Текст книги "Тень Аламута"

Автор книги: Андрей Басирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

ХАСАН ИБН КУМУШТЕГИН, ИЛИ ИГРОКИ МИЛОСТЬЮ АЛЛАХА

В армейском зиндане стояла непрошибаемая вонь. Пахло потом, испражнениями, протухшей капустой. Тимурташ, став лагерем подле Манбиджа, чуть ли не в первую очередь распорядился, чтобы выкопали яму. Зинданы и тюрьмы были пунктиком юного эмира. В месте, где не имелось бы поблизости уютного и вонючего узилища, он чувствовал себя неспокойно.

Туркмены рыли зиндан, проклиная всё и вся. Им не давала покоя мысль, что они стараются для самих себя. Яма вышла достаточно просторной и вместила всех пленных, но для слабейших превратилась в братскую могилу.

После того как эмир казнил пленных франков, стало немного полегче. Дьявольская духота, от которой перед глазами плыли зеленые круги, немного рассеялась. Немного – так, чтобы можно было жить.

Помните случай, так и не попавший в «Занимательные истории» Абу Али аль-Мухассина ат-Танухи? «Жена говорит мужу: «О свет очей моих! Ты был у городского судьи и играл в шахматы. Но отчего же так пахнет от тебя вином?» На что муж резко ответил: «Ради Аллаха великого, милостивого! Жена, разве шахматами должно от меня пахнуть?»

Когда Хасану рассказывают эту историю, он грустно улыбается. Запах шахмат для него навеки связан с тюремной вонью, от которой не было спасения в зиндане Тимурташа.

Дело в том, что все обитатели ямы, выжившие в проклятой бойне, были непревзойденными шахматистами.

– Клянушь ражводом ш женами, которых у меня нет, этой партии тебе не одолеть! – старик по-бабьи пожевал беззубым ртом. – Хожу ладьей на край дошки. – И уточнил: – крайний из принадлежащих тебе.

– Э-э, уважаемый шейх! Не смешите мою феску. Там уже три хода стоит ваш конь.

– Неправда! – взорвался гул голосов. Возмущенный рык Хасана влился в него, как ручей в реку: – У нас все ходы запомнены.

От бучи, поднятой заключенными, к небу поднялись волны зловония. Где-то там, в недосягаемой выси, зашевелился стражник.

– Эй, уважаемые! – просипел он. – Нельзя ли потише? Устроили ромашку, понимаешь: ферзь туда – конь сюда. Спать мешаете!

– А вам и нельзя спать! Нельзя! – визгливо заволновался иудей. – Вдруг мы бежать вздумаем? И сиятельный Хасан тоже подтвердит.

Поднялась перебранка. Заключенные сообща доказали стражнику, необразованному туркмену из Джазира, что он ни бельмеса не смыслит в жизни. И что коль Аллах обделил его удачей и разумением, ему следует сидеть тихо и слушать благочестивые беседы умных людей. Вскоре разговор сам собой перешел на последнюю партию. Дело чуть не дошло до драки.

Тут следует кое-что пояснить: время утренней молитвы только миновало, и в зиндане стояла жуткая темень. Игроки делали ходы по памяти, держа в голове доску и фигуры на ней. Нумерацию полей в те времена еще не придумали, и фраза «хожу е-2, е-4» просто не могла прозвучать. Ходы назывались приблизительно: «конь на два поля в сторону Мекки, а потом направо» или «Аллах дозволил мне объявить тебе шах, о сын недоношенной свиньи». Понятия «вправо», «вниз» и «путем хаджа» игроки понимали каждый по-своему, из чего возникало немало двусмысленных ситуаций. А так как играли на раздевание (деньги давно отобрали стражники), размолвки доходили до мордобоя.

Старик горячился:

– Муша, дитя халебшкого порока! Где моя ладья? Что жа обман такой? У края штояла моя ладья!

