Текст книги "Тень Аламута"

Автор книги: Андрей Басирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Стражники вертели головами, не понимая, что произошло. Солдаты Гранье всё прибывали и прибывали. Преследователей Мелисанды деловито разоружали и сгоняли к заборчику.

Гранье подошел к командиру:

– Та-ак, Пьер. Нехорошо… Проходимствуем помаленьку?

– Сир Гранье! Помилуйте! Королева отдала приказ…

– Любопытственно. И какой же приказ отдала королева?

Стражник облизал пересохшие губы:

– Это… Госпожу Мелисанду… как пособницу ассасинов… жизни и свободы…

– Пособницу ассасинов. Божественно! Пока мои люди ловят настоящих ассасинов, ты чем же занимаешься? Вломился на территорию Храма. Орденского служителя обидел. Королева тебя накажет.

Лицо Пьера по цвету стало неотличимо от беленой стены.

– Сир Гранье! Умоляю! Чем хотите… я служить буду! Не отдавайте меня королеве!

Стражники безнадежно сгрудились вокруг своего командира. Шутка ли!.. Морафия – фурия та еще. Съест и не заметит.

Сенешаль кивнул:

– Ладно. Зверствовать не буду. Для начала отправимся к Диккону, бестии. Посидите, охолонете. А там уж решим, что с вами делать.

Солдаты как один опустились на колени:

– Благодарим, отец-благодетель. Век не забудем.

Копейщики увели их прочь. Аршамбо принялся рыться за пазухой:

– Эй-эй! Ключи, пожалте! Диккону передайте – он знает.

– Ключи? Что за ключи такие?

– А вам, сир Гранье, это знать без надобности. – Сенешаль поморщился. Вникать в тайные делишки храмовника было выше его сил.

Он обернулся к Мелисанде:

– Ну здравствуй, девочка моя… А я-то, старый дурак, думал: куда ты запропастилась? Уж и не думал тебя повидать.

– Евстахий… Я ведь… я…

– Ничего, дочка… Ничего. Теперь всё будет хорошо.

– Но вы искали меня?!

– Да. Ассасин-то не зря приперся. С письмишком пожаловал. И угадай от кого?

Гранье протянул Мелисанде письмо, найденное у ассасина. Пергамент вонял бараньим жиром и ослиной мочой. По каким базарам и притонам носило оборванца, прежде чем он попал в Иерусалим?

Мелисанда принялась читать, смахивая слезы с ресниц. Строчки плыли перед глазами. Отец! Кому ты доверился, отец?! Мерзавцу де Бюру! А он, он… Девушка шмыгнула носом и спрятала письмо на груди.

– Гранье… Отцу нужна помощь.

– Воистину так.

– Я должна покинуть Иерусалим, Гранье. – Плечи ее поникли. Мелисанда ревела в полный голос, никого не стесняясь. Ну и пусть, пусть видят. Скоро ей совсем не придется плакать. Сестренки, старый Гранье… Подумать только: совсем недавно она мечтала убраться отсюда! Покинуть ненавистный дворец, постылый город. Бежать от матери. И вот…

– Пойдемте, Ваше Высочество, – рука рыцаря легла на ее плечи. – Пойдемте.

– Я плачу… – всхлипнула Мелисанда. – Это плохо, да?.. Это потому что я слабая?..

– Вовсе нет. Просто настала вам пора взрослеть. Это всегда трудно, Ваше Высочество.

Рыцарь обернулся к Аршамбо:

– Сир де Сент-Аман, вы сущий мясник, оказывается. Двое убитых, пять человек – в клочья. А ведь это все солдаты Иерусалима. Что, интересно, мы будем делать, если враг подойдет к стенам города?

– Не могу знать, сир Гранье.

– Ладно. Я всё равно благодарен Господу, что так вышло. Ведь спасти принцессу мог лишь один человек. И зовут его сир Аршамбо.

Храмовник скромно потупился:

– На самом деле нет. Мессир де Пейн справился с этим лучше меня.

Запах стали и кожи, масла. Мечи в стойке у камина. Кровать, застеленная грубым солдатским пледом. Мелисанда переступила порог с замиранием сердца. Комната эта принадлежала другому миру. Миру, где нет места девчоночьим дракам и материнским придиркам.

