Текст книги "Колдуны и капуста"

Автор книги: Андрей Уланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Затем Бренда озадачила нас календарной проблемой. Поскольку мы плыли с востока на запад, то линия перемены дат – 180-й меридиан – готовилась изъять у нас свой привычный таможенный тариф: сутки. Казалось бы, что страшного? Но так уж исторически сложилось, что именно эту дату, 7 ноября, миссис Ханко когда-то соизволила избрать днем своего рождения, и сейчас категорически не желала оставлять ее за бортом. Более того, она жаждала наверстать упущенное за все предыдущие, оставшиеся неотмеченными, праздники. Их, как я понял, набралось лишь немногим меньше, чем прожитых лет.

Проблема… Рысьев, правда, сразу предложил не мучиться, а попросту «изъять» из календаря любой другой день – благо, уличить нас в этом мелком мошенничестве могли лишь летучие рыбы да не менее летучие каракатицы. Как по мне, так отличная идея – но Бренда отчего-то заявила, что она еще подумает… а потом нас отвлекли.

Вы когда-нибудь видели, как падает барометр? В смысле, не как эта стеклянная хреновина падает со стены на пол или, выражаясь по-морскому, с переборки на палубу и противнейшим бдзын-н-нь разлетается на много-много маленьких винтиков, шпунтиков, колесиков, стеклышек и прочего хлама, а просто – спокойно стоявшая стрелка вдруг начинает дерг-дерг – сползать вниз. К слову, Николай долго уверял нас, что в качестве главной детали в барометрах используется человеческий волос. Причем непременно женский и непременно рыжий – как наиболее гидро… или гигро… а, неважно! Дороже всего, понятно, ценятся волосы рыжих полуэльфок… Ну да, а скальп рыжего эльфа пошел бы, наверное, по цене бриллиантов.[19]19
  Разумеется, в параллельном, да еще магическом мире приборы могут довольно сильно отличаться от привычных нам аналогов. Но более вероятной выглядит версия, что кто-то – Рысьев или же сам Ханко – перепутал барометр с прибором для контроля влажности воздуха.


[Закрыть]

Именно русский и заметил, что с нашим барометром происходит что-то необычное. Я-то на эту штуковину не глядел вовсе, а Бренда – как она сама мне потом призналась – хоть и поглядывала изредка. Но при этом абсолютно не помнила, какое давление считается нормой для нашего нынешнего местоположения.

Вампир смотрел на него минут пять. Потом отложил недоеденный ланч, подошел, постучал пальцем по стеклу – стрелка дернулась и съехала еще на пару делений вниз.

– Что-то не так, граф? – поинтересовался я.

– Как сказать, – задумчиво отозвался Николай. – Бренда, не припомните, сколько показывал сей прибор, когда вы заступили на вахту?

– Н'мню, – из-за яичницы с грудинкой ответ моей жены прозвучал несколько неразборчиво. – Н'он'ет.

– Что, простите?

– Сначала прожуй, потом скажи, – посоветовал я, за что был немедленно вознагражден взглядом, преисполненным отнюдь не признательности.

– Но. Он. Падает.

– И море, как я погляжу, все свежеет, – озабоченно сказал вампир, глядя на взметнувшийся из-под форштевня пенный фонтан. – Волны подросли… и ветер усиливается. Интересно, кто на этот раз развязал мешок Эола?[20]20
  Повелитель «бушующих и легковейных» ветров Эол подарил Одиссею попутный ветер и огромный мех с другими ветрами, запретив открывать его. Десять дней дарованный попутный ветер надувал паруса корабля, и, казалось, ни не могло помешать морякам вернуться на родину. Однако их мечтам не суждено было сбыться. Любопытные спутники Одиссея развязали мех, и спрятанные там ветры, вырвавшись на волю, соединились в страшную бурю.


[Закрыть]

– Помнится, – продолжал он, – до того, как я стал… тем, кем являюсь сейчас, мое бренное тело было весьма подвержено морской болезни. Давно уже хотел проверить, избавился ли от этой напасти, все никак случая не выпада…

– Ветра нет! – неожиданно сказала Бренда. Она стояла в проеме двери, упершись сапогом в комингс, вытянув шею, смотрела куда-то вверх – на чертовы паруса, запоздало сообразил я. – Совсем нет.

– Скоро вернется, – пообещал русский. – Крис, давайте я стану за штурвал – как-никак сейчас моя вахта.