– Ай, ну что вы хотите от бедного иудея? Уважаемый Убайда, вы даже не помните, как зовут вашу маму. Таки ладьи там не было.

– Была! – завопила половина зиндана.

– Не было! – отвечала вторая половина.

– Начнем шнова, – миролюбиво предложил старик. – И будь внимательнее, Муша. Аллах покарает тебя за дерзость.

Но Моисей играть отказался. По его словам выходило, что партию он выиграл, но в зиндане слишком многие завидуют удачливости избранного народа. Свято место пусто не бывает – играть с шейхом вызвался крючконосый толстячок, торговец шелком.

За спиной Хасана вздохнул развязный багдадец:

– Жрать хочется… Вы знаете повара Бурзуки? Нет? О-о, тогда жизнь ваша исполнена бессмыслицы. Он-то сам из куйрешитов, пройдоха. И в мастерстве своем достиг высших вершин. Когда у нас закончилась провизия, он сварил бешбармак из мелко покрошенных коней и слонов. А мы были уверены, что едим нежнейшее мясо ягненка.

– А я играл в шахматы с румийской принцесой, – сообщил кто-то в темноте. – Двадцать пять лет назад. Умнейшая женщина! И до тонкостей познала игру.

– Двадшать пять? – усомнился шейх. – Принцещще было тогда лет шешнадцать. В этом вожраште девы безрашшудны и вжбалмошны, хвала Аллаху.

– Ну да, – не смутился рассказчик. Судя по говору, он был крестоносцем, неведомо как избежавшим гибели от руки Балака. – Но ей тогда было еще меньше. Я состоял в свите сира Боэмунда. Мы гостили у императора Алексея, и он, услышав, что я играю в шахматы, не успокоился, пока не послал за дочерью. В общем, сыграли мы. Сами понимаете… На кону были моя голова и ее девичья честь.

– Развратные румы! – послышались возмущенные голоса. – Но как такое могло быть?!

– Это всё Боэмунд. Пройдоха редкостный, куда там румийцам. С девичьей честью, конечно, накладка вышла. Император в запале ляпнул. Но он ничем не рисковал. Девчонка до того дня не проиграла ни одной партии. А мне постоянно приходилось справляться, какой буквой ходит конь. Я был неграмотен. И дьявольски красив.

Крестоносец перевел дыхание. Небо над головой помаленьку начало светлеть. Решетка выделялась яркими черными клетками.

– Ну-ну, – засопел торговец. – Утро на плахе против ночи с принцессой. И как ты остался жив?

– Вы, сарацины, обделены воображением. А ведь всё просто. Принцесса в те времена была совсем девчонкой – наивной и мечтательной. Нас, франков, она боялась и ненавидела. А при виде Боэмунда краснела до корней волос. Обаятелен был, чертяка. Мне не требовалось знать игру, чтобы одержать верх. Когда я совершил очередную глупость, принцесса Анна рассердилась. «Куда ты смотришь, безумец! – прикрикнула она. – Ты уже почти получил мат. Тебя считай что обезглавили!»

– А ты?

– А я ответил: «Какие красивые грудки, Ваше Высочество. Возможно ли отвести от них взгляд? Игра еще продолжается, а счастье переменчиво. Вряд ли сыщется большего стыда и позора, чем когда ты попадешь ко мне в руки совсем голая».

Принцесса смутилась и перестала смотреть на доску Мы сидели и переглядывались. Вскоре ситуация на доске стала совершенно угрожающей. Не было сил, что могли спасти принцессу от поражения. – Крестоносец вздохнул: – И тогда эта скотина Боэмунд опрокинул шахматный столик.

Пленники не сдержали вздоха разочарования.

– Принцесса кричала, что отлично помнит позицию, – продолжал франк. – А чего там помним. – с пяток фигур оставалось… До слез дошло. Но император услал ее с глаз долой. А утром выдал нам и припасов, и снаряжения, и денег. Золотом зал набил. Мол, что угодно, только убирайтесь побыстрее отсюда. Очень за свою девчонку боялся. А ведь до того мурыжил нас в Константинополе чуть ли не месяц.

Старый шейх деликатно кашлянул:

– Удивительная иштория. Что же до игроков в шахаты, то ибн-Маймун и шам неплохо играл. Аллах наделил его хитроштью, но жабыл дать мудрошти.

– Но-но! – вскинулся крестоносец.

На него зашикали.

– Однажды мне довелош попашть в плен к франкам. О шайтаново шемя! Ибн-Маймун предложил мне шыграть на швободу. Но дошка! Но фигуры!

– А что было не так с фигурами, уважаемый?

– На дошке вмешто коней и ладей штояли кубки и кувшины ш вином – тем, што жапретно для мушульманина. Жбив фигуру противника, ее шледовало выпить. – Шейх сделал драматическую паузу и объявил: – Проиграй я, и рабштво штало бы моим уделом. Хвала Аллаху за то, што шлучилощ дальше!

Слушатели затаили дыхание. Ничто не нарушало тишину, кроме сопения стражника наверху да треска факела.

– Да поразит Аллах тряшучкой вшех чушежемцев! Я вожнеш молитву Вшевышнему и принялша жа игру. Франк жаметил мою нерешительношть. Шловно нашмехаяшь надо мной, он подштавил мне вше швои фигуры. О шелудивый пеш! Шлёжы лилиш иж моих глаж. Но вжатие было жапретно для меня.

– А что было потом, уважаемый?

– А потом Аллах внушил мне небывалую мудрошть. И именем пророка на уштах я пожертвовал нечештивцу ферзя…

– О!

– …и обеих швоих ладей…

– Ах!!

– …а потом жделал жакушку жапретной для франкшкого рыцаря. Выпив три кувшина обжигающего прошяного вина, он упал лицом на дошку, тем шамым прижнав швое поражение. Так я шпашша, хвала Аллаху!

– И вы думаете, что это хорошая история? – поинтересовался Моисей. – Это дрянь, а не история. Вы, наверное, не слышали хороших историй, шейх. Вот я вам расскажу!.. – В голосе его появились умоляющие нотки. Заветный рассказ томился под сердцем, ожидая своего часа. – Слушайте! У нас жил песик по имени Ибрагим. И когда матушка читала Тору, он целый день стоял рядом со светильником на голове.

– Муса, но при чем тут шахматы?

– Они еще спрашивают! Да вы видели того песика? Я умоляю! Будь у вас такой песик, вы забыли бы о любых шахматах.

Над головой раздался вопль. Заключенные притихли. Некоторое время не происходило ничего, а потом…

– Убили! Уби-и-или!! – И тут же:

– О какую потерю понес ислам!

Отблески света пробежали от одной стенки к другой. И еще. И снова. Наверху кто-то носился с факелами туда-обратно.

– Что же там случилось? – удивился торговец. – Какое-то важное дело постигло наших врагов. Кстати, мы не доиграли.

– Я побил шлоном твою пешку, – любезно сообщил шейх.

– Какую? Правую или левую? Знайте же, что мои дедушка Джафар был страстным шахматистом. Умирая он настолько ослабел, что вместо слов «Нет бога, кроме Аллаха», сказал: «Шах тебе! Оставь ладью в покое». А имам отвечал…

Яму осветил факел. Пленники завозились, закрывая глаза руками. Девичий голос жалобно позвал:

– Хасан! Хасан, муж мой возлюбленный! Ты здесь?

– Кто звал меня? – удивился Хасан. – Кто помнит мое имя?

– Это я, Марьям. Хвала Аллаху, ты жив, мой господин.

– Уходи, Марьям. Уходи. Аллах сделал меня твоим рабом. Как вынести такой позор мусульманину?

– О нет, любимый мой! Не рабом тебя почитаю, но лучшим из светозарных!

– Лучшим из блистательнейших?

– Да!

– Дивной красотой сравнимым с украшениями в тысячу тысяч динаров?

