Текст книги "Тройка мечей (сборник)"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 71 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Алон наклонился вперед, провел ладонью по шее торгианца, а лошадь задрала голову, заржала, сделала два небольших шага в сторону, словно была очень довольна собой и всадником.

И вот все верхом – сокол снова уселся на седло сокольничего – направились глубже в холмы. Тирта с тревогой следила за мальчиком. Хотя сама она сознательно воспитывала в себе твердость, с детства училась защищать свою сущность и то назначение, что ждет ее впереди, она не могла поверить, что ребенок может так быстро оправиться от ужаса происшедшего.

Возможно, справедливо ее предположение: использование Дара высвободило в нем способность принимать мир таким, каков он есть. И поэтому, как и предложил сокольничий, Алон смог смотреть вперед и не оглядываться.

В полдень они остановились у ручья: в холмах вода встречалась часто. Мальчик разделил с ними остатки путевого хлеба. На охоту времени не было.

Расспрашивая, они обнаружили, что знания о местности на востоке ограничены у Алона рассказами торговцев с небольшого рынка или путников, которым владелец фермы настолько доверял, что разрешал переночевать.

Этой территорией правил лорд Хоннор, но, по словам Алона, власть его была непрочной. Титул его часто оспаривался. Хотя он по-своему честный человек – для Карстена – и заботился о тех, кто сохранял ему верность. Фермой владел некто Парлан. Он сам не из Древних. Ему не нравилась опасная жизнь на плодородных равнинах, где почти непрерывно шла война. Он привел семью в эти предгорья, пытаясь избежать постоянных набегов, которым подвергался последние десять лет или даже больше.

Но два дня назад он заболел, и руководство хозяйством перешло в руки его племянника Диона. Парлан был стар, он служил еще в армии Пагара, оставался в одном из гарнизонов и потому не участвовал в роковом вторжении в Эсткарп. Испытанный боец, он в последующем хаосе был искалечен, женился и принял земельный участок, который отвел ему его командир. Но потом изменил свои планы и переселился ближе к горам, когда его командир был предательски убит, а отряд разгромлен.

У Алона не было близкого родства с Парланом.

Он оказался в его семье, когда она покидала равнины.

Он тогда был совсем маленьким, и ему сказали, что он сын родича, убитого вместе с лордом командиром.

Мать его тоже погибла во время набега.

– Меня вырастила Яхне, – рассказывал он. – Она… Все ее почему-то побаивались, я думаю. – Он слегка нахмурился. – И она совсем не была им родственницей. Но она умела лечить и много знала, учила служанок ткать и изготовлять краски. И поэтому за их изделия Парлан получал хорошую цену на рынке. И еще… – Он покачал головой. – Не знаю почему, но он часто приходил к ней, когда случались неприятности, и она засыпала. Или так только казалось.

А проснувшись, она с ним говорила. Но меня всегда отсылала, говоря, что ее дела не должны интересовать мужчин. А когда я начинал ее расспрашивать, она сердилась, хотя я не понимал, почему.

– Потому что она занималась колдовством, – заметил сокольничий.

– И еще, наверно, потому, что верила, как верит большинство, что Дар принадлежит только женщинам. – Сама Тирта теперь полностью изменила свое мнение об этом.

– Дар? – повторил Алон. – Что я сделал, испугавшись? Они сказали, что устроят охоту и загонят зайца. – Он вздрогнул. – Оруженосец Джерика бросил меня на поле, и я побежал, а потом… потом… – Он вопросительно взглянул на Тирту. – Не знаю, что произошло. Там было темное место, но не злое, это я знал. Похоже на дом, в котором можно спрятаться и быть в безопасности. Я как-то нашел его и спрятался. И прятался там, пока меня не позвали. Позвали так громко, что я не мог не откликнуться.

Тирта обнаружила, что не может думать о нем как о ребенке, каким он кажется. Она неожиданно спросила:

– Сколько тебе лет, Алон?

Снова он нахмурился.

