Текст книги "Первый удар (сборник)"

Автор книги: Андрей Уланов

Соавторы: Святослав Логинов,Иван Кошкин,Сергей Анисимов,Владимир Серебряков,Игорь Пыхалов,Радий Радутный,Ника Батхен,Вадим Шарапов,А. Птибурдуков,И. Бугайенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

8. Родина не забудет

Сергей ударился головой о борт грузовика и проснулся. Как всегда, пробуждение было мгновенным – словно из одной темной комнаты шагнул в другую, посветлее. Он поглядел на небо. Светает.

Впереди над бортом все так же маячил силуэт впередсмотрящего – незнакомого мужика с погонами сержанта. Он должен был следить, не висят ли где-нибудь над дорогой провода, которые грузовик может зацепить. Чтобы их вовремя приподнимать, сержант еще перед отправлением срубил в лесу длинную ветку с рогулькой на конце. Впрочем, похоже было, что он тоже спит – по-неживому моталась голова в пилотке, горбатилась спина под натянувшейся шинелью. Сергей потянулся и потряс впередсмотрящего за ремень.

– Сержант! Слышь, сержант!

– А? – очнулся тот, машинально подхватив падающую ветку, и уставился на солдата непонимающими глазами. Потом поежился и свободной рукой протер глаза.

– Фу, черт… И не заметил, как заснул. Дорога тянется, ни огонька кругом, ни звездочки. Вот и сморило… – в голосе сержанта слышалась виноватая нотка. Он украдкой посмотрел кругом, но, увидев, что все спят, успокоился.

– Земляк, ты уж не говори никому, ладно?

Сергей пожал плечами: мол, мне-то что, я – могила. Сержант протянул ему ледяную ладонь.

– Федор.

– Рядовой Сергей Никольский, товарищ сержант…

– Брось ты. Не на плацу, не тянись, – махнул рукой Федор и снова отвернулся к дороге, теперь уже внимательнее вглядываясь вперед. Небо уже совсем посветлело, и стали видны деревья, мимо которых ехал грузовик. «Откуда здесь проводам-то взяться?» – еще сонно подумал Сергей, и тут же Федор, словно прочитав его мысли, снова поглядел на него.

– Провода не провода, а мало ли что… Сверху виднее, чем шоферу – может осыпь или завал случился.

Сергей ничего не ответил, но сержанту, похоже, наскучила молчаливая езда. Он прислонил рогатку к борту и достал из кармана пачку «Казбека» – дунул в гильзу, прикурил и, катая папиросу в углу рта, спросил:

– Ты-то хоть знаешь, куда едем?

Сергей покачал головой. Он вообще как-то смутно вспоминал события этой ночи. В памяти крутилась только какая-то черная воронка, выбрасывавшая куски воспоминаний: сигнал тревоги, сбросивший его с холодного и жесткого топчана, тяжесть автомата в руках, молчаливая посадка в кузов грузовика бок о бок с такими же темными силуэтами. И еще худощавое лицо кого-то, кто внимательно за ними наблюдал. Никольский напрягся, пытаясь вспомнить это лицо в свете фонаря, ему казалось, что от этого зависит что-то важное, какая-то главная деталь непонятной мозаики. Но образ скользнул и сразу же пропал. Сергей досадливо поморщился и поднял глаза.

У противоположного борта, на скамье, мотаясь на кочках, сидя спали солдаты. В утреннем свете, с закрытыми глазами, они казались совсем неживыми – только блестела роса на щеках и бровях. Всматриваясь в каждого, Никольский понял, что никого не узнает. Прямо напротив него, положив кудрявую голову на плечо пожилому старшине, спала светловолосая женщина. «Капитан медицинской службы», – глянул Сергей на петлицы и продолжал пристально смотреть в красивое лицо с полуоткрытыми губами. Будто почувствовав это, женщина резко открыла глаза. И тут же выпрямилась, отстранившись от пожилого, который тоже заворочался, выходя из дремы. Медичка поглядела по сторонам и пристально – на Сергея, который под ее взглядом, сам того не осознав, подтянулся и надел пилотку, которую до этого держал за пазухой.

– Мы где? – хрипловато спросила она, не отводя глаз. Услышав ее голос, сержант выщелкнул окурок на дорогу и ответил, еле заметно подмигнув Сергею.

