Текст книги "Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес"

Автор книги: Анатолий Мошковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 6. ТРЕТИЙ ЧЛЕН ЭКИПАЖА

Между тем красного автолета с нетерпением ждала вся Алькина семья. Из окон его квартиры чуть не каждую минуту высовывались головы его братьев и сестер: вот-вот должен был приехать их отец вместе с Алькой.

Через несколько минут дети художника шумной гурьбой высыпали из подъезда в ярких платьях и костюмчиках, с блестящими пуговками и лентами в волосах и стали бегать и прыгать во дворе, время от времени посматривая на ворота. Однако не только они поджидали художника. Видно, многие в доме узнали о скором приезде Андрея Михайловича и хотели увидеть его последнюю работу; и дети, и бабушки, и дедушки – все, кто был не на работе, кучками толпились во дворе, горячо обсуждая какие-то свои проблемы.

Между группками ребят и взрослых одиноко расхаживал Колесников.

Неожиданно смех и крики замерли: во двор стремительно влетел красный автолет.

Когда Толя выскочил из подъезда, автолет обступили со всех сторон жильцы дома, и Андрей Михайлович с Алькой вылезли из него. Художник, увидев столько народу, покачал головой и сказал Альке:

– Столпотворение! Надо б и другие картины показать, а не только последнюю.

– Покажите, покажите! – раздались голоса.

– Хоть на минутку!

– На сколько угодно! – Художник с радостным удивлением оглядел жильцов.

– Аля, мчись домой, тащи… ну конечно, не самые худшие…

Алька побежал домой и через несколько минут принес большую стопку картин – тонких листов прочного легкого металла, на которых художник, как и его знаменитый учитель Астров, писал вечными, несмываемыми и не выгорающими на солнце красками. Андрей Михайлович еще раз оглядел жильцов, улыбнулся. И мягкие черные глаза его, и острая неуступчивая бородка, и даже крупный загорелый лоб в тонких морщинках – все улыбалось в нем.

Андрей Михайлович сказал:

– Пожалуйста, только, умоляю вас: с последней картиной будьте осторожней – не просохла… Алик, расставь листы на скамейках и у деревьев… Спасибо, конечно, за такую встречу, но ничего особенного, уверяю вас… – И, смущенный таким неожиданным интересом соседей к своей работе, художник быстро скрылся в подъезде.

«Какой молодец,… – подумал Толя, – такой и Альку пустил бы, если бы тот хорошенько попросил, не только в глубину моря, но и в любую точку Вселенной… Однако надо помочь Альке…» Толя взял из его рук несколько листов, скрепленных специальными узкими полосками, и пошел через толпу к скамейкам; Алька же нырнул в машину и – с сияющим лицом, осторожно держа ладонями за края, – понес к деревьям большой лист, сверкающий еще не высохшими, густо наложенными красками. Толя расставил картины на скамейках, и Алька прислонил лист к стволу платана.

Люди отхлынули от картин, чтоб получше рассмотреть их на некотором расстоянии, и почти тотчас послышались возгласы удивления. И чем дольше смотрели люди на картины, тем громче ахали, тем глубже и сосредоточенней молчали. А кое-какие старушки, которым давно перевалило за сто, вытирали глаза краешками платков. Был тут и Жора, он тоже смотрел на картины, и на толстых, добродушных губах его блуждала улыбка, и относилась она, видно, к публике, с таким вниманием разглядывавшей картины… Неужели ему не нравятся?

Отойдя от Жоры, Толя встал около Альки и стал смотреть на картины.

Он смотрел и не мог оторваться от них, словно они втягивали его, как омут, вбирали в себя, и ничего нельзя, было поделать, чтоб не поддаться им, не погрузиться в них, не смотреть на них…

Особенно поражала последняя, большая сегодня законченная. Сквозь мерцающую зелень воды проступал завалившийся набок огромный эсминец, в слизи и водорослях, свисавших с орудий, которые торчали из проклепанных башен, – из этих орудий когда-то выпускали особые штуки из стали, называемые снарядами, начиненные взрывчатым веществом. Сейчас по этой броне в колеблющемся сумраке ползали, подгибая лучи, морские звезды, крабы, и грустно смотрела подводная мгла, а из узких щелей в надстройках вверх уходили длинные полосы света… Нет, это были не полосы – вглядись получше! – это были искаженные болью и страданием человеческие лица, лица погибших моряков, и столько в них было благородства и мужества, тоски по непрожитой жизни, жалости к матерям и братьям… Лица погибших моряков чудились и в низких, приплюснутых надстройках, и в дулах орудий, и в странно изогнутых морских звездах и водорослях, и даже в самой мгле тяжелой воды, пронзенной тусклыми бликами; и она, эта вода, вся так и колыхалась, так и светилась, так и кричала этими лицами, этой тяжелой зеленью глубин, этой массивной древней броней, этим острым носом корабля, из отверстия которого торчал трехлапый, похожий на спрута якорь, этой вечной беззвучной тишиной…

Толя с трудом оторвал глаза от этой картины и перевел их на другую, стоявшую рядом, – на ней прекрасными серебряными молниями плыли дельфины, на третью – на ней сверкали в чудесном искрометном танце легкие, изящные ставридки, на четвертую…

И опять Толя вернулся глазами к картине с потопленным эсминцем. Возле нее собрались почти все жильцы, и каждый хотел подойти поближе, чтоб получше рассмотреть. Подошел и Жора. Работая локтями, он стал неуклюже, но довольно настойчиво протискиваться к ней: видно, и его в конце концов разобрало любопытство.

А Толя все смотрел на картину, смотрел… И вдруг он понял – и его прямо-таки обожгло оттого, что он неожиданно понял: моряки были такие храбрые, сражались до последнего, а он даже рот раскрыть боится, боится прямо сказать обо всем Альке.

Толя вытянул его за руку нз толпы, отвел в сторонку и, решив ничего больше не скрывать от него, в упор, немножко даже свирепо посмотрел в ясные, добрые Алькины глаза и негромко сказал:

– Алька, полетим с нами… Я прошу тебя… Ты нам очень, очень нужен…

– Туда? – Алька поднял вверх глаза и улыбнулся своим худеньким треугольным личиком.

– Туда.

– И есть на чем? – Глаза его понятливо и сочувственно светились.

Толя кивнул и чуть не крикнул от радости и благодарности:

– Ты не пожалеешь, Алька! Это будет прекрасный полет! Ну, иди к отцу. О подробностях чуть попозже…

Глава 7. ГДЕ ВЗЯТЬ ЧЕТВЁРТОГО И ПЯТОГО?

Толя быстро подошел к Колесникову и сказал:

– Есть третий член экипажа.

Колесников поморщился и еще раз заметил, что Алька очень незавидный космонавт, однако выбирать не приходится, велел действовать в том же духе и отошел от Толи.

Где же взять четвертого и пятого? Они нужны были как еще раньше объяснил ему Колесников, для того, чтоб соблюсти положенный вес звездолета и чтоб можно было управлять им в полете, меняясь: один сидит в рубке управления у штурвала и клавишей, четверо отдыхают и развлекаются, потом принимает вахту второй, потом – третий, ну и так дальше…

Толя пошел домой. Когда он обедал, раздался телефонный звонок: Колесников опять напомнил ему, что он должен со всей присущей ему мягкостью и осторожностью во второй раз поговорить с Леночкой: может, она все-таки вступит в их экипаж…

– Но она никуда не рвется! – выдохнул в телефонную трубку Толя. – Она так счастлива, что ее выбрали из множества девочек! Не нужны ей другие планеты!…

– Ты в этом уверен? – чуть насмешливо спросила трубка голосом Колесникова.

– Уверен, – сказал Толя не очень уверенно. – Не могу же я…

– Слушай, – неожиданно прервал его Колесников, – а ты говорил ей, что есть такие планеты, где девочки ходят в волшебных платьях, сотканных из тончайших нитей – золотых, серебряных или платиновых, и стоит шепнуть приказ, и такое платье, благодаря особому, микроскопическому, спрятанному в ткань кибернетическому устройству, меняет цвет и фасон и даже само может автоматически надеваться и сниматься; и что на тех планетах столько таких платьев – входи в магазин и любое снимай с вешалки!

– Не говорил, – признался Толя. – А что, есть планеты с такими платьями?

– Должны быть! – слегка рассердился Колесников. – Если не говорил, так скажи… Для того и летим, чтоб найти такую планету.

Говоря по совести, Толя хотел отправиться в полет совсем не для того, чтоб разыскать планету, где можно получить такое волшебно-кибернетическое платье из серебряной, золотой или даже платиновой нитки. Да и вряд ли Леночка согласится полететь только из-за таких платьев… Она не тряпичница!

– А говорил про планету, где есть волшебные туфельки, осыпанные изумрудами и с алмазными каблучками? Что есть там туфельки с крошечными колесиками и моторчиком в каблуках; стоит сказать им: «Несите меня, туфельки!», они и понесут, и никакого транспорта не нужно.

– А разве могут быть такие планеты, на которых до этого додумались? – прямо-таки изумился Толя, но опять у него мелькнула мысль: вряд ли Леночка захочет полететь из-за этих туфелек, пусть и волшебных; Колесников плохо понимает Леночку, если так думает о ней…

– А почему ж нет? Есть такие планеты! – ответил Колесников. – Техника стала куда сильней и надежней человека: не болеет, не ошибается и не требует еды…

– Да, но создал ее человек? Что без него техника?

– Ерунда! – возразил Колесников. – Она стала куда сложней, гибче, тоньше человека, она решает в минуту задачи, для решения которых человеку нужны месяцы… И вообще, что ты завел об этом? Я вижу, ты похож на Альку, каши с тобой не сваришь. Ни капли фантазии! А говорят еще – мечтатель… Не смог поговорить как надо с Ленкой! Психологии не понимаешь, а еще Звездин! Сын вице-президента! Видно, придется мне и за это взяться…

– Я… Я еще раз попробую… – пообещал Толя, услышал в трубке частые гудки и вздохнул.

Что ж теперь делать? Дождаться, когда Леночка придет с репетиции, и фантазировать про разные такие планеты, где изобрели невиданные туфли и платья? Нет уж. Ни слова не скажет он ей об этом… Надо сказать о чем-то большом, важном, необычном…

Толя вышел из квартиры и, не зная, что делать, стал расхаживать по двору.

Вот-вот должна была явиться Леночка. Но что сказать ей, чтоб согласилась совсем добровольно, чтоб ее по-настоящему потянуло посмотреть иные миры?…

Думая об этом, Толя пошел к воротам и здесь чуть не столкнулся с Леночкой.

И едва узнал ее. Она уже не летела, как обычно, в легких туфельках со сверкающими синими камешками на пряжках, а просто шла. Камешки на ее туфельках были, но почему-то совсем не сверкали. И лицо слегка припухло от слез, и волосы потряхивались не в такт ее шагам, и плечи опустились.

Толя оробело смотрел на нее и не посмел даже открыть рот, чтоб спросить, в чем дело.

«Ну и день сегодня!» – думал он, шагая к Колесникову.

– У нее что-то случилось, – сказал ему Толя, – ни на кого не смотрит, никому не улыбнется…

– Вот и надо развеселить ее. Предложил бы полететь с нами, – ответил Колесников. – Скорость будет такая – дух захватит! Не до грусти будет…

– Мне было жаль ее, неловко и предлагать.

– Жалостью делу не поможешь! – сказал Колесников. – Нам пора улетать, и она должна быть с нами. Хорошо, я сам с ней поговорю…

– Не надо, Колесников! – вдруг загорячился Толя. – Я еще раз попробую…

– Ладно, только но тяни. Завтра в десять утра я зайду к ней.

Толя проснулся ни свет ни заря, вышел во двор, уселся на скамейку и стал потихоньку посматривать на окно Леночки. Прошел час, однако она не появлялась в нем, не напевала, не расчесывала волосы.

Минут через тридцать должен был появиться у нес Колесников, и тогда Толя набрался храбрости и громко позвал Леночку. Она выглянула из окна, непричесанная, грустная.

– Спустись на минутку! – попросил Толя. – Или я к тебе забегу.

– Ладно.

Забыв, что в доме есть лифт, Толя помчался вверх по лестнице, нажал на золотую кнопку возле ее двери и вошел.

Леночка сидела у маленького столика и смотрела в угол. Толя уставился на нее и не знал, с чего начать. Чтоб успокоить себя, он присел на упругий диванчик и, моргая, стал усиленно искать нужные слова.

– Лен, – сказал он, – Лен… Пошли на улицу, к морю… И ребят позовем… Искупаемся…

– Не хочу я к морю!… Ничего я не хочу… И в этом спектакле не буду участвовать! – Из ее больших синих глаз неожиданно брызнули слезы.

У Толи перехватило дыхание.

– Почему?

– Другую выбрали на главную роль, другую, а не меня… А мне так хотелось выступить. Моя мама говорит, что ничего страшного не случилось, что не нужно спешить и рваться на главную роль, что…

Леночка опять заплакала.

– Ну не надо, Лен… Правильно говорит мама… Сегодня та девочка в главной роли, завтра – ты… А вообще-то насчет родителей… Хорошие они и желают нам только добра, но я иногда обижаюсь на них… Не пускают, куда хочу, считают, что я ничего не умею мало что понимаю и должен покорно ждать, пока вырасту. А я не хочу ждать! Я хочу сейчас все видеть, все знать! Я, например, скоро улетаю в далекое космическое путешествие: увижу планеты, где все так непривычно, неожиданно, ослепительно! Где живут совсем иные разумные существа, совсем иные животные и растения и у мыслящих существ совсем иные мечты…

В глазах Леночки зажглись удивление и зависть:

– А меня бы ты не взял с собой?

Толя задумался и угрюмо сказал:

– Но этот полет рискованный…

Леночка мгновенно вскочила с кресла:

– Меня ничто не пугает!

– И там может не оказаться таких планет, на которые ты хотела бы попасть…

– Окажутся! Я слышала, что…

В это время дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Колесников.

– Ну как тут у вас дела? – спросил он, поглядывая на Толю.

– Леночка, кажется, хочет лететь…

Глава 8. СРОЧНО НУЖЕН БАЛЛАСТ

Когда Леночка захотела присоединиться к ним и осталось только одно свободное место, Колесников сказал, что «Звездолет-100» может взлететь и без пятого члена экипажа. Он сказал это, когда все по его просьбе собрались на следующий день на скамейке бульвара Открытий, неподалеку от их дома.

– А корабль не будет слишком легким? – спросил Толя. – Не случится авария?

– Вместо пятого члена экипажа, – пояснил Колесников, – возьмем балласт: каждый захватит с собой по десяти килограммов каких-нибудь вещей, только не очень объемных…

– Книги! – выпалил Толя, но тут же спохватился: – А может, лучше взять добавочное топливо?

– Тише! – попросил его Колесников. – Спокойней! Все, что касается технического оснащения и питания звездолета, я беру на себя; я уже изготовил второй ключ от корабля и точно высчитал, когда его заправят топливом, пищей и всем необходимым и он будет готов к полету, и вот здесь-то мы с вами… Ну, в общем, понимаете… Это будет завтра вечером… Итак, берите с собой груз.

– Я захвачу побольше красок и листов для живописи; вот попишу там, вот порисую! – обрадовался Алька, и Колесников не возразил ему.

– И я постараюсь ничего не забыть, – улыбнулась Леночка. – Ой, смотрите, Обжора!

И правда, возле низкой ограды бульвара медленно прошел Жора; одно ухо его, как радиолокатор, было чутко направлено на ребят, и оба глаза настороженно косились на их скамейку. Когда он проходил возле них, все умолкли: не хватало того, чтоб он пронюхал об их завтрашнем рейсе! По лицу Жоры, несчастному и унылому, было видно, что ему страшно хочется подсесть к ребятам и узнать, о чем они секретничают. Но у них были такие замкнутые, отчужденные лица, что сразу было видно: они не испытывают ни малейшего желания подпустить его к себе даже на пять шагов…

Наконец Жора не вытерпел и спросил:

– Ребята, можно мне к вам?

– Ни в коем случае! – сказал Колесников. – Чтоб и духу твоего не было здесь! Даю тебе минуту и пятнадцать секунд.

Жора жалобно посмотрел на Леночку. Однако Леночка даже не подняла на него глаз, и тогда Жора-Обжора отпрянул от них, чтоб уложиться в отпущенное Колесниковым время.

Впрочем, ребята и сами оставались на этой скамейке не больше десяти минут; Колесников сжато и точно дал каждому задание – что захватить, что написать в оставленной на столе записке, в какое время выйти из дому незаметно и порознь, где встретиться, какой дорогой добираться до космодрома, ну, и тому подобное. На себя он взял самое трудное: принести из магазина детские космические скафандры и особые комбинезоны для высадки на планеты и другое необходимое в полете оборудование.

– Мальчики, – сказала Леночка, перед тем как Колесников разрешил им разойтись, – а если я не донесу своего чемодана?

– Я тебе помогу! – отозвался Толя, на полсекунды опередив Альку, который произнес точно те же слова.

– Никакой помощи, – проговорил Колесников. – Идти по одному. Иначе нас могут обнаружить.

– Что ж мне делать? – со вздохом спросила Леночка.

– Выбрось что-нибудь из чемодана, – был ответ: при всех Колесников и с ней разговаривал сурово. – Все. Расходимся тоже по одному… Строго держать язык за зубами! Встретимся завтра в двадцать один ноль-ноль возле музея художника Астрова…

Алька вышел в сумерках и старался держать себя так, как сказал Колесников: не вращал по сторонам головой, ни с кем из встречных во дворе не заговаривал и на вопросы, куда это он отправляется, беззаботно отвечал: «Да тут в одно местечко поблизости, скоро вернусь…»

Для каждого из членов экипажа Колесников придумал ответ.

И хотя Алька не вращал головой, но все-таки успел заметить, как с промежутком в две-три секунды из соседнего подъезда выскочил Толя с чемоданом, а из следующего – Леночка, и несла она в руках такой чемоданище, что Альке стало страшно: не дотащит его и полет не состоится!…

Однако вел себя Алька в точности так, как сказал Колесников, и так же вел себя Толя: никто из них не кинулся на помощь девочке. Ребята, как незнакомые друг другу, быстро удалялись в сторону ворот. Первым несся Толя, за ним – Алька. И когда Алька, немножко нарушая правила побега, на какую-то долю секунды кинул прощальный взгляд на родной двор с платанами и желтой будкой с двумя роботами, он увидел прячущегося за деревом Жору.

– Куда ты с таким чемоданищем, Лен? – спросил он, подбежав к девочке, и Алька подумал: вряд ли они теперь оторвутся от Земли и взлетят.

– А тебе что? Иду куда хочу! – ответила Леночка, и ответила совсем не но правилам, потому что но правилам, разработанным Колесниковым, она должна была сказать встречному: «Я к бабушке на два дня».

– Леночка! – увязался за ней Жора-Обжора. – Разреши мне помочь… Я запросто донесу твой чемоданище!

– Не разрешаю!

Оставаться у ворот было опасно, и Алька быстрым шагом пошел дальше и тут же наткнулся на Толю, который, оказывается, тоже все видел и слышал.

Ребята прошли вперед и услышали сзади топот Леночкиных ног и голос Обжоры.

– Но куда ты? Куда? – выспрашивал он.

– Там тебе никогда не бывать! – уже совсем безрассудно, вопреки всем правилам, расхвасталась Леночка. – Там прекрасно! Ослепительно! Туда таких не берут!

– Каких? – сильно стуча ногами, спрашивал Жора, и голос его звучал довольно жалобно. – Каких туда не берут?

– Туда берут таких, кто…

– Я исправлюсь… Возьми меня!

– И не думай! Нельзя! – непреклонно отвечала Леночка. – Уйди, а не то сейчас Колесников увидит тебя!

Алька с Толей прямо-таки зажмурились от страха: она забыла обо всех предупреждениях и почти выдала их!

– Значит, и он с тобой? И он? И он? – замирающим голосом спросил Обжора.

– Да! – твердо ответила Леночка. – И не дергай за чемодан, я и так едва тащу!

– Давай же его мне! Сколько можно просить! И ребята, обернувшись, увидели, как Жора выхватил из рук Леночки чемодан, водрузил на правое плечо и такими шагами кинулся вперед, что Леночка едва успевала за ним, а Алька с Толей побежали изо всех силенок, чтоб он не догнал их.

Вот наконец и большое стеклянное здание музея Астрова и Колесников с туго набитым мешком возле него.

– Что это? – Колесников каким-то образом разглядел во тьме Леночку с ее носильщиком. – Как вы допустили это!

– А что мы могли сделать? – стал оправдываться Толя. – По правилам…

Колесников опустил мешок, бросился навстречу приближающимся голосам – оттуда донесся шум возни – и вынырнул из темноты: в одной руке он легко нес громадный чемодан, другой – вел Леночку.

– Быстро! – сказал он. – Быстро!

А сзади с криком бежал Жора:

– Леночка, куда ты? Ребята, и я с вами! Огромными шагами, можно сказать бегом, мчались ребята по Марсовой улице, а за ними катился его крик. Прохожие то и, дело останавливались и удивленно глядели на бегущих с чемоданами. Колесников тащил на одном плече мешок и по-прежнему вел за руку Леночку, Толя, обливаясь потом, нес ее и свой чемоданы, а рядом бежал Алька и, как заведенный, просил дать и ему понести Леночкин чемодан.

А за ними гнался Жора-Обжора и упрашивал взять его с собой.

– Что ж нам делать? Как мы сядем незаметно в звездолет? – спросил Алька.

– А кто виноват? – совсем рассердился Колесников. – Есть один способ избавиться от него… Ленка, скажи ему что-нибудь крепкое.

– Что? – моргнула ресницами Леночка.

– Что-нибудь такое, чтоб он не шумел, не гнался за тобой, не выдавал нас, не…

– А что сказать? Я уже многое говорила ему…

– Ну, если ты не знаешь, – ответил Колесников, – остается самое плохое…

– Что, не полетим? – прямо-таки всполошился Толя. – Нет-нет, это невозможно!

– Считайте, что свой балласт вы взяли напрасно, – сказал Колесников уже у самого космопорта, видя, что Жора не отстает. – Сейчас услышат его и…

Колесников попросил Леночку привести к ним Жору при условии, что он немедленно замолчит.

– Скажи, что мы возьмем его с собой. – Колесников покрутил на длинной цепочке узкий серебристый ключ, сделанный в виде рыбки, – длинной он сделал цепочку для того, чтоб носить ключ на шее, иначе его легко потерять.

Леночка бросилась назад и привела Жору, тихого и довольного, готового слушаться и подчиняться.

Легко и быстро прошли они возле Алькиного дедушки, дежурившего в этот день на космодроме. Он кивнул им. Никто из других служащих не обратил внимания на ребят, и они быстро зашагали по бетонированному полю. Пока они шли, вверх взлетело несколько кораблей, оставляя за собой огненные хвосты – то красные, то голубые, то фиолетовые…

– А куда вы, ребята? – спросил Жора, когда они подошли к темно-синему остроносому кораблю.

– Туда. – Колесников кивнул на небо, шагнул на трапик, вставил куда-то в дверцу люка ключ, открыл, пропустил в корабль Жору-Обжору, и тот, простучав ногами по трапу, исчез внутри звездолета.

И оттуда донесся его голос:

– А зачем вы летите, ребята?

– Некогда сейчас объяснять, в полете узнаешь! – ответил Колесников и посмотрел на трех членов экипажа. – А теперь вытряхивайте из чемоданов лишний балласт, у нас теперь живой балласт есть!