Текст книги "Сети зла"

Автор книги: Андрей Чернецов

Соавторы: Владимир Лещенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

В Сераписе того, кто продает или хранит «голубую пыль», лишали головы. Это при смягчающих обстоятельствах…

…На цыпочках прокравшись вдоль забора, девушка осторожно выглянула из-за поворота.

Переулок перегораживали четыре стражника с пиками наперевес, кроме того, у двоих были взведенные арбалеты, но Орландина вовсе не имела желания прорываться с боем и героически умирать.

Бесшумно отбежав шагов на двадцать, она перебралась через ограду и оказалась во дворике какого-то благонамеренного обывателя Среднего города.

Бренча цепью малость потоньше якорной, из угла к ней с рычанием метнулся здоровенный кобель, грозно раззявив клыкастую пасть. Но, увидев блеснувший в руке предполагаемой жертвы клинок, сменил рык на тихий визг и шустро убежал обратно. Видимо, хорошо знал, что это такое и что можно при помощи этакой штуки сделать даже с самой злобной псиной.

Это было и к лучшему: сражаться сейчас с кем бы то ни было она не хотела. Боевой задор постепенно отступал.

При всей своей решительности и боевом опыте она все же была простой восемнадцатилетней девчонкой и ее далеко не каждый день пытались прикончить знаменитые убийцы да еще заодно поджарить «диким огнем». А стражники охотились на нее вообще первый раз в жизни. И что дальше делать, она не представляла.

Еще этот треклятый пакет! Выбросить его здесь же, и вся недолга.

Уже и замахнулась было, чтобы выполнить то, о чем помыслила. Да передумала. Надо бы на досуге рассмотреть получше.

«На досуге!» – ухмыльнулась зло.

Знать бы, когда он теперь ей выпадет, досуг-то.

Перепрыгивая через заборы, пробираясь огородами, проскакивая переулками, Орландина отчаянно думала, что ей делать. И чем больше думала, тем противнее ей становилось.

Глава 4. ПОСЛУШАНИЕ

Орланда с опаской огляделась по сторонам.

Она недолюбливала это место. Чем-то зловещим веяло от старых мраморных и гранитных надгробий, обелисков, статуй, которые напоминали о том, о чем ей страсть как не хотелось думать. О смерти, вечности.

Вечность.

Бр-р. Прямо мурашки по коже.

А еще эта надпись при входе: «Memento mori».

Помни о смерти.

Хорошенькое дело! Еще и не пожила толком, а со всех сторон лишь и слышит о том, что нужно готовиться к переходу от бренного бытия к жизни вечной.

Впрочем, кажется, это самое предостережение следовало понимать как раз в том смысле, что нужно спешить жить. Наслаждаться каждой минутой своего земного существования. Ибо за гранью его уже ничего не будет. Так, по крайней мере, объяснила любопытной послушнице смысл Надписи покойная матушка Сибилла. Прежняя настоятельница, которая была до Кезии.

Вон и ее могилка. Скромная, без всяких надгробий и надписей золотом.

Кладбище, где хоронили умерших монахинь, находилось рядом со старым Городом Мертвых. Но не в одной с ним ограде. Естественно, ведь не могли же исповедовавшие веру истинную лежать на неосвященной земле рядом с язычниками. Да еще и мумифицированными. Грех-то какой! Сказано же: «Из праха в прах». Значит, нельзя издеваться над умершими и класть их следует прямо в сырую землю.

Обо всем этом рассказывала Орланде добрая Сибилла.

Девочка мало что понимала из повествований матушки, но согласно кивала и поддакивала. Когда к месту, а когда и невпопад. Старушка не журила ребенка за невнимательность, а только печально вздыхала и гладила сиротку по голове. А потом угощала, чем Бог и добрые люди посылали. То орешков каленых горсточку даст, то медовый пирожок, то сладких желтобоких груш.

Два года назад Сибилла умерла. Тихо скончалась во сне.

На ее похороны пришла чуть ли не половина жителей Сераписа. Причем христиан среди них было не больше десятой части. Орланда воочию увидела, как уважали ее наставницу люди. И не потому, что была она, как оказалось, знатного рода (на похороны прибыли личный посланник августа Птолемея и представитель Святого Острова). А оттого, что жила праведно, по заповедям Божьим и человеческим, не отказывая в помощи и слове добром никому, независимо от того, каким именем называл нуждающийся своего бога. При Кезии в обители воцарились иные порядки. Для приема бедных и просящих был отведен особый притвор. И сама новая настоятельница там показываться не любила. Так, иногда забредала по великим праздникам, чтобы подать малую милостыню. А большей частью общалась с патрициями, богатыми торговцами и чиновниками. Наверное, считала, что они сильнее, чем нищие, нуждаются в утешении и поддержке духовной. Сказано ведь, что «легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное». Вот и необходимо сделать путь этот менее тяжким.

Особенно же сошлась с Газдрубалом, заместителем главы тайной полиции Сераписа. Центурион частенько навещал Кезию, обычно под вечер, и они уединялись в келье настоятельницы. А еще матушка окружила себя хорошенькими послушницами. Для услужения. В рукоделии там подсобить, за одеждой присмотреть, в термах мочалку или ковш с водой подать. Да мало ли какая работа найдется. Хотела было и Орланду к себе приблизить, Но что-то не срослось у них между собой. Никак не могла девчонка забыть Сибиллу. Дичилась, замкнулась в себе. А кому охота все время глазеть на кислую физиономию?

Вот и на этот раз. Призвала к себе в личные покои и назначила послушание за ночную провинность. Говорила слова странные, непонятные, в глаза девушке не смотрела. Отвернулась к Жну. Словно и не с Орландой разговаривала.

Надень то, поди туда, отдай одно, принеси другое. Береги пуще глаз. В случае чего прячь и беги сломя голову.

Что за тайны непонятные?

И, главное, зачем весь этот маскарад?

Заставила переодеться бог знает во что. Нет, оно, конечно, забавно походить в том, во что обычные городские девчонки рядятся. Как на Орландин вкус, так новое платье ей ужасно шло. Будто на нее шили. Но все равно чувствовала она себя в нем неловко. Слишком открыта шея. И руки. Да и коротковато, так что щиколотки видно.

Хорошо хоть карманы большие. Есть куда пристроить верного друга-приятеля. Не сидеть же кусику взаперти, если представляется такой случай.

Прогулки в город послушниц до принятия ими пострига уставом обители особо не рекомендовались. Чтобы лишний раз не прельщаться мирскими соблазнами. Так что каждая вылазка в Серапис была для монастырских девчонок чем-то сродни награде.

Нет, до чего же все-таки здесь неприятно.

А сестра Иринея почти каждый день гоняет послушниц вдоль рядов старых могил для смирения духа. Вот-де, что остается от гордых и злонравных. Как будто смиренных и кротких не ждет та же участь.

Орланда уже наизусть знала все окрестные «достопримечательности».

Вон, например, обелиск над могилой Биберия Трималхиона, героя Трехдневной битвы. Скромный, без всяких излишеств.

Биберий скончался всего полвека назад. И, по правде говоря, должен был бы упокоиться в новой Долине Мертвых. Но из уважения к его заслугам магистрат принял решение о захоронении останков славного земляка здесь, где лежали те, имена которых были золотыми буквами вписаны в долгую историю Сераписа.

А вот это, бок о бок с обелиском дяди, высится мраморная недостроенная усыпальница Публия Трималхиона. Гигантская и уродливая, украшенная по новой моде витыми ракушками, гроздьями винограда, корзинами с фруктами и порхающими амурчиками.

Интересно, сколько ауреусов отвалил банкир цензорам, чтобы заполучить этот земельный участок? И чего это в ней сегодня работы не ведутся? Или праздник какой? Так ведь Пасха, вроде бы, послезавтра. Хотя у этих язычников почти каждый день торжества.

Девушка уже было прошла мимо белой громадины, как вдруг ее взгляд зацепился обо что-то, резко выпадавшее из общей картины.

