Текст книги "Светунец"

Автор книги: Анатолий Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Веровна распорядилась:

– Шурка с приятелями дрова рубить марш, Лёня картошку в огороде рыть, а мы с Володей грибы чистить будем.

Они снимали с грибов травинки, листики, паутину, обрезали корешки с чёрной землёй и клали грибы в воду. Грибы плавали, на шляпках спасались муравьи, крохотные букашки.

После Веровна с Таней крутились на улице у печурки. Грибы шкворчали и шипели в котле, отдельно варилась картошка. Тут же ребята дожидались ужина.

Закатывалось солнце. На лужайке зачернела ольха. От ручья выползал туман табачным куревом. Над пасекой летали редкие пчёлы. Наверно, дежурные проверяли, все ли работники вернулись из тайги.

Когда наелись, Веровна спросила у гостей, где лягут спать.

– Стели на чердаке, – сказал Иваныч.

Ребята сбегали к стожку и принесли листоватого сена. Поверх сена расстелили палатку, в изголовья – ватный спальник, накрылись суконным одеялом.

На чердаке тепло, но не душно. Сумрак пробирался в щели дранковой крыши. Издалека донёсся тяжкий вздох.

– Дерево упало, – заметил Иваныч. – Дотянул старик до ночи и упал…

– А волка убивали? – спросил Володя у пасечника.

– Целился один раз, однако не выстрелил и теперь не жалею.

– Это когда ты у волка отнял козла? – спросил Шурик.

– Помнит мой рассказ! – Иваныч пошумел сеном, выше наталкивая в изголовье, и начал: – Как-то зимой иду в охотничью избушку. Вечер, мороз. Настроение никудышное: за целый день никого не добыл. Вышел на марь, смотрю – следы здоровенного козла и волка. Час назад как пробежали. По следам читаю – козёл притомился, но волк гонит бодро. Надо следить, решил. Волк задавит козла – тут и самого подстрелю.

Пасечник привстал на коленях, словно собрался бежать за зверями. Хоть и называли его колхозники серьёзно – Иванычем, но был он молодой, азартный. Володе показалось, что в темноте синью блеснули его глаза.

– Мчусь по кочкам глубоким снегом. А следы впереди горячие – ещё сухие травинки качаются, с веток пылится снег. Вот-вот должен догнать козла волк. Я – волка. – Иваныч начал рассказывать громким голосом, прерывисто, точно в погоне задыхался.

И ребята один за другим поднялись, придвинулись к нему.

– Волк гонит козла не след в след, он петли накидывает. Чует поверху, знает, что именно здесь, а не там пробежит зверь. Я, ребятишки, держусь за волком. Глядь – он свернул в сторону. С лёжки сорвался другой волк – и за козлом. Мой, значит, где-то будет поджидать усталого напарника и козла. Я бегу – во рту пересохло, ноги отнимаются. И бросить нельзя: козёл уже шагает и останавливается… Поймал его волк в ключе, на льду. Увидел меня зверь и метнулся в тальники. Я вскинул ружьё и не выстрелил. Не верил, что попаду… Лежит передо мной здоровенный козёл – целёхонький, с крепкими рогами, как спит. Только горло малость замарано кровью. Вот тебе и фарт – неожиданная добыча! Я выпотрошил козла, шкуру снимать не стал – темнело. Взвалил на спину и понёс в избушку. В избушке отрезал кусок печёнки, хотел перекусить.

– Прямо сырой! – воскликнул Володя.

Его кто-то толкнул, не мешай, дескать.

– Свежая печень для охотников – лакомство, – пояснил Иваныч. – Козлиную не мог есть: горчила и запах нехороший. Ну, думаю, обдеру козла и грудинки сварю. Ободрал, а на спине козла язвы, на боках чёрные пятна… – Иваныч снова лёг на постель и продолжал нехотя: – Стало совестно мне перед волками… Долго гнали они больного козла, может быть, заразного. Не тронь козла волки, он бы заразил других животных, и началась бы повальная смерть. Выходит, волки спасли от болезней многих зверей в тайге. А какие честные волки! Что бы одному сожрать козла! Задавил и не трогал – ждал, когда прибежит напарник. Меня чуял и всё-таки не трогал…

– Куда вы дели того козла? – опять спросил Иваныча Володя.

– Унёс туда, где взял. Собаки у меня не было, зачем добру пропадать. Волки не подошли. Съели колонки да птицы.

Иваныч, помолчав, сказал:

– Там, где люди выбили зверей, волк не нужен. В нашей тайге зверьё пока ещё водится и волка надо беречь.

Мальчишки робко пошевелились, выжидали, не расскажет ли ещё что Иваныч, и вдруг уснули. Иваныч тоже задышал глубоко.

Володя слышал, как в тайге шелестели зверьки: бегали колонки, зайцы и волчонок. Осторожно росли грузди.

И отец не спал, смотрел в сетчатую крышу. Глаза большие и чёрные как бы прислушивались к ночным шорохам.

Володя заскучал по матери. Мысленно представил, что она делает дома. Наверно, журнал читает «Вокруг света».

– Мама сейчас думает, что мы с тобой у бабушки, а мы на пасеке. Лежим на чердаке, – зашептал отцу.

– Она знает, где мы и что делаем, – ответил отец сыну. – Ей душа говорит. – Он накрыл одеялом Володю. Но долго ещё им не спалось.

Полёт во сне

1

Из деревни пришла бабушка. Она видела, как маялся Володя, натягивая на лук капроновую тетиву, и не помогла. Раньше, например, делал внук трактор, бабушка интересовалась, ладно ли у него получается, мыла отрезала, ниток не жалела. А тут увела глаза под лоб и носится в ограде.

– Люди ловят. Люди не дремлют…

Володя гнул кленовый лук и ждал, когда бабушка скажет, кого люди ловят.

– У других люди – мужики, в моём доме нет мужиков. Моим подавай на стол готовое. – Значит, на Володю и отца сердита бабушка.

– О чём ты, бабушка? – нетерпеливо спросил Володя. – Какие-то люди, кого-то ловят. Говори ясно, и я пойду ловить…

Бабушка продолжала:

– Была на берегу, там люди щук и краснопёров тягают. Вот бы рыбы нажарить да ухи сварить, а ловить некому. – Бабушка продолжает бегать, но уже присматривается к Володе.

– Где люди ловят? – Мальчик достаёт удочку с крыши коридора, выковыривает мякоть из булки хлеба.

– На мякиш-то разве щука возьмёт? Синявка клюнет, а щука не ловится. И крючки у тебя лебезны, гальяшка и тот сорвётся. – Бабушка отвернула полу тужурки на себе и вытеребила из подкладки большой воронёный крючок. – Зимой купила, всё лето собираюсь рыбачить. Всё некогда, и постнина надоела, свежей рыбки бы…

Бабушка смотрит на внука обнадёживающе, спохватывается:

– Червяков накопаем белых! – Она берёт вилы, стеклянную банку и бежит к огуречному парнику. Крепко ей захотелось рыбы, если парника не жалела – рыла с торца.

Черви выкатывались белыми шариками.

– Ишь какие ядрёные! – ликовала бабушка. – На такие должно клюнуть. Если не возьмёт, тогда не знаю, чего ей надо, рыбе-то. Нынче совсем избаловалась рыба. Раньше, бывало, отец твой прицепит к вожже гвоздь и убежит на речку. Глядишь – волочёт сомин да щучар. Нынче рыба и на жилку не шибко бежит. Иди, Светунец, да лови ладом. Ну, если не клюнет, тогда я сама пойду!.. – с угрозой сказала бабушка и вытурила Володю за калитку.

Володя не сразу попал на рыбалку. Когда он бежал мимо избы бабки Хмары, бабка зазвала к себе. Володя глянул в один, потом в другой конец улицы, – неловко ему подходить к бабке, которую дразнили Скупердяихой. На улице никого не было, и Володя подошёл.

– Удить собрался, – несмело заговорила старушка с мальчиком. – Наверно, и вечернюю зорьку просидишь, а еды тебе никакой не собрала бабушка. Меня стыдит, дескать, внуков гоню, сама-то шибко заботлива! – Бабка достала из кармана тужурки зелёное яблоко, обтёрла ладошкой и быстро подала Володе. Так быстро, точно побаивалась, как бы кто не заметил. – Яблоко с виду зелёное, внутри спелое. Твоя бабушка арбузы вырастила, а я вот яблоки…

В огороде Хмары, среди грядок картошки, стояла одна яблоня. В зелени веток хранила плоды. Бабка сняла их пораньше, чтобы не обмолотили мальчишки, и грела, как цыплят, в старой фуфайке. Спелила для внуков. Однако никто к ней не приезжал. Ведь прошлым летом бабка вытурила родную дочь с ребятами. Не сразу, конечно. Первую неделю терпела. Потом начала придираться: то не эту редиску сорвали, то пол замусорили… Свинья в огород залезла – из-за ребят; курица в кустах снеслась, тоже ребята виноваты. Разругалась дочь с матерью и поклялась больше никогда не приезжать к ней.