– Неизвестно, товарищ капитан. Едем и едем, который уже час трясемся по лесам. Разрешите спросить – может, вы нам объясните, что и как?

Некоторое время белокурая капитан медслужбы молча смотрела на Федора. Потом чуть усмехнулась. Усмешка вышла странно безжизненной, словно бы только одной половиной лица.

– Меня зовут Ольга. «Товарищ капитан» звучит, конечно, по уставу, но слишком длинно. Не для наших с вами условий. Проще называть друг друга по именам.

Федор, как показалось Никольскому, слегка растерялся, но тут же подшагнул ближе и протянул Ольге руку.

– Федор. Коли так, значит, будем по именам.

– А вы? – женщина снова посмотрела на Сергея.

– Сергей, – коротко сказал он, внутренне злясь на разбитного сержанта. Ольга слегка прищурилась, словно бы поняла, что творится у рядового в мозгах, потом расстегнула офицерскую планшетку и достала из нее карту. Пожилой седоусый старшина, сидевший рядом с ней, хмыкнул:

– Вы бы тогда, товарищ… Ольга, разбудили бы всех, а то непонятно как-то получается, – и тут же зычно скомандовал: – Па-адъем!

Солдаты зашевелились, будто бы от выкрика все разом вдруг включились. Сергей, словно во сне, видел, как они замедленными движениями разбирают автоматы, сложенные под ногами, кашляют, закуривают. Все это время он смотрел на Ольгу, склонившуюся над картой. А в голове билась только одна мысль: «Она-то зачем… с нами? Мало, что ли, солдат?»

Внезапно грузовик остановился. Заглох мотор, и в тишине стало слышно, как на ветвях где-то рядом с дорогой пересвистываются синицы. Дверца кабины хлопнула, и вдоль борта послышались чьи-то шаги. А потом в кузов запрыгнул человек – он словно бы одним движением перебросил свое крепкое тело внутрь и вот уже стоял среди солдат, поправляя фуражку с малиновым околышем.

У Сергея екнуло сердце и на миг пресеклось дыхание, хотя вроде бы и вовсе было не с чего. Самый обычный старшина, в выгоревшей полевой форме, на ногах – не сапоги, а немецкие шнурованные парашютные ботинки. На левом бедре у старшины висела пистолетная кобура, из которой выглядывала перемотанная черной изолентой рукоятка – вроде бы «парабеллум». Все в нем было ладно и пригнано, но… неправильно, словно ему было наплевать на устав. Но Никольский не обратил внимания на форму, его притянули к себе глаза человека. Серые, ледяные, почти прозрачные.

Старшина обвел всех взглядом, снял фуражку и хлопнул ею об коленку. Потом улыбнулся, показав металлическую коронку.

– Понятно. Все проснулись. Ну что ж, самое время, поскольку мы почти что прибыли. Будем знакомы, я вроде как ваш командир – старшина Нефедов. Степан.

Тишина сгустилась, уплотнилась, еще немного – и можно будет резать ее ножом как масло. Сергей не понимал, что творится. Глядя на старшину Нефедова, он вдруг понял, что это и был тот самый человек, лицо которого под фонарем ночью врезалось в память. И похолодел, потому что разом понял еще одно – для него, Сергея Никольского, незнакомый Степан сейчас был больше чем командиром. Ему нельзя было не подчиняться. Этот невысокий крепкий мужик, который так запросто разговаривал сейчас со всей разномастной командой, непонятно почему был властью.

Старшина за несколько минут успел пошутить о чем-то с Федором, попросил табачку у одного из солдат, вежливо поздоровался с Ольгой – все это, как будто не замечая, что в кузове по– прежнему царит тишина. Солдаты хмуро глядели на Степана, и в их взглядах Сергей ловил тот же самый страх, что и у него.

На полуслове Нефедов оборвал анекдот, который рассказывал. Присел на скамейку. Седоусый старшина поспешно, словно от горячего, отодвинулся, освобождая ему место.

– Так. Понятно. Шутка не удалась, – усмехнулся Степан и сдвинул фуражку на затылок, – Ольга, разрешите-ка мне планшетку вашу.

