Текст книги "Телефон"

Автор книги: Андреа Камиллери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Говорят (6)

А

(Адвокат Орацио Русотто)

…и, стало быть, мне остается извиниться за эту преамбулу, не имеющую прямого касательства к данному процессу… Боже мой! Неужели я только что сам это произнес? Господин председатель! Господа судьи! Прошу вас, помогите мне! Неужели я сам так сказал: «не имеющее прямого касательства»? Признаю, я ошибся, господа! Никогда еще адвокату Орацио Русотто не приходилось во всеуслышание признавать, что он ошибся, что он допустил грубейшую ошибку! Ибо все, сказанное мною до настоящей минуты, имеет к данному процессу прямое, самое прямое отношение. Ибо, как мой подзащитный из-за простой путаницы в именах превратился в крамольника, в смутьяна, для которого не существует ни Бога, ни Родины, ни Семьи, точно так же, повторяю и подчеркиваю, мы рискуем здесь превратить благородный альтруистический поступок Дженуарди в преступное деяние.

Опасность судебной ошибки, господа, грозит любому процессу. Вопрос, который в мыслях, в сердце, в душе задает себе каждый человек, отправляющий правосудие, и который делает бессонными его ночи, всегда один и тот же: не ошибаюсь ли я?

Посему, дабы избежать малейшей ошибки, я собираюсь строго придерживаться твердых фактов.

Свидетель Патанэ Джованни, торгующий с лотка овощами и фруктами рядом с подъездом дома, где проживает господин Ла Ферлита, показал под присягой, что видел, как Дженуарди достал револьвер и выстрелил в воздух.

Свидетельница Каннистрелло Паскуалина, бродячая торговка, показала под присягой, что видела Дженуарди, когда тот «бабахнул в пташек», как она колоритно выразилась, желая сказать, что он выстрелил в воздух.

Должен ли я испытывать ваше терпение, утомляя списком еще из семи свидетелей, единодушно показавших под присягой то же самое? Неужели все эти люди, кем бы они ни были, нарушили присягу? В таком случае я официально призываю вас, господин прокурор, привлечь их к ответственности за дачу ложных показаний.

Коль скоро вы этого не делаете, значит, свидетели сказали правду и мой подзащитный действительно выстрелил в воздух.

Перейдем теперь к показаниям тюремного стражника, задержавшего Дженуарди. Стражник показал под присягой, что в момент выстрела он выбирал груши на прилавке свидетеля Патанэ и обернулся только после того, как услышал выстрел.

Дженуарди он увидел, когда тот – привожу его точные слова – «опускал руку, в которой был револьвер», и посему не может сказать, стрелял ли Дженуарди в воздух или в Ла Ферлиту. Из его показаний явствует также, что при задержании стрелявший не только не оказал сопротивления (а ведь в руке у него еще дымился револьвер, тогда как стражник не имел при себе оружия), но выглядел совершенно безучастным, будто свалился с неба.

Поведем итог: среди свидетелей происшествия не нашлось ни одного, кто видел бы, что Дженуарди нацеливал револьвер в сторону Ла Ферлиты.

Господин председатель! Господа судьи!

Представляя вниманию вашему действительные факты, я изложу их бесхитростными словами в том виде, в каком открыл мне истину сбивчивый, трогательно-безутешный рассказ Дженуарди, человека, которого унизили, оскорбив его достоинство, человека, с которым циничная судьба вознамерилась, судя по всему, сыграть злую шутку! Но хочу, чтобы вы знали: его рассказ я проверил пункт за пунктом, дабы никто в этом зале и за стенами этого зала не мог сказать, что адвокат Орацио Русотто способен взять на себя защиту того, в чьей полной невиновности он не уверен на сто процентов!

Несколько времени назад дела побудили Филиппо Дженуарди переехать из родной Вигаты в Палермо, где однажды он случайно узнает адрес своего земляка и ближайшего друга Розарио Ла Ферлиты, которого давно потерял из виду. Дженуарди и Ла Ферлита, дружа с детских лет, не один год сидели за одной партой, были рядом в пору первых любовных увлечений, переживали вместе первые разочарования, поверяя один другому свои задушевные тайны. Они были неразлучными, водой не разольешь, в Вигате их называли Кастор и Полидевк.[8]8
  Близнецы, сыновья Зевса (греч. миф.)


[Закрыть] Они всегда были готовы защищать друг друга, всегда готовы были друг с другом поделиться хлебом, деньгами, счастьем. Когда Дженуарди женился, Ла Ферлита влез по уши в долги, чтобы сделать молодым дорогой свадебный подарок. Когда Ла Ферлита заболел, Дженуарди день и ночь не отходил от его постели. Дружба! Это божественный дар, пользоваться которым на земле могут, по милости Создателя, только люди! Помните Цицерона, великого Цицерона? «Quid dulcius quam habere, quicum omnia audeas sic loqui ut tecum?»[9]9
  Что может быть слаще, нежели иметь кого-то, с кем можно было бы смело говорить обо всем, как с тобой? (лат.)


[Закрыть] Хватит! Я боюсь расплакаться и заставить плакать вас! Итак, с учетом всего сказанного желание моего подзащитного навестить друга, которого он так давно не видел, было более чем естественным. Он уже подходил к дому Ла Ферлиты, когда тот выбежал из подъезда. Почему Ла Ферлита бежал? Разумеется, не потому, что не хотел встречаться с Дженуарди (на бегу он его даже не заметил), а потому, что значительно опаздывал на встречу с господином Гальварузо Амилькаре, встретиться с которым условился накануне. Сам Гальварузо подтвердил под присягой, что это правда.

