Текст книги "Студенты. Книга 2"

Автор книги: Анатолий Аргунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8. Невский экспресс

На подлете к месту крушения поезда из иллюминатора вертолета отчетливо была видна прямая, как стрела, двухпутная железнодорожная линия, которая пролегала среди сплошных лесов, обступивших ее с двух сторон.

– По нитке вперед на высоте до сотни метров, – громко скомандовал тучный полковник пилоту, выглянувшему из кабины.

– Есть!

Мотор замедлил обороты, что позволило вертолету спуститься ниже, и пилот, включив переднюю тягу, повел его вдоль полотна на высоте птичьего полета к яркому пятну из горящих костров.

– Значит, так! – уверенно произнес начальник МЧС. – Всем приготовиться на выход. Задача врачей: определить степень тяжести травмированных и рассортировать больных. Проводить неотложные мероприятия только у крайне тяжелых, остальных – обезболить, перевязать и сконцентрировать в одном месте для транспортировки. Профессор, – обратился полковник к Савве Николаевичу. – Вам задача ясна?

– Понятна!

– Работники МЧС и спасатели занимаются вызволением людей из вагонов. Это задача номер один. Ни один человек не должен оставаться в вагонах. Старшим назначаю майора Гаврилова.

– Есть, товарищ полковник.

– В непредвиденных ситуациях действовать по обстоятельствам и держать связь со мной. Пока все!

Вертолет завис над ровной площадкой около искореженных вагонов и сел.

Увиденное потрясло Савву Николаевича. Крики, стоны, зовы о помощи, ругань десятков раненых пассажиров стояли над грудой из разбитых вагонов, рельсов и вывороченных бетонных шпал. Три вагона, лежащие на боку, были смяты, как консервные банки, словно в них долго кидали камни. Разорванные бока вагонов, выбитые окна, снесенные напрочь двери и боковые перегородки, тамбуры, смятые в лепешку – все, что от них осталось. Остальные вагоны сошли с рельсов, но не упали, стояли на обочине полотна.

Один из трех опрокинутых вагонов был больше других разбит. Издали он походил на длинную искореженную железяку, скрученную спиралью. Ни единого стекла в окнах. Вокруг него уже сновали люди, вытаскивали кричащих от боли пострадавших и укладывали их на самодельные носилки из досок и жердей, связанных ремнями. К этому вагону заспешил Савва Николаевич с бригадой врачей.

Развернувшаяся картина трагедии не укладывалась в сознании Саввы Николаевича. Ему приходилось участвовать в ликвидации различных аварий, где гибли люди. Но то, что он увидел сейчас, было грозным рокотом стихии или результатом человеческого головотяпства, но осознанным творением его рук.

Окровавленные тела валялись повсюду; они словно попали в гигантскую мясорубку, которая, пережевав их тупыми ножами, выкинула в виде фарша. Кто-то еще стонал, кто-то ползал в поисках помощи. Кромешная тьма ночи, костры в центре, дикий природный страх и полное отсутствие надежды на спасение – вот что, наверное, испытывают люди на пороге ада. Сейчас этот ад реально предстал перед спасателями.

Стоны и зовы о помощи исходили отовсюду: из-под искореженного металла вагонов, разбросанных, свитых в спираль рельсов, разбитых шпал и, кажется даже, из-под земли. Вся округа была пронизана болью попавших в беду людей. Только искалеченные трупы лежали то тут, то там, уже ничего не требуя.