– Старшина, – Никольский услышал в голосе медика звенящую нотку близкой истерики и вскинул на нее глаза, – собственно, по какому праву вы здесь командуете? Я старше по званию, и…

Нефедов на миг замер. Потом протянул руку к планшетке и, глянув в глаза Ольге, произнес какое-то слово. Вроде бы произнес. Сергей ничего не услышал, только губы шевельнулись, и показалось, что вокруг фигуры старшины вспыхнула светлая полоса. Мигнула и тут же пропала, и пропало все вокруг, а потом рядовой понял, что стоит коленями на шершавых досках, зажмурив глаза и низко опустив голову. «Да что такое творится?» – ошалевший Сергей рванулся с колен, и тут же оказалось, что он, как и прежде, на скамье, сжатый плечами соседей, а Степан уже держит в руке карту и что-то говорит.

– …на этом самом месте раньше стояла деревня Новодворово. Вот здесь, на карте, она отмечена. Богатая была деревня, колхоз-передовик. Только карта-то довоенная. Теперь там даже пепелища не осталось, все травой позарастало. Но, – старшина ткнул пальцем в сгиб карты, – позарастать-то позарастало, а лучше не стало. Посредине пепелища – колодец. Целый.

Капитан медицинской службы Ольга сидела с белым лицом и кивала, когда Нефедов во время разговора коротко поглядывал на нее, точно просил подтвердить слова. Еще недавно Никольскому это показалось бы странным, но сейчас и он, не замечая того, кивал, а слова Нефедова прочными кирпичиками ложились в голову.

– И вот что странно, – старшина откинулся на борт и закурил, не переставая водить пальцем по карте, – местного колдуна в Новодворово еще до войны не стало. Помер, и передать силу не успел никому. Ну, от этого крестьяне особо не печалились. Волколаков в этих местах сроду не водилось, на погосте тоже все спокойно было всегда. А как только спалили немцы деревню, так и началось. Окрестные хуторяне извелись все, житья не стало от призраков. Мы-то, конечно, после того, что тут каратели сотворили, чистили эти места еще в войну, да некогда было тогда как следует…

Сергей собрался с мыслями и все-таки посмел возразить, откуда-то на это взялись силы.

– Товарищ старшина. А мы-то там на кой? С бору по сосенке нас собрали, а теперь – призраки какие-то, нечисть…

Нефедов перевел взгляд на рядового. В глубине его зрачков метнулось удивление и тут же пропало.

– Ты, Сергей, вот о чем подумай. Кто-то этих призраков направляет, видно сразу. Гонит оттуда прочь, выпроваживает, чтобы с проклятого места ушли. Да только им уйти нельзя, они или к своему прежнему мертвому двору привязаны, или житья людям не дадут. И нам надо этого «кого-то» найти. Быстро найти, пока он еще смертей не наделал. Ясно? На то вы и солдаты, чтобы приказ выполнить.

– И что, много смертей было? – вопрос задал пожилой старшина, который только сейчас заметил, что самокрутка у него в пальцах давно исчадила и затухла.

– Хватает, – буркнул Степан, – недавно девчонка молодая в лес отправилась после заката. Ворожить на милого хотела, дура, а деда не послушалась. Нашли ее выпитую уже. А до этого еще троих – с пути сбились, солдаты демобилизованные. Заночевали около тех мест…

Ольга хотела спросить еще что-то, но тут старшина пружинисто поднялся.

– Приехали. Так. Всем из машины, строиться на поляне.

После построения старшина приказал проверить оружие, снять автоматы с предохранителя и выстроиться в цепь. Сам он расстегнул кобуру, достал «парабеллум» и загнал в него обойму. Потом повернулся к солдатам.

– Значит, вот что. Операция эта простая, ничего тут шибко сложного нет. Было бы сложное, нас бы с вами сюда не послали, а послали бы специалистов похитрее. Колдун этот тут прячется, больше ему негде, здесь ему проще всего силу поддерживать. Идем и берем. Ясно?

Цепь двинулась из леса на опушку, обходя пни и поваленные деревья.

Новодворово и впрямь было большой деревней. Когда-то было. Сейчас от нее осталось только широкое поле, сплошь покрытое буграми, заросшими лебедой и крапивой. Не уцелело ни единого дома, и посреди этой пустоты совсем неуместным казался совершенно целый колодец-журавель. Даже ведро, прочно окованное железом и совсем не поржавевшее, стояло на краю колодезного сруба. Журавель тонко поскрипывал – угловатый силуэт на фоне серого неба.

