Текст книги "Разрешенная фантастика – 2"
Автор книги: Андрей Мансуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Ратибор с кудесником неторопливо прошли вдоль русла нового потока, следуя всему его пути по тайге. Вода, резво обегая замшелые стволы и кусты ежевики, текла быстро – расчёт Вадака оказался верным.
Теперь тот с нескрываемым удовлетворением поглядел, как оказался затоплен первый уступ – правда, на это ушёл почти час. Кудесник молчал, Ратибор тоже помалкивал. Иногда на затопление Котла прибегали посмотреть разведчики из всех трёх посёлков – обычно молодые, совсем дети…
Вадаку и Ратибору они приветливо махали – те тоже вежливо кивали и махали.
– Ты, наверное, ломаешь голову, зачем мне нужны были звери… – наверняка Вадак даже не поворачивая головы, чувствовал, как напрягся от любопытства, подойдя ближе, юноша.
– Тоже объясню. Ты терпеливо ждал. И заслуживаешь правды… Так вот: ни один человек не может проложить канал так, чтобы уклон в нём был нужной величины, а дно – ровным, и без ям и бугров. А вот обычные мыши, да и барсуки – могут. У них это – в крови. Ощущение земли, воды, направления и уклона. – Вадак наконец повернулся лицом к Ратибору.
Того поразило одухотворённое выражение в глазах старца – словно тот говорил о всех этих мышах-бурундуках как о братьях – в том смысле, что и правда – братьях…
Правда, наученный, вслух высказать вопрос он не решился.
Чуть сощурившись, Вадак кивнул:
– Верно. В вековечном противостоянии с Силами Зла звери – те, которых мы привезли с собой – наши друзья и союзники. А вот волкольвы или чернушники – никогда ими не станут. Они – аборигены. То есть – исконные обитатели этого Мира. Мы же пока – гости. Да, так и знай – сорока, и даже пятидесяти поколений недостаточно, чтобы эта земля стала – нашей. Вошла в плоть и кровь. Стала родной…
Но – так будет. Пусть не мы – но дети и внуки… Врастут сюда. Плотью и кровью. Как эти сосны – корнями. Ты понял?
Ратибор никогда прежде не слыхал такой длинной речи от кудесника. Да ещё – о таком важном… Поэтому так и не раскрыв рта, просто кивнул.
– Молодец. – кивнул Вадак. – Вижу: понял! Так, глядишь, и толк из тебя выйдет…
К исходу седьмого дня затопления Котёл оказался полон лишь на две трети. Да оно и понятно: чем шире затапливаемый уступ, тем больше воды для него нужно. Так что к вечеру полнолуния вода стояла ещё на добрых сорок саженей ниже кромки огромной чаши.
Борис подошёл к кудеснику, уже второй час сидевшему на одном из помостов с дровами, вновь уже политыми смолой, и спросил:
– Вадак! Может быть, оставить хоть по одному человеку от посёлка – мало ли?..
– Хорошо. – внезапно уступил кудесник, – Но тогда скажите им, что как только я дам сигнал, пусть бегут от Котла – да так, словно за ними черти гонятся!
– Понял. Так всё и сделаем… – князь отошёл, и разослал людей сообщить соседям.
Через полчаса на берегу нового озера остались только Ратибор с Вадаком, да трое особенно крепких дружинников – таких приказал оставить кудесник. Воины сидели или стояли у костров, разложенных в десяти-пятнадцати шагах от края карьера. Вадак же с Ратибором – на помосте, у самой кромки. Ратибор, вначале легкомысленно болтавший ногами, вскоре проникся серьёзностью момента: мало ли… Проверил лук и колчан. Меч. Прихлопнул очередного комара.
– Знаешь что… Ложись-ка ты, да спи. Я разбужу, когда… Начнётся. – Вадак явно не шутил, как подумал было юноша, – А вот сторожевые – пусть их смотрят.
Поняв, что кудесник прав, и смысла глядеть на чёрную воду, отражавшую лишь одинокий круг луны, нет, Ратибор прилёг – тут же, под помостом.
То ли сказалась усталость, то ли – привычка к походным условиям, но заснул он почти мгновенно: он ведь знал, что его сон надёжно охраняют. Друг и соратники.
