Текст книги "Русская пляска"

Автор книги: Анатолий Егин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

На столе появились горячие блюда и ещё одна бутылка. Клара всё ближе и ближе подвигалась к Олегу, и вот парень уже чувствовал горячее бедро соседки, осторожно положил на него свою руку, и вдруг молния, сотворённая чувствами, резанула «засекреченного учёного», обожгла, затуманила мозг. Клара наклонилась к лейтенанту и прошептала:

– Я готова увидеться с тобой, но отдельно и не сегодня, у меня женские дела, «больные дни». Предлагаю встретиться послезавтра у нашего метро.

Родин не любил, когда женщины навязываются, но в этот раз было что-то другое. Он был готов схватить и, растерзать красивую девушку, испить её до дна. Но молния сверкнула и улетучилась. Отрезвившись, Олег на правах секретного спеца скомандовал:

– Нам пора! По чашке чая и на базу. Завтра большая работа.

Клара на прощанье опять шепнула:

– Послезавтра жду.

Олег кивнул.

Утром лейтенант проснулся каким-то вялым и пасмурным, под стать погоде, глянул в окно на мокрый снег с дождём, настроение стало ещё хуже. Нет, голова у Олега не болела, его не тошнило, двести пятьдесят граммов выпитой вечером водки были нормальной дозой. Парня мучали воспоминания о встрече с черноглазой официанткой.

«И какой чёрт дёрнул меня погладить её коленку, и эта глупая баба тут же готова была отдаться. Но она говорила о каких-то больных днях, что это за больные дни? Ещё прихватишь какую-нибудь дрянь… А-а-а, что ты печалишься? Тебя же никто не заставляет идти на свидание с ней, никто!

А раз никто не заставляет, не ходи. Вот и не пойду. Она-то на меня запала, узнав, что я засекреченная личность, а так-то лейтенантов в ресторане бывает немало. Всё, всё, всё! Остановись!» – Родин заставил себя отбросить глупые мысли, однако настроение пришло в норму лишь к обеду.

Вечером в спортзале играли в волейбол и обыграли офицеров с цикла партийной работы, оттого и ужин был приятным, вечер тёплым, сон крепким. Но под утро приснилась Клара, она целовала Олега, отдавалась ему в разных позах, а когда этот сексуальный кошмар закончился, лейтенант вскочил и побежал в душ. Но и душ не погасил страсти, ему хотелось прямо сейчас помчаться на свидание.

День тянулся долго, и ожидание встречи только усиливало желание.

В семнадцать ноль-ноль наш щёголь рванул с места и пошёл пешком, без цели заходя в магазины.

К шести часам Родин подходил к станции метро на Крещатике и издалека узнал Клару. Она стояла с большой плетёной корзиной в руках и вглядывалась в прохожих. Олег решил, что негоже приходить на свидание раньше и показывать девушке, что он очень хочет её видеть, потому свернул в переулок, а к ожидающей его даме подошёл ровно в шесть вечера. Клара, увидев желанного мужчину, расцвела в лучезарной улыбке.

– Вам помочь? – спросил Родин, глядя на корзину.

– А почему вам? Мне кажется, мы позавчера перешли на «ты». Не так ли? А корзину я понесу сама, офицерам не положено носить поклажу, полную винно-водочных изделий и закусок.

– Но офицеры должны, даже обязаны помогать дамам. – Олег перехватил корзину из рук Клары. – Я так понимаю, что ни в кино, ни в театр мы сегодня не пойдём.

– Правильно понимаешь, мы идём ко мне домой, мне очень хочется побыть с тобой вдвоём. Пошли?

Они не спеша шли по Крещатику, свернули на улицу Городецкого и, не пройдя квартала, вошли в арку. Квартира, в которой обитала Клара, была трёхкомнатной. Родина поразила огромная библиотека, богатая ореховая мебель, картины на стенах.

– Хорошо живёшь, Кларочка. Это твоя квартира или снимаешь?

– Квартира моей родной тётки, они с мужем врачи, он хирург, она гинеколог, уехали в командировку в Египет и уже больше года там, – ответила Клара, споро накрывая стол.