Сергей шел в цепи, напряженно, до боли в глазах вглядываясь вперед. Ему казалось, что сейчас откуда-нибудь метнется человек или зверь – и полетят стреляные гильзы, все завертится в суматохе боя. Один только раз он видел, как брали живьем немецкого мага, выкуривая того из бункера под Винницей. Немец, которому нечего было терять, щедро расходовал свою Силу, посылая вперед жутких тварей, созданных из плоти и костей солдат, своими трупами заваливших все коридоры подземного укрепрайона. Они не боялись обычных пуль и тупо бежали вперед, разрывая всех попадавшихся на пути. Тогда бункер забросали гранатами и динамитными шашками. Оглохшего мага, из носа и ушей у которого текла кровь, выволокли из-под земли и тут же, рядом с его убежищем, сожгли, облив мазутом.

Никольский вздрогнул, когда кто-то хлопнул его по плечу, и едва не нажал на спусковой крючок. Рядом шел Степан Нефедов. С виду старшина был совершенно спокоен и даже пистолет держал небрежно, в опущенной руке. Не глядя на рядового, Нефедов спросил:

– Сергей, ты ничего не чувствуешь?

Вопрос был неожиданным и непонятным. Никольский удивленно пожал плечами и уже открыл рот, собираясь ответить, что вроде бы ничего, как вдруг его накрыло. Во рту защипало и стало кисло, будто лизнул батарейку. И сразу же дернуло несколько раз вперед, как за веревочку. Сергей остановился и испуганно поглядел на старшину.

– Да, товарищ старшина, почувствовал. Как будто вон в ту сторону тянет… – он показал рукой вперед, на колодец.

– Понятно. Значит, там, – Нефедов пошел быстрее. Сергей тоже ускорил шаг и спросил:

– А что это, товарищ старшина?

– Понимаешь, – быстро сквозь зубы сказал Степан, – ты до войны кем был?

– На заводе работал, – растерялся Никольский, – а что?

– А то. Ты, когда получку давали, за нее в табеле расписывался? Расписывался. Вот и любой колдун, когда заклятье творит, – вроде как свою роспись ставит. Ни с чем не спутать. Только кроме всего прочего, она еще и указывает на него, пока свежая. А тут, сдается мне, свежее просто некуда. Загибай цепь! – вдруг крикнул Степан и несколько раз выстрелил куда-то. Шагах в десяти кувыркнулась в лебеду какая-то тварь размером с крупную собаку.

– Пугаешь, гад? – прошипел Нефедов. Другая тварь, оскалив зубы, выпрыгнула откуда-то сбоку и ткнулась в плечо Никольскому, едва не опрокинув его на землю. Но не вцепилась, а замерла на месте, как-то недоуменно покачиваясь на тонких паучьих лапах. Щелкнул выстрел, и она осела вниз. Рядовой заметил, как Степан, скривившись в болезненной гримасе, поспешно прикусил зубами висевший у него на шейной цепочке непонятный предмет – похоже, какой-то оберег.

Призраков Никольский не заметил. Только пахнуло смрадным ветром, откуда-то налетел горький туман, но развеялся клочьями у самого колодца. Первым в его черный зев заглянул пожилой старшина, выпустив туда наугад пару автоматных очередей.

– А ну, тихо! – сказал невесть как снова оказавшийся рядом Нефедов, и Сергей, глянув на него, поразился, увидев мокрое и серое от боли лицо, как будто старшину что-то жевало изнутри, но он еще держался.

– Тихо! – повторил Степан и тут же сказал, – ты лучше давай, старшина, сам туда лезь.

«Да вы что?!» – хотел заорать во весь голос Сергей, и тут же осекся, увидев равнодушные лица солдат. Даже Ольга, замершая поодаль с пистолетом в руке, ничего не сказала, слепо уставившись в одну точку. Седоусый старшина молча кивнул головой, бросил автомат, будто бесполезную железяку и вскочил на край колодца. Сергей дернулся к нему – помочь, остановить, но старшина уже камнем рухнул вниз.