– Вставай! Да вставай же!.. Здоров же ты спать! – Ратибора трясли за оба плеча. Он рывком сел:
– Началось?!
– Да, сейчас начнётся! Нашего-то… Помощника – я уже отослал! – глаза Вадака были широко открыты, и словно горели, отражая огненные сполохи: он уже поджёг дрова на помосте, на котором они до этого сидели. Ещё два костра на противоположном берегу освещали чёрную воду, создавая странные оранжево-золотые, дрожащие от ряби воды, дорожки.
Ратибор встал. Подошёл к берегу.
По ощущениям время было самое подходящее – до рассвета часа два. Они и в прошлый раз встречали врагов в такое же. Однако никаких тревожных признаков Ратибор не увидел, сколько не напрягал зрения. Однако опыт научил его кое-чему: если кудесник говорит: «Началось!», значит – началось!.. Он снова проверил лук, колчан и меч.
Минут пять ничего не происходило.
Затем земля под ногами слегка вздрогнула.
А в центре озера…
Да – в центре озера возникла рябь куда сильней, чем случалась от ветра! Затем…
Затем внезапно – совсем внезапно! – вода по всему озеру как бы просела. И начала быстро убывать – по направлению к центру побежали настоящие волны!
А вот в центре образовалась и гигантская воронка! Водоворот! О-о! Как он завыл – протяжно и звонко: словно стая волков! В бешенной злобной круговерти, казалось, сейчас исчезнут и всосанные чудовищной силой берега, со всем вековечным лесом! Да и вообще – всё, что окружает ревущее чудовище на многие мили вокруг!..
Глубина воронки потрясала: казалось, загнутые и бешено вращающиеся стенки спускаются прямиком в Ад!..
И если бы Ратибор не знал, что до дна Котла всего-то триста саженей, он бы так и подумал! Гул теперь стоял оглушительный – несущаяся по кругу неудержимой лавиной вода в Котле, казалось, взбесилась, и действительно хочет что-то сварить!..
Вдруг дно воронки выровнялось, и уровень воды остановился – теперь она не утекала вниз, в неизведанные пучины Врат, а как бы замерла на полпути…
Поверхность озера снова выположилась и почти успокоилась – но теперь его уровень стоял на добрых сто саженей ниже! В наступившей тишине громовой голос Вадака прозвучал, словно тревожный набат:
– Бегите! Назад, назад! Быстро!
Сам он поспешил показать пример, ринувшись в чашу – но не в сторону посёлка, что показалось Ратибору странным, а на ближайший холм! Однако отставать от него Ратибор не собирался! Меньше, чем за полминуты они взбежали по пологим склонам, и припустили вниз.
Вернее, попытались припустить…
Могучая рука словно приподняла Ратибора, и швырнула прямо лицом в кусты – он еле успел защитить рукой глаза!
Кудеснику повезло меньше – он пролетел добрых десять шагов, прежде чем проехал животом по склону с корнями и камнями… Даже если они и кричали – услышать их не смог бы никто.
Там, за их спинами, стоял такой гул, рёв и грохот, какого ни до, ни после Ратибору услыхать не привелось!
Да и слава Господу!..
Чтобы не оглохнуть, ему пришлось открыть рот! А чтобы не сдуло жутким ураганом – вцепиться в чёртовы кусты, и наплевав на ободранные руки, держаться за толстые ветви у самого основания, и терпеть!
Кудесник, как стало видно Ратибору в странном багрово-фиолетовом зареве, ещё пытался что-то рассмотреть там, сзади, одной рукой вцепившись в ствол молодой сосны, другой же прикрывая глаза…
Затем на Ратибора свалилось всё Небо, и он потерял сознание.
– Вставай. Всё кончено. – Ратибор открыл глаза.
Странно – но небо всё ещё было там – наверху… И – всё ещё чёрное.
Повернув затёкшую шею, он увидал Вадака – тот сидел рядом, пряча фляжку в чехол на поясе. А, верно – вот он и ощутил вкус пряно-горького бодрящего зелья на губах и во рту…
А ещё… Ратибор понял, что на нём места сухого нет: вся одежда пропиталась водой – хоть выжимай.
Вокруг вся земля и трава были мокрёшеньки. И везде валялись камни – вроде бы обломки скалы.
