресечены несколько грубовато. Однако это был просто бизнес, ничего личного. Ну не дополучил богатейший человек страны лишние пару сотен тысяч рублей. Так что с того? Не потерял же. Мы все так же продолжали раскланиваться, повстречавшись на приемах или в залах немецкого ресторана дяди Карла. Несколько раз даже перекидывались парой ничего не значащих фраз. Просто избегали общих дел, и только.

В доме барона мне прежде побывать не довелось. Хотя я, конечно же, много слышал об этом скромном снаружи, но по-царски роскошном внутри строении. Анфиладу парадных помещений бельэтажа открывал великолепный белый зал со статуями кариатид, поддерживающих вычурно украшенные балки потолка и огромным, ростовым портретом императора Александра Второго. Далее следовали парадная приемная, голубая гостиная с камином из мрамора и картинами, которым, как по мне, место было скорее в каком-нибудь музее, но никак не в доме банкира.

Вообще, все помещения, которыми провел меня молчаливый дворецкий, были лишены некоего духа, присущего жилому дому. Нигде не виднелось корзинки с оставленным до вечера вязанием, или детской игрушки забытой на роскошном диване. И запах. Всюду стояли вазы с живыми цветами, но ими совершенно не пахло. Как в музее. Поймал себя на хулиганском желании перевернуть первую из попавшихся вычурных банкеток, с тем чтоб отыскать инвентарный номер.

И наконец – столовая с накрытым столом, за которым меня уже ждал благодушно улыбавшийся барон.

– Вам не позавидуешь, мой друг, – хихикнул Щтиглиц после первой перемены блюд. – Теперь чего бы вы ни сделали, какое бы решение американского вопроса ни предложили молодому императору, все будет не хорошо.

– Отчего же, любезный Александр Людвигович? – технически мы были с ним в равном положении. Он ушел в отставку с чином действительного тайного советника, коий я получил при назначении на должность товарища председателя Совета министров империи. Мое личное состояние давно перевалило за отметку в пятнадцать миллионов, а его за пятьдесят, так я и моложе его. Было еще время наверстать. Так что говорить мы могли свободно, если даже не откровенно.

– Ежели вы примете доводы Константина Николаевича и, так же, как великий князь, сделаетесь сторонником скорейшего избавления от американских земель, так станут болтать, что вы, Герман Густавович, немец, продавший русские земли, – прямо заявил банкир. – А коли станете искать иной путь, так в записные недоброжелатели царского дяди попадете. Он, как мне говорили, изрядно вас ценит. Однако же не тогда, как дело касается заокеанского куска неприятностей.

– Превосходно, – скривился я. – Однако же признайтесь, это вы внушили князю мысль о необходимости избавиться от русской Америки?

– Что с того? – пожал плечами Штиглиц. – Не верьте досужим сплетням, Герман Густавович. Я, знаете ли, рожден был в России, и, как и прочие подданные императора, забочусь по мере сил о преуспевании Отчизны.

– Вот как? – даже слегка растерялся я. – Чем же владение Аляской может навредить Отчизне?

– Ах, причем тут Аляска, – отмахнулся серебряной с позолотой ложкой хозяин дома. – Она не более чем товар, за который дается изрядная цена. Надеюсь, вы успели ознакомиться с финансовым положением империи? Сколько ныне составляет государственный долг? Сто миллионов?

– Девяносто два.

– Девяносто два, – повторил за мной Штиглиц. – Сократили на восемь миллионов за полгода. Похвально. А вот братья Ротшильды готовы были списать шестьдесят, коли сделка со Стюартом и правительством САСШ состоялась бы. Вот так-то!

– Изрядно. А эти маневры с акциями РАК...

– Пффф, – хрюкнул носом Александр Людвигович. – Господи Всемогущий! Да это же сущая мелочь. Маленький презент великому князю...

– И кость собакам, коли стали бы искать виноватого, – тихо добавил я.

– И это тоже, – и не подумал оправдываться богатейший человек в империи. – Я лично не получил бы с этой операции и гнутого пфеннига.

– О да, – понимающе улыбнулся я. – Вы всего лишь все это организовали.

– Все верно, – отчего-то совершенно серьезно выговорил Штиглиц. – Поймите же, наконец! Продать Аляску должен был этот проходимец Стёкль. Протолкнуть сделку и получить личную выгоду – великий князь Константин. А я, я должен был остаться в истории человеком, сбросившим с России ярмо непосильного внешнего долга!

После обеда я в доме Штиглица не задержался. Хотя нам, безусловно нашлось бы о чем поговорить помимо махинаций с Аляской. И отставной глава Госбанка и я были приверженцами строительства везде, где только можно, транспортной инфраструктуры и промышленности, и готовы были вкладывать в это деньги. Вот только одно но! Никаких дел с этим господином, тщательнейшим образом просчитывавшим свой след в Истории, я иметь не желал. Противно было. Слишком уж сильно различались наши с ним представления о патриотизме.