Глядя на её быстрые и отточенные движения, Олег начал закипать, а после нескольких рюмок водки страсть начала рушить все моральные устои и безумствовать. Женщина отвечала таким же безумством. Она была умным сексуальным бойцом и не перехватывала инициативу, хотела показать, что мужчина, и только он сегодня хозяин, потому позволяла ему всё. На землю любовники опускались лишь для того, чтобы выпить очередную порцию спиртного или минералки, и опять возвращались в космос.

Обессиленный Олег не помнил, как уснул, но чувство долга толкнуло его в 6.30, он вскочил, сел на постели, организм требовал ещё отдыха, а труба звала. Секретный спец наскоро проглотил кофе и исчез за дверью, на прощанье сказав Кларе: «Я тебе позвоню».

Лейтенант вошёл в комнату, когда майор уже готовился к зарядке. Увидев друга, оторопел. Лицо Родина было серым, под глазами мешки – чёрные круги, плечи опущены.

– М… м… да! – протянул Игорь. – Видимо, ночь была не только тёмной, но и бурной.

 
«– Ой, не мучьте вы меня,
Ой, не спрашивайте.
Вот стою я перед вами, будто голенький.
Ну я с племянницей гулял, с тёти Пашиной,
И в «Пекин» её водил, и в Сокольники»,
 

– прохрипел Олег.

– Лейтенант Родин приказываю вам срочно принять душ, зарядка отменяется, видать, ночью и так была перегрузка.

Горячие струи воды постепенно привели в чувство молодой здоровый организм, лицо порозовело, в глазах посветлело. Но пришла слабость, да такая, что ни рукой, ни ногой. После душа Олег плюхнулся в кровать. Завтрак и первая пара занятий прошли без героя-любовника. Ко второй паре он слегка оклемался, писал какие-то конспекты, не вникая в тему. В себя лейтенант окончательно пришёл только к вечеру.

На следующий день, когда лектор из ЦК КПСС читал лекцию об уроках и последствиях Карибского кризиса, Олег полностью осознал, что осенью 1962 года мир был на грани третьей мировой войны. Тонкая нить могла в любой момент порваться, и тогда атомная война была бы неизбежна. Однако хватило мудрости у Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва и президента США Джона Кеннеди пойти на уступки друг другу. Наши демонтировали свои ракеты на Кубе под обещание американцев прекратить блокаду острова и вывезти свои ракеты из Турции. Всего две недели назад, 20 ноября, все обещания были выполнены, и мировое сообщество вздохнуло. Лектор неоднократно подчёркивал мудрость политбюро нашей коммунистической партии, доказывал преимущества социалистического строя перед капитализмом, уверял в радостном процветании советского народа по сравнению с угнетаемым в капиталистических странах рабочим классом.

– Только советский народ смог за семнадцать послевоенных лет восстановить почти полностью разрушенное народное хозяйство и превзойти Америку, не видевшую войн больше столетия. СССР во многих сферах промышленности, особенно в отраслях, участвующих в освоении космоса, впереди всей планеты, – с энтузиазмом докладывал лектор.

Курсанты в офицерских погонах аплодировали и искренне были рады, что служат в армии самой прогрессивной страны мира. Олегу стало стыдно, что он здесь, в Киеве, во хмелю развлекается, а его сверстники стоят на передовых рубежах Родины, по полгода ходят на подлодках в подводном положении, сутками несут дежурство в воздухе, сдерживая агрессора.

«Всё, хватит расслабляться!» – сказал сам себе Родин и приступил к выполнению задания подполковника Бабаяна. Он разделил однокашников своего цикла на символические группы, названия которым придумал сам. Первую группу Олег назвал «настоящие офицеры», из ста человек в неё вошли десять, и два с натяжкой, во главе группы стоял конечно же Игорь Сокольников. Это были профессионалы, серьёзно относящиеся к воинской службе, готовые в любых условиях вступить в бой, постоянно изучающие военные науки, историю и географию театров возможных военных действий, с уважением относящиеся к своим починенным.

Вторая группа – «клуб почитателей Бахуса», участников человек двадцать, из них 3–4 непостоянные члены. Остальные, возглавляемые капитаном Шеболдасом, почти не просыхали. Было неясно, как члены этого клуба относятся к службе в своих подразделениях, но курсы они считали дополнительным отпуском, а пьяные компании – лучшим времяпрепровождением. Олег ни разу не видел, чтобы кто-то из них открывал книгу, зато бутылки они сдавали регулярно.

В третьей группе было не больше пяти человек, представители её водку пили мало, но пиво – вёдрами. Да! Да! Не кружками, а вёдрами, выпивали за один раз по 15–20 кружек пива. Ребята эти были как на подбор пухленькими, на занятиях по физической подготовке рекордов не били, в быту не задирались, однако в театры тоже не ходили и лучшим подарком для них был жирный вяленый лещ. Олег назвал их «бирбаухи», что в переводе с немецкого означает «пивные животы».

Основная, четвёртая группа состояла из мужиков разных, кто курил, кто нет, кто-то ходил в кино, кто-то нет, одни писали домой письма, другие звонили по телефону. Со стороны казалось, что этим офицерам всё равно, где они, что с ними происходит, они просто не пускали в свой внутренний мир никого, не комментировали происходящих событий. Некоторые из них не ночевали в общежитии, приходили только на занятия, но никогда не хвалились своими донжуанскими успехами, и вполне возможно, что ночевали у родственников. Эта группа именовалась у Родина «себе на уме», и была сложнее других для понимания, здесь с каждым нужно было работать индивидуально. Пятая группа в кучки не сбивалась, но интерес у них был один: они сразу охмурили официанток из офицерской столовой, хотя тех и охмурять было не нужно, они всегда были готовы отдаться новым курсантам и испытывать новые страсти.

Столовские девушки старели, но всё время хотели, а их неразборчивым кавалерам тоже было всё равно, где и с кем спать, лишь бы рядом была женская грудь. Эти пары легко сходились и легко расходились, может, когда-то кто-то и страдал, но было это давно. Олег назвал этих ребят «вольносовокупляющимися».

Самую малочисленную группу составляли три старших лейтенанта, у которых не было фундаментального офицерского образования, они вышли из сверхсрочников, закончивших шестимесячные офицерские курсы.

Объединяло их не только неважное образование, но и отсутствие общечеловеческих знаний, привычки читать. Неумение анализировать не позволяло им постичь науку управления, правильно оценить политическую ситуацию, что перечёркивало все их старания. Оттого они выглядели смешными, особенно когда задавали преподавателям глупые вопросы.

Некоторые над ними откровенно посмеивались, а лейтенант Родин жалел, ибо сели они не в свои сани, а пересаживаться поздно, что же теперь поделаешь. Так и назвал их Олег «ничего теперь не поделаешь».

Через пару дней лейтенант поделился своими мыслями и черновыми набросками с майором Сокольниковым. Игорь почитал и спросил:

– А в какую группу ты записал себя?

– Хотелось бы в первую, но опыта военной службы не имею. Во вторую и третью не могу, хотя от спиртного нос не ворочу. Для четвёртой я больно открытый человек, а про остальные я и говорить не хочу.

– Это почему же? Судя по твоему виду, три дня назад в пятую группу ты вполне бы подошёл, ночь-то провёл с официанткой.

Родин опустил нос, но возразил:

– Но официантка не из нашей же столовой, а молодка из ресторана.

– Это несколько повышает ваш рейтинг, лейтенант, – рассмеялся Игорь. – А в общем-то, все твои научные исследования – это баловство, по одному периоду жизни людей судить нельзя, хотя в твоих размышлениях что-то есть, они как отправная точка могут быть положены в научно-психологическое исследование. Так что дерзай, друг любезный!

Родин попробовал дерзать, за два дня прочитал несколько статей по психологии и понял, что наука это серьёзная, требует хорошей подготовки и времени, а потому оставил дерзания на потом.

Вечером были в театре оперетты, смотрели «Принцессу цирка». Актриса, игравшая княгиню Феодору Палинскую, была удивительно похожа на Клару, может, Олегу так показалось, но героиня воспламенила в душе лейтенанта тот пожар, бушевавший несколько дней назад. Пожар не утихал ни после спектакля, ни ночью, к утру Родин сдался и в обеденный перерыв позвонил Кларе.

– Я жду тебя хоть сейчас, у меня сегодня выходной, – словно ждала звонка, ответила Клара.

Вечер и начало ночи вновь были бурными, но без безумного накала, как в прошлый раз, они даже разговаривали в перерывах между любовными играми, говорила больше Клара. Она поведала Олегу, что родилась в 1942 году и отец её немецкий офицер Хорст Кранцлер, он ещё в сорок первом сделал её мать своей любовницей. Влюбился до беспамятства в молодую украинку с тугой русой косой, влюбился так, что после рождения дочери, которую сам назвал Кларой, добился разрешения на брак с женщиной «низшей» расы. В ноябре сорок третьего Хорст погиб под Васильковом, где они жили, а через две недели после освобождения города нашими войсками мать девочки арестовали и больше никто её не видел. Клару воспитывала бабушка. В 1946 году, демобилизовавшись из армии, её удочерила родная тётя, дала ей свою фамилию и отчество мужа, других детей у новых родителей не было и приёмную дочь они баловали. Клара училась в элитной школе в основном на тройки, душа к учёбе не лежала.

Зато она любила наряжаться и рано начала привлекать внимание ребят. В восьмом классе она влюбилась в Богдана Охрименко, он тоже был без ума от одноклассницы, пылкие влюблённые согрешили, и не раз, Клара забеременела. Тётя-мама, будучи опытным гинекологом, заметила это сразу, на первых неделях беременности, тянуть не стала и сделала дочке аборт. Добрые люди не преминули сообщить об этом директору. Богдана и Клару исключили из школы, и тут же их любовь закончилась. Родители определили юную женщину в вечернюю школу рабочей молодёжи. Для учёбы в ней нужна была справка с места работы, справку получили у знакомого директора ресторана «Метро», и Клара периодически приходила туда помогать официанткам. Вечно праздная ресторанная жизнь не настраивала на серьёзный лад, да молодушка этого и не хотела, потому легко приняла ухаживания заместителя директора и начала с ним сожительствовать. Не прошло и года, как зама посадили за решётку, он постоянно «химичил» с поставками продуктов. Родители Клары ещё за полгода до этих событий подписали трёхгодичный контракт на работу в Египте и уехали в командировку, а работающая официанткой дочь осталась одна в огромной квартире. Она не дремала: за взятку получив аттестат о среднем образовании, начала поиск дальнейших гладких дорог своей жизни.

Лейтенант Родин, слушая эту исповедь постепенно менялся в лице, настроение у него портилось, страсть испарялась, а когда любовница произнесла: «А теперь я в свободном полёте. Женился бы ты на мне, Олежка. Я была бы тебе верной до конца дней своих», в глазах Олега помутилось от ненависти к этой ненасытной дуре. И хотя был второй час ночи, Родин не прощаясь сорвался с места и с твердым убеждением никогда сюда не возвращаться хлопнул дверью.

Уснул Олег не сразу, терзали мысли, рвали на части: «Дурак ты, Родин! Дурак и не лечишься! С кем связался?! В то время когда ты с мамой мёрз и голодал в сталинградском подвале, мать этой стервы кушала булки с маслом и конфетки, ублажала фашиста и вскармливала эту дурёху, которая выросла такой же проституткой и дрянью. Ты на кого запал, дебил? Всё, хватит, уймись, забудь про дурацкие подвиги. Вокруг столько симпатичных девчат, наших советских, прекрасных, чистых душой девушек. Да и вообще, пора тебе жениться. Пора!»

Задремал Олег лишь под утро, спал всего часа два, а проснулся бодрым. Настроение было среднее, но после зарядки с хорошей нагрузкой, науки пошли впрок, и всё вокруг стало радовать.

Расставались офицеры перед новым годом, 30 декабря. Олег и Игорь по-братски обнялись и пообещали не забывать друг друга. Оба получили хорошие характеристики от командования курсов – и по домам. Родин добирался в Волгоград самолётом, из аэропорта поехал сразу домой, на Вишнёвую балку, на улицу Русскую.

Мама не ожидала приезда сына, радости её не было предела. Сын вручил подарки, Анне Сергеевне очень понравилась тёплая шерстяная кофта и варежки с национальным украинским орнаментом. Киевский торт и шампанское пришлись как раз к новогоднему столу. Встречали новый, 1963 год втроём, Калерия Петровна тоже получила подарки – шарфик и белые лайковые перчатки.

Мама радовалась сыну недолго, уже в середине дня первого января Олег сидел в вагоне поезда, идущего до станции Петров Вал, второго числа он должен был быть на службе. Поезд прибыл на станцию назначения вечером. Олег пошёл на остановку автобуса, но тут около него затормозил генеральский уазик.

– Садитесь, товарищ лейтенант, подвезём, – пригласил солдат-водитель.

Родин зашёл с пассажирской стороны, намереваясь приветствовать генерала, но тут дверца открылась и ласковый женский голос сказал:

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – Это была жена начальника училища и мать всех курсантов Нина Петровна. – Садись быстрее, а то замёрзнешь, уж больно легко ты одет, всё в фуражке щеголяешь.

– И вам здравия желаю, Нина Петровна! – ответил Родин, садясь в машину. – Одет я так потому, что уезжал на курсы осенью, а сейчас зима, и очень хорошая зима.

– Знаю, что был ты в Киеве. Как там Киев, поди хорошеет? Я-то его видела осенью сорок третьего года, когда мы немцам шею свернули. Эти фашистские гады, перед тем как драпать, его специально разрушали.

– Отстроился Киев и продолжает строиться. Местные говорят, что ещё краше стал.

– Ну и слава Богу! – сказала командирша и перекрестилась.

Комсомольцу Родину это не показалось странным, мама его тоже крестилась, и молилась, и часто ходила в церковь. Он знал, что люди, пережившие ад Сталинграда, да и других военных сражений, верили в Бога и молились ему, и не только женщины, но и некоторые мужики.

У лейтенанта Родина началась пора созиданий и творчества. По форме доложив начальству о результатах учёбы, он начал проверять жизнью теоретические познания, полученные в Киеве. Для начала Олег внимательно изучил комсомольский актив, побывал почти на всех собраниях взводных организаций, на всех ротных, подобрал ребят, желающих активно проявлять себя в общественной жизни, провёл комсомольское отчётно-выборное собрание училища, на котором на восемьдесят процентов изменился состав бюро. Работа активизировалась, и большинство комсомольцев зашевелилось, потому что делалось всё, чтобы молодежь проявила способности в спорте, художественном творчестве, организационной работе. Родин начал формировать строительный отряд, бойцов которого индивидуально обучали на каменщиков, монтажников, отделочников и сантехников. На работу в училище пришли два актёра Камышинского драматического театра, организовали театральный кружок, обучали ребят сценическому мастерству, начали ставить спектакль. Не обошли своим вниманием курсантов и сотрудники музыкальной школы, с их помощью был создан вокально-инструментальный ансамбль. Преподаватели физической подготовки, увидев всё это, начали лично заниматься с подающими надежды спортсменами.

Курсантов-активистов поощряли дополнительными увольнениями в город, залогом этому были новые отношения между училищем и хлопчатобумажным комбинатом, где работало несколько тысяч молодых девчат. Комсомольцы училища и комбината проводили совместные мероприятия. Одно их первых состоялось в День Советской Армии и Военно-Морского Флота, 23 февраля. После поздравления военных был дан большой концерт, а потом – танцы. Было весело, приятно, а главное – массово, не то что раньше.

Организаторы решили повторить начинание 8 Марта и подготовку к новому мероприятию начали на следующий день. Олег по организационным вопросам активно контактировал с Ириной Былкиной – заместителем секретаря бюро комсомольской организации текстильного комбината, они были знакомы со дня, когда молодого офицера кооптировали в состав Камышинского горкома ВЛКСМ.

Ирина в бюро горкома избиралась не в первый раз, на комбинате была освобождённым комсомольским работником и, по сути дела, командовала всеми комсомольцами. Энергии этой удивительно подвижной и инициативной девушки не было предела, в Былкиной всё кипело! И это при очень привлекательном миловидном личике, сияющем зелёными глазами. Однако на этом все женские прелести Ирины заканчивалась. Тело её без намёка на талию и ягодицы выглядело как неотёсанная колода, опирающаяся на умопомрачительно кривые ноги. Былкина с первых дней знакомства проявляла к лейтенанту Родину особое внимание, и не раз в их беседах проскальзывали очень прозрачные намёки. Олег отшучивался и не стремился завязать, кроме деловых, какие-либо контакты, всё время ссылаясь на занятость.

Вечер накануне Международного женского дня был интересным и насыщенным. Ребята и девчата кружились в вальсе, нежно прижимались друг к другу, в зале царила необыкновенная атмосфера дружбы, переходящей в любовь. Олег был счастлив от того, что всем было хорошо и он был одним из организаторов этого «хорошо». Проходя среди танцующих пар, лейтенант перехватил взгляд девушки, стоящей в сторонке. Её точёная фигурка, длинная пшеничного цвета коса и несколько печальные васильковые глаза звали Родина, и он подошёл.

– Здравствуйте. А вы почему не танцуете?

– Жду, когда вы меня пригласите.

– Я приглашаю вас. – Олег щёлкнул каблуками и склонил голову.

Офицер обнял девушку за талию, положил на свою ладонь её руку и почувствовал, как мощный разряд прошёл прямо через сердце. Ему показалось, что он знает девушку целую вечность, что они где-то уже встречались. Запах её тела был удивительно знаком ему, и всё, всё, всё было в ней каким-то родным и близким.

– Как зовут вас, прелестное создание?

– Варвара, Олег Павлович, если хотите, Варя.

– Хочу и буду называть тебя Варя. Очень хочу, чтобы ты тоже не называла меня на «вы» и по отчеству. Для тебя, Варюшка, я Олег, – он сказал это так, будто всё уже было решено и они знакомы уже тысячу лет.

Варвара совсем не удивилась и в том же тоне ответила:

– Хорошо, согласна. Я всегда и везде буду называть тебя Олег.

Они танцевали и танцевали, даже в перерывах не отходя друг от друга, говорили и говорили, словно после долгой разлуки не могли наговориться.

– Может, пойдём погуляем? – предложил Родин.

– Я тоже очень хочу на воздух.

– Пошли одеваться, встретимся в фойе на выходе.

Олег зашёл в кабинет администратора за шинелью. Не успел войти, как был припечатан к стене огромным бюстом Былкиной.

– Сегодня, Родин, ты идёшь провожать меня.

– Это кто тебе сказал?

– Это я тебе сказала!

– А я тебе говорю: остынь и отойди от меня. Я спешу.

– К этой дуре Варьке?

– Прошу тебя, освободи дорогу. Ну не драться же мне с тобой!

– Да хоть и побей, всё равно ты будешь мой.

И тут в Родине проснулся вишнёвский хулиган, готовый и по морде дать.

– А ну отхлянь, шалава вонючая! – Он поднял правую руку, она испуганно отошла в сторону. Лейтенант, на ходу надевая шинель, глянул на Былкину так, что у той задрожало всё внутри.

Настроение было испорчено, но с Варей Олег держался молодцом.

Варя рассказывала о себе, о том, что родилась и выросла в деревне под городом Иваново, окончила семилетку, затем текстильный техникум и по распределению приехала в Камышин, работает на отделочной фабрике технологом, помогает деньгами родителям и младшим братьям. Любит читать и ходить в кино, избрана комсоргом цеха.

– А театр любишь?

– Я не часто бывала в театрах, в Иваново два раза ходила. А здесь не была ни разу.

– Тогда давай на этой неделе сходим. Я посмотрю репертуар и куплю билеты.

– С тобой с удовольствием.

На прощание Олегу очень хотелось поцеловать девушку, ему показалось, что и она хочет этого, однако лейтенант сдержал порыв. В ту пору девушки были гораздо целомудреннее и скромнее, потому, прощаясь, парень ласково погладил девушке руку. И опять! Опять эта искра, это необыкновенное чувство. Что это? А это было началом большой любви.

Домой Родин шёл в приподнятом настроении. Будто и не было этого дурацкого эпизода с Иркой Былкиной, он о ней и думать перестал.

А она о нём думала, и думала со злостью. Былкина была из тех женщин, которые уподобились мужикам типа: «сказал, моё, значит, моё».

Ира затаилась, вся кипя как медный самовар, ждала случая, и он не преминул быть.

Один из курсантов училища подружился с ткачихой, дружба дошла до интимных отношений, она понесла, а он на попятную: это не я и беременность не от меня. Начались разборки, вмешался комсомол, а курсант Сидоров ни в какую. Ткачиха Петрухина писала жалобы во все инстанции.

Сидорова заставляли жениться, угрожая исключить из училища, и это за месяц до диплома! Жениться-то курсант женился, а как получил диплом и назначение в часть, уже в лейтенантских погонах, подал на развод.

Вот тогда-то Былкина и накатала докладную в обком комсомола о недостатках в коммунистическом воспитании курсантов в училище, добавив к этому случаю несколько бытовых пустячных примеров. В докладной через строчку фигурировала фамилия Родина как главного виновника всех недостатков. Секретари обкома, зная Олега, конечно, ничему не поверили, однако проверку с участием офицеров облвоенкомата в училище организовали.

Возглавлял комиссию Василий Головкин – заместитель заведующего организационным отделом обкома ВЛКСМ. Три дня работали проверяющие, беседовали с курсантами и начальством, с вольнонаёмными и жёнами офицеров, изучали документы. Нигде никаких изъянов не нашли, кроме как научили протокольный сектор лучше писать свои бумаги.

В заключение теперь уже полковник Бабаян сказал членам комиссии, что за всю свою многолетнюю службу он не помнит лучшего комсомольского вожака, чем лейтенант Родин, и эта докладная записка больше похожа на жалобу от зависти и ненависти лично к Олегу Павловичу. Мнение политотдела одно: это гнусная ложь в адрес офицера. Члены комиссии с ним согласились, а Головкин, прощаясь с полковником, заключил:

– Вот что делает неразделённая любовь! – Он-то знал всю подоплёку лживой докладной, Олег за рюмкой чая рассказал.

Комиссия уехала. Одна из работниц Камышинского горкома комсомола встретила Ирину в коридоре.

– Привет. Зайди как-нибудь, пошепчемся.

– Пошли сейчас, у меня до совещания есть пятнадцать минут.

Не успела за девушками закрыться дверь, как подруга затараторила:

– Дура ты, Былкина. На кого жалобу настрочила?! Ты хоть знаешь, что у Родина в обкоме все друзья? С ними как ни поговоришь, они в конце разговора Олегу привет передают. Секретари ждут его, ждут, когда он отслужит, и место в обкоме для него уже готово. А ты, глупая, на него поклёп возвела. Так что мой совет тебе – извиниться и наладить с ним хорошие отношения.

Но Былкина никогда ни перед кем не извинялась, это было не в её правилах. Ирка вскоре своей огромной грудью соблазнила курсанта-выпускника, прикинулась беременной, и тот увёз её то ли в Сибирский, то ли в Дальневосточный военный округ. Больше о Былкиной никто ничего не слышал.

А пока на улице стоял жаркий май, в иные дни температура доходила до тридцати градусов, в устье Камышинки пацаны уже купались, город был наводнён клубникой, пошли первые огурцы, в палисадах отцветала сирень. Олег дарил Вареньке цветы каждый день, был по уши влюблён, она отвечала ему взаимностью. Встречались вечером, расставались около полуночи, но до близости дело не доходило, хотя оба уже были готовы.

Родин твёрдо решил сделать всё по закону: супружеские отношения только после свадьбы, поэтому быстро сделал предложение своей любимой.

У Вари из глаз покатились слёзы, это были слёзы радости и счастья, она была согласна, ждала этого предложения.

По закону – так по закону, невесту необходимо было познакомить с матерью. Лейтенант отправился к своему прямому начальнику просить трёхдневный отпуск в Волгоград.

– Ты что же такой-сякой, а? Я его за сына почитаю, а он от меня невесту прячет! – улыбаясь возмутился мудрый армянин, давно заметивший, что Олег влюблён. – Значит, поступим так, сначала невесту представишь мне, а если получишь одобрение, поедете к матери. Сегодня в 19.00 жду вас у себя дома, жене моей тоже интересно будет взглянуть на твою избранницу. Скажи хотя бы, как её зовут?

– Варвара.

– Красивое имя! Варя, Варенька!

– Я зову её Варюшка.

– Для армянина это не совсем правильно. Наши школьные учителя русского языка всё время удивляются великому и могучему русскому слову, говоря: «Это удивительный язык, Настя – это женское имя, а «ненастя» – это непогода». У нас в языке нет мягкого знака и мягкие звуки не приняты, потому Варюшка будет ассоциироваться с варежкой.

Оба рассмеялись. Погода и настроение были прекрасные. Хорошо и по-доброму прошёл ужин у Бабаянов, жена полковника Анаит-джан приготовила массу армянских блюд, всё было очень вкусно, была музыка, были шутки, со стороны можно было подумать, что это одна семья. Олег и без слов понимал, что Варя хозяевам понравилась. Эта удивительная девушка очень хорошо чувствовала ситуацию, присматривалась к тому, что делает Анаит Ашотовна. Они вовремя уходили на кухню, чтобы дать мужчинам поговорить.

– Билеты бери на пятницу. В понедельник должен быть на службе, времени тебе хватит, такая девушка не понравиться твоей маме не может.

Лейтенант Родин ослушался начальника и взял билеты на ночь с четверга на пятницу, уж очень не терпелось ему познакомить двух любимых женщин. Рано утром в пятницу молодые шли по улице Русской. Анна Сергеевна, предупреждённая сыном, ждала их, но не так рано, оттого и смутилась, засуетилась, не зная, с чего начать встречу. Потом собралась, обняла сына, познакомилась с Варей, начала накрывать стол, и девушка как-то незаметно и естественно вписалась в этот процесс.

За утренним чаем мать внимательно рассматривала избранницу сына, та была нежна и открыто улыбалась, от неё исходило какое-то приятное тепло. Первое впечатление у матери жениха осталось хорошим и дальше только улучшалось.

– Я на обед Калерию Петровну пригласила. Ты не против?

– Как я могу быть против близкой родственницы и, как я понимаю, твоей подруги?!

– Да, сынок, мы в последнее время очень сблизились, стали понимать друг друга, часто встречаемся. Вместе гуляем, ходим в театры и на концерты.

– Я только рад этому, мамуля.

За обедом беседовали на разные темы, Калерия Петровна, как опытная «кадровичка», задавала Варе массу вопросов, некоторые – открыто каверзные. Варя принимала их с улыбкой, что знала, на то отвечала, а если затруднялась ответить, говорила об этом откровенно.

– Олег мне много дал в плане культурного образования, я стала больше читать, полюбила театр, и чем больше узнаю, тем больше понимаю, что пока ещё мало знаю.

– Это похвально, – заключила Калерия. – Я тоже всю жизнь пытаюсь учиться, но пока далека от совершенства.

– А что такое совершенство? Есть ли оно? И что мы понимаем под словом «совершенство»? На мой взгляд, человек должен уважать людей, проявлять сочувствие, научиться понимать всех, кто его окружает, и тогда любовь к людям и окружающему миру сделает своё дело. А образование и воспитание – только хороший помощник в этом процессе, – рассуждала Варя.