Текст книги "Заговор теней"

Автор книги: Андре Олдмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– А велик ли котел? – спросил Конан.

– Котел велик, – отвечала Ка Фрей, – но стоящему на помосте дозволяется держаться рукой за деревянный шест…

Такое испытание показалось варвару детской игрушкой. Да, может, оно таковым и было, если учесть, что роль Одноногого Синга приходилось играть приближенным раджуба.

– Значит, – сказал киммериец, – если кто-нибудь победит в состязаниях, а потом простоит на одной ноге возле этого дурацкого котла, он получит все, что успел присвоить за три дня сидения на престоле Гадхары?

– Такова воля богов! – горячо воскликнула Ка Фрей. – И если бы Сингом в этот раз стал ты…

– Какая сообразительная, – проворчал варвар, табаня левым веслом и разворачивая лодку вниз по течению.

ГЛАВА 6
Водопад. На краю гибели

Она пролетела!

– Кто?

– Птица!

Конан обернулся через плечо, но увидел только полосу звездного неба над рекой, залитой ровным лунным сиянием.

– Мало ли тварей летает, – проворчал варвар, лениво подгребая веслами. Течение легко влекло лодку к югу,

– Птица пролетела слева направо, – испуганно сказала девушка, – а это дурной знак…

– Ты что, умеешь гадать по полетам?

– Но это всякий ребенок знает…

– Если снова появится, скажи, я подстрелю ее нам на завтрак. – Киммериец толкнул ногой колчан, лежавший на дне лодки.

Вода негромко плескалась за бортом. Яркий диск ночного светила висел над черной стеной джунглей, близко подступавших к берегу. Все вокруг было залито белым сиянием, насыщавшим мрак, словно серебряная взвесь. Даже тень, скользившая рядом с лодкой, виднелась сквозь слой лунного света, как сквозь легкую белую пыль. Казалось, зачерпни воздух корзиной, и она наполнится неведомыми доселе драгоценностями…

Девушка тихо вскрикнула и подняла руку.

Конан взглянул – треугольник четких крупных птиц медленно перерезал диск луны, скользя по океану призрачного света, перемешанного с крупными искрами звезд. Они плыли на широко распластанных неподвижных крыльях, беззвучно снижаясь к реке.

– Девятирукая послала своих слуг, – прошептала Ка фрей, испуганно прижимая ладошки к груди. – О млеччх, зря ты смеялся над богиней…

– Это всего лишь птицы, – откликнулся киммериец, – что они могут нам сделать?

Вендийка не ответила. Варвар налег на весла, подгоняя лодку и стараясь держать ее посредине реки. Птицы сделали широкий круг, пройдя в полете стрелы над их головами, и снова поднялись над вершинами деревьев.

Девушка неподвижно застыла на корме, в ужасе наблюдая за черными летунами. Теперь птицы, сломав треугольник, выстроились цепочкой, следуя за вожаком – крупным, острокрылым, с длинным, похожим на ятаган клювом и зелеными бусинами немигающих глаз. Он несся вниз, со свистом рассекая воздух, и вдоль его крыльев струились потоки серебристого света» словно языки холодного пламени…

– Бери весла! – крикнул Конан, подхватывая лук и колчан. Он вынужден был повторить свой приказ, прежде чем вендийка поняла, что от вас требуется и пересела с кормы на единственное сиденье лодки. Она схватила бамбуковые ручки весел и неумело попыталась грести.

Конан подался назад и, встав на колени, поднял лук и наложил стрелу. Вожак был локтях в тридцати, и киммериец не сомневался, что попадет птице в грудь. Но, как только он выстрелил, летун упал на левое крыло, заложил крутой вираж и увел стаю вверх. Описав широкую дугу, стрела со всплеском упала в воду.

