Текст книги "Танец чайки"
Автор книги: Андреа Камиллери
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Андреа Камиллери
Танец чайки
Andrea Camilleri
La danza del gabbiano
© 2010 Sellerio Editore, Palermo
© И. Д. Боченкова, перевод на русский язык, 2021
© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2021
1
Примерно в пять тридцать он понял, что больше не может лежать, уставившись в потолок.
Это началось у него с годами: обычно он укладывался после полуночи, с полчаса читал, а едва глаза начинали слипаться, закрывал книгу, выключал свет, удобно устраивался на правом боку, подтянув к животу ноги и подложив под щеку ладонь, закрывал глаза и мгновенно засыпал.
К счастью, почти всегда ему удавалось сладко спать до самого утра. Но бывали ночи, как эта, когда сон не шел, хоть убей. Он часто просыпался либо вовсе не мог уснуть.
Однажды, отчаявшись, он решил пригубить немного виски в надежде поскорее забыться сном. И в результате приехал в комиссариат навеселе, с первыми лучами солнца.
Комиссар встал и открыл дверь на веранду. День занимался погожий, сверкал, как картина, на которой еще не просохли краски. Доносившийся до него шум прибоя казался громче обычного. На веранде было свежо. Середина ноября, в это время часто бывало по-зимнему холодно, но сегодня денек выдался погожий, как летом.
Не исключено, однако, что к обеду погода испортится. Прямо по курсу, над горой Русселло сгущались черные тучи.
Он пошел на кухню и сварил себе кофе. Выпил первую чашку и направился в ванную. Уже одетый, налил еще – вторую чашку он обычно пил на веранде.
– Что-то вы раненько сегодня, комиссар!
Он приветственно помахал рукой. Это синьор Пуччо кричал из лодки, орудуя веслами и направляясь в открытое море.
Сколько же лет он видит его по утрам?
Комиссар перевел взгляд на парившую над морем чайку.
Чаек нынче было мало, они почему-то переселились в города. Даже на побережье в Монтелузе, где раньше собирались большие стаи, они как будто старались держаться подальше от воды. Как ни странно, вместо того чтобы ловить свежую рыбу, они искали пропитание на помойках. Неужели им приятнее драться с крысами за тухлятину? Интересно, сами они выбрали такую жизнь или в природе произошли какие-то перемены?
Вдруг чайка сложила крылья и стала пикировать вниз. Увидела добычу? Нет, коснувшись клювом песка, птица не взмыла в воздух, но внезапно обмякла и осталась лежать, превратившись в груду перьев, которые шевелил утренний бриз. Может, ее подстрелили? Но выстрела комиссар не слышал. Какому идиоту могло прийти в голову стрелять в чаек? Однако чайка, лежавшая шагах в тридцати от веранды, была, несомненно, мертва. Монтальбано смотрел на мертвую птицу; но вдруг по ней как будто пробежала дрожь, она попыталась подняться на лапы, накренилась на бок, и, опираясь на распростертое крыло, закружилась, описывая концом другого крыла окружность, а клюв запрокинула к небу, с неестественно искривившейся шеей. Что она делает, танцует? Танцует и поет. Нет, не поет. Звук, вырывавшийся из птичьего клюва, был хриплым, отчаянным, словно она звала на помощь. Не переставая кружить, чайка тянула кверху шею и шевелила клювом взад-вперед, и казалось, это рука, которая из последних сил пытается ему на что-то указать.
Монтальбано бегом спустился на пляж и подошел к чайке. Движения птицы замедлились, наконец, издав пронзительный, почти человеческий крик, она упала на подмятое крыло и затихла.
«Предсмертный танец», – подумал комиссар. Он впервые видел нечто подобное.
Ему не хотелось оставлять мертвую птицу на поживу собакам и муравьям. Взяв чайку за крылья, он вернулся на веранду. Нашел на кухне полиэтиленовый пакет, положил в него птицу, добавив в качестве балласта два тяжелых камня, что держал дома для красоты. Снял ботинки, рубашку и брюки, в одних трусах зашел в воду, размахнулся и бросил пакет далеко в море.
Дрожа от холода, прибежал домой и, чтобы согреться, сварил себе еще кофе.
По дороге в Пунта-Раизи мысли Монтальбано крутились вокруг предсмертного танца чайки. Он никогда не видел, как умирают птицы, ему почему-то казалось, что они живут вечно. Теперь он увидел это своими глазами и был слегка озадачен, как обычно бывает, когда случается нечто неожиданное. Вряд ли в чайку стреляли. Хотя не исключено, что дробь была очень мелкой. Кажется, из раны не вытекло ни капли крови, тем не менее для птицы она оказалась смертельной. Интересно, все чайки перед смертью устраивают такой душераздирающий балет? Сцена птичьей смерти не шла у него из головы.
На электронном табло аэропорта значилось, что рейс, который он встречал, задерживался на целый час. Этого следовало ожидать.
Было бы удивительно, если бы что-то изменилось! Разве в Италии что-то отправляется или прибывает по расписанию?
Поезда опаздывают, самолеты тоже, паромы отчаливают лишь с Божьей помощью. Про почту лучше не вспоминать! Автобусы теряются в пробках. Решение социальных вопросов опаздывает на пять – десять лет, принятие законов откладывается на годы, суды затягиваются, и даже телепрограммы начинаются с опозданием на полчаса…
Размышляя об этом, комиссар пришел в мрачное расположение духа. Нет, негоже встречать Ливию в таком настроении. Нужно отвлечься, чтобы убить этот час.
Он вдруг понял, что ужасно проголодался. Странно, ведь обычно он никогда не завтракал. Возможно, сказался ранний подъем и дальняя дорога.
В баре стояла очередь, как на почте в день выплаты пенсии.
– Пожалуйста, кофе и круассан.
– Круассанов нет.
– Закончились?
– Нет. Еще не привезли, через полчаса будут.
Подумать только, даже круассаны опаздывают!
Он нехотя допил кофе, взял газету и сел читать. Сплошная болтовня, переливание из пустого в порожнее.
Правительство, оппозиция, церковь, промышленники, профсоюзы – все только и делают, что пустозвонят. Сплетничают о разводе каких-то знаменитостей; о фотографе, снимавшем что-то такое, что нельзя было снимать; перемывают кости местному олигарху, на которого ополчилась жена за то, что он посулил золотые горы любовнице. В сотый раз обсуждают рабочих, свалившихся с лесов, как падают с дерева перезрелые груши; утонувших в море нелегалов, обнищавших пенсионеров и переживших насилие детей…
Пустозвонят всегда и везде, хватаются за любую тему, совершенно не решая проблем и не заботясь о принятии каких-то действенных мер…
Монтальбано вдруг пришло в голову, что неплохо бы внести поправку к первой статье Конституции: «Италия – это республика, основывающаяся на торговле наркотиками, систематическом опоздании и пустой болтовне».
Он в сердцах швырнул газету в мусорное ведро, вышел на улицу и закурил. У кромки воды кружили чайки. Ему вспомнился танец умирающей птицы.
Поскольку до прибытия самолета оставалось еще полчаса, комиссар решил пройтись. Дошел до берега, сел на камни у самой воды и наслаждался, вдыхая соленый запах водорослей и наблюдая за полетом чаек.
Когда он вернулся в аэропорт, самолет Ливии только что приземлился.
Она появилась перед ним, смеющаяся и прекрасная. Он крепко прижал ее к себе и поцеловал – они не виделись целых три месяца.
– Пойдем?
– Нужно забрать чемодан.
Выдавать багаж, как водится, начали через час, под возмущенные крики и ругань пассажиров. Хорошо еще, что чемоданы не улетели в Бомбей или Танзанию!
По дороге в Вигату Ливия спросила:
– Ты помнишь, что у нас заказан отель в Рагузе? Сегодня вечером?
Они планировали провести три дня в Валь-ди-Ното и посмотреть города сицилийского барокко, где Ливия еще не бывала.
Решение это далось Монтальбано непросто.
– Послушай, Сальво, – сказала Ливия по телефону неделю назад, – у меня будет четыре выходных, как ты смотришь на то, чтобы я приехала, и мы немного побыли вместе?
– Я буду счастлив.
– Послушай, давай съездим куда-нибудь недалеко?
– Мне кажется, отличная идея. К тому же в комиссариате сейчас мало дел. Куда бы тебе хотелось?
– В Валь-ди-Ното. Я там еще не была.
Ох, ну почему именно туда?
