Текст книги "Идеальная копия: второе творение"
Автор книги: Андреас Эшбах
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
Глава 18
– Если я тоже попаду в тюрьму… – начала мать.
– Ты не попадешь, – прервал ее Вольфганг.
Они были в саду за домом, где стоял каменный садовый гриль. Из гриля полыхал высокий, яркий огонь – это горели бумаги. Мама вытащила на улицу стопку своих картин, рвала их на кусочки и подбрасывала в огонь.
– Ты не хочешь оставить себе хоть парочку? – спросил Вольфганг. – Самые лучшие?
– Лучших среди них нет. Они все одинаково ужасны, – возразила мать и разорвала следующую картину.
Мерцающий огонь уносил в небо черные хлопья горелой бумаги. Летние каникулы подходили к концу. Шумиха в прессе давно улеглась, в новостях царили новые темы, передовицы газет пестрели новыми сенсациями. Конечно, мир уже никогда не забудет, что на свете есть клонированный человек, но почему-то оказалось, что это совсем не так уж интересно.
Слухи, что этим клоном был он, Вольфганг Ведеберг, будут так или иначе преследовать его всю жизнь. Ему заранее надо было смириться с тем, что процесс старения начнется у него раньше, чем у других людей, и нельзя было исключать и другие генетические отклонения, о которых пока никто и не думал. Если у него вдруг когда-нибудь будут дети, ими несомненно заинтересуются не только СМИ, но и врачи. И совсем уж несомненно, что всю его жизнь ему будут задавать миллион самых дурацких вопросов, так что лучше всего было начать обдумывать ответы заранее.
Со своего ареста отец сидел в тюрьме. Его перевезли во Фройденштадт, где, предположительно осенью, против него должен был начаться процесс.
– Я тоже виновата, – сказала мать Вольфганга. – Я ведь знала, зачем мы приехали на Кубу. Я тоже в этом участвовала. И я никогда не спрашивала у твоего отца, откуда у него образец клетки Иоганнеса. Я убеждала себя, что он взял пробу на всякий случай, в одно из обследований Иоганнеса. Но я никогда его об этом не спрашивала. Я не хотела об этом знать.
Вольфганг почувствовал себя беспомощным.
– Доктор Лампрехт сказал, ты обойдешься условным сроком. – Звучало глупо, но он не знал, что еще сказать.
Мать бросила в огонь последний клочок акварели, еще раз просмотрела папки, чтобы убедиться, что ничего не пропустила, и изможденно опустилась на скамейку рядом с Вольфгангом.
– В любом случае я поговорила с Маитландами. Если я попаду в тюрьму, ты сможешь жить там.
– О, – сказал Вольфганг и невольно улыбнулся, – это почти заманчиво.
Мать не улыбнулась в ответ. Она смотрела на дом.
– Я думаю, мы в любом случае продадим его. Начнем все с чистого листа. – Она посмотрела на Вольфганга, протянула руку, как будто хотела обнять его, но потом опустила ее, и рука повисла в воздухе. – Я участвовала в этом, потому что хотела вернуть Иоганнеса. Все, что написали газеты – что отец заставлял меня и прочее, – это неправда. Я хотела вернуть своего сына. Потому и взяла все это на себя.
Вольфганг подавленно смотрел на нее и не знал, что сказать. А что тут скажешь?
– Всю эту боль я взяла на себя. Меня тошнило от гормональных препаратов. Я испытывала на себе побочное действие других лекарств. У меня было два выкидыша прежде, чем все это удалось. Мужчины работали день и ночь со своими микроскопами и центрифугами и остальными приборами, но именно мое тело было полем для их экспериментов. – Она замолчала и смотрела в пустоту, извлекая оттуда далеко не самые приятные воспоминания. Наконец она посмотрела на Вольфганга, и на этот раз она взяла его за руку. – Но после родов, в тот миг, когда ты голый лежал на моем животе, я поняла, что ничего не получилось. Что ты не Иоганнес, а совсем другой человек. И как я страдала, что потеряла Иоганнеса, так я радовалась, что обрела тебя. Тебя, Вольфганг. – Ее глаза наполнились слезами, и она посмотрела на него, моля о прощении. – Вот что я хотела тебе сказать. Неважно, что произойдет, но ты должен знать это.
Комок застрял у Вольфганга в горле, но вместе с тем он испытал огромное облегчение, как будто все, что мешало ему жить, в одну секунду растворилось в воздухе.
– Я знаю, – сказал он, – знаю, несмотря ни на что.
