355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Санжаровский » Наши в ТАССе » Текст книги (страница 4)
Наши в ТАССе
  • Текст добавлен: 6 ноября 2020, 18:30

Текст книги "Наши в ТАССе"


Автор книги: Анатолий Санжаровский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

13 февраля

Татьяна спросила у Медведева:

– Александр Иванович, как со справкой?

– Достал.

– Теперь можете спать спокойно. Дурных задатков у вас нет.

Прорезался Лисин. У него был запой. Сегодня с перепоя дрожит.

Бузулук подколол его:

– Вы немного скрючились.

– Холодно.

Бузулук положил руку Лисину на плечо:

– Андрей Хрисанфович, шире плечи, выше грудь! Ну что? Чебурашит южный ветер северного человека?! У вас нос, будто на нём буровзрывные работы производили…

– Ох, Олежка… Влезая в мою душу, хоть бы валенки сымал…

– На морозе особо не разуешься…

Подсуетилась со своим вопросом и Ия:

– Андрей Христанфович! А что это за царапина у вас на щеке?

– Горячий автограф моей юной вулканической феи…

– Вот так и надо вам, старикам. Не женитесь на молоденьких!

– Да так мы с ней живём вроде ничего… Нам с нею не в чем упрекнуть друга и потому мы дерёмся молча.

– Мда! Моцартовская музыка без слов! – важно вынес свой вердикт Олег. – Счастье иногда приходит совсем неожиданно. Но если уж повезло – терпи!

Новиков пробует оторвать внимание Бузулука от Лисина:

– Олег! Приглашали с Выставки на проводы зимы. Я сказал, чтоб все блины, предназначенные для журналистов, отдали тебе. Там не похудеешь.

16 февраля, воскресенье

В полночь в чум ввалился под балдой Анохин напару со своей Трезорихой, маленькой суетливой сучонкой.

Спрашиваю:

– Где петляли заячьи следы?

– На левом берегу…Ну и ну… Собеседник твой во хмелю. Левый берег – целебная вещь. Интересный обычай. Били старые тарелки. Бросали серебро. Я выбросил десятку. Моя Лидка-масштабиха режет с меня стружку: «Паразит! Где десятка? Я ж на сохранение тебе давала. А ты швырнул невесте на горб!» Да. Деньги клали невесте на горб. Доставала… Слушай байку со свадьбы. Студент задержался на каникулах. Шлёт телеграмм декану: «Не волнуйтесь. Приеду. Болен гонконгом.[51]51
  Гонконг – речь о гонконгском гриппе.


[Закрыть]
Задержусь на два дня».

17 февраля
Кто стоит у моего гроба?

Я возвращаюсь с работы.

Анохин лежит на диване. Холод в калач согнул его. Пиджак прикрыл ухо. Услышал Анохин мои шаги, спросил:

– Кто подошёл и стоит у моего гроба?

– Владимир Ильич Ленин.

– Докладывайте, Владимир Ильич, об особенностях текущего момента… Не молчите. Ситуация требует незамедлительного действия. Промедление недопустимо.

– Верно. Мысль даётся не всем. Вот она посетила меня. Может не задержаться и тут же уйти. Надо записать, а некому. Пиши ты. Тебе жить. Пиши. Бусиново тебя прославит, как Ижевское Циолковского. Наш земеля! А почему он попал в Калугу? Вот чем я возмущён! Наш, ижевский,[52]52
  Константин Эдуардович Циолковский родился в селе Ижевском под Рязанью.


[Закрыть]
а в Калуге. Лучше б в Бусиново ехал, чем в Калугу.

– Что записывать? Давайте. А то мысль ваша уйдёт.

– А кто заплатит стаканище?

– Вы же не пьёте.

– Не надо гнать мороз.[53]53
  Гнать мороз – говорить вздор.


[Закрыть]
Пью… Лучше бы начать, как я въехал в Москву. Тогда была Тверская застава. Белорусский вокзал. С конями. Как на Большом театре. Разломали. Может, восстановят. Почему заставой называли не знаю. Арки… Пиши, пиши. Пока я пьян. А гонорар будет?

– Будет.

– Сколько? Я тебе нашелушу на тыщу рублей!

– А?