Люди из уцелевших вагонов кучками, в одном нижнем белье бродили вокруг, не зная, что делать. Отчаянные смельчаки в одних трусах и майках бросались спасать тех, кого еще могли спасти, вынося на руках истерзанных людей. Горе, страшное горе заставило людей объединиться. Но что может сделать помощник, если нет специалистов: разве что попытаться остановить кровотечение, перевязав жгутом пульсирующие кровью разорванные сосуды. Тяжесть ситуации усугубляло и место аварии. Это был словно туннель без крыши с естественными стенами из сплошного леса и крутых насыпей, откуда не выбраться без посторонней помощи: вот в какой яме оказались люди во время крушения. Раненые в горячке пытались выкарабкаться наверх по насыпи, но падали раз за разом. Подоспевшие местные жители старались хоть чем-то помочь, но у них ничего не было, кроме желания и горечи от своей беспомощности. Только одинокий домик старого путейца, чудом оставшийся после прокладки новой скоростной линии, оказался единственным пристанищем для раненых. Жившая в хибаре простая русская женщина отдала трясущимся от холода людям все, что было в доме из одежды. Крестясь, помогала уложить пострадавших на полу своего скромного жилища. Расчет злодеев, затеявших акцию, был прост: если кто и уцелеет в этой мясорубке, то погибнет от холода, ран и отсутствия реальной помощи. Убийцы просчитались!

Савва Николаевич с бригадой врачей был на месте катастрофы менее чем через час. К ним из соседних областей экстренно подтягивались десятки машин «Скорой помощи» и медицинские работники. Несмотря на кромешную тьму, появились спасательные вертолеты с техникой и обученными людьми. Через час было восстановлено оборванное освещение, и еще более активно продолжилась трудная работа по спасению людей.

В развернутой наскоро армейской палатке Савва Николаевич начал оперировать. Его усилия по остановке кровотечений и экстренной обработке ран грудной клетки спасли не один десяток жизней. Рядом развернули вертолетную площадку, и наиболее тяжелых раненых стали эвакуировать в Москву. Тех, кто мог передвигаться, отправляли в близлежащие больницы.

К концу бесконечной ночи Савва Николаевич, наложив последние швы молоденькой девушке с рваной раной бедра, опустился рядом с оперированной на стул: у него неожиданно закружилась голова.

– Вам плохо? – заволновалась молодая студентка медучилища, помогавшая перевязывать раненых.

Савва Николаевич мотнул головой:

– Пройдет, сейчас пройдет, передохну, и все будет нормально, – успокоил он девушку. Но сильная щемящая боль, появившаяся в левой половине груди, не отпускала; перед глазами, как снежный рой, замелькали белые мушки.

– Мне что-то действительно нехорошо. – Савва Николаевич стал терять сознание. Потолок палатки закружился с еще большей быстротой, белые мушки заполнили все поле зрения, и Савва Николаевич упал на брезентовый пол операционной.

Студентка выскочила из палатки и закричала:

– Кто-нибудь подойдите, доктору плохо…

В палату влетела операционная медсестра, на минуту отлучившаяся после операции.

– Что случилось?

– Доктор упал, ему плохо, – испуганно отвечала студентка.

– Савва Николаевич, доктор, миленький, что с вами? – бросилась на колени возле лежащего доктора уже немолодая операционная медсестра, сделавшая с профессором не одну тысячу операций за долгую совместную работу. Она схватила руку Саввы Николаевича и стала искать пульс. – Остановка сердца… Сейчас будет остановка сердца. Господи! Да что же это такое! – Сестра схватила шприц, набрала туда лекарство и крикнула студентке:

– Помоги мне, задери рубашку и держи…

Та понимающе кивнула и подняла за край халата рубашку, обнажив грудь профессора.

– Так и держи, я сейчас… – Резким, выверенным движением операционная сестра воткнула длинную иглу прямо в область сердца лежащего Саввы Николаевича и медленно стала давить на поршень. – Саввушка, не уходи, дорогой мой, прошу тебя… Я сейчас тебе помогу… Помогу…

Очнулся Савва Николаевич в санитарной машине; рядом с ним сидели его верная операционная сестра Ольга Николаевна и бородатый доктор в очках. Савва Николаевич не терпел бородатых и усатых коллег. Не потому, что они были чем-то хуже в профессиональном плане, а вообще лохматые головы у врачей, как у мужчин, так и у женщин, он считал недопустимым атрибутом их профессии. Судят, как известно, по одежке. Но пациент – особая статья: он попал к врачу сейчас и сию минуту, может, первый и последний раз. Какое же будет впечатление у больного, пусть даже внешнее, если доктор неопрятен. Содержать же в идеальном порядке усы или бороду вещь непростая, требует серьезного ухода и, главное, времени. А где его возьмет современный человек, тем более медик. Вот и трясут своими неопрятными бородами, подражая Боткину или Бехтереву. Но время тех славных докторов давно прошло. Да и прислуги такой у современных врачей нет. Есть только одни обязанности…