Отныне принцессе придется полагаться лишь на себя.

– Ждите здесь, Ваше Высочество. Вас будут искать, но вряд ли кто заглянет сюда.

– А чья это обитель, сир? – Сенешаль усмехнулся:

– Одного нашего общего приятеля. Гуго де Пейна.

Глаза девушки полезли на лоб.

– Магистра ордена?!

– Точно так. И лучше бы вам сидеть тихо. Устроим Гуго сюрпризец.

– Ой! – она зажала себе рот ладошкой.

– Его люди будут вас сопровождать в Антиохию. Так что, договорились?

– Да, сир!

Гранье ушел. Мелисанда чинно присела на краешек кровати, но тут же вскочила. Посидишь тут, ага. Когда такое творится!..

Голова кругом. Уфф! Столько всего произошло. Она была со своим любовником, потом попала в тюрьму. Ее спас Аршамбо – и как! Мечи блестят, стук, звон! У флорентийца – славный кот!

И главное, отец жив. Ищет возможностей спастись. Гранье приведет храмовника, и они станут обсуждать важные дела. Путешествие в Антиохию, например.

В Антиохию! В Антиохию!

Не в силах пребывать в бездействии, она достала письмо и перечитала:

«Гильому де Б., славному рыцарю.

Господни жернова мелют медленно, но верно. Иисус предал врагов наших в наши же руки, и обрели мы союзников нежданных. Не скрою: союз этот опасен. Но я не отступлюсь, пусть даже все дьяволы ада обратятся против нас.

Слушай же, Гильом, и поступи по слову моему. Предстоит тебе отправиться в город памятный, тот, куда обещана вторая моя дочка. Там отыщи дом, где останавливались мы на пути из Эдессы в Иерусалим. В доме встретишь человека тайного, союзника делу нашему. Переговори с ним. Дай ему то, что потребует, но и нашу выгоду блюди.

И помни: если через дюжину дней после Обретения Святого Креста не дашь ответ, придется мне повстречаться с людьми опасными. Во всём подобными тому, кто принес письмо это».

Из осторожности король не стал подписываться, но принцесса хорошо знала отцовский почерк. Да и загадки в письме вполне понятны.

Вторая дочь – это Алиса. Ее отец хочет выдать за князя Антиохии. Отсюда ясно, в какой «город памятный» надо ехать.

С домом тоже вопросов нет. Раньше отец был графом Эдессы, когда же престол Иерусалима освободился, Балдуин его занял. По праву. Даже граф Булонский, которого тоже пытались сделать королем, с этим согласился. Отправляясь в Иерусалим из Эдессы, отец останавливался у одного еврея. Во дворце он не захотел жить. Боэмунд, будущий жених Алисы, был тогда совсем малолеткой и вместо него в Антиохии регентствовал Робур и с Балдуином они не очень-то ладили.

Человека тайного Мелисанда разгадать не смогла, эту загадку придется на месте решать. Плохо, что времени мало остается… Ведь праздник Обретения Святого Креста уже сегодня. А потом? Неужели к королю пришлют ассасинов?

Принцессу передернуло. Ну уж нет! Этого она не допустит, будьте покойны! А пока лучше сжечь отцовское письмо от греха подальше, чтобы не попало в руки врагам.

Мелисанда огляделась. Как назло, ничего подходящего не попадалось. Хотя нет: вот свеча на окне. Девушка запалила свечу и принялась старательно уничтожать письмо.

Пергамент горел отвратительно. Эх, не догадалась камин растопить! А то треск, искры, вонь… От смрада горящей кожи Мелисанда закашлялась. Она замахала руками, разгоняя дым, и в этот миг письмо ярко вспыхнуло. Конечно же, Мелисанда завизжала. А что еще прикажете делать? Отбросила письмо – почему-то на кровать. Тут же загорелся подол платья, и его надо было срочно потушить.

Дверь распахнулась.

В келью храмовника, оживленно беседуя, вошли двое: Гранье и с ним кто-то чернявый, в белом плаще. Увидев картину разгрома, они застыли. Чернявый опомнился первым. Он метнулся к Мелисанде, срывая с себя плащ и набрасывая на принцессу. Мелисанда возмущенно завопила:

– Что вы себе позволяете, сударь!

