Текст книги "День «N». Неправда Виктора Суворова"
Автор книги: Андрей Бугаев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 15
Война, которая была на Юго-Западном направлении
История не признает сослагательного наклонения. Всякое предположение неизбежно предположением и остается. Слишком много факторов, слишком много событий. Зачастую связанных, переплетенных между собой и отнюдь не опосредованно.
Нам не дано знать, как развивалась бы ситуация, напади Сталин первым. Мы можем лишь догадываться.
В то же, время история щедра на аналогии и примеры. И если мы хотим представить, чем мог обернуться наш превентивный удар, думаю, следует обратиться к ним.
Как-то не афишируется, что в июне 41-го на Юго-Западном и Южном фронтах, особенно в сравнении с другими направлениями, сложилась куда более благоприятная для нас обстановка. И война начиналась здесь иначе. Рискну утверждать, именно подобный характер носили бы первые бои, именно так они и закончились бы, напади мы первыми.
Основной удар немцы наносили в центре. В первую очередь им нужно было окружить и уничтожить войска Западного фронта. Группы армий «Север» и «Юг» прежде всего обеспечивали фланги танковых клиньев, устремившихся к Минску. И если наш Северо-Западный фронт оказался слишком слаб, чтобы разгромить врага, то на Юго-Западном направлении была сосредоточена самая крупная группировка войск, и это были лучшие наши силы. Если и имели немцы превосходство в живой силе, то незначительное. В танках же мы превосходили противника почти в четыре раза[453]453
1 Один лишь полностью укомплектованный 15-й механизированный корпус имел едва ли намного меньше машин, чем вся 1-я танковая группа Клейста. В 8-м мехкорпусе к 22 июня было 932 танка (!). – Рябышев Д. И. Первый год войны, с. 5.
[Закрыть]. Не хватало Вермахту и авиации. Во всяком случае, на аэродромах было уничтожено не более 180 наших самолетов[454]454
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 93.
[Закрыть], что на порядок меньше, чем на Западном фронте.
Если в других местах немцы в первый же день смяли оборону и вырвались на оперативный простор, то здесь с ходу прорвать фронт не удалось. Более того, вбив клин в стык между 5-й и 6-й армиями, танковые дивизии Клейста сами оказались в полуокружении…
Впрочем, бои на Юго-Западном направлении заслуживают особого внимания.
В предвоенные годы традиционно принято было считать, что немцы, напади они на СССР, нанесли бы основной удар на юге, стремясь оккупировать богатые хлебородные районы и открыть себе дорогу к промышленному Донбассу, а в перспективе и к северокавказской нефти. Соответственно, здесь, на Юго-Западном направлении, и была сосредоточена самая сильная группировка советских войск. В частности, в составе Юго– Западного фронта[455]455
Всего в составе фронта тридцать две стрелковые, две кавалерийские, десять авиационных дивизий и восемь механизированных корпусов (по две танковые и одной моторизованной дивизии в каждом). Однако далеко не все соединения были расквартированы в непосредственной близости от границы.
[Закрыть] границу прикрывали: в полосе от Влодавы до Крыстынополя -5-я армия[456]456
Командующий – генерал-майор танковых войск М. И. Потапов. К началу войны ему исполнилось 39 лет. Участвовал в боевых действиях на Халхин-Голе, где командовал танковой бригадой.
[Закрыть] (на удалении от 10 до 150 километров от границы – пять стрелковых дивизий, 22-й мехкорпус и части усиления); южнее, на Львовском направлении, в полосе от Крыстынополя до Радымно – 6-я армия[457]457
Командующий – генерал-лейтенант И. Н. Музыченко. В должности командира стрелковой дивизии принимал участие в боях на Карельском перешейке.
[Закрыть] (три стрелковые, одна кавалерийская дивизии, 4-й мехкорпус и части усиления); на Перемышльском направлении, в полосе от Радымно до Творыльце – 26-я армия[458]458
Командующий – генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко.
[Закрыть] (три стрелковые дивизии, 8-й мехкорпус и части усиления); наконец, на южном фланге – растянувшаяся от Радымно до Черновиц[459]459
Ныне г. Черновцы.
[Закрыть] 12-я армия[460]460
Командующий – генерал-майор П. Г. Понеделин.
[Закрыть] (шесть стрелковых дивизий, 16-й мехкорпус и части усиления).
Немцы имели подтянутые к границе, готовые к наступлению соединения группы армий «Юг»: 6-ю и 17-ю полевые армии, 1-ю танковую группу[461]461
Находилась в оперативном подчинении командующего 6-й армии.
[Закрыть] и Венгерский корпус[462]462
До конца июня венгры активности не проявляли.
[Закрыть].
Следует отметить, что и боевая подготовка советских войск поддерживалась на достаточно высоком уровне[463]463
До Кирпоноса Киевским Особым военным округом командовал Жуков. А еще ранее – Фрунзе, Якир, Тимошенко.
[Закрыть], и новый командующий выгодно отличался эрудицией и трезвым взглядом на вещи.
Это отдельная тема, но обойти ее невозможно. Почему Западный фронт был окружен и разгромлен, практически уничтожен, уже в первых числах июля, а Юго– Западный в первые дни не просто успешно оборонялся, но и наносил настолько ощутимые контрудары, что в какой-то момент инициатива едва не выскользнула у немцев из рук? Понятно, что на Западном направлении Вермахт располагал большими силами, понятно, что там они изначально нацеливались на окружение ядра наших войск. И все же…
Павлов и Кирпонос. На своем ли месте оказались они 22 июня?