– Да-да!

– О говори же, говори! Твои слова – настойка из столетника на ранах моей души. А скажи, что предпочтительней: я или, скажем, дворец розового мрамора?

Грубая рука опустилась на плечо Хасана.

– Хватит, друг мой. Все эти восточные арабески оставь на потом, когда выберемся отсюда. – Крестоносец запрокинул голову и крикнул: – Эй, смелая девушка! Ты еще там?

– Я слушаю, страшный франкский господин!

– Ты можешь откинуть решетку и выпустить нас отсюда?

– С любовью и повиновением!

– Сделай это. Клянусь силой Иисуса Христа, мы в этом очень нуждаемся.

Заскрипела решетка. На щеку Хасана упали горячие смоляные капли от факела.

– Держите! – Вниз полетела веревка. Второй ее конец был закреплен на краю ямы. – Только пусть первым лезет мой возлюбленный! Иначе перережу канат.

– Пусть так, – кивнул крестоносец. – Эй, пропустите Хасана. И не толкайтесь, не мешайте друг другу. Нам надо убраться из лагеря.

– Но мы не доиграли партию! – запротестовал торговец.

– Загадочный вы народ, сарацины… Я вот всё думаю: может, перед тем, как нападать, нам стоило попробовать договориться миром? Сколько интересных вещей мы бы узнали.

Босые пятки Хасана сверкали у самого края ямы. Подтянувшись, правитель вылез наружу.

– Следующий – Моисей, – распоряжался крестоносец. – Потом я. Эй, девушка! Тебя ведь Марией зовут?

– Марьям, о страшный франкский господин.

– Скажи, Марьям, что там наверху? Куда делась стража?

– Им не до нас, страшный франкский господин. Шальной стрелой убило эмира Балака. Тимурташ собирает приверженцев. Бурзуки во всём ему противоречит, и оба эмира ругаются почем зря.

– Хвала Аллаху, – обрадовался Хасан. – Значит дело не обошлось без Рошана. Только он способен устроить такую кутерьму.

Один за другим пленники покидали яму. Больше всего возни вышло с шейхом. Торговец шелком, чья очередь была последней, обвязал его веревкой. Крестоносец и Хасан потащили наверх. Шейх поднимался безобразно. Он дрыгал ногами, вопил и требовал уважения к своим сединам и знанию. Наконец все оказались наверху.

– Полдела сделано, – подытожил крестоносец. – А теперь будем спасаться.

Без сира Сэмюэля бывшие узники пропали бы, но он с ходу сообразил, куда двигаться. Да в маскировке и не было нужды: в лагере стоял переполох, до горстки беглецов никому не было дела. Но лишняя предосторожность никогда никому не мешала.

Со стен за переполохом в лагере наблюдали манбиджцы, лучники держали под прицелом все подходы к городу. Чтобы не повторять судьбу Балака, беглецы решили переждать день в зарослях терновника. Хасана при виде колючек била дрожь, но другого выхода не было.

Пришлось покориться.

Моисей сходил на разведку и вернулся с двумя мешками динаров. Разброд в осаждающей армии переходил все мыслимые и немыслимые границы. Со смертью Балака перед Тимурташем открылись радужные перспективы. Десятки крепостей, огромные пространства от Халеба до Харрана – всё это отныне принадлежало ему. С одной оговоркой: и крепости, и земли следовало перезахватить.

Тимурташ торопливо собирал преданные войска и переманивал колеблющихся. Эмир Бурзуки сперва взывал к совести проходимца, но потом махнул рукой. Едва минул полдень, как его соратники собрали шатры и отправились в обратный путь.

Осада Манбиджа фактически прекратилась.

Вечером беглецы выбрались из укрытия, тут-то их и обнаружили высланные Сабихом разведчики. Это оказалось несложно. Возгласы «Что за обман! Где мой шлон?» были слышны на фарсанг от стены.

Ночью правитель вернулся домой.