И не приехала. А бабка Хмара скучает по внукам, ждёт их. Яблоки припасла.

– Хоть бы наведались, – жаловалась Володе бабка. – Да чтоб я ещё грубое слово сказала им. Тогда высохни мой язык!..

Но, появись ребята в избе бабки, она бы потерпела неделю, и всё началось бы по-старому. Уж такой непонятный человек бабка Хмара.

2

«Людьми-то» оказались Шурик и Лёня. Засучили до колен гачи брюк, стояли на мели. Рыбачили удочками. Никого не поймали.

На бревне покуривал, покашливал дед. Из-под фуражки свисал платок на сниклые плечи – от комаров. Лески его закидушек насторожены на тальниковые тычки – как заклюёт, так и видно будет. Возле деда брезентовая сумка. В ней билась крупная рыба.

Ребята булькались возле закидушек.

«Значит, у деда клюёт», – смекнул Володя и тоже закинул удочку.

– Вот и бродят, и бродят, – бубнил дед. – Тока отгоню, они снова лезут. Нигде нет им рыбалки, тока у меня под ногами…

– Ваша леска вон ажно где, а моя удочка тут, – оправдывается Шурик.

Лёня помалкивает.

Дед идёт к тычкам. Сначала нехотя, потом живо выбирает закидушку – плывёт рыбина, грядой вздымая воду. То в одну сторону упрямо тянет, то упирается.

– Сомина! – выдыхает Шурик.

– Какой тебе сомина – карась, – нехотя возражает брату Лёня.

Дед вытягивает на берег жёлтого карася.

– Не клевал, а взялся, – равнодушно замечает он и бросает карася к брезентовой сумке. – Думал уходить, раз такое дело, ещё посижу. – Дед закидывает снасть в реку. Курит на бревне и бормочет: – Вот и ходят, вот и бродят…

Лёгкий ветерок ворошит листья тальников, выворачивая их наизнанку белёсым, ершит воду, сушит лица мальчишек. Рыба не клюёт. Шурик громко говорит – для деда:

– На ракушках мы не знали, куда девать тайменей, а он карасишками хвастается. Мы скоро опять уедем за ракушками, скажи, Лёня?

Лёня кивает и сматывает удочку.

– Айда карасей ловить руками!

– На Кривушку? Вот где караси, Вовка! – Шурик торопливо рассказывает чудеса про Кривушку да поглядывает на притихшего деда.

3

Шурик сбегал домой, принёс мешок, узелок с едой. Ребята сволокли с берега оморочку. Чужую. Она рассохлась, по днищу заюлили ручейки. Выдернули из городьбы три частоколины, сгодятся вместо вёсел. И спешно отчалили, пока не пришёл хозяин оморочки. Схлёстываясь, брызгали палки – оморочка телепалась. Ноги мальчишек – калачами. Сидеть жёстко, неловко, чуть шевельнёшься – оморочка захлёбывает воду бортом.

– Не держись за борта! – ревёт Володе Шурик.

– За что держаться, если тонем?..

– Положи палку, а руки на колени! – командует Лёня. – Так и сиди, раз бестолочь.

Володе мокро и жутко – весь окаменел. Проехали немного вверх по течению Жура и круто загребли в узкую, кочкастую канаву. Хлещут кривые частоколины по осоке да камышу; порхают стрекозы – синие, светло-коричневые; зелёная вилась над ухом Шурика. Он мотал головой – думал, комар. Переплыли озерцо, и оморочка ткнулась в траву.

– Перетаск, – сказал Лёня Володе. – Перетащим оморочку – кривун срежем.

У мальчишек реки Жур особый интерес к перетаскам. Если плывут двое, так и мечтают, где бы «срезать» кривун. Часами волокут по кочкам и кустам лодку, – устанут, оборвутся. За это время можно бы несколько раз обогнуть кривун, но мальчишкам дороги не время и силёнки, а одолённый перетаск.

Сначала волокли оморочку ползучей травой. Лёня – за цепь, Володя и Шурик – за поперечины. Бежали на полусогнутых ногах. Едва отдышались – опять бегом. Запалились.

Оморочку перевернули, выплеснули с литр воды. Дёрнули.

– Как легко! Давно бы надо вылить.

Взмокрели мальчишки; слиплись чубы, руки как отбиты.

– Давай по палкам, – осеняет Шурика.