Судьба командующих сильнейшими нашими фронтами схожа. Оба отличились на Карельском перешейке, оба, враз преодолев несколько ступеней карьеры, утвердились на самом верху[464]464
Оба погибли в сорок первом. Павлова вместе с группой командиров Западного фронта Сталин расстрелял. Кирпонос пал в бою при попытке прорыва из окружения.
[Закрыть]. А вот командовали в приграничном сражении по-разному. Павлов, потеряв связь, а с ней и управление войсками, выругался и выехал в войска. Кирпонос штаб не оставил и добился более-менее устойчивой связи. Павлов, уже, будучи в полуокружении, бросил последний свой резерв из-под Минска к Лиде, на самое дно готового затянуться мешка[465]465
Вот что пишет по этому поводу Жуков: «Не зная точно положения в 3-й, 10-й и 4-й армиях, не имея полного представления о прорвавшихся бронетанковых группировках противника, командующий фронтом генерал армии Д. Г. Павлов часто принимал решения, не отвечавшие обстановке. Вместо того чтобы принять меры по организации обороны на рубежах старых укрепленных районов и в районе Минска, он бросил войска 13-й армии из-под Минска в район Лиды, которые попали под удар врага. В результате Минск со стороны Молодечно оказался открытым, а в это время в районе Молодечно уже были части 3-й танковой группы противника» (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 2, с. 35).
[Закрыть]. Кирпонос, напротив, был излишне осторожен и проявлял зачастую чрезмерную заботу о флангах. Павлов, думается, только под конец стал понимать, какой будет эта война. Кирпонос пристально следил за происходящими в Европе событиями, тактику Вермахта изучил досконально и, судя по всему, предугадывал, что наша оборона таранного удара немецких танков не выдержит.
Это не предположение. Как свидетельствует Баграмян, при разработке оборонительного плана Кирпонос требовал выделить для обороны границы минимум необходимого с тем, чтобы иметь в ближайшем тылу компактные подвижные группировки, способные нанести контрудары и локализовать возможные прорывы врага. Вот что он говорил:
«…для прикрытия государственной границы можно выделить минимум имеющихся у нас сил, чтобы остальными маневрировать, исходя из конкретно складывающейся обстановки…»[466]466
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 49. Любопытно, что ни сам Баграмян, ни начальник штаба фронта генерал M. A. Пуркаев не были согласны с командующим. Они полагали, что наша оборона выдержит удары немцев. К сожалению, прав оказался Кирпонос.
[Закрыть]
Собственно, так действовал и Жуков. Маршал располагал свои войска таким образом, чтобы создать оборону наибольшей плотности на участках прорыва и не дать немцам пробить наш фронт с ходу. Немцы вклинивались в оборону советских войск, вязли в гибельных для себя тяжелых кровопролитных боях, но вырваться на оперативный простор не могли. Противник перенацеливал острие своего удара, но и советские войска перемещались вслед за ним вдоль линии фронта. Лишившись главного своего преимущества – тактического маневра, Вермахт обречен был утратить со временем и инициативу.
Не знаю, осознавал ли это в июне 41-го командующий Киевским округом генерал-полковник Кирпонос, но факт остается фактом. Он предпочитал не растягивать свои войска в одну линию вдоль оборонительного рубежа, а иметь под рукой мощные резервы. Нелишне вспомнить, что именно он, вопреки указаниям Сталина, приказал занять Предполье. Не слишком смелым выглядит и предположение, что уверенный в скором начале боевых действий командующий, принял меры, чтобы война не застала вверенные ему войска врасплох. Об этом говорит и сам ход боевых действий. По существу, нигде в полосе Юго-Западного фронта советские части не были разгромлены при вторжении, напротив, на удивление быстро поднялись и выдвинулись к границе, спокойно и деловито начали воевать. Куда меньшие потери понесли здесь наши танкисты и авиация. Вот свидетельство Хрущева:
«Немцы не достигли первым налетом намеченной цели, не смогли вывести из строя наши аэродромы и самолеты. Наши самолеты и танки целиком нигде не были уничтожены с первого удара. В КОВО (хотя, может быть, от меня что-нибудь и скрывали; но так докладывали мне тогда, а я верил и сейчас верю, что это была правдивая информация) немцы нигде не смогли использовать полностью внезапность для нанесения удара по авиации, танкам, артиллерии, складам, другой военной технике»[467]467
Хрущев Н. С. Воспоминания, с. 95.
[Закрыть].
Здесь мы оказались более-менее готовы. Здесь немцы не смяли нас с первого удара.
И немалая заслуга в этом командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника Михаила Петровича Кирпоноса….
Первый день войны оказался насыщен событиями.
Основной удар немцев пришелся по левому флангу 5-й армии, и поначалу их перевес в силах был подавляющим. На 75-километровом участке от Устилуга до Крыстынополя против двух выдвигавшихся к границе советских стрелковых дивизий действовали до шести пехотных и три танковые дивизии противника. Результат не замедлил сказаться. 87-я и 124-я стрелковые дивизии не дошли до границы и, обойденные немцами, заняли круговую оборону. О создании сплошного фронта на этом 75-километровом участке не было и речи, и танки Гудериана устремились в глубь советской территории.
Однако их ожидал сюрприз. Навстречу немцам из Луцка выдвигалась к границе 1 – я противотанковая артиллерийская бригада Москаленко[468]468
Как уже отмечалось, согласно мобилизационному плану, бригаде надлежало выдвинуться на Львовское направление, в район развертывания 6-й армии. Однако, перед тем как начать движение, Москаленко доложил об этом командарму-5. Потапов на свой страх и риск переподчинил бригаду, являвшуюся резервом Главнокомандования, себе и поставил задачу – прикрыть танкоопасное направление. Москаленко на свой страх и риск решил подчиниться.
