Текст книги "Проститут"
Автор книги: Andrew Лебедев
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
3.
Элла Семеновна была женщиной строгих убеждений.
Именно эти строгие убеждения, образующие единую парадигму ее мировоззрения, и помогали Элле Семеновне в трудные минуты. А трудных минут было ой как много! Это ведь только со стороны всем кажется, что жизнь небожительницы из Останкино – это сплошной сахар. А на самом то деле… Ведь в этом мире, где все усиленно толкаются локтями за место у кормушки, все идет в ход – и зубы, и кулаки, и элементарная подлость, и тонкие интриги…
Элла Семеновна сама была мастерицей тонких интриг. И скольких выскочек она сама на своем пути подсидела!
Однако всегда успокаивала себя тем, что на откровенные подлости и на гадости вроде откровенной клеветы или, упаси Господи – найма киллеров, как это тоже случалось в их среде, она никогда не опускалась.
Была она мстительной или злопамятной?
Пожалуй, нет.
Могла и простить, могла и помиловать.
Одного не позволяла ее строгая организованность, благодаря которой Элла Семеновна и сделала свою карьеру – сама, без высокопоставленного мужа и без высокопоставленных родителей… Сделала свою карьеру именно благодаря строгим убеждениям, что во всем нужен порядок, особенно в собственной голове… Итак…
Итак, могла и простить, могла и помиловать, но никогда… Никогда не могла ничего и никому забыть. Потому что в голове Эллы Семеновны был идеальный порядок.
А отсюда порядок был и в делах, и в личной жизни.
Поэтому Элла Семеновна ничего Бальзамову и не забыла.
***
Тяжел, труден и горек путь падения.
Но тому, кто не испытал этого, трудно понять, как сладок путь возвращения в блистательный мир.
После того как Эллу Семеновну уволили из "Интер-Медиа", у нее на нервной почве открылась язва желудка и ей пришлось ехать в Карловы Вары. Пить водичку, принимать грязевые ванны, лежать в кислородной барокамере…
Подлечилась, вернулась на Москву, стала работать в фирмочке – не престижной и не денежной, но работа есть работа. Надо жить, надо зарабатывать. Мужа и богатых родственников у Эллы Семеновны не было. Была только хорошая организованность в голове и воля к жизни.
И еще у Эллы Семеновны было сильнейшее убеждение в том, что никакие достоинства не остаются незамеченными, и что рано или поздно снова придет ее черед.
И действительно, ее время пришло.
Он пришел в лице Володи Миллер-Добрянского – нового генерального директора восточного отделения "Вис-Кола-Брайт".
– Элка, ты чего там киснешь в какой-то дыре?
Звонок Володи, с которым Элла Семеновна не виделась со времен своего ухода из "Интер-медиа" был неожиданностью.
– Я не в дыре, я на даче у подруги, – ответила Элла Семеновна.
Сердце ее забилось, чувствуя пермены. Недаром ей позавчера в ночь с четверга на пятницу снилось, что она лезет наверх на крышу по пожарной лестнице! Именно наверх… А это к неожиданному взлету в карьере, она про это даже специально в соннике Миллера поглядела.
Володя не из тех, кто звонит просто так – поболтать со старой подругой. У Миллер-Добрянского каждая минута расписана.
– Слушай, Элка, у меня для тебя срочный разговор есть. Можешь приехать сейчас ко мне в Жуковку? – спросил Володя.
– Сейчас? – переспросила Элла Семеновна, прикидывая в уме, сколько часов потребуется ей для того, чтобы выехать на ее скромном "ниссане" сперва с Ленинградки на МКАД, потом по МКАДу до Минского или до Рублево-Успенки… Часа три… – Сейчас я никак не успею, я под Клином на даче…
– Ладно, я за тобой вертолет пошлю, – секунду подумав, сказал Володя. – Ты уж сама только доберись до Ленинградки, где выезд из Клина. Там через пол-часа тебя будет ждать вертолет, пилот с тобой по мобильному свяжется, лады?
Вертолет?
Такая спешка… Да еще и с субботу…
Элла Семеновна теперь абсолютно не сомневалась в том, что разговор с Володей Миллер-Добрянским окажется для нее самым что ни на есть благоприятным.
И не ошиблась.
Свою машинку "ниссан-примера" Элла Семеновна оставила возле поста ГАИ. На дежурившего там майора огромное впечатление произвели и севший неподалеку вертолет с надписью "Россия" на борту, и красивое удостоверение, что показал ему подошедший к посту ГАИ штурман вертолета.
Машину Эллы Семеновны даже любезно пообещали пригнать в Москву и доставить по нужному адресу.