В первую субботу после каникул они сидели втроем на террасе, Вольфганг, Свеня и Чем. Деревья и кусты в саду были безжалостно подстрижены, в доме Ведебергов никогда еще не было столько солнца. Его было почти не узнать.
– За тебя, – сказал Вольфганг, поднимая бокал и кивая Свене.
– Присоединяюсь, – кивнул и Чем.
За два дня до этого были обнародованы результаты математического конкурса. Из всех участников во всем округе Свеня единственная решила два задания из трех, и потому выиграла значительный приз – приглашение на европейский конгресс молодых математиков, который должен будет состояться в Брюсселе, незадолго до Рождества.
– Проживание в четырехзвездочном отеле, билет на самолет из Штуттгарта, все включено. – Чем никак не хотел выпускать из рук присланные вместе с приглашением проспекты. – А кого ты решила взять с собой? Не этого же неудачника слева от меня?
Имени Вольфганга – впрочем, как и Марко, – в списке победителей не было, что значило, что он не решил ни единого задания.
– Что, прости? – фыркнул Вольфганг. – Сейчас ты напросишься, и весь мой лимонад окажется у тебя на рубашке.
Свеня покачала головой:
– Я все равно не поеду ни на какой математический конгресс с человеком, которому дела нет до математики. Я возьму с собой своего отца, представьте себе.
Чем немного отодвинулся в сторону, потому что Вольфганг все еще угрожающе помахивал своей кружкой с лимонадом.
– Твоего отца? Слушай, это выходит за рамки моего воображения! Я же сразу сказал Риттерсбаху, что математика не для меня, – сказал Вольфганг, но потом вспомнил, что сказал он вовсе не это, а, напротив, поддался на уговоры учителя. Он поставил кружку на место. – И, кроме того, для молодых математиков я могу служить только в качестве бесплатного шоу.
Свеня подняла руки к небу:
– Да прекратите же вы! – Она пихнула Вольфганга в бок: – Много о себе воображаем, господин клон.
В этот момент внизу, перед гаражом, остановился большой черный лимузин. Оттуда вышли трое мужчин в серых костюмах, каждый из которых держал под мышкой черный портфель. Двери машины с тяжелым стуком захлопнулись.
– Кто это? – спросила Свеня.
– Понятия не имею, – ответил Вольфганг.
– Если бы мы были в кино, это должны были быть агенты ФБР, – сказал Чем.
Вышла мать Вольфганга, очевидно привлеченная таинственными посетителями, которые, не сомневаясь и ничего не спрашивая, открыли дверь в сад и поднялись вверх по лестнице, все так же держа свои Черные портфели.
– Может, я сбегаю позвоню доктору Лампрехту? – вполголоса спросил Вольфганг.
Но тут один из гостей, худощавый пожилой шатен, с тщательно прилизанными назад волосами, выступил вперед, кивнул им и коротко сказал:
– Мы ищем господина Вольфганга Ведеберга.
Один из его спутников, толстый мужчина с бледной кожей, на лбу у которого выступили крупные капли пота, добавил:
– Мы из Немецкого математического общества.
Вольфганг и его друзья обменялись непонимающими взглядами. Во-первых, потому, что трудно было представить, как могли миновать кого-то бесконечные рассказы о «клоне» по всем телевизионным каналам, во всех газетах и журналах. Ну а во-вторых… Математическое общество?
– Вы, наверное, имеете в виду Маитланд? – поправил Вольфганг.
– Нет, нет, Ведеберг, – сказал худощавый и посмотрел на своих спутников с просьбой о помощи, – ведь это Ведеберги, не правда ли?
– Верно, – сказал третий, кучерявый широкоплечий блондин, – имя стояло под дверным замком.
Вольфганг покачал головой:
– Простите, но здесь какая-то ошибка. У меня больше нет никаких дел с Математическим обществом.
Трое мужчин в серых костюмах, которые сидели на них заметно плохо, торжествующе переглянулись.
– Простите, но значит вы и есть Вольфганг Ведеберг? – переспросил толстый.
– Вольфганг, пожалуйста, предложи господам сесть, – шепнула ему мать, – а я пока сделаю кофе.
Но господа отказались от кофе – им вполне хватило по стакану лимонада на брата. Так что все они вскоре сидели вокруг садового стола, который посетители методично покрывали стопками бумаги из своих портфелей.
– Дело в том, что… – начал худощавый.
– Все это ужасно неприятно, – добавил толстый.
– Хотя в конечном счете виноват во всем наборщик, – сказал широкоплечий блондин.