– Не знаю: Яхне мне не говорила. Знаю только, – он неодобрительно взглянул на собственное маленькое тело, – что я слишком мал ростом. Фрит, который казался моим ровесником, когда мы были маленькими, рос, он на голову выше меня. Меня называли «ребенком на руках», когда хотели посмеяться надо мной. Я, кажется, был не такой, как другие, Даже Сала – ей всего десять лет – переросла меня..

Я думаю, что с тех пор, как мы пришли с равнин, прошло двенадцать лет.

Двенадцать лет! Может, и больше! Тирта удивленно посмотрела на сокольничего и увидела на его лице то же удивленное выражение. Маленькое тело, которое она держала на руках, принадлежит ребенку не старше шести. Может, в жилах мальчика не только кровь Древних. Она читала в Лормте рассказы о странных скрещениях. У долгоживущего племени дети должны развиваться медленно, и их кажущееся детство будет длиться долго. Древние жили долго и много лет сохраняли юношеский облик, в сущности, почти до самой смерти. Но такое долгое детство ново и для нее.

Если в горах бродят слуги Тьмы, из Эскора могли пройти и другие. Возможно, в Алоне меньше человеческого, чем можно предположить на основании внешности. Если это так, его добровольный уход в себя, уход из видимости, может быть вполне естественным.

К вечеру они нашли хорошее место для лагеря.

Над землей поднималась покрытая мхом и дерном плита, а рядом с ней углубление, похожее на пещеру.

Тирта заметила внизу семью зайцев. Выпустив подряд три стрелы, она спустилась за добычей. Алон, впервые с того времени, как сел верхом на торгианца, проявил признаки усталости. Он сидел на седле, снятом сокольничим, сгорбившись, и ежился от резкого ветра. Легкая одежда не защищала его от холода.

Нагромоздив каменную стену, они разожгли костер в глубине полупещеры, поджарили на огне мясо и поели. Тирта добавила к мясу травы из своих запасов. Каменная стена нагрелась, и от нее исходило приятное тепло. Сокольничий порылся в седельных сумках и достал пару брюк. Они оказались велики Алону, но их привязали ему у пояса двойной веревкой, завернули штанины и тоже подвязали. Сапог не нашлось, но, по крайней мере, теперь мальчик не будет натирать ноги во время езды верхом. Тирта заметила воспаленные красные места у него на внутренней поверхности ног и натерла их мазью.

Алон сидел у костра, жадно ел и вытирал жирные пальцы о траву. Но вот он повернулся к сокольничему.

– Лорд Нирель…

– Я не лорд, маленький брат, – возразил тот. – Мы в Гнезде не пользуемся титулами жителей равнин. – Тут он замолк. Вспомнил о том, что Гнезда больше нет, что братство его давно исчезло, подумала Тирта.

– Тогда я буду называть тебя мастер меча Нирель, – сказал Алон, – потому что ты действительно мастерски им владеешь. Но у тебя не один меч на поясе… – Он указал на необычное оружие. – И я такого раньше никогда не видел. Хотя к хозяину Парлану часто приходили его старые друзья, и многие приходили с оружием, которое они высоко ценили и которым гордились. Что это?

Сокольничий извлек меч-кинжал. Теперь шар на его рукояти был тусклым и темным, даже огонь костра не отражался в нем. Он мог быть мертвым, как любой другой металл.

– По правде говоря, не знаю, маленький брат. Это дар Крылатого Воина, и в нем есть то, чего я не понимаю… – Он поднес меч к костру, и пламя отразилось от лезвия. – Я думаю, он не только очень стар, но в нем живет Сила, как в топоре Вольта.

Очевидно, Алон никогда не слышал об этом знаменитом оружии. Но вот он протянул палец, не коснулся им лезвия, но провел в воздухе линии, повторил знаки, изображенные на клинке от рукояти до острого конца.

– Этот рисунок… – Он остановился, дойдя до конца линии, – он похож на то, что носила Яхне под одеждой на цепочке. Я думаю, это была ее тайна. Я видел эту вещь только раз, и она сразу ее спрятала. Этот меч пришел из-за гор или в нем Сила сокола?