Время замерло. Никольский остановившимся взглядом смотрел на колодец – и тут сруб точно взорвался. Вверх полетели обломки почерневших бревен и брызги воды, которая искрящимся фонтаном застыла над головами. А потом из колодца показалась голова старшины, который, вцепившись в кого-то, тянул его наверх, одной рукой держась за цепь журавля.

– Быстро! – окрик Нефедова хлестнул кнутом. – Помогать ему, ну!

Сергей кинулся к колодцу и вцепился в ворот мокрой гимнастерки, вытягивая старшину наружу. Тот с хрипом перевалился за край, и Никольский увидел, что второй, полуоторванной рукой он намертво сжимает за горло кого-то, заросшего черной шевелящейся шерстью, отдаленно напоминающего горбатого человека. И тут же рядовой почувствовал тупой удар в грудь, напротив сердца. Его откинуло от сруба, но другие солдаты уже тянули колдуна наверх.

Никольский поднялся с земли и посмотрел на грудь. Гимнастерка была разорвана, и точно под левым соском торчал длинный железный штырь, пробивший сердце. Но боли не было, и никаких неудобств не было тоже. Сергей попытался было вздохнуть, и тут же понял, что это совсем не обязательно, и что все это время он не дышал. Попытался удивиться или рассердиться, но не получилось, словно все это время чувства, которые он испытывал, были только воспоминанием о них. Зато теперь он помнил – но тоже отстраненно и равнодушно – как поднялся ночью с досок старого блиндажа, превращенного в госпитальный морг, – поднялся он, и с ним еще десяток таких же убитых. Последний резерв зачистки.

Тогда он повернулся, и молча двинулся обратно к куче солдат. Втиснулся между ними и ухватился за холодную мокрую кожу завывающего колдуна.

Степан Нефедов выпустил из губ оберег. Боль уже ушла, больше не раскалывалась голова – видимо, заклятье исчерпало Силу. Он сделал несколько шагов и не удержался – шатнуло. Тогда Степан сел прямо на землю и, не оборачиваясь, сипло приказал:

– Кончайте его.

И зажал ладонями уши, согнулся, весь сморщившись. Не в человеческих силах было выдержать страшный крик колдуна, которого заживо рвали на куски мертвые солдаты. Он не мог причинить им никакого вреда – поэтому кричал и кричал, распадаясь на кровавые части.

Потом вой прекратился.

Нефедов встал. Он облизнул соленые губы и почувствовал вкус собственной крови, которая текла из носа. Старшина размазал ее по подбородку, махнул рукой и повернулся.

Солдаты стояли и молча глядели на него. Они не двигались. Ольга… Федор… Сергей… пожилой старшина… никто из них не шевельнулся и ничего не сказал, когда старшина Нефедов достал из нагрудного кармана тонкую металлическую пластинку со сложными символами. Он сглотнул и криво усмехнулся.

– Ну, вот и все. Жаль, анекдот я вам так и не рассказал. Да это ничего. Благодарю за службу… а Родина не забудет… – И переломил пластинку пополам. Бросил обломки в лебеду и пошел прочь, не глядя, как беззвучным пламенем вспыхивают и исчезают тела.

Грузовик на опушке уже урчал мотором.

9. Круг земной

Метель разыгралась к ночи.

Завьюжило так, что вытянутой руки было не увидеть, – снежные хлопья неслись над землей, хлестали по деревьям, переметая все тропки и дороги. Беда человеку, который в такую круговерть окажется в лесу, далеко от жилья. Пропадет ни за что.

Деревня Грачи словно бы замерла. Даже собаки не перегавкивались, отлеживались по конурам, взъерошив шерсть. Редкие окошки светились сквозь снежную муть – в такую погоду даже сена корове подкинуть, и то хозяину надо набраться смелости.

Но военный грузовик, с кузовом, крытым брезентом, упорно пробивался по заметенной дороге. Рычал мотором, порой буксовал на одном месте. Тогда из-под тента молча выпрыгивали люди, наваливались плечами на мерзлое дерево кузова, выталкивали машину вперед и снова забирались под брезент. К полуночи трофейный «Опель Блитц» въехал в Грачи и замер, почти уткнувшись тупым носом в стену крайней избы.

– Ни черта не видно!

Шофер, молодой парень в черном танковом комбинезоне, матюгнулся и вылез из кабины. Помогая фарам ручным фонариком, он посветил вокруг и похлопал по брезенту.