Ругнувшись, варвар снова пустил летающую смерть в сторону стаи. На этот раз одна из птиц, кувырнувшись в воздухе, рухнула в реку. Ни вскрика, ни стона – только плеснула и вновь сомкнулась искрящаяся волна. Не обратив на гибель своего товарища никакого внимания, остальные образовали кольцо и закружили над лодкой, все ускоряя полет. Стремительный хоровод превратился в черное кольцо, косо повисшее над рекой: опускаясь, птицы едва не задевали поверхность воды острыми концами длинных крыльев, и снова взмывали вверх, чтобы, поднявшись тенями выше лунного диска, опять нестись вниз по широкой дуге…

Конан посылал стрелу за стрелой, и большинство стрел находили цель. Взметая брызги, пронзенные птицы навсегда исчезали в реке, но, казалось, их не становилось меньше. Увлеченный охотой, варвар слишком поздно понял, что его выстрелы наносят стае не больший урон, чем укусы клопа слону: летуны не собирались на них нападать, а, кружа над лодкой, преследовали какую-то иную, неясную еще цель.

Ка Фрей совсем не умела грести. Несколько раз лодку разворачивало так, что она черпала воду низкими бортами, и только течение заставляло посудину лечь на прежний курс. По лицу вендийки текли слезы, она что-то беззвучно шептала, видимо, молилась своим богам…

Наконец Конан понял, чего добивались птицы. Проносясь всего лишь в трех локтях от правого борта, их стремительный хоровод неумолимо теснил лодку к левому берегу, густо заросшему тростником и осокой. И там, в темной протоке, куда влекло боковым течением, крутился и кипел белой пеной широкий водоворот…

– Выгребай на стремнину! – крикнул он, чувствуя, как содрогаются борта от нараставшего бега воды. – Левым, левым сильнее!

Тщетно. Вендийка бестолково била веслами, поднимая тучу брызг, пока не выронила один гребок. Она бросила уцелевшее весло на дно лодки и согнулась на своем сиденье, закрыв лицо руками. Птицы разорвали кольцо, снова построились треугольником – на острие, словно наконечник гигантской стрелы, зловеще блестел в лунном свете огромный клюв вожака…

– Кром, Нергал и все демоны преисподней! – Варвар взревел подобно боевому слону. – Я достану тебя, будь ты самой Хали!

Он потянул из колчана стрелу – предпоследнюю.

Огромная птица летела вниз, а за ней на широко распластанных крыльях падала зловещая стая, Вода кипела за кожаными бортами – до бурунов оставалось локтей тридцать.

Конан наложил стрелу и тщательно прицелился. Зеленые глаза, словно две падающие звезды, неслись прямо на него, холодные и безжалостные, несущие смерть…

Киммериец выстрелил. Вожак метнулся в сторону, но на этот раз он оказался слишком близко – стрела пронзила крыло, и птица, издав жалобный, почти человеческий крик, полетела к берегу, тяжело перевалила через вершины деревьев и исчезла за кромкой леса. Вслед за вожаком потянулись остальные – безмолвные, словно клочья тьмы на фоне лунного сияния.

Конан толкнул вендийку на корму и, схватив единственное весло, попытался направить лодку в сторону от водоворота. Слишком поздно – стремительный поток неумолимо увлекал хлипкую скорлупку к кипящим белой пеной бурунам.

– Держись!

Они упали на дно лодки, которую трясло и раскачивало, словно кто-то бил по ней огромным молотом. Удар, треск…

Киммериец поднял голову и увидел, что водоворот исчез, а их несет среди высоких тростников куда-то вглубь зарослей – стебли гнулись под напором воды, рядом с лодкой, поблескивая мокрыми шкурками и красными бусинами глаз, плыли какие-то мелкие зверьки.

Вскоре миновали причину потока – каменная плотина, державшая прежде заводь, рухнула, образовав большую прореху, куда вода текла с глухим шумом. Через нее и вынесло лодку.

Конан пожалел, что не бросился за борт прежде: хотя течение и до запруды было сильным, все же он мог бы с ним бороться и доплыть до твердой земли. И девушку вытащил бы – за волосы, как придется, но вытащил бы. Здесь же, в каменистом русле, вода с грохотом неслась между камней, по галечным перекатам, ворочая упавшие стволы и крутя мелкий мусор. Добротная лодка, выменянная на доспехи немедийского рыцаря, трещала по швам – кожа, обтягивающая борта, расползалась, холодные струйки текли сквозь прорехи, и ноги девушки уже скрыла скопившаяся на дне вода. А впереди, перекрывая рокот стремнины, нарастал еще более мощный и страшный рев – рев бездны…

– Водопад! Нас несет к водопаду! – Варвар скорее догадался, чем услышал слова вендийки.

Он и сам понял, в какую ловушку загнали их посланцы Хали, и отчаянно искал выход. Справа темнел высокий скалистый берег, но до него было неблизко, а течение было столь стремительным, что и речи не шло, чтобы добраться до него вплавь. Их несло между камней, накрывая холодными брызгами, каждый миг они ожидали удара, который превратит в щепки их утлое суденышко. И тогда даже недюжинная сила киммерийца окажется бесполезной: поток увлечет их беспомощные тела в пропасть, навстречу демонам водяной бездны. Надо было что-то предпринять, и предпринять немедленно.

– Раздевайся! – вдруг крикнул варвар, перекрывая рев стремнины. – Живее!

Ка Фрей подняла свое бледное лицо, мокрое от слез и брызг, в ее глазах стоял ужас. Она смотрела на киммерийца, словно на чудовище, готовое ее поглотить. Она решила, что он лишился рассудка перед лицом смерти, и беззвучно молила богов послать ей гибель в волнах потока.

Стоя на коленях, Конан достал из колчана последнюю стрелу и показал девушке.

– Ткань, – прохрипел он, – размотай ее! И, махнув в сторону берега, крикнул:

– Пущу стрелу в дерево!

Она наконец поняла и принялась судорожно разматывать свое импровизированное сари. Киммериец подхватил край матерчатой ленты и крепко привязал к оперению стрелы. Другой конец намотал на руку и поднял лук.

Рев водопада приближался. Скалистый откос несся по правому борту, в расщелинах кое-где темнели деревья, но они были слишком тонкими, чтобы попытаться всадить в них стрелу. У него была только одна стрела и одна попытка, от которой зависели две жизни. О боги, пошлите дерево, крепкое толстое дерево, остальное он сделает сам!

И боги послали то, что он просил. Варвар успел заметить огромную тень наверху откоса, в тот же миг силуэт дерева мелькнул под скалой, и киммериец спустил тетиву. Его рвануло так, что он чуть было не вывалился за борт, но удержался и удержал лодку – связанная с берегом матерчатой лентой, она запрыгала по бурунам, приближаясь к спасительной отмели.

Но если светлые боги, казалось, посылали спасение, темные силы возвели между лодкой и берегом каменистый порог, гребнем выступавший из воды, – в него и уперся кожаный борт, прекратив движение к суше. Матерчатая лента светлела над стремниной, натянувшись косой струной от руки варвара к дереву – спасительная нить, готовая вот-вот лопнуть.

Осторожно киммериец принялся наматывать ткань на запястье, подтягивая лодку вперед. Борт царапал о камни, вода текла внутрь, и все же посудина мало-помалу двигалась вдоль гребня, который кончался шагах в десяти. Добраться до конца порога, а там течение само прибьет к берегу…

Нос лодки уже приближался к концу гребня, когда сверху упала черная тень. Огромная птица, тяжело взмахивая крыльями, зависла над матерчатой лентой и вонзила в ткань острые когти. Миг – и спасительная лента лопнула, поток подхватил лодку и, крутя, словно щепку, повлек навстречу висевшей над водопадом искрящейся в лунном свете стене брызг.

Многоголосый торжествующий рев водяных демонов рвался из бездны. Они готовились поглотить добычу, ликуя в предвкушении жертвы, – тысячи бесплотных созданий, детей ветра и потока, извечных врагов смертных… А на врагов, кто бы они ни были, Конан всегда шел с мечом. И сейчас, задыхаясь в плотной стене водяной пыли, он вскочил на ноги и, чудом удержав равновесие, выхватил из заплечных ножен немедийский клинок, готовясь вступить в последнюю, безнадежную битву…

Этот отчаянный порыв не пропал даром: какая-то тень возникла в водяном тумане, стремительно приближаясь, темной линией прочерчивая искрящуюся взвесь. В последний момент поняв, что это нависнувшее над краем пропасти дерево, Конан поднял меч и изо всех сил всадил лезвие в ствол. Ему показалось, что мускулы его лопнут, перед глазами поплыли красные круги, но он задержал роковое падение. Крепко сжимая обеими руками рукоять меча и чувствуя, как разваливается под ногами лодка, киммериец молил всех вендийских богов, чтобы его спутница успела понять, что нужно делать…

Она поняла и крепко обхватила его за пояс. В тот же миг обломки лодки канули в бездну, и они повисли над пропастью.

Однако водяные демоны не склонны были столь легко расставаться с добычей. Дерево было слишком старым, а Конан – слишком тяжелым, чтобы продержаться над водопадом долее трех вздохов. Клинок выскользнул из ствола, и люди полетели в бездну…

Но, прежде чем их тела скрылись в бушующем потоке, сверху упала зеленая сеть, подхватила и повлекла наверх и дальше – к берегу. Киммериец успел заметить поросшие рыжей шерстью руки, тянувшие скользкие нити, и желтые клыки в губастых пастях, больно ударился спиной о камни и тут же, в ярости разрубив путы, вскочил, готовый к схватке.

И никого не увидел. Берег был пуст, тускло отсвечивали под луной скалы с темнеющей поверху рваной полоской леса.

Ка Фрей стояла на коленях, воздев тонкие руки, и тихо пела.

– Сома, Сома, светлый бог ночи, – услышал Конан, – аи нам успокоение и мирный сон, даруй радость забытья и сладость полей тумана…

– Самое время подремать, – сердито буркнул варвар, не убирая меча в ножны, – сдается мне, нас вытащили из воды вовсе не для того, чтобы предложить мягкую перину. Мне показалось, это были обезьяны…

– Они служат якшам, – прошептала вендийка.

В это время наверху скалы тускло затеплился неяркий огонь. Кто-то спускался по тропинке, освещая путь фонарем.

ГЛАВА 7
Костер. Падение ямбаллахов

Вот, – сказал Тримрапарттмрапутахасуптантрапеша, – дальше – земля Вонючих Болотников. – Плохо. Едят людей.

– А я-то думал, это якши падки на человечинку, – подначил своего нового знакомца Конан, разглядывая плотную стену колючих кустов, среди которых, словно вход в пещеру, темнела прогалина, где начиналась тропинка.

Они стояли на краю небольшой поляны, поросшей высокой травой и желтыми цветами – киммериец, вендийка, вожак недоросликов и пяток его лупоглазых соплеменников. Соплеменники угрюмо молчали, сжимая в лапах свои кривые дубинки, и каждый не спускал одного глаза-пузыря с людей, а зрачком другого настороженно озирал окрестности.

– Базарные сказки, – сказал вожак, не понимавший шуток. – Верить не надо. Якши не едят людей, якши любят женщин. Я говорил.

Варвар уже слышал историю лесного племени: у костра, возле которого они с девушкой сушили одежду и угощались какими-то довольно сладкими корешками, испеченными на углях. Недорослики бродили поодаль, к костру не присаживались – то ли не могли забыть обиду, нанесенную киммерийцем, то ли просто его побаивались. Только их вождь, так и не сняв свою зеленую шапку, отороченную крашеным мехом неведомого зверя, устроился рядом с людьми и даже вступил с ними в беседу.

На берег, куда стая обезьян перенесла в сплетенной из лиан сети чуть было не ставших добычей водяных демонов путников, Тримра (так для краткости окрестил его киммериец) явился один. При нем не было оружия, только фонарь из выдолбленного ореха, в котором что-то, как ни странно, булькало и тлел неясного происхождения огонек. Завидев своего давешнего похитителя, Ка Фрей испуганно прижалась к северянину, поминая Таттара-Рабугу и нервно потирая пальчиком переносицу – жест, согласно поверьям вендийцев, охраняющий от нечистой силы.

– Я пришел мирный, – возгласил недорослик, потрясая для убедительности уже виденной Конаном грамотой. – Наши слуги, имеющие хвосты, спасли вас.

– Зачем? – недоверчиво спросил варвар, направив в грудь якши острие меча и настороженно оглядывая склон.

– У нас мир с людьми, – заявил Тримра важно. – Еще – ты друг Деви. Она отблагодарит.

– Я отнял у тебя добычу, – напомнил киммериец.

– Это право сильного. Мы найдем другую женщину.

– Чтобы съесть?

– Чтобы родить потомство. Пойдем к нашему костру. Мы дадим вам сладких паттахашара, Я расскажу, зачем нужны женщины.

Немного поразмыслив, Конан решил воспользоваться сим любезный приглашением. Тем более, что дорога из этого гиблого места была неведома даже вендийке. Если якши затаили коварное намерение напасть на них, что ж, у него достанет сил проучить лесных уродцев и навсегда отбить у них охоту нападать на людей. Хотя бы на киммерийцев, если, конечно, какому-нибудь его земляку придет в голову безумная мысль отправиться в джунгли Вендии.

Они взобрались по крутой тропинке и оказались возле большой деревянной статуи обезьяны, мельком виденной Конаном с реки. Идол был старый, поросший лишайником, обвитый лианами, локтей двадцать высотой. Имел он три лика, один обращенный к реке, а два других – в сторону троп, разбегавшихся от подножия истукана. Тропа пошире уходила вглубь джунглей, другая вилась по кромке обрыва мимо идола и убегала дальше, теряясь среди обломков скал. Обезьяна была многорукой: две лапы прикрывали глаза, устремленные на реку, две другие зажимали рот морды, таращившейся на уходившую в заросли тропу, последняя пара прикрывала рот третьего лика.

Возле ног истукана горел небольшой костер, а на плечах гигантской обезьяны сидели ее живые сородичи – со скрещенными на груди лапами, безмолвные и важные.

– Это ваш бог? – кивнул киммериец на идола.

– Рапрапаратрукравапрадеша, – торжественно объявил вождь якшей, – Отец Народов.

Варвар хмыкнул. Хорош отец! Если какие народы и произошли от этого чучела, то только не киммерийцы. Может быть, якши. Впрочем, вендийцы тоже могли иметь своим предком хвостатое чудовище, не зря их презирают за хитрость, двуличие и склонность выражать свои чувства лицемерными гримасами.

– Почему у него три башки?

– Башки?

– Ну головы, морды.

– О, – сказал Тримра и пошевелил ноздрями, как бы к чему-то принюхиваясь, – Отец Народов мудр. Не хочет смотреть на бурный поток жизни. Презирает. Не хочет слышать пустых речей. Не боится. Молчит о тайне. Знает.

– А ты знаешь тайну? – живо спросил варвар, вспомнив слухи о лесных кладах, охраняемых племенем лупоглазых карликов.

– Знаю, – отвечал якша, – но не понимаю.

Конан не нашелся, что противопоставить столь странному заявлению, скинул промокшую одежду и, оставшись в одной набедренной повязке, уселся возле костра и принял поданные якшами коренья, оказавшиеся хоть и приторными, но весьма сытными. Перевязь с мечом киммериец предусмотрительно положил под руку. Ка наотрез отказалась скинуть свою юбчонку и короткую кофточку – сушилась одетой, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком, со страхом поглядывая на сновавшие в полумраке низенькие тени.

– Ты обещал рассказать, зачем вы похищаете женшин, – напомнил варвар, когда немного утолил голод. Единственное, о чем он жалел, было отсутствие вина – на запивку подали кокосовые орехи. И Тримра поведал историю своего племени.

Когда-то его народ владел обширной страной, лежавшей далеко на севере, за Гимелийскими горами, степями и тундрами, за морем, покрытым ледяными торосами. Там было тепло, потому что страну окружали высокие хребты, не дававшие холодным ветрам проникнуть в долины, и горы эти часто плевались огнем, а вода в озерах была горячей и часто взлетала вверх кипящими струями. Карлики тогда не были карликами, были они настоящими великанами и звались ямбаллахами. Во главе народа стояли мудрые правители, именуемые мажиками, и предки Тримры жили в мире и довольствии.

