Текст книги "Колдовской Мир (сборник)"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Затем из этого овала брызнул поток пламени. Женщина удовлетворенно рассмеялась. Через несколько секунд кристалл снова помутнел. Женщина опять взяла Саймона за руку, и он снова получил сообщение. В оружии больше нет необходимости, помощь приближается.

Болотный ветер с гнилым запахом выл между скал. Женщина дрожала, и Саймон прижал ее к себе, чтобы объединить тепло их тел. В небе блеснула изогнутая сабля молнии.

Глава 3
САЙМОН ПОСТУПАЕТ НА СЛУЖБУ

Еще одна яркая молния разорвала небо как раз над стеной. Она послужила началом такой дикой битвы в небе и на земле, такого ветра и бури, каких Саймон никогда не видел. Ему приходилось испытывать огненные ужасы войны, но это было гораздо хуже, может быть потому, что он знал: эти удары, вспышки, огни не поддаются никакому контролю.

Скала дрожала под ударами, и путники жались друг к другу, как испуганные маленькие дети, закрывая глаза при каждой новой вспышке. Слышался постоянный рев, не обычные раскаты грома, а удары гигантского барабана. Ритм этих ударов отражался в биении сердца, от него кружилась голова. Женщина прижалась к груди Саймона лицом, Саймон обнял ее дрожащие плечи, как будто был единственным обещанием безопасности в непрочном мире.

Удары, гром, блеск вспышек, ветер – все это продолжалось, но дождя не было. Скала под ними начала дрожать в такт раскатам грома.

От последней яростной вспышки Саймон на какое-то время ослеп и оглох. Прошло несколько минут. Ударов больше не было, даже ветер стихал, как будто от усталости. Саймон поднял голову.

В воздухе стоял чад от горелого мяса. Поблизости дрожащим пламенем горел кустарник. Но благословенная тишина продолжалась, женщина зашевелилась в руках Саймона, высвободилась. Он вновь уловил ее уверенность, смешанную с торжеством. Какая-то игра подходила к победоносному концу.

Саймон хотел осмотреть сцену внизу. Пережили ли охотники и собаки бурю? При свете горящих кустов он увидел у подножия скалы клубок белых тел. На дороге лежала мертвая лошадь, из-за нее виднелась рука всадника.

Женщина подползла к краю карниза, осматривая местность. Потом, прежде чем Саймон смог остановить ее, спустилась с карниза. Саймон последовал за ней, ожидая нападения. Но вокруг виднелись лишь неподвижные тела.

Тепло огня донеслось до них. Хорошо! Спутница Саймона протянула обе руки к огню. Трегарт пробирался между обожженными телами собак. Он направился к мертвой лошади, собираясь использовать оружие всадника. И тут заметил, что пальцы всадника пошевелились.

Охотник был смертельно ранен, и Саймон не испытывал к нему сочувствия после этой жестокой охоты на болотах. Но он не мог и оставить беспомощного человека в ловушке. Налегая изо всех сил, он приподнял мертвую лошадь и вытянул изувеченное тело. И принялся при свете пожара рассматривать раненого.

В искаженных, залитых кровью чертах лица не было ни признака жизни, но разбитая грудь с трудом поднималась и опускалась. Время от времени слышался стон. Саймон не смог бы назвать расу всадника. Коротко остриженные волосы, очень красивые, почти серебристо-белые. Нос крючком между широкими скулами – странное сочетание. Саймон предположил, что раненый молод, хотя в этом бледном лице мало что осталось от несформировавшегося юноши.

Через плечо у него по-прежнему висел рог. Богатая одежда, украшенная жемчугом брошь на груди свидетельствовали о том, что это не простой солдат. Саймон, не способный помочь ему, обратил внимание на широкий пояс всадника и оружие.

Нож он засунул себе за пояс. Странный самострел извлек из кобуры и внимательно осмотрел. У оружия был ствол и приспособление, которое могло служить только курком. Но ручка оружия непривычна, целиться трудно. Саймон сунул самострел за пазуху.

Он отцеплял следующий предмет – узкий цилиндр, когда из-за его спины протянулась белая рука и взяла цилиндр.

При этом прикосновении раненый шевельнулся. Он открыл глаза. И в его затуманенных смертью зрачках появилось такое выражение, что Саймон отшатнулся.

Он встречался с опасными людьми, желавшими его смерти, и справлялся с ними. Он стоял лицом к лицу с людьми, ненавидевшими его, и сам ненавидел их. Но никогда он не видел такого выражения, которое застыло в блестящих зеленоватых глазах охотника.

И тут же Саймон понял, что эти глаза обращены не к нему. Раненый смотрел на женщину, которая стояла, слегка согнувшись, щадя раненую ногу, поворачивая в руках жезл, который сняла с пояса охотника. Саймон ожидал увидеть на ее лице объяснение того горящего разъедающего гнева, с которым на нее смотрел раненый.

Женщина спокойно, без следа эмоций, глядела на охотника. Его губы изогнулись. С мучительным усилием он приподнял голову и плюнул в женщину. Затем его затылок ударился о землю, и он затих, как будто последнее выражение отвращения отняло у него всю энергию. В свете угасающего огня лицо его расслабилось, рот приоткрылся. Саймону не нужно было прислушиваться к стуку сердца: он знал, что охотник мертв.

– Ализон, – женщина тщательно выговорила это слово, переводя взгляд с Саймона на мертвеца. Наклонившись, она указала на эмблему на груди всадника и повторила:

– Ализон.

– Ализон, – сказал Саймон, вставая. У него больше не было желания осматривать вещи мертвого.

Женщина повернулась лицом к отверстию в стене, через которое уходила к реке дорога.

– Эсткарп… – снова тщательное произношение. Пальцем она указывала на речную долину. – Эсткарп, – повторила она, указывая на себя.

И как будто в ответ на ее слова, из-за стены послышался резкий трубный звук. Не вызывающий зов рога, а скорее свист, какой издает сквозь зубы человек, ожидая действия. Женщина в ответ прокричала несколько слов, ветер подхватил их, они эхом отдались от скальной стены.

Саймон услышал топот копыт, лязг металла о металл. Но поскольку спутница с радостным ожиданием смотрела на проход, он решил ждать, не прибегая к действиям. Лишь рука его сомкнулась на автоматическом пистолете в кармане. Он направил ствол оружия на щель в стене.

Они появлялись по одному, эти всадники. Двое, держа оружие наготове, протиснулись в проход. Увидев женщину, они радостно вскрикнули; это явно были друзья. Четвертый всадник поехал прямо к ожидавшим Саймону и женщине. У него была высокая мощная лошадь, выбранная как будто для того, чтобы нести большую тяжесть. Но всадник был настолько мал ростом, что пока он не спешился, Саймон принимал его за мальчика.

В свете огня тело всадника блестело, искры вспыхивали на шлеме, поясе, горле, запястьях. Хоть он был и мал ростом, плечи у него оказались необыкновенно широкие, а руки и грудь могли принадлежать человеку втрое большего размера. Одежда напоминала кольчугу, но облегала тело так плотно, будто была сделана из ткани. Шлем увенчивался фигурой птицы с распростертыми крыльями. А может, это была настоящая птица, каким-то образом замершая в неестественной неподвижности? Глаза на горделиво воздетой голове, казалось, следили за Саймоном с молчаливой яростью. Гладкая металлическая шапка, на которой сидела птица, оканчивалась чем-то вроде кольчужного шарфа, обернутого вокруг горла всадника. Идя вперед, всадник нетерпеливо потянул за этот шарф, открывая лицо. И Саймон увидел, что не так уж ошибся в своей первоначальной оценке. Воин в шлеме с птицей был молод.

Молод, да, но и силен. Внимание его разделилось между женщиной и Саймоном, он задал ей вопрос, враждебно осматривая Трегарта. Она ответила потоком слов, рука ее начертила в воздухе какой-то знак между Саймоном и воином. Увидев это, воин коснулся шлема жестом, который мог быть только приветствием чужеземцу. Но распоряжалась в этой ситуации женщина.