К сожалению, я вынужден отвлечься в сторону. Репортер местной газеты, рассказывая о происшествии, написал, будто Ла Ферлита бросился бежать при виде Дженуарди, стоявшего на месте. Вот вам, господа, типичный случай подтасовки фактов! Вот как печать искажает правду, пуская людям пыль в глаза и навязывая общественному мнению версию о виновности до выяснения фактов! И эта вопиющая безответственность подготавливает плодородную почву для судебной ошибки. Позвольте мимоходом напомнить вам, что человек, выступающий сейчас перед вами, сам дважды сделался жертвой судебной ошибки, испытал на собственном опыте, на собственной шкуре, что такое тюрьма, но правосудие в конечном счете сумело восстановить справедливость, и теперь я, в свое время невинно обвиненный, защищаю здесь от судебной ошибки другого невинного, я, кто знает не понаслышке, что падает на долю человека, коего отказались признать невиновным.

Итак, прежде чем позволить себе отклониться в сторону, я остановился на том, что Дженуарди подходил к дому своего друга, когда тот выбежал из подъезда. Дженуарди хотел было окликнуть его, но в эту минуту – о, ужас! – увидел, как обезумевшая лошадь, впряженная в тяжелую подводу, мчится в направлении Ла Ферлиты, который только что, споткнувшись, упал на мостовую. В надежде предотвратить трагедию, заставив лошадь свернуть в сторону, Дженуарди, недолго думая, выхватил револьвер и произвел выстрел в воздух. К величайшему сожалению, выстрел не помог, и лошадь продолжила свой роковой путь.

Это все. Это чистая правда, непреложная истина. Понимаю, кто-то из вас с трудом сдерживает улыбку. Понимаю. Догадываюсь, что кто-то из вас мысленно возражает мне: «Э, нет, дорогой адвокат Русотто, ты рассказываешь нам сказки. Нашел дураков! Интересно, как пуля могла попасть в ногу лежащего на мостовой Ла Ферлиты, если Дженуарди стрелял в воздух?»

Поверьте, господа, вы задаете мне вопрос, который я первый тысячу раз сам себе задавал мучительно долгими бессонными ночами. И тот же тяжелый вопрос тысячу раз задавал себе Дженуарди.

Господин председатель! Господа судьи!

Однозначный ответ на этот головоломный вопрос я получил лишь позавчера благодаря проницательности и учености профессора Аристиде Кузумано-Вито, выдающегося специалиста по баллистике. Как все вы знаете, две недели назад профессор Кузумано-Вито покинул этот мир, скончавшись от цирроза печени. Но он нашел в себе силы лично составить протокол экспертизы. При этом из-за нестерпимой боли у него дрожала рука, что в отдельных местах изменило почерк профессора до неузнаваемости. Протокол в бумагах отца обнаружил сын профессора; он и передал его мне, когда я уже потерял надежду получить этот документ. После того как вы ознакомитесь с ним, прошу приобщить протокол к делу.

Профессор Кузумано-Вито утверждает в протоколе, что пуля, направленная вверх, встретила на своем пути решетку балкона, под которым стоял Дженуарди, и, рикошетировав под острым углом, попала в ногу Ла Ферлиты.

Мой подзащитный, продемонстрировав исключительную быстроту реакции, выстрелил в воздух. Он спасал любимого друга, брата!.. Если бы у него получилось…

Б

(Саса – Джакомо Ла Ферлита)

– Вот спасибочки! Наконец-то пожаловал! Глазам своим не верю! С восьмого мая человек в больнице валяется, а родной братец за это время ни разу его не проведал! Хорош! Не каждый может таким братом похвастать!

– Ты все сказал, Саса? Может, теперь меня послушаешь? Поверь, с тех пор как я канцелярией в префектуре заправляю, у меня минуты свободного времени нет, работы по горло, поесть некогда, не то что вырваться из Монтелузы в Палермо! Как тебе тут? Уход хороший?

– Лечат хорошо, не жалуюсь. Но знаешь, Джакомино, у меня такое чувство, будто я в тюрьме.

– С чего это ты взял?

– А ты сам посуди. Когда меня в больницу доставили, то сразу в одиночную палату определили, видеться ни с кем не дают, никого ко мне не пускают, что-нибудь спрашиваю, ни одна собака не отвечает, газет не носят. Спроси меня, что за этими стенами делается, я не отвечу. Не знаю даже, начался ли суд над Пиппо Дженуарди, холера ему в бок!

– Начался.

– Ну, и как он проходит?

– На мой взгляд, неплохо.

– Что значит, на твой взгляд? Пойми, Джакомино, тут разных взглядов быть не может: этот сучий потрох, этот рогоносец, которого подослал дон Лолло Лонгитано, убить меня хотел. И ему теперь нет другой дороги, кроме как за решетку.

– Все не так просто, Саса. Ты знаешь, что я выступаю истцом от твоего имени?

– Откуда мне знать? Но это правильно. Молодец! Мы должны Пиппо Дженуарди жопой об землю приложить. Кого ты взял в адвокаты? Он дорогой? Много берет?

– С нас не возьмет ни лиры. Я пригласил адвоката Ринальдо Русотто, это брат адвоката Орацио Русотто, который защищает Пиппо Дженуарди.

– Я не ослышался?

– Не ослышался.

– Ты что, охренел? Они ведь братья! Им ни черта не стоит сговориться, и тогда мы в говне! Кто тебя надоумил нанять этого Ринальдо Русотто?

– Хочешь знать, кто? Дон Лолло Лонгитано.

– Командор?!

– Это он сказал, что нам надо иск подать.

– Сначала подговорил Дженуарди убить меня, а теперь на мою сторону стал?

– Дон Лолло объяснил, что это хитрость, маневр, о котором никто не должен догадываться.

– Так ведь этот адвокат даже не подумал поговорить со мной! Что-то я его здесь не видел!

– Он потому не приходил, что боялся: а вдруг ты околесицу городить будешь? Профессор Манджафорте, главный врач, сказал, что у тебя амнезия.

– Какая, на хер, амнезия? Никогда не слыхал про такую!

– Слушай, Саса, я понимаю, у тебя нервы шалят, но это не значит, что ты должен сквернословить. Я этого не люблю. Амнезия означает потерю памяти.

– Так ведь я все помню! Все-все!

– Неужели ты не веришь самому профессору Манджафорте?

– О, Святая Мадонна! Я один, а их много, и все они сговорились!

– Наконец-то ты понял. Все договорились, что Пиппо Дженуарди должен быть оправдан. И если ты меня любишь, если любишь себя, ты должен сделать еще одну вещь.

– Чего они хотят?

– Нужно, чтоб ты письмо написал. Я скажу, какое.

– А если не напишу?

– У тебя кости после переломов срастаются?

– Понемногу.

– Знаешь, что мне сказал дон Лолло Лонгитано? Если Саса письмо не напишет, я пришлю человека в больницу, чтобы переломал ему все кости, пока они не срослись. Мол, убежать он на этот раз не может, с квартиры на квартиру порхать у него не получится, мы знаем, где его найти. Так в точности и сказал. И мне грозил.

– Чем?

– Тем, что меня из префектуры уволят. После того как он всем расскажет про меня и про Тано Пурпуру.

– А что он может рассказать? Вы с Тано старые друзья, пятнадцать лет под одной крышей из экономии живете… Что тут плохого?

– Он грозился рассказать всем, что мы с Тано – муж и жена.

– Да кто же ему поверит! Никому на свете в ум не придет представить такое про тебя и про Тано.

– А дону Лолло пришло, и он может рассказать. У него в руках записка, которую Тано мне написал. Саса, я спешу.

– А, понимаю… Ладно, диктуй письмо…

В

(Председатель суда – адвокат Ринальдо Русотто)

– Слово имеет адвокат Ринальдо Русотто, представляющий интересы истца, господина Розарио Ла Ферлиты.

– Спасибо. Господин председатель, господа судьи! Я буду предельно краток и ограничусь тем, что прочту заявление моего клиента, господина Розарио Ла Ферлиты, записанное с его слов нотариусом Катальдо Риццопинна, после чего попрошу приобщить его к делу:

«Вчера Господь смилостивился и вернул мне память, которую я надолго потерял, и, пользуясь этим, спешу подтвердить, что в то утро, когда со мной случилось несчастье, у меня действительно была назначена деловая встреча с господином Гальварузо Амилькаре. Опаздывая, я выбежал из подъезда и почти сразу споткнулся и упал. Из того, что произошло потом, я помню только обезумевшую лошадь, которая мчалась прямо на меня. Если бы я увидел своего друга Пиппо Дженуарди, я бросился бы к нему с распростертыми объятиями, и это избавило бы и его, и меня от того, что произошло.

Записано с моих слов. Розарио Ла Ферлита».

Что тут добавить, господа? Огласив данное заявление, мы отзываем свой иск.

Г

(Калоджерино – командор Лонгитано)

– Дон Лолло, Пиппо Дженуарди вернулся! Весь город радуется, кто его обнимает, кто целует…

– Слушай, что я тебе скажу, Калоджерино. Завтра утром, как только Пиппо Дженуарди откроет склад, ты войдешь и…

– …его кокну.

– Нет, Калоджерино, ты его не кокнешь ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Если, конечно, это не понадобится.

– Дон Лолло, эта сволочь, эта враженяка мне башку проломила!

– Дженуарди не виноват, что ты по рогам схлопотал. Виноват Саса Ла Ферлита. Но раз тебе неймется пар выпустить, хрен с тобой: ежели повстречаешь Пиппо вечером и он один будет, отдубась его хорошенько. Я разрешаю, Калоджерино. Только повремени малость. Договорились? Ну, а завтра утром зайдешь с улыбочкой к Пиппо на склад… Покажи, как ты улыбаешься.

– Так сгодится?

– А получше улыбнуться не можешь?

– Лучше не могу, дон Лолло, когда про Пиппо думаю.

– Ладно, сойдет и так. Значит, ты заходишь и вежливо говоришь: «Добрый день, синьор Дженуарди. Дон Лолло велел сказать, что он рад, что вы на свободе». А потом отдаешь ему эти письма. Первое – от наследников Дзаппала, второе – от Лопрести из Новойорка, один мой друг постарался, который в Америке живет. После того как письма отдашь, скажешь: «Дон Лолло говорит, что теперь вы квиты». Повернешься и уйдешь.

– Как это квиты, дон Лолло, когда Дженуарди его не убил? Ведь Саса живой!

– А кто тебе сказал, что он должен был его убить? Уговор по ногам стрелять был. Он по ногам и стрелял.

Д

(Пиппо – Танинэ)

– Какой день, Танинэ! Почаще бы такие денечки! Плясать от радости хочется!

– Да ты кушай, Пиппо. Кушай и рассказывай.

– Мне тут два письма утром принесли… Соль не передашь?.. Одно из Новойорка, другое от наследников Дзаппала. Больше мне никто не мешает! Теперь можно ставить столбы, и скоро я по телефону с твоим отцом разговаривать буду.

– Но как получилось, что они передумали?

– Сам не пойму. Может, на них подействовало, что я ни за что в тюрьме побывал. И они меня пожалели.

– Коли не секрет, сколько ты заплатил адвокату Русотто? Что правда то правда, он свое дело знает.

– Русотто? Ты не поверишь, но он с меня ничего не взял. Ни гроша. Когда я спросил: «Господин адвокат, сколько я вам должен?» – знаешь, что он ответил? «Я за справедливость. Поэтому невиновных бесплатно защищаю».

– Святой человек. Теперь нам подумать надо, как у папы денег на телефон попросить.

– А мы и без них обойдемся. Утром на склад представитель «Фондьярия Ассикурацьони» приходил. Он говорит, что страховку за экипаж я самое позднее через месяц получу.

– Господь услышал мои молитвы.

– Танинэ, я хотел тебе сказать, что послезавтра еду в Фелу. Самое время торговлю расширять. Опять же нынче утром телеграмму из компании Спарапьяно принесли. Хорошие новости: я лес заказывал, так он уже в пути. Ветер в другую сторону подул, Танинэ. Только подставляй паруса!

– Питаю, можно, я папу сегодня на ужин к нам позову? Он один сейчас, Лиллина утром в Фелу уехала.

– Глупый вопрос, Танинэ! Я только рад буду. Конечно, зови. Только…

– Что только?

– Не говори отцу, что я в Фелу еду. А то он мне поручение придумает, ты ведь его знаешь, стоит ему услышать, что кто-то куда-то едет, он сразу с просьбой: будь так добр, привези мне это, сделай для меня то. А мне некогда по его поручениям бегать.

– Ты прав. Скажи, Пиппо, ты сразу на склад уходишь?

– Нет, часика два отдохнуть могу.

– Тогда я посуду помою и приду.

– Давай наоборот сделаем: сперва ты идешь со мной в спальню, а потом моешь посуду.

– Ой мамочки ой Пресвятая Дева вот так вот так вот так ой хорошо ой не могу ой умираю…

– Теперь верхом, Танинэ!

– Ой мамочки вот так вот так вот так ой Пресвятая Дева ой умираю…

– Теперь по-сарацински, Танинэ!

– Ой умираю ой мамочки вот так вот так вот так…

– Теперь по-социалистически, Танинэ!

– Подожди, я перевернусь. Вот так. Ой, больно! Ой, мамочки, больно! Ой, Пресвятая Дева! Вот так! Вот так! Вот так! Воттаквоттаквоттаквоттаквоттак! Умираю…

Пишут и говорят

* * *

№ 19/119303 5420

Отдел г. Сектор д.

№ 1507/19939

(Форма 169)

Министр Государственный Секретарь по делам Почт и Телеграфов

Рассмотрев прошение г-на Филиппо Дженуарди о предоставлении ему телефонной линии для личного пользования и удостоверившись в том, что в 892 года июня 20 дня им внесен залог в размере 20 (двадцати) лир в Залогово-Кредитную Кассу № 98 Монтелузского Казначейства, на основании Закона № 184 от 1 апреля 1891 г. и Правил применения последнего, утвержденных Королевским Указом от 25 апреля того же года за № 288,

Постановляет

§ 1. Разрешить предоставить г-ну Филиппо Дженуарди для личного пользования телефонную линию длиной не более 3 (трех) км., соединяющую ею склад в Вигате, провинция Монтелуза, с домом г. Эмануэле Скилиро.

§ 2. Разрешение действительно в течение 5 (пяти) лет со дня подписания настоящего Постановления, при обязательстве полностью соблюдать положения Закона и вышеупомянутых Правил.

§ 3. На основании статьи 37 Бюджета на текущий год, ежегодная плата за пользование телефоном устанавливается в размере 20 (двадцати) лир и может подлежать пересмотру.

§ 4. Правительство не несет ответственности за проводку и содержание линии, a также за ее работу: соответствующие расходы всецело принимает на себя лицо, получившее данное разрешение.

Настоящий Указ подлежит регистрации в Счетной Палате.

Рим, 30 июня 1892 г.

Министр

Сини.

^{Зарегистрировано в Счетной Палате}

^{1892 г. июля 4 дня за № 677, Вход. Е 398.}

^{(Дж. Каппьелло).}

* * *

(Личное)

Господину Эмануэле Скилиро.

Вигата.

Мессина, 18 июля 1892 г.

Господин Скилиро!

Надеюсь, это письмо дойдет до Вас, хотя я не помню Вашего точного адреса. Письмо, которое Вы сейчас начинаете читать, я отправил из Мессины, в чем Вы можете удостовериться по почтовому штемпелю на конверте, за несколько минут до отплытия на материк, где я нашел работу в одном городе (не называю его, потому что, какой это город, не должна знать ни одна живая душа, включая моего родного брата). В Сицилию я больше никогда не вернусь, даже в гробу. Я мог бы прислать анонимное письмо, но в последний момент решил подписаться: так Вы скорее поверите, что я говорю правду.

Не стану от Вас скрывать, что хочу отомстить Вашему зятю Пиппо Дженуарди, злодею, который стрелял в меня и из-за которого я остался хромым на всю жизнь.

Филиппо Дженуарди предатель. Он наплевал на дружбу и из низких побуждений продался командору Калоджеро Лонгитано, дону Лолло, главарю мафиозной шайки «Братская рука». У меня вышло недоразумение с братом дона Лолло, и дон Лолло умыслил меня проучить. Оставалось одно: убежать из Вигаты в Палермо, что я и сделал, но Ваш зятек всякий раз, как я менял квартиру, спешил сообщить командору мой новый адрес, и я все время чувствовал себя зайцем, за которым гонится собака. Людям дона Лолло не удалось меня поймать, и тогда заняться мной поручили Вашему зятю. И он до меня добрался.

Так что, повторяю, этим письмом я мщу ему.

Как видите, меня нельзя заподозрить в неискренности.

Вы знаете, мы с Пиппо были друзьями, у нас друг от друга не было секретов.

И однажды, года два назад, взяв с меня клятву, что это останется между нами, Пиппо сказал мне, что переспал с Вашей супругой синьорой Лиллиной.

Они были одни на Вашей вилле под Вигатой, прислугу синьора Лиллина перед этим отпустила, и они, сами не зная как, оказались голые на кровати.

Он с удовольствием описывал мне все пикантные подробности.

Они повторили это еще два раза, опять же у Вас на вилле, когда там никого не было. И про эти два раза он мне тоже рассказал, не жалея красок: по его словам, он уже начал понимать постельные вкусы Лиллины.

Хотите верьте, хотите нет, но я посоветовал ему оставить Вашу жену в покое, поскольку дело могло принять опасный оборот и кончиться смертоубийством.

Он согласился, что опасность есть, и все равно встречи прекратить ему трудно, он даже думать о том не желает. «Эта женщина меня до потрохов проняла», – так прямо и сказал.

Больше он про синьору Лиллину со мной не говорил, и мне стало казаться, что он послушался моего совета и с ней порвал.

Однажды я спросил в упор: «Ты с ней порвал?» – «Нет». – «А почему тогда ты больше мне про нее не рассказываешь?» – «Потому что люблю ее. Теперь все по-другому. Я без Лиллины жить не могу». – «А как вам удается встречаться?»

Он объяснил, что они нашли верный способ. Два-три раза в месяц синьора Лиллина говорила Вам, что хочет съездить в Фелу – родителей проведать. А Пиппо, для маскировки, уезжал в Фелу несколькими днями раньше или позже. В Феле им сестра Лиллины помогала по полдня в загородном доме проводить.

Вот и все. Если Вам интересно знать, зачем ему телефонная связь понадобилась с Вашим домом, так я смекаю, он это для того придумал, чтобы с Вашей женой удобно было о встречах договариваться.

А чтобы Вы мне до конца поверили, я Вам вопрос напоследок приготовил: разве синьора Лиллина не слаба на передок?

Розарио Ла Ферлита.

А

(Лиллина – Танинэ)

– Мне сказали, что ты просила меня прийти. Я все бросила и прибежала. Что случилось, Лиллина? Что с тобой? У тебя такое лицо, что мне страшно!

– Ах, Танинэ. Я всю ночь не спала, убивалась.

– Убивалась? А причина-то какая?

– Причина твой отец, Танинэ! Твой отец и мой муж!

– Он заболел? Доктора вызывала?

– Доктор тут ни при чем, Танинэ. Вчера вечером твой отец пришел домой, как обычно, к ужину. Вместо того чтобы поцеловать меня, он в мою сторону даже не глянул, пролетел мимо и заперся в кабинете на ключ. Я не знала, что и подумать. Обождала чуточку и через дверь говорю, что ужин готов. Он не отвечает. Ну, я подумала, что он меня не слышал, и повторяю про ужин. И знаешь, что мне ответил собственный муж: «Отцепись, сука!»

– Папа? Так сказал?

– Да, Танинэ. Именно так. Сначала мне даже показалось, что я ослышалась.

– А потом?

– Я обиделась и села за стол одна, но чувствую, есть не могу, еда в рот не лезет. И вдруг в кабинете такое началось! Твой отец костерил по очереди всех святых, богохульничал, кричал.

– Папа?

– А после поднялся несусветный грохот, что-то падало, разбивалось… Слышно было, как он бумаги какие-то рвет… Меня, несчастную, аж в пот бросило. Что это с ним? Какая муха его укусила? – спрашивала я себя. Потом вдруг тишина, и в тишине бряканье ключа в замочной скважине, дверь приоткрылась, и из нее высунул голову твой отец. Глаза выпучены. Служанку требует. Я служанку к нему послала, и он велел в кабинете ему постелить, на раскладушке. Представляешь? Тут уж я не на шутку осерчала. «Почему отдельно спать решил?» – спрашиваю. А он: «Не в себе я сегодня, сну твоему мешать не хочу». Я всю ноченьку не спала, с боку на бок ворочалась, глаз не сомкнула. Утром служанка сказала, что он в обычное время ушел, в полвосьмого, и с виду спокойный был.

– Может, Лиллина, он на тебя сердился?

– На меня? За что? Нет, я бы поняла, когда б на меня.

– Успокойся, Лиллина. Видишь, утром он, как всегда, ушел по делам, служанка сказала, что он спокойный был. Все прошло. Наверно, в делах заминка какая приключилась, вот он и расстроился. Ты ведь его знаешь. Помнишь, до чего он разозлился в тот раз, когда Пиппо самокат покупать собрался? Полдня злой как черт был, а после остыл. Потерпи до вечера, вот увидишь, вечером он прощенья у тебя попросит, когда домой придет.

– Ты так думаешь, Танинэ?

– Я так думаю, Лиллина.

Б

(Пулитано – Пиппо – дон Нэнэ)

– Синьор Дженуарди, все в порядке! Самому не верится, что за двадцать дней управились. Осталось проверить соединение. Вы не против?

– Прямо сейчас? Я уже закрывал склад…

– Так ведь это всего одна минута!

– А вдруг тесть ужинать сел? Думаю, неудобно поднимать его из-за стола…

– Синьор Дженуарди, я бы хотел успеть на последний поезд в Палермо. Завтра утром у меня важная встреча на работе.

– Ладно уж, проверяйте.

– Слушайте внимательно и запоминайте. Сначала снимаете трубку с рычага и подносите к уху. Одновременно другой рукой крутите ручку – три-четыре оборота. Говорить нужно громко, отчетливо, поднеся трубку вплотную к губам… Так, отвечают, станьте ближе, тогда вам тоже будет слышно.

– Алло!

– Это синьор Скилиро?

– Да.

– Я проверяю линию. Вы меня хорошо слышите, синьор Скилиро?

– Да.

– И я вас хорошо. У меня к вам просьба, синьор Скилиро. Повесьте трубку и позвоните сюда, на склад вашего зятя. Знаете, зачем я попросил его позвонить, синьор Дженуарди? Хочу проверить, проходит ли звонок. Немного подождем… Ну вот, уже звонит. Алло!

– Алло!

– Все в порядке, работает. Хотите поговорить с вашим зятем, синьор Скилиро?

– Нет.

– В таком случае до свидания. Поздравляю, синьор Дженуарди, теперь у вас есть телефон. Пользуйтесь на здоровье. И спасибо вам за все… Вы были так любезны…

– Как, синьор Пулитано? Уже убегаете? Сначала поужинаем вместе, в Палермо вы такой свежей рыбкой, как у нас, не полакомитесь… До последнего поезда времени у вас достаточно.

В

(Калуццэ – Пиппо – Лиллина)

– Калуццэ, пойдешь на станцию. Нынче утром лес прибывает от компании Спарапьяно.

– Я? Но ведь вы на станцию сами всегда ходили.

– А сегодня ты пойдешь. Проверь, все ли подводы на месте, – мы пятнадцать штук заказывали, должно хватить. Проследишь за погрузкой – и обратно на склад.

– Как скажете, дон Пиппо.

– Будешь выходить, затвори ворота.

– А ежели кто поговорить придет, а ворота заперты?

– Неужто не работает? Почему никто не отвечает? Неужто этот хренов телефон, не успели его провести, уже сломался? Фу, наконец-то. Алло, алло! Лиллина, это ты?

– Алло!

– Алло! Лиллина! Это я, Пиппо!

– Ой, это ты, Пиппо? Ты, любимый?

– Я, Лиллина! Я, милая! Я, ненаглядная!

– О, Мадонна! У меня ноженьки подкашиваются! Пиппо, дорогой, сердце мое, это правда ты? Как я ждала этой минутки! Как мечтала голос твой услышать!

– Просто чудо! Дивная штука этот телефон! Скажи мне: Пиппо, я тебя люблю.

– Пиппо, я тебя люблю.

– Рогоносец давно ушел?

– Да уж час будет.

– А служанка?

– С полчасика.

– Значит, нынче уже не увидимся, не успеем. Я ведь не только для того телефон провел, чтоб мы поболтать могли, когда рогоносца дома нет, но еще чтоб о встречах договариваться и почти каждый день видеться.

– Правда? А как?

– Я тебе скажу, как. Рогоносец из дома по утрам в полвосьмого уходит, правильно?

– Минута в минуту.

– А ближе к восьми ты служанку за покупками посылаешь, так?

– Так.

– Вот и хорошо. Завтра утром, как только служанка в город уйдет, ты мне звонишь по телефону и говоришь, что путь свободен. Я седлаю лошадь, и через десять минут я у тебя. Таким образом, в нашем распоряжении верные два часа. Потерпи до завтра, завтра я тебя задушу в объятьях и без устали целовать буду – в губы, в груди, в животик, между ног…

– Молчи, Пиппо, а то я заплачу…

– Подожди секунду, Лиллина, там какой-то шум, пойду посмотрю, не вешай трубку… Кто здесь? А, это вы… Доброе утро. Какое совпадение, я вам домой звоню, и тут вы приходите! Я как раз спрашивал у синьоры Лиллины… Боже мой, что вы задумали? Что с вами? Пожалуйста, не надо, нет, нет…

– Пиппо! Пиппо! О, Мадонна! Что случилось? Что это за грохот! Пиппо! Пиппо! В чем дело? Стреляют? Еще один выстрел? Еще? Пиппо! Пиппо!

Г

(Старший капрал Ликальци – лейтенант Ланца-Скокка)

– Черт возьми, Ликальци! Кто тебе разрешил входить без стука?

– Виноват, господин лейтенант. Но тут такое дело! Не то бы я ни в жисть…

– Докладывай.

– Вы приказали, когда других заданиев не будет, чтоб я за складом Дженуарди приглядывал, примечал, кто туды, виноват, туда, заходит, кто выходит…

– Ну?

– Пять минут назад я как раз недалеко от склада был и вроде как выстрел услыхал. Я – ближе. Опять выстрел слышу. Еще один. Не иначе, думаю, стреляют.

– И ты вошел?

– Так точно.

– И что же это было?

– А то, что тесть Дженуарди зятя собственного кокнул, а потом себя порешил, виноват, застрелился.

– Что ты говоришь!

– Покойники внутри находются, господин лейтенант. Можете сами поглядеть, ежли хотите.

– Но почему он это сделал? Надо успеть туда, пока никто не вошел…

– Не бойтесь, господин лейтенант, не войдут. Я склад на ключ запер, ключик-то вот он, при мне.

– Идем скорее. Не будем терять время.

– Да не бегите вы так. Чай, никто, окромя меня, выстрелов не слыхал. Спокойно успеем все в аккурате сделать, как надо.

– Ты о чем?

– Смекайте, нам повезло, господин лейтенант. Какой случай подвернулся!

– Не понимаю.

– Щас объясню.

«Предвестник»

Ежедневная политическая газета

Гл. редактор Дж. Оддо Бонафедэ

27 июля 1892

ДВА ЧЕЛОВЕКА, РАЗОРВАННЫЕ ВЗРЫВОМ БОМБЫ

Вчера около девяти часов утра в Вигате (провинция Монтелуза) прогремел сильный взрыв, посеявший страшную панику среди жителей улицы Криспи. Лейтенант Королевских Карабинеров Иларио Ланца-Скокка, проходивший неподалеку в сопровождении старшего капрала Ликальци, поспешил к месту происшествия.

Взрыв произошел в помещении лесоторгового склада на улице Криспи № 22, принадлежащего Дженуарди Филиппо. Когда лейтенант и старший капрал проникли на склад через выбитые взрывом ворота, их глазам предстала ужасающая картина. На полу среди обломков лежали изуродованные тела Дженуарди и его тестя Скилиро Эмануэле, 60-ти лет, известного вигатского коммерсанта.

Не вызывает ни малейшего сомнения, что причиной трагедии стала бомба средней мощности, случайно взорвавшаяся в то время, когда Дженуарди изготавливал ее (рядом с его трупом обнаружены неиспользованные детонаторы и запальные шнуры для изготовления новых адских машин). Невольно возникает вопрос: случайно ли Скилиро Эмануэле, тесть Дженуарди, находился на складе, или же он был сообщником Дженуарди, в котором Королевские Карабинеры давно подозревали опасного смутьяна?

Напомним, что некоторое время назад Дженуарди оказался замешан в темную историю со стрельбой на улицах Палермо, когда один человек был ранен, а до этого, при двух ордерах на его арест за подрывную деятельность, вигатский лесоторговец странным образом уходил от ответственности.

Королевские Карабинеры ведут расследование.

«Предвестник»

Ежедневная политическая газета

Гл. редактор Дж. Оддо Бонафедэ

28 июля 1892

НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ О ВЗРЫВЕ В ВИГАТЕ

Синьора Лиллина Ло Ре, вторая жена коммерсанта Эмануэле Скилиро, погибшего вчера в Вигате вместе со своим зятем Филиппо Дженуарди в результате случайного взрыва бомбы в помещении лесоторгового склада, принадлежавшего Дженуарди, сделала нашему корреспонденту Эмпедокле Куликкье следующее заявление: «Вчера утром, около половины девятого, зазвонил телефон, проведенный за день до этого между складом зятя моего мужа и нашим домом. Звонил Дженуарди, искал моего мужа. Надо сказать, что неделю назад мой бедный муж сам не свой сделался, как в воду опущенный ходил, будто предчувствие у него нехорошее было». Говорить дальше женщине мешали судорожные рыдания, однако усилием воли она взяла себя в руки и продолжала: «Я ответила, что мой муж, хотя и неважно себя чувствовал, в половине восьмого, как всегда, ушел на работу. Я уже трубку вешала, когда услышала сначала неясное бормотание, а потом два удара, на выстрелы похожие. Меня, понятно, страх взял, я скорее оделась и бегом в Вигату, наша вилла за городом находится. По дороге встречаю Гаетанину, это дочка мужа моего и жена Дженуарди, она к нам идет о папином здоровье справиться. Я ей рассказываю все, что по телефону услышала. Мы решаем вернуться домой и попробовать самим на склад позвонить. Никто не отвечает. Мы путаемся, бежим в город и там узнаем, какая беда стряслась».

Лейтенант Иларио Ланца-Скокка, командир Вигатской Части Королевских Карабинеров, любезно поделился с нами своим мнением о случившемся.

«Рассказ жены Скилиро соответствует истине, – сказал лейтенант Ланца-Скокка. – Скилиро каким-то образом узнал о подрывной деятельности зятя, и эта новость, мягко говоря, не доставила ему удовольствия. Образцовый гражданин, известный уважением к правопорядку, должен был считать позорным для себя и для своей уважаемой семьи тот факт, что в семейное лоно проник крамольник, подколодная змея. И он стал присматриваться к зятю, заодно поручив доглядывать за ним Калоджеро Яконо, своему человеку, юноше на складе у Дженуарди. Вчера утром Яконо, которого Дженуарди отослал со склада, велев при этом запереть ворота, не послушался и оставил ворота незапертыми, чем позволил бедному Скилиро незаметно войти в помещение склада. И тут Скилиро с ужасом видит, что зять занимается изготовлением бомбы! В попытке остановить его Скилиро грозит ему револьвером, но злодей набрасывается на тестя с кулаками. Действуя в рамках законной самообороны, Скилиро вынужден открыть огонь, после чего, устыдившись содеянного, убивает себя».

Наш корреспондент Эмпедокле Куликкья, естественно, спросил у блестящего офицера, как он объясняет, что взрыв произошел примерно через десять минут после выстрелов.

«Бедный Скилиро, – объяснил лейтенант Ланца-Скокка, – покончил с собой, будучи уверен, что убил Дженуарди наповал. Но преступник умер не сразу (змеи живучи!) и попытался спрятать бомбу. Выживи он, ему бы ничего не стоило придумать тысячу объяснений стрельбы, свалив всю вину на тестя. Однако не забывайте, что Дженуарди был тяжело ранен, руки плохо слушались его, и бомба взорвалась. Отсюда разница во времени между стрельбой и взрывом».

Королевские Карабинеры Вигаты продолжают расследование.

ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ КОРПУСА КОРОЛЕВСКИХ КАРАБИНЕРОВ

Командующий Сицилийским Округом

Лейтенанту Иларио Ланца-Скокка.

Часть Королевских Карабинеров.

Вигата.

Палермо, 20 августа 1892 г.

Лейтенант!

Сообщаю, что за проницательность, настойчивость и умение действовать, проявленные Вами в деле Дженуарди, Вам будет объявлена Благодарность с занесением в Личное дело.

1-го сентября с.г. Вы переводитесь в Палермо с назначением на должность моего первого адъютанта.

Вы доказали, что являетесь прекрасным офицером.

Командующий Округом

(Карло Альберто де Сен-Пьер).

P.S. Уверен, Вам приятно будет узнать, что лейтенант Джезуальдо Ланца-Туро получил, по моему ходатайству, перевод в Рим, и ему также будет объявлена Благодарность.

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

ДИСЦИПЛИНАРНЫЙ ОТДЕЛ

Господину Антонио Спинозо.

Управление Общественной Безопасности.

Вигата.

Рим, 20 августа 1892 г.

На основании многочисленных жалоб, поступивших из разных источников относительно Вашего нежелания взаимодействовать с Королевскими Карабинерами Вигаты и чинимых Вами препятствий в начатом ими расследовании по делу известного смутьяна Дженуарди, Дисциплинарная Комиссия находит Ваше дальнейшее пребывание в Вигате несовместимым с атмосферой взаимного доверия, на котором должны строиться отношения между славным Корпусом Королевских Карабинеров и силами Общественной Безопасности.

Исходя из вышеизложенного, Вы переводитесь в Нугеду (Сардиния) в должности помощника начальника местного Управления ОБ.

Вам надлежит прибыть к новому месту назначения не позднее 10 сентября с.г.

Начальник Дисциплинарного Отдела

(Старший Инспектор Сальваторе Добродушини).

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

Министр

Гранд-офицеру

Арриго Монтерки,

Квестору Монтелузы.

Рим, 20 августа 1892 г.

Господин Квестор,

излишне твердую позицию противостояния, занятую Вами по отношению к Его Превосходительству Префекту Монтелузы в деле известного смутьяна Дженуарди, можно было бы списать на позволительную разницу во взглядах, свободно выражаемых двумя высокопоставленными Представителями Государства, если бы Вы не вышли из допустимых границ. В действиях, предпринятых Вами с целью отстоять свою доморощенную теорию, оказавшуюся на поверку чудовищно несостоятельной, Вы не только дошли до систематического очернения двух блестящих офицеров Корпуса Карабинеров, движимых исключительно стремлением оставаться верными долгу, но и ввели в заблуждение Командующего Сицилийским Округом Корпуса, вынудив его принять ошибочные решения. Не довольствуясь этим, Вы постоянно потворствовали более чем сомнительным акциям своего подчиненного, Начальника Управления ОБ Вигаты.

Сожалею, но, с согласия Его Высокопревосходительства Председателя Совета Министров, я вынужден признать нецелесообразным Ваше дальнейшее пребывание в Монтелузе.

В течение месяца со дня получения этого письма Вам надлежит прибыть к новому месту назначения, а именно в Нуоро (Сардиния).

Надеюсь, Вы сумеете извлечь надлежащие уроки из недавнего прошлого и найдете возможность исправить далеко не лучшие стороны своего характера.

Министр

(подпись неразборчива).

Д

(Начальник полиции – квестор)

– Прошу извинить, господин квестор, что беспокою вас дома. Хочу попрощаться, сегодня после обеда уезжаю.