Текст книги "Барышня с дипломом"

Автор книги: Анатолий Галкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

А в тот момент, когда Ольга ползла по балконам, к Саврасову пришли. Нет, сначала они приехали на шикарном синем джипе, а потом уже пришли, сшибая все на своем пути.

Все произошло мгновенно. Игорь Докторов подошел к удивленному Саврасову, вытащил то самое заявление, смял его в комок и этим же кулаком так врезал, что мужик отлетел к кусту сирени вместе с синяком и вывернутой челюстью.

Боксерский судья над ним не стоял и секунды не отсчитывал, но это был чистый нокаут.

Все это было не так давно – пять или десять минут назад… Более того, Ольга вспомнила, что при въезде на Счастливую ей навстречу попался синий джип. Она запомнила это потому, что важная машина не шла напролом, а притормозила и прижалась к обочине, пропуская желтую маленькую Оку… Обычно так никто не делает.

Саврасов довольно быстро пришел в себя. Он вытащил на крыльцо ящик водки и сказал, что ближайшие две недели будет лечиться.

Перед калиткой Ольга обернулась – Михаил явно повеселел. Он уже распечатал первую бутылку и наливал первый стакан.

Улица Счастливая была, по сути, тупиком. Когда Ока развернулась и вкатила на первый ухаб деревенской дороги, Оленька заметила, что тот вежливый джип так и замер в том месте. Он только чуть сместился влево, перекрыв дорогу… Если это та синяя машина, где командует Докторов, который только что послал в нокаут Саврасова, то он и ее, адвоката Крутову, может туда послать… Очень не хотелось бы.

Ока не стояла на месте, но она и не ехала. Она плелась, переваливаясь с кочки на кочку.

Ольга не желала встречаться с теми, кто в джипе. Собственно, они уже вышли из машины и все четверо шли навстречу Оке. Не бежали, а так – вразвалочку передвигались, всем своим видом говоря: «А куда ты, Крутова, денешься со своей консервной банкой…».

Захотелось плакать! Крутова с любовью вспомнила старика Лощинина. А ведь он же ее предупреждал. Ведь запер ее от греха подальше. Так нет! Надо было арматуру гнуть и по голубиному дерьму ползать…

До встречи оставалось два десятка метров. Ольга уже видела ехидные ухмылки на злых лицах. На всех четырех физиономиях было написано, что они созвонились с руководством и получили приказ порвать адвокатшу на мелкие части… Сейчас начнется!

Крутова притормозила, пропуская двух собак, которые не спеша переходили Счастливую улицу и шли по тропе между двух заборов.

Ока стояла перед перекрестком! Но направо была не улица, не улочка, а проход в полтора метра или чуть больше. Можно попытаться протиснуться.

Микролитражка юркнула направо… Поняв маневр, бандиты бросились назад к своему джипу. Они на скорости влетели в боковой проулок. Первые двадцать метров они проскочили, обдирая до основания синий металлик. И с правого борта, и с левого… Но в какой– то момент джип заклинило намертво между двумя столбами. Он злобно завыл, задергал четырьмя ведущими колесами и испустил дух.

Ольга обернулась только тогда, когда выехала на улицу Удачную… За спиной в узком безымянном проулке между двух столбов висела синяя громадина и из нее валил пар.

И еще – создавалось впечатление, что в джипе заклинило все четыре двери… Точно! Открылся верхний люк и экипаж стал покидать машину… Прямо, как танкисты в бою под Прохоровкой!

* * *

Вика Керзон была красавица, но не в современном понимании этого слова. Ноги у нее от ушей не росли, огромного рта с белозубой улыбкой не было, и грудь не с дыню, а с теннисный мячик… Виктория была бы королевой серебряного века. Это, когда все ажурное, когда Блок с томными глазами, когда незнакомка в туманах и обманах.

Она и одевалась как три сестры. Не совсем, но очень похоже. Всегда легкий шелковый шарф, всегда платье ниже колен, всегда маленькие круглые очки, похожие на велосипед. И движения у нее были плавные, и голос загадочный.

Виктория появилась в Правдинске всего два года назад. Старый директор музыкальной школы уехал куда-то, и слабенькая пианистка Керзон заняла вакантное место.