Юноша попробовал было встать… Какое там! Все кости болели так, словно его долго били оглоблями – как на празднике воскрешения Ярилы-солнца…
Впрочем, через несколько минут он смог всё же прийти в себя и подняться на ноги.
– Вадак! Извини, что спрашиваю – а можно уже… Пойти посмотреть?!
– Можно. Идём.
Впрочем, идти далеко не пришлось: всё отлично видно было и с верхушки холма, на которую они поднялись.
Весь лес, что отстоял от кромки Котла меньше, чем на двести-триста шагов, оказался повален. Огромные сосны и вековечные ели лежали рядами, словно уложенные по линейке – верхушками от Котла. Чтобы пройти к краю самой ямы, пришлось карабкаться и перелезать, оскользаясь на замшелых стволах – вода была везде…
От озера почти ничего не осталось. Похоже, вся вода была выброшена из котлована ужасным взрывом.
Однако поток – он видел отсветы на дальнем краю – продолжал методично сочиться из проложенного ими канала, и в яме уже снова набралось: до третьего уступа.
Сама яма изменилась почти до неузнаваемости: теперь она была не круглой, а сильно вытянутой в длину – поболе, чем на версту… Ратибор без подсказки понял, что выломана и выброшена наружу часть скалы, что находилась прямо над Вратами. Причём выломана так, что и следа не осталось!..
Теперь озеро, похоже, достигнет в длину версты полторы…
– Пошли, попробуем найти наших горе-сторожей!.. – буркнул Вадак.
Странно – но оба сторожа от соседей остались живы. И даже почти не пострадали!
Один, правда, всё время тряс головой – похоже, оглох на одно ухо. Но после того, как кудесник намазал ему ухо какой-то мазью и завязал чистой тряпицей, ему явно полегчало.
Второй отделался ссадинами и ушибами: его, как и Ратибора, забросило в кусты.
Звать никого из посёлков не пришлось – все пришли, и даже прибежали сами, с первыми лучами солнца: приходить раньше без его сигнала Вадак запретил.
– Как там избы? – Вадак так приветствовал подошедшего Бориса.
Борис широко улыбался:
– Порядок! Разворотило только пару… Ну, и несколько крыш снесло. Но ты приказал сидеть в подвалах – все и сидели! И – все живы. Зато уж обломков!.. Ничего, до зимы уберём…
Люди молча стояли, пытаясь понять – что же за силы противостояли им, и что противопоставил им разум кудесника. Так, что Чёртово Логово вырвано с корнем. Да как вырвано!..
– Похоже, рыба здесь будет ловиться знатная. – усмехнулся Борис, – Вон, глубина какая! Как раз для сомов!
– Да, года через три-четыре, когда вырастут. – спокойно как всегда ответствовал кудесник. – Не забудь же, княже, перемычку загородить вовремя, да канал, что наметили вчера – прокопать. Иначе затопит все ваши поля!
– Понял. Уж за это можешь быть спокоен, почтенный Вадак! И поля, и новое озеро будут в полном порядке! Сделаем, как ты говорил, проточным…
Мы теперь с этих мест – ни ногой!
– Ну вот и славно. А мы теперь – отобедаем с вами… Да и в путь! Дела ждут… Верно, Ратибор?
Ратибор, всё ещё глядевший, как и сотни людей, стоявших на краю Котла, вниз, только кивнул.
5. Янтарные капли.
Повесть.
Заострённый клюв молотка только высек искры из неподатливого камня. Выругавшись про себя, Брендон переступил, встав поудобней. Ударил чётко в трещину, вложив в удар всю силу. На этот раз удалось отколоть вполне приличный кусок.
– Видишь, Дэйв,– он осветил налобным фонарём свежий скол, довольно пыхтя, – Я вот про эти штуки говорил. Посмотри: зёрна словно прозрачные, но всё же цвет… скорее, розоватый.
Дэйвид взял камень из руки Брендона, и поколупал несколько зёрен ногтем, словно так лучше мог прочувствовать их. Он недоверчиво покачал головой:
– И что, это из-за этих фигнюшек мы здесь?
– Да, из-за них. Хотя, конечно, промышленные в десять раз дешевле и крупнее, но только из натуральных получаются по-настоящему хорошие, надёжные сердечники. Которые служат практически вечно. А не пару месяцев…
– Надо же… Никогда бы не поверил, что что-то природное может быть лучше искусственного.