Бронзовая витая решетка, прикрывавшая вход в гробницу, была чуть отодвинута. И из образовавшейся щели торчала босая нога, густо покрытая рыжими волосами.

Тревожно екнуло сердце. Не случилось ли чего-либо дурного?

Забрел случайно какой-нибудь бедолага ночью на кладбище, а тут из темноты появилась ожившая мумия…

Орланда даже зажмурилась, представив себе все кошмарные последствия подобной встречи. Менее экзотические варианты ей и в голову не пришли. Ну что, скажите на милость, интересного в том, если усыпальницу банкира облюбовал себе в качестве ночлежки бездомный пьянчужка?

– Э-эй! – осипшим от волнения голосом позвала она. – Вы там живы?

А сама уже намылилась бежать обратно, в монастырь, звать на помощь.

Ни ответа, ни привета.

Точно, покойник. Вот так нежданный «жилец» нарисовался у Публия Трималхиона. Или правильнее будет «нежилец»?

Повертев головой, Орланда заприметила длинную палку и, подобрав ее, ткнула острым концом прямо в голую пятку.

Нога, зашевелив пальцами, дернулась. Из усыпальницы донеслось негромкое хихиканье.

У послушницы немного отлегло от сердца. Живой. Уже легче.

Но какого… То есть зачем этот «кто-то» прячется среди могил? Может, он преступник, расхититель гробниц? Нужно немедленно сообщить, куда следует. Найти кого-нибудь из кладбищенской стражи и направить сюда. А самой следовать дальше. Ведь у нее же послушание!

– Снова ты, девуля, страннику покоя не даешь, – проскрипел неожиданно знакомый голос.

– Ой! Кто это?

Из кармана донеслось радостное повизгивание Ваала. Вслед за ним появилась и сонная мордочка самого зверька.

– Признал? А говорят – тварь неразумная, бессловесная. Не стой столбом, дочка, давай, заходи в гости.

Вместо ноги из-за решетки появилась рука. Столь же рыжеволосая. И поманила пальцем.

– Ишь какой! – взвилась послушница. – Нашел полоумную! Лучше сам выходи на свет божий! Или боишься?

– Есть маленько, – покладисто согласился голос из усыпальницы. – Снова начнешь почем зря шуметь, махать ногами и руками. Не ровен час, набегут стражники или, будь они неладны, твои вороны-сестры. А нам, князьям тоись лесным, не вольно лик свой казать, кому ни попадя.

– А я как же? – заинтересовалась девушка и непроизвольно сделала пару шагов вперед.

Предатель кусик выскочил из кармана и юркнул в гробницу. Через минуту оттуда донеслась такая разухабистая трель, что Орланда сразу поняла: Ваал обнаружил нечто вкусненькое.

– Сам не пойму, – вздохнул сатир, наконец-то выбравшийся из тени. – По всем приметам, не должна б ты была меня видеть. Отвел я глаза всем вашим. – Он почесал в затылке. – Да ты проходи уже, коль пришла. Угощу маленько. Успел вчерась кой-чего прихватить из заветной кладовочки вашей.

– А почему «заветной»?

Ноги сами несли ее вперед. Еще четыре шага, и вот она уже внутри банкирского последнего приюта.

Отделочные работы здесь только начались. Но у дальней стены уже стоял массивный саркофаг из розового гранита. Он-то и служил лешему-пилигриму в качестве пиршественного стола. На крышке, покрытой священными иероглифами, были разложены вкусно пахнущие яства, при виде которых рот девушки тут же наполнился слюной.

Ваал уже деловито трудился над почтенным кусочком колбасы. На мгновение прервавшись, он призывно хрюкнул, дескать, присоединяйтесь.

– Давай, милая, закусывай. Небось, залили тебе сала за шкуру за вчерашнее?

Гостья хмуро кивнула.

Честно говоря, она просто не знала, как себя вести. По поводу подобных созданий у богословов не было единой точки зрения.

Одни считали их детьми сатаны и прислужниками греха – всех без исключения. Другие предполагали, что есть среди них и те, кого Господь сотворил в неисповедимости своей для какой-то надобности.