В первый же год ее школа получила купеческий особняк с евроремонтом. А во флигеле – квартира для директора – двухэтажный домик со всей будуарной обстановкой.

В городе судачили, что за все это заплатил любовник этой самой Виктории. Но народ не возражал – детям-то от этого лучше.

Он обычно приходил раз в неделю. Не чаще… Вика играла ему Шопена, читала Бальмонта или Блока. Потом появлялись свечи и ананасы в шампанском.

Еще в средней школе Керзон сидела на одной парте с Вандой Горбовской. И потом они изредка встречались и вели откровенные разговоры. А это значит – некоторые теоретические понятия о сексе у Виктории были. Но она лишь убеждалась, что это не ее стихия.

Она отдавалась любовнику безропотно, без желания и без страсти. Закрывала глаза и молча терпела как некую процедуру.

В первый год терзалась законным вопросом – зачем она такая богатому любовнику? А потом поняла – для контраста! Это как выскочить из бани в сугроб, а потом обратно в парилку. Она и есть, как тот сугроб. Белая, пушистая и холодная.

Во флигель рядом с музыкальной школой Ольга ворвалась радостная и возбужденная. Джип, застрявший в заборах, придавал динамичность происходящему. А то, что бандиты застряли между улицами Счастливой и Удачной – делало сюжет чуть комичным.

Понятно, что два дня назад Ванда позвонила в Правдинск и предупредила, что к ней, возможно заглянет адвокат женского рода. Поэтому Вика встретила Крутову как старую подругу.

– Зря, ты, Ольга в гостиницу заехала. У меня тут четыре комнаты и всегда горячая вода.

– Но мне Ванда сказала, что у тебя друг есть. Что это какая-то важная персона.

– Пока совсем еще не важная персона. Просто он очень богатый человек… Но не в этом дело! Ты, Ольга, думаешь, что я из-за денег с ним живу?

– Ничего я такого не думаю. Я вижу, что ты его любишь… Любишь?

Виктория не успела ответить. Кто-то своим ключом открыл входную дверь и закричал с порога.

– Я вижу, Вика, что у нас гости? Я даже знаю, кто! Эта ядовито-желтая Ока появилась у нас в городе два дня назад…

Обладатель командного голоса вошел в комнату и Оленька обернулась… Перед ней стоял кандидат в мэры Андрей Гурков. Сейчас он не улыбался, как на плакатах или на митинге. А глазки были маленькие, злые, сверлящие…

– Рад приветствовать адвоката Ольгу Крутову. Очень рад. Выше крыши!

Глава 5

Ольга стояла и боялась пошевелиться. Ей казалось, что Гурков гипнотизирует ее. Она была как тот кролик, что замер перед удавом.

Многие мужчины специально тренируют демонический взгляд. Он действует не на всех, но на многих. Вот и адвокатша из Москвы не устояла. Только фамилия, что Крутова! А так – обычная баба…

Гурков неотвратимо приближался. Он не подходил, а придвигался всеми частями тела… Понятно, что он не станет бить Ольгу. И вообще – никакой скандал в доме Виктории Керзон ему совершенно не нужен.

Но это Ольга понимала головой. Душа же сжалась от страха, а в сердце началась сплошная аритмия – то застучит как дятел, то замрет на две-три секунды.

Комната на первом этаже явно была гостиной. Три окна, диваны по стенкам, пальма в кадке. А еще – рояль и портрет кого-то из великих. Или Шуберт, или Лист, но точно не Чайковский.

Три окна и одно из них открыто настежь… Гурков сделал еще шажок, и Оленька не выдержала. Она сорвалась с места, отбросила стоявший на пути стул и метнулась к окну.

Ольга и не представляла, что она такая спортивная – взлетела на подоконник, как гимнастка на бревно. Потом следовал разворот и соскок на землю.

Уже сидя в своей Оке Крутова поняла, что сделала огромную глупость. Если Гурков виноват в деле Дениса, то зачем показывать, что она его подозревает. А если он не виноват, то это вообще идиотизм. Человек взглянул на тебя пристально, а ты сразу в окно сигать. Истеричка!

Ольга остановила машину в тихом переулке. Она впервые пожалела, что у нее не серенький Жигуль, а ярко-желтая малютка. Правда, на ней легче от джипов удирать, но цвет слишком назойливый.

Возвращаться в гостиницу она не собиралась. Еще светло, а значит, еще не вечер! Первые два пункта плана она выполнила, и все завершилось полным провалом. После посещения Счастливой улицы пришлось бежать от синего джипа, а после визита к романтичной Виктории – вообще позор!

Третий пункт плана – квартира Игоря Докторова. От кого там предстоит удирать?

Нет, если хозяин дома, то туда вообще нельзя соваться. Бандит Докторов зол на нее из-за документов, которые он не нашел в Москве, из-за джипа, помятого на заборах… Нет, в пасть к Докторову сразу лезть нельзя, а разведку провести надо.

Ольга еще раз взглянула на адрес, который был в доверенности на Газель. Игорь Докторов проживал по улице Букина в доме номер пять… Кто такой Букин – неважно, но раз в адресе нет квартиры, значит, бандит живет в отдельном доме.

В киосках Правдинска не было карт или планов города. Просто, их никто и никогда не издавал. Пришлось Крутовой спрашивать дорогу у прохожих. Никакой конспирации! Так весь городок будет знать, что адвокатша на желтой Оке поехала на улицу Букина, где бандит Докторов живет…

Дом номер пять не был коттеджем с каменным забором. Обычный деревенский дом, только побогаче, чем у Саврасова. Здесь дом кулака с двумя трубами, с каменным сараем, баней и злой собакой на цепи. А на Счастливой улице – домик середняка.

Ольга спрятала приметную Оку за кустами у реки, а на улицу неизвестного Букина пошла пешком… Дом Докторова стоял на берегу. Сразу за основными постройками и огородом шел спуск к заводи. Рядом были даже пляжные сооружения – навес со столом и лавками, мангал из кирпича и деревянные мостки для рыбалки.

Таким образом – бандитское логово Докторова имело забор только с трех сторон, с тех, что поближе к улице какого-то Букина. Со стороны Угорки можно проходить к огородам и дальше в дом.

Ольга пошла от реки наверх. Близко к дому она не стала бы подходить, но на огороде работала молодая женщина, а это был шанс. Если притвориться туристкой и разговориться с ней, то можно очень многое узнать о Докторове. Так всегда и происходит в кино про разведчиков.

Ольга начала подходить, напевая первую пришедшую в голову туристическую песню: «Если друг оказался вдруг…».

Женщина встала, подошла поближе, пристально вгляделась в лицо Ольги и спросила как-то очень недоброжелательно:

– Ну и что?

– Здравствуйте… Я вот тут хожу-брожу. Окрестности осматриваю.

– Туристка, значит?

– Вот именно… Красиво тут у вас… А хозяин дома?

– Так бы сразу и говорила!

Женщина вдруг резко обернулась, наклонилась и подняла с грядки маленькую тяпку. Теперь в ее руках это было оружие. Вроде топорика или булавы… И взгляд ее стал совсем жестким. Прямо убийственным.

– Ты зачем пришла? Ты думаешь, я тебе Игоря так просто отдам? Никогда ты его не получишь, стерва! Тебя убью, его убью и себя убью!

Это было сказано так, что сам Станиславский заорал бы: «Верю!»

Ольга тоже поверила, но три трупа – это слишком. Тем более, что гражданка с тяпкой ошибается. Докторов нужен был Крутовой, но совершенно не в любовных целях… Огородница приблизилась еще на шаг и вроде как замахнулась своей мотыжкой. До трагедии оставались секунды. Ольге пришлось действовать не просто решительно, а нестандартно. Она засмеялась и захлопала в ладоши:

– Ой, вы что решили, что мне ваш Докторов по этой части нужен? Ничего подобного!

– Врешь! Я у него в куртке твои фотографии нашла. На одной – так вообще порнуха. Лежишь ты на диванчике, а сиськи в разные стороны.

Ольга хотела возразить, но так и застыла с открытым ртом. Она хотела крикнуть, что это не она, что она никогда в таком виде…

Но ведь был же у нее недавно провал памяти, отключка в виде потери сознания. Докторов ударил Ольгу у входной двери, а очнулась она связанная на диване. А в промежутке между этими событиями ее, вероятно, тащили и вязали. Но могли и сфотографировать, придав соответствующий вид… Именно так: распахнуть и раскинуть в разные стороны…

Выражение лица у Ольги было настолько обалдевшее, что девушка с тяпкой испугалась:

– Ты что, подруга? Побледнела вся… Игорька я тебе не отдам, но чего так из-за мужиков убиваться.

– Не нужен мне твой Игорь. Только ты действительно можешь его скоро потерять… Тебя как зовут?

– Тамара.

– А я Ольга Крутова, адвокат из Москвы… Так вот, Тома, твой Игорь нехорошими делами занялся. Когда он меня фотографировал, я без сознания была. Он меня сзади чем-то огрел.

– Да ты что?! Пойдем в дом. А то торчим здесь на огороде, как два пугала.

– А он где?

– Игорек не скоро будет. Он недавно звонил и сказал, что они кран вызвали. У них джип где-то застрял.

* * *

Игорь Докторов понял, что кран придет только к вечеру. Но и это не сразу поможет. Придется ломать часть забора и этим нарываться на скандал. Но дальше предстоит показать ободранную иномарку хозяину – Андрею Гуркову. Тот, конечно, в истерику впадать не будет, но три-пять тысяч баксов на Игоря повесит… А началось-то все из-за дурака Саврасова. Знал же, что газель не его, но вдруг заяву в ментовку накатал.

Игорю вдруг очень захотелось сбросить напряжение. И вариант хороший возник. Все здесь, рядом, на улице Счастливой.

Докторов оставил у джипа одного бойца, а с двумя другими пошел к дому Михаила Саврасова.

Хозяин мирно сидел в саду и лечил свою обиду. Рядом стоял ящик водки, а извлеченная из него бутылка еще не была пустой.

Когда на Саврасова стали надвигаться трое в кожанках, он вскочил и вытянулся в стойке «смирно». Стоял и почти не покачивался.

Докторов подошел, пнул ногой ящик водки, и бутылочки жалобно зазвенели.

– Богато живешь, Миша. Ящиками водочку закупать стал?

– Так это не я купил. Это подарок.

– От кого?

– Адвокатша из Москвы подарила.

– За что? Или у тебя, Миша, день рождения?.. Нет, друг! Она тебя купила. Эта водка за то, что ты меня предал.

Игорь наклонился, вытащил из ящика две бутылки и лихо бросил их в кирпичный фундамент дома. Прямо как из окопа по немецким танкам. Получай, фашист, гранату!

Потом он вынул еще две бутылки и швырнул повыше, в край сруба.

Звон был обычный, бутылочный. Но все же знали, что внутри не вода. Да и после десятой разбитой бутылки стал распространяться манящий аромат.

Саврасов с трудом переносил эту трагедию, он попытался закрыть глаза, но Докторов прикрикнул как охранник на зоне: «Стоять! Руки за спину. Стоять и смотреть!»

Докторов бросал и бросал, продолжая пытку… Но скоро развлечение кончилось. В стену полетела девятнадцатая бутылка, а за ней двадцатая, которая полупустая.

Один из братков взлетел на крыльцо для лучшего обзора поля битвы и краем глаза он заметил в сенях еще один ящик.

– Шеф, а тут еще коробка водяры стоит. Нераспечатанная даже. Тащить?

– Тащи, Вася.

– Шеф, а можно я сам ее расколочу?

– Можно, Вася, бей!

Если сам Докторов кидал бутылки правой рукой, то Вася делал это левой. А в остальном – все было так же, но чуть быстрее… Вот и последняя, сороковая бутылка раскололась о бревно, и осколки упали в водочную лужу.

Глаза Миши Саврасова были открыты, но он ничего не видел. Он только думал о спичках, которые у него в кармане. Ведь все трое бандитов стояли в спиртовой луже. Вот если чиркнуть спичкой и бросить туда. И это будет правильно! Под такими извергами земля должна гореть…

А Докторов подозвал довольного ударника:

– Ты, Вася, я вижу, левша?

– Да.

– А ты посмотри, Вася, как у господина Саврасова лицо перекосило. И синяк, и скула разбиты. И все с одной стороны. Это после моего удара правой. А ты левша. Подравняй ему, Вася. Для симметрии.

– Вася подошел к стоящему столбом Саврасову, прицелился и влепил под правый глаз.

Михаил упал и его накрыл алкогольный дух. Легкий ветерок гнал пары бесцельно пролитой водки от дома к кустам сирени.

* * *

Очень давно, еще на первом курсе Оленька убедила себя, что ненавидит мужчин. Не вообще, а в смысле брака, любви и постоянного проживания. В смысле флирта, прикосновений и подмигиваний.

Она так часто вспоминала об этом, что на долгие годы поверила в эту ерунду. И только встреча с Денисом немного ее расшевелила.

У них действительно ничего еще не было. Денис даже не дотрагивался до нее. Это она сама упала к нему на руки… Он так нежно ее держал. Не лапал, не щупал за разные места, хотя обстановка позволяла… Подержал и поставил на место. И все это так быстро произошло. Слишком быстро!

Все это вспомнилось Ольге, когда она наблюдала за Тамарой. Очевидно же, что Игорь Докторов не подарок. Очевидно, что по нормальной логике его нельзя любить. Он и пьет и жену бьет. Он и бандит, и вообще – аморальный тип в смысле коротких связей на стороне.

Все так! Но когда Тамара говорит о нем, то глаза ее светятся. Понятно, что это не только блеск радости. Это тревога, жалость, восхищение.

Ольга видела все это, но понимала с трудом. Значит есть что-то такое, что возникает между мужчиной и женщиной и не поддается никакой логике… Вот, Докторова надо ненавидеть, а жена его любит. Тамару надо бы боготворить, а он ее бьет… «Любовь такая глупость большая!»

Из всего сумбура лирических отступлений Ольга выяснила, что и сам Докторов последнее время стал нервным, сумрачным и не таким активным в любовных делах. А однажды даже «осечка» у него случилась!

В любой другой ситуации Ольга деликатно ушла бы от обсуждения постельных дел. Это здесь в Правдинске бабы на завалинках свободно обсуждают достоинства своих мужиков. А у нас в Москве – это дурной тон… Но адвокатская интуиция заставила спросить:

– Тамарочка, а когда это было?

– Что?

– Ну, та самая неприятность.

– Какая?

– Ну, та, которую ты назвала осечкой.

– Ах, это! Это не неприятность, а полный кошмар. Я слышала, что для мужиков это хуже приговора. Японцы после этого сразу себе животы вспарывают… Уж так я, Ольга, испугалась тогда. Я ему и так, и этак, а он никак… А было это дней десять назад. Или около того.

Тамара начала перебирать листки отрывного календаря, пересматривать записочки, билетики, чеки, которые вповалку лежали на комоде… Наконец она назвала точную дату. Но Ольга и так ее знала – день ареста Дениса. А для Игоря Докторова это еще и день убийства бомжа. Очевидно, что после мокрого дела не очень на секс потянет…

От воспоминаний Тамара загрустила, но продолжала сообщать интимные детали того вечера:

– Уже темно было, когда он на Газели приехал. Забросил сумку на чердак, а сам в баню. Ну и я к нему пристроилась… Мне бы еще там все почувствовать и больше не приставать к мужику. А я распалилась…

– Тамара, с осечкой все понятно. А сумка та где?

– Какая?

– С которой Игорь на Газели приехал? Которую на чердак закинул. Где она?

– А зачем тебе та сумка? Я тебе всю душу раскрыла, тут совсем другое надо… Ты кто такая?

Вот тут Ольге пришлось круто врать. Она на ходу сочинила историю про доверчивого Игорька. Про то, как злые люди заманили его в ловушку. Про то, что все улики в той сумке. Если их сегодня убрать, то порядок – Игорь Докторов будет жить во всех смыслах. Если же нет, то завтра нагрянут прокуроры, ОМОН, судьи… А дальше – двадцать пять с правом переписки. Или Колыма, или, в крайнем случае, Урюпинск.

Наверное, Крутова была убедительна. Единственный зритель поверил спектаклю… Тамара освободила стол, поставила на него табуретку и каким-то невероятным образом дотянулась до чердачного окошка. Пролезть внутрь ей не удалось, но она подпрыгнула, легла на живот и, очевидно, схватила-таки ту самую сумку… Дорога назад была еще сложнее, Тамара дергалась, дрыгая ногами, виляя поясницей и всем остальным. Наконец она нащупала табуретку, которую Ольга за две ножки прижимала к столу… Они разложили содержимое сумки на топчане. Вещей было не так много – кое-что из одежды, полупустая бутылка колы, три воблы в пакете и небольшая кожаная сумочка. Такая, которую когда-то называли визиткой, а потом барсеткой.

Тамара и сама почувствовала, что страшный предмет, которым ее пугала Ольга, находится именно здесь, в этом коричневом футляре на ремешке… Она подняла барсетку на уровень глаз и, тяжелая сумочка раскачивалась, как маятник гипнотизера.

Ольга встала и позвала хозяйку к столу… Барсетку вскрывали, как пояс шахида – осторожно и ласково.

На разложенную газетку лег тяжелый обшарпанный пистолет ТТ. По виду было похоже, что этот «Тульский Токарева» прошел когда-то всю войну – от Бреста до Сталинграда и от Волги до Берлина.

Потом на стол легла запасная обойма, маленькая пачка резиновых изделий и блокнот. А еще небольшой плоский кошелек, набитый крупными американскими деньгами.

Тамара схватилась за доллары, а Ольга за блокнот. И не зря!

В обложке был кармашек, а в нем бумажка с тем текстом, который написал перед смертью несчастный бомж Сема Шульман… Почерк был ровный и не факт, что ее писал убитый перед убийством. Вероятно, кто-то сочинил это заранее, а Семен переписывал записку… Точно! Он писал в этом блокноте, а потом Докторов вырвал лист и засунул текст в карман Шульману… точно! Повернув блокнот к свету под углом, Ольга увидела вдавленные каракули пьяного Шульмана. Последнее письмо в его жизни.

Тамара тоже закончила исследование долларов:

– Тут пять тысяч баксов. Что с ними делать, Ольга?

– Возможно, они фальшивые. А еще хуже – меченые. Так что спрячь их понадежней. Засунь в три пакета и закопай у реки.

– Место могу забыть. У меня память слабая.

– Цветочки сверху посади… Нет, Тамара, ты теперь понимаешь, что я была права. За один этот ствол Игорю могли десять лет дать… Я его заберу. И блокнот тоже. А остальное ты спрячь в разных местах.

– Но теперь, Оленька, его не посадят. Я жить без него не смогу. Ты помоги нам, Оленька!

– Я постараюсь. Только пусть твой Игорек больше глупостей не делает. Уговори его притихнуть хоть на месяц.

– Я постараюсь… Только он у меня такой несговорчивый, такой упрямый. Я ему скажу, а он сразу драться начнет… Любит он меня.

* * *

Когда-то очень давно Юрий Иванович Жук услышал многозначительную фразу – бывших чекистов не бывает. Это было сказано в каком-то фильме, а потом повторялось в разных вариантах… Фраза понравилась. Он всю жизнь был хорошим сыщиком, а значит немножко чекистом.

Когда Жука ушли на пенсию, он вспомнил эту красивую мысль – бывших сыщиков не бывает.

Это значило, что и на вынужденном заслуженном отдыхе ему придется кого-то искать, догонять и хватать. А значит, нужен доступ к оперативным карточкам, к агентурным делам, к разработкам местной мафии.

Всего в голове не удержать, и последние месяцы перед уходом Жук только и делал, что нарушал закон – копировал и дублировал всякие секретные бумажки. Не все, но самые важные. Те, что не устареют и через пять лет.

На Андрея Гуркова была солидная подборка компромата, но в большинстве все старое и не доведенное до конца. Вот пять листочков по изнасилованию: заявление против Гуркова, опознание, экспертиза, допрос… Все! Андрюша сидит, и ему светит нехорошая статья! Так нет – через три дня пострадавшая исчезнет из города, оставив записку: «Уехала в Узбекистан к старой подруге. С Андрюшей у нас все было полюбовно».

Понятно, что дело моментально развалилось… Нет трупа, нет и убийства.