– А ланч?

– Что-то у меня аппетит пропал, – вампир вновь покосился на барометр. – Однако… Крис… стукните-ка по нему.

– Думаете, приближается шторм?

Рысьев коротко кивнул.

– Ну, – с уверенной веселостью, которой на самом деле вовсе не ощущал, произнес я, – подходящий случай проверить, как ведет себя наша малышка при хорошем волнении.

– Пойти, что ли, паруса убрать… – нахмурившись, Бренда начала медленно застегивать куртку. – Кажется, перед штормом принято убирать паруса.

– Кроме штормовых, – сказал я.

– А у нас они есть?

– Ну-у… по идее, должны быть.

– По. Какой. Идее?

– Что касается моего мнения, – Рысьев вмешался в разговор крайне своевременно для меня, – то я настоятельно рекомендую убрать все паруса. Заодно очень тщательно закрепить все, что можно крепить… и заранее попрощаться с тем, что очень тщательно закрепить не удастся.

– Шторм?

– Не-ет, – оказывается, вампирская улыбка бывает достаточно неприятна и без клыков. – Не шторм. Его прадедушка. И мы несемся прямиком нему в пасть!

Полоса штиля. Бренда Ханко.

Паруса мы убрать успели.

На самом деле – как нам потом объяснили – действовать надо было просто. Повернуть в сторону и полным ходом уходить, пока барометр не прекратит падать. Затем лечь в дрейф, бросить плавучий якорь – он у нас был, только мы о нем не знали, точнее, мы не знали, для чего эта странная штука и как ею пользоваться, – и молиться.

Мы продолжали идти прежним курсом, и он привел нас прямиком в ад.

Но вначале я увидела эту полоску. Удивительное зрелище – среди пенных шапок волн полоса спокойной, ровной, что твой стол, воды – и она приближается быстрей курьерского поезда… а за ней темная стена шквала.

Ветер…

В детстве я ненавидела ветер. Он был для меня живым. Злобное косматое чудище, с воем мчавшееся над скованными льдом и снегом скалами. Я даже придумала ему особое имя – ветроволк. Ветроволк искал добычу в белых полях гренландских льдов. В серо-свинцовых волнах Норвежского моря. А найдя, вцеплялся длинными, проницающими сквозь дюжину одежек до самых костей когтями и наотмашь бил по лицу горстями льдинок, обжигал легкие, норовил сбить с ног и поволочь… Ульрика Хассен, девчонка с соседнего хутора, она была старше меня на год, буран застиг ее в пути, в миле от дома – а нашли лишь весной, когда сошел снег…

И я сбежала оттуда – навстречу теплым южным ветрам, несущим с собой не колючие снежинки, а запах леса и трав, умеющим быть ласковыми и нежными… как мой Крис…

Сегодня ветроволк вновь нашел меня.

Поначалу сталь и толстое стекло смотровых щелей оказались ему не по зубам – и, обиженно взревев, он умчался прочь, сшибая по пути пенные верхушки с валов. Но тут же вернулся снова, налетел с разбегу, засвистел, заревел, завыл на тысячу голосов, аккомпанируя себе натянутыми струнами шкотов.

Этот ветроволк был хитер – поняв, что одному ему наш маленький, но надежно, по-гномьи сработанный кораблик может оказаться не по зубам, он позвал на помощь друзей. И пока они спешили на его зов, принялся терзать наши уши адским концертом.

Волна подкралась коварно, предательски, словно уличный грабитель. Так безобидный с виду юнец подбирается к пьяному матросу и с размаху бьет справа в челюсть закованной в кастет рукой. А потом, пока чужие ловкие пальцы шарят по карманам робы, душа стоит в сторонке и тоскливо размышляет; отправляться ли в райские кущи в этот раз или же дать телу еще один, последний шанс.

Рысьев старался удерживать корабль строго против ветра. Помнится, мистер Груф сравнивал нос построенной им яхты с наконечником эльфийского меча, и сейчас, глядя вперед, я не могла не признать, что сравнение было подобрано на редкость удачно. Карабкаясь на очередной гребень, «Принцесса Иллика» рассекала, распарывала волну, точь-в-точь к правильно заточенный клинок – податливую плоть и ловко проскальзывала в этот разрез.