– А-а… С лаптями проехали! Мне было лет шестнадцать. Поступил в техникум имени 1905 года. На Сретенке. Без гонорара.

Он щёлкает себя по горлу:

– Без гонорара? Не пойдёт! – и укрывается с головой.

– Чего же вы?

– Не хочу… Не пиши…. Ну… Пиши, что распутничал. Может, когда прочту, благороднее стану.

– Это и всё?

– Нет… Не могу… Есть у меня одна мысль. Не могу я её всем рассказывать. В алкоголе нехорошо быть. Опять пишешь? Ну пиши: пьяница, любящий цивилизацию. В мать не ругаюсь. Но выразиться люблю. Мать – это не мат. Пишешь? Вот растяпа. Я хочу обогащённо выражаться, а не бытово.

– Расскажите, как вы впервые с девушкой…

– Читай Шолохова про Наталью. Ничего особого. Никакого нарушения уличного движения. И точка. Отстанешь от меня, паразит? Главное – во что выльется. Чтоб сочно! Восемь часов будешь записывать?

– Да.

– Пиши. Я закатаю речь. Если где корявато… Можно подчесать, подправить… Про парня я с левого. 56 лет. Всех закружил на свадьбе! Маленький росточком, меньше меня. У него талант. Народный. Надо поэтапно работать. Это ж надо создать… Это полуфабрикат пока… Я о тебе, ты обо мне напишешь. У нас будет два гонорара. И потянем мы с государства много-много денег. Будет у нас маклёвка. Это рыбацкий термин…А денег у меня нету. Ни на книжке, ни в кармане. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Нет! С тобой соединяться опасно. И вообще закрываем эти пустые пьяные дебаты. Лучше я буду спать.

Я повесил на стену над своей койкой портрет Бетховена. Вчера купил на Ленинградском вокзале.

Газетный клочок я поджёг от электроплитки, положил на пол и поднёс к огню ладошки. Греюсь.

Анохин обвёл нашу келью тоскливым взглядом и советует:

– Заодно подожги этот рейхстаг и мы заработаем мешок денег!

– Такой совет лучше заспать. И не выполнять.

– И то верно. Без денег я совсем очумел. Ни к чему никакого чувства. Бедное сердце всё в лапах головы.

Он отвернулся к стенке и тут же захрапел.

Храповичок так храповичок.

Даже мышам страшно высовываться из-под пола.

19 февраля
Беготня

Клуб железнодорожников на Комсомольский площади.

Сегодня здесь хозяйственный актив министерства станкостроительной и инструментальной промышленности. В президиуме член Политбюро ЦК КПСС Кириленко.

Заикаясь, докладывает министр Костоусов:

– Плохо мы поддерживаем новое. У нас на заводе в Москве ввели новинку. Ею больше интересуются из ГДР. Уже пять раз были немцы, а своих спецов с других заводов никак не загоним. Зато через три года наверняка своё же будем гордо перенимать у немцев и ездить к ним туда за опытом… Как мы относимся к молодым специалистам? Мне написали аспиранты одного института: «Мы мальчики на побегушках. Пошли к директору. Выслушал и говорит: «Как я вам могу доверить? Вы ж коты в мешке». Пошли к заму по науке. То же: «Ребята! Вы чистый лист бумаги. Не знаю, что на нём будет накалякано».

На актив я ехал уже с заготовкой. Она передана утром всем газетам страны. Мне осталась самая малость. Внести в заготовку поправки, если таковые будут.

За кулисами я поймал заместителя министра. Он прочёл мою заготовку, своей рукой внёс уточнения, и скоро моя поправка с дровами (со многими исправлениями) ушла с выпуска А на телетайп.

Главное сделано, можно и оглядеться.

Сегодня получка. Принесли лапшу.

Энергичный многостаночник Бузулук высек 106 рублей гонорара, Петрухин – 105.

Татьяна доложила Медведеву:

– Два героя-орденоносца у нас идут ноздря в ноздрю!

Скромненько похвалился Лисин:

– И я заработал десять рублей…

Медведев с улыбкой кивнул ему:

– Бизнес, Андрей, делаешь. Бизнес!

Хотел я пойти пообедать – Медведев тормознул:

– Анатолий! Поступило указание дать твой актив широко! Втрое больше! Пообстоятельней расскажи о техническом прогрессе, о специализации. Действуй!

