Текст книги "Человек для архива"

Автор книги: Анатолий Днепров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

20

– Пэй, не валяйте дурака! Не пытайтесь помешать свершиться тому, что должно свершиться! А если вы мне будете мешать, я просто уберу вас!

Передо мной стояла женщина в очках, та самая, которая когда-то встретила меня и проводила на первый визит к профессору Боллеру. Я знал, что ее имя Кэролл и что она здесь отнюдь не второстепенная фигура. Даже полковник Р. относился к ней с почтением, и я давно понял, что она представляла в лаборатории какие-то более высокие сферы, чем военное министерство.

В день массового опыта Кэролл застала меня в аппаратном зале в тот момент, когда я хотел молотком разгромить все приборы, призванные перебрасывать с места на место человеческое сознание или вообще лишать человека способности мыслить.

– Это подло! – прохрипел я, отдавая ей молоток.

– Подло? Вы унылый, обветшалый, отсталый человек, который годится лишь для мусора. Убирайтесь отсюда, идите на улицу и становитесь проповедником! Хотите, я вам предскажу, что будет, если вы станете таким проповедником? Вас сочтут за сумасшедшего. Над вами станут смеяться и, возможно, даже забросают камнями. И полиция за вас не заступится, не надейтесь! Или, Пэй, найдите для себя какое-нибудь захолустье и убирайтесь туда. В архив. Навсегда.

Некогда скромное и замкнутое лицо ее стало жестким и суровым. Я никогда не подозревал, что женщины могут быть такими, хотя всегда был убежден, что они более жестоки и хищны, чем мужчины.

– Лучше помогите мне перенести этот экран к управляющей стойке. Ну, вспомните, наконец, что вы мужчина и ученый! Вы сейчас убедитесь, как это будет интересно.

Мы прошли между столами, заставленными приборами, и вдвоем потащили тяжелый экран в дальний угол аппаратной.

– А где Боллер? – спросил я, вытирая со лба пот.

– Он будет с ними.

– Зачем?

Она усмехнулась, и ее усмешка показалась мне зловещей.

– Наблюдать, – ответила она неопределенно, – Вы тоже потом пойдете наблюдать за ними, а после опыта напишете отчет о ваших впечатлениях, очень подробный, профессиональный отчет. Это будет самым важным результатом сегодняшнего эксперимента.

«Значит, я вне действия этой адской машины», – с облегчением подумал я.

Экран вспыхнул, и на нем появилась поляна перед зданием, лаборатории, стройные ряды сосен и асфальтовая дорога, уходившая налево. Люди, бродившие по поляне, казалось, собрались на пикник. Они смеялись, танцевали, ходили взад и вперед, но их фигурки были столь маленькими, что узнать кого-нибудь из них было невозможно.

Кэролл повернула ручку, и фокус прибора увеличился так, что теперь изображения людей стали достаточно крупными, чтобы разглядеть отдельные лица. Вот промелькнула «графиня» Понс, за ней проковылял какой-то грузный мужчина. Затем я увидел блондинку, которая при знакомстве со мной тогда оказалась Катарин, еще несколько незнакомых фигур, пока, наконец, невидимый объектив не отыскал в толпе профессора Боллера.

Казалось, он, как судья на футбольном поле, следил за толпой, пытаясь уловить малейшее нарушение правил игры. Не знаю, чувствовал ли он в этот момент, что я и Кэролл на него смотрим, но когда он повернулся лицом в нашу сторону, его глаза были испуганными и печальными.

– Начнем с него.

Голос женщины звучал безжалостно. Я вздрогнул.

– Почему с него?

– Он тоже участник эксперимента.

– Но ведь он наблюдает…

– Да, но не как посторонний наблюдатель. Таким наблюдателем будете вы. А вот и объект.

Это был Сэд. Кэролл тронула выключатель, и экран на секунду погас.

– Теперь идите наверх.

Когда я оказался на поляне, там царило беззаботное веселье. Мне с трудом удалось отыскать Боллера, но он посмотрел на меня тусклым взглядом человека, не имеющего представления, кто я и зачем здесь присутствую.

– Профессор, вы меня не узнаете?

– Вы, кажется, Пэй…

– Как проходит эксперимент?

– Вы о чем, Пэй? Ах, об эксперименте… Черт с ним! Мне все равно, что со мной делают. Над нашими душами всегда кто-нибудь что-то делает.

– Пэй, Пэй, идите сюда! Вы должны мне помочь разобраться, кто эта дама.

Эта дама имела образ Голл, но сейчас она вещала что-то на непонятном мне языке, а тот, кто хотел разобраться в случившейся перемене, имел облик Сэда. Но это был тоже не Сэд. Я даже не смог догадаться, кто это, потому что, спросив Голл, о чем она толкует, он вдруг заявил, что его финансовые дела ни к черту не годятся и что профессор Боллер может вытащить его из долговой тюрьмы.

«Где же профессор Боллер?» – тревожно подумал я, глядя на пеструю толпу людей, копошащуюся на обширной зеленой территории.

Я ходил среди них, всматривался в их лица, вслушивался в их разговоры, которые были то содержательными, то совершенно бессвязными, и постепенно начал постигать страшную правду: я потерял и Голл, и Катарин, и Боллера и Сэда, и всех тех, кого знал. Они все стали кем-то другим, а те, кто был ими раньше, меня не узнавали. А как врач я заметил, что это общество состояло из психически дефективных людей, и что ни одного из них нельзя было назвать полноценным.

Тогда я начал кричать.

– Боллер, Голл, Рисдер, где вы?

На мой крик никто не отозвался, и я ходил в толпе людей совершенно одинокий и потерянный. Меня никто не знал, и для меня все стали чужими.

– Голл! Катарин! Сэд!

Ко мне подошел молодой юнец, который раньше был капитаном в отставке, и грубо сказал:

– Перестань орать, скотина, здесь тебе не футбольное поле!

Галдеж нарастал с каждой секундой, каждый долбил свое, никто друг друга не слушал – точь-в-точь, как в ресторане, где уже все совершенно пьяны.

Время шло, превращения продолжались, интеллигенты становились неучами, полицейские – министрами, футболисты – директорами банков, проститутки – графинями, а графини – прачками… И я никак не мог разыскать моих давнишних знакомых, и с каждой секундой тревога за них росла. Почему так ехидно посмотрела на меня Кэролл, когда я спросил о профессоре Боллере? Почему сам Боллер перед началом опыта был чем-то встревожен?

В сознание закрадывалось отвратительное подозрение, и мне начало мерещиться, что, может быть, представляя высшую власть, Кэролл имела задание избавиться от тех, кто слишком много знал о переселении человеческого сознания, о массовом уничтожении интеллекта и об этом опыте.

– Энтропия растет… Вы не можете отрицать роль нейтрино… А что касается Голл… Или, например, этот увеличитель…

«Белый шум» издавала женщина, та, которая раньше была чемпионом по шахматам. Отрывочные фразы еще свидетельствовали о каких-то знаниях, но, как объяснял мне Боллер, механизм мышления был потерян.

– Голл! – закричал я в отчаянии, и на мой крик из толпы вдруг вынырнула маленькая, сморщенная блондинка, некогда медицинская сестра, я тоже с ней встречался в салоне.

– Ты меня звал, Пэй?

Я отшатнулся в сторону, но она приблизилась ко мне и улыбнулась, обнажив некрасивые розовые десны.

– Ты меня все еще любишь?

– Ты… Голл? – прошептал я в ужасе.

– Да. И я знаю, что ты Пэй, который меня любит.

– Но… Ты ведь знаешь, что сейчас…

– Какая разница?.. Разве дело только в этом, – она взглянула на себя сверху вниз. – Ты ведь любишь и мою душу?

– А где Катарин?

– Кто это?

– Та, другая, которая… Ну, как тебе объяснить…

– Я не знаю другой. Скажи, Пэй, что ты меня любишь.

– Да, если только это ты.

– А кто же? Конечно.

Тогда она подошла ко мне и положила головку с редкими крашеными волосами ко мне на грудь. И долго так стояла, не обращая внимания на то, что мимо проходили люди, задевали нас, толкали и болтали о чем угодно. С каждой секундой мне становилось все противнее, и внутри, как снежный ком, нарастало возмущение против самой бесчеловечной бесчеловечности, которую можно только представить. Я про себя проклинал науку, цивилизацию, знания, организации, институты… Я проклинал тех, кому понадобился весь этот кошмар.

А может быть, я чего-то не понимаю, и мне действительно пора в музей?

– Скажи, что ты меня любишь, Пэй, и я уйду…

– Куда?

– Туда, далеко, – она махнула тонкой рукой в сторону леса.

– Лучше давай уйдем отсюда вместе.

– Я хочу быть киноактрисой, и пока своего не добьюсь, буду здесь. Только ты не бросай меня, потому что мне будет очень одиноко, особенно ночью…

– Ты никогда не станешь киноактрисой… Уйдем отсюда, пока не поздно.

– Нет. Я не уйду, и я теперь вижу, что ты меня не любишь.

Она подняла полные слез глаза и стала удаляться, не спуская с меня взгляда… Я следил за ней, пока она не скрылась в толпе.

Я уже потерял всякую ориентировку в том, что происходило, и давно пришел к выводу, что человек, изменивший свою духовную сущность, становится пародией на человека. Теперь я думал не только о самом себе, но и о той, которая только что была рядом со мной, несчастной и потерянной, и о тех, кого рядом со мной не было.

Нужно бежать! Бежать во что бы то ни стило, пока не поздно. Бежать и бороться. Нет, не в архив – на улицу! Люди поймут меня. Должны понять! И они забросают камнями не меня, а ее, Кэролл, и всю мерзостную компанию, которую она здесь представляет.

С трудом я выбрался из толпы, вышел на опушку леса и на секунду остановился, чтобы в последний раз посмотреть на кошмарное сборище людских теней.

«Пора…», – шептал внутренний голос, и в это мгновенье меня кто-то схватил за руку.

Молодой, светловолосый парень, который когда-то был «Кармеллой», смотрел на меня голубыми глазами, по-детски наивными и доверчивыми. На вид ему было не более двадцати лет.

– Доктор, вы обещали взглянуть на мой глаз…

– Глаз? Ах, да… Впрочем…

– Голубой свет… Все время… И еще боль…

– Пойдемте со мной, Рисдер, и я вылечу ваш глаз…

– Пойдемте, – согласился он. Потом вдруг спохватился и спросил. – Куда?

– Домой. Здесь нам делать больше нечего.

– У меня нет дома. А Фаркат…

– Забудьте Фарката. Вы еще молоды, не стоит тратить силы на бессмысленные драки. Они пригодятся для чего-нибудь более полезного.

– Вы думаете? А как же глаз?

– Я о нем позабочусь, не беспокойтесь.

Я взял юношу за руку, и мы тихонько скрылись в лесу, оставив позади себя безжалостную науку, ее бесчеловечные цели, и тех, кто в нашем мире потерял себя.

21

Он поселился вместе со мной на улице Уникаль и надолго стал для меня сыном. Сначала у нас была совсем маленькая комната, а после мне удалось скопить немного денег, и мы переехали на площадь Гнева, где я открыл более солидную практику. Юноша стал моим помощником.

Как-то ко мне на прием записалась немолодая женщина с измученным лицом и, войдя в кабинет, спросила, не могу ли я посетить ее больного мужа. «Рисдер» взял мой чемодан, и мы отправились в довольно фешенебельный квартал в особняк той, кто пришел за нами.

Нас провели в спальню, и в кресле я увидел человека, которого знал давным-давно.

Это был полковник Р.

– Пэй, я рад, что вы ко мне пришли, – тихо сказал он, не вставая с кресла.

– Я тоже рад вас видеть, полковник, – ответил я, хотя чувствовал совсем другое.

– Полковник? Какой я полковник, Пэй… Неужели вы меня забыли? С полковником все покончено, – продолжал он. – Теперь осталась очередь за мной.

Я попросил жену Р. выйти.

– Кто же вы теперь? – спросил я, усаживаясь рядом с ним.

– Ах, Пэй, как вам не совестно. Когда я вам объяснял нейтринную теорию…

– Боллер?

– Ну, конечно! Наконец-то появился хоть один человек, который меня узнал…

– Как это случилось? – спросил я.

– Вы же знаете. Кэролл теперь заправляет всем. Я и не подозревал, что она подослана… Ну, вы знаете, кем?.. У них там организован отдел высшей научной подготовки военного персонала.

– Ах, вот оно что…

Я с отвращением смотрел на жалкий гибрид полковника Р. и профессора Боллера.

– Вы, Пэй, оказались чертовски правы. С армией из одних Рисдеров ничего не вышло, а человеческого материала мы испортили достаточно… Слишком много, чтобы это не стало известно.

– А что стало с вами?

– Вы видите… В моей голове все перепуталось, и я никак не могу никого убедить, что я – Боллер, а не полковник Р. Что меня в него просто засадили. И эта женщина – его жена… Я понимаю, они боятся, что я разболтаю тайну, хотя я давал клятву… Как на воинской присяге… Ох как кружится голова!

Я осмотрел Р. и нашел, что физически он был совершенно здоров. Что касается его психики, то об этом свидетельствует хотя бы такая оброненная им фраза:

– Когда вы были вместе со мной на фронте, я всегда думал, как бы приспособить нейтрино или еще что-нибудь, чтобы мои солдаты дрались, как Рисдер, и ненавидели, как Катарин…

Все перемешалось!

– Старайтесь ни о чем не думать и пейте вот это, Боллер. Жене Р. я сказал, что состояние мужа не так уж безнадежно и что ему нужно только спать.

Снотворное я ему оставил в достаточном количестве.