Указывая на воина, она продолжила урок языка: «Корис». Саймон быстро решил, что это может быть лишь личным именем. Он ткнул пальцем себе в грудь.

– Трегарт, Саймон Трегарт. – И подождал, пока она назовет себя.

Но она лишь повторила его слова, как бы запоминая:

– Трегарт, Саймон Трегарт.

Тогда Саймон решил спросить прямо:

– Кто? – он указал прямо на нее.

Воин Корис потянулся за оружием. Женщина нахмурилась, лицо ее приобрело холодное выражение. Саймон понял, что совершил большую ошибку.

– Прошу прощения. – Он развел руки, надеясь, что она воспримет этот жест как извинение. Он каким-то образом оскорбил ее, но из-за своего невежества. И женщина, должно быть, поняла это, потому что принялась что-то объяснять молодому офицеру. Впрочем, тот в последующие часы не стал более дружелюбным по отношению к Саймону.

Корис с почтительным видом, не соответствующим разорванной одежде женщины, посадил ее за собой на спину большой черной лошади. Саймон ехал с другим воином, держась руками за пояс всадника.

* * *

…Спустя долгое время Саймон неподвижно лежал в постели и невидящими глазами смотрел на резной деревянный верх полога. Он мог показаться глубоко спящим, если бы не эти открытые глаза. Но старая способность мгновенного перехода от сна к полному сознанию не оставила его в новом мире. И сейчас он напряженно классифицировал сведения, стараясь из разрозненных фактов нарисовать картину того, что находилось за каменными стенами этой комнаты.

Эсткарп оказался не только речной долиной; это была серия мощных крепостей вдоль дороги, означавшей границу. В этих крепостях они меняли лошадей, ели и снова скакали, подгоняемые необходимостью, которую Саймон не понимал. Наконец они оказались в городе круглых башен, серо-зеленых, как почва, на которой они стояли. В этом окруженном стеной городе жила раса высоких людей с гордой походкой, темными глазами и волосами такими же черными, как у Саймона. Чувствовалось, что эта раса очень древняя.

Но к тому времени, как они прибыли в город, Саймон так устал, у него так болело тело, что в памяти его сохранились лишь отдельные картины. И ощущение возраста, глубокой древности башен и стен. Башни и стены города могли быть частью гор этого мира. Трегарт бывал в старых городах Европы, видел дороги, по которым проходили еще легионы Рима. Однако здесь ореол возраста, покрывший все, был гораздо сильнее, и Саймон боролся с ним, обдумывая факты.

Его поселили в центральной башне города – массивном каменном сооружении, в котором была и торжественность храма, и безопасность крепости. Саймон с трудом мог вспомнить, как приземистый офицер – Корис – привел его в эту комнату, указал на постель. А затем – ничего.

Или было еще что-то?

Саймон нахмурился, слегка сдвинув брови. Корис, комната, постель… Но теперь, когда он глядел на узоры резьбы над головой, она показалась ему странно знакомой, как будто вырезанные там символы имели какое-то значение, когда-то известное ему.

Эсткарп – и древняя страна, и город, и образ жизни. Саймон напрягся. Откуда он это знает? Однако это правда, такая же реальная, как кровать, на которой отдыхало его измученное тело, как резьба над кроватью. Женщина, за которой шла охота, принадлежала к расе Эсткарпа, в то время как мертвый охотник за стеной – к иному и враждебному народу.

Воины в крепостях все были высокими, смуглыми, гордыми и замкнутыми. Лишь Корис с его изуродованным телом отличался от предводительствуемых им людей. Однако приказы Кориса исполнялись; только женщина, ехавшая за ним, обладала, по-видимому, большей властью.

Саймон мигнул, руки его задвигались под одеялом, он сел, устремив взгляд на полог. Он уловил легкий звук приближающихся шагов и поэтому не удивился, когда кольца занавеса звякнули, толстая синяя ткань разделилась и появился тот самый человек, о котором Саймон только что думал.