Уже три.

Снова лечу в клуб железнодорожников.

Мне дали доклад министра, стенограмму его речи и ещё десяти выступивших. Талмудище в триста страниц!

В столовой я забился в уголок, за пустой столик. Штудирую под перезвон стаканов, ложек, ножей, вилок. Пока просто отмечаю карандашом что взять.

С голода разваливается голова. Хочется есть. Но и раз нечего кинуть в рот, кроме розетки с горчицей посреди стола. Спасибо, какой-то министерский бузанчик кое-что отчеркнул важное в выступлениях. Помог мне.

Наконец просмотрена последняя страница, я спрашиваю дежурную:

– Где продиктовать материал по телефону?

– У входа.

– В подворотне я ничего не забыл. Где кабинет директора?

Кабинет директора закрыт. Нет директора, ключи гуляют с ним.

Зато свободна целая киностудия. Оттуда я и отдиктовал стенографистке и полетел в ТАСС.

На выпуске А вспыхнула дискуссия. Краевский: давать первый вариант поправки. Колесов: даём второй, расширенный, вариант.

Вышло по Колесову.

Занятная катавасия. Давать поправку к поправке. Как бы не напутать.

Всё вроде обошлось.

Но деньги я сегодня не получил.

Домой я добрался уже в девятом часу вечера.

Вытащил электроплитку из-под койки, поставил на табуретку. Подогреваю вчерашний гороховый суп в вечной стальной миске с ушками.

В нетерпении я сел на койку. Табуретку с миской на плитке придвинул к себе между ног, и супа моего не стало прежде чем он успел потеплеть.

20 февраля
Постарался на орден!

Боже мой, как богата Россия хорошими людьми!

А.Чехов

Обычное утро.

Медведев просмотрел все газеты и похвалил меня:

– Твой вчерашний актив дали «Правда», «Известия», Труд». Молодец! Постарался на орден. Так держать!

– Буду стараться, – пообещал я.

Тут вошёл Лобанов, и все уставились на него.

– Игорёк, ты откуда? – спросила Татьяна.

– Из парикмахерской, вестимо…

– А я думала, из камеры хранения.[54]54
  Камера хранения – тюрьма.


[Закрыть]
Александр Иваныч, – капризно заныла она, – выгоните этого амнистированного.

– Не могу я, – со строгой шутливой подначкой отвечает Медведев, – вступать в распри с законом. Раз амнистировали, значит, человек исправился. Нельзя же наказывать человека за то, что он перековался в нашу правильную сторону.

Как короткая стрижка преобразила человека! Раньше скулы, прикрытые волосами, не так были заметны. Теперь же наш скуластый Игорёша похож то ли на Маяковского, то ли на разбойника.

– Готовлюсь ликвиднуть вашу чёрную кассу! – мрачно рубит он. – Зачем я вступал в профсоюз? Подвалю к его чёрной кассе. Я-то и лез в профи, чтоб поближе прорваться к чёрной кассе и – опаньки! – ободрать её.

Все вежливо поулыбались и занялись своими родными бумажульками.

Я замечаю у Татьяны на столе под стеклом фотографию маленького мальчика.

– Тань, – шепчу ей в спину, – у тебя под стеклом – это твоё чудное сочинение на вольную тему?

Она сердито крутнулась на стуле и с сердцем выпалила:

– Толюшка! С твоей святой искренностью можно сесть на скамью подсудимых! Неужели ты до сих пор не уяснил, что у меня кроме Юрки да собак никого нету? Дети… За больную струну дёргаешь и прощения не просишь.…

– Извини…

Подошёл Олег и, наклонившись, положил руку мне на плечо. Тихо проговорил:

– Под стеклом у Татьянки – это я за две минуты до войны.

– Гм…

Олег пошёл к своему стулу. Я посмотрел Олегу вслед и увидел на стене над его столом призывы, переиначенные заголовки: «Расскажем о родном Бузулуке», «Защитим Бузулукский бор», «Шумит Бузулук», «Бузулук на Выставке, на своём объекте»… Всё это про самого Олега, про город Бузулук, про речку Бузулук.

Всё-таки занятно…

Пока нет Медведева, чего б и не размяться?