Николай старался, но этой волны не заметил ни кто. Спрятавшись до поры среди сотен своих собратьев, она подкралась к яхте и лишь в последний миг с торжествующим ревом выпрямилась, враз заслонив полгоризонта грязно-зеленой, с белыми клочьями пены, стеной. Она возникла словно бы ниоткуда, совсем рядом, меньше чем в полусотне ярдов по правому борту, – и, прежде чем жутко оскалившийся Рысьев успел крутануть штурвал, одним скачком преодолела эти ярды.

Кажется, я успела прикрыть лицо руками – чисто рефлекторно, потому что разум застыл, впал в ступор, потрясенный видом водяной массы, на краткий миг словно бы зависшей рядом и над кораблем. Круто изгибающаяся поверхность волны и почти сорванный ветром гребень образовали… больше всего это походило на газетный лист, сворачиваемый неведомым титаном в трубку. Или незаконченный тоннель – тоннель, ведущий, должно быть, прямиком в преисподнюю.

В следующий миг волна обрушилась на нас.

Ни один корабль, созданный руками людей или эльфов, никогда бы не сумел пережить этот удар. Его бы раздавило, разметало, размололо в щепки, в труху, в пыль, вогнало бы в черноту глубин до самого дна. Но творение издавна славных своей недоверчивостью к водной стихии гномов, видно, от киля до клотика пропиталось родительским упрямством – а настоящего гнома редко кому удается уложить одним ударом. Даже очень сильным…

«Принцесса Иллика» закричала, словно насмерть раненный зверь – страшно, надрывно, хрипя перегруженным сверх всяческих расчетов металлом. Толстые стекла рубки, способные, как уверяли нас, выдержать выпущенную в упор винтовочную пулю, разлетелись, словно обычное витринное стекло от удара булыжника, – и вслед за их осколками в рубку хлынул Тихий океан. Не весь, понятное дело, не целиком – а так, пара-тройка миллионов галлонов.

Меня подхватило, закружило, потащило, ударило… нет, сначала пару раз легонько приложило, а потом хряснуло по-настоящему. Так, что руки-ноги сразу решили – довольно с них надрываться, суматошно молотя по воде и всяким бултыхающимся в ней твердым предметам, лучше тихо-смирно полежать на полу, то бишь палубе… а еще вернее, на дне рубки. Голова, правда, следовать за ними не захотела, потому что, как запоздало осознала я, кто-то пытается сорвать с меня остатки скальпа.

– Дверь! – заорал прямо в лицо кто-то ярко-красноглазый, с белыми полосками клыков. – Надо. – В этот миг мне в солнечное сплетение с маху врезалось что-то твердое и тяжелое.

Сознания я, впрочем, не потеряла – просто на несколько мгновений выпала из окружающей действительности. Впав же обратно, обнаружила, что уже держусь на воде вполне самостоятельно, без посторонней помощи… вернее сказать, сижу в ней. Сказывается, не так уж и много ее успело нахлестать. Рубка резко накренилась вправо, и меня тут же снесло вниз, к переборке, меланхолично прикидывавшей – не испробовать ли ей себя в роли дна? Здесь было глубже, можно было даже попытаться встать на ноги, но вот только палуба упорно ускользала из-под подошв. Бросив взгляд на уцелевшее стекло слева, я увидела, как давешняя водяная стена с бешеной скоростью уносится куда-то вверх. Очень, очень завораживающее зрелище. Я смотрела на него секунд пять, потом сообразила, что это не вода возносится в небо, а мы летим вниз, скользя по внешнему склону исполинского вала. Полет этот длился казалось, бесконечно. Мы падали, падали, падали и наконец упали!

Это был нокаут. Ударившись о подошву водяной горы, «Принцесса Иллика» не вскрикнула – она молча рванулась в жуткой судороге и начала обессиленно валиться на левый борт.

Все это – за вычетом оглушительного грохота в момент самого удара – происходило в тишине. Удивительной тишине. Первой моей мыслью было: «ну все, оглохла», и почти сразу же, словно для того, чтобы опровергнуть ее, из черной решетчатой блямбы на тумбе слева от штурвала раздался спокойный, отчетливый голос мистера Спаркса.

– Не знаю, в какие игры вам, ребята, вздумалось поиграть, – произнес он. – Но могу обрадовать – из-за них мы только что лишились одной машины. Правой, если это, – ворчливо добавил механик, – вам хоть сколько-нибудь интересно.

– Насколько… – вампир закашлялся, выхаркнув, как мне показалось, не меньше двух кварт воды. – Насколько серьезны повреждения?

– Вам перечислить по порядку или как? – ехидно осведомилась блямба.

– Мистер Спаркс! – рявкнул вампир.

Моим вниманием завладела тоненькая красная стрелка прибора, именовавшегося… ну да, креномером. Она ползла медленно… тридцать восемь… сорок, но и останавливаться не собиралась… сорок три… сорок пять.

– Во-первых, оборвало маслопровод…

– Спаркс! – дальше последовала длинная русская тирада, о смысле которой я могла лишь догадываться. Без особого, впрочем, мысленного напряжения догадываться. Сорок девять.

– Ладно, ладно. На самом деле все просто – машину сорвало с фундамента. Напрочь. Вот уж не думал, что это возможно сотворить без связки динамита, но факт налицо. Все, что могло погнуться, – погнулось, все остальное – разорвалось.

Стрелка замерла у деления пятьдесят два. Шесть или семь томительно долгих секунд пребывала в неподвижности, затем дрогнула и вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее покатилась в обратном направлении.

– Что со второй машиной?

– Жива… пока. Правда, – сказал механик, – я еще не проверял гребной вал. После эдаких прыжков ничуть не удивлюсь, если он стал похож на, – ввернутое Спарксом словечко Старшей Речи было, видимо, созвучно по смыслу предпоследней фразе Рысьева, – старейшины.

– Ой. Йо. – Голос Криса звучал до нелепости буднично. – Глядите-ка, кто к нам в гости собирается.

Николай оглянулся – и снова начал произносить что-то длинное и очень-очень русское.

Эта волна прятаться не собиралась. Зачем? «Принцесса Иллика» сейчас была тяжело раненным зверем. Зверем, уже ощутившим дуновение, вкус и запах смерти, но все еще не сдающимся, еще пытающимся подняться, опереться на стремительно слабеющие лапы.

А охотник тем временем неторопливо разворачивает коня. Ему уже некуда торопиться и нет нужды прятаться от мутнеющего взора добычи. Осталось немного – один, последний удар, ломающий хребет, как сухую соломинку, и пустующая стена украсится долгожданным трофеем.

Волна не пряталась и не торопилась.

– Пресвятая Дева! – потрясенно выдохнула я, в последний миг придержав на кончике языка куда более крепкое выражение. – Она… большая…

– Большая, – Рысьев вращал штурвал так стремительно, что спицы сливались в сплошной туманный диск. – Скажете тоже… вон, под вашим правым локтем плавает бинокль – загляните в него, да получше, а то еще, чего доброго, вздумаете поименовать ее просто крупной. Да… самое время обещать свечку Николе Морскому… а вам, Бренда, вспоминать молитву для духа короля Эрика – это ведь он, кажется, мог направлять ветры в ту сторону, куда поворачивал козырек своей шапки?

– У духа короля Эрика, – огрызнулась я, – просят попутного ветра!

– Интересно, – все тем же холодно-равнодушным тоном осведомился мой муж, – какой она высоты?

– Нам хватит – такой ответ тебя устроит?

– Не совсем, – мотнул головой Крис. – Раз уж эта кашалотова отрыжка собирается нас угробить, то лично я хотел бы узнать о ней… что-нибудь, что о ней можно узнать.

– Силен, однако, ты, барин, задачки кидать, – весело пробормотал вампир. – Высоту ему подавай. Легко сказать… а как, ежли глазу зацепиться не за что? Ентой горе водяной человечка бы к подножью, али слоника, для понятия плепорции.

– Граф, что вы там бормочете?

– А? Так, мысли вслух… Полагаю, – прищурился Николай, – что не сильно погрешу против истины, оценив высоту данной волны в тридцать пять – сорок ярдов. Совсем неплохо.

 
Но в сумерках морского дна —
В глубинах тайных, кашалотьих —
Родится и взойдет одна
Неимоверная волна, —
На берег ринется она —
И наблюдающих поглотит.
Я посочувствую слегка
Погибшим им, – издалека.
 

– Разве такие волны бывают?

– Как видите, – криво усмехнулся русский. – Помню, в Петропавловске-Камчатском я беседовал с одним айном, и он уверял меня, что своими глазами видел, как на берег обрушилась волна в две сотни футов, смыв при этом его родную деревню. Найтморлендцы называют такие волны цунами, волна, переливающаяся через край. Правда, эти цунами обычно ходят в одиночку и в чудовищ оборачиваются лишь на мелководье, вблизи суши… А сейчас, – торопливо добавил он, – держитесь за что-нибудь, и покрепче – мы с вашей яхтой собираемся научиться летать!