Без кольчуги Корис представлял еще более странное зрелище. Широкоплечий, со свисающими, непропорционально длинными руками, он был невысок, и его тонкая талия и стройные ноги были необыкновенно малы сравнительно с верхней частью тела. Но на этих широких плечах сидела голова мужчины, каким был бы Корис, если бы судьба не сыграла с ним жестокую шутку. Под густой шапкой светлых волос находилось лицо лишь недавно возмужавшего юноши. Необычайно красивое лицо, резко контрастирующее с изуродованным телом, голова героя на туловище обезьяны!

Саймон опустил ноги с высокой кровати и встал, сожалея, что вынужден будет смотреть на вошедшего сверху вниз. Но Корис тут же отскочил, с быстротой кошки, на широкий каменный карниз, шедший под узким окном, так что его голова оказалась на уровне головы Трегарта. Грациозным жестом, странным для такой длинной руки, он указал на груду одежды.

Саймон кивнул. Это была не та одежда, которую он сбросил, ложась в постель. Но кое-что давало ему возможность понять, в каком статусе он здесь находится. Пистолет и все содержимое карманов аккуратно разложено рядом с новой одеждой. Значит, он не пленник.

Он натянул брюки из мягкой кожи, такие же, как те, что были сейчас на Корисе. Тонкая, как перчаточная, кожа была темно-синего цвета. Тут же оказались сапоги с высокими голенищами из серо-серебряного материала, похожего на шкуру ящерицы. Одевшись, Саймон обернулся к офицеру и жестом показал, что хочет умыться.

Впервые на прекрасных губах воина появилась улыбка, и он указал на альков. Саймон понял, что хоть обстановка в крепостях Эсткарпа кажется средневековой, их обитатели понимают, что такое санитария. После поворота ручки из трубы потекла теплая вода, тут же оказался кувшин с ароматной пеной, которая сняла щетину с лица. В то же время продолжался урок языка: Корис терпеливо произносил слова, пока Саймон не повторял их верно.

Офицер держался нейтрально. Он не делал дружеских жестов и не отвечал на попытки Саймона установить более личные отношения. Когда Трегарт натягивал нечто среднее между курткой и рубашкой, Корис отвернулся, глядя в окно.

Саймон взвесил в руке пистолет. Эсткарпскому офицеру, по-видимому, было все равно, пойдет ли он вооруженным или нет. Наконец Саймон затянул пояс и сделал знак, что готов.

Они вышли в коридор и через несколько шагов начали спускаться по лестнице. Впечатление древности подтверждалось выбитым в каменных ступенях углублением, канавкой вдоль левой стены, там, где много столетий ее касались пальцы идущих. Бледный свет лился из шаров, размещенных в корзинах над головами, но природа этого света оставалась загадкой.

У подножия лестницы располагался большой зал. В нем находилось несколько вооруженных воинов, но большинство присутствующих было одето в такую же, как у Саймона, одежду. Кориса приветствовали, а Саймона разглядывали с любопытством, но никто с ним не заговорил. Корис коснулся руки Саймона, указывая на занавешенную дверь. Отведя занавес, он пропустил Трегарта вперед.

За дверью оказался еще один зал. Но здесь голые каменные стены были увешаны завесами с изображением того же символа, который Саймон обнаружил на пологе кровати. Символ этот показался ему странно знакомым. В дальнем конце зала стоял часовой, опираясь подбородком на рукоять своего меча. Корис отвел второй занавес.

Помещение за ним казалось больше, чем было на самом деле, из-за сводчатого потолка, уходившего высоко вверх. Здесь свет шаров был сильнее и позволял разглядеть собравшихся.

Саймона ждали две женщины, одна сидела, другая стояла, положив руку на спинку кресла. Ему пришлось приглядеться, чтобы узнать в стоящей ту самую, которая спасалась от охотников из Ализона. Волосы, свисавшие тогда мокрыми прядями, теперь были убраны в серебристую сеточку, вся она с ног до головы была одета в платье из серебристой туманной ткани. Единственным украшением был овал из такого же кристалла, какой Саймон видел у нее на браслете. На этот раз кристалл висел на цепочке между маленькими возвышениями грудей.