Вертолетом в Жуковку Элла Семеновна до этого не летала.
С высоты вторая и настоящая столица нашей Родины выглядела, как пригороды какой-нибудь европейской столицы вроде Парижа или Брюсселя. Двух– трехэтажные дома под аккуратной зеленой или красной черепицей, сады, в каждом саду бассейны, дорожки из желтого кирпича, зеленые газоны и снова бассейны и дома, дома, дома…
Au dessus des maisons.
Au dessus des rayons,
Y a plus beaucoup d'attraction… (нужна сноска с переводом!) Про себя пропела Элла Семеновна куплет из любимой французской песенки.
– Как у тебя тут все серьёзно! – с одобрением и даже с восхищением сказала она, выйдя из вертолета и инстинктивно пригибаясь под крутящимся ротором винта…
Она протянула руку вышедшему ей навстречу Миллер-Добрянскому.
На Володе были несерьезные белые шорты, белый колониальный мундирчик на голое тело и цветастый шелковый платок вокруг шеи.
– Познакомься, Элла, это господин Ван-дер-Хаальсен, мой партнер и товарищ.
Элла улыбнулась, веснушчатый худой белобрысый дылда, представленный как Ван-дер-Хаальсен, поклонился и поцеловал ей руку возле запястья.
Прошли к застекленной беседке возле открытого бассейна.
– Виски, кофе, сигару? – спросил Володя.
– Non, merci, – ответила Элла Семеновна, – ты ведь не ради кофе меня сюда вертолетом привез.
– Да, это точно, – ответил Миллер Добрянский.
С Володей Элла когда-то вообще почти с нуля начинала всю эту рекламную индустрию на Москве.
Выпускник МГИМО, сын известнейшего дипломата, посла СССР в крупнейшей европейской стране, Миллер-Добрянский сперва работал в ЦК комсомола в отделе по международным связям, а когда начался капитализм, Володя быстро перебежал из комсомола в одну из первых коммерческих радиостанций, где стал работать коммерческим директором. Тогда-то они и пересеклись с Эллой Семеновной.
– Элка, ты не обижайся, но я слышал, ты сейчас не у дел, так ведь? – звонко бросая в высокие стаканы лед, спросил Володя и испытующе при этом поглядел в глаза Эллы Семеновны, ища там стыдного признания, что она действительно теперь в полной жопе.
– Да, я теперь в полной жопе, – согласилась Элла Семеновна.
Она понимала, что вертолет – это рублёвско-жуковские понты, это элементарное желание пустить пыль в глаза, ошеломить, привести девочку в бешеный экстаз, показать ей, что она пыль придорожная…
Конечно же, любая встреча могла подождать до понедельника, но нет – вот спешка какая, за ней сегодня именно в субботу прислали вертолет.
Понты кидают господа из "Вис-кола-брайт".
Но Элла Семеновна была женщиной умной и отлично понимала, что сейчас ей сделают очень вкусное предложение.
– В жопе? – по-русски переспросил белобрысый Ван-дер-Хаальсен.
– В жопе, – кивнул Володя, наливая в стаканы кому джин, кому оранжевый виски…
– Элла, как ты смотришь на то, чтобы стать директором "Интер-Медиа"? – сходу и без подготовки, если не считать этих понтов с вертолетом, спросил Миллер-Добрянский.
– Мы покупаем большую часть "Интер-медиа" и хотели бы, чтобы там руководили понятные нам люди.
– Я? Директором? – Элла Семеновна в волнении выпила сразу все холодненькое содержимое своего стакана. – Положительно смотрю и кочевряжиться не стану, ты же меня знаешь…
– Знаю, потому и предлагаю.
– Я пойду, Володя, – сказала Элла Семеновна, – пойду, потому как верю, что мы сработаемся, но у меня тоже будут условия.
– Слушаю тебя, – сказал Володя, протягивая Элле Семеновне еще один стакан.
– Я хочу иметь кое-какой люфт в своих решениях, в разумных, естественно, пределах. Но не просто сидеть попкой, а креативить – если не в стратегии, то хотя бы в тактике, – сказала Элла, выпивая и второй стакан.
Ван-дер-Хаальсен, судя по всему, не очень хорошо понимал по-русски, и слово "жопа" было одним из его главных лексических достижений.
Он сидел и хлопал белесыми ресницами.
– В понедельник решаем вопрос, – сказал Миллер-Добрянский, – в понедельник у нас совет учредителей и мы тогда вписываем в протокол твою фамилию…
***
Через неделю, сидя в своем новом кабинете на Большой Полянке, Элла Семеновна принялась вычерчивать чернильным паркером некие схемки по наведению порядка.