– Конечно, Валь-ди-Ното – замечательно, еще бы! Но, поверь, есть и другие места, где…
– Нет, я хотела бы именно в Ното, говорят, там совершенно бесподобный собор, а потом заехать, к примеру, в Модику, Рагузу, Шикли…
– Прекрасная программа, я не сомневаюсь, но…
– Ты не хочешь?
– Нет, по большому счету – да, конечно, почему бы нет? Только сначала надо бы узнать…
– Что узнать?
– Вдруг они как раз там снимают?
– Ты о чем? Что снимают?
– Телесериал… Ты же знаешь, его снимают в тех местах, а мне бы не хотелось…
– Послушай, тебе-то какая разница?!
– Что значит, какая мне разница? А если я встречусь лицом к лицу с актером, который играет меня… Как его там, Дзингарелли…
– Его фамилия Дзингаретти, не притворяйся, что не помнишь! Дзингарелли – это словарь [1]1
Никола Дзингаретти (1860–1935) – известный итальянский филолог и лингвист, автор знаменитого толкового словаря Дзингаретти (здесь и далее прим. пер.).
[Закрыть]. Но ты мне скажи, какое это имеет значение? Что за детские комплексы, в твоем-то возрасте!
– При чем тут возраст?
– И потом, вы абсолютно не похожи.
– Согласен.
– Он намного моложе тебя.
Черт бы побрал этот проклятый возраст! Ливия знает его слабое место!
Он обиделся. Какое это имеет значение, моложе или старше?
– И что? Если на то пошло, он лыс как коленка, а у меня вон какая шевелюра!
– Сальво, давай не будем ссориться.
И тогда, чтобы сохранить мир, он позволил себя уговорить.
– Я прекрасно помню, что ты заказала гостиницу. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты должен вернуться с работы домой не позднее четырех.
– Я только подпишу бумаги.
Ливия рассмеялась.
– Что тут смешного?
– Сальво, как будто в первый раз… – Она замолчала.
– Нет, продолжай. В первый раз что?
– Ладно, не будем об этом. Чемодан у тебя собран?
– Нет.
– Прекрасно! Ты еще два часа будешь собирать чемодан, и на твоей крейсерской скорости мы приедем в Рагузу поздно ночью!
– Крейсерская скорость! Какое остроумие! Да сколько можно собирать чемодан? Полчаса, не больше!
– Хочешь, я тебе помогу?
– Нет, ради бога, не надо.
Однажды Ливия собрала ему чемодан, и, приехав на остров Эльба, он обнаружил, что она положила ему один ботинок черный, а другой – коричневый.
– Что значит – ради бога? – прошипела Ливия сдавленным голосом.
– Да ничего не значит, – ответил он, не желая провоцировать ссору.
Немного помолчали, и Монтальбано вдруг спросил:
– В Боккадассе чайки умирают?
Ливия, которая смотрела вперед на дорогу и все еще сердилась из-за чемодана, повернула к нему изумленное лицо.
– Чего ты на меня смотришь? Я просто спросил, умирают ли в Боккадассе чайки.
Ливия продолжала молча на него смотреть.
– Что, сложно ответить? Да или нет?
– По-моему, это глупый вопрос.
– Ты можешь просто ответить, не оценивая мой ай-кью?
– Я думаю, что в Боккадассе они умирают, как и везде.
– А ты когда-нибудь видела, как они умирают?
– Не думаю.
– Что значит – не думаю? Что тут думать? Видела или не видела! Третьего не дано!
– Не кричи на меня! Не видела! Доволен? Я не ви-де-ла!
– Это ты кричишь, а не я!
– Почему тебя интересуют чайки? Ты какой-то странный сегодня. С тобой все в порядке?
– Со мной все в порядке, в полном порядке, все отлично, прекрасно, лучше не бывает, черт бы побрал этот чертов порядок!
– Прекрати орать и поминать черта…
– Кого хочу, того и поминаю!
Ливия ничего не ответила, и он замолчал. Остаток пути ехали молча.
Почему, интересно, малейшая искра неизбежно высекает между ними ссору? И почему им в голову не приходит, что в таком случае логично пожать друг другу руки и расстаться навсегда?
Молчали всю дорогу, до самой Маринеллы. Вместо того чтобы немедленно отправиться в комиссариат, Монтальбано решил принять душ, чтобы успокоиться после перепалки с Ливией. А та, войдя в дом, немедленно заняла ванную.
Он разделся и робко постучался.
– Тебе чего?
– Давай скорее, я тоже в душ.