– Саймон Трегарт! – Это произнесла сидящая женщина, поэтому взгляд Саймона переместился на нее, и он тут же понял, что уже не может отвести взор.

У нее было такое же треугольное лицо, такие же внимательные глаза и черные волосы. Но из глаз ее излучалась сила, действовавшая как удар. Саймон не мог определить ее возраст, но ему показалось, что она вполне могла бы видеть, как укладывались первые камни Эсткарпа. И в то же время она показалась ему лишенной возраста. Руки ее взметнулись, и она бросила Саймону шар из того же туманного хрусталя, как и украшение, которое было на груди у нее и ее помощницы.

Саймон поймал шар, который оказался не холодным, как он ожидал, а теплым. В то же время обе женщины взяли в руки свои украшения.

Все последующее Трегарт так никогда и не мог объяснить даже себе.

В мозгу Саймона одна за другой начали возникать картины того, как он попал в мир Эсткарпа, и он понимал, что женщины видят эти картины. Когда он кончил, к нему хлынул молчаливый поток информации.

Он находился в главной крепости страны, которой угрожала смертельная опасность. Древней земле Эсткарпа угрожали с севера, с юга и с моря на западе. Смуглые жители равнин и городов Эсткарпа пока противостояли давлению лишь потому, что унаследовали древние знания. Возможно, они обречены, но сдадутся лишь с последним ударом последнего оставшегося в живых воина.

То же чувство, которое заставило Саймона шагнуть под грубую арку во дворе дома Петрониуса, снова ожило в нем. Гордые люди этой земли ни о чем не просили его. Но он присягнул в верности расспрашивавшей его женщине, мгновенно, с юношеским энтузиазмом, сделал выбор. Не произнеся ни слова, Саймон поступил на службу Эсткарпа.

Глава 4
ПРИЗЫВ ИЗ САЛКАРКИПА

Саймон поднес к губам тяжелый кубок. Через край сосуда он внимательно следил за происходящим. При первом знакомстве он решил, что люди Эсткарпа мрачны, отягощены грузом лет, что они последние представители умирающей расы, забывшие обо всем, кроме снов о прошлом. Но за прошедшие недели он понял, насколько поверхностно было его суждение. Теперь, в гвардейской столовой, он переводил взгляд с одного лица на другое, рассматривая не в первый раз людей, с которыми делит дневные обязанности и досуг.

Конечно, их оружие было ему незнакомо. Ему приходилось учиться обращаться с мечом в схватке, меньшее беспокойство вызывали у него их самострелы, похожие на автоматический пистолет. Саймон никогда не мог сравниться с Корисом, его уважение к воинскому искусству молодого офицера было безгранично. Но Трегарт был знаком с тактикой иных армий, иных войн и был способен сделать предложение, с которым считался любой офицер.

Саймон удивлялся, почему его приняли в гвардию: в конце концов, эти люди оборонялись против превосходящих сил противника, и любой незнакомец мог оказаться врагом, брешью в оборонительной стене. Но он не был знаком с обычаями Эсткарпа. Среди всех наций континента только в Эсткарпе могли поверить в такой дикий рассказ, как его. Потому что сила Эсткарпа основывалась на магии.

Трегарт подержал во рту вино, прежде чем проглотить его, в то же время думая о магии. Это слово могло означать искусные фокусы и трюки, могло скрывать суеверную чепуху, но могло говорить и о чем-то более могучем. Воля, воображение и вера были оружием, использовавшимся магией Эсткарпа. Конечно, у этих людей были определенные способы усиления воли, воображения и веры. А конечный результат – открытость их мозга для того, что не видно и не воспринимается органами чувств.

Ненависть и страх соседей определялись той же самой основой – магией. Для Ализона на севере, для Карстена на юге власть колдуний Эсткарпа была злой.