Эти невеселые мысли пришли к Савве Николаевичу как-то сами по себе, пока он еще не осознал, где он и что с ним. Но первый же взгляд на окружающую обстановку начал приводить его память в порядок: «Стой! Это же меня везут на „скорой“. Погоди, погоди, я был на аварии поезда, как его? „Невский экспресс“. Оперировал, оперировал, и вот я здесь… Странно, что же со мной такое случилось?» Он взглянул на руки, хотел ими пошевелить, но предплечья были плотно зафиксированы специальными зажимами. «Ага, вот, значит как, что бы не шевелил… Так, значит, надо искать капельницу». Он скосил глаза в сторону, так и есть… Две сразу… «Что же со мной случилось?» Он хотел приподнять голову и спросить, но сил не было даже пошевелить языком. Сделав усилие, Савва Николаевич что-то невнятное все же промычал. Первой очнулась дремавшая Ольга Николаевна.

– Савва Николаевич! Ну слава Богу, пришли в себя…

– Что со мной? – с усилием прохрипел Савва Николаевич.

– Ничего страшного! Не переживайте: сердечко прихватило, вы потеряли сознание, переработали, перенапряглись… А сейчас все хорошо! Мы едем в больницу. Вас сопровождает доктор Алексей Сергеевич, он хороший кардиолог…

Машину тряхнуло на колдобине. Боль отдалась в позвоночнике, и Савва Николаевич застонал… Алексей Сергеевич тут же засуетился, стукнул в стекло, отделявшее их от шофера:

– Полегче! – Потом, обследовав зрачки Саввы Николаевича, удовлетворенно произнес: – Ну вот и славненько, пришли в себя, боль почувствовали, значит, будет все хорошо…

– Что у меня? – едва слышно спросил Савва Николаевич.

– Да не волнуйтесь, профессор, у Вас возникла стенокардия напряжения, поднялось давление, потом потеря сознания… Но сейчас все в норме: ЭКГ нормализовалась, микроинфарктом, думаю, отделались, кровоизлияния в мозг нет. Потом, вы просто устали, переутомились. Нужно отдохнуть.

Савва Николаевич не поверил: как так, из-за усталости он сознания никогда не терял. Что-то не договаривает этот бородатый. «Да ладно, действительно отдохнуть нужно бы, набраться сил, перенапрягся, это верно». – И он снова впал в полузабытье.

Савву Николаевича доставили в Валдайскую ЦРБ. На крыльце носилки с ним встречала главный врач больницы, высокая статная женщина с усталым от бессонной ночи лицом.

– Несите прямо в кардиологию… Там палата интенсивной терапии приготовлена.

Так Савва Николаевич оказался в больнице вместе с пострадавшими в катастрофе доставленными сюда же. Через сутки пульс и давление у Саввы Николаевича нормализовались, очередная ЭКГ показала, что опасность миновала, и его перевели в общую палату на шесть коек.

– Извините, профессор, но все одиночные палаты заняты лицами с тяжелыми травмами, – оправдывалась на обходе главный врач Наталья Юрьевна. – Если хотите, в моем кабинете вам койку поставим, я там все равно не сижу.

– Спасибо! Мне это ни к чему, а потом, со всеми повеселее…

Лежа на койке, Савва Николаевич все перебирал и перебирал в памяти ту ночь, пытаясь найти объяснение случившемуся: как оказалось, не аварии, а теракту. «Кто эти люди? Зачем сделали? Хотели досадить нынешней власти, но при чем здесь невинные люди в вагонах?» Он еще был слаб для долгих размышлений, да и действовало лекарство, вводимое в вену через капельницу. Врачи назначили ему снотворное и сильнодействующее успокоительное средство, и Савва Николаевич большую часть времени просто спал. Однако сильный организм Саввы Николаевича быстро пошел на поправку. Еще через двое суток он попросил лечащего доктора не добавлять снотворное:

– Сам усну! Если что, я попрошу, а без надобности не стоит.

Доктор, молоденькая девушка с розовыми щечками, согласно кивнула:

– Конечно, конечно. Я действовала по рекомендациям профессора Баржинского Игоря Яковлевича. Он звонил, справлялся о Вас, и мы с ним согласовывали схему вашего лечения.

– Игорь звонил? Спасибо ему, передавайте привет, если еще будете с ним говорить. Кстати, а мне по мобильнику можно позвонить?

– Нет, Савва Николаевич, главный врач категорически запретила вам пользоваться телефоном.

– А жена знает, что я здесь? – задал он волновавший его вопрос.

– Мы звонили к вам на работу, там все в курсе о вашей болезни, сказали, что приедут навещать. Дома у вас телефон не работал. Мы пытались много раз дозвониться, но никто не брал трубку…

– Верно, верно, там никого нет. Жена в отъезде. Лучше ей пока не звоните, я сам, как только разрешит главный врач… Где, кстати, мои вещи и телефон?

– Савва Николаевич, все хранится у главного врача, там, видно, и телефон. Наталья Юрьевна сегодня будет делать обход, вы с ней поговорите об этом.

Докторша ушла, а Савва Николаевич грустно усмехнулся:

– Вот ведь дожил, связь с внешним миром и ту ограничили.

Постепенно все в палате стали приглядываться друг к другу и знакомиться. После выполнения процедур и необходимых назначений начинались разговоры: кто и как здесь оказался. Все пятеро сотоварищей Саввы Николаевича по палате оказались с разбившегося поезда. Один из них, молодой парень, узнал Савву Николаевича и заговорил первым:

– Доктор, вы же меня спасали. В грудную клетку железяка воткнулась, вы мне ее вытаскивали… Лицо ваше вроде запомнил. Лежу сейчас и думаю: вы это или не вы?

Савва Николаевич усмехнулся:

– Доктора тоже бывают пациентами, – добавил он грустно.

В разговорах выяснилось, что настоящий теракт произошел на том же самом месте, что и два года назад.

– Совпадение это или рок, но я тогда тоже ехал в том поезде, – рассказывал парень. – Дело было в августе, тогда без жертв обошлось.

Молодой человек просто не отдавал себе отчета, что и тогда, и сейчас его спасло чудо.

– Извините, как вас зовут? – спросил Савва Николаевич.

– Виталий, Виталий Короленко я, региональный менеджер из «Мегафона». Ехал в Питер на выходные к невесте, а вот попал сюда. Когда очнулся после операции, нога в гипсе, грудь перевязана… Хотели в Москву на вертушке отправить, но, говорят, нетранспортабельный, отослали сюда.

– А мы все тут нетранспортабельны, – отозвался более старший по возрасту сосед через койку, лысоватый мужчина с недовольным лицом.

– Кто бы стал сидеть в этой дыре добровольно? Вы видели нашего врача? Девчонка, что она может – все куда-то звонит, консультируется. Нужно поскорее отсюда выкарабкиваться, иначе, если в поезде не погибли, то здесь коньки точно откинем…

Савва Николаевич вступился за коллегу.

– Вы не правы. Во-первых, она очень адекватно оценивает наше состояние и грамотно лечит. Во-вторых, хорошо, что советуется с коллегами. В нашей профессии без совета нельзя работать. Слышали такое слово «консилиум»? Очень полезная вещь в нашем деле. Нельзя одному все знать…

– Хорошо, профессор, вам рассуждать. Вы-то наверняка знаете, какое вам нужно лекарство. А мы? – Недовольный мужчина обвел палату рукой. – Как подопытные кролики. Что она там назначает, одному Богу известно. У меня кардиостимулятор стоит, без нужных препаратов он не эффективен. Так, электрическая батарейка под кожей…

– Вам что, нехорошо сейчас? – поинтересовался Савва Николаевич.

– Нет, пока ничего, но может стать хуже. Я состою на учете и лечусь в ЦКБ у профессора Моисеева. Может, слышали о нем? Лев Давыдович знаменитость на всю страну.

– Лично не знаком, не доводилось, но Моисеев, конечно же, известный в медицине человек. Хороший ученый, отличный кардиохирург…

– Вот-вот. Мне с ним нужно бы созвониться, посоветоваться: что да как? А докторша говорит – нельзя. Нет связи! Не верю! Рядом правительственные дачи, и чтобы связи не было… Чушь!

Савва Николаевич хотел ответить, что все сопалатники в таком же положении, но тут вмешался в разговор совсем молодой человек с повязкой на голове, до этого молчаливо лежавший лицом к стене.

– Послушайте, вы, с кардиостимулятором, заткнитесь. Моисеев… знаменитость… А где он сейчас? В столице, первых лиц государства оберегает. Не приведи Господь, где что у них кольнет, он тут как тут… Что ему до нас. А девчонка-докторша правильная, дело свое знает. Оставь ее в покое, понял… – не то с угрозой, не то с вызовом произнес молодой человек. А потом добавил: – Это из-за вас, жирных котов, взорвали поезд вместе со мной, случайно в него попавшим. Тот, кто это сделал, знал, что за персоны ездят на «Невском экспрессе». В нем простого народа нет…

– А мы что, не народ? – возмутился пациент с кардиостимулятором. – Мы элита, цвет нации, если хотите.

– Г…но вы, а не элита, и все, кто вас поддерживает, дерьмо собачье, – ответил дерзко молодой парень.

Тут не выдержал четвертый пациент, серьезный мужчина лет сорока, с выправкой военного, лежащий рядом с Саввой Николаевичем и читающий книгу.

– Молодой человек, вы не на сходке авторитетов, выбирайте выражения. А то…

– А то что? – не унимался молодой человек. – Если ты мент или фээсбэшник, то что говорить о бардаке в стране при тебе нельзя? Имею право сказать все, что хочу…

– Имеешь, имеешь, но выражения подбирай, – ответил сосед, похожий на военного.

Возможно, эта стычка переросла бы в более серьезную ссору, но тут вмешался его величество случай.

Дверь палаты отворилась. Вошла главный врач Наталья Юрьевна. В ее свите было два человека: начмед, мужчина лет под пятьдесят, и лечащий врач Алла Сергеевна. Следом в палату вошли еще три человека, все в белых халатах, накинутых на плечи: телекамера у одного, микрофон у другого, а третий, с осветительной лампой, сразу же стал искать розетку на стене.

– Извините, господа! С вами хотел поговорить и, если вы согласны, то взять интервью корреспондент телекомпании «Россия». Илья Куземко, – объявила главный врач. – По состоянию здоровья, как мне доложила лечащий доктор, говорить могут не все…

Наталья Юрьевна взяла бумажку и, бегло взглянув на нее, произнесла:

– Романов Эдуард, Виталий Игоревич, Клавдий Аркадьевич и Виктор Анатольевич. К сожалению, мы не можем пока разрешить интервью с профессором Мартыновым и господином Красновидовым.

Наталья Юрьевна повернула усталое лицо к больным и добавила:

– Если кто-то возражает, то вас не будут снимать и брать интервью…

Все промолчали. Только молодой человек с повязкой на голове тут же отреагировал:

– А чего? Я лично согласен. Давайте, валяйте, только не пожалейте. Правду никто не любит.

В ту же секунду вспыхнул яркий свет, и оператор навел красный глазок телекамеры на молодого человека. Корреспондент поднес микрофон к его лицу и спросил:

– Как вы себя чувствуете? Есть ли у вас претензии к медицинскому обслуживанию?

– Спасибо медикам и отдельно профессору Мартынову – если бы не он, живых было бы меньше. Он первым приехал и начал по-настоящему оказывать помощь. А претензии у меня есть… К власти! Как она смогла допустить этот теракт на главной магистрали страны?