Острый нос «Принцессы Иллики» с разгону врезался в основание чудовищной водяной горы, скрылся в кипящей пене… вынырнул вновь. Яхта, кренясь все больше и больше, карабкалась по склону… вспорола гребень… на один-единственный, но все равно невыносимо долгий, словно скучная жизнь, миг зависла над пропастью – и с немыслимой скоростью заскользила вниз.

Я еще успела подумать: чиновника с мерной мили, где испытывалась «Иллика», наверняка хватил бы удар, промчись мы мимо него сейчас.

– Черт бы вас побрал, граф, – торжественно произнес Крис. – Вы все-таки сделали это.

– Сделал, – подтвердил русский.

Следующие действия Рысьева меня поначалу озадачили. Он выпустил штурвал, шагнул в сторону, согнулся… а-а-а, вот оно что. Так вот где зарыт вампир… простите за невольный каламбур.

– Морская болезнь? – сочувственно осведомилась я.

– Она самая. – Николай все же нашел в себе силы повернуть ко мне лицо – наверное, чтобы я вдосталь полюбовалась на невиданный прежде у вампиров зеленовато-землистый цвет. – Кстати, у вас… простите…

Наблюдение из жизни – отвратительней зрелища блюющего вампира может быть лишь мысль о том, что все изрыгнутое им ближайшее время будет бултыхаться здесь же, в рубке.

– Вы что-то начали говорить, граф.

– А? Да, в самом деле… я хотел сказать, что у вас лоб весь в крови.

– Серьезно? – боли я не чувствовала, но прижатые ко лбу пальцы и в самом деле ощутили нечто липкое.

– Как голова? Цела?

– Теперь – не уверена. Одно-два сотрясения точно заработала, а вот насчет остального…

– Самое время потерять сознание, не так ли, миссис Ханко?

– Не дождетесь!

– Ну вот что, – прыжок Криса от кресла к штурвалу был выполнен в лучших традициях южноамериканских ленивцев и завершился традиционным же недолетом. – Инвалидная команда! Займитесь друг другом, а я пока попробую не утопить этот замечательный кораблик![21]21
  В нашем мире самая высокая зарегистрированная морская волна имела высоту 34 метра от подошвы до гребня. Ее измерили с корабля, шедшего из Манилы в американский город Сан-Диего в ночь с 6 на 7 февраля 1933 года. Самая высокая сейсмическая волна (цунами) наблюдалась у острова Исигаки около Японии 24 апреля 1771 года. Ее высота достигала 85 метров. Самая же высокая океанская волна (до 300 метров), по мнению ученых, обрушилась 100 тысяч лет назад на побережье Гавайских островов. Конечно, вряд ли «Принцессе Иллике» выпала встреча с подобными катаклизмами – но и шторм в 7–8 баллов вполне мог доставить ее неопытному экипажу массу острых ощущений, которые они бы предпочли никогда не получать.


[Закрыть]

ГЛАВА 7

Полоса штиля, Ута Бакгхорн.

Рандеву – второй помощник не отказал себе в удовольствии щегольнуть новомодным заморским словечком – с кораблем снабжения состоялось точно в назначенном месте и в оговоренное время. Перелив также прошел без каких-либо происшествий.

Ута отлично понимала причины веселости тайи. Перелив кар-ренга куда менее тяжел и – что крайне важно для ночного эльфа – грязен, чем перегрузка угля, которой второму помощнику пришлось бы руководить, сохрани машинное отделение крейсера свою начинку в изначальном виде. Но за все надо платить – эту поговорку не без оснований считают своей представители многих рас. Мешок угля, упущенный за борт уставшим матросом, способен вызвать взрыв лишь ругательств «дракона» боцмана. Тогда как ошибка при переливе, как выяснилось однажды, способна учинить куда большее.

Ута понимала веселье тайи – но ничуть не разделяла. Причин тому было целых две. Первой был запах тухлых яиц, насквозь пропитавший ее каюту, Второй – то, что этот запах вызвало.