[Закрыть]. Восточнее Владимира-. Волынского[469]469
Утром 22 июня в месте своего расквартирования на западной окраине Владимира-Волынского находилась 41-я танковая дивизия 22-го мехкорпуса. Согласно мобилизационному плану, дивизии предписывалось двигаться к Ковелю, куда выдвигались и основные силы корпуса – 19-я танковая и 215-я моторизованная дивизии. Командир 41-й танковой полковник П. П. Павлов принял решение выполнять предписание Красного пакета и, отойдя от границы на восток, открыл немцам дорогу на Луцк. По пути следования дивизия попала в болотистую местность и застряла там. Впоследствии Павлов был от должности отстранен. Хочу еще раз подчеркнуть: в первые же часы войны план прикрытия во многом уже перестал отвечать реалиям создавшейся обстановки. Поэтому и воевали «не по плану». Отсюда – и неразбериха, и известная импровизация.
[Закрыть] произошел ожесточенный встречный бой, в результате которого обе стороны понесли чувствительные потери[470]470
Здесь был смертельно ранен осколком снаряда примкнувший к бригаде вместе со своим штабом командир 22-го мехкорпуса генерал-майор C. M. Кондрусев. В командование корпусом вступил начальник штаба генерал-майор B. C. Тамручи.
[Закрыть]. Однако немцы не только не разгромили бригаду, но, будучи не в состоянии прорваться по шоссе на Луцк, были вынуждены обходить ее боевые порядки с юга.
В то же время сопротивление окруженных у границы соединений было столь сильным, что большая часть пехоты противника оказалась скованной вокруг них на длительный срок[471]471
Командованию так и не удалось деблокировать принявшие на себя первый удар 124-ю и два полка 87-й стрелковой дивизии. 28 июня им был передан приказ уничтожить и закопать технику и пробиваться на Ковель. К несчастью, к этому времени Ковель уже был оставлен нашими войсками. Однако остатки дивизий вырвались из окружения.
[Закрыть]. Севернее – 45-я и 62-я дивизии 15-го стрелкового корпуса[472]472
Командовал корпусом полковник И. И. Федюнинский.
[Закрыть] отразили все атаки немцев. Однако вскоре последние нащупали стык между 5-й и 6-й армиями и начали продвигаться на Радзехув. Навстречу им выдвигалась передовая дивизия 15-го мехкорпуса – 10-я танковая, но, как вскоре выяснилось, корпусу было не под силу закрыть образовавшуюся 50-километровую брешь. Дорога на Берестечко и Дубно оказалась открыта.
На других участках фронта складывалась куда более благоприятная для нас обстановка. Там немцы не имели танкового кулака, и их наступательные возможности оказались куда скромнее.
В полосе обороны 6-й армии сильное давление оказывалось на правофланговые – 41-ю стрелковую и 3-ю кавалерийскую дивизии. Однако прорваться через боевые порядки советских войск противнику не удалось. В то же время и мы не смогли прикрыть все расширявшуюся брешь между 5-й и 6-й армиями[473]473
21 23 июня немцам удалось нащупать стык между Рава-Русским и Перемышльским укрепленными районами и вклиниться в нашу оборону. Однако судьба приграничного сражения решалась не здесь. Оставление после пяти-семидневньгх упорных боев указанных укрепрайонов обусловлено не фронтальным давлением немцев, а прорывом и вынужденным общим отходом Юго-Западного фронта.
[Закрыть].
99-я стрелковая дивизия 26-й армии, считавшаяся лучшей в РККА[474]474
Таковой ее сделал Власов, ушедший перед войной на корпус.
[Закрыть], не ударила в грязь лицом. Утром 22 июня немцы ворвались в пограничный Перемышль, но закрепиться им не удалось. Уже на следующий день части дивизии освободили город. Трижды Перемышль переходил из рук в руки и в конце концов остался за нами. Лишь 29 июня в связи с ухудшением обстановки на других участках Юго-Западного фронта, по приказу командования, город был оставлен.
Итак, уже к вечеру обозначились две ударные танковые группировки противника, оперирующие юго-западнее Луцка и в районе Сокаль-Радзехув. Именно они, прорываясь на восток, отрезали от основных сил 5-ю армию и представляли главную опасность.
К сожалению, неверную информацию о силах противника предоставила разведка. Занизив силы противника, действующие в центре и на правом фланге 5-й армии, разведчики представили ложные сведения о
«движении танковых колонн противника от Брест-Литовска на юго– восток. Генерал Потапов сделал из этого сообщения вывод, что передвигающиеся от Брест-Литовска вражеские войска направляются в тыл его армии с севера. К такому выводу склонялся и Военный совет фронта… На самом деле эта угроза оказалась мнимой. Ошибка стоила дорого: уделив все внимание вражеской группировке, якобы двигавшейся от Брест-Литовска на Ковель (несуществующей группировке! – А.Б.), командарм не смог своевременно разобраться в обстановке на своем левом фланге и на стыке с армией Музыченко. А именно там противник наносил главный удар»[475]475
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 130.
[Закрыть].
