Текст книги "Жулики, добро пожаловать в Париж"

Автор книги: Анатолий Гладилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Преступление и наказание

Ну а если б я действительно повесил чиновницу французской юстиции? Что ж, рассмотрим вариант преступления и наказания, точнее, французскую градацию политкорректного наказания за преступление. Ваш покорный слуга готов провести эксперимент. Итак, в русской деревне я покупаю у ночного сторожа за поллитру дробовик, привожу его в Париж как коллекционное охотничье ружье (такое разрешается) и замышляю совершить громкое убийство. Бог с ней, с чиновницей, женщин обижать нехорошо. Я выбираю цель покрупнее. Я останавливаю свою машину у входа в парижскую мэрию и жду, когда в дверях покажется парижский мэр месье Дэляноэ. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой, – в данном случае, бедный месье Дэляноэ, которому, между прочим, я искренне желаю здоровья и долгих лет жизни. Так как убегать я никуда не собираюсь, меня тут же арестовывают, надевают наручники. Теледикторы со скорбными лицами посвящают все вечерние новости убийству мэра, а французские газеты утром выходят с большими заголовками, типа «Страшное преступление в Париже» или «Русская мафия бесчинствует во Франции».

Между тем, меня допоздна допрашивают на Кэ д'Орфевр в том самом кабинете, где сидел легендарный герой Сименона комиссар Мегрэ. Допрос ведется корректно, я не увиливаю от ответов, меня угощают кофе, сигаретами, приносят сандвичи с ветчиной и с сыром. «Комиссары Мегрэ» проверяют мои ответы и очень быстро понимают, что я не имею никакого отношения к русской мафии и вообще почтенный господин, в жизни которого не было ни одного привода – ни в советскую милицию, ни во французскую полицию.

Вопрос: Что же вас заставило убить месье Дэляноэ?

Осторожно! От моего ответа зависит дальнейший ход судебного процесса, но ответ я приготовил заранее:

– Я убил господина мэра по экологическим причинам.

И я подробно объясняю, что месье Дэляноэ, выступая под популистскими лозунгами за чистоту парижского воздуха, на самом деле травил парижан. Он закрывал набережные и целые кварталы для машин, и тем самым создавал в соседних кварталах дикие автомобильные пробки, которые в конечном итоге еще хуже загрязняли атмосферу города. Построенные мэром в демагогических целях велосипедные дорожки, (по которым никто не ездит!) изуродовали парижские улицы и опустошили городскую казну. В поисках дешевой популярности мэр устраивал в Париже шумные праздники, для молодежи, которые травмировали и пугали стариков. И прочее, и прочее, о чем подробно пишут недовольные мэром парижские газеты.

Пока идет подготовка к судебному процессу (во Франции это процедура долгая, растягивается на год), страсти вокруг убийства мэра стихают и переходят в обычную политическую полемику между «зелеными», сторонниками строгой экологии, и их противниками, чьи доводы я уже высказывал на предварительном следствии.

Суд. Мой адвокат объясняет мои действия как неадекватный ответ пожилых парижан, замордованных волюнтаристскими акциями парижской мэрии.

Общественное мнение раскололось. У меня появляется много сочувствующих из числа парижских автолюбителей, которым надоели парижские пробки и которые, будь у них возможность, сами бы удушили месье Дэляноэ голыми руками. Суд и это учитывает. Короче, в моем поступке не находят никакой личной корысти, а просто неадекватный ответ. Учитывается мой возраст и то, что у меня никогда не было конфликтов с французской юстицией. Меня приговаривают к десяти годам тюремного заключения, из которых шесть условно, и через год, за хорошее поведение, отпускают домой. Итак, в общей сложности, за убийство человека я отсидел во французской тюрьме два года.