Сошлись на том, что слуги ада должны бояться креста и молитвы, но кто ж их разберет!

Подружки ее говорили то о встрече с домовыми, то о знакомстве с эльфами и гномами, и тому подобное. Причем разговоры были обычно в таком духе: «Сама я не видела, но мой дядя слышал своими ушами от троюродного деда, а про того говорили, что врать он не будет».

А она сама встретилась с представителями этого мира второй раз в жизни.

Если судить по книгам, сатиры-лешие – это грубые сладострастные мужчины, одержимые похотью. Этот на одержимого не походил – скорее уж на старенького Виндекса – их садовника, умершего в прошлом году, человека доброго и мудрого, хоть и неграмотного.

Впрочем, в далекой Куявии почему бы сатирам не быть такими?

– Поня-атно-о, – протянул бес– Заклятие невидимости сломала и думала, что пройдет даром.

– К-какое з-заклятие? – Надкушенная куриная ножка так и шлепнулась обратно на розовый гранит.

– Сказывал же, заветная кладовочка. Кто-то сильный и могущественный наложил на нее заклятие, чтоб не всяк мог ее найти. Вот только для чего, никак в толк не возьму. Не для того же, дабы хоронить там от голодных баб сало да пиво. Чай, для чего-то посурьезнее.

– Сам-то как туда попал? – уела его Орланда.

Леший самодовольно ухмыльнулся и похлопал себя по волосатой груди.

– Нам чегой? Мы ж, грю, князья лесные тоись, насчет всяких заговоров доки. Дунул, плюнул куды надоть, дверца и отворилась. А вот ты дело иное. Тут бы помозговать, дык времени нету. Уйду сегодня в ночь. Вот лапти доплету и уйду восвояси.

Ткнул пальцем в странную обувку, сплетенную из древесной коры, что лежала здесь же, на саркофаге, рядом с заветной «ветхой котомочкой». Одна сандалия была уже полностью готова, а вторая – лишь наполовину.

– Ты уж не выдавай по старой дружбе-то! – подмигнул он. – Авось, когда и пригожусь. Чую, чую, девонька, что еще встретимся. А где и как, про то одни верхние ведают. Куда лыжи навострила? – И заметив, что собеседница не совсем поняла, уточнил: – Собралась куда, грю?

Ох, а ведь и впрямь спешить нужно! Послушание же…

– В город, – коротко отрезала и резко скомандовала Ваалу: – Место!

Кусик нехотя полез в карман.

– Ты вот чего, дедуля. Я тебя, так и быть, не выдам. Но лучше бы тебе уйти отсюда. Люди тут ходят, да и вообще… Святое место все-таки!

– Ну-ну, – скривил губастый рот леший. – Что ж, прощевай, дочка. Спасибо на добром слове. Прими и мое напоследок. Берегись блестящих камешков да темных дворов. А пуще всего злого бабьего ока остерегайся.

Не дослушав, девушка нетерпеливо махнула рукой и зашагала прочь.

– Ну-ну, – вновь повторил рыжий, печально глядя ей вослед. – Тучки черные над головонькой твоей, дева. Грозовые. Зловещие. – И озабоченно добавил: – А с охранным полем чей-то решать надо. Надо ж так проколоться. И с чего бы? Не Дивий же Ключ, в самом деле?…

Как объяснила ей Кезия, место, где должна была произойти встреча, находилось на площади Птолемея Пятнадцатого и Клеопатры Седьмой, в Северной стороне Сераписа.

Да уж, нечего сказать, местечко еще то. Словно кто специально поиздевался, назвав одну из самых неказистых площадей, расположенную на окраине города, в бедняцком районе, в честь великих основателей Империи. Впрочем, вполне может быть, что шесть столетий назад здесь все было совсем по-другому. Город-гигант разросся, словно флюс, в южном направлении. И эта площадь, скорее всего, находилась в тогдашнем центре. Вон какие многоэтажки высятся вокруг. Хоть и старые, обветшалые, но еще хранят следы былого величия. А возле них стоит даже парочка вполне приличных патрицианских особняков.