Как это нередко случается, осторожность, и предусмотрительность Кирпоноса сыграли с ним злую шутку. Командующий не любил, да, наверное, и не умел рисковать. Желая избежать окружения 5-й армии, он принял впоследствии роковое решение. 22-й механизированный корпус, главная сила, сдерживающая рвущихся к Луцку немцев, был переброшен под Ковель. Мало того, что, воспользовавшись этим обстоятельством, противник направил на обнажившийся участок фронта танковую дивизию. И 135-я стрелковая дивизия[476]476
Во второй половине дня 24 июня 135-я стрелковая генерала Ф. Н. Смехотворова совместно с 19-й танковой и 215-й моторизованной дивизиями 22-го мехкорпуса нанесла контрудар в общем направлении на Владимир-Волынский. Хотя развития контрудар не имел, противник был остановлен.
[Закрыть] и 1-я противотанковая артиллерийская бригада оказались под угрозой окружения и разгрома[477]477
С тяжелыми боями эти соединения отошли на восточный берег р. Стырь. Положение спасла подоспевшая сюда 131-я моторизованная дивизия 19-го механизированного корпуса генерала К. К. Рокоссовского.
[Закрыть]. Куда важнее то обстоятельство, что к предпринятому контрудару по вклинившимся в нашу оборону танковым дивизиям Клейста привлечь 22-й мехкорпус после этого было уже невозможно[478]478
Не принял участие в контрударе и втянувшийся в бои 4-й мехкорпус 6-й армии, наряду с 8-м считавшийся наиболее боеспособным. А 16-й механизированный и 17-й стрелковый корпуса из состава 12-й армии изъяла Ставка. На их базе впоследствии была сформирована и передана в состав Южного фронта 18-я армия.
[Закрыть].
В такой обстановке ближе к полуночи 22 июня была получена очередная (о предыдущих мы еще поговорим) директива Ставки, в которой Юго-Западному фронту предписывалось:
«Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов, и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»[479]479
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 113.
[Закрыть]
Нереальность поставленной задачи была очевидна, так как одним лишь мехкорпусам для выхода к месту сосредоточения требовалось от двух до четырех суток. Выдвигавшимся из глубины в полосу 5-й армии стрелковым корпусам второго эшелона для того, чтобы преодолеть 150–200 километров, требовалось не менее пяти-шести суток.
Об этом, а также о том, что главные силы одновременно к месту сражения подойти не смогут и корпуса неизбежно будут втянуты в бой по частям, прямо сказал на импровизированном военном совете Пуркаев. Он порекомендовал командующему доложить в Москву о сложившейся неблагоприятной обстановке и просить об изменении задачи[480]480
Выдвигалась идея – под прикрытием уже втянувшихся в бои соединений организовать силами стрелковых и механизированных корпусов Второго эшелона прочную оборону на линии старых укрепрайонов в глубине полосы действий фронта, остановить на этом рубеже противника, измотать его и тем самым выиграть время для подготовки общего контрнаступления. На фоне тех событий, которые имели место в действительности, – мысль более чем здравая.
[Закрыть]. Однако Кирпонос вступить в спор с Москвой, даже заявить о своем несогласии с полученной директивой не решился[481]481
Как мы успели уже убедиться, откровенное нежелание командующего вступать в конфликт с высоким начальством предопределило в итоге как его собственную судьбу, так и участь всего Юго-Западного фронта.
[Закрыть]. В сущности, было принято компромиссное решение. Пытались остановить противника, подтянуть к основанию его танкового клина мехкорпуса и нанести удар по мере их сосредоточения, ориентируясь не столько на оговоренный Ставкой срок, сколько на их готовность к боевым действиям[482]482
Следует признать, и в этом была своя логика. Ведь поставить мехкорпуса в оборону на деле означало заведомо отдать инициативу противнику. Другое дело, что обстановка на фронте менялась едва ли не каждые несколько часов, и то, что казалось разумным сегодня, через сутки-двое просто теряло смысл.
[Закрыть]. Первоначально для проведения контрудара планировалось привлечь 4-й, 8-й, 9-й, 15-й и 19-й мехкорпуса[483]483
22-й механизированный корпус должен был при поддержке 135-й стрелковой дивизии разгромить владимир-волынскую группировку противника и деблокировать окруженные полки 87-й стрелковой дивизии. 24-й механизированный корпус оставался в резерве командующего.
[Закрыть].
В ночь на 23 июня в штаб прибыли в качестве представителя Ставки Г. К. Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Н. С. Хрущев. Переговорив с командармом-6, «Жуков особо подчеркнул, насколько важно, чтобы 4-й мехкорпус как можно быстрее был переброшен на правый фланг армии»[484]484
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 119.
[Закрыть], и выехал в 8-й мехкорпус[485]485
Хрущев свидетельствует, что поначалу Жуков пребывал в хорошем настроении, держался бодро и уверенно (Хрущев H. C. Воспоминания, с. 100).
[Закрыть]. Вечером настроение его ухудшилось. Вот что пишет Баграмян:
«Начальник Генерального штаба был хмур. Он молча кивнул в ответ на мое приветствие. Из разговора я понял, что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и целеустремленными. По его словам, много внимания уделяется решению второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные усилия… Только так можно добиться перелома в ходе приграничного сражения. Жуков считал ошибкой, что Кирпонос позволил командующему 6-й армией оттянуть 4-й механизированный корпус с правого фланга армии, где враг наносит главный удар, на левый и ввести его в бой на этом второстепенном направлении»[486]486
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 126, 127.
[Закрыть].
24 июня начался наш контрудар. И развивался он далеко не так, как планировалось. 22-й мехкорпус прорваться к Владимиру-Волынскому не сумел. Более того, используя высокую мобильность своих соединений, немцы обошли частью сил наши позиции и стали угрожать коммуникациям. 15-й мехкорпус, понесший за два дня боев тяжелые потери, еще сдерживал противника, но наступать уже не мог. Все успевшие подойти части 4-го и 8-го мехкорпусов по замыслу командования должны были в течение ночи занять исходное положение, в 7 часов утра 25 июня нанести удар, выйти в район Войница – Милятын – Сокаль и соединиться с окруженными частями 87-й и 124-й стрелковых дивизий[487]487
Корпуса к 25 июня подойти не успели.