Владычицы Эсткарпа обладали силой, неподвластной пониманию человека, и когда необходимо, безжалостно пользовались этой силой. Саймон помог спастись колдунье, которая была глазами и ушами своего народа в Ализоне.

Колдунья, волшебница… Саймон отпил вина. Не каждая женщина в Эсткарпе обладала Властью. Эта способность передавалась в отдельных семьях от поколения к поколению. Тех, у кого она обнаруживалась в детстве, отправляли в главный город страны, там их учили и определяли им дальнейшую судьбу. Имена девушек забывались, потому что имя – это часть личности, сообщить свое имя – значит вручить другому человеку власть над собой. Теперь Саймон понимал, насколько неосторожно он поступил, спрашивая имя волшебницы, с которой бежал по болотам.

Власть не была постоянной. После определенного момента использовать ее для волшебницы становилось затруднительно. Да и не всегда ее можно было вызвать по своей воле. Иногда в самые критические моменты она отказывала. Поэтому, кроме волшебниц и их науки, Эсткарп располагал и вооруженной гвардией и линией крепостей вдоль границ.

– Жарко для этого времени года. – Стул рядом с Саймоном скрипнул под тяжестью новоприбывшего. На стол опустился со звоном шлем, длинная рука потянулась за кубком вина.

Ястреб на шлеме смотрел на Саймона стеклянными глазами, в его металлическое, прекрасной работы тело были вложены настоящие перья. Корис пил вино, а со всех сторон на него сыпались вопросы. В войсках Эсткарпа поддерживалась дисциплина, но вне службы все были равны, а собравшиеся в столовой хотели услышать новости. Командир гвардии с силой опустил на стол кубок и ответил:

– Вы слышали рог за час до закрытия ворот. Это просил допуска Магнис Осберик. И с ним свита в полном вооружении. Мне кажется, Горм угрожает бедой.

После его слов наступила тишина. Все, включая теперь и Саймона, знали, что означает Горм для капитана гвардии. По праву власть над Гормом должна была находиться в мощных руках Кориса. Его личная трагедия началась не там, но закончилась на этом острове, когда он, израненный и одинокий, отплыл от его берега в дырявой рыбачьей лодке.

Хильдер, лорд-протектор Горма, в бурю заблудился в болотах между Ализоном и равнинами Эсткарпа. Отбившись от свиты, он упал с испуганной лошади и сломал руку. Полуживой от боли и лихорадки, он забрел в землю торов, загадочной расы, жившей в болотах и не позволявшей никому проникать в свои земли.

До сих пор остается загадкой, почему Хильдера не убили или не прогнали от границ. Несколько месяцев спустя, излечившийся, он вернулся в Горм и привез с собой жену. Жители Горма, особенно женщины, возмущались этим браком, говоря, что он был навязан их повелителю взамен обещания сохранить жизнь. Его жена, с изуродованным телом, с необычным строем мышления, принадлежала к расе торов. В должный срок она родила Кориса и исчезла. Может, умерла, а может, вернулась в свое племя. Хильдер, вероятно, знал об этом, но никогда не говорил, и Горм был рад избавиться от своей леди, не задавая никаких вопросов.

Остался Корис с головой благородного повелителя Горма и телом жителя болот. И ему никогда не позволяли забывать об этом. Когда Хильдер женился вторично на Орне, дочери известного повелителя морей, из семьи моряков, Горм принял этот брак с радостью и надеждой. Второй сын Хильдера Урьян стал всеобщим любимцем, потому что в венах его стройного юного тела не было ни капли чужой крови.

Хильдер умер. Но умирал он долго, и у противников Кориса было время подготовиться. Те, кто собирался использовать Орну и Урьяна в своих целях, ошиблись. Леди Орна, умная и способная женщина, не хотела быть игрушкой в чужих руках. Урьян был еще ребенком, и она становилась регентшей. Не все с этим хотели смириться, но леди Орна продемонстрировала свою силу.

Орна натравливала одного лорда на другого, тем самым ослабляя их. Но она совершила непоправимую ошибку, когда обратилась за помощью к чужеземцам. Именно Орна обрекла Горм на гибель, когда тайно обратилась за помощью к колдерам.

Колдер находился за морем, но лишь один моряк из десяти тысяч мог приблизительно указать, где именно. Моряки старались держаться в стороне от его угрюмых гаваней. Было общеизвестно, что колдеры не похожи на других людей, что связь с ними приносит гибель.

За днем смерти Хильдера последовала ночь красного ужаса. Лишь только сверхчеловеческая сила Кориса помогла ему вырваться из ловушки. И осталась только смерть: когда пришел Колдер, Горм перестал существовать. Те, кто еще помнил жизнь при Хильдере, потеряли всякую надежду. Потому что Горм превратился в Колдер, и не только остров Горм. Меньше чем за год на побережье поднялись мощные башни и возник город, названный Айль. Ни один житель Эсткарпа не приходил в Айль добровольно.

Айль, как грязное пятно, лежал между Эсткарпом и его единственным сильным союзником на западе – морскими бродягами из Салкаркипа. Эти торговцы-воины, знавшие самые отдаленные и дикие местности, построили свою крепость с разрешения Эсткарпа на конце полуострова, глубоко вдавшегося в море – дорогу этих моряков в самые дальние края. Жители Салкаркипа были опытными торговцами, но и не менее опытными солдатами и безбоязненно посещали тысячи портов. Ни один воин Ализона или щитоносец Карстена не смел говорить с салкарами вызывающим тоном. Гвардейцы Эсткарпа считали салкаров своими братьями по оружию.

– Магнис Осберик не из тех, кто легко обращается с просьбой о помощи, – заметил Танстон, один из старейших офицеров Эсткарпа. – Нужно проверить снаряжение. Когда Салкаркип просит о помощи, мы обнажаем мечи.

Корис лишь кивнул в ответ. Обмочив палец в вине, он проводил линии на столе, в то же время жуя с отсутствующим видом кусок хлеба. Саймон, заглянув через широкое плечо, уловил смысл в обоих линиях: они повторяли карту, которую ему пришлось видеть в зале крепости.

Полуостров, на конце которого находился Салкаркип, образовывал одну из дуг, окружавших обширный морской залив. На противоположной дуге располагался Ализ – главный порт Ализона. Впрочем, эти города разделяло много миль. В глубине залива лежал остров Горм. На нем Корис поставил точку. Она означала Сиппар, главный город Горма.

Айль был расположен не на внутренней стороне полуострова, а на самом материке, на южном берегу, и смотрел прямо в открытое море. Дальше берег представлял собой крутую стену, где не мог пристать ни один корабль. Тут находилось герцогство Карстен. Залив непосредственно рядом с Гормом издавна служил выходом Эсткарпа в западный океан.

Капитан гвардии несколько мгновений изучал свою работу, затем с нетерпеливым восклицанием стер рукой линии.

– В Салкаркип ведет только одна дорога? – спросил Саймон. С Айлем на юге и Гормом на севере отряды Колдера без особых затруднений могли перерезать дорогу, ведущую на полуостров.

Корис рассмеялся.

– Дорога лишь одна, древняя, как вечность. Наши предки не предвидели появления колдеров в Горме, да и кто в здравом уме мог это предвидеть? Чтобы обезопасить дорогу, – он положил палец на точку, обозначавшую Сиппар, и нажал, как будто раздавил насекомое, – мы должны быть здесь. Чтобы избавиться от болезни, нужно лечить ее источник, а не лихорадку. Лихорадка – это только признак болезни тела. Но у нас нет сведений, которые помогли бы справиться с ней. – Он мрачно взглянул на Трегарта.

– Шпион… – начал тот.

Офицер гвардии снова рассмеялся.

– Двадцать человек ушли из Эсткарпа в Горм. Эти люди изменяли свою внешность, не зная, сумеют ли когда-нибудь взглянуть на свое лицо в зеркало. Но они с радостью шли на это. Они были вооружены всеми известными здесь заклинаниями. И ни один не вернулся из Сиппара! Колдеры не похожи на других людей, и мы ничего не знаем об их средствах обнаружения. Знаем лишь, что эти средства непогрешимы. Наконец Властительницы запретили такие попытки, потому что затрачивается слишком большая сила, а результата никакого. Я сам пытался уйти туда, но они наложили на границу заклятье, которое я не могу преодолеть. Появление в Горме означает для меня смерть, а я могу лучше послужить Эсткарпу живым. Нет, лучше не трогать эту рану.

– Но если Салкаркип под угрозой?

Корис потянулся за своим шлемом.

– Тогда, друг Саймон, мы выступаем. Ибо в этом главная загадка Колдера – когда он сражается на своей земле и на своих кораблях, победа всегда за ним. Но когда колдеры появляются на территории, куда еще не падала их тень, тогда есть шанс скрестить с ними мечи.

– Я отправляюсь с вами. – Это было утверждение, а не вопрос. Саймон готов был ждать и учиться. Он относился к учению с терпением, выработанным за последние семь лет, зная, что пока не овладеет местным военным искусством, означавшим жизнь или смерть, не обретет независимости. Раз или два во время ночей своего дежурства он спрашивал себя, уж не применили ли к нему хваленую Силу Эсткарпа, чтобы он смирился со status quo, не задавая вопросов и не возмущаясь. Если так, то действие чар кончилось. Он решительно настроился увидеть в этом мире больше, чем один-единственный город, и знал, то если не поедет с гвардией, то отправится один.

Капитан посмотрел на него.

– Это не быстрый набег.

Саймон остался сидеть, зная, что Корис не любит, когда на него смотрят сверху.

– Разве я похож на любителя легких побед?

– В таком случае, используй самострел. Как мечник ты еще не опаснее конюха из Карстена.

Саймон не рассердился на это замечание. Он знал, что оно справедливо. В стрельбе из самострела он мог помериться с лучшими бойцами. Борьба без оружия, в которой он применял приемы дзюдо, создала ему известность, дошедшую до всех крепостей Эсткарпа. Но в искусстве владения мечом он был не лучше неуклюжего новобранца, юноши, только начавшего соскребать пушок со щек. А булава, которую с легкостью швырял Корис, казалась ему невероятно тяжелой.

– Пусть будет самострел, – с готовностью ответил Саймон. – Но я поеду.

– Да будет так. Но сначала посмотрим, состоится ли вообще выступление.

Решение принималось на совете, где присутствовали офицеры во главе с Корисом и дежурные волшебницы. Хотя Саймон формально не принадлежал к офицерам, он пошел вслед за Корисом. Ему не помешали войти, и он устроился у окна, рассматривая собравшихся.

Возглавляла совет Властительница, правившая крепостью и всем Эсткарпом, та самая женщина без имени, которая расспрашивала его в самом начале. За ее креслом стояла та, с которой они спасались от охотников Ализона. Присутствовало еще пять волшебниц, без возраста, в некотором смысле бесполых, все с проницательным взглядом. Саймон решил, что он предпочел бы иметь их на своей стороне, чем сражаться против. Никогда раньше не видел он таких сильных личностей.

Лицом к ним стоял мужчина, перед которым все окружающие казались гномами. В любом другом обществе он господствовал бы над всеми. Люди Эсткарпа, стройные и высокие, казались подростками рядом с этим бронзовым колоссом. Из брони, прикрывавшей его грудь, можно было бы изготовить два щита для гвардейцев, руки и плечи у него были такие же, как у Кориса, но все тело им соответствовало.

Подбородок у него был выбрит, но на широкой верхней губе щетинились усы, касаясь обветренных щек. Брови образовывали вторую полоску волос на верхней половине лица. Шлем увенчивался искусно сделанной головой медведя, зловеще разинувшего пасть. Плащом ему служила огромная медвежья шкура, отделанная шафрановой тканью. Под подбородком этот плащ застегивался пряжкой в виде двух золотых лап.