– А кто, по-вашему, мог совершить этот варварский взрыв? – прервал речь больного корреспондент.

– Да кто угодно!

– Вы хотите сказать, что любой человек мог его совершить?

– Нечего делать! Дорога никем не охраняется. Путейцев, обходчиков давно сократили… Главный начальник РЖД жалеет рабочим деньги платить, экономит на всем. Вот и доэкономил, на воздух взлетели, как где-нибудь в Чечне…

– А разве может простой человек взять и подорвать поезд? Он должен хотя бы обучиться этому, – опять стал допытываться корреспондент.

– Нет ничего проще. Откройте Интернет, там только про атомную бомбу пока не говорится, как ее собрать, а так все, что хотите, любое взрывное устройство.

– Спасибо за интервью, – явно недовольный ответом парня сказал корреспондент и подошел к пожилому пациенту с кардиостимулятором.

– Клавдий Аркадьевич, как бы вы прокомментировали случившееся? И ваши ощущения в момент взрыва?

Клавдий Аркадьевич сделал серьезное и озабоченное лицо государственного мужа.

– В момент взрыва я выходил из туалета. Это, видимо, меня и спасло. Взрывная волна выкинула меня из тамбура вместе с дверью. Я чувствовал, что лечу на двери, как на ковре-самолете. Потом удар о землю, и я потерял сознание. Очнулся уже здесь, в больнице… Других подробностей не помню… Что касается подрыва, то у меня мнение одно – это дело рук террористов, скорее всего кавказских ваххабитов. Им не хочется порядка в стране, вот и взрывают. Но дни их сочтены, сколько бы они ни злились. Им скоро придет конец.

– Спасибо за комментарий. У Вас, может быть, есть какая-то просьба. Говорите, мы постараемся довести ее до нужных людей.

– Просьба есть. Хочу скорее в Москву, прошу посодействовать переводу в ЦКБ, к моему лечащему врачу профессору Моисееву.

– Мы обязательно поработаем в этом направлении, – заверил корреспондент и подошел к третьему интервьюируемому – соседу Саввы Николаевича.

Тот сел на кровати, опустив загипсованную ногу на пол.

– Скажите, Виталий Игоревич, как вы оцениваете действия спасателей? Нам сказали, что вы прошли по всей цепочке: от спасателей и пожарных до медицинских работников…

– Могу сказать всем спасибо. Если бы не они, я сейчас не сидел бы перед вами. Все сработали отлично! Но больше всех отличились медики. Вот им отдельное спасибо. К сожалению, подъезд к месту аварии был затруднен, что осложняло оказание помощи. Поднять раненых на носилках на высоту пяти-шести метров среди ночи и обломков не просто. Поэтому врачи спасали раненых прямо на месте. Если бы не героизм медиков, число погибших было бы куда больше.

– Ваше мнение, кто совершил этот антигуманный поступок?

– Не знаю, но я согласен с предыдущим выступавшим: такое мог совершить любой человек, пройдя элементарное обучение по Интернету. И это не обязательно должен быть выходец с Кавказа. Не зря же подрывают поезд второй раз и практически в одном и том же месте…

– А мотив?

– Мотив – месть! Уволили с работы, распалась семья, жена ушла к другому, более удачливому, потерян смысл жизни. Да мало ли какие мотивы могут найтись у человека со съехавшей крышей…

– Не могу себе представить, чтобы из-за потери работы человек решился на такое? Вот если психически неуравновешенный… Может, и так… – подытожил корреспондент. – Ну что ж, у вас такое мнение, мы его принимаем! Желаем всем скорейшего выздоровления и как можно быстрее возвратиться в свои семьи…

На этом корреспондент отключил микрофон и сказал:

– Всем большое спасибо за интересное интервью. Отдельная благодарность за содействие в нашей работе главному врачу Наталье Юрьевне.

– Лучше бы не было никогда такого интервью. – Наталья Юрьевна устало махнула рукой, развернулась и пошла к выходу. Вся делегация дружно покинула палату вслед за ней.

Савва Николаевич был оглушен случившимся. Он, конечно, понимал, что народ хочет узнать правду из первых уст. Кто, как не пострадавшие, может об этом рассказать. Но чтобы так беспардонно у находящихся еще под влиянием сильнейшего стресса выпытывать и, главное, спрашивать оценку: кто виноват? Такое он считал недопустимым ни по закону, ни по совести.

Больным запретили разговаривать по мобильнику с родственниками, а как интервью дать – пожалуйста, без проблем. Деньги за всем стоят, деньги. Но разве можно измерить горе человека деньгами и вообще чем-либо материальным? А эти подачки от государства семьям погибших как самое важное на первых полосах газет и как главная новость на телевидении… Что это, как не акт антигуманности! Мол, смотрите, как мы ценим жизни соотечественников: по миллиону за душу. Никак не поймут государственные мужи, что этим самым они унижают и себя, и тех, кто погиб. Правильно, деньги нужны всегда. Особенно когда критическая ситуация у человека. Но помогать надо тактично, по-умному, чтобы не ставить всех в неловкое положение: мы вам выплатили компенсацию, что еще нужно? Впрочем, о какой тактичности может идти речь, когда на первом месте стоит личная выгода государственных мужей, пусть и не материальная, но хотя бы политическая. Кто-то скажет: ну какая выгода от теракта, тем более политикам, которые его не предотвратили? Не спешите с выводами, может быть выгода, да еще какая! Первыми со скорбными лицами появляются на телеэкранах кто? Не родственники, обезумевшие от горя, не друзья и знакомые, а политики всех мастей. Здесь они едины. Президент со строгим лицом грозит всех изловить и посадить, премьер-министр, еще круче высказался: «мочили» и будем дальше «мочить». Ловкие министры бодро отчитываются о предпринятых мерах и о первых результатах расследования. И как по команде в один голос гудят: преступники понесут заслуженное наказание. Господи, да кто же в России понес наказание по справедливости? Разве что за килограмм украденной картошки с колхозного поля в сталинские времена, да нынешние, когда за три куска рубероида, сворованного в магазине бомжом, получали все одинаково по три года отсидки. А вот украл миллиард – год условно, украл девять миллиардов – девять лет условно, и так, наверное, до бесконечности. Безнаказанность порождает безответственность, а безответственность – все остальное и то, с чем сталкиваешься на каждом шагу, – равнодушие.

Правители многих стран сделали себе карьеру на борьбе с международным терроризмом. А началом всех начал послужил трагический акт вандализма. 11 сентября 2001 года в Америке. Тогда самолеты врезались в гигантские башни-близнецы в Нью-Йорке на виду у всего мира, и непопулярный президент-республиканец тут же выиграл президентские выборы на второй срок. Кто-то скажет – совпадение. И отчасти будет прав. Однако слишком много совпадений, когда дело касается простых граждан, приносимых в жертву новому Молоху, настоящее имя которому – личная корысть, возведенная в ранг «общечеловеческих ценностей». Вот когда становится не по себе.

День и ночь об этих ценностях трубят все правительства стран на встречах в формате «семерки», «восьмерки», «двадцатки»… Но тем не менее до сих пор льется кровь на Ближнем и Среднем Востоке, а в центре древнейшей цивилизации, старой Европе, разбомбили цветущую страну – Югославию. Там, видите ли, нарушались права человека. Теперь уже не нарушаются, некому нарушать. Нет больше Югославии, мелкие враждующие друг с другом страны-карлики, лишенные, по сути, самостоятельности и живущие на подачки Запада, никому уже не интересны. Геополитическая задача решена: инакомыслие в центре Европы ликвидировано.