[Закрыть]. Однако обострение обстановки заставило пересмотреть принятое решение. Мощная танковая группировка противника прорвалась в район Дубно – Броды и угрожала уже коммуникациям всего фронта. В то же время немцы подставили под удар свои фланги. Исходя из этого, Кирпонос перенацелил для наступления на Дубно как подходившие к Радзивилову и Бродам танковые дивизии 8-го механизированного корпуса[488]488
7-я моторизованная дивизия 8-го мехкорпуса к этому времени находилась у Буска, а 8-я танковая 4-го мехкорпуса лишь начала выдвигаться из района западнее Львова и могла подойти к месту сражения не ранее чем через сутки.
[Закрыть], так и сосредотачивавшиеся северо-восточнее части 9-го и 19-го мехкорпусов.
Ранним утром 26 июня 8-й мехкорпус силами 7-й моторизованной, 12-й и 34-й танковых дивизий нанес, наконец, мощный удар в северо-восточном направлении. Советские танкисты подошли к Берестечко, но дальше продвинуться не смогли. 15-й мехкорпус не смог поддержать соседа справа, так как сам с трудом отражал непрекращающиеся атаки противника[489]489
В этот день вражеская авиация разбомбила наблюдательный пункт корпуса. Большие потери понес штаб, тяжелое ранение получил и командир корпуса Карпезо. Командование принял его заместитель полковник B. C. Ермолаев.
[Закрыть].
К тому времени уже вступили в бой 9-й и 19-й корпуса, потеснившие немцев. Наибольшего успеха добилась 20-я танковая дивизия 9-го мехкорпуса. Она глубоко вклинилась в боевые порядки противника, но прорваться к Дубно с севера не смогла. К ночи бой затих. Командиры корпусов генералы К. К. Рокоссовский и Н. В. Фекленко заверили Потапова, что с утра возобновят наступление, но к этому времени командующий фронтом, по– видимому, уже склонился к мысли, что без временного перехода к обороне не обойтись.
Начальник же Генштаба все еще не терял надежды разгромить танковый клин Клейста[490]490
На вопрос, что было бы лучше, постараться ударить по немцам всеми силами второго эшелона или же под прикрытием уже втянувшихся в бои соединений организовать оборону на тыловых рубежах, ответа не существует. Если бы немцев не удалось разгромить во встречном бою, дорога на Житомир и Киев была бы для них открыта. В то же время не было никаких гарантий, что, получив в свои руки инициативу, Клейст не смог бы взломать нашу оборону. К сожалению, на практике получилось нечто среднее. Стрелковые корпуса второго эшелона стали в оборону, механизированные – продолжали наносить мало согласованные друг с другом контрудары, пока не потеряли почти всю технику и не исчерпали свои наступательные возможности.
[Закрыть]. Вновь приведу слова Баграмяна:
«Из 5-й армии возвратился генерал армии Жуков. Узнав, что Кирпонос намеревается подходившие из глубины 36-й и 37-й стрелковые корпуса расположить в обороне на рубеже Дубно – Кременец – Новый Почаюв – Гологурцы, он решительно воспротивился против такого использования войск второго эшелона.
– Коль наносить удар, то всеми силами!
Перед тем как улететь 26 июня в Москву, Г. К. Жуков еще раз потребовал от Кирпоноса собрать все, что возможно, для решительного контрудара»[491]491
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 136.
[Закрыть].
На следующем же после убытия Жукова заседании Военного совета фронта[492]492
Оно состоялось вечером 26 июня.
[Закрыть] Пуркаев высказал то, к чему стали постепенно склоняться большинство работников штаба. Пора переходить к обороне! Предложение начальника штаба не явилось неожиданным для Кирпоноса.
«Командующий фронтом сформулировал окончательное решение: стрелковым корпусам временно занять оборону по линии рек Стоход, Стырь и населенных пунктов Кременец, Золочев. Механизированные корпуса отвести за этот рубеж. За три-четыре дня подготовить мощный контрудар с целью уничтожения вторгшихся на Луцком и Дубненском направлениях войск противника.
Времени для разработки общего боевого приказа уже не оставалось. Кирпонос посылает в войска своих представителей»[493]493
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 140, 141.
[Закрыть].
О принятом решении было доложено и в Москву. Уже к вечеру пришел ответ: отход прекратить и продолжать контрудар!
От кого исходило это указание – догадаться нетрудно. Не тот был человек Жуков, чтобы отказываться от своих решений. К тому же Кирпонос не пришелся ему по душе[494]494
Это отмечает и Хрущев. Перед отъездом в Ставку Жуков в разговоре с Никитой Сергеевичем отметил, что командующий слабоват, но, поскольку лучших нет, надо его поддерживать (Хрущев Н. С. Воспоминания, с. 100).
[Закрыть]. Да иначе и быть не могло, слишком уж разными были эти люди. Кирпонос, вне всякого сомнения, оценивал немцев очень высоко и ввязываться во встречный бой, не имея достаточной информации, рискуя остаться без резервов, отнюдь не спешил. Однозначно оценивать его действия при организации контратакующих действий в приграничном сражении невозможно.
Жуков превыше всего ценил инициативу. Если надо было сосредоточить силы на решающем направлении, он без колебания оголял другие участки фронта, которые считал второстепенными.