Общими усилиями платье (вернее то, что от него оставалось) они спасли, а Гранье сбросил на пол горящее одеяло и затоптал огонь. Если до этого в келье было просто дымно, то сейчас в ней воцарилась тьма египетская. Рыцарь, кашляя, подхватил принцессу на руки и вынес вон из чада.

– Клянусь спасением своей души, Гранье, – задыхаясь пробормотал он, – порадовали вы меня, бойкое дитя!

Мелисанда забарабанила кулачками по груди храмовника:

– Отпустите! Тискаете, как… как кухарку какую-то!

Тот поставил девушку на ноги и церемонно поклонился:

– Сир Гуго де Пейн, рыцарь Храма. Могу ли я чем-нибудь вам услужить?

– Да уж можете… Держите руки подальше.

– О да, Ваше Высочество. Прошу простить мое нахальство.

Сир Гуго Мелисанде понравился с первого же взгляда. На вид храмовнику было лет пятьдесят, но вел он себя как мальчишка. Аккуратно подстриженная бородка, бойкие черные глаза…

– Вы итальянец, сир?

– Нет, я француз. Родился в замке Маэн.

– Никогда не слышала о таком.

– Это недалеко от Аннонэ, в Ардеше.

– Совершенно незнакомые названия.

– Я вижу, вы нашли общий язык, – вмешался Гранье – Это хорошо. А теперь давайте проветрим келью и вернемся туда. Или в другое место. Глупо торчать в коридоре.

– Согласен.

Вернуться в келью не получилось. От вони, стоявшей там, на глаза наворачивались слезы. Храмовник поднял с пола прожженное одеяло и засунул руку в дыру:

– Воистину бедность тем хороша, что вещей нет. Пойдемте же к моему другу, Годфруа. Его всё равно нет дома.

– И о храмовниках поползут слухи, что вы водите к себе девиц.

– Что делать. Репутация – это наше всё.

Вторая келья оказалась в точности такой, как и предыдущая, только беспорядку было больше. Постель не заправлена, на столе фолиант с множеством закладок. Рядом тарелка с размочаленной краюхой хлеба, подсвечник в потеках воска, заляпанный вином кубок. В углу куча грязного тряпья.

– Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома. – Де Пейн торопливо застелил постель и усадил Мелисанду. – Прошу простить, здесь не убрано… Боюсь, это место не совсем вам подходит.

Принцесса критически осмотрела себя. Платье измазано землей, кровью и травяным соком, на подоле – дыра. После тюрьмы и погони, после мерзких пальцев Незабудки и ножа ассасина, просвистевшего в считаных дюймах от тела… Храмовник вежливый человек.

– Сир де Пейн, – сказала она, – я польщена вашим гостеприимством. О вашем ордене ходят легенды…

– О да! – не удержался Гранье.

– …и я прошу прощения, что разгромила вашу келью.

– Принимаю ваши извинения, сударыня. – Храмовник повернулся к Гранье: – Так говоришь, она поцапалась с королевой?

– И еще как! До Незабудки дошло.

– Здесь ей оставаться нельзя… Морафия сживет со свету. Что ж… Мой орден готов защищать паломников от любых напастей на пути к Гробу Господню. А особенно очаровательных паломниц…

– …едущих в совершенно другую сторону.

– Ты зануда, Гранье. Не узнаю тебя. – Храмовник покопался под кроватью и достал бутыль: – Ну да ладно. Выпьем же за успех предприятия. А то каналья Годфруа вернется и один всё выжрет. – Он достал два глиняных кубка и протер их полой плаща.

ИСА, ИЛИ БРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ

– Сабих! Сабиха сюда!

Заметались вельможи, зашуршали полами кафтанов. Мыслимое ли дело: к Хасану гонцы прибыли от самого Балака – льва из львов артукидов!

Иса едва успел отпрыгнуть в сторону. Он согнулся в три погибели, скрываясь среди колонн. Внизу, в парадной зале толпились люди Тимурташа. Церемонные жесты, величавые позы. Хасан о чем-то говорил с юным эмиром, тот отвечал.