Теперь рассмотрим другой вариант. Я без всякого оружия жду выхода месье Дэляноэ из парижской мэрии и громко обзываю его. «Грязным негром». «Вонючим арабом». «Еврейской мордой». «Русским пьяницей». «Вшивым американцем». «Пидором». Как вы понимаете, я не могу выпалить всего сразу, это было бы нелогично, я должен выбрать что-то одно. Причем, из всего перечисленного есть одно, что не является оскорблением, но констатацией истины. Что именно – уточнять не буду.

Что последует дальше? За «негра и араба» суд будет скорым и, из-за «разжигания расовой ненависти», мне отвесят десять лет тюрьмы, причем не условных, а действительных. За «еврейскую морду» мне вынесут общественное порицание и оштрафуют на сто евро. За «русского пьяницу» ни один французский суд не примет жалобу мэра к делопроизводству (впрочем, не уверен, что такая жалоба последует). За «вшивого американца» – сделают вид, что не услышали, а потом французское телевидение пригласит меня выступить в какой-нибудь программе, где будут подробно расспрашивать о моих творческих планах. За «пидора» мне дадут 20 лет строгого режима, и никакие президентские амнистии на меня не распространятся.

ЧАСТЬ 2
Прекрасная Франция или почти

Очерки разных лет

Гид, ведущий по Парижу

Нет, бывает, конечно, что кого-то прямо у трапа самолета встречает посольская машина, и веселый, подтянутый дипломат вежливо осведомляется: «Первый раз в Париже? Значит, так, после встречи с послом и совещания у Ивана Иваныча мы вас покатаем по городу и все, что надо, покажем». Или другой, но похожий вариант, когда пройдя аэропортовскую таможню, вы сразу попадаете в цепкие объятия представителя фирмы, дела, дела, переговоры, подписание контракта – и лишь спустя несколько суток, он, все понимающий представитель фирмы, смотрит на вас заговорщицким взглядом и предлагает: «Забежим для приличия в Лувр или сразу на пляс Пигаль?». Но обычно простые смертные, к коим и я себя отношу, впервые попадали в Париж – а сейчас это вообще не проблема – в составе туристских групп. И ваше знакомство с городом, то есть насколько оно будет глубоким, разумеется, зависит от заранее составленной программы, от времени и, в первую очередь, – от гида.

Мне никогда не забыть Париж моей молодости – Париж шестьдесят первого года, в котором я пробыл 10 дней с делегацией советских писателей. Романтичный, таинственный в сиреневых сумерках, – таким он мне снился потом, каждую ночь. И не забыть никогда нашего гида – Эльзу Юрьевну, приставленную к нам от Интуриста. В Москве она нам понравилась: высокая, очень энергичная, довольно красивая. В Париже мы ее сразу перекрестили в Эльзу Кох. Почему? Ну вот, к примеру. Подъезжает наш автобус к университету. На улице нас уже ждут студенты. Передняя дверь автобуса приоткрывается, однако Эльза Юрьевна фашистским голосом командует: «Не вставать, не выходить!». И советские писатели как будто прикипают к креслу. А ведь какая была славная компания! Виктор Шкловский, Вениамин Каверин, Всеволод Иванов, Вильгельм Левик… Я на задней скамейке пытаюсь возмущаться, но железные руки военных писателей Юрия Бондарева и Григория Бакланова, входящих тогда в моду, осаживают меня: «Толя, не рыпайся!». В приоткрытую дверь Эльза Юрьевна что-то говорит студентам, и автобус уезжает. Потом Каверин спросил у Эльзы Юрьевны, почему сорвалась наша встреча со студентами. «Была запланирована провокация!» – сухо сообщила Эльза Юрьевна. Впрочем, надо отдать ей должное: она с радостью сопровождала нас на экскурсии в огромный магазин «Галери-Лафайет» и активно помогала тем, кто отваживался раскошелиться на пару носков или кофточку. Эльза Юрьевна не спускала с нас глаз и в музеях, но рассказ о картинах не входил в задачи ее ведомства, для этого наняли пожилую француженку русского происхождения. «Белогвардейка!» – ахнули советские писатели. «Не опасная, – снисходительно заметила Эльза Юрьевна, – давно работает с советскими группами». Француженка-гид понимала толк в живописи, в скульптуре, более того, как-то по-старомодному заботилась о нас. Однажды мадам (забыл ее имя) пропела сладким голосом: «Когда пойдете на вечернюю прогулку, остерегайтесь квартала Клиши, там вас могут увести ночные феи…» – «Эмигрантская сволочь, – со злобой подумал советский писатель Анатолий Гладилин. – Будто не знает, что у нас нет денег даже на чашку кофе!».

Ладно, все это в прошлом. Теперь гид, который летит с вами из Москвы или из Санкт-Петербурга, или встречает вас в Париже, или встречает в Лондоне, чтоб провести по маршруту «Четыре столицы: Лондон-Амстердам-Брюссель-Париж» – так вот, теперь этот милый, симпатичный гид не принадлежит ни к какому ведомству, ему не надо писать на вас доносы, и он озабочен прежде всего тем, чтоб тур прошел без сучка и задоринки, чтоб туристы остались довольны, и, в свою очередь, не написали на него жалобы. По секрету сообщу: этот гид даже не принадлежит к ведомству гидов, то есть у него нет лицензии, и он, с точки зрения французского закона, работает по-черному. Зато туристские агентства, посылающие русскоязычные группы из России, Америки и Израиля, здорово экономят на нем. Однако в музей Лувр или, например, в Версальский дворец туристской группе без экскурсовода-профессионала не войти. Здесь агентствам приходится платить по полному тарифу.

Значит, опять обман рабочего класса и трудового крестьянства, в кои веки собравшего деньги на поездку за границу? Позвольте с вами не согласиться. Конечно, у профессионального гида много достоинств, он привык вести группы из разных стран, а это, поверьте мне, не сахар (кстати, один профессионал мне жаловался, что хуже всего путешествовать с французами по заграницам, они и капризны, и склочны, и возмущаются тем, почему в Германии и Италии недействительны для проезда в автобусе билетики парижского метро…) – повторяю, у профессионального гида много достоинств, но нет главного: опыта работы с русскими.

Русские туристы, откуда бы они не приехали, как правило, по-французски ни бум-бум. Ваш улыбчивый гид должен быть постоянно начеку и пересчитывать свою группу по головам. Кто-нибудь отстанет – обязательно потеряется, не найдет обратно дорогу в отель. Русские не понимают, почему в дорогих трехзвездочных парижских отелях комнаты такие маленькие. Приходится объяснять, да, комнатки неудобные, зато отель – в центре города, поэтому и дерут такие деньги. Российские туристы имеют странную привычку вечером собираться компаниями в номере, пить водку и распевать «Подмосковные вечера». Гид, в принципе, не хочет мешать их культурному отдыху, но какими-то мягкими уговорами он обязан прекратить хоровое пение к полуночи. Если в гостинице на завтрак – «шведский стол», то гид твердит своим подопечным: «Пожалуйста, не набивайте сумки бутербродами и фруктами, оставьте хоть что-нибудь другим постояльцам…» Откуда бы ни была русская группа – из Нью-Йорка или из Москвы, внутри нее непременно раздоры, размежевание на партии (не политические), возникают скандалы, иногда и драки. Задача гида – все это предвидеть, не допустить, вовремя погасить. Между русскими американцами и российскими гражданами много общего, разница, пожалуй, в одном: их интересуют совсем другие магазины, и гид это знает, он в курсе куда их вести. В каждой группе есть люди, которым Париж – «для галочки», им важно, вернувшись в Тверь или в Лос-Анджелес, похвастаться перед соседями. Для них сойдет обычный джентльменский набор: Лувр, Эйфелева башня, Нотр-Дам, прогулка на пароходике. Но есть и такие, для которых поездка в Париж – праздник. Они хотят увидеть нечто особенное – и гид поведет их в музей Пикассо, в квартал Марэ или организует специальную поездку на русское кладбище, гид подскажет, в каком банке выгодно обменять доллары на евро (никогда не меняйте в аэропорту или на вокзалах, там не обмен, а грабеж среди бела дня), гид вызовет врача, если, не дай Бог, кто-то заболел, побежит в аптеку за лекарством, гид с сочувствием выслушает вашу историю неудачной семейной жизни – словом, гид – ваш нянька и поводырь, а как же иначе с русским.