– Дело в том, господин Ведеберг, – продолжил худощавый, – что в одно из ваших заданий закралась опечатка. – Он достал два листка, на которых на первый взгляд стояло одно и то же: задание к конкурсу по математике.
Блондин указал на одну из букв:
– Это bна самом деле должно было быть а.Но этого никто не заметил. Поэтому ваше задание решить было невозможно.
Вольфганг взял листок в руки и рассмотрел повнимательнее. Это было то самое третье задание.
– Немножко нечестно, не правда ли?
– Конечно, – кивнул худощавый.
– Даже совсем нечестно, – подтвердил толстый.
– Ничего удивительного, что я буквально обломал себе все зубы на этом задании, – сказал Вольфганг и положил листок на место. – Но кому это интересно? Что в каком-то конкурсе было неразрешимое задание?
Блондин кивнул:
– Но это еще не все.
– Дело в том, – продолжил худощавый, – что мы только думали, что это задание неразрешимо. А потом мы увидели ваше решение.
Вольфганг уставился на них, не веря своим ушам. Он ждал, что сейчас ему скажут, что он ослышался, что им очень жаль и что худощавый мужчина имел в виду совсем не это. Но ничего такого не последовало. Верещал сверчок и щебетала птица, Свеня глубоко вдохнула, а Чем тихо сказал:
– О-о!
– Что, простите? – тихо переспросил он.
Толстый достал внушительный блокнот.
– Это ошеломило даже нас. В высшей степени оригинальное решение. Действительно, абсолютно оригинальное.
Вольфганг закрыл глаза и снова открыл их, но перед ним все равно было лето и трое странных посетителей все еще сидели рядом с ним.
– Вы же не будете мне сейчас рассказывать, что я по ошибке решил неразрешимое задание?
Блондин помахал рукой:
– Такие вещи невозможно сделать по ошибке.
– По сути, вы решили получившееся задание не совсем верно, – объяснил худощавый, подняв указательный палец, – но так получилось, что вам попался один из вариантов теоремы Моора, названной в честь британского математика Ирвинга Моора, опубликовавшего ее два года назад. И вы дали блистательное доказательство этой теоремы. Несмотря на то, – осторожно добавил он, – что в конце ваших вычислений вы допустили досадную ошибку, которая привела вас к неверному заключению.
Вольфганг посмотрел на Свеню с мольбой о помощи. Что здесь происходило? Она же была математическим гением, а тут такое! Но она, казалось, совсем не завидовала ему. Напротив.
– Я всегда говорила, что в тебе есть что-то такое, – радостно воскликнула она. – У тебя еще остались твои записи? Я бы с удовольствием просмотрела их еще раз.
Толстый достал папку, которая выглядела точь-в-точь как та, которую получила Свеня.
– Чтобы долго не ходить вокруг да около, мы приехали, чтобы пригласить вас на европейский конгресс молодых математиков. Сэр Моор тоже будет там и будет несомненно рад обсудить с вами ваш ход мысли при получении этого доказательства.
– Который нам пока что не совсем удалось воспроизвести, – признал худощавый. Он взял у своего коллеги папку с логотипом Немецкого математического общества и передал ее Вольфгангу, который обалдело принял ее.
– Мы также уполномочены предложить вам стипендию на случай, если вы решите после школы заняться математикой, – добавил блондин.
– Вольфганг! – обрадовалась мать. – Это же замечательно!
– Убиться! – радостно взревел Чем.
– Круто, – сказала даже Свеня, которая тоже искренне радовалась, ничуть не завидуя хвалебным гимнам, которые пели ему три математика.
Да, это все сильно затрудняло для него принятие решения.
Вольфганг посмотрел на папку в своей руке, подумал о том, что в ней находится, оценивающе взвесил ее – и протянул обратно.
– Спасибо, – сказал он, – но, я думаю, вы ошибаетесь. Это было просто случайностью.
Все трое ошеломленно посмотрели на него:
– Но такое невозможно!
– Честно говоря, мне совсем не нравится математика!
– Но у вас талант! У вас несомненный математический талант!
Вольфганг откинулся на спинку стула.
– Я слышу это всю свою жизнь. Талант к тому, талант к другому. У меня этот талант уже в печенках. И я думаю, что пора прекратить выслушивать от других, что я могу и что нет, и попробовать понять это самому. И прежде всего я хотел бы оглядеться в этом мире. Попробовать что-нибудь новое. Я ведь даже не знаю, чем именно мне нравится заниматься.
Он смотрел на их огорошенные лица. Их стоило пожалеть. Вольфганг вздохнул и добавил:
– Если моим призванием окажется математика, я обязательно вспомню о вашем предложении.