Обычный с виду китайский сампан, числившийся во флоте Найтморленда как корабль особого назначения и носивший по таковому случаю совсем не китайское имя «Китаками», доставил не только кар-ренг, но и небольшую бронзовую шкатулку, тщательно обвязанную тремя разноцветными шнурами, которые, в свою очередь, были скреплены печатью. Одной. Круглой, желто-сиреневой, украшенной очень известным – в узких кругах, разумеется, – изображением. И хотя руки капитана «Китаками» в момент передачи шкатулки ничуть не дрожали, церемония передачи прошла чуть – самую ничтожную малость, которую наверняка не заметил бы никто, кроме истинных знатоков церемониального этикета, – быстрее, чем требуют правила. Да, именно так. А еще, с усмешкой подумала Ута, на его лице проступила все-таки тень облегчения: я выполнил свою миссию и теперь это больше не со мной.

Быть может, при виде этой печати молодому капитану некстати вспомнились запахи Эта-Дзимы, или же… он подчиненный Ионаи, а Мицумаса Ионаи – известный любитель подшутить над излишне доверчивыми слушателями. Можно не сомневаться, что он поведал не одну стра-ашную историю об участи тех, кто случайно или же движимый иными мотивами хотя бы поцарапал даже обычную шнуровую печать. А тут – оттиск самого Главного Морского Штаба! Наверняка он таит в себе ничуть не меньшую мощь, чем пресловутые звезды царя Соломона, те, что на кувшинах с джиннами. Знал бы ты, малыш, что порой припечатывают в ГМШ этой печатью, – ну да у тебя это все еще, считай, впереди.

Разумеется, никаких джиннов, чертиков или долевых демонов шкатулка не таила. Ряд имевших место быть в не столь уж отдаленном прошлом случаев наглядно доказал командованию Объединенного Флота, что самые изощренные и жуткие проклятия взламываются криптомагами «заморских варваров» почти столь же быстро, как и незамысловатые детские наговоры. С тех пор Бюро Скрытых Тайн, отправляя послание, заботилось не о карах, долженствующих постигнуть покусившегося, а о том, чтобы добычей оного покусившегося стала лишь щепотка пепла. Или вовсе ничего – в умелых руках и пепел порой становится разговорчивым. С задачей же этой лучше справляется не магия, а алхимия.

При мысли об алхимиках из Бюро Ута брезгливо сморщилась и в пятый раз за последние двадцать минут пообещала сама себе, что по возвращении из дохода подаст рапорт и рапорт этот будет переполни подобающими эпитетами. Интересно, можно ли приравнять порчу воздуха в каюте капитана корабля умышленному снижению его, корабля, боеготовности?

По возвращении из похода… когда только оно состоится? Вопрос непростой, учитывая сгоревшее ярким дурнопахнущим пламенем содержимое шкатулки. Вряд ли команда сильно обрадуется, узнав, что вместо прямого пути к родным берегам им приказано плыть к берегам Южной Америки, в пятистах милях от которых им предстоит еще одна скрытная дозаправка, а затем – заход в… впрочем, об этом пока лучше даже не думать.

Странный маршрут, очень странный. А поскольку достопочтенные тайсе и гэнсуи из ГМШ, при всех их недостатках, все же не были пока никем уличены в том, что составляли боевые приказы, приняв на ухо по кувшину сакурового нектара… приходится предположить, что выбор этого маршрута имеет какую-то осмысленную цель, Уте недоступную.

Недоступную? Возможно. Но строить предположения ей никто помешать не может. Никто, кроме этого проклятого запаха.

Три следующих часа неподвижное изваяние капитана Бакгхорн украшало свое любимое плетеное кресло на мостике «Сагири». Поначалу вахтенный офицер се-и Мурата счел это явным признаком неодобрения со стороны командира. К его счастью, заглянувший вскоре на мостик старший офицер развеял тревогу юного кицунэ, авторитетно заявив, что подобную степень озабоченной задумчивости простой се-и не смог бы вызвать у тайсы никоим образом – даже вступив во время вахты в противоестественную связь с кем-нибудь из сигнальщиков или запев «Правь, Британия, морями». Обычно нэко не позволял себе подобной вульгарности, но в данном случае счел ее оправданной – Мурата повеселел и, в свою очередь, сообщил старшему офицеру «Сагири», что, во-первых, он не знает способа совокупления, способного заслужить эпитет «противоестественный», а во-вторых, он не знает текста «Правь Британия»…

В начале четвертого часа изваяние шевельнулось и вполне обыденным тоном приказало вызвать на костяк сесу Амику.

– Капитан?

– Что вы думаете по поводу погоды, сеса?

