Текст книги "Занимательно об астрономии"

Автор книги: Анатолий Томилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава вторая
«…И стоит она на трех китах…»

Вера – это экстраполяция правды через авторитет, бездоказательное восприятие словесной информации как истины.

Н. Амосов

1. Вера, надежда, любовь

В 1250 году на толедском астрономическом конгрессе, созванном покровителем астрономии королем Альфонсом X Кастильским, сам король, недовольный толкованием собравшимися астрономами системы Птолемея, сказал:

– Если бы при сотворении мира создатель спросил моего совета, я предложил бы ему более простой план устройства вселенной.

Прошло совсем мало времени, и король (сам король!) по доносу святейшего фискала был обвинен в ереси. Просвещенный монарх в конце концов поплатился за свою неосторожность короной. (Конечно, ничего страшного, если бы этот головной убор не сидел так крепко на голове.)

17 февраля 1600 года в Риме, на площади Цветов, вспыхнул костер, на который взошел обвиненный в ереси бывший францисканский монах Джордано Бруно. Его работа «О бесконечности вселенной и мирах» повествовала о звездах как о далеких солнцах, об обитаемости планет солнечной системы и о существовании планетных систем у бесчисленных звезд бесконечной вселенной.

А тридцать пять лет спустя после того, как погас последний уголь костра Бруно, в том же Риме прозвучало: «Отрекаюсь!» Коленопреклоненный Галилей отказывался от учения Коперника.

Почему? Что изменилось со времен эллинизма, когда разные гипотезы, разные точки зрения могли уживаться бок о бок? Пусть тоже была борьба, но споры редко кончались смертоубийством. Что же произошло в мире? Кто распахнул дверь и впустил в мир жестокость?..

Перелистаем историю. Все те же короли, войны, восстания, короткие расцветы и длительные упадки… Вот «распространение христианства». В начале нашей эры народы Европы сменили религию. Нам с вами, поколению, воспитанному вне религиозного мировоззрения и, может быть, потому столь безграмотному и беспомощному в вопросах антирелигиозной пропаганды, трудно представить себе и понять, что означала смена веры для цивилизованного мира того времени. А было это – как потоп, нет, хуже потопа. Потому что, по христианской легенде, «…и стала убывать вода по окончании ста пятидесяти дней». Приход же в мир христианства на целых пятнадцать веков покрыл Землю мраком невежества и долго не «убывал».

Сейчас кажется невероятным, чтобы религия могла играть такую важную роль в развитии общества.

Зародилось христианство, по-видимому, в конце I века нашей эры как религия рабов. И вначале носило скорее всего прогрессивный характер. В те времена Великая Римская империя представляла собой вавилонское столпотворение разноплеменных народов. Огромные массы рабов, собранных с половины досягаемого мира, оказались ввергнутыми режимом рабовладельческого государства в одинаковые бесчеловечные условия. Никакие восстания не меняли существующего социального порядка, а родные боги не приносили утешения. Христианство оказалось единственной религией, провозгласившей своим принципом «всеобщее равенство» людей перед богом. Все верующие: рабы и свободные люди – в рамках новой религии получали одинаковые права перед верховным судьей. При этом в заслугу не ставилось ни богатство, ни знатность происхождения, ни власть. Только качество души: справедливость и праведность жизни ценились новой религией, определяя загробное существование. Эти абстрактные принципы утешения в настоящем и надежды на справедливость в будущем привлекли на сторону христианства огромные массы обездоленных.

Пройдя сквозь гонения и кровавые расправы времен римских императоров Деция и Диоклетиана, новая религия закалилась и выработала еще более жестокие методы борьбы. Чем труднее приход к власти нового, тем более нетерпимым является оно для всего иного, не идущего с ним одним курсом.

В 315 году Миланский эдикт провозгласил христианство официально дозволенной религией, и оно тут же перешло в наступление. Гибли в огне «языческие» рукописи, разрушались произведения искусства. Вспыхивает Александрийская библиотека. Толпы христианских фанатиков уничтожают всех тех, кто хоть как-то отличается от них. Под ударами мечей гибнут ученые. На смену широкой философской мысли, противоречиям различных школ приходит наивное учение рабских апостолов. У него было одно непререкаемое преимущество – тоталитарность. Оно было единым. Сколько раз еще в истории человеческого общества тоталитаризм будет служить опорой шаткой идеологии, сводя ее общность до узости форм религии со всеми атрибутами последней, как-то: требование слепой веры в проповедуемую истину, догматизм, искусственное ограничение кругозора и т. д. и т. п.

С приходом новой религии совершился огромный скачок от одного качественного состояния к другому.

Христианство отвергло весь опыт, накопленный «языческими» мыслителями, отказалось от логики идей и неизбежно пришло к потере знаний. Новые мифы, сочиненные малограмотными апостолами, заменили старые, выкристаллизовавшиеся веками и содержащие в себе крупицы истины. Догма несокрушимой стеной отгородила человечество от познания. Но у каждого Кроноса будет жена Рея. Она спрячет дитя свое от всевидящего ока. И этим ребенком будет Зевс. Прекрасный древнегреческий миф о диалектике развития.

Создавая свою философию, христианство постепенно переняло многие воззрения прошлого, а вместе с ними и очаги будущих взрывов. Пришло время и для падения птолемеевского авторитета, объявленного христианской церковью непререкаемым. Это произошло в период, когда святая церковь еще и не помышляла о том, чтобы поступиться своими правами. Причина в той же диалектике.

2. Вармийский каноник Николай Торуньский

В 1515 году тридцатисемилетний каноник фромборкского капитула Николай Торуньский, по фамилии Коперник, большой любитель и знаток астрономии, разослал друзьям небольшое сочинение, названное «Комментарий», или «Краткое объяснение». В трактате действительно очень кратко, хотя и весьма решительно, излагался взгляд почтенного церковнослужителя на строение мира. Вот что он писал:

«1. Не существует единого центра для всех небесных орбит и сфер.

2. Центр Земли является не центром мира, а лишь центром тяжести и лунной орбиты.

3. Все орбиты окружают Солнце, которое поэтому находится в середине всех них, так что центр мира расположен около Солнца.

4. Отношение расстояний Солнца и Земли к высоте небесного свода меньше, чем отношение радиуса Земли к расстоянию ее от Солнца, так что по сравнению с высотой небесного свода оно совершенно не ощутимо.

5. То, что нам представляется движениями на небесном своде, возникает из-за движения не его самого, а Земли; следовательно, Земля со своими ближайшими элементами вращается суточным движением между полюсами, сохраняющими свое неизменное направление в пространстве, тогда как небесный свод и последнее небо неподвижны.

6. То, что кажется нам движением относительно Солнца, обусловлено движением не его самого, а Земли и ее сферы, с которой мы обращаемся вокруг Солнца точно так же, как любая другая планета; таким образом, Земля совершает несколько движений.

7. То, что проявляется как прямое попятное движение планет, происходит не из-за движения их самих, а Земли; следовательно, одно только движение Земли позволяет оценить много различных явлений».

Но кто таков был человек, осмелившийся в дымные годы инквизиторских костров излагать основы новой, непохожей на освященные каноны Птолемея, системы мира? К сожалению, история не относится к разряду точных наук. Голландский астроном Антони Паннекук пишет, что Николай Коперник происходил из среды немецких колонистов, с XIV века селившихся по берегам Вислы и основавших город Торн. Однако польские рецензенты его книги уверяют, что это вздор. Не было никаких ни колонистов, ни городов, основанных немцами. Торн – исконный польский град Торунь, а Коперник, смешно и спорить, – польский ученый. Вряд ли стоит углубляться в эти противоречия. Тем более что существует и такая запись:

«Дед его жил в Чехии и был человек достаточный, но, соблазненный выгодами, которые в то время представляла жизнь в польских городах, он оставил родину и переселился в Краков, где записался в число граждан».

Что, если на основании этих строк чехи также начнут писать имя Коперника между двумя Янами (Гусом и Желиевским) и Петром Хельчицким? Утешимся тем, что у всех нас в конце концов была одна прабабушка Ева, и перейдем к фактам менее спорным.