С замирающим сердцем девушка обошла колоссальный монумент, воздвигнутый в честь царственной четы. Огромные, локтей в двадцать, мраморные Октавиан и Клеопатра стояли, взявшись за руки, а над ними, положив руки на плечи божественных супругов, высилась улыбающаяся мать Исида.

Красивый памятник. Сейчас таких уже не возводят. Дорого. Да и умение со временем подрастеряли. Этот, наверное, делали мастера в самом Египте, а уж затем по морю да по реке статуи привезли сюда и установили. Матушка Сибилла рассказывала, что прежние августы частенько поступали таким образом, чтобы поднять в провинциях свою популярность. Многие из подобных памятников впоследствии были разрушены либо отправлены на свалку.

Но этот не тронули. Память о первом Августе Октавиане, перенесшем столицу из старого Рима в Александрию и взявшем после женитьбы на вдове своего друга-врага Марка Антония, царице Клеопатре, имя Птолемея Пятнадцатого, в Империи чтили свято. Не случайно даже месяц календаря назван в его честь. И каждые пять лет в октавиане проводятся Октавиановы игры, ставшие заменой древним Олимпийским…

– Красавица, а красавица! – отвлек ее от разглядывания памятника вкрадчивый голос. – Купи билетик.

– А? – непонимающе захлопала глазами. – Какой билетик?

Вихрастый мальчишка-подросток, сверкая озорными глазами, сунул ей под нос разрисованный кусочек папируса.

– Городская лотерея Сераписа! Бери, не пожалеешь! Всего три сестерция, а можешь выиграть миллион!

– Уйди от греха подальше! – насупилась. – Соблазн один!

– Ой, перестань! – досадливо отмахнулся юноша. – Какой соблазн? Розыгрыш послезавтра. Купи. Этот точно счастливый. Голову даю на отсечение!

– Не клянись напрасно, – погрозила ему пальчиком.

– Вот зануда. Тебе что, трех сестерциев жалко?

– Да нет у меня таких денег, – растерянно развела руками Орланда.

– Ой-ой-ой, так я тебе и поверил.

Приставала смерил ее с головы до ног подозрительным взглядом.

– С такими нарядами и нет трех жалких монет? Или ты это платье украла? Что это у тебя там, в кармане? Не кошелек ли?

Послушница уже начала закипать. И чего прилип, спрашивается?

Демонстративно повернулась к нахалу спиной и тут же увидела нужное ей заведение. Не обращая внимания на шпильки, посылаемые ей в спину пареньком, спустилась по ступенькам, толкнула дверь «Буйного кабана» и вошла внутрь трактира.

В нос тут же ударила дикая смесь пота, жареного мяса и специй.

Стараясь не смотреть по сторонам, прошмыгнула в самый дальний угол, слева у стойки, и устроилась за столиком. Заказала у подошедшего служки кружечку какао и порцию медовых пирожков. Есть после недавнего бесовского угощения не хотелось, но таков уж порядок. Занял место – будь добр чего-нибудь заказать. А то попросят освободить помещение.

С явным пренебрежением парень сгреб три асса – единственное, что ей выдала мать-настоятельница, – но заказ выполнил быстро. А когда выставлял его на стол, то, посмотрев в лицо послушнице, отчего-то негромко вскрикнул и побледнел. Скосил глаза в противоположный угол и мелко перекрестился.

Надо же, единоверец. И что он такого увидел у нее на лице? Второй нос там вырос, что ли?

Пробормотав нечто невнятное, юноша умчался к стойке и принялся шептать на ухо толстяку-хозяину. Тот хмуро повертел головой, вперив тупой бычий взор сначала в послушницу, а затем все в тот же противоположный угол, куда перед тем глазел и половой. Потом вдруг отвесил помощнику увесистую оплеуху и разразился бурной тирадой.

– Не нашего ума дело!… – донесся до нее обрывок трактирщицкого нравоучения.

На Орланду поначалу косились и посетители. Видимо, прилично одетые девушки сюда забредали нечасто (да и что им тут делать, в этом гнезде пьянства и порока?). Но, насмотревшись, вернулись к поглощению напитков и блюд.