– И тем не менее. Не всегда же мы умели изготовлять искусственные кристаллы. И металлы не всегда плавили. А если копнуть ещё поглубже, за каждым из нас стоит всё та же волосатая обезьяна с каменным топором в лапе.
Дэйвид, оглянувшийся на молоток в руке Брендона, только хмыкнул. Покачав головой, вернул камень. Мужчина не глядя спрятал его в ближайшее отделение рюкзака. Итак, образец номер один отобран. Он вдруг чертыхнулся, прижав пальцем наушник.
– Дик! Ты где там?
В ухе немедленно прозвучал звонкий, но слегка искажённый помехами голос:
– Я здесь, пап, сзади вас.
– И чего ты там застрял? Ну-ка, давай сюда. Мы должны держаться вместе, иначе мама съест меня с потрохами. И даже без кетчупа.
– Это уж точно… – вспыльчивый характер мамы часто был предметом обсуждений. Но мама – она мама и есть. Куда же от неё денешься! – Ладно, сейчас иду!
Однако здесь у Дика слова с делом сильно расходились – никуда он не пошёл.
Причина же, побудившая Ричарда задержаться, как раз очень удачно подалась под лезвием его складного карманного ножа, и оказалась в ладони. Клейкие полупрозрачные нити, крепившие её к потолку боковой пещеры перерезать оказалось не так-то просто.
Зато теперь три минуты усилий были вполне вознаграждены: странную штуковину можно было рассмотреть со всех сторон. Размером она оказалась с крупный грейпфрут. Тяжёлая. Непривычная – словно бумажно-картонная на ощупь.
Наружная корка оказалась мягкой, и слегка подавалась под маленьким пальчиком, но прощупать, что там внутри, не удавалось. Тогда Ричард стал ощупывать и рассматривать странный, плавно суживающийся к концу, как бы рукав, которым заканчивалась верхняя часть непонятной «груши».
Выяснилось, что рукав гораздо более гибок, и позволяет, расправив его, заглянуть вовнутрь.
Ух ты! Классная штука!
Внутри находилась гладкая и блестящая янтарная капля. Размером она была, пожалуй, с шарик для пинг-понга. И сидела всего в паре дюймов от горловины, полуутопленная в такую же беловато-серую бумагообразную массу, как и наружная оболочка.
Ричард попробовал остриём ножа вырезать каплю из волокнистой оболочки.
Это получилось не слишком хорошо: туповатый кончик не мог разрезать странную субстанцию вокруг шарика, а лишь чуть сдвигал его из центра. Запыхавшись от усилий, рассерженный мальчик попробовал пролезть в отверстие рукава пальцем, а затем и всей рукой, и выковырнуть красиво блестящую штуковину ногтями…
Брендон и Дэйв ещё не успели отобрать следующий образец, как обеих совершенно оглушил ужасный крик, перешедший в вой. Причудливо отражаясь и преломляясь сводами, он наполнял пещеру оглушительным гомоном и причудливым эхом. И говорил о такой чудовищной боли, что волосы действительно вставали дыбом!
Не сговариваясь, мужчина и мальчик ринулись назад, вверх по мрачному и сырому коридору, туда, где буквально пять минут назад Дик приотстал от них.
– Дик! Дик!– все попытки докричаться пресекал жуткий непрекращающийся вопль, не позволяя вставить буквально ни слова.
Наконец они добежали до развилки, где расстались.
Картина, открывшаяся им, сразу многое сказала Брендону.
По полу, на спине, перекатывался Дик.
Одну руку он поднял вверх над собой, придерживая её другой. Глаза выпучены, а рот раскрыт так широко, словно мальчик хотел проглотить странный шар, валяющийся рядом. Реакция Брендона сказала об отличном самообладании и трезвом мышлении.
– Дэйв! Быстрее! Ампулу с антитоксином, и обезболивающее!
Пока Дэйв расстёгивал карман на колене, и вытаскивал аптечку, Брендон выдернул нейлоновый шнур, стягивающий горловину его рюкзака.
Зажав полутораметровый шнур в зубах, он выхватил мачете из ножен, и в три движения вспорол рукав на укушенной руке до плеча. Он знал, что речь идёт о секундах, поэтому промедление может означать только одно: смерть!