Итак, 19 февраля 1473 года в городе Торне (Торуне) в семье спорных Коперников родился сын, которого нарекли Николаем. Отец его, по неполным данным, был довольно преуспевающим булочником. Мать принадлежала к старинной польской фамилии и являлась сестрой эрмеландского епископа – духовного начальника над целым княжеством. Как рос и развивался Коперник – неизвестно. Вряд ли его детство сильно отличалось от детства других мальчишек. А его прилежание и рассудительность, о которых пишут историки, вполне можно отнести к дежурным чертам характера, которыми всегда наделяют прославленных людей. В десять лет Николай лишился отца и попал на воспитание в епископский дворец. А через семь лет, окончив начальное образование, был записан в число студентов Краковского университета под именем Николая Торуньского. Закончив университет, молодой доктор медицины едет в Италию, где слушает лекции выдающихся профессоров. И в 1499 году добивается двух лавровых венков: философии и медицины. Коперник еще из Кракова вывез большую привязанность к математике и особенно астрономии. За время учебы он так преуспел в обеих дисциплинах, что в том же 1499 году, двадцати шести лет от роду, занял кафедру математики в Римском университете. Массу времени посвящает молодой профессор изучению взглядов древних на строение мира. И с каждым днем растет его недовольство принятой чрезвычайно сложной и неточной системой, изложенной в «Альмагесте».

Однако обстановка в Риме мало способствовала углубленным занятиям. Папа Александр VI только что сжег на костре останки Савонаролы и теперь весьма активно подавлял свободомыслие. Рассудив, что в отечестве обрести спокойное существование легче, Коперник возвращается в Варшаву. Он мог бы с успехом заняться медициной: врачи и в средние века пользовались примерно таким же успехом, как в наше время. Мог он получить и кафедру математики в Краковском университете. Однако отказался и от того и от другого. Он предпочел всему спокойствие и уединение. Дядя-епископ, желая иметь при себе не только врача, но и племянника, обеспечивает его местом каноника в маленьком городке Фрауенбурге, входящем в его владения. В те времена место каноника было пределом мечтаний любого человека, желавшего посвятить себя науке. Этот сан католических священников, совершающих службу обычно в больших соборах, давал высокое положение в обществе, приличные средства к существованию и… вдоволь свободного времени.

Что же касается Фрауенбурга, то ныне называется он Фромборком; и те, кто был там, рассказывают о сохранившихся остатках крепостной стены, окружавшей некогда фрауенбургский собор, о башне, в которой тридцать лет прожил Николай Коперник.

Здесь были и его жилье и обсерватория. Посещающие историческое место туристы благоговейно вздыхают, в душе благодаря небо за то, что родились на четыре столетия позже. Чертовски неуютное было время!

Итак, в тридцать лет Николай Коперник стал шестнадцатым каноником Эрмеландского (Вармийского) капитула. Но судьба жестоко посмеялась над молодым ученым, жаждущим покоя и уединения. Ему пришлось воевать и заниматься политикой, строить укрепления и думать над реформами.

Внимательный исследователь «жития Коперника» найдет немало интересного в хрониках Фрауенбурга пятивековой давности. Он встретит рассказы об искусном враче – Николае Торуньском, неутомимом пользователе бедных, о блестящем администраторе капитула – отце Николае, выигравшем судебное дело у разбойничьего Тевтонского ордена. Наконец, наш гипотетический исследователь найдет немало материалов, повествующих о Копернике как о мудром политике, авторе денежной реформы на Грудзонском сейме, о Копернике – организаторе обороны Фрауенбурга против очередных козней тевтонцев. Вся жизнь великого основателя гелиоцентрической системы проходила в непрерывной борьбе с полумонахами-разбойниками из ордена. Рыцари, раздраженные неуступчивостью каноника, распускали про него всевозможные сплетни, нанимали странствующих комедиантов и скоморохов и заставляли их высмеивать Коперника в своих фарсах. И чем больше паясничал комедиант в роли мечтателя-астронома, тем большим смехом и рукоплесканиями отвечала толпа. Друзья каноника предлагали принять самые крутые меры против пасквилянтов, но Коперник отвечал: «Я никогда не искал рукоплесканий толпы, я изучал то, что для нее никогда не будет предметом уважения и одобрения, и никогда не занимался вещами, которые она одобряет».

Кроме наблюдений и связанных с ними размышлений, он умудрился снискать лестные отзывы современников как переводчик на латинский язык сборника назидательных произведений византийца Феофилакта Симокатты.