– Ух! Ну и вырядилась же ты, Орлашка!

Орланда с недоумением уставилась на обратившуюся к ней женщину лет под сорок, в платье, какое обычно носили горожанки среднего достатка.

– Ну что, не узнаешь, что ли? – добродушно похлопала незнакомка послушницу по плечу. – Я Помпония, портниха, твоей матушке платье шила. Запамятовала?

– Да, припоминаю… – торопливо закивала Орланда, подавляя желание бежать прочь из трактира.

Кезия и в самом деле иногда позволяла себе носить светские одеяния, но вот эту женщину она среди гостей настоятельницы не помнила.

– Ну вот! А вообще, занятно выглядишь. Зачем пришла-то?

– А… дела… Вот, встретиться надо… – невпопад пролепетала Орланда.

– Дела-а… – понимающе протянула портниха. – Оно конечно! Сама молодой была! Ладно, не буду отвлекать.

Удалилась, вихляя пышными бедрами, к столику, где уже сидели двое мужчин и женщина. Все примерно такого же возраста, что и Помпония. Шлепнувшись на табурет, портниха махом опрокинула стакан, а затем наклонилась к приятелям и стала что-то оживленно им рассказывать. По тому, как она то и дело тыкала большим пальцем себе за спину, и по двусмысленным взглядам, которыми ее одарили мужчины, Орланда поняла, что речь идет о ней.

Сразу стало как-то неуютно. Чего это они в ней нашли смешного? Наверняка зубоскалят по поводу того, что скромница-монашка напялила светское платье и завалилась в кабак.

Ну и ладно. Ну и пусть. Это часть ее послушания. Перетерпеть стыд и унижения, чтобы загладить провинность.

Мысли незаметно перескочили на ее разговор с лешим.

Что за странные и непонятные вещи он говорил? Какие-то заклятия, наговоры. Откуда им взяться в святом-то месте? И для чего? Еще эти его пророчества. Вот вещун рогатый!…

За мешочком пришел вовсе не тот, кого она подсознательно ожидала: не священник или монах, а немолодой мужчина с непроницаемым лицом и невидной внешностью, одетый в обычное облачение горожанина… Одним словом, никакой: увидишь и через пять минут забудешь.

Он смотрел на нее пустым взглядом, так и этак.

– Еще бы тогу патрицианскую одела, – изрек он. – Хотя… не так уж глупо. Принесла?

Орланда кивнула, протягивая ему мешочек, который доверили ей беречь пуще глаз своих.

Кивнув, он спрятал полученное и передал ей другой, очень похожий. И исчез, словно и не было его.

Послушница сунула мешочек в карман. Оттуда раздалось жалкое повизгивание.

Ох. как это она о Ваале забыла? Не заболел ли ее приятель, что уже так долго не просит ни есть, ни пить? Впрочем, за эти два дня он так обожрался, что даже столь ненасытному грызуну многовато будет. Надо же и переварить все съеденное.

Дел здесь у нее больше не было, а потому Орланда поспешила к выходу.

В дверях она столкнулась с какой-то девушкой, одетой в удивительные широкие штаны и жилетку, расшитую разноцветными ромбами. Больше рассмотреть не удалось. Девушка промчалась мимо, словно ошпаренная, и только грязно выругалась в ответ на сбивчивые извинения послушницы.

Первым, кого заметила Орланда, выйдя из «Буйного кабана», был назойливый торговец лотерейными билетами.

Нет уж, хватит с нее на сегодня издевательств!

Решительно свернула в боковую улочку, полагая обойти площадь другим путем и выйти на нужную дорогу.

Шла себе, шла, там сворачивая, здесь срезая, пока не поняла, что заблудилась.

Вот напасть на ее голову. Все одно к одному. Что за жуткая неделя ей выпала? Страстная, точнее и не скажешь.

Из кармана вынырнула голова кусика.

– Хочешь подсказать, куда идти?

Ваал фыркнул, скорчив уморительную гримаску. При этом что-то остро сверкнуло в лучах полуденного солнца.

– Что это там у тебя? – заинтересовалась она, протягивая руку.