Северную страну населяли и племена людей, прозябавших в дикости и ничтожестве. Звались они по местам обитания – «люди болот», «люди полей», «племена оврагов» – постоянно воевали друг с другом и потихоньку вымирали. Иногда племена объединялись и шли воевать ямбаллахов, влекомые алчностью и гордыней: крепости предков якшей полнились золотом и самоцветами, а в роскошных дворцах имелось немало диковинок, память о коих теперь уже стерлась. Люди ни разу не смогли взять ни одной крепости, они во множестве погибали под ударами мощного оружия, о котором сохранились лишь смутные предания: известно только, что имелись у ямбаллахов огненные диски, поражавшие врагов сотнями, и громовые стрелы, разившие тысячами.

Так бы и сгинул род людской, обитавший по соседству с великанами, если бы не явилось неведомо откуда племя ругов, хитрых и жестоких воинов, идущих в бой обнаженными, с одним лишь каменным топором в руке. Очень скоро руги стали собирать дань со всех родов, но этого им показалось мало: старейшины племени замыслили коварством одолеть самих ямбаллахов.

Легенда гласит, что в один далеко не прекрасный день явились от них благообразные старцы, безоружные, лишь с музыкальными инструментами в руках. Они были допущены в столицу пред очи мажика и, усевшись рядком, ударили в струны и жалобно запели песню-мольбу, суть коей сводилась к нижайшей просьбе всех подвластных и неподвластных ругам племен дать им мудрых наместников, дабы мир и согласие воцарились среди людей.

Правитель ямбаллахов весьма возрадовался подобным оборотом дела: был он существом просветленным и не терпел войн и убийств, прибегая к своему чудесному оружию лишь в качестве обороны от докучливых дикарей. Он отрядил наместников, которые поставили города на берегах рек и обучили племена хлебопашеству, ремеслам, и торговле. Лишь тайну своего оружия скрыли ямбаллахи.

Руги же, согласно коварному плану, вели себя ниже травы, тише воды, а их вожди даже поселились в столице великанов, якобы для того, чтобы учиться искусству управлять народом своим, на самом же деле лелея лишь одну корысть: овладеть секретом великого разрушения. И весьма в том преуспели.

Надо сказать, что женщин у ямбаллахов было мало, очень мало. В чем причина тому – Тримра не ведал. В легенде глухо поминался какой-то Путь, пройденный ямбаллахами прежде, чем великаны попали в северную страну посреди ледяного моря. Откуда они пустились в дорогу и почему не взяли с собой достаточно женщин, оставалось неясным. Как бы то ни было, хоть и жили великаны по три сотни лет, но лишь у каждого сотого рождался наследник, и предкам якшей рано или поздно грозило вымирание.

Когда вожди ругов завоевали доверие своих новых покровителей, один из них, называемый громким именем Победитель Света, предложил мажику, в знак дружбы и взаимного расположения, одну из своих жен, красавицу Светапху. Надо полагать, красавица была не в восторге от подобной перспективы, но покорилась воле грозного супруга и возлегла с великаном, который оказался, несмотря на изрядные свои размеры, нежным и страстным любовником. От этого союза родился маленький ямбаллах, ставший наследником повелителя. Ростом он вышел не больше обыкновенного человека, но в остальном во всем походил на отца и силой обладал неимоверной.

С тех пор и повелось среди предков якшей брать в жены человеческих женщин. Иногда от этих союзов рождались ямбаллахи, иногда люди, и вскоре кровь великанов и ругов, державших первенство среди племен, настолько перемешалась, что стали они почитать друг друга ближайшими родственниками и во всем друг другу доверять.

Вернее, доверчивыми оказались великаны: руги же, помня о цели своего плана, в конце концов завладели тайной чудесного оружия и изгнали ямбаллахов из страны. Сему предшествовала великая битва у подножия священной горы Меру, и вождь ругов Ория одолел в ней мажика ямбаллахов с его войском.

Лишенные своих огненных дисков и громовых стрел, великаны бежали через горные хребты, переплыли море на огромных льдинах, преодолели тундры, хвойные леса, степи и пустыни и добрались наконец до отрогов Гимеяии. Они погибали в пути, сражаясь с рыжими бесхвостыми обезьянами, гигантскими белыми червями, обитавшими в ледяных торосах, умирали от голода в тундрах, падали под ударами каменных топоров одноногих людей-прыгунов и стрелами кочевников с изуродованными шрамами лицами. Они срывались со скал, атакуемые огромными орлами, и задыхались в ядовитых испарениях, текущих зелеными дымами из недр земли. До укромной долины посреди Химелейских гор дошли немногие. Из женщин-ямбаллахинь – никто.