План Тимурташа был прост, как всё великое. Тимурташ и его воины вошли в город под видом послов. Внешне всё выглядело пристойно: Балак начал джихад и прислал Хасану повеление присоединиться к его войскам. Разве есть в том крамола? Нет. Вот только призыв к джихаду – ложный. И послы прибыли в Манбидж с единственной целью – захватить Хасана.

– Господин желает шербету? Или сладостей? – Иса обернулся как ужаленный. За его спиной стояла невольница с подносом в руках. Смотрела покорно, как подобает рабыне, но с затаенной дерзостью в глазах. Словно Марьям, братнина шлюха. Мысли о Марьям Иса отбросил. Недотрога свое еще получит. А невольница хороша! Стоит, глазки долу, в черное до бровей укутана, а прядка из-под хиджаба торчит. Медью высверкивает. И руки обнажены чуть больше, чем дозволено.

Это «чуть», эта грань дозволенного. А дальше – беззаконие начинается. Предательство. Иса облизнул пересохшие губы. Как ее зовут, невольницу? Марам? Арва?

– Подойди сюда, Мара, – хрипло попросил Иса. – Подойди, красавица…

И, совсем не стыдясь того, что их могут увидеть, схватил за руку, притянул к себе. Нутро ожгло сладким огнем; теплой волной толкнулось в живот, в грудь. Сердце расплескалось грозными барабанами. Ох! Под тонкой тканью – женское тело. Трепетное, нежное… Жарко там, влажно…

Что Тимурташ говорил? Невольницу взять, когда начнется? «Пусть подтвердит, что ты с ней был всю ночь. По Корану, бабье слово – половина свидетельства, да хоть столько. Иначе манбиждцы тебя в клочья порвут».

А ведь началось уже. Иса нащупал полу черной джуббы. Видит Аллах, началось! Вышло время Хасана.

– Господин! Нас же увидят! – попятилась девушка. Стыдливо поддернула накидку, высвобождаясь из алчных рук. – Господин…

– Пускай видят, козочка моя. Пускай!

Плевать! Правила – для истинных… Для светочей вроде Хасана или Балака, воинов Пророка. На них смотрят, от них ждут чудес. От таких, как Иса, не ждут ничего.

А зря.

Не владея собой, Иса потащил невольницу в свою каморку. Подальше, подальше от людей… На галерее многолюдно… увидят, передадут другим. А она умница, не сопротивляется… Знает: желание господина – закон.

Заскрипела дверь, покатился по полу серебряный кувшинчик. Темно-вишневая пахучая жидкость забрызгала мозаику. От звука серебра, от причитаний девушки Иса потерял последний разум. Он толкнул Мару в темный провал, повалил на пол. Что-то загремело, посыпались с полок миски.

– Господин!.. господин!.. не надо… так! – слабо отбивалась еврейка. – Я же… Хасан…

Лепет рабыни придавал сил. Хасан?.. Хасан тебе?! Ах так? Кто здесь господин?! Кому перейдут дворец и город?! Я! Я! Мне!

Торопливые, жадные руки рвали ткань, высвобождая запретное. Бледные груди с розовыми бутонами сосков, бедра – чуть широковаты, но тем и лучше… волосики на лоне курчавятся… Невольница уже не отбивалась и не пыталась высвободиться, лишь дышала тяжело, как загнанная лошадь. Глаза лихорадочно блестели, рыжие волосы намокли от пота. Шлюха!

Иса толкнул ее на тюки с тканями, навалился сверху. Она вскрикнула, запрокинув голову. Забилась, жадно принимая Ису горячим лоном. Так! Еще! Еще!

Окна кладовой выходили на придворцовую площадь. Иса приподнялся, чтобы лучше видеть происходящее снаружи. Ох хорошо!.. Воины в черных казагандах вели Хасана к воротам. Фигура правителя лучилась недоумением и страхом.

Что, брат? Вышло твое время! И ты это знаешь! Желание играло в теле горячим темно-вишневым шербетом. Мир кружился, качаясь в волнах мутной радости. Сбылось, сбылось задуманное!

Предательство, выпестованное долгими бессонными ночами.

Заговор против брата.