Конечно же, решительный, целеустремленный Жуков куда больше соответствовал требованиям этой войны. Но вместе с тем не будем забывать и о том, что ей пока еще не соответствовали боевая подготовка и возможности советских войск. В конце концов, факт остается фактом, мехкорпуса, потеряв в яростных атаках материальную часть, задержали, но не обескровили танковую группу Клейста. Не остановили немцев. К обороне, так или иначе, перейти пришлось. Только без танков в тылу и куда восточнее…
Не столько вина, сколько беда Кирпоноса в другом. Он не мог отстоять перед начальством свою точку зрения. Имея собственный план дальнейших действий, вынужден был выполнять чужой, навязанный ему сверху. Который считал ущербным и в который не верил. А без веры прежде всего в самого себя победы не добьешься…
Повторюсь, не только в нем дело. Помимо прочего, не хватало элементарного опыта в управлении такими массами войск и боевой техники. А в результате – вся неразбериха, противоречащие друг другу приказы, метания танковых колонн от одного рубежа к другому. И главное – введение мехкорпусов в бой по мере подхода. Последовательно. По частям.
Вот что пишет об этом встретивший войну в должности командира 9-го механизированного корпуса генерал– майор К. К. Рокоссовский:
«…Никому не было поручено объединить действия трех корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск, уже двое суток дравшихся с сильным врагом, без учета их удаленности от района вероятной встречи с противником»[495]495
Рокоссовский К. К. Солдатский долг, с. 16.
[Закрыть].
А пока что не сумевший отстоять свою точку зрения в переговорах с Москвой, Кирпонос вынужден был отдать новый приказ, прямо противоположный предыдущему. Связь практически отсутствовала. – Вновь пришлось использовать представителей – офицеров штаба. К этому времени 8-й и 15-й мехкорпуса уже начали отходить в юго-восточном направлении. Неизбежной неразберихой воспользовались немцы, которые к утру 27 июня заняли Дубно и, отбросив к югу находившиеся на марше части правофланговой дивизии 36-го стрелкового корпуса, двинулись на Острог. К счастью, в районе Шепетовки оставались еще некоторые части 16-й армии генерала М. Ф. Лукина[496]496
По решению Ставки 16-я, а несколько позже и 19-я армия Второго стратегического эшелона перебрасывались на Западный фронт.
[Закрыть]. Его инициатива и спасла положение. Командармов немедленно приостановил погрузку и начал перебрасывать под Острог части 109-й моторизованной дивизии 5-го мехкорпуса, которые и остановили немцев[497]497
Энергичный Лукин подчинил себе остатки отступивших подразделений и создал из офицеров орган управления. Появившееся новое войсковое объединение в сводках и донесениях стало именоваться группой Лукина. Вскоре в нее влилась отошедшая сюда 213-я мотострелковая дивизия.
[Закрыть].
Резкое ухудшение обстановки вынудило Кирпоноса поставить корпусам новые задачи. 8-й должен был теперь наступать прямо на Дубно, 15-й – на Берестечко. Повезли новый, третий по счету, приказ бригадный комиссар А. И. Михайлов и комбриг Н. С. Петухов. Туда же, проверить, выехал вскоре и член Военного совета фронта Н. Н. Вашугин. О нем еще речь впереди…
34-я танковая дивизия 8-го мехкорпуса, усиленная мотоциклетным полком, двинулась вперед и поначалу имела успех. 15-й наступать уже не мог, не осталось танков. С 9-м и 19-м корпусами, равно как и со штабом 5-й армии, связи не было.
В конце дня 27 июня генерал Д. И. Рябышев доложил, что передовые части его 8-го мехкорпуса с боями ворвались в Дубно. В штабе фронта повеселели. Казалось, складывается реальная возможность разгромить, наконец, танковую группировку противника. В самом деле, она оказывалась зажатой с трех сторон: с северо-востока ее атаковали 9-й и 19-й мехкорпуса; с юго-запада – 8-й и 15-й механизированные, 36-й и 37-й стрелковые корпуса и 14-я кавдивизия 5-го кавалерийского корпуса; с востока – группа Лукина.
Однако радость оказалась преждевременной. Реальная обстановка оставалась далекой от той, что была обозначена на штабных картах. 9-й и 19-й мехкорпуса не смогли прорвать оборону противника, подверглись массированным ударам авиации и, понеся катастрофические потери, откатывались к Ровно[498]498
К 29 июня 9-й мехкорпус был оттеснен к шоссе Луцк – Ровно, 19-й – отбивался от немцев уже на окраинах Ровно.
[Закрыть]. Подвижная группа 8-го мехкорпуса была окружена немцами в Дубно, и связь с ней потеряна. 15-й стрелковый и 22-й механизированный корпуса оставили Ковель и отошли за реку Стоход.
В сложившейся ситуации Кирпонос принял решение усилить удары по прорвавшимся в район Острога танковым соединениям Клейста, с тем чтобы если не разгромить их, то хотя бы вынудить приостановить продвижение на восток. Однако вскоре выяснилось, что 8-й мехкорпус, также понесший тяжелые потери, деблокировать свою 34-ю танковую дивизию был уже не в состоянии. Наступательные возможности Юго-Западного фронта были исчерпаны. И хотя в новом боевом приказе еще упоминалось о контрударе силами 5-й армии с целью отсечения прорвавшейся к Ровно группировки противника, весь он был пронизан духом обороны. Остатки 4-го, 8-го и 15-го мехкорпусов выводились в резерв.
В ходе тяжелых боев они, как и другие мехкорпуса фронта, участвовавшие в контрударе, понесли катастрофические потери. От более чем трех с половиной тысяч танков остались сотни. Вырвать инициативу из рук противника не удалось.