Из острых зубов пушистого приятеля ей на ладонь выпал бесцветный прозрачный камушек.

– Где взял?! – воскликнула Орланда, рассмотрев кусичиную добычу получше. – Это же…

В драгоценностях она разбиралась плохо. Видела их только на богатых прихожанах и гостях обители да еще в нескольких святых реликвиях, хранившихся в монастырской церкви. Но даже с ее невежеством было понятно, что ограненный кристалл, переливающийся в пальцах Орланды, стоил немалых денег.

Воровато оглядевшись по сторонам, вытащила из кармана давешний мешочек. Уголок его был прогрызен – Ваалова работа. Из дырки торчал скатанный в трубочку папирус. Едва удержавшись от искушения сунуть нос в чужие дела, девушка запихнула записку обратно. В образовавшуюся прореху просочились еще два кристалла. На этот раз алого и зеленого окраса.

– Иисусе Христе, Сыне Божий! – пролепетала обалдевшая Орланда.

Она прикинула вес мешочка. Затем попробовала хотя бы приблизительно подсчитать, сколько может стоить его содержимое. И не сумела. Цифры выходили какими-то несуразно огромными. Зачем такое богатство скромной христианской обители? Уж не собирается ли матушка Кезия прикупить еще земли и сооружений? Так здесь, небось, на то, чтоб половину Сераписа приобрести, хватит, еще и останется.

Тут к месту и слова бесовские о «заветной кладовочке» припомнились:

«Кто-то сильный и могущественный наложил на нее заклятие, чтоб не всяк мог ее найти. Вот только для чего, никак в толк не возьму. Не для того же, дабы хоронить там от голодных баб сало Да пиво. Чай, для чего-то посурьезнее». Уж не для этих вот камней? И еще из речей лешего вспомнила: «Берегись блестящих камешков да темных дворов».

Святые небеса! Все совпадает. И двор тоже темный. Как в воду нечистый глядел.

Кто это там приближается, огромный да зловещий? И что это у него на уме?

– Слышь, красавица, ты все-таки купи билетик, а!

Снова этот прилипала.

Но на сей раз парень был настроен гораздо решительнее. Прижав Орланду к стене, он придавил коленкой ее ноги, а рукой сжал горло. Вторая его рука в это время зашарила по телу девушки.

– Хм, а ничего богатства! – скривил он рот, коснувшись ее груди.

Послушница заалела, но не могла и пошевелиться.

– А здесь чего? – Злодей сунул руку ей в карман. – Где твой кошелек?

Спустя какое-то мгновение он плясал на месте, дуя на прокушенный до крови палец.

– Уй-уй-уй! Е-э-э!

Орланда не стала любоваться его дикими танцами и тут же дала деру.

– …Ну я его и спрятала в дыру в стене, – закончила она свой рассказ. – Как вы и велели, матушка. В случае чего спрятать и бежать от греха подальше. Но он точно ничего не заметил. Не беспокойтесь. Все ваши камешки я в целости и сохранности доставлю завтра же.

Сказала и поняла, что ляпнула лишнее.

И зачем только про камни помянула. Выходит, что заглядывала в злополучный мешочек, хоть и было ей это строго-настрого заказано.

Кезия слегка вздела брови:

– Камни? Ты не ошиблась?

– Нет, матушка. Там кожа в уголке кисета чуток прохудилась, я и увидела. Так что завтра прямо с утра схожу туда и принесу. Место я хорошо приметила…

– Не завтра, – оборвала Орланду настоятельница. – Сегодня. Немедленно.

– Но, матушка, – попробовала возразить девушка. – Уже поздно. Да и вдруг этот разбойник до сих пор там околачивается…

Лишь холодный взгляд прекрасных глаз Кезии был ей ответом.

– Ты уверена, что поступаешь правильно?

Центурион Газдрубал подбросил на руке тяжелый кошель.

Настоятельница утвердительно кивнула.

– Как знаешь. А по мне, так и жалко…

Глаза Кезии по-змеиному сузились.

– Денег, денег жалко, – поспешил закончить центурион.