Кровь по капиллярам пальцев движется со скоростью миллиметров в секунду, но стоит ей дойти до крупного кровотока!..
Яд не должен попасть в организм! Поэтому мотать надо здесь: повыше локтя.
Обнажённую руку он перетягивал так туго, словно швартовал пятидесятитонный баркас. Малыш заорал ещё громче – больно! Брендон, стиснув зубы, продолжал.
– Коли – вот сюда! – он ткнул пальцем в мягкую ткань руки у локтя. Дэйв не заставил себя долго просить, и сходу вкатил полную дозу антидота в указанное место, потратив не больше секунды на то, чтобы отбросить первый шприц, и вкатить туда же второй – с обезболивающим.
Крики не смолкали ни на минуту. Крупные слёзы градом катились по перекошенному лицу. Но мальчик ничего не говорил – хорошо хоть, не мешал работать…
– Давай скорее на поверхность! Вызови Лагерь, и скажи Керку, что нам срочно нужен коптер! У нас раненный! Вернее – укушенный! – Брендону тоже пришлось кричать.
Дэйв, кивнув, кинулся к входному тоннелю. Сообразительностью и немногословностью он всегда импонировал Брендону. Ему часто хотелось быть и его отцом… Но Джима Тимански уже не вернёшь. Так что роль отчима пока единственная, на которую он может претендовать по отношению к Дэйву.
Утерев обильный пот, он достал аптечку уже из своего кармана, и впрыснул Ричарду ещё обезболивающего, уже выше перетяжки.
Конечно, такая доза анастетика может усыпить и лошадь, но будет только лучше, если сейчас малыш как раз и уснёт.
Наконец крики почти прекратились, и теперь тело самодеятельного ксенозоолога сотрясали лишь конвульсии и дрожь от пережитого стресса, боли и холода – в пещере было куда прохладней, чем снаружи. Покачав головой, Брендон вытянул шнур и из рюкзака Ричарда. Им он обмотал тоненькую ручку не менее туго, повыше первой перетяжки.
Шайна точно убьёт его…
Не надо было брать малыша с собой! Восемь лет, конечно, не слишком подходящий возраст для начинающего геолога. Это Дэйва, в его пятнадцать, можно смело брать в любые походы и поручать любые дела.
С другой стороны, уж больно Ричард просился. Да и кто не просился бы, просидев десять месяцев фактически взаперти?! Он сам ощущал буквально счастье, когда стало наконец возможно хотя бы пройти по поверхности, а не проехать в утеплённом вездеходе.
Ну вот и прошёлся…
Взвалив заснувшего, наконец, или потерявшего сознание мальчика на плечо, он бросил взгляд на беловато-серый шар, откатившийся на метр. Нет, так не пойдёт.
Вдруг доку понадобится более подробная информация о том, что ужалило мальчика, чтобы помочь ему. И найти противоядие. Значит, надо как-то обезопасить эту дрянь, но обязательно взять её с собой!
Положив Дика обратно на пол пещеры, он осторожно взял в руки тяжёлый шар.
Размером тот был с хороший грейпфрут, и чуть суживался к верхней части, постепенно переходя в изогнутый рукав. Материал сильно напоминал бумагу, но оказался явно потолще – словно низкосортный картон.
Отверстие выглядело достаточно большим, чтобы ребёнок мог просунуть руку.
Всё более-менее понятно: что-то там, в глубине, заинтересовало Ричарда, и он…
Теперь надо перекрыть этой твари выход, если она ещё там.
Пришлось вынуть шнурок из ботинка Ричарда, и тщательно перетянуть горловину, так, чтобы даже дрозофила не пролезла. Благо, края рукава оказались достаточно эластичными.
Теперь Брендон запихал чёртов шарик в толстостенный пластиковый пакет, в котором обычно хранил НЗ пищи, когда планировал пару дней не посещать Лагерь, вытряхнув бутерброды и кексы прямо на землю – ничего, проклятая тварь сейчас важнее всего!
Он засунул пакет к себе в рюкзак, и со вздохом снова поднял Ричарда на плечо…
Телефон коптера уже горел крохотным экраном, когда Сезар Родригес посадил его возле Вебстеров. Брендон тут же подошёл, знаками показав, что нужно открыть багажное отделение. Сезар сунул Брендону шлем, показав, как надеть, хотя тот знал это и сам. Теперь они могли переговариваться в гуле винта.