Бои шли уже неподалеку от Тарнополя. В ночь на 30 июня штаб Юго-Западного фронта переехал в Проскуров. Приграничное сражение было проиграно. 30 июня последовал приказ Ставки, в котором войскам Юго-Западного фронта предписывалось до 9 июля занять оборону на рубеже Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. Фронт отходил на старую границу…
Причины поражения наших механизированных корпусов в приграничных сражениях противоречивы, сложны и многообразны. Негативно отразился на ходе боевых действий ввод их в сражение по мере подхода к рубежу сосредоточения, по частям. Сыграла свою роковую роль немецкая авиация, буквально висевшая над полем боя.
Но куда более значимо и отсутствие взаимодействия между нашими танковыми, стрелковыми и авиационными подразделениями. Нередко мехкорпуса действовали на свой страх и риск, в отрыве от стрелковых частей, практически без поддержки авиации.
Немцы воевали иначе. Когда надо, они рассыпались, перерезая наши коммуникации, давя тылы, но умели быстро собраться в кулак и нанести сокрушительный таранный удар[499]499
Подобные навыки не получишь на учениях, умалчивают о них и уставы. Это – искусство боя, приобретенное немецкими танкистами за два года войны. В 44-м в Белоруссии и у нас получалось не хуже.
[Закрыть]. Без авиационной поддержки немецкие танкисты вообще не наступали. Танковые дивизии Клейст старался не распылять и использовал лишь на решающем направлении, на острие главного удара. При этом фланги, как правило, прикрывала пехота, пробить которую без предварительной артиллерийской и авиационной подготовки наши танкисты в большинстве случаев не могли[500]500
Собственно, в том и заключалось преимущество немцев в первый период войны. Они способны были наносить сокрушительные, рассекающие нашу оборону удары и в то же время умели создавать заслоны, пробиться сквозь которые не могли даже лучшие наши танковые соединения. Конечно же, добиться этого им во многом позволяла авиация, но разве это что-то меняет?
[Закрыть].
Когда же мы имели успех, немцы уступали поле боя и обходили выдвинувшиеся советские войска о флангов, стараясь окружить. Попытки продолжить наступление, а зачастую и пробиться обратно наталкивались на сильную противотанковую оборону. Постепенно под воздействием вражеской авиации уничтожалась техника, и в первую очередь бензовозы и транспорт. Лишившись горючего, а с ним и подвижности, попавшие в ловушку мехкорпуса, становились мишенью для немецких летчиков.
Не следует также забывать, что в большинстве случаев немцы могли эвакуировать (и эвакуировали) поврежденную технику, и после ремонта определенный процент подбитых машин возвращался в строй. Мы же такой возможности были лишены.^В лучшем случае, материальная часть уничтожалась[501]501
Впрочем, немало боевых машин немцам удалось захватить целыми и невредимыми.
[Закрыть]. «Бэтушки» обливали бензином и сжигали, в корму «КВ» закладывали мощный заряд тола, замки артиллерийских орудий закапывали в землю или топили в болотах. Из окружения выходили уже без техники…
Вполне резонным выглядит предположение некоторых современных авторов, что советское командование просто не умело наладить надлежащим образом управление столь крупными бронетанковыми соединениями. Во всяком случае, распорядиться имевшимися огромными силами с должным эффектом оно не смогло[502]502
Мне возразят, Кирпоносу не дали осуществить его план организации обороны. Ставка заставила командующего наносить не лучшим образом подготовленные контрудары, в ходе которых мехкорпуса потеряли почти все танки. Директивные, в большинстве нереальные сроки наступления неизбежно вели к тому, что танковые части подходили и наносили удары разновременно, фронт бил немцев не сжатым кулаком, а растопыренными пальцами. Но, мы то говорим о советском командовании вообще, в широком смысле этого слова… В то же время не справлялось и командование более низкого уровня. Так, Пенежко описывает случай, когда наша танковая часть пыталась атаковать немцев, продвигаясь по торфяному болоту. В результате почти все машины застряли и были расстреляны артиллерией противника (Пенежко Г. Записки советского офицера. Кн. 1, с. 24). Об этом и говорил Жуков. Дело тут не в лихости и не в беспечности, а просто не отрабатывалась экстремальная ситуация. На учениях, где все получалось будто само собой, подобного попросту не могло произойти. Произошло в бою. И не подъехали тягачи. Да и вытаскивать было уже нечего – танки догорали.
[Закрыть].
Нелишне упомянуть, какие уродливые формы это управление зачастую принимало. Помните эпизод, когда после двух полученных один за другим, прямо противоположных друг другу приказов подразделения 8-го, в частности, мехкорпуса глубокой ночью вынуждены были сначала отойти с занимаемых позиций, а затем вернуться на них? О том, что произошло на следующее утро, рассказывает бывший заместитель командира корпуса по политической части генерал Н. К. Попель:
«…К девяти часам утра 27 июня корпус представлял собой три почти изолированные группы[503]503
51 Не в последнюю очередь из-за упомянутых, исключающих друг друга приказов, вызвавших бесцельные ночные метания накануне атаки, и, как следствие, неразбериху и переутомление личного состава.
[Закрыть]. По прежнему держали занятые рубежи дивизии Герасимова[504]504
Командовал 7-й моторизованной дивизией 8-го мехкорпуса.
[Закрыть] и Васильева. Между ними – пятнадцатикилометровый разрыв… Полкам Мишанина[505]505
Генерал Т. А. Мишанин и полковник И. В. Васильев командовали соответственно 12-й и 34-й танковыми дивизиями 8-го мехкорпуса.
