Текст книги "Как пережить экономический кризис. Уроки Великой депрессии."

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава шестая Ослабление кризиса

На этом этапе с политической сцены ухолят старые бойцы «Нового курса» – Моли, Тагвел, Ачесон, Рич-берг, Берль, Дуглас, Джонсон. Восходит новая плеяда – Феликс Франкфуртер, Джеймс Лэндис, Маринер Экклз, Том Коркоран, Бен Коэн.

Характерен в конечном итоге принятый Акт о холдинговой компании: если в течение пяти лет она не докажет свою общественную полезность, то закон такую компанию закрывает.

Медленные изменения

Так или иначе, но страна постепенно оправлялась от кризиса. Журнал «Тайм» писал именно в это время: «Депрессия уходит в глубины памяти, а признаки бума множатся по стране». Министр финансов Моргентау докладывал о растущих накоплениях министерства финансов. Но путь не был прямым, и собственно все тридцатые годы являют собой хотя и устремившуюся вверх, но синусоиду со взлетами и падениями. Один из спадов пришелся на весну 1938 года, когда пять миллионов человек заново потеряли работу. Четырнадцать процентов населения выживали за счет государственной и общественной помощи.

Классическая экономическая теория требовала, чтобы в трудные времена правительство поддерживало низкие цены, низкую зарплату и строго сбалансированный бюджет. «Очищенная» от этого сурового обращения, экономика должна была выйти на путь роста к пику промышленного цикла. Рузвельт нашел еще одного революционера, не согласного с классической теорией. Дж. М. Кейнс рекомендовал из Манчестера увеличить государственные расходы, не заботясь о балансе государственного бюджета. 1 февраля 1938 года Кейнс писал Рузвельту: выздоровление экономики возможно только в случае широкомасштабного обращения к общественным работам и массовым правительственным расходам. Жилищное строительство является лучшим видом общественных расходов. Государству следует также обратиться к управлению железными дорогами и системой коммуникаций в целом.

Любопытно, как Кейнс делится с Рузвельтом своим мнением о бизнесменах. Они очень отличаются от политиков, их страшит попадание в сферу публичной открытости, их достаточно легко убедить стать «патриотами», их легко сбить столку, они легко пугаются и чрезвычайно расположены изобразить оптимизм, они неуверены в себе, патетически откликаются на доброе слово.

Совет Кейнса думать об экономике, а не о деньгах полностью совпадал с решимостью Рузвельта помочь «обездоленной трети населения». Он предложил «огромному большинству нашего населения вооружиться духом Джефферсона, Джексона и Линкольна, с тем чтобы отнять власть и привилегии у незначительного меньшинства… Мы знаем, что существует горстка бизнесменов, банкиров и предпринимателей, которые будут сражаться до последнего, чтобы сохранить свой контроль над индустрией и финансами страны. В этой борьбе мы не пойдем на компромисс со злом». В середине апреля 1938 года он предложил конгрессу выделить дополнительные три миллиарда долларов на программу общественных работ.

«Беседуя у камина» с нацией на эту тему, президент Рузвельт сказал, что просит конгресс о дополнительных средствах на строительство домов, на создание дамб от наводнений, на полезные всему обществу дела. Этими средствами должен был распоряжаться Временный национальный экономический комитет. Сработал ли фактор активности государства? Как бы там ни было, но фактом является, что кривая роста снова пошла вверх и индекс Доу-Джонса, отражающий деловую активность, вырос за восемь месяцев с 99 пунктов до 158.

Дело не всегда заканчивалось мирным путем. Противники Рузвельта далеко не всегда с уважением относились к избирательному вердикту нации. Можно было встретить армейских офицеров, отказывающихся поднять тост за своего главнокомандующего. «Еще один Сталин – только значительно хуже». «Мы словно живем в Советской России». Бостонский хозяин книжного магазина заявил, что будет продавать сборники речей президента, «только если они будут завернуты в его кожу». В высших экономических сферах о нем говорили как о человеке, разрушающем американский образ жизни. Был пущен слух, что его улыбка – результат пластической операции, что он не заработал честным трудом в этой жизни ни единого цента. И вообще, он просто нью-йоркский еврей и живет на деньги матери. В журнале «Нью Рипа-блик» М. Чайлдс писал, что «историки будущего с недоумением воззрятся на эту фанатическую ненависть к президенту, которой сегодня (сентябрь 1938 года. – А.У.) охвачены мужчины и женщины правящего класса Америки. Никакое слово, кроме «ненависть», в данном случае не подходит. Эта страсть, это бешенство, доводящее до лишения разума, проникающее в верхнюю сферу американского общества. Эта ненависть стала для них idee fixe».

Несколько непонятно было то, что ненависть исходила от лиц, чьи доходы были восстановлены и чьи банки снова заработали после марта 1934 года. Дивиденды корпораций увеличились за этот период на 40 процентов, стоимость акций многократно возросла. Налоги не были драконовскими (получавший 16 тысяч в год платил в виде налогов одну тысячу долларов). И тем не менее это богатое меньшинство (Чайлдс называет цифру в два процента) рассматривало правительство Рузвельта едва ли не как оккупационное, а президента неизменно именовало Розенфельдом и периодически публично возвещало, что Гитлер был бы лучше.

На одной из пресс-конференций Рузвельт спокойно раздал присутствующим журналистам «конфиденциальное сообщение» Национальной службы печати о том, что президент болен сифилисом. (Один из не^ навистников Рузвельта покончил с собой, не вынеся его избрания на четвертый срок. Приятель самоубийцы после апреля 1945 года выкопал гроб, поскольку «теперь людям с достатком и достоинством снова можно дышать свободно».) По мнению Ф.Л. Алена, эта ненависть «поднималась все выше и выше на протяжении 1934и1935 годов и держалась на постоянно высокой температуре до 1938 года, затем она несколько ослабла, вероятно из-за утомления ненавидящих».

Историк Чайлдс пишет, что Рузвельт не реагировал. С этим трудно согласиться. Скажем, Норману Дэвису он сказал, что, после того как спас капитализм, не намерен спокойно выслушивать оскорбления его вождей. Р. Моли вспоминает, как напрягались мускулы лица президента, когда он слышал злобные инсинуации. И периодически отвечал ударом на удар.

В 1937 году был подписан Акт о справедливых рабочих стандартах: минимум оплаты за час работы – сорок центов; максимальная рабочая неделя – сорок часов; запрет на труд детей моложе шестнадцати лет. Предпринимателям был дан срок в восемь лет для достижения этих стандартов. Рузвельт пригласил в Белый дом главу профсоюзного объединения Конгресс производственных профсоюзов (КПП) Льюиса и согласных с его мировидением парламентариев. Он не жалел сил для поддержки прогрессивных законодателей. Рузвельт рассматривал демократическую партию в качестве инструмента либерализма, и для него был приемлем любой партнер, если тому претили консервативные воззрения.

В 1938 году Рузвельт решил избавиться от консервативного крыла своей партии. Жарким июньским вечером он выступил с очередной «беседой у камина», посвященной на этот раз тем, кто словесно социально радикален, а в реальной жизни дружит с толстосумами. «Никогда у нас не было так много змеиных голов-медянок». Среди политиков, номинально принадлежащих к одной партии, есть либералы, видящие, что новые условия требуют новых социальных приемов, включая активные действия правительства, и те консерваторы, которые верят только в индивидуальную инициативу и филантропию. «Как президент Соединенных Штатов я не прошу избирателей голосовать за демократов или республиканцев или членов другой партии. Равным образом я не принимаю участия в предстоящих первичных выборах. Но как глава демократической партии, облеченный ответственностью за определенно либеральную декларацию принципов, выдвинутую в демократической платформе 1936 года, я полагаю, что имею право высказываться по поводу того, что есть демократические кандидаты, исповедующие эти принципы, и те, кто просто использует мое имя». Битва в пределах своей партии была тяжелым испытанием для Рузвельта. Он снова исколесил страну, на этот раз открыто помогая своим сторонникам и борясь с теми, кого считал предателем дела социального реформирования. Рузвельт призвал партию под знамена Джефферсона и Джексона, призвал сохранить ее реформаторский характер.

Рузвельт произвел пересмотр своего кабинета. Вместо относительно консервативного Ропера на пост министра торговли был назначен Гарри Гопкинс, вместо Каммингса министром юстиции стал Мэрфи. В Верховный суд был назначен многолетний сподвижник Феликс Франкфуртер. Теперь и в кабинете, и в Верховном суде сторонники «Нового курса» укрепили свои позиции. Рузвельт консолидировал либеральные силы. Верные помощники Рузвельта во внутренних преобразованиях – сенаторы У. Бора из Айдахо, Б. Каттинг из Нью-Мексико, Л. Фрейзиер и Дж. Най из Северной Дакоты, X. Джонсон из Калифорнии и Р. Лафолет из Висконсина – были категорическими противниками энергичной мировой дипломатии. Они боялись вторжения на международную арену, их страшило противодействие мощных европейских держав, они опасались резких внутренних потрясений в США вследствие милитаризации страны.