– Открой кормовой отсек, я с Ричардом полечу там!
Сезар кивнул:
– Что с ним? Он без сознания? – им всё равно приходилось практически кричать.
– Я вкатил ему двойную дозу обезболивающего, и он отключился. Дышит, вроде, нормально… Рука вот только мне не нравится – видишь, ниже жгута уже вся багровая!
– Да, выглядит паршиво! Залезайте! – Сезар открыл и откинул люк, – Постараюсь побыстрее! Пристегни его… И сам!
Дэйв уже залез в кабину, на место второго пилота. Молодец. Всё сделал, как надо.
Не паниковал, не задавал ненужных вопросов. Настоящий сын морпеха.
Брендон снова пощупал пульс Ричарда. Учащённый, несмотря на укол, но наполненный. Видать, всё же зараза не успела дойти до перетяжки.
– Готовы? – вопрос совпал с повышением тона мотора. Сезар собирался взлететь.
– Да! Мы… уже пристёгнуты! Давай!
Винтокрылая машина приподняла корму, и стремительно взмыла в небо, оставив позади чернеющее жерло карстовой пещеры. Сезар, обожавший скорость и перегрузки, старался не переусердствовать – на борту пациент! – но и не мешкать.
Долорес (для друзей – Дорис) Пауэлл привстала на носки, подняв руками кверху длинные шелковистые локоны, и став вполоборота к зеркалу. Лукавый взгляд из-под густых бровей, заманчиво-загадочная, словно приглашающая к более серьёзным действиям, полуулыбка…
Нет, такая причёска не смотрится. Лучше, когда чёрные, словно пространство Вселенной, густые и вьющиеся от природы волосы мягкими волнами обтекают её маленькую головку, и струятся по плечам и спине.
Зеркало, её лучший друг, подтвердило, что – да, она неотразима!
Отлично. Билли не спастись!
Сегодня в Лагере танцы, и уж она не забудет надеть лучшее платье. (Да, платье! А не эти, уродующие её фигуру в нижней части, дурацкие джинсы, и дебильный топчик, не столько скрывающий, сколько выставляющий грудь… Именно этим приёмом без зазрения совести пользовалась её «лучшая» подруга и конкурентка Мария, тоже положившая глаз на самого симпатичного парня.)
Грудь у Марии и вправду, черти её задери, выдающаяся… Не то, что у неё. Хм.
Ну и наплевать – недаром же Билли сам сказал ей дня три назад, что грудь – это нечто, помещающееся в руке. А всё остальное – вымя!
Она тогда так смеялась, представив, как Марию доят… Но потом, когда представила, что Марию доит Билли, смех несколько поутих.
Нет, без всякого сомненья, её фигуру лучше подчёркивает именно платье! Оно придаёт… э-э… женственности (а проще говоря – сексапильности!) её бесподобно округлой попке!
То, что не выставлено напоказ, а как бы слегка запрятано, всегда заставляет работать мужское воображение! Поэтому идиотка эта Мария, носящаяся со своими сиськами, как дурень с писаной торбой, и трясущая ими перед парнями с шахты. Хотелось бы посмотреть на предметы её гордости, когда их хозяйке будет за пятьдесят! И-хи-хи!..
Нет, платье сидит хорошо. Правильно она сделала, что не стала ушивать его. Свободная талия выглядит загадочней, и тоньше, чем обтянутая. Да и потеть так она будет не столь сильно.
Очередной полуоборот перед зеркалом был прерван диким криком.
Кричал ребёнок. Причём так, словно ему жутко больно!
Долорес как была, босиком, подскочила к окну.
Господи!..
Кажется маленькую Дину кто-то укусил – вон, эта дрянь летает над малышкой, корчащейся в пыли! Да что же это такое!..
Ах, наверное, оттаяли и повылетали местные пчёлы и осы, и прочая мерзкая летучая гадость! Ну ничего – её папочка как раз против таких кое-что припас! Сейчас…
Всунув ноги в шлёпки, и с огромным баллончиком аэрозоля в руке она отважно выбежала на главную дорогу Лагеря, и в две секунды домчалась до всё ещё бившейся и кричавшей девочки.
Мерзкую тварюгу, всё ещё кружившую над ней, Дорис сходу обдала мощным облаком пестицида из баллончика.
Ага, не нравится!
Здоровенный шмель шлёпнулся на землю, и принялся в корчах извиваться – на краю сознания мелькнула мысль, что вот теперь он с Диной в расчёте. Нет, в расчёте они будут, когда… Во избежание дальнейших неприятностей, она с омерзением наступила на насекомое. Раздался противный хруст – словно треснул по шву пакет с мусором…
Внезапно со стороны шахты донеслись ещё крики боли и отчаяния – от их пронизанного ужасом тембра и невероятной дикости случившегося просто сжималось сердце!
Неужели укусили ещё кого-то?! Похоже, что так! И – не одного!..
Но что же с девочкой?! Почему она до сих пор продолжает извиваться в пыли и кричать так, что даже непонятно, когда она вдыхает для очередного раздирающего слух и душу, вопля?! Чёрт! Надо было захватить аптечку! Но куда же её укусило? Может, возможно яд как-то… высосать?
Дорис опустилась на колени, и попробовала приподнять и осмотреть крохотное тельце. К ним уже бежали и другие женщины, бросившие все дела, и поражённые дикими криками, раздававшимися теперь из разных концов Лагеря…
И это было последнее, что Дорис запомнила.
С неба словно пошёл янтарный дождь.
Дождь из насекомых!
Первое же ужалило её в шею.
После этого в её голове не осталось ничего, кроме мысли о том, как же убрать эту невыносимую, поистине адскую, жгучую боль!..
– Так, говоришь, существа, которое его ужалило, ты сам не видел? – голос Керка Ригана, официального начальника Лагеря, звучал традиционно спокойно. Злые языки утверждали, что точно так же он выглядел и говорил даже после крушения Корабля, в котором летела его тридцатилетняя дочь с мужем и внучкой…
Что в глазах Брендона, да и всей мужской половины Лагеря являлось не показателем бессердечия, а признаком сильной воли и отличного самообладания. И только повышало их уважение к Керку. На мнение же женской половины суровым и неразговорчивым пионерам-колонизаторам было практически наплевать: не домохозяйки отвечали за выживание и нормальную работу Колонии на планете.
– Нет. Я посчитал опасным соваться туда самому. Поэтому просто перетянул горловину, и засунул в пластиковый мешок. Он из кевлита, так что выдержит любой укус.
– Хорошо. – хорошего в этом ничего не было, но Керк был доволен тем, что Брендон везёт опасного врага обезвреженным. На этой планете таких найдётся наверняка ещё немало, и способы борьбы и противоядия только предстоит ещё разработать. И чем быстрее они начнут, тем лучше. – Ничего больше малышу не вкалывай, и следи за пульсом и дыханием. А то автодоктор у Сезара сломан. А Гарри и Чед сейчас у Гряды, так что послать за вами было некого.
– Понял. – лица Керка Брендон не видел, так как видеомонитор имелся только в кабине, но он и так знал, что никаких эмоций там всё равно не проступило бы. Слышимость через шлем была хорошей: ещё бы! До лагеря – уже не больше километра! – Дышит он нормально, спит крепко. Пульс такой же: восемьдесят пять – девяносто… А вот рука выглядит всё хуже. Уже почти фиолетовая. – Брэндон, ощущая, как подступает тошнота, сглотнул. Стал дышать чаще, отведя взгляд.
Сейчас, когда шок и необходимость быстрых и чётких действий осталась позади, происшедшее сказалось на нём не лучшим образом.
Сердце словно сжимала чья-то холодная рука. Липкий пот струился по спине, шее, лицу, и капал с подбородка. Самые же страшные эмоции вызывала картина предстоящей разборки с женой.
Шайна никогда не простит ему, что он оставил их маленького сына одного…
Умеет она подавлять его способности к оправданию! Разумеется: ведь он – не Тимански. Тот, небось, на все выпады Шайны мог позволить себе только посмеиваться в усы, а все дискуссии заканчивать шлепком по симпатичному задку.
Вот на этот-то задок…
Эх, да что говорить – знал, на что шёл!..
Док Леонель Надаль закусил губу. Что само по себе было плохим признаком.