– Сокольничьи не имеют дела с такой Силой, – последовал сдержанный ответ. – И, насколько я знаю, меч не из Эсткарпа. Должно быть, его принесли враги Эсткарпа, потому что мы нашли его на том месте, где обрушились горы и погребли под собой захватчиков. Но мне трудно поверить, что кто-то из Карстена мог принести вещь, которую считает проклятой.

– Да, он должен быть очень древним. – Алон провел рукой вдоль лезвия, на этот раз от конца к рукояти, как будто мог при помощи этого жеста прочесть что-то полезное для владельца меча. – Но он не для пролития крови, и кровь никогда не обагряла его.

Он говорил уверенно и властно, и девушка и сокольничий удивленно посмотрели на него. Алон чуть виновато рассмеялся.

– Если бы тут была Яхне, я за такие слова получил бы по губам. Она не любила, когда я говорю то, что знаю. Но это правда. Я всегда чувствую оружие, которое убивало: смерть прилипает к нему, как кровь.

Здесь я этого не чувствую. Но все же это оружие.

– Я скорее назвала бы его ключом, – прервала Тирта. – Благодаря ему сокольничий вернул тебя, он и его сокол вызвали тебя назад, в этот мир. В этом мече Сила, и он отвечает тем, кто к ней обращается, даже если у позвавших нет Дара.

Алон мигнул.

– Со временем он может сделать даже больше. Если бы у меня были знания Яхне, может, я смог бы взять его в руки. Странно, но во мне растет какое-то новое чувство. Как будто мне предстоит сделать открытие. Я… я больше не Алон, вечный ребенок, но кто-то другой – я не знаю еще, кто, но должен побыстрее узнать.

9

Три дня они двигались на запад. В холмах не попадалось следов, хотя раз или два им встретились указания, что местность не совсем покинута. Остатки старых лагерных костров и отпечатки копыт на мягкой земле. Но сокол докладывал только о местных животных.

Кончились припасы, которые они привезли из-за гор. Лук Тирты давал мясо. Должно быть, тут много лет никто не охотился, потому что вилороги и зайцы не боялись и их легко было подстрелить. К тому же Алон хорошо знал, как выжить в глуши. Он с торжеством выкапывал толстые корни. Если их поджарить на огне, они становились мягкими и утоляли голод.

Все больше и больше двое старших воспринимали Алона как равного, несмотря на его детскую внешность. Тирта осторожно расспросила мальчика и больше узнала о его взаимоотношениях с Яхне – очевидно, Мудрой Женщиной, чей дар высоко был бы оценен в Эсткарпе.

– Она не была родственницей Парлана, – Алан чуть нахмурился, подкладывая дрова в костер на третью ночь пути, – и вообще мне кажется, никто не знал, из какого она народа. В этой семье она прожила много лет, пришла вместе с матерью Парлана, когда та вышла замуж за его отца. Она была очень старой, но никогда не менялась, всегда оставалась одинаковой.

И именно она ушла одна и отыскала меня, когда я остался без родителей, она принесла меня в семью. – Глаза его потемнели, он словно скрывал некоторые свои мысли, – И ее не было здесь, когда пришел Джерик. Она сказала, что пойдет искать редкие травы, которые могут поставить Парлана на ноги. Если бы она была в доме, я думаю, Джерик не смог бы войти. – Он кивнул, словно подчеркивал важность своих слов. – Яхне чувствовала приход Темных.

Дважды она говорила Парлану, чтобы он отослал людей, просивших у него убежища, а ведь один из них был его старым товарищем, и он ему доверял.

– И хозяин поселка всегда прислушивался к ее советам? – спросил сокольничий.

Алон снова кивнул.

– Всегда. Я думаю, он немного боялся ее. Не потому, что она могла причинить ему зло, а потому, что знала такое, чего он не понимал. Люди всегда опасаются того, причины чего не понимают. – Снова как будто взрослый человек сидел перед ними, слизывая жир с пальцев, внешне похожий на ребенка, которого нужно защищать от опасностей мира. Если бы Тирта закрыла глаза и только слушала его голос, она представила бы себе совсем другого Алона. И всегда слегка вздрагивала, когда смотрела на мальчика.