ФАРРОХ ПРОЩАЕТСЯ С ГОРОДОМ

Всё на свете когда-нибудь кончается. Пришла пора покидать Манбидж. Да и то сказать: подзадержался Рошан. Раньше даже три ночи под одной крышей тяготили его, а тут – больше месяца прошло.

Халат, одеяло, горшочки с мазями. Книга – один из трактатов Ал-Кинди. Еды на несколько дней. Много брать не стоит. Странник, что хочет поклажей соперничать с верблюдом, умом соперничает с ишаком. Что еще?

Ах да… Самое главное. Рошан подошел к окну и распахнул его. Высунулся до половины наружу, стараясь рассмотреть напоследок город.

Шум праздничного Манбиджа оглушил его. Громко кричали дети, ревели ослы. Звенела медь в квартале чеканщиков. Зычные голоса водоносов обещали утоление жажды.

И самое главное: бездонное небо дышало весной. Наконец-то настоящей весной – без привкуса гари и смертоносной стали. В воздухе чувствовался аромат цветущих вишен.

Все долги розданы. Сабих, Керим, даже мерзавец Иса – все они стремительно уходили в прошлое, становясь персонажами легенды. Очередной легенды о Защитнике Городов. Что же гнетет его?

Любой человек, выпутывающийся из бед с помощью интуиции, в жизни сталкивается с множеством неудобств. Или ты доверяешь своему чутью или нет, и порой самое пустяковое действие становится невозможным – предчувствия не позволяют. Рошан не мог просто так взять и уйти. Ему требовалось уйти хорошо. А самое главное, он так и не решил, куда направиться. Путей виделось несколько. Можно было отправиться на юг в Иерусалим, а затем из Хайфы отплыть в Константинополь. В Тир тоже стоило заглянуть. А еще хотелось повидать Халеб и Антиохию. Неопределенность раздражала. Для человека, привыкшего к тому, что всё просто и ясно, такое богатство выбора представляло неодолимую проблему.

В дверь постучали.

– Да-да, – не оборачиваясь, бросил Рошан. – Входи, добрый человек.

Это был опрометчивый поступок. В дверь ввалилась куча тюков и свертков.

– Хвала Аллаху, господин, – донеслось из-под нее, – вы богаты! Манбиджцы шлют вам дары, благословение и привет.

– Благословение и им, Рашид, – вздохнул гебр. – Но куда мне столько? Еще день-другой, и я смогу открыть седельную лавку. А также чеканную, горшечную и Ормазд весть какую.

– Люди вас любят, уважаемый. Вы же Защитник Городов. А добрые дела должны вознаграждаться.

Добрые дела наказуемы.

Вернувшись в Манбидж и убедившись, что Тимурташа след простыл, Хасан решил выполнить свои обязательства. Двадцати тысяч в казне не нашлось, да Рошану они и не особо были нужны. Но, чтобы деньги не пропадали зря, он выторговал для горожан право два года не платить налоги.

Зороастризм требует от своих последователей добрых мыслей, слов и поступков. Вряд ли решение Фарроха было добрым. Конечно же, на его подарке кто-то нагрел руки. Кто-то разорился, кто-то проклял день, когда гебр пришел в город. А стены?.. А фонтаны и дороги?.. Их ведь надо чинить, а это всё деньги. Но что сделано, то сделано.

Так возникла новая легенда о Защитнике Городов. А в чем еще сила героя, как не в легендах?

Фарроху понесли дары. Ларцы с монетками, шелковые халаты, ковры, седла. Всё это мало походило на народное волеизъявление, скорее шишки города почуяли в гебре своего. Коль есть человек, распоряжающийся налогами, рассуждали они, с ним надо дружить. Очень просто.

– …А вот это кувшин оливкового масла от самомого Хасана. Можно я его здесь поставлю?

– Ставь. Что хоть… – Рошан повернул голову и закричал: – Эй! Эй! Куда? Я же здесь сплю!