Коперник был удивительно разносторонним человеком, высокообразованным, доброжелательным и… крайне осторожным. Его «Комментарий», навеянный, как он сам не раз утверждал, мнениями античных авторов, не принес ему ни особой славы, но зато и никакой хулы и обвинений. Коперник разослал очень небольшое количество экземпляров знакомым астрономам, придирчиво выбирая среди них тех, кто наверняка не повернет его работу во вред автору. Придя к твердому мнению о гелиоцентризме, он все последующее время отдавал численным расчетам орбит на основании наблюдений и составлению таблиц. Добиться большей точности, чем Птолемей, – вот в чем должна была заключаться победа новой системы.

В 1542 году, то ли почувствовав близость неизбежного конца (почтенному канонику было уже шестьдесят девять лет), то ли уступая похвалам, расточаемым всеми (к старости люди становятся менее критичны не только к окружающим), кто знал его труды, Коперник поручает едва ли не единственному своему ученику, по прозванию Реётик, издать давно подготовленную рукопись. Волнуясь, выводит старческая рука на титульном листе заглавие « Шесть книг об обращениях». И в мае 1543 года первые экземпляры книг с гравюрами на меди уже вышли из-под печатного пресса (можно только удивляться оперативности средневековых издателей).

Рукопись была издана в Нюрнберге, центре книгоиздания средневековой Европы, и скоро была доставлена в захолустный Фрауенбург. «Скоро», но, увы, поздно. Каноник Эрмеландской епархии Николай Коперник из Торна лежал на смертном одре…

Впрочем, так ли это худо? Восхваляемый всеми при жизни, он умер, не успев пережить ни равнодушия, с каким вначале встретили его работу, ни гонений, начавшихся через полвека.

Теория Коперника нокаутировала геоцентрическую систему Птолемея. Она не просто сбила – она стерла ее с лица Земли, оставив лишь как достояние истории. Хотя, может быть, и против желания самого автора. Коперник умел, не теряя уважения к «Великим», впитывать дух нового метода, когда буква теории уже устарела. Многие ли, называющие себя мыслителями и философами, могут похвастаться такой способностью?

Но совершенно естественно, что у нашего вдумчивого читателя уже давно на кончике языка вертится вопрос: как могло случиться, что, зная тридцать лет о еретических взглядах своего каноника, святая церковь не разглядела их взрывоопасности? Как могли видные служители церкви – кардиналы и епископы – побуждать Коперника публиковать свою работу? Как, наконец, мог сам папа Павел III, которому Коперник смиренно посвятил свой труд, благосклонно принять его? Здесь тоже, конечно, причин много, и мы сумеем назвать только некоторые из них.

Прежде всего Копернику повезло. Он жил и умер раньше, чем кончилось Возрождение. Эта удивительная эпоха за два с половиной столетия дала человечеству больше, чем десять предшествующих веков. (В каждом, даже самом мрачном, времени бывают светлые окна, сквозь которые история человечества озаряется лучами прогресса.)

Так, если до XIV–XV веков основное мировоззрение в Европе носило аскетический, мрачно-религиозный характер, рассматривая мир как «юдоль плача и печали», то в эпоху Возрождения эти взгляды оказались чуждыми новому классу поднимающейся буржуазии, классу более демократическому, чем аристократия. Появляются тенденции ликвидировать духовный гнет и контроль церкви над человеком. Ученые и философы начинают критиковать авторитеты, разрушать догмы, возведенные средневековой схоластикой. Сейчас даже не верится, что лишь в это время появляются первые произведения, проникнутые гуманизмом, стихи, воспевающие красоту и богатство духовных сил человека. Крепнет мысль, что цель жизни – счастье, которого можно добиться не тупым соблюдением обветшавших правил, предписанных средневековой моралью, не аристократизмом происхождения, а сочетанием занятий наукой и гражданской деятельностью, личными заслугами, смелостью и живостью мысли. Этот процесс всеобщей гуманизации захватил и многих деятелей католической церкви. В религии назревал раскол.

Другую причину либерального сначала отношения церкви к взглядам Коперника можно усмотреть в самом характере его сочинения. Коперник был сыном своей эпохи. Это сказалось не только в посвящении трактата папе. В тексте он неоднократно подчеркивает, что его работа лишь уточнение «Великого построения» Птолемея, простое математическое руководство к решению практических задач астрономии и составлению таблиц. «Не знающий математики пусть не входит», – пишет он. Автор новой системы прекрасно понимал, какие трудности встретит его учение, став известным широкому кругу людей. И потому он стремился всячески смягчить удар, апеллируя к хорошо известным авторитетам древних.

И действительно, понадобилось много времени и крови, чтобы гелиоцентрическая система с движущейся Землей получила всеобщее признание. При этом основные возражения делились на две категории: теологические и физические. Первые основывались на противоречии нового взгляда букве библии и особого внимания не заслуживают. Вторые опирались на авторитет Аристотеля и не могли связать повседневный опыт с движением Земли. Сначала даже сторонники нового учения видели в нем не более чем остроумное допущение, ни в коей мере не соответствовавшее истине. «Помните, – говорили они, – у Птолемея: суточное движение светил можно объяснить как вращением всего мира относительно неподвижной Земли, так и вращением Земли в центре сферы неподвижных звезд. Обе точки зрения геометрически эквивалентны. Разве не о том же самом говорит Коперник? Он просто рассматривает существующий мир с других… геометрически эквивалентных… позиций». Этому заблуждению немало способствовало и то, что первому изданию труда Коперника было предпослано анонимное предисловие: «К читателю о гипотезах настоящего сочинения». В предисловии говорилось, что теория, изложенная в труде, просто помогает более точным вычислениям и не может приниматься за истину. Только через шестьдесят с лишним лет другой астроном, Иоганн Кеплер, установил, что предисловие не более чем медвежья услуга, оказанная автору лютеранским пастором Осиандром, который по просьбе Ретика наблюдал за печатанием трактата.

Несмотря на все ошибки, несмотря на то, что таблицы, вычисленные Коперником, мало чем превосходили таблицы, рассчитанные старым птолемеевским методом, издание его сочинения стало величайшим событием в истории науки. Энгельс пишет: «Коперник бросил – хотя и робко и, так сказать, лишь на смертном одре – вызов церковному авторитету в вопросах природы. Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии».

Непоправимый урон нанесла коперниковская система и астрологии. Ведь если планеты и сама Земля с точностью выверенного часового механизма безостановочно кружатся вокруг Солнца, то какая корысть от этого может быть людям? Впрочем, к таким мыслям надо было еще прийти. В истории не найти упоминания об отношении самого Коперника к астрологии. Однако трудно предположить, что, изучая в Италии астрономию, будущий каноник не познакомился с дочерней «наукой». А относительно того, верил ли он в нее? Отказаться от веры в предсказание судьбы – значило отказаться от существовавшего мировоззрения. Коперник же оставался сыном своей эпохи.

3. Серебряный нос дворянина Тихо Браге

Если бы нам удалось в середине XVI века заглянуть вдруг в окно богатого копенгагенского особняка, то не исключено, что мы увидали бы такую сцену: в мрачноватом зале, освещенном камином и пламенем свечи, спорят два брата, два датских вельможи. Объект разногласий – румяный мальчуган со светлыми, чуть рыжеватыми волосами и пристальным взглядом – с любопытством ждет окончания спора. Его отец Отто Браге недоволен воспитанием сына, которое дает тому дядя Георг.

– Зачем эти расходы? Ты нанял для Тихо лучших учителей, я знаю; но не собираешься же ты сделать из него ученого крючкотвора, способного обесчестить род Браге? Нет, Георг, единственное занятие, достойное дворянина, – военная служба во славу короля.

Впрочем, может быть, разговор происходил и не совсем так. Автор старался передать лишь смысл. Учение стоило дорого. И не следует забывать, что у папаши Браге к тому времени уже был целый выводок маленьких аристократиков. Брат же его Георг был одинок и богат.

Может быть, именно потому дядя будущего знаменитого астронома победил в споре. И юный Тихо Браге продолжал изучать латинскую словесность, риторику и философию. Он наверняка стал бы государственным деятелем и разделил с ними посмертно обычное для политиков забвение, если бы не один случай.