И таких вот зацепок по Гуркову были десятки. И каждый раз он ловко срывался с крючка.

Все эти бумажки так и пролежали бы у Жука, но с появлением любимого учителя и особенно Оленьки, он оживился и опять вспомнил любимую присказку: бывших сыщиков не бывает! Это один в поле не воин, а на троих можно и Гуркова своротить!

Очередное совещание Жук проводил после основательной подготовки.

– Ты, Ольга, принесла от Докторова очень замечательный ствол. Мы его десять лет назад на квартире Гуркова изъяли. Уже приготовились посадить Андрюшу, но тут такое произошло…

Жук подробно изложил очень странную историю, в центре которой был этот старенький ТТ.

Поскольку обыск проводили по горячим следам, то понятых пригласили уже после находки ствола. Получалось, что это не совсем юридически чистое доказательство. И тогда Жук решил отдать пушку на экспертизу. Где-нибудь, но должны быть на деталях или даже на патронах отпечатки пальцев Гуркова… Надо найти его пальчики! Иначе: ствол не мой – я пошел домой.

Поскольку великие дела надо делать с утра, то криминалист отстрелил один патрон из злосчастного Токарева, положил тепленький ствол на полку и позвал друга по вполне законному поводу – сегодня эксперт получил удостоверение, где он впервые сфотографирован в капитанских погонах… Саму звездочку они обмывали две недели назад, а вот теперь появился еще один повод.

После второй бутылки друзьям стало хорошо… А наутро они проснулись.

Криминалист протрезвел быстро и подумал, что это перестаралась уборщица… На столе было чисто, а в столе – пусто. На полках – ни одного вещдока. Но и это не главное! Пропало удостоверение в капитанских погонах…

Одним словом, Жуку пришлось отпускать Гуркова. Нет ствола – нет статьи.

Но по отстрелянной перед пьянкой гильзе удалось установить, что за Токаревым два мокрых дела. А через год он еще раз засветился, но уже в Москве.

– Одно плохо, Оленька, что ты ствол без понятых изъяла. Теперь его к Докторову не пришить. Но в общую картину он вписывается… Теперь слушайте план дальнейших действий.

Работа сыщика, она посложней, чем шахматы. За доской можно считать вперед и на пять ходов, и на десять. Поскольку, там противник твоего уровня и действует осмысленно… А в борьбе с криминалом очень много дури с обеих сторон. Непредсказуемо все! Дальше второго хода не просчитать.

Итак, план Жука был следующий…

Жучки, которые Лев Львович привез из Москвы, следует поставить. И не где-нибудь, а в приватном зале ресторана «Таганка», где фактически находится штаб кандидата в мэры Андрея Гуркова… Жук прямо сказал, если адвокаты оплатят богатый ужин в этой самой «Таганке», то остальное он берет на себя.

Это первое. А второе – надо проникнуть на местное телевидение и установить контакт с Максимом Ежовым. Это единственный журналист, кого не купил Гурков. Или не смог, или специально оставил для видимости демократии.

У Максима свой гонор есть. Он единственный, кто продвигает в мэры Заморова, соперника Гуркова. Успехи в этом деле есть, но очень слабенькие – уже сейчас за Гурковым идут шестьдесят процентов, а за Заморовым лишь двадцать. А остальной электорат в раздумьях.

Сыщики распределили роли очень просто: молоденькая Крутова бежит искать и обрабатывать телевизионщика Ежова. А уже пожилые Лощинин и Жук проведут вечер в ресторане «Таганка», в самом, можно сказать, логове Гуркова.

И последний пункт плана: финансирование обоих мероприятий за Ольгой Крутовой. Денежки из фонда Дениса Носова – клиент платит за все!

* * *

Игорь Докторов точно знал, что он человек не злой. Еще в детстве, когда мать велела утопить новорожденных котят, он не смог этого сделать. Он отнес эти комочки в лес, устроил гнездо и два дня приходил, пытаясь поить малышей молоком. Правда, все котята померли, но он же пытался их спасти. И плакал над каждым…

И собак он любил. Особенно маленьких и беззащитных… Вот это точно! Больше всего он жалел беззащитных. Поэтому и не разрешил напарнику пошалить с адвокатшей. Если бы она сопротивлялась – другое дело. А так, лежала на своем диване такая связанная, такая беззащитная.

И Тамарку свою он только до свадьбы жалел. Она оказалась чистая, нетронутая и оттого боязливая. Глаза – как у бездомного щенка. Безропотные и беззащитные… Но это до свадьбы! Потом она быстро всему научилась. Осмелела, зараза!

Игорь никогда не считал, что бьет жену. Если у той появлялись синяки и прочие ссадины, то это для ее же пользы. Он ее учил жить, он мозги ей вправлял и наставлял на путь правильный…

Докторов возвращался домой с очень неприятным чувством. И дело не только в покалеченном джипе. Дело в том, что он изменил своим принципам. Он добрый, а зачем тогда беззащитного мужика так обидел … Нет, первый раз Саврасов получил в глаз за дело. Все справедливо! Но сегодняшний концерт с битьем водки – это беспредел… А мужик стоял столбом и смотрел на все такими беззащитными глазами.

Игорю стало стыдно, противно и накатила волна злости на самого себя. Ему захотелось срочно сбросить с себя этот груз и выплеснуть эту злость на кого-то другого… Хорошо, что до дома оставалось всего сто метров.

Тамара готовилась к серьезному разговору. Общая тема: «Бросил бы ты, Игорек, своих дружков. А уж я для тебя все, что угодно…».

Стол в большой комнате накрылся белой скатертью. В центре – бутылочки, а вокруг всякая всячина из печи, из погреба и с огорода. И все это не в навалку, а как в лучших японских домах или как в их коротких стишках: «Здесь на сыре глаза из смородины прикрывают.

ресницы укропа…».

Не забыла Тамара и цветы в вазочках, и свечи, и салфетки, свернутые розанчиками… Так, ножи справа, а вилки слева.

Ей даже показалось, что именно сегодня произойдет чудо. Ей привиделось, что муж войдет в дом с улыбкой, с добрыми словами. Обнимет и скажет, что любит, что скучает, что хочет…

Дверь отворилась с грохотом. Даже не взглянув на стол с ресторанной сервировкой, Докторов угрожающе буркнул:

– Жрать приготовила? Или опять как всегда?

– Так вот же, Игорек. Я и стол накрыла и свечи поставила.

– Какие свечи? Давно уже при электричестве живем. У тебя люстра итальянская, а ты свечи… Нет, совсем баба сдурела!

– Это, Игорь, для романтики. Для настроения, для разговора доброго… Я вот и скатерть белую постелила.

– Понятно! Я, Тамара, все твои хитрости изучил… Я, значит, наверняка на эту скатерть что-нибудь пролью, а ты потом целый год меня пилить будешь.

– И не думала я ни о чем таком. Я по-хорошему хотела… вот и водку купила. Уже два часа на столе стоит.

– Два часа на солнце! Не могла в холодильник поставить? Или в погреб бы снесла… Нет, Тамара, ты специально меня злишь? Ты, стерва, доиграешься! Я тебя пристрелю когда-нибудь.

– Чем это пристрелишь? Нет уже в доме пистолета твоего ржавого. Я его хорошим людям отдала.

Докторов хотел продолжить ругань в том смысле, что он все в дом приносит, а эта гадина раздает вещи направо и налево. Но вдруг до него дошел смысл сказанного Тамарой.

Он сел за стол и дрожащими руками попытался из графина налить вишневый компот… Частично ему это удалось. В фужер на тонкой ножке попало сто грамм темного напитка. Столько же или даже больше расплылось по белой скатерти.

Тамара села напротив и не совсем верно оценила задумчивость Игоря. Она решила, что пора приступать к задушевному разговору.

– Люблю я тебя, Игорек. Как подумаю о тебе, так сердце щемит и глаза мокреют… Брось ты своих дружков! Или дома давай запремся, или уедем куда-нибудь…

– Об этом потом… За сумкой кто-то приходил?

– Приходил.

– Кто?

– Она!

– Кто такая?

– А та, Игорек, что у тебя на фотке в голом виде лежит… Ольга мне все объяснила. Тебя в банду вовлекают, а ты идешь, как баран неотесанный.