– Тайса Бакгхорн, – тон, избранный старшим магом «Сагири», был подчеркнуто официален, – если вы полагаете, что я не вправе…

– Прекратите, сеса, – холодно скомандовала Ута. – И ответьте на вопрос.

– Близится тайфун.

– Прекрасно, – кивнула Бакгхорн. – А вот теперь, сеса, будьте добры, объясните, почему о тайфуне, признаки которого сейчас может заметить любой матрос крейсера… полагаю, это мог бы сделать даже гоблин или человек… почему о нем не было ни слова в вашем утреннем докладе?

– Потому что его не было.

– Неужели?

– Тайса Бакгхорн! – А ведь Амика, с удивлением отметила Ута, похоже, не на шутку разозлена. – Вы, конечно же, вправе сомневаться в уровне моей компетенции, но до сегодняшнего дня я все же надеялась, что вы не оцениваете меня настолько низко. Предсказания погоды – это, как вы помните, второй сезон первого круга обучения! А за полгода послушничества у сиятельного Грайгр-О на Ивоздиме я лично рассеяла…

– То есть, – перебила ее Ута, – вы хотите сказать, что этот тайфун возник уже после вашего утреннего доклада?

– Этот тайфун, – сказала Амика, – начал формироваться не более двух часов назад. Сейчас же нагоняет нас со скоростью шестьдесят узлов.

– Такое возможно?

На этот вопрос старший маг «Сагири» ответил далеко не сразу.

– Трудно сказать. Мои учителя дзок много знали о том, как справляться с тайфунами, когда они обрушиваются на наше побережье. Немногим меньше – о том, как их вызывать. Но знания о том, где и как тайфуны рождаются, были у них крайне ограниченные. Мы ведь, – Амика чуть заметно улыбнулась, – не так давно вновь начали интересоваться происходящим в Великом океане.

– А можете ли вы, сеса, – быстро спросила Бакгхорн, – определить, не был ли вызван этот тайфун?

– Именно это я со своим помощником и пыталась проделать в тот момент, когда мне передали ваш приказ подняться сюда.

– В таком случае, – сказала Ута, – примите мои извинения.

– Пятью минутами позже я бы сама поднялась к вам, – Амика нервно оглянулась. – Наши расчеты показывают, что меньше чем через час крейсер окажется в правой четверти тайфуна.

Сеса Амика вновь ошиблась – шторм настиг «Сагири» через час двадцать минут.

Поминавшиеся старшим магом крейсера дзок – или, используя более привычный термин, маги Школы Воздуха – действительно имеют весьма богатый опыт общения с тихоокеанскими тайфунами. Каждый год, преимущественно осенью, в сентябре октябре, несколько десятков этих порождений Великого океана врываются сквозь Корейский пролив Море Драу. Обычно дзок рассеивают или отворачивают их задолго до того, как они обрушат запасенную над морскими просторами мощь на берега Найтморленда. Обычно – но не всегда, и потому плавающим в Море Драу не привыкать вступать в схватку с яростной стихией.

Прошлой осенью «Сагири» сам искал такой схватки – «проверка штормом» значилась в испытательной программе. Тогда броненосный крейсер прошел бушующее море с легкостью, словно боевая стрела сквозь шелковую ширму, и расположившиеся на мостике члены приемной комиссии благосклонно кивали, видя, что ни одна волна не подходит к «Сагири» ближе чем на кабельтов.

Сейчас же островок спокойствия заканчивался в двух дюжинах ярдов от борта крейсера – и у пробегавших по палубе матросов вставала дыбом шерсть, а с кончиков лап, ушей и хвостов россыпями срывались фиолетовые искры. Они не могли услышать грохота волн и завывания ветра, но низкий гул, издаваемый массивными бронзовыми дисками бортовых амулетов, с каждой минутой становился все явственнее. И также все ярче и ярче – для тех, разумеется, кто мог похвалиться истинным зрением, – с каждым ударом чудовищных волн вспыхивали нити заклинания «гасящая сеть».

Эти вспышки были отлично видны из рубки.

– Вы, кажется, хотите что-то сказать, Тюити?

Капитан не ошиблась – старший офицер крейсера уже несколько минут пытался облачить беспокоившую его мысль в подобающие формулировки, вопрос командира застиг его как раз посреди этой Работы.

– Тайса, – начал он, – как вы наверняка помните, я попал в военный флот с торгового судна…

– Помню. Вы были вначале штурманом, а потом первым помощником на океанской джонке. Только давайте обойдемся без экскурсов в историю, сеса. Что вы предлагаете? Снять заклинание?

– Совершенно верно, тайса, – подтвердил н ко. – В противном случае мы вскоре все равно останемся без него – но уже не по своей воле и насовсем. С «Таймэй-мару» однажды случилось подобное, и это стоило нам пятерых, сраженных разрядом, и еще троих, смытых волнами, пока мы пытались залатать пробоину от взорвавшегося амулета.

– Снять «гасящую сеть»? – в голосе Амики, пожалуй, преобладающим было все же изумление, а не ужас. – И оставить корабль наедине с этой жуткой бурей?

– А что в этом такого? – не обратив внимания на неодобрительное подергивание кончика уха нэко, вмешалась в разговор Тайл. – Плавают же как-то корабли иных рас…

– В такой шторм, – мрачно произнес старший офицер, – они не плавают. Они тонут.

– И все же, – медленно, словно нехотя, произнесла Ута, – нам придется деактивировать заклинание.

– Но тайса!

– Это мой приказ, Амика! Вы ведь не хуже меня чувствуете, как напряжены линии Силы. Тюити прав: еще немного – и амулеты не выдержат.

– Выждем еще! Не может же этот шторм усиливаться до бесконечности!

– Не может, – фыркнул старший офицер. – Однако именно это он и делает.

– Сеса Амика Л'Маль, – голос капитана был подчеркнуто сух и официален. – Я приказываю вам незамедлительно вывести противоштормовое заклинание из активной фазы.

Амулеты смолкли полминуты спустя – а еще позже все, кто был в рубке, услышали, как торжествующе взвыл шторм, с утроенной силой бросаясь в атаку на крейсер.

Замок Джахор.

– Отлично проделано, Гнейс. Сумел удивить даже меня.

– Монсеньор?

– Я про шторм. Прекрасная работа, очень, очень тонкая, все составляющие заклятия выверены почти идеально. Вообще магическое вмешательство сведено к минимуму и практически неразличимо на фоне сопутствующих урагану возмущений в Мировом Эфире. Шедевр, достойный, не побоюсь сказать, архимага школы Воздуха.

– Э-э… монсеньор, ваша милость не знает границ, э-э… но…

– Что еще?

– Это не моя работа. Я хотел сказать, – поспешно добавил вампир, – я не создавал этот шторм.

– Любопытно, – процедил его собеседник. – Крайне любопытно. Если этого не делали ни ты и ни я… то кто же?

– Прошу прощения, монсеньор, но вы сами только что сказали, что магическое вмешательство почти неразличимо. А что, если…

– Ну говори уже, раз начал!

– Что, если шторм возник сам по себе?

– Гнейс!

– Монсеньор?

– Не строй из себя большего болвана, чем ты есть на самом деле!

– Как будет угодно вам, монсеньор. Однако осмелюсь заметить, что случайности…

– Гнейс! Заткни свою пасть и дай мне спокойно подумать!

Вайлима,[22]22
  Вайлима, то есть Пятиречье, – в данном случае название собственно владения, тогда как Апиа – город на острове Уполу в архипелаге Самоа.


[Закрыть] Апиа, Самоа, Крис Ханко.

Шторм длился вечность. Правда, если верить единственному уцелевшему на корабле времяизмерительному прибору – карманным золотым часам вампира, – вечность эта сумела втиснуться в неполные десять часов.

Больше всего досталось Бренде – глубокий, перечеркнувший лоб порез, плюс сотрясение… удивительно, что она сумела продержаться, пока Рысьев сооружал вокруг ее головы индийскую шапку-тюрбан. Впрочем, от оставшегося в сознании графа толку было не больше. Качка – если это понятие вообще применимо к тому, что выделывал с яхтой не на шутку разошедшийся океан, – свалила бедного вампира не хуже, чем благословение архиепископа.

Я и сам-то не очень понимал, какие неведомые силы помогают мне удерживать желудок на месте, когда очередная волна сначала возносит яхту на полсотни футов ближе к небесам, а потом роняет ее вниз. Правда, чудовищ, подобных тем двум первым великанским валам, среди них больше не было – но я отлично понимал, что их меньшие собратья могут справиться с нашей скорлупкой ничуть не менее ловко, стоит только на миг зазеваться и дать и шанс.