Мара вцепилась в плечи нового повелителя острыми коготками. Забормотала что-то на своем языке – горячо, жалобно. Ну же! Сильней! Так ее! Хасан, видимо, что-то понял. Рванулся из рук предателей, бросился к дворцу. Метнулся навстречу ему человек – хромой, растрепанный. Гебр проклятый, Рошан Фаррох. Откуда взялся только?

– Господин! Господин! – уже не стонала – кричала невольница. – Гос-споди-и-и!..

Воины в черном ринулись в драку; уже никто ни от кого не скрывался. Ударом плети Рошана смело в сторону. Острыми искрами засверкали клинки. Поздно, братка! поздно!.. Не уйдешь!.. Пульсирующий комок в теле Исы взорвался, затопляя вселенную блаженством. Скрутил-таки Хасана проклятый Тимурташ… Ох! Скрутил, потомка шакальего!..

Выгибается, всхлипывает невольница. Дверь хлопнула – чьи-то глаза в полумраке. Безумные, испуганные, алчущие.

Плевать! Ох хорошо-то!..

Отыне он – правитель Манбиджа! Он, и никто иной! Еще! Еще!!

…Река блаженства иссякала. Навалилось равнодушие, и мир обернулся к Исе худшей своей стороной. Бледное, словно личинка майского жука, тело невольницы вызывало отвращение. Аллах великий! И как дозволил ты бытие непотребной твари? В глазах похоть, живот – дряблый. Там, где у женщины должно быть много, – у нее мало, и обратно тоже истинно. Одним словом – шлюха.

Иса отполз в сторону, нашаривая шальвары.

– Господин доволен мною? – Голос невольницы звучал заискивающе. – Господин будет щедр?

– Я награжу тебя.

В голосе – с трудом сдерживаемое разочарование: да слаще краденая, женщина – силой взятая. Одному Аллаху ведомо, что теперь с бабой делать… Не отвяжется ведь. Шептать начнет, кивать, хихикать… На хлопчатник, может, ее продать? Или солдатам – пусть развлекаются? К чему ему эта половина свидетельства, когда он стал повелителем Манбиджа?

– Жди. Ценность твоя в моих глазах изменилась. Будет тебе награда.

С этими словами Иса бросился вон из кладовой. Уже идя по коридору, он вспомнил ночь, когда встретился с Тимурташем, ночь, когда родился план предательства.

Луна в черном небе. Арка. Два женских силуэта. И голос Мары:

– Это Иса. Не узнала? Хотелось бы мне ведать, куда он направляется… Но он нас не заметит. Успокойся, девочка моя.

– Это… всё вера твоих отцов?..

Теперь он понял. И точно знал, кто была та вторая под аркой. Что ж, Марьям… Ты еще пожалеешь о своей несговорчивости. Свидетели предательства жить не должны.

Кинжал тускло отразил свет дня. Ценность Мариной жизни действительно изменилась в глазах Исы.

Отныне она не стоила ничего.

РОШАН ФАРРОХ И СПАСИТЕЛИ ГОРОДА

Шакалу никогда не сравняться с волком – это Иса понял слишком поздно. Он может сколько угодно вызверяться и щелкать зубами, но знающие легко распознает его суть. Шакал питается падалью.

Первым на пути к манбиджскому трону Исе встретился Рошан Фаррох. Гебр выжил в уличной драке. Более того – он почти не пострадал. Пол-лица кровью залито, лоб рассечен – это ерунда.

– Ах ты, морда! – заорал он чуть ли не с порога. – С волчарами Балаковыми снюхался?

– Что ты, что ты! – испуганно отпрянул Иса. – Аллах помутил твой разум, кафир. Забыл, с кем разговариваешь?

Не так это должно было прозвучать! Больше силы в голосе, повелительности. А теперь что же… Не исправишь сказанного.

Рошан привалился к стене. Бока его тяжело ходили, дыхание всё не хотело возвращаться. Наконец он ответил:

– Почета тебе, гаденышу, захотелось? Власти? Почем брата продал?

Этого Иса не вынес. Он бросился к Фарроху, ухватил за ворот рубахи, принялся трясти:

– Проклятый кафир! Ковер крови по тебе плачет!

Глаза Защитника Городов встретились с глазами предателя. Миг продолжалось противоборство, но Исе показалось – две жизни. Он дрогнул, отвел глаза.

– Давай зови палача, – предложил Фаррох. – Посмотрим, кому сидеть на колу.

– Ты кафир, огнепоклонник. Тебе не поверят!

– Ну, Кериму-то поверят. И Сабиху. Идем, парень. – Гебр ухватил Ису за руку. Поволок к кладовой, откуда тот только что вышел. – Идем, покажу кое-что.

Одеться невольница, конечно же, не успела. Так и лежала на полу с распоротым горлом. Кровь запачкала тюки ткани.

– Ага… – Рошан скривился. – И тут ты успел гнида. Предатель.

– Свидетелей нет, гебр! По Корану, обвинить меня могут лишь две женщины. Ведь сказано: «Если собьется одна, другая ее поправит».

– Думаешь, выкрутился? Смотри! – Рошан толкнул Ису к оконному проему. – Видишь?

По дворцовой площади бежали воины. С содроганием сердца Иса узнал стражников Сабиха.

– Что они?.. зачем?..

– Оцепляют дворец. Чтобы сволочь всякая не прорвалась. – Рошан двумя пальцами подцепил полу черной джуббы. – Дружков твоих ищут. И найдут, – с угрозой в голосе добавил он. – А Тимурташу – хрен дэвов. Город на осадном положении. Ворота закрыты.

Иса похолодел. Когда они всё успели?!

– Теперь идем, – гебр бесцеремонно потащил Ису. – Тебя ждут на городском совете.

Совет проходил на скорую руку. Керим, Сабих, Бурхан – этих Иса знал хорошо. А вот Рошан для него был загадкой. Ох недооценил мерзавца…

– Город, значит, Балаку продал? – с ходу заорал начальник стражи. – С Тимурташем на пару? Эй, палача сюда!

– Аллах свидетель! – всхлипнул Иса. – Я не виноват… Я…

И понес околесицу. Члены совета узнали много нового. И о том, что Хасан сам виноват – хотел отдать город Жослену, а Иса, получается, его спас, и вообще…

– Аллах велик, – Керим сплел и расплел пальцы. – Вот тебе калам, Иса, вот тебе тушь. Пиши.

– Чего писать-то? – глуповато вытаращился тот.

– Не чего, а кому. Ай, Иса, велико мое расстройство… Не к тому стремилось мое сердце. Хасан с франками переписывался? Вот графу Жослену и пиши. Пусть идет к Манбиджу на помощь да поскорее. Дураку ясно: через несколько дней Балак будет здесь. С войсками.

Керим и Фаррох переглянулись. Плохо, беспорно, но придется допустить Ису к правлению Манбиджем. Такого, как есть: предателя и убийцу. Иначе – смута и бунт, а это – верная гибель. И вообще: если казнить каждого правителя, предавшего свой народ, в мире установится полное безвластие.

К полудню тревожных вестей стало больше: у стен города скапливались войска. Пока что опасности они не представляли – так, летучие отряды. Приказали удвоить караулы на стенах. Надежда, что Хасан скоро вернется, таяла с каждым часом. Манбиджу предстояла война.

Война, война… И кровь. Убитая невольница не шла у Рошана из головы. Он хорошо помнил, кто привел Марьям на кладбище к ведьме. Девушки видели, как Иса отправляется на встречу с Тимурташем. Иса тоже заметил их. А значит, Марьям надо отправить прочь из города. Иначе ей не жить.

На дворцовых задворках воняло немилосердно, помещения для слуг, кухни, конюшни – обычная изнанка вельможного великолепия. Марьям, конечно, или к гепардам забралась, или на конюшню. Он подумал, подумал, да и выбрал последнее. Конюшен беспокойства этого утра не коснулись. Кони косились на гебра и фыркали, тычась в протянутую ладонь бархатистыми носами. Мальчишка-прислужник семенил со скамейкой на плече…

Стоп!

А это еще что такое? Рошан заглянул в угол, где была свалена солома. Разгреб стебли и бесцеремонно ухватил торчащий спутанный клок волос.

– Вот ты где, уважаемая. А ну вставай, Марьям. – Марьям всхлипнула, отвернулась:

– Уйди, Рошан. Не трогай меня!

– Что, так и будешь Ису дожидаться? А ну пошли!

– Не надо! Я… Хасана…

Спорящий с женщиной сокращает жизнь свою вдвое. Рошан молча сгреб Марьям за талию и закинул себе на плечо.

– Отпусти! Отпусти немедленно! – задрыгала ногами девчонка. – Ты что? Эй, я не шучу! Помогите!..

Лошади укоризненно смотрели им вслед. Человек – животное непонятное. То на других ездит, а то отбивается, когда его везут… Наконец Рошан опустил девушку на землю.

– Всё? Бунт кончился? – Марьям насупилась:

– Справился, да? Самый сильный?

– А ты умница, да. – Рошан сморщился от боли в спине. – Мару помнишь, подругу твою?

– Она мне не подруга!

– Ну да. Так вот Иса ее – ножом по горлу. Ты следующая. Видел он вас, дурищ, понимаешь? Когда вы на кладбище шли.

Марьям присела:

– Ой… Что же делать?

– Пошли. Живут у меня друзья недалеко отсюда. К ним тебя и отправлю. А там, коли сложится, и в Манбидж вернешься.

– Нет! Я с тобой!

– Не спорь, женщина. Идем.

Далеко им уйти не удалось. Когда Рошан с Марьям проходили под аркой дворцовых ворот, к Рошану подбежал сотник:

– Господин! Господин, скорее!..

– Что случилось?

– Там… Посольство от этих… От Тимурташа, Балака. И Хасан с ними!

– Хасан?

Сотник кивнул. На Рошана он смотрел с затаенным страхом: он принадлежал к доверенным людям Сабиха и знал, кто такой Фаррох. Аура тайны, окружавшая Защитника Городов, любого заставила бы нервничать.

– Веди. И пусть кто-нибудь предупредит Ису.

Посольство во главе с Тимурташем ждало под стенами. Всадники собрались на солидном расстоянии – так, чтоб стрелой не достать. Мелькали бедуинские куфии, харранские чалмы, туркменские тельники. Вразнобой себе свиту Тимурташ подобрал, вразнобой… Гебр пригляделся. Хасан действительно стоял среди воинов.

Кто-то толкнул Рошана, пробиваясь вперед. Гебр оглянулся – за спиной переминался с ноги на ногу Иса. Марьям притихла. Рошан взял ее с собой рассудив, что, пока девушка на виду, ей ничто не угрожает. Иса хорошо понимал это и потому смотрел с ненавистью.

Последними подошли начальник стражи и казначей.

– Письмо написано, – шепнул Керим. – Гонца ищем. Скоро отправится.

– Хорошо, – кивнул Рошан. – Я укажу вам человека. И еще кое-что надо будет сделать.

Под стеной заныли трубы, и разговор прервался. Из разношерстной толпы посланников выехал юноша изнеженного вида. При виде его Сабих поморщился: кожа-то бархатистая – нежному персику под стать, и усики чернее амбры, разодет, словно девица. Зачем это щегольство на поле боя? Воину меч нужен, а не побрякушки!

Тимурташа же разбирала досада. Проклятые манбиджцы словно ждали подвоха. Его лучших бойцов вышвырнули из города, словно котят! Ворота закрыли! И как они так быстро опомнились?

– Эй, Иса! – крикнул он. – Что молчишь? Зубы в падали увязли? Или, с матерью да сестрами греша, умаялся?

Сестер у Исы отродясь не было. Благословенная матушка (мир ей!) давно лежала в могиле. Что правителю с глупой брани? На воротах не висит, за ноги не хватает. Но лицо Исы побурело. Юноша рванулся к обидчику – словно тарантул из норы выскочил.

– Шакалий твой язык! Кизяки им из костра тягать! – заорал он в ответ.

Бедуины хмыкнули: что этот феллах в кизяках понимает? Но дело пошло, перебранка ширилась, росла. Тимурташ и Иса принялись со вкусом лаяться, перебирая родственников и друзей, свои достоинства и чужие несовершенства. Наконец добрались до сути:

– Зачем ворота закрыл, сын пятнистой суки? Мы о чем договаривались?

Иса оглянулся на Сабиха. Начальник стражи злобно оскалился в ответ. Отступать было некуда.

– Аллах да сгноит твой язык в вонючей пасти! Договоры меж нами несбыточны. Проваливай, Тимурташ, или познаешь брюхом наши мечи!

– Тогда слушай последнее мое слово, Иса. Аллах свидетель: сдашь Манбидж со всеми жителями его и имуществом – подумаем. Может, явим вам милость. Нет – будет кровь ваша нам дозволена.

После утренней неудачи Тимурташу хотелось резни. Наставления мудрого дяди позабылись. Ведь Манбидж, если его взять без боя, так и так отойдет Балаку. А с боем – и пограбить можно, и удаль молодецкую показать. Манбиджаночки опять же… Не нужно обладать мудростью Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует), чтобы предугадать исход переговоров.

– Скорее терн прорастет сквозь твое седло, – кричал взбешенный Иса, – и искровянит тебе зебб, чем Манбидж откроет ворота!

Старый бедуин наклонился к Тимурташу и что-то прошептал. Тот недобро усмехнулся.

– Терн, говоришь? А это мысль. – Он обернулся к своим воинам, указывая на Хасана: – Разденьте-ка шакала.

Хасан рванулся, но кочевники держали крепко. Закружились в вихре полосатые халаты, белоснежные куфии, конские хвосты. Кто-то загоготал, кто-то отпустил непристойную шуточку. Марьям в ужасе прижалась к гебру.

Сверкнула сталь. Страшно закричал Хасан, и всадники разъехались в разные стороны. Бывший правитель Манбиджа лежал на земле – голый, окровавленный, безволосый. Иса скрипнул зубами.

Неужто убили?!

Но нет. Тимурташ сумасброд, но не дурак. Взметнулась плеть. Хасан вскочил и с воем помчался к стене. Бедуины перехватили его, когда до спасения оставался один шаг. Окружили, погнали назад. Защелкали плети; стремясь уйти от ударов, пленник ворвался в заросли терновника.

Дикая слива только-только зацвела, словно белая метель покрыла колючки, – покрывало модницы. Несколько раз манбиджец вырывался из зарослей, но бедуины вновь загоняли его обратно. Достань у Хасана сил прорваться сквозь шипы – он бы спасся. Но проломиться сквозь белоснежную кипень цветов, сквозь сплетение ветвей и шипов не под силу даже человеку в доспехах. Что уж говорить о голом пленнике?

Когда вдоволь наигравшись, бедуины вытащили из терновника обессилевшего Хасана, тело его превратилось в сплошную рану.

– Смотри, Иса. Призываю в свидетели всех пророков: тебя постигнет то же самое. Даю сроку до завтрашнего дня. А потом – не отыщется в моем сердце пощады ни к юному, ни к умудренному сединами. Ни к молодой невольнице, ни к старухе. Ты обратил лицо к франкам, а я изгоняю тебя из людей.

Возвращались со стены в молчании. Тягостная картина жгла душу, не давая покоя.

– Бороду обрили!.. – бормотал Иса. – Шакалы! Воистину львы гнева рычат в пустыне сердца моего… Брат, брат! О позор мне! Ибо видел я наготу твою и безбородие. – Затрещала ткань. То Иса рвал на себе одежды.

Какофония звуков врывалась в уши. Что-то гнусаво пищал Керим, гулким барабаном вступал голос Сабиха. Рошан подвел к начальнику стражи Марьям.

– Сабих, девчонку надо вывести из города.

– Помилуй, Рошан! Аллах лишил тебя разума. Не будет ли ей безопасней находиться в городе, чем скитаться в степи, спасаясь от воинов Тимурташа?

– Не будет. Иса хочет ее крови.

– Всё в воле Аллаха. Кто же выведет ее из города?

– Гонец. Тот, что отправится к франкам. Ничего не говори, Сабих! Сам знаю, что опасно. Когда Марьям сможет отправиться в путь?

– Вечером дорога будет открыта.

– Это меня устраивает. Сообщи мне, когда гонец будет готов.

Чутье подсказывало, что отправить письмо к франкскому графу и спасти девушку – деяния равнозначные и в чем-то даже связанные. Понять этой связи он не мог, да этого и не требовалось. Аша редко объясняла свои послания.

Марьям недалеко уйдет от Манбиджа. Но это – начало истории. И, похоже, ей предстоит спасти город.