– Ничего не знаю. Подарено.

Слуга сгреб в сторону постель Рошана, а на освободившееся место поставил чудовищного вида кувшин. Огромный. Титанический. В него, если постараться, можно было спрятать человека. Не очень большого… скажем так – невысокого, но куда Рошану столько масла?

– И что интересно, там внутри? – пожаловался здоровяк, утирая пот. – Чисто камней накидали. Может, заглянем внутрь?

С кувшином действительно что-то было не так. Из глубины исходил запашок друджа. Но Рошан решил иначе.

– Не стоит, – как можно беззаботней сказал он. – Лучше вскипяти самый большой чайник, какой найдешь. И принеси сюда.

– Чаю сварить? С печеньем, булочками? Халвой?

– Нет. Просто кипятка.

– Большой чайник кипятка? – здоровяк непонимающе хлопал ресницами. – Ладно. Внимание и повиновение, господин. А чайку я всё-таки принесу.

Когда Рашид ушел, гебр взял посох и принялся рассматривать кувшин. Горлышко его охватывало полотно, затканное золотым изречением из Корана. «Возьмите то, что Мы даровали вам, с силой и помните то, что там, – может быть, вы будете богобоязненны», – прочел Фаррох. Маловразумительно и витиевато… Совсем не свойственно Хасану. А если приглядеться, становилось ясно, что край тряпки колышется. Чуть-чуть, почти незаметно. Рошан постучал по выпуклому глиняному боку.

– Бом-бом, – запоздало отозвался кувшин. – То есть я хотел сказать – бульк.

– Бульк?

В дверь опять постучали.

– Входи, Хасан, – пригласил гебр. Он уже давно научился различать гостей по стуку. – Ты как раз вовремя. И ты, Марьям, входи.

– Мир и благословение тебе, Рошан!

В комнатушке стало тесно. Там и одному человеку было не развернуться, а когда пришли Марьям и Хасан, свободного пространства почти не осталось. В тесноте, что называется, да не в обиде.

– Мы это… мы тут тебе кое-что приготовили. Не откажи принять, Рошан. Эта сабля принадлежала моему деду.

– А этот пояс я сама всю ночь расшивала золотом и драгоценностями, – сообщила Марьям.

– Большое вам спасибо, – ответил Рошан. – Будьте дорогими гостями. Только скажите на милость, что я с этим делать буду?

– Как что? Пользоваться!

– Хасан, послушай. Я не умею драться сталью. Мой посох мне привычнее и роднее. Марьям, посмотри на мой халат. Это честная одежка путешественника, познавшая искры множества костров. Драная, штопаная, стираная-перестираная. Первый же стражник, что увидит на этом халате твой пояс, решит, что я его украл. Меня посадят в зиндан.

– Получается, мы ничего не можем тебе дать?

– Ну зачем же так? Хорошие сапоги, халат поновее… но не шелковый и без лишних узоров! – спешно добавил он.

Супруги переглянулись.

– Вот видишь! – радостно объявила Марьям. – А ты – не приму! не приму! Понял теперь?

Она хотела еще что-то добавить, но тут дверь распахнулась. Задом вошел Рашид; в одной руке он держал поднос с пиалами и блюдами со сластями, в другой – огромный медный чайник. Над носиком чайника курился парок.

– Вот, господин. А чайку я того… Вдруг гости захотят?

Оглянувшись и увидев Хасана, он чуть не выронил поднос:

– Простите, светлейший! И вы здесь? Вот чудо-то! Тогда принесу еще вашей любимой нуги.

– Да ты, Рошан, провидец, – проворчал Хасан, когда слуга ушел. – Но как ты знал, что мы будем… придем?

– Очень просто. Я ведь ухожу скоро. Разве могли вы отпустить меня, не попрощавшись?

– И то верно.

Да, прощание… Последнее чаепитие. Марьям торопилась разливать чай. Сгруженные у стен седла придавали комнате походный вид.

Между Рошаном и его гостями пролегла незримая черта. Хасану и Марьям предстояло остаться в Манбидже. Как-то уживаться с Имтисаль, Лямой и Айшей. Править городом. Что-то надо было делать с Исой, сидящим в подземелье. Рошана же ждала дорога.

С жаркими переходами и холодными ночевками. Драками, засадами и приключениями.

– Ну вот, Рошан, – неловко произнес Хасан. – Вот всё и кончилось. А знаешь, я всё равно рад, что так вышло. Я, может, детям буду рассказывать, что видел Защитника Городов.

– И внукам, – улыбаясь добавила Марьям. – У нас будет много внуков.

– Да, и внукам, – лицо правителя сделалось беспокойным. Он рыскал взглядом по комнате, словно ища, что бы сказать такое, чтобы скрыть неловкость. – Рошан! Какой удивительный кувшин! Аллах превеликий, а что в нем?

– Тебе лучше знать. Ведь это ты мне его подарил.

– Я? Не помню. Вернее, помню: я тебе его не дарил.

– Ну, значит, это неправильный кувшин. И мы будем бросать в него кости, объедки и разный мусор. А для начала…

Он поднял с пола принесенный Рашидом чайник. Стянул с горлышка кувшина тряпку и плеснул внутрь кипятка. Стены содрогнулись от дикого вопля.

– Что за чудо. Кричаший кувшин? А ну-ка еще!

– Не надо! – взмолился голос из кувшина. – О Рошан, не убивай меня! Клянусь, я скажу всё!

– Кто ты?

– Я – ассасин, посланец Габриэля. Сжалься, Рошан! У меня не было намерения причинять тебе вред.

– Ассасины в моем дворце? – Хасан нахмурился. – Эй, стража! Немедленно сюда!

– Не торопись, Хасан. Сначала узнаем, что ему надо. – Рошан покачал в руке чайник. – Эй, ассасин! Если не убивать, то зачем ты пришел? – спросил он.

– Габриэль хочет с тобой поговорить. Ты не раз становился на нашем пути. Ты не дал нам захватить город. Ты спасал отверженных, которых ас-Саббах притворил к смерти. Не пора ли закончить это глупое противостояние?

– Что, ассасины так быстро сдаются?

– Нет, но мы могли бы стать союзниками. Религия, которую ты исповедуешь, во многом схожа с нашей. Просто мы подходим к ней с разных сторон.

– Так-так. И чего же хочет Габриэль?

– Он предлагает встретиться в Антиохии. Там вы окажетесь в равных условиях. Франкам нет дела до защитника Городов, и никто не станет на тебя охотиться. Да и моему господину тоже спокойнее. Красивый город, в котором ни у кого не будет преимущества.

– Я согласен. Когда же мы встретимся? И где я найду Габриэля?

– Встреча состоится не позднее чем через неделю. Времени осталось мало. А найти Габриэля просто – он будет ждать тебя в…

Договорить ассасин не успел. В комнату ворвались стражники. Если до того в ней было тесно, как орехам в мешке, то стало, как семечкам в корзинке. Засверкали сабли. Воздух сгустился, словно грозовая туча.

– Где ассасин?! – заорал Сабих. – Я снесу ему голову!

– Стой! – закричал Рошан.

Но было поздно. Меч обрушился на глиняный бок кувшина. Фонтаном разлетелись черепки.

– О Сабих, как ты поторопился! – схватился за голову Хасан. – Как ты поспешил! Шайтан подтолкнул твою руку.

Рошан склонился над трупом ассасина. Как ни страшно было Марьям, но любопытство пересилило. Она заглянула через плечо гебра:

– О Аллах! Это же Зейд!

И действительно: в кувшине прятался лекарь Балака. Удар Сабиха был очень силен. Коротышку пригвоздило к стене, как жука булавкой.

Как же найти Габриэля? Хорошо хоть, теперь Рошан знал, куда отправляться.

Его ждала Антиохия.