– Подожди, я первая.
– Ладно, Ливия, мне надо на работу!
– Я помню, только бумаги подписать!
– Да, но учти, я проехал от Вигаты до Палермо и обратно! Чтобы встретить тебя, между прочим. Мне нужно в душ!
– А я, разве я не проехала от Генуи до Вигаты? Это намного дальше! Сейчас моя очередь!
Значит, километры считать будем?
Чертыхаясь, он натянул плавки и пошел на пляж.
Солнце поднялось уже высоко, но песок под ногами был прохладным.
Холодная вода обожгла тело. Нужно плыть, не медля и энергично. Через четверть часа бодрого брасса он лег на спину и уставился в небо.
В небе, хоть ты тресни, не было ни единой чайки. Набежавшая волна захлестнула лицо, немного воды попало в приоткрытый рот. Вкус ее показался странным. Тогда он зачерпнул целую горсть и глотнул. Сомнений не оставалось, у морской воды был другой вкус, не такой, как раньше. Какая-то она менее соленая, даже горьковатая, как протухшая минералка. Может, поэтому чайка… Но тогда почему кефаль в трактире оставалась по-прежнему вкусной?
На веранде сидела Ливия в халате и пила кофе.
– Как водичка?
– Протухла.
Выйдя из душа, он наткнулся на нее.
– Что?
– Ничего. Ты очень торопишься?
– Нет.
– Тогда…
Он сразу понял. Где-то внутри заиграл целый симфонический оркестр, Монтальбано крепко обнял Ливию и прижал к себе.
Примирение было сладостным.
– В четыре, прошу тебя, не опаздывай! – напомнила Ливия, закрывая за ним дверь.
– Пришли ко мне Фацио, – бросил он Катарелле, входя в комиссариат.
– Нету его на месте, синьор комиссар.
– Он звонил?
– Нет, синьор комиссар.
– Как только появится, пусть зайдет.
На столе у Монтальбано высилась гора бумаг. Он оторопел. Еле-еле поборол искушение послать все к чертовой матери. Что, интересно, с ним сделают, если он их не подпишет? Смертная казнь отменена, пожизненное заключение тоже вот-вот отменят. Что тогда? Хороший адвокат может долго тянуть дело, а там, глядишь, и срок давности выйдет. Бывали ведь в Италии премьер-министры, которые пользовались этим рецептом, чтобы выбраться из куда более серьезных передряг. Но чувство долга все-таки пересилило.
2
Ауджелло вошел без стука и даже не поздоровался. Выглядел он неважно.
– Что случилось, Мими?
– Ничего.
– Ладно тебе, я же вижу.
– Отстань.
– Выкладывай, Мими.
– Всю ночь ругались с Бебой.
– Из-за чего?
– Она говорит, моей зарплаты не хватает, хочет найти работу. Кстати, ей предложили неплохой вариант.
– Ты не рад?
– Нет. Вопрос в том, куда пристроить ребенка.
– Ах да! И как она думает его решить?
– Уже решила, никаких проблем. Хочет отдать его в детский сад.
– И что?
– Я не согласен.
– Почему?
– Слишком мал. Ну хорошо, не слишком. Но мал. Мне его жаль.
– Думаешь, ему будет плохо в саду?
– Что ты! Ему там будет отлично! Но все равно жаль. Меня почти никогда нет дома. Если и Беба пойдет работать, значит, утром уходим – вечером возвращаемся. Так малыш, чего доброго, решит, что он сирота.
– Не говори глупостей, Мими. Быть сиротой – это совсем другое. На личном опыте говорю, ты знаешь.
– Извини. Давай сменим тему.
– Какие новости?
– Никаких. Полный штиль.
– Не знаешь, случайно, где Фацио?
– Нет.
– Слушай, Мими, ты когда-нибудь видел смерть чайки?
– Нет. Почему тебя это интересует?
– Сегодня утром я видел, как чайка умерла, прямо у моей веранды.
– В нее стреляли?
– Не знаю, не думаю.
Ауджелло внимательно посмотрел на Монтальбано. Аккуратно, двумя пальцами, извлек из внутреннего кармана куртки очки и надел на нос.
– Объясни.
– Нет, сначала скажи, зачем ты нацепил очки.
– Чтобы лучше тебя слышать.
– В них что, встроен слуховой аппарат?
– Нет. Слышу я прекрасно.
