Текст книги "Леонид Шебаршин. Судьба и трагедия последнего руководителя советской разведки"
Автор книги: Анатолий Житнухин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Однако разрушительная, запущенная «архитекторами» и «прорабами» машина уже набрала обороты.
Горбачёвская команда в подмосковной резиденции Ново-Огарёво готовила новый союзный договор, принятие которого намечалось на 20 августа 1991 года. В проекте документа не было упоминаний о социалистическом строе, а наше государство определялось лишь как «демократическое». Договор предполагал переход от федерального государства к конфедеративному, то есть к ослаблению центральной власти, что неизбежно вело к разрушению СССР, уничтожению единого государства. Патриотически настроенные руководители страны, истинные государственные мужи, а вместе с ними – практически всё руководство Комитета госбезопасности выступали против его подписания в таком виде. Ведь принятие такого договора, отвергающего наш конституционный социалистический строй, означало не что иное, как осуществление за спиной народа антисоветского государственного переворота.
Подорвать основы СССР планировалось не только «новоогарёвским договором». Над страной нависала мрачная тень другого, ещё более реакционного переворота, готовившегося Ельциным. Соперничая с Горбачёвым в борьбе за власть, он стремился уничтожить Советский Союз ещё быстрее и циничнее. Ведь для скорой и полной победы над Горбачёвым Ельцину вообще не нужно было заниматься чем-либо созидательным – достаточно было объявить о выходе России из СССР. Подельщиков в союзных республиках у Ельцина хватало: на волне многочисленных вспышек национализма (как правило, спровоцированных) к власти повсеместно рвались силы, которым были чужды интересы народа – везде находились свои Чубайсы и Гайдары. А для осуществления задуманного ельцинисты в полной мере использовали навязанную России 12 июня 1990 года Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, 5-я, ключевая статья которой предусматривала верховенство российских законов над союзными.
Мало кто понимал тогда, что полученный Россией суверенитет в конечном счёте превратит внутренние, административные границы СССР во внешние, государственные. Конечно, на позицию подавляющего большинства депутатов повлияли разгул русофобии, недовольство политикой Горбачёва, многочисленные обиды и заблуждения. Однако нельзя было забывать, что большинство соседей находились в таком же бедственном положении, как и жители России. В той обстановке, когда рассматривался вопрос о суверенитете, нельзя было противопоставлять Россию другим союзным республикам, особенно Украине и Белоруссии, основное население которых составляют две ветви единого народа.
С годами только очевиднее стала чудовищность деяний тех, кто не остановился перед тем, чтобы разорвать страну на части ради того, чтобы войти вместе с Ельциным в Кремль.
Увы, когда принималась Декларация о суверенитете России, эмоции брали верх над здравым смыслом. Цепная реакция последовала незамедлительно: начались пресловутый «парад суверенитетов» и «война законов» – республиканских с союзными.
О зловещей роли Ельцина в судьбе СССР и России сказано и написано немало. Сейчас просто диву даёшься, насколько близорукими были члены КПСС, связывавшие с именем Ельцина будущее страны. Во всяком случае, их идейные соратники оказывались куда более прозорливыми. Особенно в тех странах, которые Ельцин «осчастливил» своим посещением. Так, Гэс Холл, возглавлявший компартию США на протяжении четырёх десятилетий (1959–2000) сначала в качестве её генерального секретаря, а затем – председателя, посвятил визиту Ельцина, состоявшемуся в сентябре 1989 года, довольно обстоятельную статью в американской газете «Пиплз дейли уорлд» (The People’s Daily World)[32]32
Номер от 21 сентября 1989 года.
[Закрыть]. Приведём некоторые выдержки из неё:
«…Не прошло и шести часов с момента прибытия Ельцина в США, как он заявил: „Я коренным образом изменил своё отношение ко всему, что вбивали мне в голову о США“. Для Ельцина даже бездомные, проводящие демонстрацию с требованием предоставить им жильё, выглядели счастливыми…
Люди наподобие Бориса Ельцина и Андрея Сахарова являются продуктами и проблемами Советского Союза. Но когда в это оказываемся вовлечёнными мы в США, мы обязаны открыто высказаться, если такие люди приезжают к нам и делают лживые заявления по поводу американского капитализма и чернят социализм как систему… На нас лежит обязанность разъяснить цель и выявить ложь, имеющую место в заявлениях Ельцина и его недопустимом поведении в нашей стране.
Хотя Ельцин и не оставит о себе долгой памяти, с учётом степени использования его средствами массовой информации и правыми силами ущерб он нанёс…
Ельцин своими постоянными, недоброжелательными, однобокими критическими высказываниями стремился очернить образ социализма. Ни разу он не выступил со словами похвалы в адрес социализма или своей страны…
Когда Ельцина спросили о коммунизме, он самодовольно и цинично усмехнулся и исключил возможность будущего для социализма, сказав: „Забудьте об этом. Это лишь мечта. Не следует пытаться претворить её в жизнь“. Когда спросили его мнение относительно создания новой политической партии, он ответил: „Когда люди захотят этого, я буду с ними“. И это говорит член Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза!
…Ельцин не произвёл впечатления на американских корреспондентов. Они жаловались на то, что „он не предлагал ни программы, ни путей их осуществления, а лишь подвергал постоянной критике свою собственную страну“.
…Правые антисоциалистические силы в США, в особенности представители Института Эсален[33]33
Esalen Institute.
[Закрыть], выступившего в роли спонсора визита Ельцина, заявляют о том, что Ельцин оправдал заплаченные ему 250 тысяч долларов, а также задаток в размере 500 тысяч долларов за книгу, которую он согласился написать. Вместе с безделушками, долларами, видеокассетами, джинсами, разнообразными предметами роскоши и виски, которые Ельцин увёз с собой, он получил в результате своего визита около миллиона долларов чистого дохода, ничтожную часть которого, размером в 100 тысяч долларов, он великодушно решил выделить на исследования вируса СПИДа.…Нельзя распространять ложь и клевету на свою страну, кто бы этим ни занимался. Ельцина же, являющегося членом Центрального комитета КПСС, а также официально избранным членом высшего органа власти – Съезда народных депутатов, следует считать безответственным ловкачом, не оправдавшим высокого доверия своих избирателей…
Не важно, чем руководствовался Ельцин, но так или иначе он оказал разрушительное воздействие на ряд вопросов, имеющих международное значение, что в значительной степени будет определять в дальнейшем, пойдёт ли население земного шара по пути разоружения и сохранения мира или по пути ядерной войны и вымирания человечества. Он делал не просто безответственные заявления – они граничили с провокацией.
В Соединённых Штатах Ельцин оставил после себя ряд неприятных впечатлений, образ беспринципного человека, лишённого совести, у которого полностью отсутствуют патриотизм и преданность своей стране и народу. Один из сопровождавших его в этой поездке сказал о нём, что он проявил себя как некультурный, пьяный клоун, не соблюдал приличий и возмутительно вёл себя на публике. Грустно отмечать, но Ельцин в глазах миллионов бросил тень на образ человека социализма.
Размер ущерба, нанесённого Ельциным, ещё предстоит определить. Этот ущерб будет наноситься и в дальнейшем, потому что американские средства массовой информации, американский капитализм и правые силы во всём мире будут постоянно использовать его визит в своей пропагандистской кампании, с тем чтобы доказать, что „коммунизм мёртв“…
Мы в Соединённых Штатах будем предпринимать шаги, чтобы ликвидировать нанесённый урон. Мы приложим усилия, чтобы разъяснить и изобличить позицию „ельциных“ во всём мире».
Гэс Холл в своей статье обратил внимание и на то, чего не смог заметить Ельцин, которого в США распирала восторженность, постоянно подогреваемая обильными возлияниями, и о чём совсем не говорят сегодня российские средства массовой информации:
«США – великолепная страна во многих отношениях, но у США есть реальные проблемы: 5 миллионов бездомных, 10 миллионов безработных, расизм, дискриминация и проявления хулиганства на расовой почве, высокий уровень коррупции, обмана и воровства, эпидемии наркомании и СПИДа, быстрорастущая квартирная плата, инфляция, высокие налоги, снижение зарплаты, ухудшение работы и социального обеспечения. На американцев, которые знают обо всех этих истинах из первых рук, вряд ли произведут впечатление демагогия и отеческая забота советского гостя».
Обращает на себя внимание то, что игравший роль бессребреника и борца с привилегиями, предметами гордости которого были поездка на троллейбусе, посещение магазина и визит в районную поликлинику, Ельцин, оказавшись в США, начал беззастенчиво торговать своей страной, получая огромные гонорары.
Напрашивается вопрос: а разве то, что рассказал о Ельцине Гэс Холл, не знали в Советском Союзе, не знали коммунисты, коллеги Ельцина, которые, поддерживая заблуждение неосведомлённых рядовых граждан, упорно возносили его на вершину власти? Массовое затмение обернулось для страны и народа неисчислимыми бедами. Прозрение оказалось долгим и мучительным.
Мы уже не раз касались взглядов героя нашей книги на ряд принципиальных вопросов общественной жизни, политики и истории. Не затрагивая мировоззренческие представления Шебаршина, трудно понять его отношение к тем событиям, которые довелось ему пережить на крутом переломе в жизни страны, во времена всеобщего хаоса и безвременья. При этом мы прекрасно понимаем, что убеждения и воззрения человека – тема довольно деликатная, и касаемся мы её отнюдь не ради того, чтобы поупражняться в чисто умозрительных спорах и рассуждениях. Для нас эта тема – весьма конкретная, она многое объясняет в поступках человека, чей социальный статус уже сам по себе предполагал активную позицию, не позволял оставаться в стороне от событий, потрясших страну.
А ведь многое в действиях Леонида Владимировича на первый взгляд бывает трудно оценить однозначно. Тем более нелегко это сделать, если руководствоваться только упрощённым подходом по принципу «свой – чужой», «с нами или против нас». Не случайно линию поведения Шебаршина в августе 1991 года его коллеги по службе восприняли по-разному.
Думается, на позиции, занятой Леонидом Владимировичем в дни, когда решалась судьба страны, сказалась его односторонняя и чересчур прямолинейная оценка причин гибели СССР. Шебаршин никогда не скрывал свою точку зрения и всегда отстаивал её, будучи убеждённым, что в основе распада СССР, фактической гибели партии лежали исключительно внутренние объективные предпосылки и всё, что происходило, было для страны исторически неизбежно. О своей приверженности такой философской линии он заявлял неоднократно и в более позднее время. Так, в декабре 2001 года в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть» он говорил по этому поводу: «Историческому процессу нельзя противостоять. К нему можно только приспособиться». Такой же смысл содержит и другое его пессимистическое высказывание, которое не раз слышали от него его товарищи по работе: «Мы не в силах изменить мир, в котором живём».
Напрашивается вопрос: если гибель СССР, по мнению Шебаршина, была неминуема, если к началу 1990-х годов всё было предрешено и не зависело от субъективных факторов, то имела ли вообще смысл борьба за спасение Советского Союза и сохранение социалистического строя? Чёткого ответа на этот вопрос Леонид Владимирович нам так и не оставил. Попробуем в одном принципиальном вопросе разобраться с помощью… западных специалистов, признанных авторитетов в области экономики и социологии.
Почему именно их мнение интересует нас в данном случае? Да прежде всего потому, что «архитекторы» горбачёвской перестройки и всех мастей «демократы», доказывая неразрешимость кризисных и застойных проблем, поразивших Советский Союз, чаще всего ссылаются именно на западных исследователей. А те в последнее время всё чаще задаются вопросом: существовали ли объективные предпосылки столь быстрого распада СССР?
Известный экономист и социолог, глава Центра российских исследований при Американском институте предпринимательства (American Enterprise Institute) Леон Арон считает, что веских причин для скорой гибели Советского Союза не было. В 1985 году, отмечает он, СССР располагал достаточными природными и человеческими ресурсами, чтобы выйти из кризиса. И ни один из ключевых экономических показателей до 1985 года не указывал на приближение катастрофы. С 1981 по 1985 год рост ВВП страны хотя и несколько замедлился по сравнению с 1960-ми и 1970-ми годами, но всё же составлял в среднем 1,9 процента в год. Вряд ли можно назвать такое положение, сохранявшееся вплоть до 1989 года, катастрофическим. Доходы страны в 1985 году возросли более чем на 2 процента, а зарплаты после внесения поправок на инфляцию продолжали расти в следующие пять лет, вплоть до 1990 года, в среднем на 7 процентов.
Американский профессор из Уэслианского университета (Wesleyan University) Питер Рутланд, считая, что положение в советской экономике было довольно неприятным, подчёркивает, что «хронические болезни, в конце концов, не обязательно смертельны». Известный шведский экономист, специалист в области российской политики и экономики Андерс Ослунд (Институт международной экономики им. Петерсона) отмечает, что с 1985 по 1987 год ситуация «вовсе не была драматической».
Обратимся к сведениям, отражающим состояние нашей экономики, которые носят объективный характер и неподвластны фальсификаторам советской истории и веяниям времени. Они говорят о том, что хозяйственный механизм СССР был пронизан миллионами связующих нитей. С каждым из крупных промышленных предприятий сотрудничало в среднем 400–500 взаимозависимых заводов и фабрик, находящихся в различных республиках и регионах. Данные Центрального статистического управления СССР за 1987 год подтверждают наличие таких экономических связей, которые не могли рассыпаться сами по себе. Так, РСФСР из других республик ввозила продукцию 102 отраслей, а вывозила в них товары, произведённые предприятиями 104 отраслей. Сложившаяся система экономических отношений в стране могла разрушиться лишь сознательно и преднамеренно.
А ведь кроме того, как совершенно верно напоминает нам в статье «Преступление века. Трагедия столетия» профессор Алексей Молчанов (Правда. 2013. № 136. 6–9 декабря), советское общество строилось как единая семья, и эта идея – идея создания единой семьи народов – поддерживалась всей мощью социалистического государства. Страну крепили многогранные социокультурные, профессиональные, духовные, семейно-родственные связи. Из 73 миллионов советских семей около 13 миллионов по своему национальному составу были смешанными.
Мы имели единую государственную систему. У нас было единое гражданство. Стержневыми элементами общей экономики были единая энергосистема, единая транспортная система, единая система связи. В советском обществе успешно развивалась единая система образования и науки. Мы имели единые вооружённые силы, единую систему государственной безопасности, единую границу…
Конечно, Советский Союз во второй половине 1980-х годов переживал глубокий экономический и политический кризис. Но, к сожалению, Леонид Владимирович, по мнению ряда его соратников, долгое время не верил, что атака на Советский Союз велась в первую очередь из Кремля, с помощью активной западной поддержки, и долгое время находился в плену либерально-философского мифа о самопроизвольном распаде СССР.
Важнейшие социально-экономические критерии состояния страны, подкреплённые мнениями даже западных исследователей, свидетельствуют о полной жизнеспособности в то время Советского государства и общества. Они лишний раз подтверждают, что во второй половине 1980-х годов «демократы» серьёзным анализом ситуации в стране не занимались – разрушители, действовавшие по принципу «чем хуже – тем лучше!», в этом не нуждались. По мере того как перестройка набирала обороты, продуманные, взвешенные действия всё чаще подменялись авантюризмом и волюнтаризмом, свойственными политикам «новой волны», которых горбачёвская власть плодила в геометрической прогрессии. В стране восторжествовали некомпетентность и невежество, а ведущие роли в политическом процессе занимали тщеславные люди с мелкими личными амбициями.
С другой стороны, и позиция здоровых сил партии становилась всё более невнятной. При этом всё меньше людей всерьёз верили в способность КПСС или какой-либо другой силы переломить ход событий.
Было ясно, что коммунисты при Горбачёве не смогли привлечь широкие народные массы к борьбе с апологетами капитализма, проявляли недопустимую к ним терпимость, часто шли на неоправданные компромиссы и сотрудничество. Многие из них в критические моменты противостояния, требующие твёрдости и мужества, нередко руководствовались ложно понятой партийной дисциплиной или оправдывали свои действия стремлением сохранить единство в партии, которая уже разделилась на два непримиримых крыла. Именно поэтому Горбачёв сумел досидеть на своём посту до тех пор, пока не развалил всё, что ему отводилось развалить Западом и «пятой колонной» по сценарию разрушения СССР и КПСС.
Почти сказочный сюжет на тему «как иголкой убить слона», – то есть развалить СССР сверху, руками руководителей КПСС и государства, – западным странам во главе с США удалось сделать явью.
…Двух начальников управлений КГБ – Шебаршина и Леонова – связывали не только служебные дела. В небольшом дачном посёлке они были соседями, часто общались по вечерам, любили посидеть за шахматами. Леонид Владимирович уважал Леонова за обстоятельность и надёжность. «Николай Сергеевич, – писал он, – основателен во всём: в шахматах, в своём огородном хозяйстве, в отношениях с людьми, в мыслях. В этом русском рязанском человеке – беспредельная энергия и упорный всесокрушающий дух».
В тёплые летние дни они садились играть в шахматы под развесистым дубом, где можно было подышать свежим воздухом. За игрой пили чай и не спеша вели разговоры, не всегда уместные в рабочих кабинетах, в текучке повседневных дел.
Шебаршин знал, что Николай Сергеевич – человек прямой и откровенный от природы и с ним можно не лукавить. На этот раз разговор оказался невесёлым: шансы на спасение единого Советского государства с каждым днём уменьшаются. Горбачёв в растерянности и озабочен только сохранением своего президентского кресла. Его борьба с Ельциным не может смениться сотрудничеством или хотя бы сосуществованием – Горбачёв проиграет. Экономическая разруха усугубляется, и непродуманные, скороспелые попытки повернуть огромную страну от планового хозяйства к рынку будут иметь самые тяжёлые последствия. Американцы ведут себя в СССР как хозяева. Расчёты на западную экономическую помощь иллюзорны: руководство боится правды, обманывает себя, народ – всех.
В воздухе повисает традиционный русский вопрос: «Что делать?»
Первым нарушает молчание Шебаршин:
– Может быть, нужно чрезвычайное положение?
– Пожалуй, да. Но только следует помнить, что чрезвычайным положением людей не накормишь. И не заставишь их работать…
Этот диалог произошёл за несколько дней до создания ГКЧП. Для нас с читателем он важен тем, что Шебаршин, видя пропасть, в которую катилась страна, не исключал возможности введения чрезвычайного положения.
НА ПЕРЕЛОМЕ
На одной из пресс-конференций в конце 1991 года, после провала ГКЧП, председателю комиссии Верховного Совета СССР по расследованию августовских событий Александру Оболенскому журналисты задали вопрос: «Когда мы узнаем всю правду о том, что всё-таки произошло в трагические дни августа?» Его ответ тогда процитировала практически вся российская и зарубежная печать: «Боюсь, что при жизни нашего поколения мы всю правду вряд ли узнаем».
Несмотря на то, что за двадцать с лишним лет далеко не всё тайное стало явным, многое всё же прояснилось. Прежде всего – прояснилось в головах людей. Ведь многим понадобилось время, чтобы понять, против кого и против чего выступил ГКЧП. Они воочию увидели, куда новые правители страны привели СССР и куда они повели потом Россию.
Были обнародованы и многие важные детали августовских событий. Стало, например, известно, что Горбачёв лично благословлял «мятежников» и заблаговременно уехал отсиживаться в Форос. Заранее знал о выступлении ГКЧП и Ельцин. Причём сценарий, по которому стремительно раскручивались события, был выгоден обоим: одному – чтобы поднять свой приблизившийся к нулю рейтинг; другому – чтобы расчистить путь к практически неограниченной власти, выведя Россию из состава СССР.
Однако, несмотря на очевидность планов и целей участвовавших в августовских событиях сторон, к историческому явлению под названием ГКЧП в официальной пропаганде и большинстве средств массовой информации по-прежнему применяется понятие «путч», которое режет слух нормальному человеку. Режет той ненавистью, которую вложили в слово «путч» рвавшиеся к власти силы охлократии, задумавшие чудовищный эксперимент над страной, Россией, народом.
Но есть в этом слове и плохо скрытый страх тех, кто сознательно разрушал страну, хорошо знал тогда и понимает сейчас, что рано или поздно правда всё равно восторжествует. И надо сказать, что история уже многое расставила по своим местам…
Утром 19 августа по радио и телевидению было зачитано Заявление советского руководства о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению[34]34
В состав ГКЧП входили: О. Д. Бакланов – первый заместитель председателя Совета обороны СССР, В. А. Крючков – председатель КГБ СССР, В. С. Павлов – премьер-министр СССР, Б. К. Пуго – министр внутренних дел, В. А. Стародубцев – председатель Крестьянского союза СССР, А. И. Тизяков – президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Д. Т. Язов – министр обороны СССР, Г. И. Янаев – вице-президент СССР.
[Закрыть]. А в Обращении к советскому народу ГКЧП с горечью отмечал, что в последнее время на смену былому энтузиазму и надеждам людей пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения, а политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Стало насаждаться злобное глумление над всеми институтами государства, страна сделалась неуправляемой.
Как отмечалось в обращении, воспользовавшись предоставленными в процессе демократизации свободами, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой. Создавая обстановку морально-политического террора и пытаясь прикрыться щитом народного доверия, политические авантюристы не считались с тем, что осуждаемые и разрываемые ими союзные связи устанавливались государством на основе широкой народной поддержки, прошедшей многовековую проверку историей. Те, кто по существу вёл дело к свержению конституционного строя, должны были ответить перед матерями и отцами за тех, кто стал жертвой межнациональных конфликтов.
ГКЧП видел свою задачу в преодолении глубокого и всестороннего кризиса, возникшей политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожали жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашей родины.
В обращении подчёркивалось, что ГКЧП руководствуется мнением народа, который в ходе Всесоюзного референдума по вопросу о сохранении Союза высказался ясно и недвусмысленно в его поддержку. Цели ГКЧП были подчинены тому, чтобы остановить распад страны и не допустить подписания договора о создании вместо СССР суррогатного объединения – Союза суверенных государств.
Необходимо отметить один характерный факт: кроме российского, литовского и молдавского руководства, никто из лидеров других республик не призвал к сопротивлению Государственному комитету по чрезвычайным ситуациям и не назвал его действия незаконными. В полном составе и безоговорочно согласилось с созданием ГКЧП правительство СССР – во имя сохранения целостности страны.
…Шебаршин не раз сетовал, что председатель КГБ заранее не поставил его в известность о планах по созданию ГКЧП. И действительно: лишь во второй половине дня 18 августа, за несколько часов перед тем, как о ГКЧП узнала вся страна, В. Ф. Грушко, первый заместитель председателя КГБ, передал начальнику ПГУ распоряжение Крючкова привести в боевую готовность две группы ОУЦ[35]35
Отдельный учебный центр (группа «Вымпел») – спецподразделение ПГУ.
[Закрыть], не называя целей приказа. Лишь утром 19 августа Леонид Владимирович из сообщений радио узнал о создании ГКЧП, а на совещании у Крючкова – о его целях и ближайших задачах.
Но могло ли быть иначе? Мог ли Крючков заранее посвятить Шебаршина в планы, которые предусматривали выполнение решений ГКЧП, мог ли он до конца положиться на него? Думается, что нет, и ход событий подтвердил правоту председателя КГБ.
Будем откровенны: за пределами круга чисто служебных вопросов отношения Крючкова и Шебаршина не носили доверительного характера. Дело в том, что взгляды председателя КГБ и начальника ПГУ на ряд принципиальных политических вопросов существенно расходились. Это касалось прежде всего их понимания места и значения партии в государстве и обществе. Владимир Александрович – убеждённый партиец, не мыслил дальнейшей жизни страны без ведущей роли КПСС. Леонид Владимирович к подобной перспективе относился скептически. В его опубликованных воспоминаниях часто говорится о формализме и скуке в работе партийных комитетов и организаций, в них трудно найти хотя бы одно более или менее позитивное суждение о КПСС. При этом Леонид Владимирович упоминает, что всегда был «абсолютно лояльным членом партии». Конечно, несколько странно слышать такие высказывания из уст члена КПСС, облечённого полномочиями огромной государственной важности. Ведь в партию вступали не для того, чтобы проявлять к ней просто лояльность, – обязанностью каждого коммуниста являлась активная борьба за её идеалы и принципы.
Поделились с автором своими наблюдениями на этот счёт товарищи Шебаршина по партийной организации ПГУ КГБ. Например, будучи членом парткома, Леонид Владимирович редко бывал на его заседаниях, не стремился использовать партийное влияние на повышение персональной ответственности руководителей за порученное дело.
(В скобках заметим, что у Крючкова расходились взгляды не только с Шебаршиным. Не находил он общего языка и со своим первым заместителем Ф. Д. Бобковым[36]36
В 1992 году Ф. Д. Бобков стал руководителем Аналитического управления холдинга АО Группа «МОСТ», возглавляемого В. А. Гусинским.
[Закрыть], с которым расстался задолго до августовских событий, ещё в начале 1991 года.)
Безусловно, глубокую зарубку в сознании Крючкова оставил отказ Шебаршина выставить свою кандидатуру для избрания в ЦК КПСС. Владимир Александрович резонно расценил такую позицию как сознательный уход Леонида Владимировича от острой политической борьбы, как снятие с себя существенной доли ответственности за происходящее в стране.
Кроме того, слишком очевидна была линия Шебаршина на обособление разведки от других управлений и подразделений КГБ, сопровождаемая его частыми рассуждениями об элитарности и корпоративных особенностях разведки. За такой точкой зрения руководство КГБ, многие начальники других управлений усматривали не только некоторый снобизм, но и желание вывести из-под огульной критики «демократов» лишь разведку и заявить о ее непричастности к репрессиям 1930-х годов. По их мнению, было недопустимо стоять в стороне от общих проблем в обстановке, требующей, с одной стороны, критического, но взвешенного переосмысления деятельности комитета, а с другой – активного разоблачения огромного количества наветов на работу чекистов.
На наш взгляд, все эти моменты помогают понять логику дальнейших действий Леонида Владимировича.
Уже 19 августа на совещании руководящего состава разведки по инициативе Шебаршина было принято решение не принимать мер по выполнению указаний председателя КГБ в связи с введением чрезвычайного положения и решений, принятых ГКЧП, а ограничиться лишь информированием загранаппаратов и сотрудников разведки о происшедших в стране событиях. Было дано указание направлять в Аналитическое управление КГБ и ГКЧП информацию только о негативном реагировании правительственных кругов и общественности зарубежных государств на события в СССР.
Шебаршин запретил полковнику Б. П. Бескову – командиру группы «Вымпел» – участвовать в планируемых акциях ГКЧП, предусматривавших, в частности, арест Ельцина. Вслед за этим такое же решение принял командир группы «Альфа» генерал-майор В. Ф. Карпухин. Оба руководителя спецподразделений перед самым началом спец-операции «Гром» по захвату здания Верховного Совета РСФСР в кабинете первого заместителя председателя КГБ Г. Е. Агеева отказались от участия в ней.
Было это в ночь на 21 августа, когда напряжение в Комитете госбезопасности достигло предела. По рассказу В. М. Прилукова, в кабинете первого заместителя председателя Агеева собралась небольшая команда в составе хозяина кабинета, заместителя председателя Лебедева, Прилукова, Карпухина и Бескова. Примерно в это же время в кабинете Крючкова совещались все другие лица, входившие в ударный штаб ГКЧП, – Бакланов, Варенников, Ачалов, Громов, Шенин, Крючков, Грушко, Плеханов. Приближалось время «Ч» – начало штурма здания Верховного Совета РСФСР.
Разработчики операции «Гром», назначенной на три часа ночи 21 августа, прекрасно понимали, что для её осуществления не нужны ни танковые полки, ни десантные батальоны – предполагалось, что армейские части и подразделения внутренних войск лишь блокируют Верховный Совет. С основной задачей вполне могли справиться две элитные команды – группы Карпухина и Бескова. Такого мнения накануне придерживались и Карпухин, и многие другие специалисты. Позднее на допросе начальник отделения группы «Альфа» А. Савельев также высказал подобную точку зрения: «Как профессионал скажу, что в техническом плане штурм здания Верховного Совета РСФСР не представлял собой особой сложности, наши люди были хорошо подготовлены и смогли бы выполнить поставленную задачу»…
Никто и подумать не мог, что ночной разговор в кабинете Агеева примет такой неожиданный оборот.
Реакцию самого Агеева – старшего оперативного руководителя, на которого было возложено осуществление захвата здания Верховного Совета, описывать не будем. Генерал-полковник хорошо знал, что такое отказ от выполнения боевого приказа и чем он обычно карается. Но не суровость наказания останавливала служивых людей – этому явлению просто не было места в традициях и российского, и советского офицерства, об этом просто и подумать не могли.
Страна летела в пропасть, а люди, которые могли её удержать, игнорировали воинскую присягу. Заместитель министра обороны СССР В. А. Ачалов убедил своего министра Д. Т. Язова отменить участие войсковых частей в операции «Гром». Бывший тогда первым заместителем министра внутренних дел Б. В. Громов заявил министру Б. К. Пуго, что внутренние войска не будут выполнять его приказы.