Текст книги "НА ДЕСЯТОЙ ПЛАНЕТЕ"

Автор книги: Анатолий Митрофанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава десятая
ДИВНАЯ МЕЛОДИЯ

На следующий день Дубравин вновь занялся своей рацией. Ни—лия, видя, что её помощь космонавту не требовалась, подключила к антенне один из старых приемников и, вращая верньеры, прогуливалась по всем диапазонам, как это делают многие радиолюбители. Вдруг Дубравин услышал взволнованный голос фаэтянки.

– Ва—си—я! Спеши ко мне! Я, кажется, что—то поймала!

Дубравин подскочил к приемнику и, вслушиваясь в звуки, вылетавшие из него, стал настраиваться на волну передающей станции. Что бы это могло означать? Знакомый

тембр… Сначала неразборчиво, а потом все понятнее слышались слова: —

«Дубравин! Дубравин! Слышишь ли ты? Вася! Вася! Говорит „К. Э. Циолковский“! Встречай! Друзья отправились к тебе…»

«Это Ярова! Сомнений быть не может!» – Дубравин чуть не остолбенел от неожиданности. Только тот, кто попадал в кораблекрушение и, долго носясь на утлой лодчонке по волнам океана, уже терял надежду на спасение, может себе представить всю радость, которая охватила Дубравина.

«Они здесь! Со мной рядом. Корабль не улетел, а я—то думал… 3начит, спасен! Спасены фаэты. Жаль, что не могу ответить Жене».

Дубравин кинулся к шкафу, где висел его скафандр. Бегло проверив его, он быстро стал одеваться.

– Сообщи Ми—диону, всем, – радостно твердил он Ни—лии. – Наш корабль здесь. К нам едут товарищи. Я выйду встретить их, – почти бегом направился к лифту.

Долго всматривался космонавт в сероватую даль. От напряжения глаза застилало. «Найдут ли? – тревожно думал он. – Знают ли, где я?»

Но вот на фоне темного горизонта Дубравин заметил огонек, а потом и силуэт приближающейся танкетки. Она шла с зажженными фарами, далеко вперед бросая яркие снопы света.

– Сюда! Сюда! – закричал во всю мочь космонавт, как будто его могли услышать. Подпрыгивая, он замахал руками.

Но танкетка и без того держала курс в сторону убежища фаэтов. Когда она приблизилась и оставалась последняя сотня метров, Дубравин не выдержал и, делая гигантские прыжки, побежал к ней навстречу.

Танкетка остановилась, и из нее один за другим вылезли космонавты. По буквам «М», «X» и «З» на шлемах скафандров Дубравин сразу узнал, кто приехал к нему.

Некоторое время, пока Дубравин переходил из одних скафандровых объятий в другие, по радио стоял такой шум, что в нем невозможно было различить ни одного слова. Космонавты говорили все вместе, перебивая друг друга. Их восклицания, приветствия мешались в беспорядочный поток звуков.

Сквозь зеленоватую пластмассу шлемов Дубравин видел близкие ему улыбающиеся лица друзей и не чувствовал, как по его щекам скатывались слезы.

– Да ты никак, дружище, плачешь? – спросил его Медведев, подойдя вплотную к Дубравину.

– Не знаю, Виктор! Есть от чего заплакать, – Дубравин не стыдился своих чувств. – Не ожидал я этой встречи. Думал, не скоро свидимся, да и вообще могло все кончиться гораздо хуже. Что ни говори, а сейчас нет человека счастливей меня.

Космонавты молча слушали Дубравина. Да, многое довелось испытать ему, пережить, пораздумать. Они прекрасно понимали состояние товарища, который, оказавшись на первых порах в неизвестном одиночестве, выдержал все испытания и вот теперь снова был среди своих.

– Ты просто молодец! – похвалил Медведев товарища. – Эх, а сколько рудников и шахт мы облазили, разыскивая тебя и фаэтов. Десятки! Мы все время думали, что тебя засыпало в какой—нибудь шахте и ты не смог выбраться из обвала.

– Плохой бы я был уральский геолог, если бы меня завалило в шахте.

– Но как хочешь ругай нас, а должен признаться, мы считали тебя погибшим. Обыскали кругом все, но тщетно. Ты не оставил никаких следов… Все мы, Василий, счастливы не меньше тебя. Однако, как ты мог подумать, что мы улетели с Цереры? – поинтересовался Медведев.

– Сам не знаю. Но мне казалось. Наверное, просто ослабел духом, – сбивчиво начал Дубравин. – Прошло ведь так много времени.

– Ты пропал по—земному полтора месяца тому назад.

– Ну! А я думал, прошло не менее полгода! То—то мне всегда казались такими короткими фаэтовские сутки. Я никогда не мог выспаться. Мои часы после удара молнии испортились, а странное времяисчисление фаэтов меня окончательно сбило с толку.

– Верно говорят – счастливые часов не наблюдают, – дружески пошутил Запорожец. – А ты – счастливый, Вася!

– Ты, душа моя, не представляешь, как мы вчера радовались и как ликуют сейчас наши на корабле, зная, что мы встретили тебя, – и Хачатуров еще раз крепко стиснул Дубравина в объятиях.

– Спасибо, товарищи! Лишь теперь благодаря вам я перестал чувствовать себя былинкой, затерявшейся в космосе. Впрочем, не в этом дело. Не будем терять времени! Следуйте за мной! – Дубравин указал на приоткрытый люк.

Спуск в лифтовой шахте занял минуты три. Затем Дубравин ввел космонавтов в промежуточный тамбур и, заполнив его воздухом, предложил товарищам снять скафандры.

– Воздух здесь разрежен, словно мы находимся на горе высотой в четыре километра, – заметил Медведев. – Причем довольно—таки чистый.

– Теперь на правах полухозяина я поведу вас в приемный зал, – сказал Дубравин с торжественным оттенком в голосе и церемонно пригласил космонавтов. – Проследуем туда, где прибывших посланцев Земли ожидает старейшина Ми—дион, окруженный последними фаэтами. Прошу!

«Какой будет эта первая официальная встреча представителей двух планет?» – не без любопытства подумал Медведев, входя в зал, залитый трехцветным сиянием. Посредине обширного помещения, с потолком в виде сверкающего купола, поджидая гостей, стояли бледнолицые фаэты в голубоватых одеяниях.

– Я счастлив, что могу от имени народа великого Союза Республик и всех людей Земного шара приветствовать вас, жители Фаэтии! – Медведева невольно захватила торжественность этой минуты.

Дубравин тут же переводил его слова.

Медведев сделал легкий вежливый поклон и отрекомендовался:

– Капитан корабля. «К. Э. Циолковский» – Медведев. А это мои друзья, члены экипажа: Запорожец, Хачатуров, и он тоже, – капитан указал на Дубравина.

Ми—дион понимающе закивал головой и протянул руки вперед, как бы приглашая космонавтов садиться. Видно было, что он сильно растроган. Его старческие губы мелко дрожали, большая голова раскачивалась сильнее обычного.

– От имени нашего правительства мы приглашаем вас – Медведев в этот момент почувствовал себя человеком, выполняющим историческую миссию, – переселиться на Землю!

Внимательно выслушав то, что перевел ему Дубравин, Ми—дион скрестил руки на груди и хотел что—то произнести, но не мог. Казалось, он утратил дар речи. Подрагивание губ выдавало его необычайное волнение.

Остальные фаэты тоже молчали, ожидая, что ответит старец.

Было видно, что предложение Медведева вызвало у них смятение. Высказанное так неожиданно, оно застало их врасплох своей реальностью. Хоть они и мечтали покинуть казематы, в которых томились веками, но когда пришло избавление, как ни странно, захотелось его чуть отдалить. Не хватало решимости на такой шаг. Пугала неизвестность будущего.

– Люди! – начал Ми—дион неуверенно. – Не могу найти выражений, чтобы передать вам всю нашу признательность, – старец указал на расположившихся возле него фаэтов, которые тотчас же одобрительно закивали головами. – Какое благородство проявляете вы и участие к нам, несчастным фаэтам. Да будьте благословенны! Пусть будут всегда счастливы матери, давшие вам, мудрым, бесстрашным, красивым духом, жизнь. Пусть вечно процветает родина, вскормившая и воспитавшая вас.

Ми—дион смолк. Наконец, снова собравшись с духом, он заговорил.

– Он просит нас, друзья, – переводил Дубравин, – послушать музыку. Ми—дион считает, что она в эту счастливую минуту лучше всяких слов выразит чувства, которые переживают фаэты.

– Пожалуйста. Мы с большим удовольствием послушаем, – согласился Медведев.

И вдруг, словно с дуновением ласкового ветерка, в зал впорхнули сотни чудных звуков и закружились в вихре необыкновенной мелодии. Это была настоящая лирическая симфония. То, как сказочный дождь из невидимых звуков, она лилась сверху, то взлетала снизу фонтанами рассыпающихся звуковых брызг. В ней слышались и перезвон серебряных колокольчиков, и чарующие напевы свирелей, и лишь под конец раздались ликующие торжественные аккорды, звеневшие как песнь победы.

Космонавты заслушались и не заметили, как музыка, постепенно затихая, растаяла под куполом.

– Ах, душа моя, как замечательно! – воскликнул Хачатуров.

Космонавты разделяли восторг своего друга. Радовались и фаэты – судя по выражению их лиц, они были очень довольны, что доставили гостям приятное. Фаэты держались уже свободнее, исчезла скованность в их движениях. Ни—лия, посматривая на Дубравина, улыбалась, Ми—дион подсел к Медведеву, Хачатуров пытался объяснить что—то Ги—диону.

– Армения – родина, понимаешь, – доносились обрывки его фраз.

Такая непринужденная обстановка возникает, когда собираются хорошие друзья.

– Вы построили замечательную машину – эфиролет, – сказал Ми—дион Медведеву. – Но сможет ли он увезти всех нас?

– В ней могут свободно разместиться сто человек. Вы скоро увидите его, Ми—дион.

– Ию! – удивился фаэт.

– На астероиде долго мы задерживаться не можем. Зачем подвергаться излишним опасностям. А потом – наступает самый благоприятный срок отлета на Землю, – Медведев стал излагать план действий. – Из вещей, очевидно, надо взять только то, что представляет историческую или научную ценность.

Ми—дион пожелал, чтобы на Землю была увезена хоть часть музыкальных и художественных произведений.

– С этим согласен. И обязательно захватите ноты чудесной музыки, только что прослушанной нами, – улыбнулся Медведев.

– А драгоценные камни и жемчужный металл! Ми—дион просит обойти с ним кладовые сокровищ, – перевел Дубравин.

– Посмотреть на драгоценности фаэтов? Это интересно. Но с собой не возьмем ни одной безделушки, ни одного грамма золота. Не за этим мы прилетели сюда. Пусть эти «сокровища» так и останутся на Церере.

Сообщив на корабль, чтобы там не беспокоились, космонавты решили задержаться у фаэтов и обстоятельно познакомиться с условиями их жизни, устройством убежища, конструкцией машин.

На третий день, закончив экскурсии по машинным залам, хранилищам, плантациям, космонавты вместе с Ми—дионом стали составлять список имущества, намечаемого к вывозке.

Вещей оказалось так много, что и за пять рейсов «К. Э. Циолковского» не удалось бы переправить их на Землю.

– Как? Вы оставляете богатства, накопленные народами Фаэтии в течение многих веков! – воскликнул пораженный Ми—дион, когда Медведев беспощадно вычеркнул из списка все наименования драгоценностей. – Разве вы не хотите иметь жемчужный металл?

– Нет, Ми—дион. Золота нам не нужно. У нас достаточно своих богатств. Книги, научные рукописи – это другое дело. В них ваша история, ваша жизнь.

Пять дней космонавты перевозили на танкетке к кораблю различные грузы. По пути ее движения образовалась широкая и ровная дорога. Небольшая сила веса на астероиде позволяла людям легко поднимать даже тяжелые ящики и тюки.

Наконец на поверхность планеты поднялись и фаэты, облаченные в скафандры. Первым на черную почву Цереры ступил Ми—дион, за ним по пеплу, лежащему толстым слоем, следовали остальные. С робостью и грустью смотрели они на родную и такую печальную сейчас местность.

Жалость к фаэтам пронизала сердце Дубравина.

«Ох, как тяжело им сейчас, – подумал он. – Потерять все – это что—нибудь да значит». Но на лицах Ни—лии и Ги—диона он не прочел чувства горя или страха. В их глазах выражались растерянность и любопытство.

Когда танкетка подъехала к кораблю, Ми—дион всплеснул руками.

– Это и есть ваш эфиролет? Какая махина! – в старческом голосе слышалось неподдельное изумление. Расширенными глазами смотрели на корабль и другие фаэты.

– Да, вы видите нашего «Циолковского», – не скрывая гордости, ответил Дубравин.

– Ци—ол—ков—ский, – раздельно произнес старец. – А что означает такое?

– Циолковский Константин Эдуардович – это великий деятель науки, – начал объяснять Дубравин. – Он всю жизнь страстно мечтал о межпланетных полетах, разрабатывал проблемы, связанные с ними. Как видите, его мечта и осуществилась. Его именем назван наш корабль.

– О – о! Это был большой человек! – заключил Ми—дион. Фаэты вышли из танкетки и с огромным любопытством осмотрели корабль со всех сторон.

Неожиданно Ни—лия покачнулась и с легким стоном упала на руки Дубравина. Космонавт с ужасом увидел, что глаза фаэтянки закатились, а лицо приобрело мертвенно—бледный цвет.

– С Ни—лией плохо! – в отчаянии крикнул Дубравин, не зная, как ей помочь. Раскрыть скафандр в условиях разреженной атмосферы – значило бы убить фаэтянку.

– Быстрей в корабль! – вывел Дубравина из замешательства окрик Медведева.

Космонавт подхватил девушку на руки и быстро взобрался по трапу.

– Женя, помоги! Ей помоги, – остановил он бросившуюся к нему Ярову. – Я жив и здоров.

Ярова радостно вскрикнула, но было не до объяснений. Быстро сняв с фаэтянки шлем, она помогла Дубравину освободить ее от скафандра. Ни—лия едва дышала, но сердце ее, хоть и слабо, билось ровно.

– Обморок, – поставила диагноз Ярова. – Сейчас пройдет.

И действительно, фаэтянка начала приходить в себя. Послышался глубокий вдох. Затем Ни—лия, открыв глаза, протянула Яровой, сидевшей у ее изголовья, руку.

– Зу—лей! – тихо пропела она незнакомое для Жени слово.

– Она благодарит тебя, – пояснил Дубравин. Женя порывисто расцеловала фаэтянку, а потом, показывая на Дубравина, шепнула:

– Это за него! Зу—лей!

Фаэтам отвели каюты и попросили чувствовать себя на корабле, как дома, среди своих. Дубравин проинструктировал их, как открывать двери в непроницаемых переборках, как пользоваться корабельным оборудованием. Как вести себя в случае опасности, если будет подана команда: «тревога».

Фаэты быстро осваивались.

– Мы безмерно счастливы, что судьба свела нас с вами, – говорил Ми—дион Дубравину.

Остаток дня космонавты употребили на сооружение своеобразного памятника в ознаменование их пребывания на астероиде. Из металлических конструкций, взятых из убежища фаэтов, воздвигли высокую башню, увенчанную пятиконечной звездой. На стенах памятника электросварочным аппаратом были сделаны короткие надписи на двух языках – русском и фаэ.

«Здесь, на обломке некогда существовавшей десятой планеты солнечной системы, побывали советские люди. Мы прилетели сюда на космическом – корабле „К. Э.Циолковский“. Вместе с нами отсюда улетели на Землю последние потомки фаэтов, переживших ужасную катастрофу своей планеты.

В. Медведев, В. Дубравин, Т. Данилова, Е. Ярова, А. Хачатуров, В. Бобров, Г. Запорожец, А. Кулько, Старейшина фаэтов Ми—дион».

Рядом космонавты нарисовали схему, изображающую. Солнце и планеты, обращающиеся вокруг него, а пунктиром показали условный путь корабля от Земли до Цереры. Внутри башни уложили документы, привезенные с Земли. На десяти языках коротко излагалось описание планет солнечной системы, развитие жизни на Земле и достижения человечества. Написанные на стекле и металле, документы были помещены в стеклянный шар, покрытый толстым слоем резины, асбеста и заваренный в сферическом футляре из нержавеющей стали.

В день отлета Медведев разрешил Дубравину разбудить фаэтов до наступления рассвета, чтобы дать им возможность в последний раз посмотреть на родные места, проститься со своей планетой и полюбоваться восходом солнца.

Рассвет еще не брезжил, когда фаэты собрались в астрономической рубке. В иллюминаторы был виден лишь черный мрак ночи, окружающий корабль. Еле—еле мерцали звезды. Вдруг тонкая золотая змейка обозначила далекий горизонт В тот же миг по черному небу, среди звезд, мелькнули синие стрелы. Желтея внизу, они сходились вместе, то рассыпались вспышками слабого света. И вот, рассеивая мрак оранжевыми лучами, из—за гор выкатился золотой мяч Солнца. Какое оно здесь небольшое!

– Прощай, моя родина, – горестно прошептала Ни—лия. Одетые на шее у фаэтянки ларингофоны по радио донесли ее никому не предназначавшиеся слова до слуха Дубравина, который тоже стоял у иллюминатора рядом с Ни—лией.

– Ты что, Ни—лия? – Дубравин хотел отвлечь ее от тяжелых размышлений.

– Ничего, Ва—си—я. Мне немножко тягостно. Здесь жили мои предки, а я, кроме пепла, ничего не вижу. В глубоких казематах я впервые услышала биение собственного сердца И вот приходится покидать все это навсегда. У меня такое чувство, как будто оставляю здесь частицу своего существа Единственное, что дает мне сил, – это сознание: летим мы отсюда в новый мир, навстречу счастью. Так хочется верить в это!..

Солнце подходило к зениту. Наступило время отлета.

– Женя! Ты уже сообщила на «Комсомолию», что мы покидаем Цереру?

– Да. Нас ждут с огромным нетерпением. Желают счастливого пути, – ответила Ярова капитану.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес Медведев. Он поднялся в свою рубку и скомандовал:

– Все по местам! Дубравин и Запорожец, проверьте, правильно ли устроились в креслах фаэты!

В последние минуты перед вылетом все были особенно деятельны.

Дубравин подошел к Ни—лии.

– Ва—си—я, вы не забыли ее взять? – девушка показала на видневшуюся через иллюминатор танкетку, которая одиноко стояла в стороне.

– Капитан решил не брать ее, чтобы облегчить взлет, – объяснил Дубравин.

Он видел, что фаэтянка сильно возбуждена. В ее глазах читался страх. Большое беспокойство испытывали и другие фаэты. У себя в убежище они ходили пешком и разве только пользовались лифтом, а тут нужно улетать и преодолеть такое расстояние, размеры которого даже мысленно трудно представить.

– Ни—лия, путешествие тебе понравится, – подбодрил ее Дубравин.

Девушка благодарно улыбнулась в ответ.

Убедившись, что все готово, Медведев включил гравитационный генератор и довел его мощность до крайнего предела. Корабль наполнился глухим гулом. Невидимые силы тянули его вверх, заставляли терять вес. Но «К. Э. Циолковский» продолжал стоять на месте. Сил тяготения оказалось недостаточно, чтобы поднять тяжело нагруженный корабль.

Тогда в хвостовых дюзах глухо зарокотали атомные выхлопы двигателей, и, будь на Церере атмосфера плотней, они слились бы в один ужасающий рев.

И тут корабль, вздрогнув, как бы приподнялся на огненных столбах, а в следующее мгновение взвился вверх, оставив на почве глубокие воронки.

Разбросав клубы пепла и пыли, «К. Э. Циолковский» снова устремился в космос. С каждой секундой скорость нарастала.

Все помогало космонавтам возвращаться на родную планету: и Солнце своим притяжением, и просвет в кольце астероидов, и даже Земля, которая, двигаясь им навстречу, сокращала кораблю обратный путь.

– Прощай, Фаэтия! – Медведев выключил атомные двигатели. На этот раз, заботясь о фаэтах, он постарался избежать больших перегрузок.

«Взлетели хорошо», – подумал он, но поторопился с выводом. Казалось, все было предусмотрено, и все же произошло неприятное событие.

Беспокоясь за Ни—лию, Дубравин задержался в ее каюте и не успел вовремя занять место в откидном кресле. Сила ускорения навалилась на него, когда он застегивал ремни, неудобно склонившись на бок. Острая боль мгновенно пронизала место, где был рубец от недавнего ранения молнией. Дубравин, теряя сознание, почувствовал, как струйка горячей крови побежала по груди из открывшейся раны на плече…

Глава одиннадцатая
ВСТРЕЧА С КОМЕТОЙ

– Мы проходим самые опасные места – пояс астероидов. Рана нисколько не помешает мне дежурить у радиолокатора, – настаивал Дубравин. Он не мог оставаться без дела, когда товарищи были перегружены работой.

Медведев внимательно посмотрел на друга. Он не хотел попускать Дубравина к вахтенной службе, но вынужден был уступить его уговорам.

– Ладно. Если тебе так хочется, согласен.

Наравне с другими Дубравин начал нести вахты. Ни на малейшее послабление для себя он не соглашался. Частенько к нему заходил Медведев.

– Что слышно и видно – спросил его однажды капитан, входя в радиорубку.

– Нам пока везет. Локаторы фиксируют отсутствие встречных метеоритов.

– Вспоминаю, – говорил Медведев, – на заре завоевания космоса метеориты считались чуть ли не главным препятствием для космических путешествий. Позже решили, что эта опасность сильно преувеличена. Я же убеждаюсь, что снижать настороженность к встрече с метеоритами ни в коем случае нельзя. Ну, а что передает Земля?

– Москва транслирует для «Комсомолии» концерт из зала Чайковского.

– Сделай погромче, – попросил Медведев.

В каюту к Тане зашла Ни—лия. Фаэтянка часто наведывалась сюда. Ей нравилась не столько каюта, где все свидетельствовало о вкусе и опрятности хозяйки, сколько сама Таня. Объяснялись они еще с помощью жестов и тех немногих слов, которые Данилова узнала от Дубравина. Но это нисколько не помешало им подружиться с первой встречи и неплохо понимать друг друга. Таня чувствовала к Ни—лии сердечную симпатию, и такими же искренними чувствами отвечала ей фаэтянка.

За работой дни летели быстро. В свободное от вахты время в астрономической рубке у Тани обычно собирались Дубравин, Ни—лия, Медведев, а изредка и Хачатуров. Тогда, страшно коверкая слова, они учили друг друга изъясняться на языках своих планет. При этом часто слышался тихий смех Ни—лии или веселый общий хохот. Фаэтянка освоилась с жизнью на корабле и за эти дни словно ожила – стала смелее, общительнее. В космонавтах она, как и остальные фаэты, нашла простых и верных товарищей. Хачатуров называл ее не иначе, как своей бледнолицей сестрой и обещал на Земле подрумянить ей щеки. Ни—лия в ответ лишь радостно смеялась.

Душевный подъем переживал и Медведев. Его светлое большое чувство к Тане еще больше окрепло. Да, он не ошибся. Именно о такой девушке – скромной, умной, умеющей побеждать трудности, – мечтал он. Все это время Медведев почти всегда был рядом с Таней, следил за каждым ее движением. Ему доставляло удовольствие видеть ее веселой, смеющейся, жизнерадостной. Но если она хмурилась, была не в духе, он начинал беспокоиться – уж не изменилось ли ее отношение к нему. К счастью, плохое настроение у Даниловой случалось редко.

«Надо бы поговорить с ней откровенно, рассказать все—все, – думал Медведев и не решался, робел. – Смогу ли я как следует объяснить ей, найду ли нужные слова?» Сердце в такие минуты замирало тревожно, по—особому.

Как—то капитан зашел в астрономическую рубку. Таня была одна. Он молча присел.

– О чем раздумался, Виктор? – Данилова, как обычно приветливо, улыбнулась.

– Да так, обо всем… – неопределенно ответил Медведев. – А если говорить прямо – о самом важном… – капитан умолк под испытующим взглядом девушки.

«Ну, что же замолчал? – упрекнул себя Медведев мысленно. – Продолжай же!»

На лице Тани появилось смущенное выражение – она сердцем угадала, о чем хочет поведать ей этот человек, давно уже ставший таким близким и родным.

– Знаешь, Таня, – начал Медведев. – Только пойми меня верно. С той встречи, помнишь, в Верхневолжске, нравишься ты мне! – вдруг выпалил капитан и, испугавшись, что сказал совсем не то, закончил: – Люблю, Таня, тебя! Ты мне дороже всех на свете.

Данилова, пока говорил Медведев, сидела с опущенной головой. Щеки ее порозовели. Она чувствовала, Медведев ждет ее ответа. Сейчас все должно решиться. Сию минуту или – никогда. Надо взять себя в руки. Объяснить все, что она о нем думает, откровенно, без утайки рассказать о своих чувствах, чтобы он знал – и она не мыслит жизни без него. И это не каприз, не случайное увлечение. Так решено уже давно. Она готова стать женой Виктора, чтобы быть ему верным, хорошим другом на всю жизнь. Только раньше он молчал, лишь намекая о своих чувствах. И вот теперь пришло время, когда надо все поставить на свое место. Но Таня не сказала ничего этого. Она произнесла только два слова:

– Виктор, любимый!..

Медведев все понял. Радостный, счастливый, он вскочил с кресла и, приблизившись к девушке, хотел обнять ее. Но в это время в рубку ворвался Дубравин.

– Капитан, тревога! Наш путь пересекает комета! Мы рискуем столкнуться с ее хвостом, растянувшимся на огромное расстояние Что будем делать?

Медведев сразу преобразился.

– Кто ее обнаружил? – озабоченно спросил он, невольно перебирая в уме все сведения, которые ему были известны о кометах и причинах образования их хвостов.

– Бобров. Сначала он не придал этому особого значения. Расчеты электронных машин показывали, что мы с ней не встретимся. Но комета начала быстро расти. Бобров опасается, что она может задеть корабль своим хвостом.

– Виктор, разреши связаться с Запорожцем, – встала Данилова – Мы постараемся с ним разобраться, откуда появилась комета, и уточнить степень ее опасности. По астрономическим прогнозам, нам в пути не должны встречаться кометы. Вероятно, она относится к числу небольших телескопических комет и усиление ее видимого свечения вызвано столкновением ядра кометы с одним из блуждающих по космосу метеоритов. Для нас опасно было бы столкнуться только с ее ядром, состоящим из роя глыб и камней. Хвост же кометы – это мельчайшая пыль и газы.

Данилова немедленно переговорила по фототелефону с Запорожцем.

Тот упорно советовал отклонить курс корабля, чтобы избежать встречи с кометой.

– Ничего хорошего она нам не сулит, – настаивал он. – Я предпочитаю дважды побывать в объятиях перегрузки, чем один раз повстречаться с этой косматой странницей.

Медведев согласился с доводами Даниловой – изменять курс «К. Э. Циолковского» не следует. В этом решении его убедили и показания электронно—счетной машины, которая теперь свидетельствовала, что почти невозможно избежать встречи с хвостом кометы, который протянулся на сотни тысяч километров.

– Используем это обстоятельство для научных наблюдений. Хорошо бы взять возможно большее число проб пыли и газов. Выходить из корабля категорически запрещаю. Всем быть начеку, – услышали космонавты по радио распоряжения капитана.

Не успел корабль вонзиться в хвост кометы, слабо светившийся полосой белесоватого тумана, как от Яровой поступили первые тревожные сигналы.

– Потеряна радиосвязь с Землей! Мы в сфере сильнейшей электромагнитной бури!

Вдруг корабль словно вонзился во что—то мягкое, как лодка в тину.

«Начинается»! – подумал Медведев.

И в тот же миг сила инерции бросила всех космонавтов вперед. Это было так неожиданно, что многие получили сильные ушибы. А корабль продолжал вздрагивать, казалось, он запутался в невидимых и гибких тенетах.

– Что произошло? – послышался голос Хачатурова.

– Не знаю, – ответила Данилова. – Но у меня взбесились все стрелки магнитометров.

В разговор включился Медведев.

– Не ожидал, что комета имеет такое мощное электромагнитное поле. Хорошо, что наше вторжение в комету обошлось без электрического разряда. Вы не чувствуете, что стало прохладнее? – спросил он, мельком посмотрев на термометр.

Термометр показывал, что внутри корабля начала падать температура. Сначала космонавты только поеживались, потом были вынуждены надеть меховые костюмы, а холод становился все сильнее.

– Еще немного, начнет замерзать вода, – невесело проговорил Дубравин. – Ведь лед разорвет цистерны, нам нечего будет пить.

– Армен, включи атомный двигатель на обогрев корабля, – связался Медведев с Хачатуровым.

– Уже включил, – ответил тот.

– Неужели электромагнитные силы кометы проникли сквозь броневую обшивку корабля и его защитную изоляцию? – недоумевала Таня. – Странно, что холоднее всего у меня в рубке.

Вдруг температура в корабле быстро повысилась. Через минуту термометр показывал уже тридцать градусов.

– Отставить обогрев, – распорядился капитан. Но жара, сменив холод, продолжала усиливаться. Посиневшая вначале обшивка внутренних стен теперь пожелтела. Термические краски наглядно показывали изменения температуры.

«Нельзя допустить, чтобы они покраснели, – Медведев мучительно раздумывал над тем, что же предпринять. Виски ломило, дышалось тяжело. – Так долго не продержаться! Надо усилить вентиляцию!».

Перевалив за пятьдесят градусов, температура поднималась выше.

– Всем надеть скафандры! – отдал приказание капитан. Это было последнее средство. Только они, с внутренней терморегуляцией, могли спасти космонавтов от участи заживо свариться.

– Виктор! Термометр остановился! Жара снижается! – воскликнул Дубравин.

Медленно снижаясь, температура пришла наконец в нормальное состояние. Обливаясь потом, космонавты облегченно вздохнули.

– Наш атомный тигр одолел косматую ведьму! – ликовал Хачатуров, и с экрана телефона на всех смотрело его улыбающееся лицо. – Не так—то просто сделать из нас шашлык! – пошутил он, выключая двигатели.

– Уф—ф! – Медведев платком вытер мокрый лоб. – Проведай, Вася, фаэтов. Им, наверное, пришлось хуже нашего. Дубравин поспешил в каюты к фаэтам.

– Сейчас мне лучше. Одно время было совсем плохо, – пожаловалась Ни—лия. – Пойдем к Ми—диону. Я очень беспокоюсь за него.

Около Ми—диона, потерявшего сознание, уже хлопотала Таня. Фаэт находился в тяжелом состоянии.

– Его сердце перестало биться! – вскрикнула Таня вдруг в отчаянии.

Дубравин стоял, не зная что делать. Ни—лия же быстро достала флакон, сквозь темный хрусталь которого просвечивала красноватая, как огонь, жидкость, и капнула ее в полуоткрытый рот старца. Фаэт вздрогнул и открыл глаза.

– Ты чуть не уснул навсегда, – нежно сказала Ни—лия, когда Ми—дион пришел в себя и приобрел способность разговаривать.

– Скажите, что у вас во флаконе? – поинтересовался Дубравин. – Очевидно, лекарство.

– Да, ты прав. Это элексир жизни, – старец закивал головой. – Еще давно фаэты научились добывать две воды – мертвую и живую. Мертвая, или тяжелая, вода парализовала рост и вызывала смерть. Живая, или огненная, вода может возвращать жизнь и продлять ее.

Убедившись, что Ми—диону больше не потребуется ее помощь, Таня пошла в свою астрономическую рубку. Там ее ждал Медведев. Входя, она заметила, что сквозь иллюминаторы просачивался какой—то нежно—зеленый свет.

– Виктор! Что с тобой? – с тревогой спросила Данилова, видя, что он позеленел и у него закрываются глаза.

– Уходи! Закрой дверь… – Медведев хотел что—то крикнуть еще, но язык ему не повиновался, он онемел.

Онемела и Таня. Вместе с тем она почувствовала, что все ее члены парализованы я даже пальцем она не может пошевелить. Она ощутила лишь, что корабль снова чуть закачался…

Невыносимо долгой показалась космонавтам секунда, пока не прошел сковавший их паралич.

– Таня!..

– Виктор! – они бросились друг к другу, едва к ним вернулся дар речи.

– Кажется, это было последнее испытание. Мы наконец вырвались из сферы действия необъяснимых сил кометы…

«К. Э. Циолковский» продолжал свое стремительное движение. Экраны локаторов вновь сделались чистыми и перестали тревожить космонавтов во время их вахт. Но комету вспоминали долго.