– Она была… Она Мудрая Женщина, – сказала Тирта. – Такие всегда были в нашем народе. Но если она вернется и увидит разграбленную ферму, она последует за нами?

Тот, кто владеет Силой, может впасть в транс (как проделала сама Тирта) и отыскать их так легко, словно они оставили отчетливый след. Девушка увидела, как пошевелился сокольничий. Он нахмурился. Этот человек принимает Тирту, потому что она заключила с ним договор по обычаю, просила его услуг в открытой сделке. Но ехать рядом с Мудрой Женщиной, одной из тех, кого всегда ненавидели в его народе, – нет. Да и сама она не радовалась бы появлению женщины, которая легко разгадает ее мысли и дело, словно все это разборчиво написано в свитке.

Алон, очевидно, долго обдумывал ее вопрос, слетка наклонив голову, как птица. Потом медленно повернул голову, посмотрел мимо Тирты, мимо костра в темноту.

– Я ее не чувствую, – просто сказал он. – Когда пытаюсь, ничего не встречаю. Только пустоту. Но не думаю, что она мертва. Может, зная, что ферма погибла, она занялась какими-то своими делами. Она всегда была скрытной. – Он посмотрел на Тирту. – Я многое могу рассказать о тех, кто жил с Парланом. Я знал, чего они боятся, что делает их счастливыми, а что вызывает отвращение. Но Яхне узнать невозможно. Всегда перед тобой закрытая дверь, и не миновать ее. Мне кажется, она помогала Парлану не потому, что любила его и его семью. Нет, она как будто выплачивала долг. Может, и ко мне она относилась так же. Но я считаю, что она хотела меня как-то использовать в будущем… – Сейчас он словно размышлял вслух, а не отвечал на непроизнесенные вопросы Тирты. Излагал мысли о том, что давно его занимает.

– Ты бы знал, если бы она была близко? – Сокольничий задал этот вопрос резко, тоном, требующим немедленного ответа.

– Да. Даже если бы не смог отыскать ее непосредственно, смог бы коснуться мыслью ее внутренней защиты.

– Хорошо. Я думаю… – Мужчина оценивающе взглянул на мальчика, в глазах его вспыхнули желтые искры, – я думаю, ты скажешь нам, если узнаешь. – Возможно, он хотел задать вопрос, но прозвучали его слова приказом.

– Да, – коротко ответил Алон. Тирта в тот момент не знала, можно ли полагаться на его слово.

Она чувствовала, что в мальчике нет ничего от Тьмы.

Но это не значит, что он сочтет себя обязанным участвовать в ее поиске. Они могут сказать, что он обязан им жизнью, но ей не хотелось этого делать. Тот, кто так поступает, порочит себя и обесценивает свой поступок. Помощь, если она необходима, оказывают бескорыстно. Никакой платы не требуется, но спасенный все же считает себя должным. В этом случае, несмотря на жизненные испытания, она придерживается того, как ее воспитали. И считает, что сокольничий согласен с нею. Клятва Меча, которую он дал, делает ее дороги его дорогами, пока действует заключенный ими договор.

Тирта беспокойно зашевелилась. Глупо идти дальше без проводника, как они поступали до сих пор.

Она должна точнее знать направление к своей цели.

А чтобы узнать его, нужно вызвать новое видение, снова впасть в транс. Но только в последние дни ей ничего не снится. Спит она крепко и без сновидений.

И если идет какими-то странными и незнакомыми путями, то, проснувшись, ничего не помнит. Попробовать снова уснуть под действием трав, когда где-нибудь поблизости эта Яхне… Зачарованные таким сном всегда уязвимы. Она была безрассудна, когда поступала так раньше. И не она владела своим видением: ведь оно привело ее не к Дому Ястреба, а к Алону.

Тирта подозревала, что ее привлекла сила Алона.

Он применил ее, сам того не зная, и именно она привела их к ферме. Что же сможет сделать с нею дар, который настолько сильнее ее скромных способностей, когда она окажется во сне? К тому же Алон говорил о Тьме на востоке. Быть захваченной сильной злой волей…

Но продолжать бесцельно блуждать, значит ничего не добиться. Девушка снова взглянула на сидящего у костра мальчика, глаза ее слегка сузились. Есть способ, но она отшатнулась от одной мысли о нем, не говоря уже об обсуждении. Всю жизнь она боролась за независимость, за право самой распоряжаться своей жизнью, насколько это возможно в мире, полном опасностей. Подчиниться кому-то, даже в крайней необходимости, тяжело. Она посмотрела на свои мозолистые загорелые руки, сжала их, так что резко выделились костяшки пальцев. Воля боролась в ней с необходимостью, пока не победил здравый смысл.

– Я должна войти в транс. – Она заговорила резко, как сокольничий, когда расспрашивал Алона. – И откладывать нельзя. Мне нужно знать путь, и узнать его я могу только так. Но человек в трансе подвергается опасности. Он беззащитен. Мой… мой Дар ограничен. Поэтому, когда я отправлюсь на поиск, кто-нибудь с более сильной волей сможет овладеть мной.

Лицо сокольничего помрачнело, рот напоминал прямой разрез на лице. Тирта видела, что каждое ее слово вызывает у него сопротивление, выносит на поверхность недоверие и нелюбовь к таким, как она.

Только клятва связывает его, но именно на нее она рассчитывает. Алон тоже пристально смотрел на нее, но в его взгляде не было отрицания, которое излучал сокольничий. Наоборот, его отношение пронизано возбуждением и интересом, как у обычного мальчишки перед действиями.

– Мне нужна ваша помощь. – Никогда в жизни слова не давались ей труднее.

Сокольничий сделал быстрый отрицательный жест. Коготь подчеркнул его отношение. Но Алон резко кивнул.

Тирта прямо взглянула на мужчину.

– Я знаю, ты не хочешь в этом участвовать. И твоя клятва к этому не обязывает. – В этом она должна уступить ему. – Но я видела, на что способны вы с твоим пернатым братом, и потому прошу тебя – не помочь мне в поиске, я прошу о другом – защищать меня от того, что может захватить меня, пока я в этом состоянии.

Ответил ей не сокольничий, а Алон. И обратился он не к девушке, а к мужчине.

– Мастер меча, леди просит тебя о защите. Она говорит, что в этом ты не связан клятвой. Может, и так. Я знаю о клятве Меча и Щита только то, что услышал в рассказах и слухах о прежних войнах и бедах. Может быть, такой поступок противоречит твоей вере, но в нем не будет Тьмы. И если человек помогает, а не вредит, он не нарушает верность самому себе.

Не знаю, многим ли смогу помочь в таком деле. – Он обратился непосредственно к Тирте. – Мне кажется, я многое, очень многое должен узнать о самом себе. Но то, чем я сейчас располагаю, – он протянул обе руки, словно предлагал нечто невидимое, каким сам был, когда они нашли его, – это к твоим услугам. – И снова он выжидательно взглянул на сокольничего.

Тот извлек из ножен меч Силы, гневно сунул назад. Оба видели, что он рассержен, но держит себя в руках. А когда заговорил, то так, словно каждое слово вытягивали из него.

– Я не имею дела с колдовством. Но я все же связан клятвой, – он горящими глазами посмотрел на Тирту, – хотя ты отрицаешь это. Однако мальчик прав: клятву не дают вполовину. Чего ты от меня хочешь?

Она не испытывала радости. Он считает, что она вынудила его ответить так, и тем самым он может сделать задуманное еще более опасным. Их воли должны соединиться, иначе в щель пройдет Тьма и направит одну волю против другой. Тирта наклонилась вперед, взяла в пальцы горстку пыли. Смотрела она на сокольничего, а не на свою руку. И увидела, как сузились его глаза.

– Мы договорились о двадцати днях. Но я говорю, что я удовлетворена, что ты выполнил свои обязательства и наш договор закончился, как… – Она подняла руку в воздух, приготовившись бросить пыль.

Но он реагировал быстрее. Пальцы его сомкнулись у нее на запястье и сжали так крепко, что она не могла выпустить пыль и тем самым разорвать договор. И не только от костра его лицо казалось покрасневшим. Глаза его горели гневом.

– Я сказал – двадцать дней, и двадцать дней буду исполнять свой долг, свою клятву Щита.

– Это нужно делать добровольно. – Ей не нравилась эта борьба, она ей не нужна. Пусть уезжает и освободится от нее и ее колдовства. – Потому что даже если мысленно сдержишься, будешь действовать не по своей воле, мысль эта откроет дверь. Не знаю, что мне угрожает, только дорога опасна. Я словно въезжаю безоружной во вражеский лагерь. Помощь – нужно – оказывать – добровольно.

Он выпустил ее руку и вернулся на свое место.

– Ты лучше знаешь, что тебе нужно, – сказал он спокойно. – Я помогу тебе. Чего ты от нас хочешь?

– Я снова оставлю свое тело. – Тирта заговорила медленно и четко. – Может быть, та Сила, которой владеете вы с пернатым братом и которая есть и у Алона, может последовать за мной и охранять дорогу моего возвращения, чтобы никто, никакая чуждая воля не смогла превратить меня в свой инструмент или оружие.

– Хорошо. – Он чуть повернул голову и испустил негромкий звук, которым подзывал сокола. Птица села ему на руку.

– Не знаю, от кого вы будете меня охранять, – продолжала девушка. – Не знаю даже, возможно ли это. Но сосредоточьте свои мысли на моем успехе, помогайте достичь его. Я ищу путь к Дому Ястреба отсюда. Помните это название и мое желание, чтобы я в видении могла перемещаться быстро и уверенно по местности. – Она слегка подняла руку. – Это все, чего я прошу, потому что не знаю, что еще нас связывает.

– Иди, мы последуем за тобой. – И обещание это дал не сокольничий, а мальчик.

Тирта достала из сумки мешочек с травами и бросила порошок в огонь. Она увидела, как сокольничий обнажил свое оружие Силы, вонзил лезвие в землю перед собой. Девушка наклонилась вперед и глубоко вдохнула дым с сильным и приятным запахом пряностей.

На этот раз она не погрузилась в темноту. Напротив, ее охватило голубое сияние, такое яркое, что она едва не отступила, но тут до нее донеслись тепло и Сила и привлекли к себе. И она пошла решительно и целеустремленно, словно по дороге в Эсткарпе.

Свет сопровождал ее. Подняв голову, девушка увидела сияющий голубой шар (шар на рукояти меча?), вращающийся в этом необычном пространстве. Но вот свет начал слабеть, она попала в полосу серого.

Хотя Тирта не чувствовала, как ногами касается почвы, она двигалась по поверхности, на вид такой же прочной и реальной, как их путь через горы. С одной стороны темная масса деревьев, с другой – голые скалы, по которым проходит отчетливая черная полоса. Тирта понимала, что должна запомнить эту примету.

Стена с полосой начала понижаться, горы остались позади. Исчезла отчетливая черная полоса; теперь девушка движется просто вдоль хребта.

Дом Ястреба… Она велела сокольничему и мальчику постоянно держать это слово в голове, и сама теперь так делает. Но боится только того, что повторится ее старый сон и она не узнает дороги, окажется внутри самой крепости, чтобы стать свидетельницей последнего акта.

Тирта вышла из холмов. Перед ней и справа от нее открытая местность. Слева деревья переходят в лес.

Он очень густой, и Тирте кажется, что пройти через него невозможно. Повернув голову в ту сторону, она замечает движение, беглое, вкрадчивое, но постоянное.

Под защитой густых зарослей кто-то движется с такой же скоростью, как и она, шпионит за ней.

Время от времени она замечает бледную серость, но отчетливых очертаний не видит. Это нечто легко скользит вперед, деревья и кусты ему не мешают.

Тирта предпочла бы держаться открытой местности, но ее тянет к лесу, вопреки мрачным предчувствиям.

И все время за ней продолжается наблюдение. Девушка чувствует угрозу, но она нарочно не пытается узнать больше. Все ее воля сосредоточена на том, чтобы достичь Дома Ястреба.

И все же она слегка поворачивает голову и смотрит на лес. Здесь подлесок кажется не таким густым.

Едва заметные следы говорят, что когда-то здесь могла быть дорога, давно заросшая. Тот, кто скрывается в лесу, еще здесь, но не встречает ее, напротив, продолжает двигаться в подлеске параллельно ее продвижению.

Иногда старая дорога становится заметнее. Время от времени Тирта видит высокий камень сбоку, это для нее очередной указатель. Дважды вдалеке показываются другие предметы, испускающие призрачный бледный свет. Она чувствует присутствие чего-то абсолютно чуждого, укоренившегося или плененного. Тирта торопливо воздвигает мысленную защиту, потому что к ней устремляется требовательный призыв.

Этот лес – опасное место. И будь она здесь физически, телом, а не духовной сущностью, эта опасность не замедлила бы сказаться. Но то, что она ищет, находится за лесом, и ей не избежать пути через него.

Она не знает, сколько времени потребуется, чтобы пройти через этот зловещий лес. У Тирты складывается впечатление, что путь будет не близким.

Однако и ему приходит конец, и дорога снова выводит на открытый луг. Видны поля, некогда огражденные; теперь каменные стены обрушились, но еще отчетливо видны. По полям течет ручей, довольно большой, его можно даже назвать речкой. А на другом его берегу…

Тирта испытывает прилив чувств, какого не знала никогда в жизни. Даже издали она узнает здания.

Здесь сражались и защищались до конца. Высокие, окруженные стенами башни, могучая крепость, возведенная на холме, к ней отведена река, воды которой устремились в кольцеобразный ров вокруг крепости.

Видны остатки моста: теперь это только расколотые бревна.

В целом крепость оказывается больше и грознее, чем она думала, хотя большой зал, который она видела в прежних видениях, свидетельствовал о просторной постройке. Клан, построивший эту крепость, был сильным и многочисленным. И имел сильных врагов, потому что крепость обнесена мощными стенами и хорошо защищена.

Тирта нашла свою цель. Теперь она сознательно ослабляет свою волю – волю, которая по-прежнему влечет ее к руинам. Идти дальше нет смысла.

Удар произвел впечатление порыва ледяного зимнего ветра на неодетое тело. Глубокий и цепенящий холод охватил девушку. Тирта не думала, что в своем нынешнем состоянии способна испытывать такую боль.

Но как неверно оценило ее это существо ниоткуда!

Она сражалась, пытаясь освободиться от цепенящего ледяного ужаса, который пытается захватить ее в плен.

«Пора, – кричит ее воля, – пора, если вы меня слышите, чувствуете, помогите мне, используйте свою силы, чтобы вытащить меня!»

Последовали ли те двое за нею, знают ли они, что на нее напали? Если ей не помогут, она погибла, потому что холод отнимает у нее волю, разрывает на части, как сильный ветер облака.

– Придите!

Она не может произнести это вслух, но вкладывает всю волю и силу в этот призыв. Неужели ее уносит в тот ад, в котором они нашли Алона?

Тепло, ощущение слабого тепла. Холод усиливается, но тепло сражается с ним, и Тирта каким-то образом вбирает в себя это тепло, запасает его, отдаляет от себя холод и смерть. Тепло тоже усиливается, укрепляется.

Холод тянется к ней, пытается утащить к развалинам. Он начал действовать в тот момент, когда она попыталась разорвать принуждение, которое привело ее сюда. Холод хочет, чтобы она вошла в крепость.

Она дрогнула – если внутренняя сущность может дрогнуть. Холод продолжает вливаться в нее, он отгоняет тепло. Но воля девушки очнулась от первого ошеломляющего удара. Назад. Она сосредоточивается не на доме Ястреба, а на их лагере.