[Закрыть] нелегко дались и наступление, и ночной отход, и бомбежка. Роты разбрелись по лесу и лишь с рассветом собрались южнее Брод. Это и была третья группа нашего корпуса.Дмитрий Иванович (командир 8-го мехкорпуса генерал-майор Д. И. Рябышев. – А. Б.) разложил на пеньке карту и склонился над ней, зажав в зубах карандаш. За спиной у нас… стоял Цинченко…[506]506
Ввиду убытия накануне войны полковника Ф. Г. Каткова в отпуск, должность начальника штаба 8-го мехкорпуса временно занимал подполковник А. В. Цинченко. О каком превентивном ударе речь, если выезжает в отпуск начальник штаба наиболее боеспособного и укомплектованного механизированного корпуса?! Кстати, корпус находился как раз в Львовском выступе. Якобы на острие удара.
[Закрыть] Цинченко-то и заметил кавалькаду легковых машин, ощупью едущих по лесной дороге.– Товарищ генерал!
Рябышев обернулся, поднял с земли фуражку, одернул комбинезон и несколько торжественным шагом двинулся навстречу головной машине. Из нее выходил невысокий черноусый военный (речь идет о корпусном комиссаре Вашугине. —А.Б.). Рябышев вытянулся:
– Товарищ член Военного совета фронта…
Хлопали дверцы автомашин. Перед нами появлялись все новые и новые лица – полковники, подполковники[507]507
А штаб тем временем задыхался без связи. Для того чтобы выяснить обстановку и передать в войска приказы, приходилось отрывать от исполнения служебных обязанностей не только работников оперативного и разведывательного отделов, но зачастую и случайно оказавшихся в штабе офицеров. Понятно, что выезжать в войска в составе кавалькады Мехлиса или того же Вашугина было куда безопаснее.
[Закрыть]. Некоторых я узнавал – прокурор, председатель Военного трибунала… Из кузова полуторки, замыкавшей колонну, выскакивали бойцы…[508]508
Нетрудно догадаться, какого «рода войск»…
[Закрыть]Тот, к кому обращался комкор, не стал слушать рапорт, не поднес ладонь к виску. Он шел, подминая начищенными сапогами кустарник, прямо на Рябышева. Когда приблизился, посмотрел снизу вверх в морщинистое скуластое лицо командира корпуса и сдавленным от ярости голосом спросил:
– За сколько продался, Иуда?
Рябышев стоял в струнку перед членом Военного совета, опешивший, не находивший, что сказать, да и все мы растерянно смотрели на невысокого, ладно скроенного корпусного комиссара.
Дмитрий Иванович заговорил первым:
– Вы бы выслушали, товарищ корпусной…
– Тебя, изменника, полевой суд слушать будет. Здесь под сосной выслушаем и у сосны расстреляем…
…Я не выдержал и выступил вперед:
– Можете обвинять нас в чем угодно. Однако потрудитесь прежде выслушать.
– А, это ты, штатный адвокат при изменнике…
Теперь поток ругательств обрушился на меня.
Все знали, что член Военного совета не выносит, когда его перебивают. Но мне нечего было терять. Я воспользовался его же оружием. То не был сознательный прием. Гнев подсказал.
– Еще неизвестно, какими соображениями руководствуются те, кто приказом заставляет отдавать врагу с боем взятую территорию.
Корпусной комиссар остановился… В голосе члена Военного совета едва уловимая растерянность:
– Кто вам приказал отдавать территорию? Что вы мелете? Генерал Рябышев, докладывайте.
Дмитрий Иванович докладывает. Член Военного совета вышагивает перед нами, заложив руки за спину… Он смотрит на часы и приказывает Дмитрию Ивановичу:
– Через двадцать минут доложите мне о своем решении.
Он быстро отходит к машине, а мы втроем: Рябышев, Цинченко и я – садимся у пня, на котором так и лежит придавленная двумя камнями карта. У Дмитрия Ивановича дрожат руки и влажно блестят глаза.
Корпусной комиссар не дал времени ни на разведку, ни на перегруппировку дивизий. Чем же наступать?
Рябышев встает и направляется к вышагивающему в одиночестве корпусному комиссару.
– Корпус сможет закончить перегруппировку только к завтрашнему утру.
Член Военного совета от негодования говорит чуть не шепотом:
– Через двадцать минут решение – и вперед.
– Чем же «вперед»?
– Приказываю немедленно начать наступление. Не начнете, отстраню от должности, отдам под суд.
…Приходится принимать самоубийственное решение – по частям вводить корпус в бой.
…Создается подвижная труппа в составе дивизий Васильева, полка Волкова и мотоциклетного полка. Основные силы закончат перегруппировку и завтра вступят в бой.
– Давно бы так. – Член Военного совета исподлобья смотрит на Дмитрия Ивановича. – Когда хотят принести пользу Родине, находят способ…
Рябышев молчит. Руки по швам. Глаза устремлены куда-то поверх головы корпусного комиссара.
Член Военного совета прикладывает узкую белую руку к фуражке.
– Выполняйте. А командовать подвижной группой будет Попель.
Корпусной комиссар поворачивается ко мне:
– Займете к вечеру Дубно – получите награду. Не займете – исключим из партии[509]509
Членов партии у нас не судили и не расстреливали. Сперва исключали.
[Закрыть] и расстреляем…»[510]510
Попель Н. К. В тяжкую пору, с. 136, 137, 139–141.
[Закрыть]
Таким вот образом «ставил» себя корпусной комиссар Вашугин. Только «двадцатиминутные» его приказы стоили большой крови.