– Ребя! – говорит Олег. – Что вычитал в «Неделе»… Австралиец Бурс купался в море. Акула отхватила ногу. После больницы он снова припрыгал на пляж. Полез купаться. На этот раз акула отхватила протез. Обманул акулу!

Владимир Ильич недовольно покосился на Олега. Кончай трёп!

Олег это понял и на обиде выкладывает:

– Ну что, Володь, прорежется время, и мы при ссоре будем здороваться спинами?

– Давай лучше заниматься прямыми своими делами.

Легла тишина. Да не навек.

– Ой! – шумно вздыхает Аккуратова. – Мой бедный Юрка остался без подарка. Вчера у него был день рождения. Шагомер хотела достать. Не смогла… Хорошо что хоть подружка поднесла ему календарь дат и событий всемирной истории. Вчера я проводила её в командировку в Чехословакию. Туда только коммунистов посылают. Вчера она встала как всегда. В пять тридцать. Погуляла со своей собакой и на самолёт.

Ия спешит доложить своё:

– Пять тридцать! Мне в это время снился сон, будто я над пропастью. Проснулась. Ноги упали с раскладушки. Стоят на холодном полу.

– И-и! Вот я сплю! – Татьяна постучала кулаком в ладонь. – Раз я грохнулась с раскладушки. Не слышала! Меня подобрали. Снова положили на раскладушку. И я снова не слышала…

В приоткрытую дверь Беляев показывает на стол Медведева:

– Где ваш добрый фюрер?

Олег потыкал пальцем вверх:

– На совете в Филях.

Беляев поворачивается к Артёмову. За столом он глубокомысленно обхватил свою обозревательскую голову руками.

– Для ГРСИДЗа[55]55
  ГРСИДЗ – главная редакция союзной информации для заграницы.


[Закрыть]
строгаешь? Для него только Перельцвайг хорошо умеет писать. А ты кто? Либо Артёмов, либо Павлов (псевдоним). И вдобавок нерусский.

И тут я как-то иначе взглянул на Ивана Павловича. Многое я не понимал в его поведении. В одно время он с тобой нормальный. В другой раз – мешок зла.

Когда у него зазвонит телефон, он всё бросает, пугливо хватается за трубку и, белея, снимает её лишь после второго звонка и подобострастно быстро говорит:

– Я вас слушаю.

Не обозреватель ТАССа, а лакей из захудалого кабака.

Тоскливо на него смотреть в эти минуты. Весь трясётся, мигает, бледнеет. Значит, это говорит кто-то из начальства. И Артёмов лишь торопливо кивает головой, поддакивает:

– Слушаю… Слушаю… Слушаю…

Даже к маленькому начальству он убегает рысцой.

Когда же у него всё в порядке, он сознаёт себя величиной и чинно распохаживает по комнате, воткнув руки в карманы.

В конференц-зале сегодня торжественное собрание. Через три дня отмечается День Советской Армии и Военно-Морского Флота. Выступил знаменитый Лелюшенко.[56]56
  Дмитрий Данилович Лелюше́нко (1901 – 1987) – видный военачальник. Дважды Герой Советского Союза (1940, 1945).


[Закрыть]

Он рассказал великий случай. Когда у солдата Ивана Скибы кончились патроны, он пошёл на танк с топором. Открыл люк, порубил головы всему экипажу.

На собрании спёкся конфуз. Не все ветераны получили награды. Не хватило. Краснопресненский райвоенкомат не обеспечил полностью медалями «50 лет Советской Армии и Военно-Морского Флота».

22 февраля, суббота
Приказано жить по-королевски!

День прибавился на воробьиный поскок.

Солнце. Всего минус три. Праздник!

Анохин в добром настроении:

– Ну что, пан Анатоль? Завтра наш мужской день. По такому случаю дарую тебе кровать Баграмянов.[57]57
  Баграмян Иван Христофорович (Ованес Хачатурович) – военачальник. Маршал Советского Союза.


[Закрыть]
Спали на ней Баграмяны, устроит она и тебя. Широкая, панцирная сетка. Совсем не то, на которой ты долгохонько у меня мучился. Узкая сетка проваливалась до пола. Спал почти сидя. Как похороненный татарин. Хватит такие муки кормить. Живи по-королевски!

Я кинул руку к виску:

– Есть жить по-королевски!

Пожаловал он мне и четырёхножку из-под телевизора. На неё я выставил все свои книги с пола под кроватью.

Кружкой я плескаю воду на пол, разравниваю ладошкой. Потом усердно тру тряпкой и вытираю.

Мой пол умыт!

Сделав одно, хватаюсь за другое.

В одном свитере на санках притаранил от колонки бидон воды. Вынес новенький матрас, кидаю на снег и сам валюсь на матрас. Блаженство!

Сияющий Анохин щёлкает над головой пальцами:

– Весна-а-а!.. Люблю весну. Просыпается во мне весной деятельность. Прилив, приливище! – вертит кулаком вокруг сердца. – Всё переделаешь… Вывезешь шлак… Вскопаешь огород… Посадишь картошку… Пятьдесят три года! А дядюка я ещё бодрый! А как Лидка, – на вздохе глянул в сторону дома жены-разведёнки, – а как Лидка подтравит – отлив деятельности закипает. Стаканища три хряпнешь-ляпнешь… И уже легче… Ну как тут не пить?

Я набросал снега на матрас, веником смёл снег. Вот и матрас мой умылся. Кажется, чище стал.

Я подогрел на электроплитке воды в миске, настрогал мёрзлых дрожжей, всыпал муки. Подошло скоро тесто. Вывалил всё на сковородку. Пышка получилась толстая, ноздристая. Полупустая в серёдке, с пещерами. Я очень люблю печь себе хлеб.

Подкормились мы слегка с Анохиным пышкой и затопили печь. Странное дело. Почему вода по трубам не идёт? Натаскали в бачок на чердаке воды. Вроде трубы ожили, задышали. Полилось по ним тепло.

Николай Григорьевич занял у меня трёшку и пожёг к своей Лидушке.

Ночевать забыл вернуться.

Милушка приголубила.

23 февраля, воскресенье
Валенки на заслуженном отдыхе

На столе бутылочка.

Пойдём выпьем, милочка.

Частушка


Любовь – это предмет первой необходимости.

А.Петрович-Сыров

Господи!

Капель за окном бам-бам-бам! Взахлёбки долбит лёд, как дятел клювом. Так радостно на душе.

Николай Григорьевич крестит свои валенки:

– Ну, валеночки… Пожалуйте с Богом на чердачок. На заслуженный отдых. Спасибо, хорошо зиму побегали… Толь… А там такой коньячок подвезли по случаю праздника. Ляпнем? А?

– Мне нельзя.

– Ка-ак нельзя? Праздник же!

И запевает, подтанцовывая:

 
– Ой, снег, снежок,
Белая метелица.
Холодильник не пол-литра,
На троих не делится!
 

– Нет! – бесшабашно выкрикивает он. – Тут без гитары нельзя!

Он берёт гитару и, томно закрыв глаза, поёт:

 
– Две гитары за стеной
Жалобно заныли.
Кто-то свистнул чемодан.
Милая, не ты ли?
 

– Нет! Гитара гитарой. А насухач душа не пляшет! Пойду пошурую пролетарии всех стран насчёт купилок на коньячишко.

Удивительно скоро вернулся Анохин. Весёлый. С коньяком!

Я хвалюсь:

– Пока вас носило в магазин, я успел и голову помыть в тазике, и надёжно прикрепил зеркало на стене.

– Во молодец! Два великих дела сотворил. Повод к выпивке подвёл. Давай обязательно обмоем. Иначе и голова скоро станет снова грязной, и зеркало будет показывать кислый фокус. Кто в него ни ткнись – страшней крокодила увидит себя. А обмоем – и голова век чистёхой будет, и зеркало, кто в него ни загляни, – обязательно все будут красивыми! Как за такое не выпить?! Наливай первую стопашку!

– Ну мне же нельзя!

– А какая анафема тебе запретила? Подпись есть? Лично я разрешаю! И дорогой товаришок Чехов, который Антон Палыч, тоже разрешает. А он врач. Знает что разрешать! Он прямо вот так и сказал. Запомнил я слово в слово: «Водку же пить следует. Она возбуждает мозг, который от дороги делается вялым и тупым, отчего глупеешь и слабеешь». Теперь ты что-то имеешь против Чехова?

– Ну мне же нельзя! Это я сам себе запрещаю!

– Ой-ё-ёй-ёненьки! Развёл тут подпольную самодеятельность! А мы ей бац по шапке! Бац! И ещё бац-бац-бац!

Он наливает в высокие королевские рюмки.[58]58
  «Рюмка – хрупкий сосуд, при неосторожном обращении разбивает жизнь».


[Закрыть]
Каждая грамм на двести пятьдесят.

Я глянул на полные рюмки и у меня похолодело в животе:

– Маменька! Я не ел… На голодный желудок столько… Помру ж во цвете лет! Я разогрею чуть вчерашней картошки.

Я пожевал немного картошки и отхлебнул коньяку один глоток, дурашливо выкрикнув:

– За мир между народами!

Мне вдруг стало жарко и голова понеслась по кругу.

Анохин влюблённо уставился на меня:

– Ты смотри, как коньяк тебе на пользу! Раскраснелся весь. А то бледный был. Спиртаус – хорошо! Была у меня прободная язва. Заштопали! Пью и ничего. У меня знакомец тут через два дома… Как ахнет бутылёк – бегом спатеньки у плетня. Вырвет всего бедолагу. Подойдёт хаврошка, подхарчится и тоже хмелеет, ложится рядышком потэхэсэньку…

– Какие гадости… И вас это умиляет?

– На провокационные вопросы не отвечаю… Я, Анатоль, к спирту не принуждаю. Но рекомендую. Разок в неделю нужно прочищать организм от бактерий. Это способствует некоторому пищеварению. А теперь… Смело! Смело в бой! Ну! Допивай свою долю!

Я отодвинул от себя рюмку:

– Мне такая доля не нужна…

– Мне тоже… Одначе… Эх, Лида… Или у неё центральная нервная система повреждена? Отравила мне жизнь! Ну! На девять месяцев смывалась с палубы! Во какая орденоносная гуляха была! Я детям сам готовил…

Он стукнул вилкой по столу и запел:

 
– Я цыганочку свою
Работать не заставлю.
Сам я печку истоплю,
Самовар поставлю…
 
 
Цыган цыганке говорит:
«У меня давно стоит!»
Где стоит и что стоит?
Ничего не говорит.
 

– А больше всего мне нравится это рязанская лирическая…

 
– Шла я, шла я как-то летом.
Вижу: лапоть расплелси.
Парень бравый, чернобровый
Провожать меня взелси.
О-ох, лапти мои, лапоточки мои,
Износились, не спросились,
Истаскались, не сказались.
А потом шутя, в обнимку –
Разговорчивый, весёл –
Как колодку свежим лыком
Он меня всюю оплёл.
Помню время. Чудный вечер.
Мы в овин с ним забрели
И всю ночку до рассвета
Лапти разные плели.
Время шло. Настала осень.
Мне соперница нашлась.
И любовь, как старый лапоть,
Износилась, расплелась.
И расстались мы с тобою.
Вот, подумаешь, конфуз.
Не одна я. Теперь нас двое,
Я и малый карапуз.
 

Под чечётку он прошёлся по комнате и ударил каблуком в пол:

 
– Эх, тёща моя,
Тёща тюревая!
По морозу босиком
Замантуливая!
 

Он шлёпнул себя ладошкой по голове:

– Вот тут анархия – мать порядка! Что ты хочешь от дристопшённика?

24 февраля
«Правда» не может ошибаться?

Сегодня я принёс на работу непроливайку. Веду дневник.

Аккуратова увидела мою непроливашку, саркастически фыркнула:

– Где ты её нашёл?

– Весь Кузнецкий обскакал.

– Не позорься. Спрячь… Александр Иванович! Посмотрите, из чего он пишет!

– Эка невидаль! – хмыкнул Медведев. – Да пусть хоть гусиным пером пишет. Лишь бы толк был… Тут вот…

Он взял из стопки свежих новостей листок, помахал им Бузулуку:

– Глянь… На твоё усмотрение.

Олег до своего стола не дошёл, прочёл на ходу и громыхнул:

– Бубякин ой да и даёт! Или перемёрз в том Якутске? – Олег потряс листком. – Читаю. Слушайте все! «Автомобилисты местной базы сегодня начали получать очередную конфету хозяйственной реформы». Ну новостёха! Что за конфетка? Фантазия фа минор для фортепьяно в четыре руки и три ноги! А речь-то всего лишь о тринадцатой зарплате. За что ТАСС держит в штате такого корреспондента? Будь этот Димуля на расстоянии вытянутой руки, я б сейчас дал этому своему старому грешнику по рогам!? Я б из него мартышку сделал!.. Уй!.. Ну затоскуешь поневоле от неведомых равнин…

Тут входит Игорь, и Татьяна набрасывается на него с допросом:

– Как с квартирой?

– Да ходил вчера к одной. Вроде и готова сдать, и мнётся. Я б, говорит, сдала, только у меня сын больной. – «Чем?» – «Его бандиты раздели». – «Ну и что?» – «Он стал страдать неуравновешенностью». Так мы и раскатились на нулях.

Олег вычитывает отредактированную и подписанную Новиковым заметку и торопливо уносит на выпуск А.

Через минуту возвращается довольный. Докладывает:

– Сам Денисович принял! Если б не мой зоркий глаз и не твоя, Владимир Ильич, мудрая правка, мы б погорели. А так… Знаешь, Сан, что говорит бывший корреспондент ТАССа по Монголии Денисович, когда принесёшь ему на выпуск слабую информацию? «А у тебя ничего нет в Монголии?» – «Нет». – «Тогда до свидания».

Татьяна никак не отвяжется от моей непроливашки. Теперь талдычит о ней Олегу. Олег театрально хватается за сердце:

– Толя! Ты всколыхнул все мои тёплые чувства на должную высоту. Сорок третий год. Мы делали из бузины чернила и писали из таких чернильниц… Эх… Я смотрю, все работают, как львы. На вас рубахи не просыхают!

– А Таня, – подсуетился угодливый Владимир Ильич, – работает, как львица.

– Поэтому я иду пить кофе, – сказала Татьяна. – Хорошо общнулись. Толь, дадут Ригу – это я. Позови. Я пока погуляю и покурю под дверью. А потом уж кофе.

Потягиваясь и зевая, Ия говорит:

– Ребя, хочу спать.

– А с кем? – набежал с услужливым вопросом Олег.

– Ты отпетый циник… Володечка, дай заметочку.

– Ты простаиваешь? – уточняет Владимир Ильич. – Сейчас поищу.

Владимир Ильич шуршит бумажками.

Ия шуршит языком:

– Главный режиссер вахтанговского театра Рубен Симонов умер от рака лёгких. Говорят, недавно он женился на 24-летней. Это его и сгубило, как Скирда[59]59
  Лионелла Ивановна Скирда родилась 15 марта1938 года в Одессе. Советская актриса. Заслуженная артистка РСФСР (1991). Одна из жён кинорежиссёра Ивана Пырьева.


[Закрыть]
 – Пырьева. А вот одна вышла за профессора. Решила отмучиться. Закатала своего профессора в простыню и защекотала. Щекотка – лучший способ убить человека.

– Это из личной практики? – слегка встревожился Олег.

– На глупости мы молчим.

Ия выдержала сердитую паузу и снова за своё:

– Вот зеленухи молодухи выскакивают замуж за старых писателей, артистов, режиссеров… И все вякают: по большой любви, оч по большой любви! Но слышал ли ктонибудь, чтоб какая-то девица вышла замуж за старого слесаря, плотника, пекаря? Все молчите? То-то ж! Девки бегут за большими мешками с деньгами, а не за старых людей. Вот! За мешками!!!

Все молчат. И Ия замолкает про мешки. Спрашивает Аккуратову:

– Кот у вас вопит?

– Ещё-ё ка-ак! Он жениться хочет. У нас пёс тоже хочет жениться. У нашего пса самые серьёзные намерения относительно женитьбы. Не пьёт, не ест. Бабка водила в ветлечебницу узнать, что делать. Есть у него любовь, да её не пускают гулять.

Новиков вернулся с планёрки.

– Что было на Олимпе? – интересничает Татьяна. – О чём говорили Боги с Богами? О ветре не говорили? А то меня утром ветром уронило.

Новиков что-то ответил. Я уже не слышал. Влетела руководительница бригады агитаторов Василевская и сразу ко мне. Наклонилась. Оперлась локтем на край моего стола – не слышь посторонние!

– Толя! Завтра партбюро. Мы решили послушать двух агитаторов. Хорошего и плохого. Зайди ко мне в свободную минуту. Я расскажу, что ты должен делать. А ты на бюро расскажешь уже от себя. Как уже о сделанном.

– В этом и будет заключаться моё отличие от плохого.

– Пожалуй. Главное сверкнуть!

– Не переживайте. Сверкнём!

Иду в кассу взаимопомощи. В пятницу я сдал первые взносы. Я ж профорг. Сегодня надо получить марки.

– Вы знаете, – спрашивают меня, – куда что клеить?

– Догадываюсь. Но обещаю, что на стенах не буду марки расклеивать.

– Это уже достижение! Тут всё просто. Клей да клей марки в профбилеты да в учётные карточки.

Я сижу за своим столом, наклеиваю марки. Нудяшное дело. Но надо.

А между тем уже день клонится к концу.

Пришлый народ сливается в комнату. Начинается травля баек, анекдотов.

– Вот, господа! – Артёмов вскинул указательный палец. – Почти двадцать лет мы на всех углах трещали о стахановце Зотове. А такого-то и в природе нет!

– Ваня! – Беляев постучал ногтем по столу. – Ты знаешь, что за такую клевету можно основательно загудеть на Колыму с дудками!

– Было бы за что гудеть… А Зотов появился так. С шахтёром поговорил в забое корреспондент «Правды». Фамилию не расслышал. И вместо Изотова назвал стахановца Зотовым. В Горловке переполох. Что делать? Как быть? Сталинская «Правда» не может ошибаться! Кто осмелится не верить «Правде»? И в то же время… С рождения человек был Изотовым. И раз «Правда» назвала Зотовым, так тому и быть. Москве видней, кому какую фамилию таскать. Никите выдали новый паспорт на имя Зотова. И долго он жил с чужой фамилией. Через много лет после смерти шахтёра зашевелились на месте. Вернули ему настоящую фамилию Изотова.[60]60
  Никита (Никифор) Алексеевич Изотов (1902 –1 951) – рабочий-шахтёр, инициатор Изотовского движения по массовому обучению молодых рабочих кадровыми рабочими, один из зачинателей Стахановского движения.
  Работая забойщиком шахты № 1 «Кочегарка» (Горловка), Изотов добивался высокой производительности труда, неизменно выполняя по 3–4 нормы. В 1932 году он добился небывалой выработки, выполнив план угледобычи в январе на 562 %, в мае на 558 %, а в июне на 2000 % (607 тонн за 6 часов). Простой по своей сути метод Изотова основан на тщательном изучении угольного пласта, умении быстро производить крепление горных выработок, чёткой организации труда, содержании в порядке инструмента.


[Закрыть]

– Гм…

– Вот такие чудеса бывали в советском решете, – потёр руки Артёмов. – Лучше расскажу пару анекдотов… Первый. Принимают одного в партию. Бюро райкома. Секретарь с вопросом: «Назовите тридцать выдающихся деятелей коммунистического движения». – «Пожалуйста! 26 бакинских комиссаров, Маркс, Энгельс, Ленин и Вы, дорогой Иван Андреевич». – «Правильно! – сказал секретарь. – Вы единогласно приняты!» И второй. В войну английский сатирический журнал объявил конкурс на юмористический рассказ в двести слов. Премию получил этот рассказ: «Макс Шумахер, желая подшутить над своим фельдфебелем в духе русского солдата, подпилил сидение в уборной. Всего пятнадцать слов. Остальные 185 слов произнёс фельдфебель, провалившись в уборную».

Собираясь уходить, Медведев наказывает Татьяне:

– Я и Володя завтра идём на активы. Вы представляйте нас тут достойно.

– Я на твоём месте, – сказала мне Татьяна, – запаслась бы цветами.

– И конфетами, – подал голос рационализатор Бузулук.

Да-с. Завтра день матриархата. Тяжкий день. Руководить редакцией будет женщина.

В Ховрине, между рельсами, лежал сбитый электричкой человек. Кровавый комок одежды.

До дома я бежал и плакал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю