355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Уткин » Измена генсека. Бегство из Европы » Текст книги (страница 5)
Измена генсека. Бегство из Европы
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 04:01

Текст книги "Измена генсека. Бегство из Европы"


Автор книги: Анатолий Уткин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Канцлер Коль и новый восточногерманский руководитель Лотар де Мезьер, лидер восточногерманского Христианско-демократического союза, работали в самом тесном контакте. Их цель и не скрывалась – объединение. Теперь стало ясно, что германское воссоединение произойдет посредством вливания восточных земель в западную ФРГ. ГДР как независимый субъект мировой политики была списана Горбачевым в «мусорную корзину истории».

* * *

Более всего противились германскому объединению Франция и Британия. Президент Миттеран стремился замедлить процесс, который делал 82 млн. объединенных немцев неравным партнером 60-миллионной Франции. В Лондоне также испытывали агонию, и премьер-министр Маргарет Тэтчер дважды посылала министра иностранных дел Дагласа Хэрда в Москву, чтобы остановить мирную капитуляцию неразумных русских. Но Горбачев уже принял решение; он видел в США и Германии своих главных партнеров – им он и уступил. Мэтлок признает, что «все это выглядело как советское поражение, равное поражению в войне»45.

4 мая 1990 г. Бейкер встретил Шеварднадзе в Бонне, где начались дискуссии по схеме 2+4. Настроение Шеварднадзе передает его цитата этого дня: «Холодная война окончена. Наша планета, наш мир, вся Европа направились к новой дороге. Наступает период мира».

Мог ли представить себе этот многолетний министр внутренних дел и грузинский партийный лидер, что в ближайшие годы покончит с собой Гамсахурдия, Грузия окажется в состоянии гражданской войны, взорвется Югославия – унеся с собой 400 тысяч человек, превратив полтора миллиона в перемещенных лиц, из Грузии «исчезнут» 40 тысяч турок-месхетинцев?

А в переговорах с немцами дело довольно быстро перешло к «презренному металлу»: западные немцы начали обещать солидные инвестиции и тому подобное. «Когда Хорст Тельчик, советник Коля в вопросах национальной безопасности, тайно встретился в мае с советскими лидерами в Москве, – пишет Мэтлок, – Рыжков и другие стали детально рассказывать о советских экономических трудностях и оказывать давление в пользу больших займов. Циник ощутил бы запах шантажа, но реалист не удивился бы тому, что Горбачев ищет экономической компенсации, чтобы сбалансировать ту политическую цену, которую он собирался заплатить за санкционирование вступления объединенной Германии в НАТО».

Судьба единого восточного военного блока была предрешена. На встрече 7 июня 1990 г. Политического консультативного комитета Организации Варшавского Договора были созданы комиссии для рассмотрения возможности новой роли пакта. Но Венгрия уже подала заявление о своем желании покинуть военный союз к концу 1991 г. Но Польша с президентом-коммунистом и доминирующими в нижней палате коммунистами, опасаясь последствий объединения Германии, отвергла предложение о выводе советских войск. Оставалось вероятие того, что Организация Варшавского Договора сохранит свое существование в модернизированной форме.

Но западные немцы вновь стали раздавать обещания. Бонн поможет организовать цивилизованный уход 400 тысяч советских солдат; все коммерческие контракты ГДР с СССР будут выполнены; армия ФРГ будет сокращена; германские инвестиции в Советском Союзе увеличатся; германо-советская торговля переживет новый бум.

Американцы более всего боялись оставить немцев наедине с Советским Союзом. Как сказал советник Буша Блэквил, «если возникнет выбор между выходом из НАТО и обрывом связей с русскими, Коль должен быть в зоне нашего влияния. Позади него должен стоять Западный хор и петь: «Мы с тобой». Мы напомним ему, что, что бы ни случилось с Германией, она должна смотреть на Бисмарка, Аденауэра и Коля как на лидеров единой формации».