Мечты о будущем

Зимой 1939 года в Америке состоялись две Всемирные выставки. Выставка в Нью-Йорке постаралась представить будущее. Пристегнув ремни, американцы могли пропутешествовать в мир 1960 года. В этом мире посетителей встречали высокие, стройные и загорелые люди, проводящие большую часть времени в развлечениях. (В ландшафте будущего не были видны темнокожие американцы.) Пригородные зоны были буквально иссечены превосходными автодорогами. Автомобили будущего были оснащены кондиционерами и стоили смехотворную сумму – 200 долларов. Искусственно посаженные леса делали все голубым и зеленым. Стандартный поселок строился вокруг одной фабрики и обеспечивал себя продовольствием сам. Главным источником энергии стал жидкий воздух. Мощные телескопы позволяли каждому видеть Луну как соседнюю улицу.

Основные болезни (такие, как рак) здесь были побеждены, и средний возраст составлял семьдесят пять лет. Люди жилив легких «одноразовых» домах, и, когда им этот дом надоедал, они его просто выбрасывали. Большинство населения имело высшее образование.

Каждый поселок имел свой аэропорт, но самолетов не было видно – они спускались в огромные подземные ангары. Города соединялись (и разъединялись) автострадами, пригороды были трех видов: жилые, коммерческие центры и индустриальные зоны. Автомобили заполонили жизнь. Тогда это казалось земным благословением.

Одними из наиболее известных посетителей выставки стала королевская чета из Англии. Четверть миллиона жителей столицы вышли на улицы. Королева очаровала всех, король Георг Шестой выглядел молодым, сильным и искренним. Посещение Арлингтонского кладбища, всемирной выставки в Нью-Иорке. Вскоре король, впервые посетивший прежнюю колонию, был уже в Гайд-Парке. На устроенном пикнике были сосиски, бобы и (просьба короля) пиво «Рупперт». Затем – клубничный пирог. Президент и король отправились спать лишь в половине второго ночи. Президент Рузвельт в синем «Форде» с ручными тормозами провез суверенов по округе. Все это был бы заурядный протокольный визит, если бы не грозовые события в Европе.

Администрация Рузвельта, в свете общей ситуации разгула агрессоров в Европе и Азии, начала увеличивать военный потенциал. В январе 1939 года последовало дополнительное ассигнование полмиллиарда долларов военному ведомству. Весной 1939 года в Соединенных Штатах наконец назревает пересмотр Закона о нейтралитете. Рузвельт снова призвал конгрессменов в Белый дом. У стран «оси» шансы победить – пятьдесят на пятьдесят. «Я сделал свой последний выстрел. Дайте мне еще патронов в патронташ». Сенаторы сидели вокруг, удобно устроившись, сняв пиджаки, со стаканами в руках. Рузвельт и Хэлл говорили о грядущей грозе. Госсекретарь Хэлл сообщил: «Я хотел бы, чтобы сенаторы прочитали прибывающие ко мне телеграммы». Бора сказал: «Мои источники информации более надежны, чем источники госдепартамента».

В мае госсекретарь Хэлл выразил намерение правительства позволить державам, ведущим боевые действия, покупать оружие в США. Это означало, в частности, что Китай, жертва японской агрессии, мог рассчитывать на закупки американского оружия. Палата представителей ассигновала 500 миллионов долларов на военные нужды. Было решено увеличить число боевых самолетов с 5,5 тысячи до 6 тысяч. 9 августа 1939 года исполнительным приказом президента было создано Управление военных ресурсов под руководством Эдварда Стеттиниуса Борьба с кризисом теперь принимала новые формы – американская экономика стала выполнять военные заказы.

Теперь Рузвельт шел по тонкому льду между изоляционистским законодательством и желанием помочь англо-французам Он считал необходимым в случае начала боевых действий не спешить с объявлением нейтралитета, с тем чтобы демократии смогли вывести из США максимум заказанного военного снаряжения через Канаду и за пределами трехмильной полосы вдоль побережья.

Борцами с кризисом был создан совещательный Комитет по урану, состоявший из представителей армии и флота, под председательством Лаймена Бригса, директора Национального бюро стандартов. Заслугой Рузвельта в данном случае было то, что он не отдал новые и невероятные идеи на суд одного ведомства. Межведомственная борьба имела и положительные стороны. Перед Комитетом выступили Ферми иСцилард. Но потребовался еще почти год, прежде чем шок европейского конфликта дал ускорение американским исследованиям.

Еще будучи губернатором Нью-Йорка, Рузвельт сделал особым пять часов пополудни. В этот час подавались коктейли – это было время неформального обсуждения важнейших проблем Президент лично смешивал напитки. И здесь его привлекало необычное, гостям приходилось удивляться различным сочетаниям джина, рома, вермута и сока. Элеонора Рузвельт прибыла из Нью-Йорка, но она не любила легковесность этого часа. Рузвельт попросил Гопкинса: «Останься, я чувствую себя одиноко». После смерти в 1936 году Луиса Хоува Рузвельт испытывал нужду в откровенной беседе и сблизился с Гарри Гопкинсом. Их объединяло многое, втом числе чувство юмора, несомненное мужество, доверие друг к другу. «Они подходили друг другу по темпераменту», – пишет Ф. Перкинс. Гоп-кинс интуитивно знал, когда беседа должна быть серьезной, а когда следует расслабиться. Именно в этот полуденный час Рузвельт и Гопкинс определили стратегию страны, укрепленной битвой с кризисом, на ближайшее время.

В 1939 году безработица все еще оставалась на уровне 17 процентов. Индекс промышленного производства в 1939 году составлял 90 процентов от уровня 1932 года.

Великая депрессия и война

Шестого января 1942 года Рузвельт предстал перед объединенной сессией конгресса с традиционным посланием «О положении в стране».

Президент призвал к войне до победного конца «Этот конфликт не может завершиться компромиссом. Никогда не было – и не может быть успешного компромисса между добром и злом. Только полная победа удовлетворит сторонников терпимости, достоинства, свободы и веры».

Война несла глубокие изменения в американское общество. Начиная с 1940 года более семи миллионов американцев переехали из глубинки в индустриальные центры, где к концу войны их число выросло до пятнадцати миллионов. Промышленность почти удвоилась. Это была уже другая Америка Смещение населения происходило с Востока на Запад. Бурно росла Калифорния, увеличилось более чем на треть население Орегона и Вашингтона – в этих трех штатах производилась половина военных судов и половина самолетов. Одновременно шел процесс переезда фермеров в города, шесть миллионов белых и черных двинулись с Юга на Север. Все это вместе взятое означало окончание Великой депрессии и колоссальное переустройство американского общества… Ничто не могло быть большей манной небесной (после десятилетия половинчатых улучшений), излечившей базовое нездоровье американской экономики.

Военные программы президента на 1942 год стоили 56 миллиардов долларов – беспрецедентная для Америки сумма за всю ее историю. Рузвельт довел эти цифры до указанных выше пределов одним росчерком карандаша прямо перед произнесением речи. На укоризненный взгляд Гопкинса он ответил почти беспечно: «О, люди на производстве сделают все, если постараются». Капитаны промышленности выразили скепсис: только люди, никогда не сводящие концы с концами, могут замахиваться на подобное. Заволновавшемуся конгрессу Рузвельт сказал следующее: «Эти цифры дадут японцам и нацистам некоторое представление о том, какую ошибку они совершили в Пирл-Харборе». Теперь Америке следует работать двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Заключая речь на высокой ноте, Рузвельт сказал: «Милитаристы Берлина и Токио начали эту войну, но закончат ее возмущенные массы объединившегося человечества».

Чтобы внести спокойствие в дома американцев, Рузвельт решил выступить с необычной радиоречью у камина. Президент сознательно решил показать всей нации, с какого низкого старта они начинают борьбу в глобальном масштабе. По словам Роберта Шервуда, «никто не был так хорош в поддержке морали и уверенности в себе и в то же время исполнен здорового оптимизма, как президент». Рузвельт призвал американцев запастись картами большого масштаба. «Я собираюсь говорить о незнакомых местах, 6 которых большинство никогда не слышало, о местах, которые ныне являются полем битвы цивилизации… Если они поймут суть проблемы и то, куда мы движемся, тогда можно будет положиться на то, что любые плохие новости будут восприняты ими спокойно».

Речь началась в десять часов вечера 23 февраля. Более восьмидесяти процентов взрослого населения слушали ее. Многие сидели, вооруженные картами. Ясным и уверенным тоном Рузвельт сравнил текущую ситуацию с первыми годами войны за независимость, когда революционная армия терпела постоянные поражения, страдала от недостатка в снабжении, почти теряла надежду. «Эгоистичные люди, запуганные люди объявили ситуацию безнадежной. Но Джордж Вашингтон держался своего курса, и новая страна появилась на карте мира». Нынешнему поколению тоже уготована нелегкая судьба, и американцы должны быть готовы к потерям. Время впереди принесет беды, но «ваше правительство несокрушимо уверено в вашей способности воспринимать самые плохие новости, не теряя твердости духа. Эта война – война особого характера, она ведется на всех континентах, на каждом острове, в каждом море, на всех воздушных просторах мира. Вот почему я попросил вас положить перед собой карту всего мира и следовать за мной, когда я обозначу основные битвы этой войны».

Рузвельт очертил ситуацию во всех основных регионах, сказал, что впереди лежащая дорога будет трудной, но он верит в творческий гений Америки, «способной обеспечить преобладание в военных материалах, необходимых для конечного триумфа». И заключил речь так: «В Берлине, Риме и Токио нас изображают нацией слабых людей и плейбоев. Пусть они скажут это генералу Макартуру и его людям… Пусть они скажут это летчикам на «летающих крепостях». Пусть они скажут это морской пехоте».

По общему мнению, эта речь была наиболее успешным выступлением президента со времени его первого радиообращения к стране. «Нью-Йорк Тайме» назвала ее «одной из величайших в карьере Рузвельта». Друзья поспешили посоветовать ему как можно чаще появляться на радиоволнах, но Рузвельт этот совет твердо отверг: «Я боюсь того, что мой выступления, став более частыми, потеряют эффективность… С другой стороны, каждое выступление требует четырех или пяти дней подготовки, чего я не могу себе позволить. Я думаю, что мы должны избежать превращения власти в личное руководство – мой хороший друг Уинстон Черчилль уже страдает от этого».

В указанной речи Рузвельт еще раз доказал, что никто лучше него не мог организовать, объединить и сфокусировать американскую мощь – в этом главная заслуга Рузвельта перед своим народом.

Обрисованная Рузвельтом перспектива создания невиданной доселе военной машины была поистине захватывающей. Согласно планам президента США уже в 1942 году должны были выпустить 60 тысяч самолетов (среди них 45 тысяч боевых), а в 1943 году довести общее число собираемых на конвейерах самолетов до 125 тысяч. Число танков для 1942 года – 25 тысяч, для 1943 года – 75 тысяч. Тоннаж спускаемого со стапелей флота должен был равняться в 1942 году 6 миллионам тонн, а в 1943 году – 10 миллионам тонн. Военного строительства в таких масштабах мировая история не знала ни до, ни после. В середине января 1942 года Рузвельт создал Совет военного производства, что означало невероятную для Америки централизацию руководства экономикой.

Согласно цензу 1940 года половина американских детей проживала в семьях, чей ежегодный доход не достигал полутора тысяч долларов. Более четверти населения тогда еще жили на фермах, обычный доход фермера равнялся тысяче долларов в год. На трех четвертях ферм не было электричества, жгли керосиновые лампы, в стране один телефон приходился на семерых жителей, один автомобиль – на пятерых. В четверти домов не было водопровода. Средний американец бросал образование после восьмого класса. Не ослабит ли материальное неравенство крепость страны в час ее испытаний?

5 ноября 1940 года вся семья Рузвельтов по старому обычаю отправилась в небольшое городское управление Гайд-парка, чтобы присоединиться к народному волеизъявлению. По пути Франклин Рузвельт останавливался, чтобы переговорить с соседями. Журналистам он казался легким, как всегда, более того, «исключительно благодушным». По их просьбе он помахал деревьям вдали. Американский народ в третий раз избрал президентом того, кто не уставал выводить свой народ из кризиса.

Через два дня после переизбрания – 7 ноября 1940 года Рузвельт открыто заявил, что Англия получит половину всего вновь производимого в США военного оборудования. Англичане к этому времени заказали оружия в Соединенных Штатах более чем на 5 млрд долл., а по оценкам помощника президента, наличными из них было уже менее 2 млрд долл. Большего Лондон уже дать не мог. Президент запросил средства для создания полумиллионной армии, для закупки оружия, для создания современных видов ведения войны. Совершенно неожиданно для присутствующих он поставил целью производство пятидесяти тысяч самолетов в год, что многократно превосходило показатели Германии. Это означало десятикратное увеличение тогдашнего американского уровня.