Бросили частоколины, снова потянули оморочку. Стало не легче. Палки запутывались в траве, не катились. Шурик поднял мешок.

– Килограммов пять будет! – кинул на своё плечо.

Без мешка оморочка волочилась как будто легче, но недолго, с каждым шагом словно наливалась свинцом. Уже близко береговой тальник, поблёскивает река. А сил нет у мальчишек.

– Шурка, ну-ка тяни!

– И так тяну, не видишь! Это Вовка филонит…

Наконец оморочка клюнула под уклон и захлюпала носом в воде. Ребята упали на руки и жадно пили. Потом стащили с себя одежонку и ринулись в бегучую прохладу. Они ликовали, как землепроходцы, которые в древности перетаскивали челны из одной реки в другую – известную только по рассказам бывалых людей.

Шурик выловил из мешка узелок, отломив ломоть хлеба, уминал с огурцом.

– А на рыбалку что! – Лёня выхватил у него хлеб, но не спрятал в мешок, тоже проголодался. Он разделил ломоть на троих. Когда съели, достал ещё. Так и прикончили ребята хлеб и огурцы.

Устроив в оморочке сиденья из тальниковых веток, поехали дальше. Ноги, согнутые колесом, сводило судорогой. Навстречу быстрое течение. Сколько ни хлюпай палками, оморочка едва ползёт.

– Давай бродом, – предложил Володя.

– А что, можно и бродом!

Вылезли на косу, бежали рысью, впереди себя толкая судёнышко. Чистая вода до колен, под ногами песок твёрдо укатан стремниной. По крутым берегам высокая трава; лес шумный и таинственный, словно никогда не заглядывал в него человек. И вода под вислым лесом ворончатая, мутно-зелёная.

Кончалась одна коса, ребята переезжали на другую и снова брели.

– За этим поворотом – Кривушка. Нало-овим карасей! – ликовал Шурик. – Ты, Вовка, больших сомов не хватай, под корягу уволокут.

– А там глубоко?

– Где по грудь, где и с головкой. Нырять надо.

Ехал Володя, не чая увидеть знаменитую Кривушку, а приехал – и карасей ловить расхотелось.

Кривушку можно загородить, если поперёк неё поставить оморочку. Берега в бурьяне пырейника, над головой схлестнулись тальники. Речка неподвижна и мутна. Из воды торчали коряги, судорожно изогнутые. Под ними бултыхало и пузырило. Кто-то чавкал, иногда пыхтел. Володе казалось, что речке уже тысячи лет, она таит в глубине крылатых, клыкастых зверей. Эти звери давным-давно исчезли на земле, но в Кривушке до сих пор живут. Гнилой пень Володя принимал за рыло, сухую ветку – за лапу чудища. В кустах зашумело, хлёстко захлопали крылья. Кто-то хрипло, сдавленно закричал.

– Селезня испугали, – прошептал Шурик, глаза его так и бегали по сторонам, руки впились в борта оморочки.

– Здесь надо ловить, – сказал Лёня, – вон как играет.

Лёня подвинул оморочку к пырею и не дыша полез в речку. Утонув по грудь, достал дно, тогда улыбнулся. Держась за коряги, он медленно шёл вдоль берега.

– Один тюкнул в ногу!.. – Голос у Лёни чужой, ломкий. – Ямка. Пустая. Ага, есть!.. – Лёня нырнул под корягу, ноги наверху. Вынырнул с карасём в руках. Бросил его на колени Володи – холодного, скользкого. Ребятам сказал строго: – А вы чего ждёте?

Володя торопливо разделся и спустился в тёплую воду. Он ошаривал дно ногами. Водоросли, осклизлые палки… Кто-то торкнулся в бок мягкими губами, кто-то обвил ногу холодным широким хвостом.

– Сомов не бойся, Вовка, – напоминал Шурик, – они не кусучи. Маленького хватай возле головы, дави к земле, как устанет – ты его на берег.

Шурик разделся до пояса и, смуглый, худой, задом сползал рыбачить в просторных брюках морского покроя. На широких гачах заплаты, длинная бахрома.

Шурик нырял и выныривал пустым: караси разбегались, пока он дотягивался до них, или вырывались из рук уже на поверхности речки.

Однако Володю учил:

– Найдёшь ямку с карасями, ныряй и садись на ямку, сиди да вздевай карасей на пальцы руки.

Как нырять, когда руки сами цепляются за кусты и траву, не отпускают, хоть отрубай. Громадные рыбины пока не кусали Володю, мелкие задевали плавниками, тыкались в ноги. Раз Володя подпрыгнул, будто попал на осьминога – много хвостов, а головы нет.

– Ныряй! – зашипел Шурик. – Это же табун карасей.

Шурик по-собачьи подплыл к Володе и нырнул. Долго мельтешил ногами, Володя хотел выручить его, но Шурик вынырнул. Обеими руками держал карася.

– По-по… рыбе ходит, а не ловит… – Шурик бросил улов в оморочку, вдохнул со свистом воздуха и опять очутился вверх ногами.

Володя тоже нырнул. На дне жёлтая мгла, безмолвие придавило уши. Страхолюдный Шурик шарил руками перед собой, за кем-то гнался и снова шарил. Сцапал Володину ладонь, но, поняв, что не карась, отпустил.

Шурик наловчился ловить карасей в корягах и начал Володей командовать: требовал подводить к нему оморочку да ещё пугал:

– Это сомина был! Я его – кулаком, а он и не проснулся.

«Да пусть хоть крокодил, – горевал Володя. – Лучше утонуть, чем терпеть унижения от Шурика». Мальчик побрёл на другую сторону речки, забрался в топляки. Как нашаривал ногой рыбину, так и нырял. Караси ручные: схватишь его за бока, он трепыхнётся, выскользнет и уходит тут же. Если бы как нырнул, так и гонялся часа два за карасём, может, и загонял бы. Но воздуха хватало на минуту. За минуту разве поймаешь!

– Да что такое! – вскрикивал Володя. – Схвачу, а он убегает.

– Не цепкий ты! – заявил Шурик.

У Лёни караси-лапти навздёваны на верёвочку, верёвочка привязана к руке. Бродит Лёня, а караси булькаются за спиной. Он подозвал Володю к себе и объяснил:

– Не держи карася крепко, пока не достанешь головы. Достанешь – набок вали, дави к земле. Карась замрёт, тогда суй пальцы в рот и выныривай. Всё понял?

– Ага… Долго надо ловить?

– Это рассказываю долго, на деле – мигом. Схватил, прижал, засунул пальцы в рот – и на верёвочку. Теперь понял?

– Ага…

Вздохнул Володя и снова вниз головой. Стайка карасей ходила мирно, будто Володю человеком не считала. Он тронул карася, тот не убегал, видно, ждал, когда почешут брюхо. Володя свалил его набок, ил с песком помогли удержать; засунул карасю сразу два пальца в рот, а большим зацепил жабру.

– Поймал! Лёня, Шурик, я поймал!.. Возьму-ка его на верёвочку. Шурик, иди ко мне. Рыбы здесь кишит! – распирала радость мальчика.

Он передохнул – и бултых под корягу. Сразу же выскочил, вытирая лицо, не мог отдышаться: видел здоровенного сома – коричневого, плоскоголового. Сом шевелил метровыми усами да хапал траву пастью.

«Раз карася поймал – и сома поймаю», – да так решился Володя, что, будь сом величиной с кита, всё равно бы нырнул за ним. Надо ухватить перед жабрами, зажать в ил – и на верёвочку!

Володя нырнул, схватил сома возле головы, пальцы не сходились – такой толстый сом, – давил ко дну. Сом нехотя повёл туловищем, дескать, отцепись, Вовка, лень мне играть с тобой. Он поворочался под мальчуганом и нехотя пошёл. Наверно, думал: от мальчонки не отвяжешься, если не покатаешь, и катил. Володя лежал на нём, устал держаться, задыхался. С жабрами можно катить хоть целый день, но с лёгкими далеко не уедешь. Володя тюкнул кулаком по соминой башке и встал на ноги. Воздуха нет. Вверху косматое солнце. Задрыгал ногами, замахал руками Володя. Вынырнул, но пропало дно речки. Он заревел, забрыкался – и воздух глотал, и воду. Рядом очутился Лёня, выволок друга на мель.

– Тонул, да?

– Пла-плавать научился…

– Дать бы тебе по шее, чтобы не паниковал. Я думал, он тонет, а он плавает. Чего тогда воешь? – Лёня ушёл рыбачить.

Володя отдышался, унял всхлипы и начал сомневаться: верно ли плыл? Может, показалось от страха. «Ну-ка, теперь смогу ли…» Он плюхнулся на живот и поплыл! Суматошно бултыхался, тонул до глаз и плыл.

– Шурик, глядь, я плыву!..

– Валяй дурака, – отвечал Шурик. – Приедет бабка к берегу на телеге, а у тебя рыбы – кошке пожрать. «Накормил ты меня, Светунец, рыбкой. Спасибо!» – похвалит Бородиниха.

Володе досадно, что мальчишки не дивились его плаванию.

«Папе и маме показать бы, как плаваю, как поймал карася руками и на соме ехал… Ай да сом! Научил меня плавать. Обидно, нет рядом папы».

Шурик ухватился руками за палку и дёргался, словно застрял в вязком дне да никак не мог вылезть.

– Ребя, меня кто-то держит за гачу, – проговорил мальчуган. Мокрые волосы вздыбились, глаза навыкате. – Ребя, держит меня!..

– Так тебе и надо, – ответил Лёня. – Ты бы ещё в дохе рыбачил, не в штанах. Ну, чего глаза выпучил! Нырни и отцепись.

– Как же нырну, ноги-то кверху не поднять. – Голос Шурика дрожал.

– Да кто держит! Зацепился за подводный сук и выдумывает. – Лёня посмеивался над братом: – Крокодилу понадобились твои штаны или калуге. Ты не жалей, отдай, всё равно рваные.

Шурик громко сопел и начинал всхлипывать.

– Сейчас я тебя отцеплю, – вызвался Володя.

Он подбрёл к приятелю, нырнул и тут же выскочил.

– Это мой сом! Он меня научил плавать! – кричал Володя. – Сом запутался в штанине.

– Не запутался, а сосёт гачу. Слышишь, как чавкает, – захныкал Шурик. Оттоптал огромного, скользкого сома голой ногой.

Сом не двигался, намертво зажав штанину, будто бревно трещиной.

– Отдай, хмырь, мне и так от мамки попадёт. Отдай!

Вспоминались мальчугану рассказы бывалых рыбаков о прожорливости акул, крокодилов, старых щук и сомов.

Прилетела сорока, раскачивалась на гибких тальниках и суматошно стрекотала; в затопленных кочках раскрякалась утка. Две вороны крутились над мальчишкой. Он плакал, а приятели успокаивали его криком. Сом не слышал гвалта птиц и ребят, стоял себе да подёргивал штанину.

Лёня хотел распороть сому брюхо складышком. Володя отговорил: пожалел учителя. Лучше вырезать лоскут штанины и спасти Шурика. Опять Шурик не согласился портить брюки морского покроя, с глубокими карманами. В них он за ракушками удачливо ездил и столько рыбы переловил! Новые пока обносишь, не раз от матери влетит. И будут ли они такими же фартовыми, как эти брюки. Ведь не случайно они приглянулись сому.

– Я ещё придумал! – воскликнул Володя. – Шурик, вылазь из брюк. Ну, быстрее. Сома уведём на мель, там и поймаем.

Шурик послушно расстегнул ремень, пуговицы и выплыл из брюк.

– Теперь повели на мелкое! – распоряжался Володя. – Ого, как дёргает. Я его руками ловил, один…

Ребята тонули в ямах, захлёбывались.

Почуяв мель, сом никак не хотел идти вперёд, бросался в разные стороны, упирался, сворачиваясь колесом. Намутил воду. Караси, выбираясь на поверхность речки, дышали воздухом.

Кое-как ловцы вывели сома на мель. И навалились на него все трое. Сом упрямо полз под ними в глубину. Мальчишки хватали его за хвост, за туловище. Однажды вместо сома Володя с Лёней сцапали Шурика и дружно даванули к земле.

Наконец сома уволокли подальше от берега в траву. И тут разглядели – сом, оказывается, запутался передним плавником в длинной бахроме гачи, застрял щётками зубов.

Не успели отдышаться ловцы, как Шурик заявил:

– Чур, мой будет сом!

– Долго думал, да скоро сказал, – усмехнулся Володя. – Мы с Лёней тебя спасли, мы выручили твои брюки и тебе же сома отдать?

– На твою штанину поймался сом, на твою, да? – Шурик понял: Володя так просто не откажется от рыбины и обратился к брату: – За мои штаны зацепился сом – значит, мой. – Глаза Шурика покраснели. Собирался заплакать, если не заступится брат.

Лёня отколупывал грязь на своей груди и не знал, как быть с рыбиной. Ему тоже хотелось пронести сома сельской улицей… Башка сома выше плеча Лёни, а хвост волочится по земле. Следом бегут ребятишки, из калиток выглядывают взрослые. Дома бы отец похвалил за хороший корм собакам. И не такой Лёня, чтобы брать верх дракой и нахальством. Недаром в поездках за ракушками он бывал у ребят главным.

Лёня выломал три палочки, зажал в руке. Кто возьмёт большую, того и сом. Большую Лёня держал ниже других и как бы нечаянно закрывал пальцем.

Первым потянул Шурик – досталась короткая. Володя взял именно ту палочку, которую Лёня хотел оставить себе.

– Ничего, правда победит, – проговорил Шурик, уныло надел мокрые брюки и полез в речку.

Лёня подался за ним.

– Чего надулись? – утешал ребят счастливый Володя. – Я не виноват, раз так получилось. Хотите, и вам дам по деревне пронести?

Володя полюбовался на неуклюжего сома и тоже залез в речку. Ловить карасей ему не хотелось. Что такое караси по сравнению с сомом – мелюзга! Он плавал и мечтательно простаивал на одном месте. Бабушка-то как обрадуется его улову и отец – тоже. Вот матери бы показать этого сома!.. Надо ехать домой, а то скоро стемнеет, и деревенские не увидят сома. Володя не прочь был поминутно бегать и смотреть на рыбину, да неловко перед друзьями.

Уже вечер, пора домой. Ягод, грибов и рыбы всегда под конец попадается много.

– Ловлю последнего карася – и хватит, – зарекался Лёня. Ловил «последнего» и ещё нырял.

Ребята кое-как выбрались на берег. Хватились, а сома нет. Они раздвигали пырей, заглядывали в мышиные норы, под кочки. Искали сома, как иголку.

– Идите сюда. – Лёня показывал на траву, сникшую в сторону речки. – Сом уполз. Батя говорил: в засуху сомы из озера в озеро переползают. Как же я раньше не вспомнил!

Володя стиснул губы, часто моргая, сказал:

– Ну и пусть… Всё равно у нас никто не ест сома.

– От меня он бы не удрал, – сказал Шурик. – Я бы его на верёвочку – и к дереву.

Ловцы разожгли костёр. Он горел чистым пламенем, не искрил. Ловцы теснились к огню. Отогрелись и вспомнили о еде. А есть нечего.

– Кто другой, так взял бы котелок, соли, картошки… – Лёня недобро глядел на Шурика.

– Тогда не голодный был, вот и не подумал о котелке, – сознался Шурик. – Давай жарить карасей!

– Без соли – трава.

– Один раз можно и без соли, – сказал Володя. – Солёную рыбу всякий уплетёт, ты несолёную съешь.

Шурик выпотрошил карася, проткнул насквозь тальниковым прутом и подал огню. Володя тоже снял со своей верёвочки карася – самого маленького. Лёня шмалил сомика.

Вскоре мальчишки ели обугленную жарёху.

– Никогда не пробовал такой вкуснятины, – нахваливал Володя.

Зажарили по второму карасю. Вторые почему-то отзывали тиной, сыростью и вкусом уже не те. Выели мальчуганы брюшки и начали собираться домой.

4

Лёня вытащил из речки свой улов. Затрепыхались, запрыгали на траве караси, готовые взлететь голубями. Из крупных он дал Володе пять штук, мелких отпустил. И Шурику велел выбросить мелюзгу.

Течение быстро несло оморочку. Солнце последние минуты светило из-за сопки. Жур отражал розовые облака и казался бездонным.

Шурик, глядя на кипучие облака в воде, таинственно заговорил:

– Знаете, ребя, какой мне сон приснился? В сугробах с мамонтом воевал. Живого никогда не видел, а он приснился, мамонт…

– Зато видели твои предки, – бойко сказал Володя. – Это они загоняли мамонтов в ямы, убивали камнями и съедали. А тебе, Шурик, снится. Мама говорит: в каждом человеке есть капля его предков. Она читает журнал «Вокруг света». Знает.

– Ещё мне снилось: плыву морем, а вокруг меня рыбы всякие, и я рыба. – Шурик держится за борт оморочки, смотрит в глубину реки, глубина – небо. – Это к чему, Вовка?

– А к тому, что твои предки плавали в море, когда ещё не были обезьянами. Вот и снится тебе море. – Володя тоже опасливо поглядывал вниз, на бурлящие облака.

– А не врёшь ли ты, Вовка? – насторожился Шурик. – Складно разгадываешь сны…

– Стал бы я обманывать тебя! Говорю, мама читает журнал «Вокруг света», там про всё написано. Ты хотел бы в космос?

– Ещё бы!

– И я хочу. Все хотят, – мечтательно продолжал Володя. – Когда-то мы умели летать как птицы, мама говорит. Потом у нас крылья отпали, но высоту мы помним и скучаем по небу.

Лёня достал из мешка карася и бросил Володе в ноги. Несмело спросил:

– По-твоему, в нас и дух Александра Невского?

– А ты думал! – Володя сегодня ловил карасей руками и научился плавать. Это его сделало уверенным в себе, смелым на слово. – Ты видел сон, будто едешь на богатырском коне в стальном шлеме, с пикой? Значит, есть в тебе капля Александра Невского.

– Возьми ещё карася, Вовка, – расщедрился Лёня. – А Чапаев есть в нас?

– Чапаев и подавно…

– Александр Матросов тоже есть! – изумился Шурик.

– И мы будем в людях, которые будут потом, – неудержимо разошёлся Володя. – Приснится им, будто в реке бултыхаются, сома ловят. И будут гадать, откуда такой сон? Так и не узнают, что мы сома ловили, а им снится… Разве в журнале прочитают. – Это Володя вспомнил слова матери.

В темноте – Полярная звезда лампой-ночником. Две чёрные птицы – козодои – неслышно летали над лоснистой рекой. Под сопкой светлячки керосиновых огоньков – в селе не работала электрическая станция. Отец Володи помогал ремонтировать генератор.

Разговор о снах оборвался. Никто не продолжал. И молчком плыть жутко.

– Едем, Вова, за ракушками, – предложил Лёня. – Ты нам про городские случаи расскажешь, мы тебе покажем дикого кабана или другого зверя.

– Помнишь, Лёня, ту ночь? – наигранно громко спросил Шурик. – Залезли мы в палатку, Вовка, сидим, врём кто про что знает. На реке булькает, в кустах шумит дождь… Бабах на той стороне! Крутояр обвалился, говорит один. Дерево упало, говорит другой. Слышим – сопит, фыркает. Кто-то плывёт к нам. Один схватил столовый нож, другой – топор. Глаза выпучили, ждём. Он вылез на берег, отряхнулся, будто куст прошумел. Ходит – галькой скрежетит, загремел ведром. Потом ка-ак рявкнет! И хватил по кустам. Бежит, хрюкает и скулит. Мы вылезли из палатки с фонариками. На пепле костра лапища со шляпу – медведь на пепел наступил, а под пеплом горячие угли были. Все тогда струхнули, один я ничуточки, – закончил рассказ Шурик. – Я складышек с вечера наточил. Пусть бы сунулся…

Оморочку несло высветленной небом узкой полосой. По сторонам чёрные тальники.

Сколько-то минут ребята стучали, бухали палками. Греблей унимали робость перед ночью. Ворковало в носу оморочки, сыпались капли с палок, но скорость нельзя определить – кругом темно. Впереди тускло светились окна деревни – не понять, близко или далеко.

Оморочка села на мель и перестала качаться.

– Ну-ка столкните, – велел Лёня ребятам.

– Это куда столкни? Ещё не наездились? – раздался голос бабушки.

Она подошла к оморочке, нагнулась.

– Вовка мой тут?.. Я тебя куда послала?

– На рыбалку.

– А ты куда умотал?

– На рыбалку.

– Зачем мне такие гости? Только горе с ними. Один пропадает на станции: пока он не ходил – свет горел, как пошёл – колхоз в потёмках шарится. Второй ночью где-то бродит. А тут бегай, спрашивай у людей, где его носит.

Мальчики вытащили оморочку на сухое. Бабушка заметила вязанки карасей и смешалась: надо бы похвалить рыболовов и ругань не оставить вдруг.

– На то лето и речка, чтобы рыбачить, – заступился за Володю Лёня.

– Пускай удит, но чтоб я знала, где он, – увлечённая карасями, бабушка готова на мировую пойти.

Лёня это понял и ещё сказал:

– Не ругайте Вовку, он плавать научился. Бери, Вовка, ещё карасей. Вместе ловили, но у тебя меньше всех.

– Раз трое удили, так ничего, – окончательно сдалась бабушка, любуясь живой рыбой. – Раз трое, так ладно. Что ли, плавать умеешь?..

– Ещё как могу! Я тебе прямо сейчас покажу. – И Володя начал раздеваться, но бабушка не дала: домой надо, пока ужин не остыл.

На столбах вспыхнуло электричество.

– Это папа отремонтировал станцию! – воскликнул Володя.

– Кто же, если не он, – сказала довольно и бабушка. – Митька-электрик молодец счётчики проверять да выклянчивать по рублю за каждый ролик. В механизме Митька не петрит, ясное дело, отец наладил. – Бабушка навздевала на верёвочку карасей, которых Володе дал Лёня, и понесла домой.