Что же касается Горбачева, то американцы решили «по его приезде в Вашингтон в этом году устроить ему самый шикарный прием»46. Это будет «Рождество в июне» для Горбачева. Он обратится к объединенной сессии конгресса США. Он заключит соглашения по стратегическим вооружениям, по обычным вооружениям, по Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, по химическому оружию, подпишет коммерческое соглашение – чтобы, возвратясь в Москву, он мог рассказать своим людям, как много он получил благодаря сотрудничеству с Западом. (Если, конечно, он будет себя хорошо вести и конгресс ратифицирует все эти соглашения.) А в исторической перспективе американские войска будут присматривать за Германией…

Читатель, вы чувствуете, нас считают продажными идиотами, готовыми за хлопки и банкет продать свое стратегическое лидерство в Европе, обменять свою безопасность на Нобелевскую медаль, предать своих друзей и союзников за высокопарную чушь о мнимых правах.

Горбачев сдает Восточную Германию

В июле 1990 г. в Москву с официальным визитом прибыл Генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер. В VIP салоне Шереметьева посла Мэтлока удивили флаги НАТО, и он подумал, сколь многое изменилось за последние годы – НАТО из противника СССР превратился в «приемлемую» международную организацию. Горбачев встречал главу НАТО как лидера государства – со всеми возможными почестями.

Теперь немцы поняли – русские отступают и продаются. Их покинуло чувство национального достоинства, и они потеряли представление об основных стратегических аксиомах.

Предвкушая феноменальную уступчивость Горбачева и его команды, канцлер ФРГ Гельмут Коль прибыл в Советский Союз 15 июля 1990 г. Вот его карты: 400 тысяч войск (на 100 тысяч меньше, чем в текущий момент); обещаны 3 млрд. долл. кредитов Советскому Союзу; выплата 730 млн. долл. за содержание советских войск в ГДР. Встретив Коля в загородной резиденции, Горбачев сказал: «Мы получили несколько орешков, но у нас хорошие зубы»47. Он прибавил, что готов к быстрому движению в направлении германского единства.

После обеда оба они вылетели в Ставрополь. В полете беседовали о величине бундесвера. В Ставрополе Горбачев показал Колю свой кабинет первого секретаря крайкома. Они прогулялись по любимым улицам ставропольца. Вечером Горбачев и Коль вылетели в горный курорт Арцыз, в маленькую горную резиденцию.

Самые важные переговоры Горбачева с Колем состоялись здесь – подальше от Москвы, от назойливых советников, от ненужных свидетелей. «Здесь мы можем поговорить спокойно и свободно», – сказал Горбачев Колю.

«Без всякого обсуждения хотя бы в Президентском совете и правительстве «Горби» решает проблему огромной национальной важности, связанную с Победой в великой войне, с гибелью целого поколения наших людей. Тут анормальная персонализация – или авторизация – внешней политики при Горбачеве достигает, пожалуй, своей кульминации». Здесь Горбачев назвал свою цену: 20 млрд. дойчемарок, но немцы не согласились и понизили «плату» до 12 млрд. немецких марок (примерно 8 млрд. американских долларов). Вот оказывается, во что была оценена наша безопасность на Западе, честь и благополучие наших друзей, одинокие памятники нашим солдатам «в полях за Вислой сонной».

Коль обещал, что Советской армии будут предоставлены 3–4 года пребывания на немецкой земле для подготовки ухода. Когда Советские войска уйдут, Германия поможет их реинтеграции в советское общество. Горбачев потребовал, чтобы на земле Восточной Германии не было ни иностранных войск, ни ядерного оружия. Германская сторона пообещала ограничить численность бундесвера 370 тысячами солдат.

* * *

Договор об объединении Германии был подписан 31 августа 1990 года; договор «два плюс четыре» подписали 12 сентября; Договор о Советско-германской дружбе – 13 сентября; соглашение об окончании прав четырех великих держав в Германии было заключено 1 октября 1990 года.

Затем Тельчик – советник и наперсник канцлера ФРГ – «неожиданным образом» заявил о том, что после объединения Германии на бывшей территории ГДР будут немедленно размещены соединения бундесвера, которые после вывода советских войск могут быть интегрированы в НАТО. Кроме того, со дня объединения союзнические обязательства НАТО относятся ко всей Германии. Горбачев согласился с этим. «Это возвращало нам позиции, которые давно были сданы в заявлениях Геншера и Шольтенберга (министр обороны ФРГ) и во многих заявлениях немецких политиков. Услышав это, – продолжает Тельчик, – я поспешил зафиксировать каждое слово. Внутри все ликовало – это прорыв!!!»

На следующий день Горбачев на совместной пресс– конференции объявил: «Нравится нам это или нет, но придет время, когда объединенная Германия войдет в НАТО, если таким будет ее выбор. Тогда Германия, если того захочет, сможет сотрудничать с Советским Союзом». Пораженный Коль ответил коротко: «Это прорыв, фантастический результат».

Впавший в отчаяние, Валентин Фалин говорит, что Шеварднадзе предоставил Горбачеву «список позитивного», что даст вхождение Германии в НАТО. Зная позицию Фалина, его, главу Международного отдела ЦК, исключили из переговоров. По мнению Фалина, Шеварднадзе получил от германских промышленников «секретную финансовую помощь». Фалин называет Шеварднадзе «самым ценным американским агентом влияния»…48

А Горбачев купался в лучах славы: 15 октября 1990 г. норвежский Нобелевский комитет присудил ему Премию мира за 1990 год.

Часть 4
АГОНИЯ РЕЖИМА ГОРБАЧЕВА

Ужас потери власти

Еще в июне 1990 г. глава внешней разведки СССР Л. Шебаршин сказал председателю КГБ В. Крючкову: «Рассчитывать на то, что Горбачев сможет сохранить единство Союза и удержать страну от распада, нереалистично. Престиж президента упал до нулевой отметки, он безволен и, по моему убеждению, думает только о собственном выживании. Противостояние с Ельциным он неизбежно проиграет… Нравится нам Ельцин или нет (мне лично он не нравится), Комитету и всем нам стоило бы ориентироваться на российского президента, на Российскую Федерацию»49.

16 октября 1990 г. министра обороны СССР Язова посетил американский министр обороны Ричард Чейни. Общение не сделало их друзьями. Ничего похожего на особые отношения Шеварднадзе и Бейкера. Да как могло быть иначе, учитывая задачи обоих министров? Язов мог иметь любые особенности характера, но сознательно разрушать оборонительную систему страны у него, ветерана Великой Отечественной войны, не поднималась рука.

Вот как пишут американские исследователи: «Язов полагал, что его задачей является сохранить советскую военную мощь от заклания на алтаре перестройки. Он не скрывал, что ничего хорошего не вышло из дружбы Горбачева с Бушем, или Шеварднадзе с Бейкером, и он не хотел составить подобной пары с американским министром обороны. Язов продолжал жаловаться Дику Чейни на упадок советской военной мощи, на ослабление Советского Союза. Чейни знал, что ему полагается сочувствовать Язову, но он никак не мог даже имитировать это. В частных беседах он называл Язова человеком, лишенным теплоты. Язов ужинал с Чейни на даче Министерства обороны под Москвой. В своем тосте Чейни восславил присуждение в 1990 г. Нобелевской премии мира Михаилу Горбачеву. «И в зале наступила тишина, словно я сказал что-то неприличное». Присутствующие никак не выражали своего восхищения Нобелевской наградой, да и самим Горбачевым»50.

Интересно, восхищался бы Чейни Нобелевской премией своего президента, если бы тот разрушил американскую оборонительную систему? Если бы Нобелевскую премию дали не Абрахаму Линкольну, а президенту Южной Конфедерации Джефферсону Дэвису?

В Кремле Чейни нашел Горбачева «в своей обычной агрессивной форме, но было видно, что бремя власти становится для него все тяжелее». Чейни поздравил советского президента с присуждением Нобелевской премии.

* * *

Вот как характеризует обстановку в стране осенью 1990 г. А.С. Черняев, которого трудно обвинить в стремлении к преувеличениям: «К началу осени атмосфера накалялась не по дням, а по часам. На Горбачева она наваливалась не только из печати, радио и телепередач. Сотни телеграмм из всех концов страны ложились ему каждодневно на стол: преступность разворачивается во все более изощренных и страшных формах – убийства, разбои, наглые грабежи, изнасилования малолетних, оружие попадает в руки бог знает кого и в неимоверных количествах… Проклятия в адрес президента, не способного навести порядок»51.

Во второй половине ноября 1990 г. стало казаться, что ужас потери власти пробудит мужскую твердость в президенте Горбачеве. Он бросился в Верховный Совет СССР с предложениями о реорганизации органов государственной власти. Созданный совсем недавно Президентский совет был распущен. Его фактически заменил Совет Безопасности. Большие полномочия были даны Совету Федерации (состоявшему из председателей Верховных советов союзных республик).

Явно реализовывалась президентская форма правления. Не было лишь достойного этого поста президента. Царь имел все царские атрибуты, кроме характера.

Речь зашла о создании «президентских префектов», которые представляли бы президента в отдельных регионах, возвращая утерянную власть центру. Горбачев, возможно, впервые был похож на вождя, который овладевает секретом власти. 23 ноября он представил проект Союзного договора, в котором власть республик была существенно увеличена, а их лидеры автоматически включались в Совет Федерации.

Но – грозный знак – Украина обусловила свое подписание Союзного договора принятием конституции республики. Четыре республики оставили за собой право создать собственные вооруженные силы (Россия, Украина, Белоруссия, Армения). И все зарезервировали за собой право вести собственную внешнюю политику. Украина, Белоруссия и Молдова объявили о своем принципиальном нейтралитете; Украина и Белоруссия – о безъядерном статусе. Возможно, критическим ударом нового феодализма по поникшей великой стране был договор, подписанный Россией и Украиной о противодействии Центру.

Так называемые «левые» не дремали тоже – 18 ноября группа депутатов-демократов призвала Горбачева, либо начать реформы, либо уйти в отставку.

Патриотов Советского Союза стало охватывать отчаяние. В конце ноября 1990 г. министр обороны Язов появился на национальном телевидении с предостережением, что советские войска прибегнут в случае нападения на них к самозащите. Через несколько дней глава КГБ Владимир Крючков выступил по национальному телевидению с предупреждением: Советский Союз находится под угрозой дезинтеграции. «Быть иль не быть – вот выбор для великого государства».

На следующий день 53 депутата-«консерватора» (включая секретаря ЦК по ВПК Бакланова, маршала Куликова (23 года командовавшего войсками ОВД), начальника генерального штаба генерала Моисеева, командующего ВМС адмирала Чернавина, командующего сухопутными войсками генерала Варенникова, командующего внутренними войсками генерала Шаталина, несколько членов Академии наук, патриарха Алексия Второго) потребовали осторожного отношения к оборонительной системе страны.

Горбачев 23 ноября начал предупреждать всех, кто его еще слушал, о надвигающемся «параличе власти». Не поздно ли он понял это? Полугодом ранее такая оценка имела бы, возможно, решающее значение и вызвала бы общественную мобилизацию. Сейчас же силы развала оседлали гоголевскую тройку обезумевшей России.

Ельцин

Восхождение главного противника Горбачева – Б.Н.Ельцина – к вершинам политического Олимпа началось, по сути, в 1989 г., когда его, наконец, «заметили» американцы. 12 сентября 1989 г., опоздав на тридцать минут, он прибыл к западному (рабочему) крылу Белого дома, призванный организацией по борьбе со СПИДом за 25 тыс. долл. прочитать лекции в США.

На протяжении восьми дней Ельцин выступил в Нью-Йорке, Вашингтоне, Балтиморе, Чикаго, Филадельфии, Миннеаполисе, Индианаполисе, Сан-Франциско и Лос-Анжелесе. Буш тогда еще опасался принимать Ельцина: какой будет реакция Горбачева? В представлении президента Буша Ельцин был «отвязавшейся пушкой» на скользкой, колеблющейся палубе советской политики. Приверженец крепких напитков, угрюмо-мрачный параноик, лишенный внутренней дисциплины, он способен только на спектакль, который дискредитирует и Горбачева, да и самого Буша.

Но уже сложившаяся группа экспертов в США стала приходить к мнению, что Ельцин «даст больше, быстрее и надежнее», чем Горбачев. Лидером этой группы был заместитель главы ЦРУ Роберт Гейтс – главный противник «горбоцентризма» в американской политике, который считал, что Горби ненадежен, что пик его влияния в России уже пройден, что подлинно радикальные перемены произведет лишь бесшабашный Ельцин. Вторым «проельцинистом» в американском руководстве был Фриц Эрмарт, председатель Национального комитета по разведке. Он сказал Кондолизе Райе, что, хотя Ельцин эксцентричен и склонен к авантюре, он осмелится на то, на что Горбачев уже не осмелится.

Советник президента по национальной безопасности, его друг и ближайший помощник Брент Скаукрофт постепенно склонялся к мысли о полезности Ельцина для Америки. Встреча с ним дала бы президенту Бушу дополнительные возможности воздействовать на руководство СССР. Будучи в той же должности, Скаукрофт в 1975 г. отказался от встречи с Солженицыным; нынешняя обстановка в Советском Союзе, полагал Скаукрофт, не позволяет замыкаться на Горбачеве.

* * *

Встречу следовало представить как «спонтанную». Президент и вице-президент как бы случайно зайдут в комнату, в которой по немыслимой случайности будет находиться Ельцин.

Но Ельцин, известный самодурством своего характера, создавал проблемы американцам. Прибыв в Западное крыло Белого дома с «черного входа», Ельцин (сообщает глава европейского направления при президенте Буше Роберт Блеквил) остановился, поднял руки и объявил, что не пойдет дальше, если не увидит президента Буша. Когда Кондолиза Райе встретила Ельцина у входа, Ельцин буркнул: «Это не то место, через которое посетители приходят к президенту». Райе: «У вас назначена встреча с генералом Скаукрофтом». Ельцин скрестил руки на груди и ответил: «Я не пойду никуда, если вы не дадите мне гарантий, что я встречу президента!»

Говоря по-русски, Райе пыталась завести Ельцина в Белый дом, но тот буквально уперся. Наконец Райе неожиданно сказала: «Боюсь, что генерал Скаукрофт слишком занят, и если мы не собираемся увидеть его, мы должны сообщить об этом ему». Ельцин обмяк: «Тогда пошли».

Райе завела Ельцина в кабинет Скаукрофта – большую комнату с французскими окнами, выходящими на север. Буш зашел сюда примерно на пятнадцать минут. Ельцин обрел свою лучшую форму. Когда президент ушел, Скаукрофт задал Ельцину лишь один вопрос: «Каковы цели этой поездки?» Ответ Ельцина длился безостановочно более часа. «Я отдам 15 процентов советской экономики в частные руки» и т. п. Как утверждают очевидцы, Скаукрофт заснул, чего Ельцин, к счастью, не заметил. К концу ельцинского монолога заглянул вице-президент Дэн Куэйл: «Я читаю обзоры прессы о вас. Читаете ли вы обо мне?» Ельцин хмыкнул.

Присутствующие американцы все как один отметили, что во время встречи с президентом Бушем-старшим Ельцин не смог изложить своей политической программы. Эти присутствующие были склонны после встречи «занизить» политический вес Ельцина как политического легковеса, который, скорее всего, вскоре сойдет с политической сцены.

Кто-то сказал, что самым важным американцем, встреченным Ельциным в США был «Джек Дэниэлс», исконно американское виски. Но Ельцин был не так прост. Обращаясь к прессе, он сказал, что предоставил американскому президенту план из десяти пунктов «как спасти перестройку».

В Москве Горбачев был несказанно огорчен встречей Ельцина с президентом Бушем. А тут еще выступление известного дипломата Лоуренса Иглбергера в Джорджтаунском университете: «При всех своих рисках и неясностях, «холодная война» была замечательно стабильным периодом в отношениях между великими державами. Внезапное окончание противостояния Востока и Запада может привести к краху правительств, к хаосу, к переходу к диктатуре».

* * *

В 1990 г. американская разведка оценила шансы Ельцина на избрание Председателем Президиума Верховного Совета Российской Федерации как достаточно реальные. И Борис Ельцин, действительно, занял эту должность, став фактически президентом Российской Федерации.

Американцы стали гораздо внимательнее присматриваться к Ельцину, который отныне мог сделать для американской сверхдержавы прежде немыслимое – просто лишить ее глобального соперника.

12 июня 1990 г. Верховный Совет Российской Федерации принял декларацию о суверенитете. Это был прямой вызов легитимности горбачевского Центра. Вслед за российским парламентом декларацию о независимости 20 июня принял Узбекистан, 23 июня – Молдова, 16 июля Украина, 27 июля – Белоруссия. Далее начался каскад провозглашения суверенитета внутри республик. Карелия провозгласила суверенитет 10 августа, далее последовали Татарстан, Башкортостан, Бурятия в РСФСР; Абхазия в Грузии.

Ельцин, с точки зрения Мэтлока, «исходя из своего политического инстинкта, говорил людям то, что те желали услышать… Процветание ожидает за углом, стоит лишь принять правильное решение». Первый заместитель Ельцина Хазбулатов потряс американцев тем, что весьма неожиданно предсказал наследование Российской Федерацией Советского Союза. «Союз будет превращен в весьма необязательную федерацию, которой не понадобится даже конституция и у которого не будет даже атрибутов единой страны». Он жестко стоял за передачу всех подлинных прав республикам. Он первым выступил за посылку «российских дипломатов» во все посольства СССР.

Почему американцы, «имея на руках» Горбачева, постепенно начали склоняться (начиная с 1989 г.) к поддержке противостоящего ему на внутрисоветской арене Ельцина? Все объясняется геополитическими соображениями: «Ельцин выступал за более быстрые сокращения советского военного бюджета (чем Горбачев), он выступал за самоопределение балтийских республик. Его политика была ближе к нашей, чем политика Горбачева»52. Такие соображения поднимали значимость Ельцина, каким бы ни был его умственный горизонт.

Горбачев не мог этого не понимать, но он уже склонился перед «дядей Сэмом». Президент СССР метался в бессильной злобе. «Правда» перепечатала из итальянской «Реппублики» статью итальянского спецкора Цуккони, который саркастически изобразил пребывание Ельцина в США.

Ельцин старался показать в этом беспринципную враждебность Горбачева, не брезгающего никакими приемами. На одном из собраний Ельцин обвинил КГБ – ведомство делает его движения на пленке нелепыми, а речь – косной. Встал пожилой мужчина с заднего ряда: как же можно искажать действия одного лица и при этом не касаться поведения и речи всех остальных. Пригвожденный Ельцин замолк.

Ельцин бросился создавать в Российской Федерации президентскую республику, он как неотвратимая судьба шел по стопам ставропольца. Народ замолчал, правда и ложь переплелись. Россия уходила из своего исторического лона, она крушила труд десятков поколений. Рухнуло творение великих наших предков. Теперь Ельцин мог сокрушить ненавистного ему Горбачева. Правда, для этого ему нужно было сокрушить страну, главой которой был Горбачев.

* * *

Мечущийся в прострации Горбачев постарался в середине августа 1990 г. присоединиться к Ельцину и создать нечто вроде политического тандема на основе создания экстренного экономического плана. Горбачев и Ельцин обсуждали план «перехода к капитализму». Оба «злых гения» российской истории выдвинули своих кандидатов в эту комиссию, которую возглавил академик Станислав Шаталин. От Горбачевского президентского совета сюда вошли такие люди, как академик Петраков, от правительства РСФСР – Григорий Явлинский и Борис Федоров. Основой совместной работы стал план «500 дней» – творение безумного оптимизма. Газета «Известия» дала изложение этого плана для всеобщего обозрения. Да, в руки звероподобного хирурга попала несчастная Россия…

В августе 1990 г. постоянный визави посла Мэтлока Бочаров (депутат обоих Верховных Советов – СССР и РСФСР) впервые предсказал выделение России из СССР, а затем создание в результате переговорного процесса новых объединительных структур. Если Горбачев будет по-прежнему колебаться, Россия во главе с Ельциным устроит распад, бунт против Центра. Бочаров предвидел создание некого подобия Европейского союза – группа государств с неким единым экономическим пространством, подобием Европейской комиссии в Брюсселе и парламента в Страсбурге. Мэтлок впервые написал тогда в Вашингтон о возможности распада СССР.

Между тем завязавшийся союз Горбачева и Ельцина продлился недолго – 16 октября 1990 г. Ельцин резко отверг горбачевский вариант экономического плана и заявил, что применит нетронутым «план Шаталина» в пределах Российской Федерации. Теперь любые экономические наметки Горбачева становились фантазиями, так как крупнейшая республика – Россия отвергала их с порога. Ельцин и Хазбулатов становились величинами национального значения.

В Российской Федерации Ельцин воспользовался референдумом по поводу отношения народа СССР к национальному единству. Он добился внесения в вопросник, предлагаемый российским гражданам, предложения о введении поста президента Российской Федерации. Теперь, если он выигрывал, то получал поддержку крупнейшей республики. По мнению, в частности, американского посла, «вопрос о российском президентстве имел большое значение. Если это вело к конституционной поправке и голосованию за российского президента, то Борис Ельцин выигрывал многое. Его власть по сравнению с властью Михаила Горбачева – неизбранного президента качающейся государственной машины – возрастала»53. В телевизионной передаче, транслировавшейся на всю страну, Ельцин 19 февраля 1991 г. сказал, что Горбачев «ведет страну к собственной диктатуре». Теперь стало ясно, что союз Горбачева и Ельцина практически невозможен, и американцам следует выбирать одного из двух.

Американцев на данном этапе раздражала тактика Горбачева в Войне в Заливе. Горбачев, видимо, полагал, что ему удастся «уговорить» Саддама Хусейна выйти из Кувейта и таким образом не допустить наземной войны с возглавляемой американцами коалицией. Американцы полагали, что «победа ведомой американцами коалиции в войне, где противник коалиции был вооружен преимущественно советским оружием, затронет советский престиж и военную гордость». Американцев немыслимо раздражали жалобы горбачевских дипломатов на «жестокие бомбардировки» гражданских объектов в Ираке (представитель ССР в ООН Белоногов – послу Мэтлоку 12 февраля 1991 г.).

Именно здесь умирает поддержка американцев политику, сделавшему Америку единственной сверхдержавой. Посол Мэтлок выговаривает: «Американцы не могут позволить себе подобных комментариев. Соединенные Штаты взяли на себя основное бремя осуществления резолюций Совета Безопасности ООН, хотя это было делом всего мирового сообщества. Мы пожертвовали жизнями наших молодых людей в этом деле… Наше общество никогда не понимало неучастия, обвинений в неправильных действиях, попыток преуменьшить значимость наших потерь»54.

Как погибла Советская армия

Решающим обстоятельством для полного ослабления советской армии стало подписание на встрече глав стран – членов ОБСЕ в Париже Договора об обычных вооруженных силах и вооружениях в Европе (ОВСЕ). Речь шла об огромных сокращениях обычных вооружений и вооруженных сил на территории от Атлантики до Урала. Советское превосходство на территории, дважды в течение одного столетия подвергавшейся варварскому нашествию, обескровившему Россию, было решением Горбачева, Шеварднадзе и найденных ими военных спецов низведено на нет.

В истории ограничений вооружений, в мировой истории ничего подобного не имело места никогда. Согласно этому неслыханному договору, Москва согласилась сократить численность своих танков, самолетов, орудий, и бронетранспортеров на 70 процентов.

К моменту подписания этого договора – в ноябре 1990 г. Москва уже выводила части Советской армии из Венгрии и Чехословакии (вывод завершится в 1991 г.) и из восточных земель Германии (здесь вывод войск завершился в 1994 г.).

У западных законников, обсуждавших проблему сокращения войск, сложилось странное впечатление, что «противоположная сторона попросту умерла»55. Ко времени подписания Договора ОВСЕ одна из держав – ГДР – канула в Лету, а пять других членов ОВД изменили свое наименование, свой социальный базис, свою правящую верхушку.

Перед подписанием договора ОВСЕ в ноябре 1990 г. советские военные на свой страх и риск переместили танки и артиллерийские установки за Урал, в Азию, что, согласно западной точке зрения, «не соответствовало духу договора». Маршал Язов пытался спасти хотя бы часть отечественных вооружений, хотя бы несколько тысяч из десятков тысяч боевых машин, безумно предназначенных к уничтожению. Некоторые части были названы военно-морской обороной государства. Думаете, что Шеварднадзе помогал защитникам Отечества – стоял на стороне своего большого Отечества, которое он номинально представлял? Никоим образом.

Представлявший Вашингтон глава американской делегации на переговорах Джеймс Вулси (будущий глава ЦРУ) встретил в Москве всю верхушку советского военного командования, начиная с министра обороны маршала Язова и генерала Моисеева (начальника Генерального Штаба). Они стояли в Министерстве обороны на фоне гигантского панно, изображавшего Александра Невского после победы над крестоносцами на Чудском озере. Многие опустили головы.

Язов объявил, что не собирается ограничивать военно-морские войска. Потеряв природное самообладание, размахивая руками перед Вулси, Язов сказал, что столь огромные ограничения возможны только в будущем, когда можно будет ограничить численность американских авианосных соединений и подводных лодок.

Пришедший в неистовство Вулси отвел руки Язова и сказал: «Только через мой труп!» Когда это перевели на русский, маршал усмехнулся: «Возможно, что и так». Тогда Вулси обвинил советское военное руководство в «сознательно ложной интерпретации» подписанного договора. Язов постучал по груди и сказал: «Только через мой труп!» поведение советских военных. Догадайтесь, кому? Он жаловался Шеварднадзе: советские военные, мол, переводят оружие за Урал, в азиатскую часть. «Вы должны уничтожить это оружие в Европе». Бейкер был раздражен этими стенаниями. Он, а не советский министр, резко остановил Вулси: сейчас у Бейкера, накануне войны в Персидском заливе, были более важные дела. Бейкер произнес сквозь сжатые губы: «Вулси, заткнитесь. Вы заставляете нас терять время».

Даже Объединенный комитет начальников штабов не мог с поощрением смотреть на самоубийство второй армии мира, совершаемое Шеварднадзе и ему подобными. А Бейкер сказал, что у него осталась горечь во рту.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю