Текст книги "Леонид Шебаршин. Судьба и трагедия последнего руководителя советской разведки"

Автор книги: Анатолий Житнухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Два будущих «соратника» оказались в начальствующем слое, не получив должной закалки, необходимого опыта работы в трудовых коллективах, там, где жизнь выглядит несколько иначе – жёстче, конкретнее и понятнее, а ценные указания сверху оказываются не всегда мудрыми и судьбоносными. В подобных пустотах, образующихся в людях после резкого вознесения во власть, чаще всего и возникают опасные изломы.

За показной простотой и открытостью Горбачёва скрывался эгоистичный человек, честолюбие и внушаемость которого позволяли западным лидерам без особого труда разыгрывать с его участием самые хитроумные комбинации. Поэтому нет большого преувеличения в словах посла США в СССР в 1987–1991 годах Дж. Мэтлока, заявившего в своей книге «Смерть империи. Взгляд американского посла на развал Советского Союза» буквально следующее: «Сценарий перестройки был написан в Вашингтоне». Конечно, это не означает, что Горбачёв сознательно претворял в жизнь антисоветские планы, которые ему подсовывали, или, как любят утверждать некоторые горячие головы, и вовсе был «агентом западных спецслужб». Не надо всё упрощать. Игра была значительно сложнее и тоньше, а недостатки генсека позволяли более искушённым в политике игрокам манипулировать им.

Не обладая необходимыми фундаментальными знаниями, будучи не подготовлен к серьёзным самостоятельным решениям государственного масштаба, Горбачёв легко поддавался влиянию тех людей из близкого окружения, которые хорошо знали его слабости и играли на них. Именно таким образом А. Н. Яковлев и сумел стать его «поводырём».

Сам Яковлев – человек, выросший в крестьянской семье и прошедший войну, – сумел на каком-то этапе своей карьеры заразиться неизлечимым вирусом русофобии. А проявилась у него эта болезнь задолго до перестройки, ещё в 1972 году, в памятной для отечественной интеллигенции статье «Против антиисторизма», опубликованной в «Литературной газете». Уже тогда были подвергнуты осуждению и нападкам патриотические чувства русских писателей, позволивших себе рассуждать о «национальном духе», «национальном чувстве», «народном характере», «зове природной цельности»… Стоит ли удивляться, например, что годы перестройки ознаменовались беспрецедентным разгулом русофобии?

Не прошли бесследно для Яковлева стажировка в Колумбийском университете (США) в конце 1950-х годов[27]27
  Яковлев проходил стажировку в одной группе с сотрудником КГБ Олегом Калугиным, в 2002 году осуждённым за измену родине.


[Закрыть] и десять лет работы послом в Канаде. На дипломатическую стезю он попал после отстранения от работы в аппарате ЦК КПСС в результате негативного резонанса, вызванного всё той же статьёй «Против антиисторизма». В частности, позиция Яковлева подверглась резкой критике со стороны М. А. Шолохова, получила совершенно справедливую и весьма жёсткую оценку Политбюро ЦК КПСС.

Упомянем один любопытный факт: в мае 1983 года секретарь ЦК КПСС Горбачёв, будучи ответственным за развитие сельского хозяйства, буквально настоял на своей поездке в Канаду, против которой возражал Андропов, поскольку не было в ней особой государственной необходимости. Кстати, отметим, что к Яковлеву, который был там послом, особого доверия Андропов не испытывал.

Известен тот огромный интерес, который проявил к Горбачёву канадский премьер-министр Пьер Трюдо. И интерес этот не был случайным: молодой советский руководитель за короткий отрезок времени стал сначала кандидатом в члены, а потом и полноправным членом Политбюро. Позже Яковлев (со знанием дела) пояснял детали (и существенные!) биографии Горбачёва: «Первым западным политиком, который с симпатией отнёсся к Горбачёву, была не Тэтчер, а канадский премьер Трюдо. Михаил Сергеевич приезжал в Канаду, когда я был там послом. Своим свободным поведением он поразил канадских руководителей. Вместо одной запланированной его встречи с Трюдо состоялось три». Канадского руководителя Горбачёв поразил и раскованностью своих суждений, в частности критическим отношением к вводу советских войск в Афганистан. Когда процесс перестройки оседлали либерал-демократы, которые с попустительства генсека и его ближайшего окружения направили его в «нужное» русло, в кулуарах аппарата ЦК КПСС вспомнили, что первые настоящие «смотрины» Горбачёва состоялись именно в Канаде, причём участвовали в них и представители США. После этого и руководители других западных держав обратили на него особое внимание.

Канадские встречи 1983 года многое объясняют. Во всяком случае, они помогают понять то, о чём рассказывал в своих воспоминаниях Крючков, в частности в тех, что были опубликованы в «Комсомольской правде»[28]28
  Крючков В. Стать диктатором я не захотел // Комсомольская правда. 2011. 25 августа – 1 сентября.


[Закрыть]. Владимир Александрович вспоминал, что стал председателем КГБ «на волне глубокого уважения к Горбачёву». Однако вскоре у него стали появляться ощущения, что тот делает что-то не так.

«А тут, – рассказывал Крючков, – по линии разведки мне стали поступать материалы из-за границы. Я не мог поверить своим глазам, предполагая: или в них написано неправильно, или наш президент гребёт не в нашу сторону…

Потом я стал получать материалы на Яковлева Александра Николаевича о том, что у него очень недобрые контакты… кое с кем. Однако он был членом Политбюро, и мы не имели права перепроверять эту буквально ошеломляющую информацию. Тогда я пошёл к Горбачёву. Объяснился с ним по этому поводу.

„Да-а-а… – протянул Горбачёв. – Что же делать? Неужели это опять Колумбийский университет? Да-а-а… Нехорошо это. Нехорошо“.

Ситуация осложнялась тем, что неожиданно и очень серьёзно начали подтверждаться старые связи Яковлева. Ещё в 1960 году он стажировался в США в Колумбийском университете и был замечен в установлении отношений с американскими спецслужбами.

…И вот теперь я наблюдал, как Горбачёв, находясь в полном смятении, никак не мог прийти в себя, словно за страшным сообщением о Яковлеве скрывалось для него нечто большее».

Тогда историю с Яковлевым Горбачёву удалось замять. Он был мастер уходить от любых серьёзных вопросов, спускать их на тормозах, ничего не решая. Естественно, воспользовался Горбачёв и нерешительностью Крючкова. Хотя колебаниям председателя КГБ можно найти объяснение. В отличие от мифов, насочинённых «демократами», существовали чёткие границы пределов компетенции КГБ. Они касались не только высокопоставленных партийных и советских руководителей, но и многих государственных учреждений и общественно-политических организаций. Нарушение таких границ пресекалось и серьёзно наказывалось.

А необходимого согласия на глубокую проверку разведданных по Яковлеву Горбачёв так и не дал. Как вспоминает Крючков, «на том всё и кончилось: все словно воды в рот набрали». Вместе с тем Владимир Александрович из поля деятельности КГБ Яковлева не выводил. Хорошо знающие Крючкова соратники утверждают, что он поддерживал с Яковлевым так называемый «ложный оперативный контакт».

Однако, находясь под крылом Горбачёва, Яковлев не слишком беспокоился, что Крючков сможет доставить ему сколько-нибудь серьёзные проблемы. А потому практически открыто, являясь членом Политбюро ЦК КПСС (!), продолжал подрывную идеологическую работу, направленную против КПСС и государства.

В своих воспоминаниях Яковлев бравировал:

«У нас был следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину. А затем, в случае успеха, ударить Плехановым по Ленину, либерализмом и „нравственным социализмом“ – по революционаризму вообще. Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика… сработала. Мои работы и выступления в 1987–1988 гг. и частично в 1989 г. были густо напичканы цитатами Маркса и особенно Ленина».

Ещё Плутарх сказал: «Предатели предают прежде всего себя самих»…

За время пребывания за рубежом Яковлев прекрасно изучил самые разнообразные методы изощрённых политических диверсий. Взяв их на вооружение, он вполне разумно рассудил, что наиболее грозную силу представляют телевидение и печатные средства массовой информации. А для того, чтобы подчинить эту силу себе, достаточно обеспечить нужными людьми руководящие звенья СМИ и соответствующим образом укомплектовать коллективы редакций.