Что же это напоминает? Ну конечно же – Средневековье. В нем столкновение одной культуры с другой было неизбежным. Мусульманская культура, более молодая и амбициозная, набирала силу, а христианская, как казалось приверженцам Магомета, тормозила продвижение человечества вперед. То же, похоже, происходило и два тысячелетия ранее, когда зарождающееся христианство столкнулось в идеологической схватке с древним иудаизмом и многобожием Древнего Рима. Многобожие, как и иудаизм, на многие века ушло в подполье, а в результате появилась конкурирующая религия – христианство.

А буддизм? Что делать с этой религией, стремительно набирающей силу и вес в мировой культуре? В странах, где он исповедуется, проживает одна треть человечества. Китай сегодня лидер в промышленном развитии. Везде кризис экономический, политический, финансовый, только не в этой стране. Почему? Ответ очевиден – буддийская культура более практична, близка и понятна людям, и не только верующим. Будда близок к человеку в своей божественности: человек и бог практически равны, они не рабы, они защитники, ценители и ревнители веры. Буддийские храмы стали островками сплочения и открытости человека. Красный Китай оттого и «красный», что буддизм ничем не расходится с идеологией коммунизма: ни в малом, ни в большом. Мудрый Конфуций много веков назад предрек расцвет Восточного Дракона – когда тот окрасится в красный цвет. И Савве Николаевичу, много раз бывавшему в этой стране, стало давно понятно, что так и будет.

Но значит ли это, что нас впереди ждет конец христианства, а буддизм столкнется в кровавой схватке с мусульманской культурой? Вряд ли! Они наверняка договорятся, и для этого у них больше оснований, чем у католических и православных христиан, воюющих друг с другом веками. Эти любят себя, свою власть. Приверженцы же буддизма и мусульмане считают, что Будда или Аллах находятся в них самих. В этом принципиальное различие современных путей развития мировых культур. Никто и ничто не спасет Запад от развала, и прежде всего духовного. Он уже идет и разит всех наповал. К концу двадцатого века той Европы, которую мы знали, уже не существует, и Америки той, которой мы поклонялись, тоже нет.

– А что же будет? – Савва Николаевич задумался. – Новое средневековье? Черт возьми, глюки, кажется, а не мысли нормального человека. Наверное, это у меня от лекарств, которыми пропитан весь мозг. Вот еще одна заморочка современности: одно лечим, другое калечим. Во всем должна быть мера.

Но судьи кто? По идее должно быть государство! Но чиновничество, подвластное золотому тельцу, на все смотрит сквозь пальцы. Кто-то пытается уничтожить коррупцию простым поднятием зарплаты. Мол, милиционер, получающий десять тысяч рублей, никогда не будет честным, так как ему нужно выжить, семью кормить, себе родному и любимому, чем-то горло смочить. И это на десять тысяч? Но если дать ему сто тысяч, что тогда меньше будут брать взятки? Не тут-то было! Мировой опыт показал, что, чем круче зарплата чиновников, тем выше риск потерять место, а значит, и размер взятки должен компенсировать этот риск. Понятное дело, рядовой милиционер не возьмет теперь сто рублей, как раньше. Однако тысячу возьмет, а если десять предложить – отдаст свое табельное оружие. Но не все же такие? Есть честные, бескорыстные менты. Они были, есть и будут. Да, были, но вряд ли в нынешнее время будут.

– Почему? – задал себе вопрос Савва Николаевич.

Нет мотивации! В «старое» время служба в милиции считалась символом государственной причастности, и деньги по большому счету особого значения не имели. Сейчас же, что мент, что военный – как бы фигуры людей-неудачников, но при власти. А значит, используют они ее на всю катушку. Другой-то работы вообще нет. Не может государство долго прожить, если его структуры заинтересованы в личном обогащении больше, чем в службе Отечеству. Создается впечатление, что кругом одни воры и взяточники. Нет, они не говорят об этом, скорее совсем наоборот, уверяют граждан в бескорыстном служении отечеству. Но откуда у госслужащих, людей, отработавших один всего срок, да что срок – один год при большой должности, вдруг образуется состояние, которого хватит на безбедную жизнь до конца дней своих.

Из этих невеселых и одолевающих его в последнее время мыслей Савву Николаевича вывела дежурная медсестричка: