Текст книги "Брайтон бич авеню"

Автор книги: Андрей Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

ИЗ ЖИЗНИ БОРИ КЛЕЙНА

На новую свою службу у Фридмана Борис не сетовал. Выполнял обязанности телохранителя и шофера, когда хозяин выезжал на встречи и переговоры, бегал по многочисленным поручениям.

Зарплату шеф платил исправно, эксплуатировал Бориса в меру, оставляя ему свободное время и на халтуру в такси, и на массаж прихожан синагоги, и на подворачивающиеся гешефты.

От синагоги Боря не отрывался. К религии надо поближе, не уставал повторять он.

Двух котов, оставшихся от недопоставок в Вирджинию, сплавил набожной одинокой тетке Иосифа, к радости жены Риты, страдавшей от кошачьей шерсти аллергией, и жизнь вошла в стабильную наконец-таки колею. Однажды, о чем Боря впоследствии сильно переживал, он даже заплатил доллар за проезд в сабвее, ибо заходить с выхода почему-то стало лень, да и глупо признаться – неудобно…

Со вторым порученцем Фридмана Аликом Бернацким Борис быстро нашел общий язык, и неудивительно: роднили их одинаковый строй мыслей и аналогичные задачи. Кроме того, на пару с Аликом даже халтурили: возили новичков на своих автомобилях на экзамен по вождению в Конарси, Ред-Хук, зарабатывая по тридцатке с носа; выкрасили за двести долларов фасад синагоги, загнав часть краски налево, а в праздничной суете во время благотворительного ужина сперли из той же синагоги ковер, хотя зачем – неясно.

После раздумий ковер разместили в подвале дома Фридмана, где Алик обитал.

Кроме того, в штате Нью-Йорк официально разрешили просить милостыню, и каждый вечер приятели, надев джинсы, кожаные куртки, перчатки и темные очки, уходили в лабиринт сабвея, нагло окружали одиноких жертв, и зверским голосом Боря просил подаяние.

Жалких смердящих наркоманов, клянчивших свои центы, парочка не напоминала, да и запрашивала минимум десять долларов. Грабеж под видом официально разрешенного нищенства проглядывал очевидно, но, может, именно поэтому отказов приятели не получали.

Деньги отдавала даже отчаянная шпана из Гарлема, вмиг оценивая Борину мускулатуру и стальную интонацию его голоса.

– С ними, американцами, надо строго, – удовлетворенно говаривал Борис Алику, разглаживая очередную купюру.

Брайтон с его обитателями интересовал Борю все меньше и меньше. Этот спрессованный мирок провинциальной еврейской эмиграции, жившей своими грошовыми сплетнями, доносами друг на друга в ФБР, скаредностью и мелким бизнесом, наскучил ему.

Растительное существование удачливых владельцев лавчонок уже не привлекало, хотя, по убеждению ветерана Брайтон-Бич Адольфа Бернацкого, были среди этих обывателей – ой, какие пираты и аферисты. Но Америка жестоко поставила их на стези праведные. А кто не захотел, погиб либо в тюрьме, либо от пуль. Остальные же, прикинув, что к чему, решили жить серо, но честно.

Исключение в данной среде по уровню серьезного бизнеса являли собою немногие, такие, как Фридман, но мелочами эти парни не занимались и бензин водой, подобно мелким жуликам не разбавляли.

Они перепродавали этот бензин танкерами из одной страны в другую, зная, у кого купить и кому продать.

Данной науке Боря тоже крепко надеялся выучиться. Не обходилось у Бориса и без неприятностей. В частности, привелось как-то столкнуться на улице с мистером Каталино, причем сеньор бросился на Борю с кулаками, и из сложной его итало-английской речи Борис уяснил, что тот здорово на котах прогорел. И если бы не был лыс, то, наверное, поседел бы от горя. Предъявленные же претензии заключались в том, что службу Боря оставил, никого не информировав о своих намерениях, более того – забыл, уезжая, выключить на кухне газовую плитку, и оставшиеся без присмотра животные, видимо, резвясь, скинули с полки в горящее пламя какую-то склянку с растворителем…

Дом в Вирджинии развеялся дымом… На текущий год застраховать дом итальянец не успел, и урон составил около миллиона долларов. Бывший босс крыл Борю беспомощным английским матом и даже ткнул его кулаком в грудь, на что Боря сгреб Каталино за рубашку, оторвал от земли и приставил к носу его большой автоматический пистолет, благо лицензию на ношение оружия Фридман ему выправил.

– Если, сука, тронешь меня еще раз своими вонючими лапами,

– очень четко перевел Боря русскую свою мысль на английский, – проглотишь пилюлю из этой вот погремушки.

Итальянец, скосив оба глаза к стволу пистолета, вжатого ему в кончик носа, прохрипел злобно:

– О'кей…

На том эпопея с мистером Каталино закончилась.

Войдя же в свой дом после инцидента на улице, Боря застал там страшно взволнованного Иосифа. Чудесным образом оперируя тремя своими сакраментальными фразами и разрозненными русскими и английскими словами, тот поведал, что два кота, презентованные его тетке Борисом, сыграли в судьбе Иосифа роль внезапную и зловещую.

Одинокая тетя, располагавшая миллионом на счету в банке, очаровалась котами, возлюбила их более всего на свете и в итоге переделала завещание, отписав будущий миллион Иосифа в наследство хвостатым.

Иосиф стонал и хрустел зубами. Отмахнувшись от него, Боря устало присел в кресло, включив телевизор. Шла трансляция судебного заседания: судился сосед с соседом по поводу того, что собака, принадлежащая первому, регулярно гадит напротив дома второго. Истец требовал сто тысяч за нанесение морального ущерба от ответчика. Собака – в роли не то свидетеля, не то обвиняемого – тоже присутствовала на процессе, как того требовали юридические нормы.

Боря зевнул: все же эти иностранцы с их нравами…

Иосиф усилил стенания.

– Ключи от дома тетки достанешь? – спросил его Борис, переключая программу. – Труда не составит, надеюсь?

– Ты прав… – отозвался Иосиф напряженно, оборвав скулеж.

– Ну и увозим котов! Тоже… биг дил![11]11
  – Большое дело! (англ.)


[Закрыть]

Из дальнейших звуков, изданных Иосифом, последовало, что на сей раз Борис не прав категорически. Если с котами что-либо случится, подозрение наверняка падет на племянника, нужен иной выход из ситуации. И если такой выход Боря найдет, десять тысяч наличными Иосиф выплачивает ему без промедления.

Помочь Боря пообещал, но просил не торопить его по причине крайней занятости. В самом деле, в последнее время он постоянно отлучался в Канаду, где Фридманом затевалось неплохое мероприятие, в котором в качестве подручных участвовали за приличные гонорары как Борис, так и Алик.

На берегу океана возводился шикарный кооперативный дом с огромными квартирами… Дивный морской воздух, зеленый район, удобное сообщение с центром…

Проекты квартир от одной до четырех спален впечатляли. На землю, отведенную под строительство, желающие могли взглянуть – туда ходили специальные микроавтобусы.

Был оборудован и офис, где принимались заявления. Цены на квартиры тоже впечатляли доступностью: всего за сто пятьдесят тысяч канадских долларов покупатель получал светлую обитель с тремя спальнями, ковровым покрытием по своему вкусу, морозильной камерой и микроволновой печью. Холодильник, газовая плита и другая мелочь входили в стоимость контракта. В холле дома предусматривался даже фонтан с зеленой декоративной лужайкой. Стены холла – мрамор с инкрустациями.

В офисе, расположенном в престижной части города, шла активнейшая работа.

Разносили пепси-колу и кофе длинноногие секретарши, составляли договоры, зарывшись в бумаги, холеные адвокаты, колдовали на компьютерах операторы, а бухгалтерия принимала деньги. Народ шел валом. Уже давались взятки до трех тысяч, чтобы «попасть».

Боря и Алик крутились в деле на пятых ролях, но, в отличие от секретарш и адвокатов, истинную цену предприятия, являвшего тонкую аферу, знали куда как лучше.

При поступлении последних вступительных взносов деньги из банков изъялись, уместились в компактный саквояж, и под охраной двух «бьюиков» Алик и Боря пересекли на «мерседесе» Фридмана канадскую границу, направившись в Нью-Йорк.

По пути они неустанно восторгались отвагой и умом хозяина.

Впрочем, вскоре газета одного из городов западного побережья уже печатала объявление:

«Семга-корпорейшн» предлагает: Заказы к рождественскому столу. Икра черная, балык, икра красная, лосось…»

Заказ стоимостью в сто долларов по магазинным расценкам обошелся бы покупателю во все триста, и потому спрос на предложение «Семга-корпорейшн» оказался бешеным.

За три дня до Рождества подставной человек Адольф снял деньги со счета «Семги» и принес их Боре, получив три тысячи вознаграждения.

Так Боря учился у Фридмана.

Между тем Иосиф являлся каждодневно, бился в истерике, грозился нанять нищих китайских иммигрантов-нелегалов, убивавших кого угодно всего за двадцатку, и Боре пришлось переключиться на оказание помощи ювелиру, задействовав в качестве исполнителя опять-таки Алика.

Когда старуха отлучалась из дома, Иосиф с включенной рацией вставал «на стреме» у подъезда, а Алик злодействовал в апартаментах миллионерши, веником гоняя котов по углам.

Движения веника согласно инструкциям мичуринца Бори носили строго крестообразный характер.

По истечении недели такой дрессировки Алику достаточно было поднять руку, чтобы коты в ужасе карабкались на стены.

После проведения генеральной репетиции наймит Алик с постным видом заметил в синагоге тетке Иосифа, что, будучи человеком искушенным, обязан открыть ей нехорошую новость.

– Что такое?… – обеспокоилась тетка.

– В вашем доме обитает зло, – замогильным голосом произнес Алик, усердно проворачивая в памяти зазубренный английский текст.

– Зло?

– Да-да. И оно съедает вас, – продолжал Адольф, скрипя зубами плотоядно. – Вы ведь стали себя неважно чувствовать в последнее время? Взять хотя бы проблемы с желудком…

Старушка действительно с недавней поры мучилась поносами, ибо Иосиф и Алик обильно подмешивали ей в сахарницу сильнейшее слабительное.

– Но дома у меня никого нет, – возразила старушенция. – Я одинока!

– Две злые силы, – вещал Алик, – два исчадия…

– У меня только котики. Два милых котика…

– Их надо посмотреть. – Алик поднял палец.

Далее старуха действовала согласно рекомендациям доброхота Адольфа.

Голодные коты, вылезшие встретить хозяйку, замерли, узрев ее в нехорошей компании превосходно знакомого им мучителя, но, как и было рассчитано, бежать не собирались, уповая на авторитет заступницы.

Дрожащими перстами старая женщина, внемля указаниям Алика, начертала в воздухе крест.

Узрев знакомое движение, сулящее неприятности, коты, пробуксовав когтями по паркету, словно бы испарились в некоем нуль-пространстве.

Старуха колом пала в длительный обморок. В последний момент падения тело ее подхватили заботливые руки племянника Иосифа.

Котов спешно возвратили Борису, а следующим вечером радостный ювелир, на чье имя вновь было переписано завещание, расплачивался со своими спасителями.

Две тысячи как исполнитель получил Алик, Борису же, как автору гениальной идеи, причиталось восемь.

Вечер в складчину провели в бразильском кабачке «Кабана Кариоко» неподалеку от Таймс-сквер. Пили пиво, ели экзотические бычьи хвосты в кисло-сладком соусе, жаренных в оливковом масле креветок и – восхваляли Америку.

– Настанет день, – говорил Боря, – куплю себе виллу и установлю на лужайке мачту с флагом. Как патриот. И каждое утро буду его на веревке… Вот так!

– Ты прав! – кивал Иосиф, обгладывая костяшку хвоста.

На текущий момент Алик тоже испытывал любовь к Америке и даже намекнул Боре, что на место в подвале будущей виллы после всего совместно пережитого он уже рассчитывает, причем как на бесплатный вариант, и в свою очередь согласен бесплатно поднимать вместо Бориса звездный флаг полосатый, и это не секрет…

Алик уже всерьез уверился в Бориной хватке и в светлом американском будущем своего приятеля.

Разъехались за полночь. Иосиф укатил по какому-то позднему дельцу в Куинс на такси, Боря и Алик, не изменяя привычкам, вошли с выхода на перрон сабвея, игнорируя гневные восклицания, доносившиеся из будки кассира, ибо высунуться из будки кассир бы все равно побоялся, полиция поблизости не ошивалась, а поезд уже подходил к станции.

В пустом вагоне на них напали грабители.

Испугавшись, Алик полез в карман, не отводя застывшего взгляда от нацеленного в него ножа с широким лезвием, но Боря, сверкая неистовыми очами, с напором заорал:

– Мы рашн! Ноу мани![12]12
  Мы русские! Денег нет! (англ.).


[Закрыть]

Грабители недоуменно переглянулись, оценили атлетическую фигуру Бориса, его патологическое нежелание платить и – отстали, выйдя на следующей остановке.

– Один в Бруклин не поеду, – заявил, несколько успокоившись, Алик.

– Ну, тогда давай ко мне, в Бронкс, – согласился Борис. —

Постелю на кухне.

По пути в Бронкс Алик поведал Боре историю о своем незадачливом круизе и о бриллиантах Фридмана, представляющих собой невероятное состояние.

Боря, как всегда, соображал быстро. Сегодня же он напишет письмо Мише Аверину, а завтра депеша с оказией уедет в Москву.

Оборотистый дружок наверняка озаботится проблемой изъятия у Фридмана-младшего этих замечательных камушков. А чтобы к тому имелся ополнительный стимул, Боря попросил прислать Мишины фотографии. Цветные, в фас. Образцы присовокупились к депеше.

А через недельку получит друг Мишель отлично сработанный умельцем американский паспорт с именем реального человека и со своей физиономией… И уж с таким документиком вполне сможет добраться он в город Нью-Йорк из третьей страны. Стимул!

Благодетель Фридман-старший при успешном завершении операции оказывался сильно пострадавшей стороной, но Боря утешался прочно усвоенным принципом американской деловой жизни: мол, ничего личного, просто бизнес… Или, как говаривал темный Иосиф: что я могу сделать?

МАРИНА АВЕРИНА

После разговора с братом Марина всерьез призадумалась. То, что предлагал Михаил, пугало, но и притягивало. В обещанное лживым и меркантильным родственничком вознаграждение ей не верилось, а потому возникла идея перехватить инициативу.

По средам Фридман ужинал в «Пекине» со своими прихлебателями и охранниками, и как бы случайная встреча произошла в этом дорогом ресторане, пародирующем экзотический блеск Востока, в устоявшейся здесь в последнее время атмосфере полубогемной-полупреступной злачности. Как и рассчитывала Марина, Валерий подошел к ней сам, поклонился шутливо, но и корректно, явно не претендуя на приглашение присесть к столу, где, помимо Марины, находилась еще одна дама, представившаяся Фридману под именем Джейн.

– Присаживайся, Валера, – произнесла Марина беззаботно и дружелюбно. – У нас тут девичий ужин… Показываю нашей американской гостье островки более-менее цивилизованной жизни в столице дикарской страны…

– Какая же я гостья? – мягко возразила Джейн. – Я… своя.

И с туристами прошу не путать… Я здесь живу.

– Живешь… Ирреальной жизнью. – Марина кивнула одобрительно Фридману, потянувшемуся к бутылке с шампанским, чтобы наполнить бокалы дамам. – С кредитными карточками, под крышей посольства, с казенным «вольво»… – В сторону Фридмана она как бы и не с отрела, но реакцию его отслеживала цепко.

Пока все шло безукоризненно, и Валерий, конечно же, в полной мере оценил и манеры Джейн, и ее типичный англоязычный акцент, косметику, прическу, кольца от западных ювелиров…

Ни малейшего намека на то, что Джейн – Мавра, одна из бандерш Марины, подруга ее и компаньонка, в очередной раз прибывшая по своим делишкам в Москву.

Мавра была замужем за англичанином, несколько лет прожила в Чикаго, язык выучила великолепно, да и во всем, чем занималась, как Марина заметила, проявляла добросовестнейший и тонкий профессионализм. Именно ей отводилась главная роль в операции с бриллиантами Фридмана.

От Валерия последовал естественный вопрос.

– Вы… в том смысле… – оглянулся на Марину, – работаете в посольстве?

– Да, – отозвалась Джейн нехотя. – Перебираю бумажки.

Одна из сотрудниц посольства действительно носила имя, присвоенное на сегодняшний вечер международной аферисткой, знакомой Марины еще со школьных лет.

Выпили шампанского, Фридман извинился, ушел к своему столику, где около часа беседовал с различными людьми – подходящими и уходящими, а после, оставив остатки ужина своре охранников, вновь вернулся к Марине с двумя бутылками великолепного итальянского вина, купленного в соседнем с «Пекином» магазине.

– Позвольте, девочки?

Девочки, что же, позволили…

Началось шоу, через горящие обручи прыгали ловкие китайцы, демонстрировались схватки с палками и мечами, мелькали бедра танцовщиц в мигающем разноцветье бликов, а за столиком у входа в ресторан шел непринужденный разговор двух дам и одного джентльмена…

– Домой не скоро собираетесь? – спрашивал Валерий у Джейн.

– Должна улететь через неделю дней на пять…

Реальный прототип и в самом деле отбывал на родину в краткосрочную поездку, и этот факт Фридман мог проверить по компьютеру.

– А я тоже вскоре в ваши края собираюсь.

– Командировка? – В голосе Джейн промелькнул интерес.

– Нет, эмиграция…

– Уже прошли интервью?

– Давно. Но надо утрясти кое-какие дела, отправить контейнер…

– О, с контейнерами, я слышала, колоссальная проблема.

Очередь на годы.

– Справимся, – сказал Фридман. – Пусть это будет моя самая большая проблема в жизни.

Когда заиграл оркестр, он пригласил Марину на танец.

– Слушай, – прошептал, склонившись к ее плечу. – Говорю вполне серьезно: несмотря ни на что, наши отношения не закончены. Однако это – лирическая сторона дела, о ней позже…

И ее, кстати, я без лишних слов подтвержу поступками. А теперь ответь: она, Джейн, ну… нормальная баба? В смысле, по делу…

– Вполне. Девочка тоже крутится…

– То есть?

– С иконками я ей помогаю, с антиквариатом… Картины ее интересуют, Фаберже…

– А как с провозом?

– Очень стойкий дипломатический иммунитет, понял, дорогой?

– А… поговорить на такую тему?

– Не знаю. Она не из тех, кто за все хватается.

– А ты объясни: не фуфлыжники с ней дело иметь будут…

– Валера, сейчас все пошли крутые дальше некуда, сам знаешь. Ну… поговорю. Только о чем?

– Камушки.

– Спрошу. – Марина равнодушно повела плечами.

– И учти, – Фридман помедлил, закусив губу, – твои они, камушки. Сам тебе их отдам под полное доверие. И в Америке – если не поносишь их, то на них поживешь…

– Милый… – Она поцеловала его в щеку. – Что с тобой?

Шампанское в крови играет? – Участливо заглянула в глаза. – Или впрямь любовь? Но что есть любовь? Это – переоценка сексуального порыва. А может, неуклюжая ложь? – Закрыла пальцами его губы. – Не надо. Ни камушков, ни слов… Просишь – поговорю.

Ресторанный вечер отгремел, Фридман, проводив дам, пожелал им и себе скорой встречи и – не ошибся: встреча состоялась через два дня – короткая, деловая, в суете будничного дня, на Ленинградском шоссе, в машине.

– Мне необходимо вывезти пакет, – сказал Фридман. – В нем ценности. В аэропорту Нью-Йорка вас встретят. Во сколько мне встанет такая услуга?

– Пять тысяч, – без запинки ответила Джейн. —

Американскими долларами, вперед. Не знаю, что в пакете, но наверное, там не деревенская иконка… В любом случае стоимость содержимого меня не интересует, равно как и меньшая сумма гонорара.

– Одобряю вашу точку зрения, – кивнул Валерий. – Правда, пять тысяч…

– У меня масса предложений, – перебила его Джейн. —

Смотрите сами.

– Где вам передать пакет? – спросил Фридман.

– Серьезный вопрос… – озадачилась Джейн. – Мы должны встретиться чисто… Без хвостов. Я… все объясню Марине. И пожалуйста, не таскайте в тот день своих людей с собой.

Наоборот – пускай они обеспечат нашу пропажу из чьего-либо поля зрения, если таковое имеется… Мне вас грабить резона нет, как понимаете…

– Судя по компьютеру, – сказал Фридман, – а вернее, по дате вашего вылета, время у нас еще имеется, детали продумаем.

– Проверочка? – безучастно усмехнулась Джейн.

– Так, баловство, интереса ради…

– Валерий, – произнесла Джейн строго и доверительно. – Вы сознаете, что о ваших проверочках может стать известно иным проверяющим иностанциям? Затем. Я заинтересована в вас не менее, чем вы во мне. Мне необходимы ваши связи здесь, в Союзе.

А вам – мой статус. Так что не тряситесь за свой пакет, хотя бы в нем и сокровища всего мира…

Она крепко, по-мужски пожала руку Фридмана и, сев в машину с дипломатическим красным номером, укатила прочь.

С нею уехала и Марина, заплатившая за изготовление этого номера рукодельнику-кустарю изрядную сумму.

А Фридману очень хотелось, чтобы Марина сталась, очень…

Впрочем, успокоил он себя, объясниться – успеется. К тому же сегодня тяжелый день, беготня… Слов-то нормальных не подберешь, мозги набекрень… Нет, иссушивают все-таки денежки и душу и мышление, коробят их, как наркотик…

– Думаешь, клюнет? – спросила Марина подругу.

– Знаешь… – Та задумчиво затянулась длинной тонкой сигаретой. – Я однажды видела… Комары летят на утюг. Инстинкт слеп.