Недостатка в таких людях не было. Яковлеву было хорошо известно, что на журналистской ниве произрастают не только таланты: представителям творческих профессий чаще, чем кому-либо, свойственны обострённое самолюбие, гипертрофированное чувство собственной значимости, ощущение исключительной важности дела, которым они занимаются. А льстить, подогревая пороки и слабости человеческой натуры, Яковлев умел. Все его диалоги с представителями прессы строились примерно таким образом: «Вы талантливы и умны, но считаете, что ваш творческий гений подавляется диктаторским режимом, страдает от всевидящего ока цензора, находится в оковах условностей и предрассудков? Мы дадим вам неограниченную свободу слова, право писать и говорить о чём хотите – у нас нет запретных тем. Вы говорите, что устали исполнять роль винтиков командно-административной системы? Мы сделаем вас неподвластными любой системе, ибо вы сами будете властью. Хоть и „четвёртой“, но с реальными рычагами управления».

Признанными лидерами в соревновании «Кто больше выльет грязи на свою страну, на её историю и настоящее» стали такие издания, как журнал «Огонёк» и еженедельник «Московские новости». Одной из главных тем «Московских новостей» стало разоблачение «зловещей роли» КГБ. Пишущие девушки этой газеты, как отмечал Шебаршин, «с каким-то прозелитским новомышленческим пылом» набросились и на разведку, не особенно заботясь о достоверности фактов, логичности изложения. Обычно журналистки отталкивались от пересказывания изданных за рубежом писаний изменников вроде Гордиевского или занимались переложением анонимных рассказов людей, выброшенных из разведки. Когда осенью 1991 года пошли необоснованные нападки непосредственно на начальника ПГУ, Шебаршин предположил, что кто-то излил на него досаду за неудавшуюся личную жизнь.

Другое издание, еженедельник «Аргументы и факты», предложило Леониду Владимировичу «набор вопросов, отражающих не только абсолютное отсутствие представления о разведывательной службе, но и попытку представить ПГУ в крайне невыгодном свете». Свои ответы на них он сопроводил следующим обращением к читателям: «Мне пришлось комментировать чьи-то измышления, опровергать недобросовестные вымыслы, рассчитанные, по-русски говоря, на простака. Но терпение – одна из добродетелей разведчика, и я отвечал серьёзно и добросовестно. Боюсь, дело не в том, что наша читающая публика верит стереотипам, которые создают Дж. Баррон (американский автор ряда книг о КГБ) и компания, авторы детективных романов невысокого пошиба или предатели, пытающиеся спрятать под ворохом „разоблачений“ иудино клеймо… Хотелось бы, чтобы… те, кто формирует общественное мнение, подходили к этим стереотипам со здравым скептицизмом…»

Силы были неравными – никакой надежды на объективные публикации в распоясавшихся «перестроечных» изданиях не было. И всё же по инициативе Крючкова КГБ предпринял попытку перейти в пропагандистское контрнаступление. Основной упор делался на проведение встреч сотрудников комитета с людьми в трудовых коллективах. Установка была, на взгляд Шебаршина, абсолютно правильной: надо было убедить общество, что КГБ, чьи сотрудники своей самоотверженной службой обеспечивают безопасность Родины, не имеет никакого отношения к перегибам прошлого, что чекисты были не столько участниками репрессий, сколько их жертвами.

Всё это с пониманием и сочувствием воспринималось массовыми аудиториями, перед которыми стали регулярно выступать сотрудники комитета.

В пропагандистскую кампанию включилось и Первое главное управление. В январе 1990 года Шебаршин встречался с рабочими московского авиационного завода «Знамя труда». Как всегда, после его выступления последовал град вопросов – от очень наивных до весьма непростых. Был и такой, весьма распространённый: «Сколько вы зарабатываете в месяц?» Шебаршин ответил: «Тысячу триста рублей».

Аудитория, как вспоминал Леонид Владимирович, загудела. Он не мог понять, в чём дело, пока из зала не раздался громкий голос: «У нас столько слесарь может заработать!» Вот, оказывается, в чём дело! А он-то подумал, что величина названной суммы поразила людей и вызвала у них неодобрение. Ведь сказки СМИ о невиданных зарплатах и льготах «партократов» и чиновников к тому времени уже сделали своё дело.