С тех пор страх поселился в сердцах предков якшей, страх и тоска по утраченному могуществу. Они обитали в горных пещерах, зарываясь все глубже под защиту крепких скал. От тесноты и недоедания рост их от поколения к поколению уменьшался, а знания мудреных наук утрачивались, пока не исчезли вовсе. Чтобы поддерживать род свой, якши (так стали они называться) похищали женщин в ближайших селениях, чем снискали ненависть местных жителей, преследовавших карликов, словно диких зверей.

Если женщина рожала якшу – ее оставляли жить в племени, если рождался человеческий детеныш – его убивали вместе с матерью. Так продолжалось до тех пор, пока Сома, великий бог Луны, не обратил свой милостивый взор на вымирающее племя. Он открыл якшам утраченную тайну долголетия и повелел не убивать рожениц, а отпускать их восвояси вместе с ребенком, буде таковой окажется человеком. Женщины, конечно, хранили тайну родов, опасаясь проклятия единоплеменников, и уходили в иные земли, чтобы воспитывать своих незаконнорожденных чад. Если же рождался маленький якша, мать его окружали почетом, и жила она на положении королевы, пока не умирала от старости. Находились такие женщины, что сами являлись к низкоросликам, ожидая щедрых даров и почестей. В последнюю же сотню лет якши похищали исключительно анупр, исчезновение коих не вызывало особого беспокойства – неприкасаемые давно научились ценить жизнь членов своей касты не более чем судьбу ничтожного муравья, ползущего по тропинке.

– Эта женщина зря боялась, – заключил свою повесть Тримра, почесывая огромную ступню и кивая на Ка Фрей, – якши умеют любить.

При этих словах девушка вздрогнула так, словно ее снова окатили холодной водой.

– Представляю, – буркнул Конан, обнимая вендийку за плечи. – А что, эти руги и по сей день владеют чудесным оружием?

– Никто не знает, – отвечал недорослик, – никто не слышал. До них нельзя дойти. Лед. Замерзнешь.

– Если нельзя дойти, можно долететь, – задумчиво проговорил варвар. Ему не раз приходилось совершать путешествия по воздуху с помощью существ странных или магических чар. Воспоминания были не из приятных, но ради огненных дисков и громовых молний рискнуть бы стоило.

Тримра прикрыл глаза тонкими морщинистыми веками, пожевал губами, подвигал плоским носом – то ли недоумевал, то ли гневался. Впрочем, заговорил как всегда ровно и лаконично:

– Нельзя долететь. Огненные горы. Сильный ветер – вихрь, по кругу. Погибнешь.

– Ну, это еще тетушка языком сметану не взбила, – проворчал киммериец. – Нет такого места, куда нельзя попасть.

Карлик промолчал.

– Ты забыл, что у меня есть Плод Желаний, – продолжал варвар, – что, если мне попросить у него летучую колесницу? Или, еще лучше, просто перенестись в страну ругов?

Тримра уставился на него обоими зрачками. На этот раз на его уродливом лице явно читалось удивление.

– Так не бывает, – сказал он, подумав.

– Не бывает? Так на что же годится этот дурацкий орех?!

– Желания исполняет. Не так, как думаешь. Сбывается то, что может сбыться. Можешь найти летучую колесницу. Но она не возникнет из воздуха. Надо искать. Если где-то есть, получишь.

– А если нет?

– Не получишь.

Конан не удержался и досадливо плюнул в костер. Стоило тащиться к Нергалу на рога, чтобы обзавестись вещицей, которая не способна даже построить воздушный корабль! О том, можно ли сразу перенестись в таинственную северную страну за ледяным морем, он не стал и спрашивать.

Но потомок великанов словно прочел его мысли.

– Раньше было можно, – сказал он и снова почесал покрытую черной дубленой кожей ступню, – когда кальпаврикша была большая. Сейчас хуже. Корни гниют, воды мало.

– Теперь совсем загнется, – не без злорадства сказал Конан, – без хранителя.

– Нет, – спокойно возразил Тримра, – к дереву уже идет Алхутдин из Ханасула. Кальпаврикша не бывает без Стража.

– Кого же он станет убивать?

– Никого. Жрецы Хали скажут – будет десять лет плода ждать.

Пожалев мысленно неведомого Алхутдина из Ханасула, которому предстояло столь долгое время обходиться без женщин, не стричь волосы и кормить лесных клопов, Конан решил, что сам бы не согласился на подобное времяпровождение даже ради чудесного оружия ругов. За десять лет можно было осуществить многое и без помощи волшебного плода.

– Что ж, – сказал он, хлопнув себя по голым коленям, – придется, видно, обойтись без помощи орешка. Думаю, за три дня, которые я намерен просидеть на престоле Гадхары, мне удастся стать человеком небедным. А за золото да драгоценные камни можно купить все, даже проводника через льды и цепь огнедышащих гор. Ты повсюду бываешь, карлик, все знаешь – не скажешь ли, когда случится праздник Калипуджи?

– Послезавтра.

– Мать нергалья! – ругнулся киммериец. – Чего же мы сидим? Вставай, женщина, надо спешить в Город Слона!

– Сейчас ночь, – робко возразила девушка, – и птицы… Они будут нас ждать.

– Есть другая дорога, – сказал Тримра, махнув лапой в сторону тропы, убегавшей вдоль берега. – Плохая. Но птиц Хали нет.

– А кто есть? – поинтересовался Конан.

– Вонючие Болотники.

Конан уже почти привык к неприятному запаху, исходившему от якшей, но при этих словах тут же представил, как должно разить от Болотников, если даже лесные карлики именуют их вонючками.

– Кто такие и с чем их едят? – поинтересовался он. Тримра понял слова киммерийца буквально.

– Их не едят, нет. Худые, мяса мало. Только голодные ягуары. Болотники едят друг друга и пленных. Совсем дикие.

Свое объяснение насчет плохой земли и дурно пахнущих людоедов он повторил на следующее утро, когда якши проводили выспавшихся и подкрепившихся кореньями путников по тропинке к колючим зарослям. Несколько обезьян во главе с крупным рыжеватым самцом увязались следом. Вожак скалил зубы, словно улыбаясь, и шевелил кустистыми бровями, над которыми алели две огромные бородавки.

– Пройдете кусты, дальше – вдоль, – напутствовал Тримра. – Высоко, сухо, идти легко. Внизу болото. Там сидят вонючки. Надо опасаться.

– Уж как-нибудь, – проворчал Конан.

– Дальше – холмы песьеголовых. Надо идти по краю.

– Песьеголовых?

– Люди с собачьими головами. Нападают редко. Вам нет до них дела.

– Что ж, – согласился варвар, – пока им на нас плевать, нам тоже. Главное побыстрее добраться до Города Слона.

– Спуститесь вниз, там река, – продолжал объяснять Тримра. – Нужно плыть. Близко Аккасар.

– Это наш поселок, – вставила Ка Фрей, – там живут неприкасаемые. О Таттара-Рабуга, помоги нам!

Конан прикинул, что можно будет построить плот и переплыть реку, о которой говорил якша. Сам он мог бы пуститься и вплавь, если бы не крокодилы, во множестве обитавшие в водоемах Вендии. Да и его спутница, судя по тому, как она вчера неумело орудовала веслами, была не в ладах с водной стихией.

Киммериец уже собирался распрощаться с карликами и углубиться в заросли, когда Тримра, придержав его за руку, сказал:

– Мы вместе сидели у огня. Глотали один дым. Теперь – дружба. Прими подарок, человек.

И он протянул фонарь из выдолбленного ореха, которым давеча освещал себе дорогу. Варвар принял дар и внимательно его осмотрел. Сбоку ореха имелось круглое оконце, забранное похожим на слюду прозрачным веществом, сверху были просверлены маленькие дырочки, внутри явно плескалась какая-то жидкость.