– Тогда зачем тебе очки?
– Чтобы лучше тебя видеть.
– Нет, Мими, не крути! Ты сказал, что надел очки, чтобы лучше меня слышать! Слышать, а не видеть!
– Какая разница! Когда я лучше тебя вижу, я лучше тебя понимаю.
– А что ты хочешь понять?
– Куда ты клонишь.
– Никуда не клоню! Я просто спросил!
– А я прекрасно тебя знаю, и знаю, чем заканчивается это «просто спросил».
– Чем же оно заканчивается?
– Тем, что нам придется расследовать смерть чайки! С тебя станется!
– Не говори ерунды!
– Ах, ерунды?! А история с лошадью, которую ты нашел мертвой на пляже? Мы все изрядно помучились, чтобы…
– Мими, иди ты знаешь куда…
Монтальбано уже полчаса подписывал бумаги, как вдруг зазвонил телефон.
– Синьор комиссар, тут синьор Миццика, он хочет поговорить с вами лично персонально.
– По телефону?
– Никак нет, он здесь.
– Ты спросил, что ему надо?
– Он что-то говорит про рыбацкие баркасы.
– Скажи ему, что я занят, и отправь к Ауджелло.
Но тут же передумал:
– Нет, давай я сам с ним поговорю.
Если синьор Миццика связан с рыбной ловлей, может, он что-то знает о чайках.
– Здравствуйте, комиссар, я Адольфо Риццика.
Было бы странно, если бы Катарелла по своему обыкновению не переврал фамилию!
– Садитесь, рассказывайте. Предупреждаю, что у меня только пять минут. Изложите мне суть проблемы, а потом поговорите с инспектором Ауджелло.
Синьор Риццика, лет шестидесяти, производил впечатление человека бывалого, но вежливого и с обходительными манерами. У него было обветренное и просоленное лицо, как у настоящего моряка. Риццика робко присел на краешек стула. Он заметно нервничал и теребил в руках носовой платок. На лбу выступили капельки пота. Так он и сидел, опустив глаза и не решаясь заговорить.
– Синьор Риццика, я жду.
– Я владелец пяти рыболовных траулеров.
– Рад за вас. Дальше?
– Я постараюсь кратко. Проблема вот в чем: один из пяти не внушает мне доверия.
– В каком смысле не внушает доверия?
– Пару раз в неделю этот траулер возвращается с опозданием.
– Не понимаю. Он возвращается позже остальных?
– Вот именно.
– А в чем проблема? Сделайте так, чтобы…
– Комиссар, я знаю, где они ловят рыбу, знаю, сколько времени им нужно на дорогу, я все время связываюсь с ними по телефону. В общем, они всегда сообщают, когда закончили и когда возвращаются.
– И что?
– А то, что капитан этого траулера, «Мария Кончетта»…
– Капитан – женщина?
– Нет, конечно, мужчина.
– Мне показалось, это женское имя.
– Женское имя у катера, а капитана зовут Аурели Сальваторе.
– Хорошо, дальше.
– Капитан Аурели говорит мне по телефону, что возвращается, но приходит с опозданием на час-полтора.
– Может, у этого траулера мотор слабый?
– Нет, синьор комиссар, как раз наоборот.
– Тогда почему он опаздывает?
– В том-то все и дело! Я думаю, весь экипаж замешан!
– Замешан в чем?
– Синьор комиссар, в море такой трафик, хуже, чем на автостраде, понимаете?
– Нет.
– Я думаю – но это только мое предположение, заметьте, – я думаю, они где-то берут груз.
– Какой груз?
– Вы не догадываетесь?
– Послушайте, синьор Риццика, у меня нет времени отгадывать загадки.
– По-моему, они замешаны в наркотрафике, комиссар. Не дай бог, все откроется, я не хочу быть соучастником.
– Наркотики? Вы уверены?
– На сто процентов – нет. В общем…
– А капитан Аурели как объясняет эти опоздания?
– У него всякий раз новое оправдание! То мотор заглох, то сети запутались.
– Знаете что? Поговорите об этом с инспектором Ауджелло. Я хотел бы задать вам один вопрос.
– Всегда пожалуйста.
– Вы когда-нибудь видели, как умирает чайка?
Риццика такого вопроса явно не ожидал и удивленно смотрел на Монтальбано:
– Какое отношение это имеет…
– Никакого, просто любопытно.
Рыбак ненадолго задумался.
– Было дело, тогда траулер у меня был один, я сам ходил в море, и видел, как падала замертво чайка.
– Она что-то делала перед смертью?
Рыбак удивился еще больше:
– А что она должна делать? Писать завещание?
– Послушайте, Миццика… – разозлился Монтальбано.
– Риццика.
– …шутки тут не уместны! Это серьезный вопрос!
– Хорошо-хорошо, я извиняюсь.
– Так что она делала перед смертью?
Риццика ненадолго задумался.
– Ничего не делала, комиссар. Упала камнем, я видел потом, как она качалась на волнах.
– А, она упала в море… – разочарованно протянул Монтальбано.
Если она упала в море, никакого танца, понятное дело, станцевать не могла.
– Я провожу вас к инспектору Ауджелло, – сказал комиссар, поднимаясь со стула.
Странно, никто не видел танца умирающей чайки. Кого бы еще спросить?
Зазвонил телефон. Это была Ливия.
– Ты знал, что у тебя пустой холодильник?
– Нет.
– Это безусловно акт саботажа твоей обожаемой Аделины. Она знала, что я приеду, она меня ненавидит, поэтому в холодильнике пусто.
– Боже мой, ты, как всегда, преувеличиваешь! Какая еще ненависть, просто вы обе немного недолюбливаете друг друга.
– Как ты можешь ставить меня с ней на одну доску?!
– Ливия, ради бога, не начинай, не стоит делать трагедию из пустого холодильника, пообедаем в траттории у Энцо.
– А как я туда доберусь? Пешком?
– Я за тобой заеду.
– Когда?
– Боже мой, Ливия, как смогу, так и приеду.
– Ты можешь сказать мне хотя бы приблизительно…
– Могу. Я не знаю!
– Пожалуйста, только не как обычно, прошу тебя!
– Что значит – как обычно?
– Значит, что ты говоришь «через час», а появляешься через три.
– Я буду пунктуален, как никогда.
– Но ты не сказал, во сколько…
– Хватит, Ливия! Хочешь, чтобы я сошел с ума?
– По-моему, это уже случилось!
Он повесил трубку. Телефон снова зазвонил. Монтальбано схватил трубку и сердито прокричал:
– Я не сошел с ума! Понятно?
Повисла пауза, затем раздался робкий голос Катареллы.
– Синьор комиссар! Клянусь здоровьем и табельным оружием! Я ведь и подумать не мог, что вы сошли с ума, не то что сказать…
– Катаре, я ошибся. Что у тебя?
– Синьор комиссар, там жена Фацио.
– Звонит?
– Никак нет, лично и персонально.
– Пусть зайдет.
Зачем, интересно, Фацио прислал жену? Не мог позвонить, если болен?
– Доброе утро, синьора. Чем могу помочь?
– Доброе утро, синьор комиссар. Простите, что беспокою, но…
– Совершенно не беспокоите, слушаю вас.
– Это я вас слушаю.
Боже, что это значит?
В глазах у синьоры Фацио светились тревога и беспокойство.
Монтальбано решил выведать как можно больше, чтобы не попасть впросак с ответом.
– Присаживайтесь. Мне кажется, вы чем-то взволнованы.
– Мой муж ушел из дома вчера в десять вечера, после вашего звонка. Сказал, что вы должны встретиться в порту. С тех пор от него никаких вестей. Обычно он всегда звонит. А в этот раз нет. Поэтому я немного волнуюсь.
Ах, вот в чем дело! Вообще-то он вчера вечером не звонил Фацио и не назначал ему свидания в порту. Куда, интересно, парня занесло?
Первым делом нужно успокоить синьору. Монтальбано так вошел в роль, что Станиславскому и не снилось. Он изобразил на лице чувства раскаяния и сожаления одновременно и с силой хлопнул себя ладонью по лбу:
– Господи! Как я мог забыть! Ради бога, простите, совершенно вылетело из головы!
– Что вылетело, синьор комиссар?
– Ваш муж просил позвонить вам! Боже, он так просил, чтобы я не забыл! Какой же я болван…
– Не корите себя, комиссар.
– Поверьте, мне очень жаль, что вам пришлось поволноваться! Будьте спокойны, с вашим мужем все в порядке! Он занят одним деликатным делом…
– Это я и хотела услышать, синьор комиссар. Спасибо.
Она встала и протянула ему руку.
Жена у Фацио была под стать мужу. Сдержанная и немногословная. Раза два или три, когда Монтальбано был у них в гостях (готовила она, надо признать, отвратительно!), он отметил, что синьора Фацио никогда не вмешивается в мужские разговоры, особенно если речь идет о работе.
– Я провожу вас, – сказал Монтальбано.
Они дошли до парковки. Монтальбано отметил, что синьора приехала на машине мужа. Значит, Фацио ушел пешком.
Комиссар вернулся в комиссариат и, остановившись перед стеклянной будкой, попросил Катареллу:
– Позвони Фацио на сотовый.
Катарелла сделал две попытки.
– Молчит, синьор комиссар.
– Скажи Ауджелло, чтобы зашел ко мне, срочно!
– Но у него синьор Миццика.
– Плевать на синьора Миццику!
«Что же случилось с Фацио?» – думал Монтальбано, входя в кабинет.
Жену Фацио он успокоил, но надолго ли? У них была встреча в порту. Почему в порту? Это могло означать все и ничего. Не исключено, что Фацио назвал место, которое первым пришло ему в голову.
Плохо, что Фацио не позвонил домой. Но, видимо, он не позвонил, потому что… потому что возникли обстоятельства, при которых он не мог этого сделать.
«Можно отсюда чуть подробней?» – попросил внутренний голос.
«Ты не развиваешь эту мысль, потому что боишься», – ответил ему Монтальбано.
«Боюсь? Интересно, чего?»
«Выводов, к которым неизбежно придешь».
«К каким таким выводам?»
«Почему Фацио не звонит. Он в руках бандитов, ранен или даже мертв».
«Как всегда, тебе первым делом в голову приходят самые дурные предположения!»
«А тебе? Думаешь, Фацио сбежал с какой-нибудь девкой?»
Вошел Ауджелло.
– Что за спешка?
– Закрой двери и сядь.
Ауджелло повиновался.
– Так что?
– Фацио пропал.
Мими уставился на Монтальбано открыв рот.
Они проговорили полчаса и пришли к выводу, что Фацио определенно начал какое-то расследование по собственной инициативе, не поставив никого в известность. Время от времени у него случались такие прекрасные порывы. Очевидно, на этот раз он недооценил опасность – хотя, учитывая его опыт, это странно – и попал в переделку.
Другого логичного объяснения не было.
– Мы должны найти его до завтра, – сказал Монтальбано. – До завтра я еще смогу водить за нос синьору Фацио. Пока она мне верит, но рано или поздно придется рассказать ей правду. Какой бы горькой она ни была.
– С чего начнем?
– У нас одна зацепка – порт. Начни с него.
– Могу я взять с собой кого-нибудь?
– Нет. Пойдут слухи… Но, если не сдвинемся с места, придется привлечь подкрепление.
Как только Ауджелло вышел, Монтальбано в голову пришла одна идея.
– Катарелла, пусть тебя подменят минут на пять, зайди ко мне!
– Мигом, синьор комиссар!
Мигом и явился.
– Послушай, Катаре, нужна твоя помощь.
Катарелла вытянулся по стойке «смирно», глаза у него блестели от радости.
– Я в вашем полном распоряжении, синьор комиссар.
– Подумай хорошенько, прежде чем ответить. В кабинете у Фацио нет прямого телефона, верно?
– Куда верней!
– Поэтому все звонки, которые к нему поступают, неизбежно проходят через коммутатор, верно?
Катарелла не ответил, только поморщился.
– Что такое?
– Синьор комиссар. У Фацио есть мобильник. Если кто-то звонит на мобильник лично персонально ему, Фацио, этот кто-то звонящий никак не проходит через коммутатор.
– Ты прав. Но я сейчас не об этом. Возьмем только коммутатор. Я хочу, чтобы ты вспомнил, кто звонил Фацио в последние четыре-пять дней. Ясно?
– Яснее ясного, синьор комиссар.
– Тогда садись на мое место, бери листок и ручку и пиши все имена, которые вспомнишь. А я пойду покурю.
– Простите, синьор комиссар, не могу.
– Не можешь вспомнить, кто звонил?
– Нет, не могу сесть на ваше место.
– Почему? Не место, как говорится, красит человека. Ладно, садись где хочешь.
Монтальбано вышел на улицу, закурил, задумчиво побродил по парковке и вернулся обратно.