Наряду с участием чекистов в пропагандистской работе руководство комитета настойчиво искало ту область, где КГБ мог бы наглядно проявить себя как страж общественных интересов. Так было создано Управление по борьбе с организованной преступностью. В то время преступность захлестнула больное общество, стала сплетаться с административными и правоохранительными структурами. «В стране, – писал Шебаршин, – не осталось ни единой, кроме КГБ, организации, которая могла бы взяться за борьбу с этим разрушительным явлением». И что бы тогда ни говорили и ни писали СМИ, народ верил Комитету государственной безопасности. У КГБ была заслуженная репутация учреждения, в котором работают честные и бескорыстные люди, способные навести порядок в стране…

…То, что в руководстве КПСС были люди, чья деятельность, мягко говоря, противоречила интересам государства, подтверждают многие руководящие сотрудники КГБ, в частности и H. С. Леонов, бывший заместитель начальника ПГУ, а с января 1991 года – начальник Аналитического управления, член Коллегии КГБ СССР. В беседе с автором настоящей книги он, в частности, рассказал, что Горбачёву предоставлялись материалы не только по Яковлеву. Он был знаком и со служебной запиской КГБ, касающейся члена Политбюро, министра иностранных дел Шеварднадзе, в которой делался тот же вывод, что и в отношении Яковлева: «Предатель, который покинет страну в любую минуту».

Леонов рассказывал, что Шеварднадзе, ведя переговоры в Москве с представителями США по проблемам разоружения и другим важнейшим государственным вопросам, отнюдь не случайно отказывался от наших переводчиков. Более того, в нарушение всех дипломатических протоколов беседы не записывались. За рубежом встречи с американскими государственными деятелями он проводил не на нашей посольской территории, а на американской – подальше от соотечественников. Действовал он так, словно вёл переговоры от себя лично или по поручению каких-нибудь своих родственников, но только не от имени великой державы. Тогда – ещё великой.

По завершении переговорных процессов выяснялось, например, что Шеварднадзе полностью игнорировал решения нашей Межведомственной комиссии по разоружению, куда входили ведущие специалисты страны[29]29
  В Межведомственную комиссию по разоружению, созданную в 1986 году, входили руководители и специалисты МИДа, Министерства обороны, КГБ, Военно-промышленной комиссии Совмина и ряда профильных отделов ЦК КПСС.


[Закрыть]. Ну а на мнение простых граждан, беспокоившихся за обороноспособность СССР и заваливших своими письмами Старую площадь, ему было просто наплевать. В обход позиции профессионалов и общественного мнения он фактически в одиночку принял решение об уничтожении тактических комплексов «Ока» и уговорил Горбачёва подписать неравноправный, унизительный договор по РМСД в 1987 году. В результате стране был нанесён непоправимый ущерб. Комплекс был снят с вооружения, и более 200 ракет и 102 пусковые установки были уничтожены в соответствии с договором, под который комплекс «Ока», имея радиус действия менее 500 километров, по своим характеристикам даже не подпадал. У американцев подобного вооружения вообще не было.

В Межведомственной комиссии по разоружению нарастали недовольство и напряжённость. В марте 1990 года дело дошло до открытого конфликта из-за того, что договорённости Горбачёва и Шеварднадзе с США по разоружению не только не согласовывались с комиссией, но даже не доводились до её сведения. Начальник Генштаба М. А. Моисеев доложил комиссии, что в результате манёвров Шеварднадзе США получили право иметь 11 тысяч боеголовок против 6 тысяч, оставшихся у СССР. После этого конфликта комиссия была ликвидирована.

Идя на уступки, о которых их часто никто и не просил, наши «вожди» демонстрировали отнюдь не миролюбие. Своим подобострастием они на глазах у всего мира унижали страну, не уступавшую по мощи потенциальному противнику. Унижали за пряники и стеклянные бусы…

Подобострастие перед Западом, которое проявляла руководящая верхушка, вдохновляло антисоветские силы внутри страны. Одной из главных опор для Горбачёва, Яковлева, Шеварднадзе служила Межрегиональная депутатская группа, созданная на I съезде народных депутатов СССР летом 1989 года. Именно МДГ стряпала самые грязные и нелепые выдумки, порочащие советский строй, всю социалистическую систему, именно она развернула кампанию беззастенчивого шельмования крупнейших политических деятелей России, пользовавшихся неизменной любовью и уважением трудящихся, – В. И. Ленина и И. В. Сталина.

Враждебные социалистическому строю силы, заявившие о себе в разгар перестройки, появились в Советском Союзе не вдруг. Начало их послевоенному возрождению и формированию положило диссидентское движение, возрождённое в 1950-е годы, после смерти Сталина, при попустительстве Хрущёва и не без участия западных спецслужб.

Как бы мы ни относились к политике Сталина и репрессиям довоенных лет, мы должны отметить один очевидный факт: наряду с сотнями тысяч невинных жертв 1937 год смёл с политической арены практически всех, кто активно выступал против народной власти.

Александр Зиновьев, на которого мы уже ссылались, – не только известный философ, но и участник Великой Отечественной войны.

«Если подходить к событиям с научной точки зрения… – убеждён он, – то репрессии стали одним из факторов победы… Не нужно следовать солженицынской концепции, что все были жертвы, а наверху сидел Сталин со злоумышленниками. Ведь была же революция, была Гражданская война, шла грандиозная стройка, шла непрерывная борьба и было, разумеется, сопротивление… Если бы не было 1937 года, то в 1941 году через два-три месяца война закончилась бы для Советского Союза поражением».

В своё время реакционные круги, мечтавшие о поражении СССР от фашистской Германии, рассчитывали, что «пятая колонна» сможет оказать гитлеровским захватчикам существенную помощь. Но она оказалась почти полностью репрессированной. Когда американскому послу в Советском Союзе Джозефу Дэвису в 1941 году задали вопрос о возможности существования в СССР внутренних врагов из «пятой колонны», он ответил: «У них таких нет, они их расстреляли». А по поводу того, что процессы и чистки 1935–1938 годов являются возмутительными примерами варварства, он заметил: «Они свидетельствовали о поразительной дальновидности Сталина и его близких соратников».

В условиях непосредственной угрозы войны признает справедливость суровых мер против оппозиции в СССР и Лион Фейхтвангер, который в книге «Москва 1937» пишет: «Раскол, фракционность, не имеющие серьёзного значения в мирной обстановке, могут в условиях войны представить огромную опасность».

Эти высказывания мы приводим не для того, чтобы оправдать насилие как средство борьбы с неугодными. Однако приходится обращаться к мнению авторитетных зарубежных деятелей, так как любые попытки отечественных политиков и историков взглянуть объективно на причины репрессий и деятельность Сталина моментально вызывают яростные нападки со стороны так называемых «десталинизаторов», планомерно и методично убивающих всё позитивное в нашем прошлом.

Сейчас преподносится дело так, что насилие, как инструмент классовой борьбы, свойственно якобы только сталинской эпохе. Но это далеко не так! Не будем погружаться глубоко в историю – возьмём пример из нашего недавнего прошлого.

Расстрел защитников Верховного Совета в октябре 1993 года, выступивших против грубого попрания Ельциным конституционного строя, – яркий пример применения насилия в интересах определённых классов (в данном случае – нового поколения эксплуататоров) и социальных групп. Пример этот имеет и свои исторические особенности: подстрекали Ельцина к вооружённому насилию не только вновь нарождавшийся буржуазно-воровской клан, но и представители творческой интеллигенции, начинавшие кормиться у «новых русских» с руки. На следующий день после дикого разгона высшего органа власти, во время которого погибли сотни людей, газета «Известия» опубликовала обращение сорока двух известных литераторов и деятелей культуры под названием «Раздавите гадину!». «Гадина» – это законная власть и её защитники, названные в обращении «красно-коричневыми оборотнями, обнаглевшими от безнаказанности».

«Хватит говорить… Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли её продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии?

…История ещё раз предоставила нам шанс сделать широкий шаг к демократии и цивилизованности. Не упустим же такой шанс ещё раз, как это было уже не однажды!»

Эти дышащие ненавистью строки писались в часы, когда вокруг здания Верховного Совета ещё гремели выстрелы, а его внутренние помещения и прилегавшую к нему территорию заливала кровь невинных жертв. Трагедия, потрясшая страну, вызвала у авторов строк «радостное удивление», стала для них шагом «к демократии и цивилизованности». И эти строки писали люди, призванные утверждать в мире гуманизм, нести в общество идеалы добра, света, справедливости! В их числе современные любители изящной словесности, наверное, не без удивления обнаружат писателя Даниила Гранина и драматурга Александра Гельмана, поэта Булата Окуджаву и академика Дмитрия Лихачёва, публициста Валентина Оскоцкого и прозаика Анатолия Приставкина, литературоведов Юрия Карякина и Мариэтту Чудакову…

Кстати, за 20 лет никто из подписантов так и не открестился от этого письма, никто не попросил за него прощения. Хотя бы у матерей и родственников погибших.

Справедливости ради заметим, что далеко не все представители либеральной интеллигенции выражали тогда свой верноподданнический восторг по поводу расстрела Верховного Совета. Немало честных людей было даже среди «завзятых» диссидентов. Например, В. Максимов, А. Синявский, П. Егидес 16 октября 1993 года, выступив в «Независимой газете», решительно осудили расстрел парламента, предложили Ельцину, поднявшему руку на свой народ, подать в отставку и уйти в монастырь замаливать грехи.

Мы затронули исторические и политологические аспекты тех проблем политического противостояния, с которыми столкнулось наше общество в конце 1980-х – в 1990-х годах, которые в полный рост поднялись перед Шебаршиным как перед начальником советской разведки.

Нельзя в связи с этим не сказать о том, что отношение Шебаршина к Сталину было довольно сложным и со временем претерпело ряд существенных изменений. Можно сказать, что он прошёл путь от резко негативных оценок Сталина до взвешенных (но отнюдь не идеализированных!) взглядов на его деятельность, до признания его роли как главного архитектора строительства великого государства (в частности, мы уже говорили о признании компетентности Сталина в вопросах деятельности разведки).

В оценках Леонида Владимировича сложившейся в те годы политической ситуации в стране и её развития нет конечно же прямых исторических параллелей. Но он прекрасно понимал антисоветскую сущность организаторской работы МДГ, знал о её тактике подавления и устрашения своих оппонентов. Так, в сентябре 1989 года на засекреченной конференции Московского объединения клубов избирателей Г. Попов инструктировал своих единомышленников: «У нас есть шансы для победы, нужно ставить на учёт каждого депутата РСФСР. Он должен понять, что если он будет голосовать не так, как скажет Межрегиональная группа, то жить ему в этой стране будет невозможно».

Как видим, в своём кругу прикрывать истинные цели словесной шелухой и рядиться в тогу демократа было совсем не обязательно. Слова у этих людей не расходились с делами. Опустевшие к началу 1990-х годов продовольственные магазины – результат не политики советской власти, как любят и сегодня разглагольствовать СМИ, полагая, что у одних – память коротка, а другие просто не знают, как обстояло дело в реальности. Не всем нравится вспоминать, как «демократы» своими собственными руками устраивали тотальный дефицит товаров и продуктов, дестабилизировали обстановку в стране и проводили свои циничные планы в жизнь, действуя по принципу: «Чем хуже – тем лучше!» Об этом, например, свидетельствует в своих воспоминаниях о том времени Н. И. Рыжков, бывший председатель Совета министров СССР:

«Полки магазинов пусты, в морских портах стоят суда с продовольствием и товарами народного потребления, а желающим принять участие в их разгрузке вручают деньги и отправляют восвояси. На железных дорогах создают пробки, практически перекрывающие жизненные артерии страны. На полях гибнут хлеб, овощи, в садах гниют фрукты. На страну обрушилось сразу всё: всевозможный дефицит, преступность, обострение межнациональных отношений, забастовки. Фактически в государстве наступила полная дестабилизация экономической, да и политической жизни. Кому это было выгодно? Тем, кто ни с чем не считался в своих действиях по дискредитации государственной власти, кто рвался к ней сам. В итоге власть была парализована. С тех пор на протяжении более полутора десятков лет, чтобы задним числом оправдать приход к власти „демократов“, по телевидению показывают одни и те же кадры: пустые полки продуктовых магазинов. Но нынешние „независимые“ властители СМИ стыдливо умалчивают о том, почему они пустовали… В стране брала власть охлократия[30]30
  Извращённая форма демократии, власть толпы.


[Закрыть]».

О том, что из себя представляла Межрегиональная депутатская группа в действительности, Комитет госбезопасности знал хорошо. В частности, о деятельности МДГ регулярно и своевременно докладывало лично Крючкову Московское управление КГБ. Но информация, которая поступала в КГБ, побывав на столе у Горбачёва, возвращалась назад и оседала мёртвым грузом. В воспоминаниях Шебаршина есть несколько эпизодов, свидетельствующих об этом. Весьма показателен один из них:

«Наши люди бывают на политических собраниях Межрегиональной депутатской группы и „Демократической России“[31]31
  Избирательный блок, учреждённый в феврале 1990 года группой из демократически настроенных кандидатов в народные депутаты РСФСР, депутатов Моссовета и ряда других Советов.


[Закрыть]. Год назад мы в ПГУ подумывали о том, чтобы поставить сбор информации о положении в собственной стране на солидную организационную базу – иными словами, создать группу, составить план, наладить учёт контактов и информации. Что-то остановило уже занесённую было руку – пожалуй, мысль о том, что не стоит накапливать компромат на самих себя. Так и продолжали работать – без плана и без учёта. Вот именно эта информация – кто и что о ком сказал, какие намерения вынашивают Ельцин, МДГ или „Дем. Россия“ – стала пользоваться всё большим спросом на самом верху. Я направлял её без регистрации Крючкову, дня через два-три бумаги возвращались ко мне без резолюций и пометок. По некоторым признакам можно было догадываться, что́ из информации доводилось до президента. Не ясно было только одно – какие выводы делает президент, способен ли он адекватно воспринимать реальность».

«Новое мышление» политиков и депутатов обернулось ещё одной проблемой, которую за пределами КГБ мало кто хотел замечать. Вот что пишет по этому поводу Шебаршин: «Совграждане повалили за рубеж сотнями тысяч… Нас беспокоит то, что этот поток уносит государственные, технические и научные секреты, что обратно он несёт агентуру. Наши источники отмечают повышенный интерес ЦРУ к новым политическим деятелям и, особенно, к народным депутатам. Американцы считают, что именно через них можно получить доступ к наиболее интересной, тщательно скрываемой от посторонних глаз информации. Вывод верный. Власть в растерянности, а народные избранники чрезвычайно настойчивы и любознательны, лезут во все щели. Разумеется, западным партнёрам нужны и те люди, которые на нашем языке называются агентурой влияния».

От Шебаршина мы узнаём, что разведка привлекала внимание руководства Верховного Совета к этому вопросу, высказывала мнение, что было бы неплохо как минимум наладить учёт поездок депутатов и интересоваться, кто их оплачивает. Однако это сделано не было. Леонид Владимирович и его коллеги вновь и вновь были вынуждены напоминать советским и партийным руководителям, что массовые зарубежные вояжи депутатов – источник реальной угрозы государственным интересам СССР. Но всё было без толку.

К лету 1991 года стало окончательно ясно, что большинство членов союзного депутатского корпуса, руководящих партийных работников и государственных служащих, искренне озабоченных судьбой страны, не готовы к скоординированным и яростным атакам «демократов» на политические и экономические устои СССР. Преданные своими лидерами коммунисты оказались безоружными против враждебных выступлений Ю. Афанасьева, А. Собчака, Г. Старовойтовой, Г. Попова и десятков других записных ораторов группы МДГ, преступавших все мыслимые границы лжи и цинизма.

Углубился раскол основной массы обманутого населения страны по политическим предпочтениям, причём люди принимали на веру самые примитивные схемы преодоления кризиса и дальнейшего экономического развития страны, которые годились разве что для отвода глаз. И тем не менее всё больше людей отворачивалось от коммунистов и уповало на «демократов», искренне веря, что все накопившиеся проблемы можно, например, решить за 500 дней, как объявлялось в популярной программе перехода на рыночную экономику. Усилилось идейное брожение в армии, для дискредитации которой широко использовалась окончившаяся война в Афганистане.

Тем временем лидеры «демократов» А. Яковлев, Э. Шеварднадзе, Г. Попов, А. Собчак, С. Шаталин, А. Вольский уже не скрывали курс на раскол КПСС и выступили в начале июля 1991 года с заявлением о создании Движения демократических реформ. Вместо сколько-нибудь адекватного и конструктивного ответа ЦК КПСС в очередной раз проявил недопустимую мягкотелость и распространил информацию, в которой говорилось, что руководство КПСС «не исключает возможность конструктивного сотрудничества членов партии в рамках Движения демократических реформ, если провозглашённые им цели будут подтверждены практикой его действия». Такое «подтверждение» не заставило себя ждать: Шеварднадзе после своего избрания председателем оргкомитета ДДР заявил о выходе из КПСС.

15 августа 1991 года Центральная контрольная комиссия при ЦК КПСС сняла маску перерожденца с Яковлева. Рассмотрев вопрос о его публичных выступлениях, она постановила: «За действия, противоречащие Уставу КПСС и направленные на раскол партии, считать невозможным дальнейшее пребывание члена КПСС А. Н. Яковлева в рядах КПСС». Большинство коммунистов восприняли это решение как первый акт неотвратимого возмездия, которое рано или поздно настигает предателей родины.