– Вылезай, приехали!

На голос лениво отозвалась собака – забрехала, зазвенела цепью. Скрипнула дверь, и на пороге избы встал здоровенный мужик в рубахе и подштанниках, с берданкой в руках.

– Кого там черти носят ночью? – громыхнул он могучим басом. Под луч фар вышагнула фигура в черном, отозвалась спокойно:

– Чего ругаешься? Раз носят, значит, надо. Особый взвод, остановимся у вас тут на денек, – жилистый, невысокий мужик, по погонам судя – старшина, поднялся на крыльцо, не обращая внимания на ружье. Волосы на его непокрытой голове трепала вьюга. Хозяин невольно отступил на шаг, а когда глянул на петлицы – крест в звезде, так и вовсе опустил берданку и отвел глаза.

– Охотники? – пробормотал он и посторонился. – Заходите в избу… товарищ старшина. Только тесновато у меня, тут уж не обессудьте. Жена, да трое ребятишек. Да замолкни ты! – это уже выскочившему с лаем псу.

Старшина обернулся в темноту, что-то тихо и неразборчиво сказал подбежавшему шоферу. Хозяин тем временем во все глаза смотрел, как из кузова один за другим бесшумно выпрыгивают солдаты. Подошли ближе, выстроились у крыльца. Все как один – широкоплечие, косая сажень в плечах, и самый малорослый – на полголовы выше командира.

– Разобраться по избам! – приказал старшина. – Саша, машину загони во двор и укрой, как следует, а то с утра не откопаем. Выполнять…

Солдаты мгновенно исчезли в метели. Проводив их взглядом, старшина снова повернулся к хозяину и усмехнулся.

– Не узнаешь, Николай? Понятное дело, давненько я у вас не был. Ну, зови в дом, что ли. Парень я не гордый, где постелишь, там и лягу. – И, не дожидаясь ответа, сам шагнул в сени. Оторопевший мужик повесил берданку на гвоздь и поспешил следом за неожиданным гостем. В избе, при свете керосинки, которую зажгла полусонная жена, он уставился на старшину. Вгляделся хорошенько – и охнул.

– Степан? Ты, што ли? Степан Нефедов?

– Он самый, – военный пригладил волосы и сел на табурет, стягивая сапоги. Потом откинулся на стену и устало прикрыл глаза.

– Дак… это же сколько лет-то прошло? – Николай суетился, озадаченно взмахивал руками. Огромный, он был похож на медведя, который отмахивается от надоедливых пчел. – Ведь в самом начале войны еще…

– Да не мельтеши ты, Коля, – отмахнулся Нефедов, – сядь вот лучше, расскажи, что тут у вас и как?

Хозяин присел на скрипнувшую под ним скамью. Потом спохватился, снова вскочил.

– Степан, так что ж мы насухую-то с тобой разговоры разговариваем? У меня вот и самогон есть, и сало…

– Не пью, спасибо, – покачал головой Степан, – не приучен. Чаю выпью с удовольствием, а если и сахару в него положишь – так и совсем спасибо.

– Наталья! – шепотом, прозвучавшим чуть тише обычного баса, позвал жену хозяин. – Чайник поставь!

Его жена молча повозилась у печки, вздула огонь, поставила объемистый чайник и снова ушла в другую комнату, даже вроде бы и не глянув в сторону ночного пришельца. Нефедов улыбнулся.

– Хорошая у тебя хозяйка, Николай, нелюбопытная.

– Э! – махнул рукой мужик. – Ты не смотри, что слова не сказала. Завтра вся деревня знать будет, что ты вернулся. Баба же, сам понимаешь…

– Пусть говорит, – Нефедов думал о чем-то другом. Он рассеянно погладил кота, который мявкнул и перевалился на другой бок. Спросил: – Так значит, в Грачах спокойно все?

– А что здесь сделается? Всю войну тишина была. В начале, говорят, тоже. Да что я тебе рассказываю-то? Я как на пятый год по ранению комиссовался, сразу в председатели сельсовета и попал… Так и живем.

– Председатель сельсовета? – хмыкнул Степан. – Ишь ты. И в лесах спокойно?

– Так ведь ваши-то, Охотники, здесь в войну не один раз проходили. Тишь да гладь, – Николай помялся нерешительно, а потом все же спросил: – Слышь, Степан, вы-то сюда по заданию, или как?

– Или как, – отозвался Нефедов, снимая кипящий чайник, – или как. Постоим тут у вас сутки, отдохнем, метель переждем – и дальше поедем. Здесь нам делать нечего.

– Ну и слава богу, – Николай заметно повеселел, видно было, что разом успокоился и ободрился. – И то верно – что вам здесь делать-то? Но, однако, нагрянул ты, Степан, нагрянул… Кто бы и знал, что ты живой? Ведь даже Татьяна не верила.

Он осекся, увидев, как Степан медленно поставил жестяную кружку на стол. Молчали долго. Потом старшина провел ладонью по лицу, словно смахивая что-то, и глухо спросил:

– Она здесь?

– Жива-здорова, – растерянно сказал Николай, виновато сутулясь на табурете, – как раньше одна была, так и сейчас.

Нефедов поморщился, как от сильной боли, и встал. Он сильно побледнел и теперь какими-то медленными, неуверенными движениями обхлопывал себя по карманам. Все-таки нашел коробку папирос, потоптался на половике и как был, босой, вышел в сени. Через пару минут Николай вышел вслед за ним.

– Степан… Ты чего? Что стряслось-то?

– Она что, замуж так и не вышла? – спросил Нефедов, в темноте жадно затягиваясь «Казбеком». Красный огонек на конце папиросы разгорался и угасал с легким треском.

– Вон ты о чем… Да нет. Женихи к ней сколько раз приезжали, а она им – от ворот поворот. Девка-то видная была, да и сейчас в самом цвете. А не идет замуж и все. Наотрез отказывает всем. И отец ейный понять не может – отчего так? Как-то раз выпил он, обозлился, и на нее с вожжами попер. Поучить хотел дочку. Мол, вышибу дурь из головы! Так она руку ему перехватила. И говорит – если еще раз такое случится, уйду и только ты меня и видел. Старик вожжи бросил, поругался еще для порядку, да тем и закончилось. Все ж таки любит он ее, дочка ведь.

– Понятно, – окурок зашипел и погас в снегу. Степан захлопнул дверь. Пурга уже успела нанести снегу на порог.

– Ладно. Утро вечера мудренее. Коля, ты постели мне где– нибудь, устал я как собака.

Вскоре хозяин уже могуче храпел в соседней комнате. А вот Степану Нефедову, лежащему на полу под тощим одеялом, не спалось. Не от холода – протопленная печь исправно грела, да и не боялся старшина никаких морозов. Он ворочался с боку на бок и вспоминал, прогоняя от себя сон.

Осень сорок четвертого года выдалась жаркой. Долго стояло бабье лето, и еще даже в октябре казалось, что до зимы далеко.

Только вот лесные пожары не давали продохнуть. Горький дым стелился над проселками, забивался в дома. Горели торфяники в Прилогах, у Артузовских карьеров, под Коммунарами и Чернодольем. Грачи стояли в стороне, и гарью их не задело.

Но потом пришла беда пострашнее.

Один из сельчан, который забрел далеко в лес, нашел на дереве парашют. Купол висел высоко, прочно надевшись на острые, как пики, сучья старой сухой липы. Под ним болтались резаные стропы. Парашют был немецким, но вот что интересно – следов того, кто эти стропы обрезал, спрыгнул и ушел, на влажной земле не оказалось. Только еле заметный отпечаток ноги. Хватило и этого – местный лесничий, Федор Марков, мужик битый-перебитый жизнью, прошедший и суму и тюрьму, один лишь раз глянул на примятую глину и сразу помрачнел.

– Альв, мужики, – сказал он сквозь зубы. – Черный альв, не наш.

А когда собравшиеся стали галдеть, спрашивая, с чего он так решил, Федор зыркнул на них свирепо и снял с куста шиповника кожаный ремешок с непонятными мудреными узлами на нем. Кинул приезжему из района уполномоченному, который с досады в душу бога мать выругал своих солдат, прохлопавших такую вещь. Вязка и точно, была альвовская – такими они обозначали количество ими убитых.

– Ты не подумай, лейтенант, что этот шнурок черный здесь просто потерял. Нарочно он оставил, чтобы презренье свое показать к нам, людям: мол, сроду не поймаете, сколько не ищите, а вот я вам дам хлебнуть… Так что помяните мое слово – крови будет много.

Уполномоченный с командой, расквартированной в Прилогах, обрыскал все леса, да только немецкий диверсант как сквозь землю провалился. А кровь не заставила себя долго ждать.

Ночью перед самым рассветом в Прилоги пришли гули.

Откуда взялась эта нечисть, самая страшная, болотная – гадать не приходилось. Они шли и шли, подгоняемые неслышным черным приказом; возникали на лесной опушке, как будто вырастая из земли. Серые, сгорбленные, с бесформенными черепами, обтянутыми жесткой шкурой, с отростками позвонков, торчавшими на спине. Гули были повсюду, и деревенские только успели похватать кто вилы, кто ружьишко – но уже было поздно и все кончилось быстро. Спастись удалось только двум мальчишкам, выпасавшим в ночное лошадей. Появившиеся утром соседи из Чернодолья не нашли деревни. Дымились, догорая, избы и повсюду – на траве, на земле, на расщепленных бревнах – была кровь. Брызгами и целыми лужами. От самого городского лейтенанта, форсившего перед деревенскими девчатами в хромовых сапогах и новенькой форме, осталась только офицерская планшетка, да пистолет с расстрелянной обоймой. А от ночных тварей на солнечном свету остались только дотлевающие кости.

Страх сгустился над лесами. И был этот страх неистребимым, смертным, заставлял бледнеть даже отживающих свое стариков. Война, которая шла где-то там, далеко, достала и до этих мест.

Тогда сверху тяжким молотом бахнул приказ – сельсоветам не предпринимать никаких действий! ждать! не паниковать! И уже через три дня в Грачах высадилась новая команда. Вел ее спокойный, как камень, старшина. Мужики из района поглядели на него и недоверчиво закачали головами – морда самая что ни на есть рязанская, шрам на щеке, росту среднего. Разве ж такой справится?

Степан хорошо запомнил тот день. Едва его взвод попрыгал в дорожную пыль, как на них всем скопом налетели ревущие навзрыд бабы, с воплями и причитаниями мельтешившие перед глазами. Еле выдравшись из их цепких пальцев, Степан облегченно вздохнул, дал команду разойтись по хатам, а сам отправился в сельсовет.

Уже издалека, подходя к избе, над которой бился по ветру линялый красный флаг, старшина с удивлением услышал переборы гармошки. Мужской голос выкрикивал частушки, в которых через слово – мат-перемат. Нефедов подошел ближе и увидел, как две бабы тянут за рукав пиджака рослого детину, пьяного в дугу и напрочь расхристанного. Красная его рубашка, по всему видать, недавно купленная, была разорвана на груди и вымазана грязью. Парень отмахивался от настойчивых уговоров и продолжал орать похабщину.

Потом он швырнул трехрядку на землю и подобрал валявшийся на дороге камень. Не успели бабы и охнуть, как в доме напротив, с голубыми ставнями и заросшим палисадником, зазвенело выбитое стекло. Детина победно выматерился и замахал кулаком.

– Танька! Вот тебе, стервь такая! Чтоб знала, кому отказываешь! – надсадно проорал он. Потом схватил было другой булыжник, но тут же охнул и выронил его, потому что рука словно попала в тиски. Рванулся, но без толку. Нефедов, не спеша, разжал его пальцы и вынул из них камень.

– Тебя самого по пустой голове этим бы камнем приласкать, – сказал он, – чтоб сквозь дырку мозгов чуть-чуть добавилось. Да только боюсь, последние утекут.

– Ты еще кто такой? – оскалился детина. Думал он недолго и сразу замахнулся, чтобы ударить непрошеного заступника кулаком – в лицо, сразу наверняка, чтобы потом затоптать сапогами.

Промахнулся.

Степан чуть отклонился вбок и приласкал буяна ударом открытой ладони в лоб. Вроде бы и не сильно двинул, но в воздухе мелькнули грязные сапоги, и парень всем своим немалым весом грянулся об землю. Не успел он прийти в себя, как старшина поднял его за ворот, как щенка. Чувствуя на шее твердые, будто деревянные, пальцы, парень присмирел и стоял теперь на коленях, мотая лохматой головой.