Вопрос: блюдет ли гид вашу нравственность, как строго блюли ее когда-то интуристовские гиды или даже француженка-белоэмигрантка, о которой я уже упоминал? Блюдет, да еще с каким энтузиазмом, ибо с первого дня начинает уговаривать группу посетить «Лидо», «Фоли-Бержер», «КрэзиХорс» или еще какое-нибудь менее известное стриптизное шоу. В российских группах больше молодежи, естественно, им такие развлечение – в самый раз. В американских группах в основном пенсионеры, но гид все равно будет настаивать. В этом смысле абсолютный рекорд установил мой знакомый, очень пробивной парень, которому удалось заманить свою группу на «лайф-шоу». Увы, в связи с поголовным увлечением порнографическими видеолентами в России, там любой мальчишка знает, что это такое, а в той американской группе самому юному было за семьдесят пять, и они не догадывались, куда их тащат. Две восьмидесятитрехлетние сестры-близняшки долго сослепу не понимали, что происходит на сцене, а когда разглядели, одна хлопнулась в обморок, а другая, наоборот, безумно оживилась и говорила потом, что в молодости много слышала об этом, и вот наконец увидела…

Вообще, внимательный наблюдатель усечет некоторые странности в поведении гида. Например, вы хотите в «Мулен руж», а он предпочитает «Паради Латэн». Вам понравился этот магазин с радиоаппаратурой, а он вас ведет в другой. И чтоб купить сувениры или французскую парфюмерию без налога, у гида свои адреса. Причем, всюду цены вроде бы одинаковые. Тогда почему? Придется открыть одну тайну: у каждого гида свои знакомства, свои контакты, и если группа придет в кабаре или в магазин, где его знают, гид получит комиссионные, а явишься неизвестно к кому – могут и не заплатить. И в ресторанах то же самое, правда, там комиссионных не дают, зато гида и шофера автобуса накормят бесплатно. О шофере автобуса гид обязан заботиться и делиться с ним чаевыми, иначе будут неудобства для группы, шофер объявит, что его рабочий день кончился, и поплететесь пешком по темным улицам.

Кстати, о птичках, то есть о чаевых. Получают ли чаевые российские гиды, этот щекотливый вопрос мы обойдем молчанием, а вот русские американцы знают, что чаевые гиду положены, и чем больше он организует внеплановых мероприятий, тем больше собирают.

А что думают сами гиды о своей работе в Париже? Из всех европейских столиц, по которым они возят группы, Париж считается самым тяжелым и неприветливым городом. По узким улицам, забитым машинами, очень трудно подогнать автобус к отелю. Хозяева отелей часто нелюбезны, в магазинах иногда зажимают комиссионные, на иностранцев смотрят, как на дойных коров. По мнению гидов, парижане уверены, что их город навсегда останется центром мирового туризма, просто обречен на это, а раз так – для чего стараться?

Наша подружка, гид, живущая в Бельгии, когда заканчивает тур, обычно клянется: «Все, в Париж не ногой, сил больше нету!» А через несколько месяцев у нас звонит телефон, и я слышу в трубке ее ликующий голос: «У меня опять группа в Париж. Надоел мне этот чертов Брюссель!»

Видимо, Париж все же стоит мессы.

Парижский быт

Вместе с писателем Даниилом Граниным и двумя советскими учеными мы вышли из Дворца Шайо. Только что кончился торжественный вечер, посвященный сорокалетию принятия Организацией Объединенных Наций Декларации о защите прав человека. В зале, рядом с нами, сидели французские министры, а в президиуме – Лех Валенса и академик Сахаров… Президент Франции Франсуа Миттеран прошел в двух шагах от нас, и национальные гвардейцы в опереточной парадной форме (а когда-то это была настоящая военная одежда наполеоновских солдат) застыли с поднятыми обнаженными саблями вдоль красной ковровой дорожки. Один за другим, не торопясь, подруливали большие лимузины, увозя почетных гостей. Мы спускались мимо фонтанов Трокадеро к Сене, а в брызгах воды прожектора высвечивали две цифры: 1948–1988. Под мостом Трокадеро, как плавающий сияющий дворец, переливаясь разноцветными огнями, проходил прогулочный туристский корабль. А на другом берегу, как огромная стрела, тоже вся в подсветке, взметалась в небо ажурная Эйфелева башня.

– Господи, какой красивый город! – сказал кто-то из советских товарищей.

И мы наперебой стали вспоминать, когда каждый из нас в первый раз посетил Париж.

Потом мы долго шли по улицам, где уже не было такого праздничного освещения, но угадывались великолепные архитектурные фронтоны домов. Завернули в уютное кафе, говорили о Москве, о том, что сейчас происходит в Союзе, а потом снова все свелось к Парижу, к словам Хэмингуэя: «Париж – это праздник, который всегда с тобой».

– А вы знаете, – осторожно заметил я, – Париж конечно прекрасен, когда приезжаешь сюда туристом, но жить в Париже довольно тяжело.

За столом воцарилась пауза. Даже Гранин смотрел на меня удивленно. Я попытался объяснить:

– Сам Париж маленький, его можно пересечь пешком за два часа, но работают в нем люди, которые живут в дальних пригородах, и таких людей большинство. И вот им особенно сложно. – Но почувствовал: меня не понимают. Или отказываются понимать.

Увы, с таким непониманием я сталкивался не первый раз. Что ж, попробую теперь сделать то, что я не сумел сделать тогда, в кафе. Рассказать, как живет не парадный, туристский, а трудовой Париж.

У многих жителей парижских пригородов – так называемых «банлье» – на дорогу из дома до работы, туда и обратно, уходит четыре часа. Автобус, электричка, потом метро, да еще с пересадками. Теоретически, конечно, можно приезжать в город на машине, но где найти стоянку? Париж не приспособлен для такого интенсивного автомобильного движения, в часы пик он задыхается от уличных пробок. К этому напряженному ритму еще можно как-то привыкнуть, но когда этот ритм нарушается – то просто беда. А нарушается он из-за забастовок. Постоянно не работает какая-нибудь линия загородных электричек, а когда начинается всеобщая забастовка транспорта – о боги, за что такое наказание! По-моему, в советской прессе всего один раз было правдиво рассказано о парижской забастовке транспорта. Несколько лет тому назад была такая статья в газете «Известия» писательницы Натальи Ильиной. А так – из года в год по газетным страницам блуждает стереотип: капиталист-хозяин, толстяк с сигарой обижает своих служащих, и героический рабочий класс, чтобы не умереть с голоду, объявляет забастовку. Поймите меня правильно: я не против забастовок, я сочувствую судостроителям Сан-Назера и металлургам Лотарингии, когда закрываются верфи и заводы и рабочим ничего не остается, как протестовать и бастовать! Однако железные дороги во Франции – метро, общественный транспорт принадлежат не предпринимателю, а государству. Государственным служащим не грозит безработица, их по закону нельзя уволить, в крайнем случае, можно перевести на другое место работы. Уже благодаря этому в привилегированном положении находятся не только железнодорожники, служащие общественного транспорта, но и работники почты, электрики. Когда в городе отключают электричество или перестают разносить письма, застывает работа на тысяче других фирм, к забастовке отношение не имеющих.

Как это ни покажется странным, но профсоюзы во Франции не такие уж мощные. Например по статистике, во Франции членов профсоюзов в два раза меньше, чем в Германии. Но профсоюзы во Франции политизированы, а самый сильный из них, СЖТ, находится под контролем Французской коммунистической партии. Впрочем, для СЖТ многочисленность не так важна. Важно занять ключевые позиции. Помните, как учил вождь революции: «не надо было занимать весь Петроград, надо было захватить мосты, почту и телеграф». Эта стратегия СЖТ особенно ярко проявилась несколько лет назад: 169 рабочих-ремонтников парижского метро – повторяю, 169 человек – объявили длительную забастовку и вывели из строя общественный транспорт многомиллионного города.

Как же эта забастовка сказалась на парижских тружениках? Пересказываю один из репортажей, снятых по французскому телевидению. Молодая женщина, мать двоих детей, живет в южном пригороде, работает в ресторане, в центре Парижа. Во время забастовки она вынуждена была вставать в пять утра. Пешком идти четыре километра – до площади, откуда военные грузовики доставляли людей к Орлеанским воротам Парижа (во время забастовки правительство мобилизовало армию).

Но от Орлеанских ворот до центра города тоже надо было как-то добираться. И обратный путь с такими же приключениями. И женщина попадала домой к десяти вечера, когда дети уже спали. Показали по телевидению и хозяина ресторана, в котором работает эта молодая женщина. Хозяин совсем не злодей, но просит его понять: если его официантка опаздывает, он вынужден будет ее уволить. Ведь для хозяина важно, чтобы ресторан работал. Найдет другую официантку, которая живет поближе. То есть забастовка рикошетом ударяет по ни в чем не повинному человеку.

Чего хотели забастовщики? Они требовали неимоверно абсурдной прибавки зарплаты – и кстати, ничего не добились. Как отмечала французская пресса, экономические требования были лишь предлогом. Подтекст забастовки был политический. Это была война коммунистов против социалистов, правящая социалистическая партия не взяла коммунистов в правительство и коммунисты решили им доказать свою силу. Подсчитано, что урон от забастовки для государственной казны составил 600 миллионов франков (91,5 млн. евро). Между прочим, из этой же казны платят зарплату забастовщикам. Но наказано не только государство. Пострадали тысячи больших и маленьких магазинов – ведь предпраздничная торговля была практически сорвана. Повторяю, подчеркиваю: когда во Франции бастует транспорт, почта, когда прекращают работу электрики, – это не удар по толстосумам-капиталистам, это удар, в первую очередь, по трудящимся массам, по самым низкооплачиваемым рабочим, у которых нет машин, чтобы добраться до города; по беднякам, по безработным, которые перестают получать по почте свое пособие. Можно ли назвать это классовой борьбой? Вот уж не думаю.

…С начала рождественской недели в Париже воцарилась тишь да гладь. Все, как по мановению волшебной палочки, заработало. Гирлянды огней сияют на Елисейских полях и на Больших Бульварах. Мерцают новогодние елки на площадях. В праздничных витринах больших магазинов на бульваре Осман прыгают и крутятся забавные игрушки и зверюшки и родители сажают своих детей на плечи, чтобы они могли видеть эти чудеса. По сообщениям газет, к праздничному столу парижане купили рекордное количество деликатесов – икры, гусиной печенки, семги. Дети получили от родителей всевозможные наборы плюшевых и механических игрушек. В мэриях пенсионерам бесплатно раздавали коробки шоколадных конфет. В новогоднюю ночь по Елисейским Полям гуляли огромные толпы молодежи, прямо на улицах откупоривались бутылки шампанского – вечный город Париж! Он как бы опять восстал из пепла. Никакие житейские бури его не берут, и заезжему туристу кажется, что праздник на парижской улице не прекращается никогда…