21 августа 1560 года датчане наблюдали очередное затмение Солнца. «Грозное» явление природы началось точно в предсказанное время и закончилось без последствий, несмотря на мрачные предсказания астрологов. Впрочем, последствия были. Дворянский сын Тихо из рода Браге был поражен до глубины души. Его вывело из равновесия даже не столько само небесное явление, сколько точность прогноза. Способность человека проникнуть в тайны божьего промысла казалась невероятной. Пройдет еще несколько лет, и он примет к сердцу как девиз знаменитое изречение Птолемея: «Я знаю, что я смертен и создан ненадолго. Но когда я исследую звездные множества, ноги мои уже не покоятся на Земле, я стою рядом с Зевсом, вкушаю пищу богов и ощущаю себя богом». Но это еще будет, а пока юный Тихо «заболел» астрономией.

Мы часто удивляемся, читая сегодня о методах астрономических наблюдений того времени, какой силой воображения нужно было обладать, чтобы без приборов и телескопов увлечься изучением вселенной. У Тихо Браге был единственный прибор – циркуль. Ножки этого нехитрого инструмента молодой исследователь направлял на звезды, а шарнир держал около глаза. Так измерялись расстояния между сверкающими точками; которые он потом сверял с таблицами. И тут, сравнивая результаты своих наблюдений с данными таблиц, он обнаружил вопиющие расхождения. Трудно сказать наверняка, но можно думать, что именно с этого началась его любовь к скрупулезной точности наблюдений.

Поправки к существующим таблицам были необходимы всем – от мореходов и до составителей гороскопов.

В двадцать лет Тихо Браге, рассорившись из-за увлечения астрономией со всеми своими надутыми спесью родственниками, уезжает путешествовать. В этом славном возрасте никакие занятия науками не способны погасить темперамент молодого человека. И ученый аристократ не пренебрегает обществом. Но…

Однажды в Ростоке, поссорившись за картами с таким же молодым повесой, Тихо вызывает противника на дуэль.

Темной ночью в глухом переулке зазвенели сабли. Благодарение небу, что за своими занятиями Тихо Браге не забывал фехтовать. Но у Фемиды завязаны глаза. Поскользнувшись, Тихо опускает на мгновение оружие. Противник делает выпад и… отрубает молодому астроному нос! Горе! Вдвое более ужасное для двадцатилетнего повесы с сердцем, открытым для любви. Искусные ростокские ювелиры сделали ему серебряный нос, с которым он уже не расставался до конца жизни. Однако серебро, хоть оно и благородный металл, в качестве носа не особенно привлекало аристократических красавиц. И молодой Тихо перестает посещать общество, решив полностью посвятить себя наукам.

Нет худа без добра. Автор, конечно, не может рекомендовать потерю носа как рецепт прославиться в астрономии. Но каждый поставивший перед собой цель добиться чего-либо в науке должен заранее приготовиться к издержкам.

Тихо Браге пополняет свои знания в астрологии. В те годы наука и магия настолько тесно переплетались между собой, что трудно было определить, где алхимия уступала место химии и где кончалась астрология и начиналась истинная наука о звездах.

В 1563 году, наблюдая небо, Тихо обнаружил, что две планеты – Юпитер и Сатурн – соединились в первой части созвездия Льва и оказались в опасной близости от «Туманной звезды» в созвездии Рака. Той самой звезды, которую великий Птолемей в своем «Четверокнижии» называет дымной и заразной. Все данные были за то, что человечество ожидают неминуемые несчастья. И действительно, ужасный мор разразился над Европой. Смерть косила людей, опустошая целые города…

Это обстоятельство сильно укрепило веру Тихо Браге в астрологию. «Отрицать влияние светил на судьбу человеческую равносильно отрицанию мудрости и промысла божьего», – частенько говаривал он впоследствии.

Что ж, каждый человек, несмотря на кажущуюся его самостоятельность, всего-навсего продукт своего времени. А в XVI веке «научно-магический» дуализм объяснялся прежде всего идеологическим кризисом века. Разногласия и внутренние распри ослабили позиции католической церкви, переживавшей период реформации. Вера пошатнулась, породив буйный расцвет древних предрассудков. «На место бога пришел дьявол», вера в демонов, в колдовство, преследование ведьм – вот мрачные черты этой эпохи. С другой стороны, страшная запутанность и сложность системы Птолемея (к этому периоду благодаря поправкам последователей вокруг Земли уже вращалось около семидесяти восьми планетных сфер) и непривычная революционность идей Коперника ставили под сомнение вообще пригодность гипотез. Это обстоятельство породило в начале XVI века среди ученых лозунг-требование «астрономия без гипотез». В такой противоречивой обстановке формировался характер Тихо Браге. Принципом его стала предельная точность наблюдений. Каталог из семисот семидесяти семи звезд, составленный им, говорит об огромной работе, невероятном терпении и научной добросовестности астронома. Это тем более удивительно, что, по свидетельству биографов, в частной жизни он имел характер заносчивый и вздорный, был вспыльчив и груб, чрезмерно горд и совершенно нетерпим к чужим мнениям.

К 1574 году известность Тихо Браге как астронома настолько выросла, что сам король датский и молодые придворные воспитанники Копенгагенской академии обратились к нему с просьбой прочесть курс лекций. И хотя Тихо весьма опасался, что, показывая свою ученость, роняет дворянское достоинство, отказаться он не посмел. Приводимое ниже начало его вступительной речи лучше всего характеризует этого человека. Вот что он сказал, поднявшись на кафедру: «Почтенные господа! И вы, юные студенты! Меня просили не только некоторые из вас, но и сам наш светлейший король изложить на публичных собраниях отдельные части математических наук. Подобное дело мне непривычно. Оно не соответствует ни званию моему, ни моему рождению, а зависит от слабости моей к наукам. Но непозволительно противиться желанию, выраженному королевским величеством, и я не хочу отказывать в исполнении вами выраженного желания…»

Фридрих II, восхищенный ученостью Тихо, подарил астроному в пожизненное владение небольшой остров Хвен в Зундском проливе и предложил построить там обсерваторию, приняв на себя все расходы по ее возведению. Это была неслыханная в Европе щедрость. (Надо сказать, что, как правило, европейские короли были публикой довольно прижимистой.)

«Ураниборг» – дворец Урании, одной из девяти греческих муз, покровительницы астрономии, – так назвал Тихо свой замок.

Это был отменный средневековый научно-исследовательский институт, имевший перед своими потомками то преимущество, что строился по плану и замыслу заинтересованного лица. Лицо было едино и не жалело средств. Деньги принадлежали королю. Двадцать лет, проведенные Тихо Браге на острове Хвен, были счастливейшим временем для астронома.

Потерпев поражение из-за своего серебряного носа от молодых аристократок, он женился на кнудстропской красавице крестьянке, которая подарила ему шестерых детей. И, несмотря на недовольство своей родни, Тихо был счастлив с нею до конца жизни.

Браге обожал магию и всевозможную кабалистику. В замке было множество автоматов, приборов и приспособлений для «вызова духов» и показа привидений. И не раз почтенный астроном забавлялся тем, что напускал на суеверных гостей сонм магических призраков с помощью волшебного фонаря, спрятанного у себя в комнате. Слава Тихо Браге как предсказателя была необыкновенной, да он и сам свято верил в свои астрологические способности.

Только собственного гороскопа он не сумел составить. Король Фридрих II умер, и на престол взошел его малолетний сын Христиан IX в сопровождении четырех регентов. Вот когда многие узрели реальную возможность посчитаться с заносчивым астрономом. Ему припомнили все… И к 1597 году многочисленные недоброжелатели «съели» Тихо.

Лишенный большинства доходов, истративший почти все свое состояние на поддержание пышности Ураниборга, обиженный невниманием юного короля, Тихо Браге решил покинуть пределы Датского королевства. Он приказал погрузить на корабли все, что можно было сдвинуть с места, оставив на острове голые стены бывшего своего жилища.

Бродячая обсерватория получила приют у германского императора Рудольфа II. По свидетельству историков, Рудольф II был настоящим меценатом наук. Но, как всякий «настоящий» меценат, он был еще и… нищ. И поэтому, восстановив в Праге свою Ураниборгскую обсерваторию, вести дело с тем же размахом Тихо Браге не мог. Он пригласил новых помощников, среди которых был преследуемый католиками Кеплер. Но работа не клеилась.

В одном из своих писем друзьям Кеплер так характеризует обстановку в Праге: «Тут все неверно; Тихо – человек, с которым невозможно жить, не подвергаясь беспрерывно жестоким оскорблениям. Жалованье прекрасное, но в кассе пусто, и денег не платят. Фрау Кеплер принуждена по флорину получать деньги от самого Тихо…»