И ручка ее не дрогнула, выводя буковками:
Бальзамов.
Маленький "п".
Разобраться… (но не сразу)
***
Диспут, естественно, тоже снимали на видео.
Тема диспута была – что есть поединок?
Сидели возле костра под бездонным черным кубинским небом.
Ррромантика!
По одну сторону Байдуков с распухшим носом в обнимку с Викой Малаевой.
По другую сторону Женя Красновский с черным бланшем под глазом и с опухшим ухом.
Ланочка хотела усесться рядом с писателем, но Бальзамов усадил ее подле себя.
Он вел диспут, а Коля Сигал снимал все на видео.
Были все, кроме Санчеса, Капли и Ксанки Соловья.
– А где наш шоу-бизнес? – поинтересовался Бальзамов.
– Известное дело, – с многозначительной миной на лице ответил Вася Дементьев. – Обкатывают шоферские девять дюймов, групповичок у них, на вторые сутки затянувшийся. Вот бы тебе, Олегович, снять такое, покруче драки было бы!
Посмеялись.
А потом стали говорить о дуэлях.
Тоже смешно!
Говорили о дуэлях, а два дуэлянта с разбитыми носами тут же сидели. Глазками друг на друга сверкали.
Но Бальзамов подготовился к диспуту, принес пару книжек. Одну – новинку Баринова, которую критик подарил Бальзамову перед самым вылетом, мол, авось, пригодится. И вот ведь пригодилась!
А вторую – привезенный из библиотеки посольства "Дуэльный кодекс Александра Третьего".
– Вот послушайте, что пишет наш уважаемый Александр Евгеньевич Баринов, – сказал Бальзамов, раскрывая книгу в том месте, где была закладка. – "Корень многих женских обид лежит в социальном – потому как у ПЛОХИХ мужчин нет острастки быть призванными к ответу за обиду, нанесенную женщине. Беззащитность женщины во многом и ведет, с одной стороны, к уродливой ПРИСПОСОБЛЯЕМОСТИ И ТЕРПИМОСТИ (и такой же уродливой мстительности исподтишка), а с другой стороны это ведет к уродливой, оскорбляющей благородство духа общественной морали. Оставшиеся без острастки мужчины тоже становятся безобразными в своей распущенности и трусливой подлой сути".
Бальзамов остановился в чтении, обвел всех взглядом и спросил:
– Какова мораль автора? – И сам ответил: – Автор предлагает ввести институт дуэлей, как ответственность за обиды, нанесенные женщине. И что скажете?
– Тут одна загвоздка есть, – подняв руку, как это делают в школе, начал обычно молчавший Вася Дементьев. – Драться на дуэли МОЖЕТ только благородный. А подлого сословия драться не может. И это означает, что общество должно снова расслоиться – и куда тогда полетят европейцы со своей демократией, равенством и братством?
Впрочем, она, Европа, уже и так в заднице со своим равенством с арабами и турками.
– Ну, ты политику-то не трогай, – встрял с цензурой спортсмен Игорь Марголин. – И потом, я не думаю, что современная девушка обрадуется дуэли за свою честь.
– Ну, это надо Вику спросить, – хмыкнул Дементьев.
И все поглядели на Вику.
– Неправда все это, – нарушила вдруг молчание Ланочка, и все уставились на нее.
– Неправда, никто тут ни за чью честь не дрался. Тут была драка самолюбий, драка обид, а защитой чьей-то чести тут и не пахло. И вообще, мне странно думать, что во времена Пушкина могла бы быть такая…
– Дуэль? – спросил Бальзамов.
– Могла бы, могла бы, – с трудом разлепляя разбитые губы, сказал писатель Женя.
– Как раз в литературных кругах друг друга вызывали сто раз за то, что кто-то про кого-то сказал, что тот бездарность.
– Ну, а Пушкин-то как раз за честь жены стрелялся, и Печорин у Лермонтова за честь княжны, – вставила Вика.
– Ну, а ты сама все-таки за дуэли или против? – поворачиваясь к Вике, спросил Бальзамов.
– Ну, дуэль, может, и хорошо, Но ведь тогда есть риск потерять мужа или возлюбленного! – ответила Вика и снова обвила ручками шею своего ненаглядного художника.
– Помню, на даче, нам тогда было по четырнадцать лет, из-за моей подруги дрались два мальчика, – начала свой рассказ фигуристка Чернышова. – Подрались они, а подруга потом страшно гордилась и хвасталась этим. Я же, признаюсь, завидовала ей, но сейчас осуждаю такие драки. Это дикость какая-то. Мы с моим бывшим мужем как-то стояли на остановке, и пьяный обозвал меня матом. Мой муж подошел и ударил его. Пьяный упал. Я так испугалась! А если бы убил?
– Так ты против? – спросил Бальзамов.
– Если муж безнаказанно сносит, когда на улице кто-то обзывает его жену матом, от такого мужа НАДО УХОДИТЬ, – сказала Вика.
– А как же риск потерять мужа? – снова заговорила фигуристка Чернышова. – А если его убьют? А если его посадят за то, что он убил?
– Хм, на то и риск в мире благородных людей, – высказал свою точку зрения Гена Байдуков.
– Конечно, я бы хотела и даже мечтала бы, чтобы за мою честь сражались благородные графы и князья. Как Печорин за честь княжны Мери, когда Грушницкий своей клеветой бросил на нее тень, – сказала Надя Бойцова, когда камера повернулась к ней. – Но тогда надо и самой быть на уровне. Самой отличаться породой, что ли?
– Вот за такую мораль – " надо самим женщинам соответствовать, чтобы за них дрались" – пятерка с плюсом! – одобрил Бальзамов. – Печорин не стал бы драться за честь княжны Мэри, если бы та была распутной общедоступной женщиной.
– Абсолютно согласна с тем, что надо "быть на уровне" – с горячностью воскликнула Вика. – И даже сейчас, когда моральная планка снижена…
Тут Бальзамов открыл другую книжку и, откашлявшись, прочитал:
– Согласно Дуэльному кодексу, принятому в России после легализации дуэлей Александром III в 1894 году, дуэль как отмщение за нанесенное оскорбление была допустима только между лицами РАВНОГО, БЛАГОРОДНОГО происхождения. – Потом, перелистнув пару страниц еще добавил: – Оттуда же, из Дуэльного кодекса: параграф 71. "Нравственное и честное поведение женщины является необходимым условием для допустимости дуэли".
Все замолчали, обдумывая услышанное.
– Я перед вылетом в Гавану смотрел телевизор, – нарушил молчание Игорь Марголин.
– А там Махалов показывал, как Апдулов избил журналиста в пьяной драке, а потом притащил к Махалову кучу друганов-ходатаев из своей артистической помойки, и те стали выпендриваться, какие они крутые… Кстати сейчас на телевидении какой-то культ бокса… Так вот моё резюме: артист – равно ХАМ. Недаром дворянин НЕ МОГ БЫТЬ АКТЕРОМ и не мог ЖЕНИТЬСЯ НА АКТРИСЕ. И я полагаю, что моя например дуэль с Апдуловым была бы невозможна.
– Это ты к чему? – спросил Игоря Гена Байдуков.
– К тому, что драться за честь актрисы бессмысленно, потому что, выражаясь языком протокола, отсутствует предмет обсуждения, то есть честь, – не моргнув, ответил Игорь.
– Круто! – подытожил Женя Красновский.
– Хрен его знает, – покачал головой Василий Дементьев.
Вика надулась.
– У меня аккумуляторы сели, кончаем съемку, – сказал Слава Зайцев, снимая камеру с плеча.
– Всем спасибо, свободны! – подвел итог Бальзамов. – Завтра с утра снимаем на море.
***
А утром у себя на подушке Ланочка нашла листок бумаги.
Развернула – там стихотворение, написанное от руки.
Турниров нет теперь.
Ах, как о том я сожалею!
Поверь.
Томлюсь и млею.
От незнанья -
Чем?
И подвигом каким мне отличиться?
И с кем теперь?
За главный приз сразиться – прикажешь мне…
За нежный восхищенный взгляд -
Я б сотни лет назад
С ножом пошел бы на дракона,
Соперника копьем валил бы на песок.
Но нет теперь ни правил, ни закона,
И кто бы смог
Мне подсказать,
Как чувства доказать?
Когда б моя с мечом рука
Повергла великана,
Цветок мне бросила б тогда
С трибун
Красавица Свет-Лана.
А если бы сражен был я в бою,
Мои б омыла раны,
Тем смелость наградив мою
Слезой своей,
Красавица Свет-Лана
Но нет турниров,
Нет драконов,
Великанов нет.
Как жаль – – Их никого не стало,
И стынет в ножнах сталь,
И мысль несется вдаль,
В веков начало.
Когда в броню закован вороную,
С павлиньем aux chapeux пером,
Верхом
Трибуны вдоль гарцую, твой взгляд ловлю тайком при том…
И подпись:
Женя Красновский.
***
Бальзамов вдруг ощутил приближение старости.
И так отчетливо.
Причем не физической старости, а психологической.
"Если она мне не даст, то значит – хана"…
Примета времени.
Рубеж…
Если эта Ланочка, эта девчонка, сегодня-завтра не даст ему, не будет стонать от счастья, когда он будет трахать ее… Значит – хана уже его молодости. Значит, здравствуй старость!
Ланочка – она своего рода как возрастной рубеж, за который уже отступать нельзя.
Почему-то легкая победа на Надей не дала ему ощущения всесильной молодости.
Видимо, от того, что была слишком легкой, и он ясно понимал, почему подружка Ланы легла с ним в постель. Исключительно из карьерных соображений, даже элементарной симпатией тут и не пахло. А он переспал с ней, только чтобы отомстить Лане, чтобы вредная девчонка испугалась за свое место на шоу и пожалела, что отвергла его.
Но в его мыслях была только она одна, Ланочка…
Он так решил. Если она ему не даст, значит, он слабее.
Ведь она сказала ему, что он ей в отцы годится.
Ведь…
Ведь она посмела сказать ему, что он старый!
И если теперь он не докажет ей, что это он решает, а не она – быть им любовниками или нет, если он уступит ей… Значит, он сдаст свою внутреннюю Москву, признает свою слабость и старость.
– Пойдем, у меня к тебе есть дело, – сказал Бальзамов, пальцем поймав Ланочку за штрипку её коротких, сводивших его с ума шортиков.
– Куда пойдем? – спросила Лана, погруженная в мечты о Жене. – Какое дело?
– Там скажу, – ответил Бальзамов, неопределенно махнув рукой в сторону пляжа. – Разговор времени требует, пройдемся, поговорим, тема есть.
Как-то так получалось у Ланочки, что все важные объяснения проходили с ней на пляже. Не в номере, не в ресторане – а на пляже.
Шли.
Шли и шли.
Он не обращал внимания ни на красоты морского пейзажа, ни на бездонную синь над головой, он весь сосредоточился на своей борьбе за право считаться молодым.
Молодым кобельком.
– Я тут начал о семейной жизни подумывать, хватит уже ходить-то холостяком. Да и ты тоже… Когда-то надо о будущем подумать… Знаешь, ведь все нормальные, чего-то стоящие мужчины – все в возрасте. И женятся на молодых. Это нормально. Это норма на Москве. Так всегда было.
Бальзамов понимал, что если победа и будет, то нечестная.
Он ведь никогда никому не обещал жениться, когда уговаривал на секс.
И не то чтобы ему претило лгать, просто оставался неприятный осадок от того, что одним только шармом и статусом столичного продюсера ему уже эту лошадку не оседлать.
Приходится прибегать к запрещенным приемам.
– Я же жениться хочу, я же по-серьезному, – как заведенный бубнил Бальзамов.
Бубнил, но с каждым шагом по этому ласковому, уводящему в сине-желто-зеленую бесконечность пляжу, убеждался, что проигрывает.
– А я не хочу замуж, – дернулась Лана. – Я не хочу вас обижать, вы хороший человек, известный режиссер, но я вас не люблю.
– Вот так вот! – Бальзамов развел руки. – Она меня не любит.
– Все очень просто, Дмитрий Олегович, я хочу выйти замуж по любви.
– Для тебя все просто? – хмыкнул Бальзамов и почти с ненавистью посмотрел на Ланочку. – Любовь потом придет, поверь мне. Я взрослый, я знаю, любовь приходит потом. Сперва свадьба, совместное творчество, быт, путешествия, а любовь, она как благодарность, она потом…
– Но мне не надо потом, – вздохнула Лана, мечтая, чтобы Бальзамов от нее скорее уже отвязался. Пусть хоть обратно в Москву отправит, из шоу выгонит – только оставит в покое. – И мне ничего такого не нужно – ни славы, ни денег.
– Не верю я тебе, да ты и сама не понимаешь, что говоришь, – нервно и сердито проговорил Бальзамов.
– Нет, это вы не понимаете, что говорите, – сказала Ланочка, устало отводя глаза.
– Дура… Ах, какая дура, – вырвалось у Бальзамова…
Она уже удалялась.
Догнать?
Надавать ей по шее?
Избить её?
Ах, какая же она дура!
– Ты еще пожалеешь, – крикнул Бальзамов.
Но она не обернулась.
Не слыхала что ли? http://mybooks.su/story/3688612.html Этот роман вышел в издательстве ОЛМА-МЕДИА под названием "ОСТРОВ TV" Полностью скачать его можно, если последовать по указанной ссылке.