Они вчетвером стояли вокруг прозрачного отсека автодоктора, отделённые от неподвижного обнажённого Ричарда могучим бронестеклом. Сканнеры и манипуляторы уже вернулись в свои ниши, и тело от этого казалось ещё меньше и беззащитней.
Бледный Брендон всё так же обливался потом, наполняя помещение медотсека его острым запахом. Керк Риган сосредоточенно рассматривал снимки, сделанные сканнером: по долгу службы он часто сталкивался с травмами людей и поломками машин, так что был вполне компетентен в ремонте и того и другого.
Учёный-биолог Лагеря, Натан Гильденштерн, молодой парень лет двадцати пяти, только-только из университета, волновался так, что руки заметно дрожали. Ещё бы – ему предстояло дать заключение по той твари, что нанесла столь тяжкие повреждения всего одним укусом, и сейчас находилась в холодильнике, в металлическом контейнере.
Затянувшееся молчание прервал док:
– Брендон, прости. Боюсь, руку нужно ампутировать. И как можно скорее.
– Что?! – теперь, когда подтвердились самые худшие опасения, Брендон, как ни странно, вздохнул как-то свободнее.
Пусть без руки – но сын будет жить. Биомеханический протез позволит ему остаться полноценным членом общества. Подумаешь, размер придётся пару раз поменять на больший – под вырост.
Но это – не роковой приговор, которого он так боялся! Они успели! Яд не прошёл к сердцу.
Его следующий вопрос был уже чисто риторическим. Док слишком опытен. Раз говорит что нужно – значит, нужно:
– И… Сделать ничего нельзя?
– Нет. Анализы показывают, что нейротоксин, поступивший в тело, настолько силён, что наш антидот практически никак его не ослабил. Вот, взгляните, – он обратился ко всем, – Последний снимок ясно показывает, что внутри руки практически уже нет ни мышц, ни сухожилий, ни жира… Только разжижённая в однородную кашицу плоть. Извини, Брендон. – Брендон опять еле сдержал позыв к рвоте, прикрыв рот рукой.
– И даже при всей технике и лекарствах, которые есть на Корабле, – док кивнул наверх, в сторону орбитального модуля, – ничего с этим сделать практически невозможно.
– То есть… рука всё равно бы пропала?
– Да. И ещё. Предлагаю не тянуть, проводя дополнительные исследования, а ампутировать прямо сейчас. Иначе…Я не поручусь за безопасность… остального тела. По микрокапиллярам всё же возможна молекулярная диффузия… э-э… Извини ещё раз – я просто хочу сказать, что боюсь, как бы эта дрянь не прошла дальше!
Брендон автоматически снова утёр пот со лба. Стиснул кулаки. Вот чёрт…
Что-то ещё в самом начале сказало его подсознанию, что так и будет – и вот, словно сбылся худший из кошмаров… Шайна… Бог с ней, он переживёт: лишь бы с Ричардом всё было в порядке!
– Ладно. Как его отец я разрешаю операцию.
– А что скажет Шайна?..
– Плевать три раза на то, что она скажет. Чем быстрее мы всё сделаем, тем меньше… Опасность, что мой сын умрёт. Я правильно понял ситуацию?
– Абсолютно. Керк, – быстрый взгляд на начальника, – Может, вам всем пока уйти, потому что видеть такое…
Керк переглянулся с Натаном, и сказал:
– Брендон. Тебе действительно лучше подождать в лаборатории. Мы с доктором Натаном останемся.
Когда манипуляторы с лазером и иглами отодвинулись, док Леонель внимательно осмотрел переходные трубки, соединившие вены с артериями, и псевдоплоть, наложенную на чистый аккуратный разрез. Рентгеновский, УЗД и МВЧ снимки показывали, что всё в порядке.
– Забирайте, доктор. – из-под старинных очков во взгляде Надаля проглядывала печаль и… страх.
Керк знал об этом страхе дока, как и о страхе молодого учёного, который, сопя, вытащил отрезанную руку и поместил в контейнер.
Сколько раз за свою непростую жизнь сталкивался Керк с людским страхом. И горем. Однако, хоть Шайна, без сомнения, будет кричать на мужа и рыдать, как начальник колонии он был доволен и действиями дока, и действиями Брендона, и, если уж на то пошло, и действиями Дэйва.