Думай об Алоне – тепло усиливается! Сокольничий – она становится свободнее и сильнее. Сокольничий – теперь его лицо заполнило ее мысли. Лицо, невероятно сосредоточенное, словно поверх внешности человека, которого она знает как своего спутника, легла маска. Горят в глазах желтые искорки. Она видит только эти глаза и искорки в них, и от них исходит тепло.

Тепло сражается с тем, ДРУГИМ, который тянет ее к Дому Ястреба и хочет использовать. Да, тепло!

Огонь окружает ее; языки синего пламени создают защитную стену. Неожиданно нападение холода прекращается. Огонь еще ненадолго задерживается, гаснет, и она снова в темноте.

Дождь… она лежит под дождем… вода течет по лицу, затекает в открытый рот. Она слышит частое дыхание, торопливое, поверхностное. Так дышит бегун на исходе сил. Открывает глаза – в них ударил свет, и она быстро закрывает их снова. Ей кажется, что ее что-то захватило, и она не сможет никогда вырваться и освободиться.

– Тирта, Тирта! – призыв, вначале слабый, потом все сильнее. Она снова осознает свое тело, чувствует боль и оцепенение. Тепло, которое помогло ей вырваться, медленно охватывает тело.

– Тирта!

Она снова решилась открыть глаза. Лицо Алона, сбоку оно освещено странным голубым огнем. В глазах его страх. Но вот страх растаял, мальчик улыбнулся, рассмеялся, как будто избавился от огромной тяжести.

Тирта увидела рядом сокольничего, тот держит в руках меч, рукоятка которого сверкает, и голубое сияние окутывает ее с головы до ног. Вместе с теплом возвращаются силы, вливаются в пустоту. Тирта даже не осознавала, что в ней такая пустота, пока она не заполнилась. Она осторожно приподняла голову. И тут же рука оказалась у нее под головой, помогла приподняться. На мгновение она ощутила прикосновение к щеке железного когтя.

Алон сидел на корточках прямо перед ней, внимательно смотрел на нее. Сокольничего она теперь не видела: он ее поддерживал. Он отложил меч в сторону. Поток энергии, исходящий от него, слабел: теперь оружие лишь слегка светилось.

– Я… вернулась… – Губы с трудом произносят слова. Собственный голос она еле слышит. – Вы меня вернули.

Потому что от них двоих (нет, троих: она не должна забывать пернатого брата; она чувствовала, что он принимал участие в ее спасении) пришло это тепло, помогло ей победить в схватке с тем, что ждет в доме Ястреба.

Ждет? Тирта впервые почувствовала, что может ясно мыслить. Она нашла не только развалины. В них поселился неведомый ужас. Чего он добивается? Того, что ищет она сама, но по-прежнему не может назвать?

Логика говорит, что так должно быть. Итак…

Она повернула голову, пошевелила плечами, хотя еще не пыталась освободиться от поддержки сокольничего. Ей нужна сильная рука, она напоминает, что девушка должна сказать этим двоим. Она должна принять решение, и тогда у нее не будет выбора – ради чести Ястреба.

– Ты нашла дорогу? – Алон задал этот вопрос, прежде чем она смогла заговорить.

– Нашла.

– Тогда мы можем идти. – Он оглянулся через плечо, словно собирался немедленно седлать лошадь и ехать.

– Не «мы». – Тирта полностью овладела собой. – Это только мой поиск. – Она посмотрела прямо на сокольничего, – Я освобождаю тебя.

Возьми с собой Алона. Есть за горами те, кто даст ему приют. Трегарты. Они знают, что Сила не всегда распространяется по одинаковым каналам. Отсюда я поеду одна.

Он разглядывал ее тем же ровным взглядом, каким смотрел, когда она хотела разорвать их договор.

– Двадцать дней – не меньше.

Тирта села прямо, и он спокойно отодвинулся от нее. Сокол негромко крикнул и сел ему на запястье с когтем.

– Я никого не поведу в это… – Резко сказала она, намеренная на этот раз добиться своего.