Текст книги "Не упасть за финишем"

Автор книги: Анатолий Бышовец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Сеул

Мое назначение в олимпийскую сборную было связано, наверное, с результатами, которые показывала юношеская команда Украинской ССР, – выигрывала турнир «Юность», турнир «Надежды», а потом стала чемпионом Союза команда 1963 года рождения (за нее, кстати, играл Михайличенко). Интересно, что, после того как закончил играть, всю свою деятельность я связал с юношескими сборными. Это было время становления, поиска, самообучения, определения тренерского кредо и очень большого желания видеть подопечных счастливыми. Когда работал директором СДЮШОР «Динамо», решился впервые на то, чтобы на первенстве города ребята годом младше играли против старших. Говорил при этом тренерам – а это были такие громкие имена, как Хмельницкий, Рудаков, Мунтян, Онищенко, Семенов, Шпаков: «У вас огромный опыт, вы все мастера спорта – масса преимуществ, одним словом. Вы должны найти продолжение в них, дать все лучшее, что можете». И школа, надо сказать, работала эффективно. Из каждого выпуска игроки попадали в дубль.

Тогда– то, собственно, и начались первые проблемы с главной командой. На одной из встреч с руководством взрослого «Динамо» вместо Лобановского и Базилевича почему-то начал выступать научный сотрудник Зеленцов с предложениями и критикой. Я остановил: «Понятно, предложения нужны. Но складывается странная ситуация: до войны были тренеры, которые не могли научить, но могли показать. Сейчас появились те, кто не может показать, но может научить. Но совсем безобразие, когда человек не может ни показать, ни научить, но учит, как учить!» С тех пор отношения стали натянутыми.

Я мог, по идее, пойти работать в первую лигу или стать чьим-то ассистентом. Однажды случилось так, что я чуть было не принял «Черноморец».

Мне позвонил тренер Сергей Шапошников и прямо заявил: «Давай, бери команду». Я даже уже встретился со вторым секретарем обкома Борщом. Но существовала проблема, связанная с погонами, которые мне удалось вернуть. Понятно, что это было время, когда приходилось искать себе гарантии на будущее, и я еще посмеивался над своей будущей супругой. Ей, кстати, было в ту пору 18 лет. Спрашивал: «Какие планы на будущее?» Она, работавшая в балете на льду, парировала: «Ну, до пенсии еще 17 лет». Что делать, тогда за шутками был существенный процент правды – люди жили такими категориями. Вот и для меня военная пенсия лишней не казалась. До нее не хватало нескольких лет. Поехал в Москву узнать, можно ли сохранить звание и при этом работать в «Черноморце». Оказалось, нет, и Одессу в итоге возглавил Виктор Прокопенко, а я остался директором школы.

Потом, спустя больше десятка лет, он пришел в донецкий «Шахтер» сразу после меня! В моей жизни вообще была масса таких парных случаев, о которых речь пойдет ниже.

Помимо работы с юношами, я постоянно печатался в прессе, рассказывал о новой методике подготовки в юношеском футболе. Вообще, потрясающе полезная вещь – начинать деятельность со школы, с детей. Работа эта обязывает знать предмет. У нас есть два великих тренера, которые прошли этапы школы и юношей, – Бесков и Маслов. Я рад, что и мне удалось начать карьеру таким образом, – все-таки нужно было восстановиться после постоянных переездов, сборов, которые длились не пять дней и не неделю, а месяцы, причем перед официальными играми садились на карантин за три дня. Личной, семейной жизни практически не было, и неудивительно, что многие ребята после матчей «срывались».

Поэтапная, спокойная, вдумчивая работа со временем принесла плоды – юношеская сборная СССР стала вице-чемпионом Европы, обыграв в полуфинале Англию и сыграв в финале с ФРГ Берти Фогтса. Мне должны были дать звание заслуженного тренера Украины. Но тут пошли какие-то отговорки. Объясняли: нет в нашем положении такой статьи, чтобы вам дать звание. Пришлось обращаться в спорткомитет, откуда довольно быстро пришел соответствующий приказ. Только тогда я стал «заслуженным»…

Но решающим фактором в моей судьбе стали победы на турнирах Гранаткина в Ленинграде. Помимо самих игр, по ходу турнира проводились семинары для старших тренеров футбольных школ и интернатов. После матчей нужно было выступать с докладами, рассказывать о проблемах, стоящих перед юношеским футболом. Совокупность особо удачного моего выступления и победа в финале над командой ФРГ, которую возглавлял Берти Фогтс, видимо, совсем положительно повлияла на репутацию. Тогда ко мне подошел Вячеслав Колосков и сказал, что ему поручили предложить мне заняться олимпийской сборной, хотя тренерский штаб в лице Рогова и Мосягина уже был. За несколько лет до этого Колосков же пригласил меня в юношескую сборную, причем это произошло в Киеве, перед всеми руководителями украинского футбола. «Я его у вас забираю в Москву, нечего ему тут у вас делать», – с шутливостью объявил тогда Колосков.

Должен сказать, что обстановка в штабе сборных команд была тогда местечковой. Чтобы исправить это, вместе со мной пригласили группу людей с футбольным прошлым. Но существовала группа тренеров вроде Мосягина, Игнатьева, Радина, которые достаточно ревностно относились к новичкам. Прийти в такую компанию было риском, и в итоге не выжили ни Лев Бурчалкин, ни Виктор Царев, а мне все же удалось остаться и показать, как вы уже знаете, неплохие результаты. Наверное, благодаря тому, что у меня был опыт работы с юношеской командой Украинской ССР. А может быть, дело было просто в призвании – быть именно педагогом. У меня всегда ощущалось внутреннее желание что-то передать, поделиться своим опытом, дать молодым игрокам тот же самый шанс, который дала мне жизнь в футболе. Другие не то чтобы хотели работать меньше, но существовали объективные факторы. В отличие от того же Царева, который жил в Москве, Бурчалкин должен был ездить из Ленинграда, что создавало проблемы.

Моя команда выигрывала практически все турниры. И тот самый первый турнир Гранаткина дал очень много. В те годы он вообще привлекал к себе внимание всей страны, а тут еще и случился довольно-таки скандальный момент. Тогда в Ленинграде играли сразу две команды СССР – старшая и младшая. Я возглавлял младшую, которую почему-то считали этаким придатком старшей. По большому счету, она не могла конкурировать с ней. Тогда у нас забрали Склярова, еще нескольких ведущих футболистов в старшую, и в итоге мы остались с ослабленной защитой и нападением. Несмотря на это мы выиграли у СССР-1 со счетом 1: 0, чем удивили специалистов, которые уже были полностью уверены в том, что финал будет СССР-1 – ФРГ. Потом было совещание в спорткомитете перед финалом, и заместитель председателя задал мне вопрос не без подтекста: «Ну что, вы довольны?» Я прекрасно понимал, что он имеет в виду. Но как ни в чем не бывало начал отвечать: «Конечно, полного удовлетворения нет. Есть проблемы с центральным нападающим, есть в обороне, надо усиливать середину…» Тот взвился: «Вы что, издеваетесь над нами?!» – «А вы что, хотите, чтобы я учил юношей сдавать игры?» На этом совещание закончилось. Меня спасло то, что был результат.

Трудно представить себе достижение результата, когда тренер не свободен в решениях. Однажды у футболиста Сергея Савченко возникли проблемы на таможне: он провозил чуть больше 500 рублей и его оставили в Москве. Но в следующей игре я включил Савченко в список игроков, которые должны готовиться к встрече. Колосков лично его оттуда вычеркнул. Иду к Вячеславу Ивановичу: «Вы неправы. Отмените, пожалуйста, решение». – «Нет, он никуда не поедет!» – «Тогда я оставляю за собой право идти к руководству спорткомитета и решать этот вопрос другим путем». И это было сказано человеку, который взял меня на работу! Колосков нисколько не смутился: «Пожалуйста, это ваше право, Анатолий Федорович». Я пошел. Колоскову позвонили сверху, после чего Савченко оказался-таки включенным в список. Меня, правда, до сих пор не оставляет мысль: почему именно его – единственного не сдавшего лишних денег администраторам, досмотрели таможенники. Это был, безусловно, вызов. Но следует отдать должное Колоскову – он был руководителем, умеющим оценить степень принципиальности вопроса. Нужен был результат, речь шла о ведущем игроке, и тренер, то есть я, боролся за достижение результата. Вячеслава Ивановича нельзя было отнести к типу руководителя, не терпящего инакомыслия. С такими людьми я сталкивался не раз, и в том числе в «Локомотиве». В этом плане с Колосковым никогда не было проблем.

Шанс и риск

Получив предложение возглавить олимпийскую сборную, я задумался. У меня не было опыта работы с игроками высшей лиги, надо было создавать новую команду. У нас традиционно национальная команда и олимпийская были в одном лице, и не существовало базового клуба, который можно было бы взять за основу. Оставался только звездный принцип формирования сборной из тех, кто не был в главной команде. Что и говорить – был большой риск не выиграть и потерять все то, что уже завоевано. Ведь мы играли национальной командой на Олимпийских играх с ведущими тренерами во главе и терпели поражения. Чего только стоит Олимпиада в Москве 1980 года. Поэтому победить шансов было очень мало, а потерять – ох как много…

Нужно было еще, чтобы мою кандидатуру утвердила коллегия спорткомитета, которая состояла из руководителей футбола всех республик. Перед ней мне, 40-летнему тренеру, нужно было выступить с докладом. По большому счету, я переходил на абсолютно иной уровень, предстояло решать задачи несоизмеримо большие, чем прежде, а ответственность на себя взвалить и вовсе колоссальную. Мы 32 года не выигрывали Олимпийские игры! Сказать, что страшно нервничал на том заседании, нельзя. Более того, выступил в своем стиле, потому что Михаил Иосифович Якушин, большой любитель пошутить (а подначки у него были подчас на грани), в полный голос выдал: «Да-а-а… Скоро будем поручать сборные тренерам ЖЭКа!», намекая на то, что я работал только с юношами, а не с командами мастеров.

Разумеется, Якушин меня завел, хоть я знал его не первый год. Вышел на трибуну под смех коллег, распаленных шуткой мэтра. Еще бы, тренер ЖЭКа! И вот я обращаюсь сразу к нему: «Михаил Иосифович, вы даже в ЖЭКе тренером не работали, прежде чем возглавить "Динамо"! Где вы работали перед "Динамо", вспомните! А что в турне по Англии натворили?! Террор на местных навели…» И снова в зале раздался смех. И представляете – Якушин два года на меня дулся, только кивал при встрече…

Работа предстояла неимоверно сложная. Первым делом нужно было подобрать себе помощников. Я положился на мнение Колоскова, который предложил Владимира Салькова. С ним мы были знакомы, играли против друг друга. Тогда он уже работал в федерации, и мне такой человек был нужен для оперативного решения вопросов, ведь я еще не жил в Москве. Мы переговорили, и таким образом я выбрал помощника, на которого можно было полностью положиться. Мне было неизвестно, что такое организационные проблемы и заботы – все решал Сальков. Помимо этого, он всегда мог высказать собственное мнение, Сальков являлся тренером опытным, выигрывавшим с «Шахтером» Кубок СССР. Я же строил свою работу на том, что каждый член штаба имел право на свой взгляд, пусть окончательное решение и оставалось за мной. Наконец, в лице Владимира Максимовича я приобрел и друга, и по сей день мы поддерживаем очень хорошие отношения.

Владимир Сальков, второй тренер сборной СССР, победителя Олимпиады-88, заслуженный тренер РСФСР, ныне спортивный директор ПФК ЦСКА:

Когда Бышовец возглавил олимпийскую команду, я был более опытным тренером, имел в послужном списке победу в Кубке СССР с «Шахтером». Анатолий Федорович же на тот момент не имел даже опыта работы с клубом, пришел из юношеского футбола. Но на первом же собрании команды он повел себя предельно корректно. Сначала представил меня в ярких красках, а потом добавил: «А я буду главным тренером, потому что меня назначили…» Между нами установились уважительные рабочие отношения. Бышовец мне доверял, я со своей стороны старался выполнять все свои обязанности, связанные с организацией, селекцией и так далее. При определении состава он всегда прислушивался к моему мнению, пусть решение принимал всегда сам. Бышовец глубоко понимает футбол. Его подготовка к матчам всегда строилась на подробнейшем анализе действий соперника, и практически всегда это помогало. Что тут говорить, если под его руководством сборная СССР сыграла 24 матча подряд без поражений! Это потом уже пошли трудные времена…

Проблемы, впрочем, у меня были и куда более масштабного характера, чем административные тяготы. Исторически отношения между олимпийской и национальной командами всегда складывались неважно. В 1963 году возникла ситуация, когда неожиданно у олимпийцев, которых тренировал Вячеслав Соловьев, перед важной игрой возник недобор футболистов. А я тогда сыграл за сборную Киева против сверстников из Москвы (такие встречи были традиционными) и как специально забил три мяча. Причем все были потрясающими по красоте, что-то в стиле Пеле на чемпионате мира 1958 года. Забил, например, обработав мяч грудью, перекинув его через голову защитника, да еще и пробив с лета, не дав мячу опуститься на землю. Все тогда уговаривали Соловьева – возьмите парня! Но он не рискнул – нельзя ведь было брать игроков в олимпийскую сборную ниже определенной возрастной категории. Это сейчас никто не смотрел на то, что Месси или Бояну не было 18 лет. Бесков, кстати бывший в ту пору главным тренером национальной команды, об этой ситуации и вовсе не знал – отношений между ним и Соловьевым не было. Точно так же было и у Малофеева и Лобановского в 80-х годах. И это соотношение как раз изменил я, уже потом, когда я сам был тренером первой сборной, а олимпийскую возглавлял Игнатьев, – вот тут уже не было никаких препятствий. Надо было им забрать, скажем, Сергея Кирьякова – я шел на уступки. Были и другие ситуации, когда нужно было вмешаться. Как-то готовились обе команды в Новогорске на сборе. А Киев только что выиграл золотые медали, и вот приезжают ко мне Кузнецов, Михайличенко, Протасов и… Саленко в нетрезвом виде. Я передал Игнатьеву и настоял на том, чтобы Олега на сборе не было. Выгнал не за то, что он выпил, а за то, что вел себя неправильно.

Отношения с Лобановским у нас всегда были ревнивые. Характера откровенного антагонизма они поначалу не носили, но в то повальное восхищение, которое тогда все испытывали по отношению к «Динамо» и его тренерскому штабу, я никогда не впадал, реально оценивая происходящее. Естественно, и он относился ко мне по-своему. Это нормальное явление, когда ты – однозначно лучший, и вдруг появляется кто-то, кто способен тебе составить конкуренцию. Появляется ревность, зависть и, как следствие, интриги.

В первый раз я по-настоящему прочувствовал эту ревность, когда Лобановский стал тренером сборной, а вместо него в Киев пришел Юрий Морозов. Со мной вели переговоры в ЦК. Увы, мне не удалось подобрать хороший тренерский штаб. Ориентировался в первую очередь на отношения с бывшими футболистами, с которыми раньше играл. Но, как выяснилось, те люди, которых я изначально видел рядом с собой, не внушали такого доверия тем, кто утверждал штат. И в итоге Лобановскому удалось продавить кандидатуру Морозова как последователя его методик. Но главное, конечно, заключалось в том, что в случае неудачного результата у него и удачного у меня ему просто некуда было возвращаться. Помимо этого, по словам самого Лобановского, работать с руководством гораздо сложнее, чем руководить командой.

Вся эта история, конечно же, сказалась сразу. В тот момент, когда мы пытались составить план подготовки олимпийской и национальной команд. Как-то так вышло, что олимпийская получила гораздо меньшее количество сборов, и сами сборы по времени оказались до предела ограничены.

Я сравнил планы, после чего отправился в комнату, где сидели Морозов и Лобановский: «Ребята, что же это такое? Откуда такая дискриминация?» – «Да нет, ты о чем? Какая дискриминация?!» – «Значит, так, сроки подготовки у нас будут точно такими же, как и у вас» Они начали улыбаться, подначивать: «Зачем тебе? Ты что, собираешься выиграть?» Я вздохнул: «Не знаю, что я хочу выиграть. Но хочу сделать все, для того чтобы выиграть». В итоге планы подкорректировали, и наша подготовка практически ни в чем не уступала графику основной сборной.

Естественно, я просил Колоскова, чтобы он стал этаким буфером между нами. Но его всегда больше устраивало наблюдать бой издалека, сверху. Он не занимал определенной позиции, мягко говоря, барражировал, не ссорясь ни с тем, ни с другим. Поэтому основным помощником у меня скорее был инструктор ЦК, а затем и зампред Спорткомитета СССР Николай Иванович Русак. Только благодаря ему мне удалось отстоять позицию с планом, да и не только. Но той ситуации мне, конечно, не забыли, те самые ревнивые отношения начали перерастать в антагонизм, и дальнейшее сотрудничество со «старшими» проходило в условиях, приближенных к боевым.

Когда национальная команда уже готовилась к первенству Европы 1988 года, мы еще играли отборочные матчи. И вот перед подготовкой к одному из них последовало предложение забрать у нас пять человек к Лобановскому. Просили Михайличенко, Добровольского, Тищенко, Лютого и кого-то еще. На встрече с коллегами в присутствии Колоскова я стал доказывать: «Вы же понимаете, что я еду в Чехословакию. Мне нужен этот матч, чтобы смоделировать игру и дать игровую практику тем, кто будет выходить на поле в отборочной встрече». На что меня заверили: «Все в порядке, они сыграют у нас». – «Нет вопросов!» Но никто из указанных игроков на поле за основную сборную так и не вышел. В итоге на совещании, уже перед самой нашей игрой, на котором собрался весь тренерский совет, имел место весьма важный момент. Лобановский выступал с докладом, в котором говорил о единстве в тренерском коллективе – мол, что только так мы можем добиться результатов, и так далее и тому подобное. Я встаю: «Хорошо. О каком единстве ты говоришь? О каком результате можно вести речь, когда ты срываешь подготовку олимпийской команды. Берешь игроков, обещаешь их поставить в состав, но они в итоге не играют?» При всех, как положено. Полуторжественной атмосферы, свойственной подобным собраниям, как не бывало. После этого мы перекинулись репликами, Лобановский взорвался: «Все, не будет теперь никаких коллег, никаких отношений!» Я говорю: «Успокойся, ты и это переживешь».

Теперь уже совершенно точно были две самостоятельные команды. У каждой – своя смета, свой план, автономное финансовое обеспечение. Исключение было лишь одно: уже перед финальным турниром в ФРГ встал вопрос, что с национальной командой должны поехать Михайличенко и Добровольский. Не скажу, что я уж очень сильно возражал. Не отпустить ребят означало лишить их возможности сыграть на крупнейшем турнире. С моей стороны решение запретить было бы крамольным и весьма неумным. Да и возможности запретить у меня, скорее всего, не было, поскольку вопрос решался на уровне первых секретарей ЦК. Проблемой для меня могло быть то, что они снова не будут играть в команде. И Михайличенко, и Добровольский к тому моменту стали зрелыми мастерами, олимпийская сборная с ними одержала много побед, мы вообще практически не оступались. И если бы они сыграли на чемпионате Европы, они стали бы еще сильнее, опытнее, искушеннее. Для Михайличенко все так и случилось. Добровольский же получил травму и турнир пропустил.

Но вернемся немного назад, в 1986 год. Еще до того, как я возглавил олимпийскую сборную, прежние тренеры Рогов и Мосягин уже сверстали план подготовки. И первым делом мы отправились в поездку в Новую Зеландию, которая, естественно, получилась очень трудной. Перелет мне вообще никогда не забыть. Мы летели через Ташкент, Дели, потом еще делали остановку в Малайзии. В Куала-Лумпуре сели, до следующего самолета около полусуток, гостиницы у нас зарезервированной не было. И вот, как сейчас помню, в аэропорту были ярко-красные ковры, причем необыкновенной чистоты, потому что там каждую минуту их драили с пылесосами. В итоге кто-то спал в креслах, а кто-то прямо на полу…

Почему Новая Зеландия? Наверное, из политических соображений. Только что в этой стране открылось наше посольство, и нашему турне, так скажем, сопутствовали спортивно-дружественные связи. Наконец, когда мы прилетели в конечный пункт назначения, начали страдать от разницы во времени. Но надо было играть в футбол. Новая Зеландия никогда не была футбольной страной, но, как и австралийцы, местные команды играли в атлетичной манере, причем очень агрессивно. Чего только стоят их команды в регби! Для нашей новой команды те три матча были отличным испытанием на прочность, и тогда, в Новой Зеландии, шел самый что ни на есть процесс притирки. С нами тогда поехал Мосягин, который сразу довольно образно заявил: «Я тебе мячи носить не буду!» – «Хорошо, – говорю, – не будешь, найдем кому носить». Но я, понятное дело, не мог быть один. Мосягин же даже ехать сначала со сборной не хотел, но ему велели сверху. Что делать: я один – и двадцать пять человек! В помощники никого оформить не успевали. Ничего не попишешь, начали кое-как работать. Перед первой игрой приезжаем в посольство, нас встречают соотечественники, среди них есть и женщины. Просят подвезти на стадион. Мосягин же был суеверный. Только что с ними мило так общался, а как услышал просьбу, как отрезал: «Никаких женщин!» Я ему шепчу: «Ну что ты, в самом деле, первобытные какие-то вещи… – И дамам: – Садитесь!» Выиграли, 1: 0.

Потом приезжаем в Окленд. Опять повторяется та же история, но Мосягин уже более спокойно отнесся к болельщикам в автобусе. И вот в какой-то момент мы готовимся к тренировке, нам дали мячи, я хотел было их взять, но тут Мосягин бросается ко мне: «Нет-нет, давай я! Как-то неудобно…»

Но окончательным свидетельством полного перевоспитания был следующий случай. Перед третьим матчем заходим в автобус, а за рулем – женщина! Смотрю на коллегу, спрашиваю: «Что делать?» Он машет в ответ рукой: «Да все будет нормально…»

К чему я еще вспомнил историю с мячами? Когда я был футболистом, в первый раз приехал в Москву за сборную, играли с командой ГДР. После тренировки остались с Банишевским побить по воротам. Кому уносить мячи? Конечно, молодым. Мы на эту тему не ссорились, всегда договаривались: дескать, давай ты сегодня, я – завтра. А нет, так бросали на пальцах. Без антагонизма, в общем. Но тут что-то задержались, перекидывались мячом, перемигивались, выкручивались друг перед другом. Пока валяли дурака, Лев Яшин собрал мячи, перекинул сетку через плечо и пошел. Для нас это было таким откровением! Этот эпизод я запомнил на всю жизнь, а пример Яшина научил тому, что никакая работа человека не унижает. Поэтому, возникни такая ситуация сейчас, я спокойно возьму мячи и пойду. Даже если рядом будут 11-18-летние ребята.

В 1987 году нас также ожидал турнир Джавахарлала Неру в Индии. Это было огромное испытание для нашей команды. Соревнование весьма представительное – участвовали сборные Чехословакии, Польши, Болгарии, Камеруна, Дании. Учитывая то, что это был товарищеский турнир, приходилось ходить к зампреду и оговаривать размер премиальных за победу. Забота и беспокойство об игроках для меня всегда были ключевым вопросом, начиная с детских команд. Наверное, это можно даже назвать главным принципом в работе. И не потому, что даром, как говорил Шаляпин, «только птички поют». Но прежде всего из-за того, что игроки должны думать в первую очередь об игре. По идее, ничего «сверх» нам за эти поездки не было положено, только суточные. И в спорткомитете я постоянно объяснял: дескать, соперники трудные, жара, тяжелые условия, надо поддержать ребят. И, надо сказать, кое-какие дополнительные средства нам выделяли. Плюс небольшие призовые. В итоге набиралось по тем временам приличное количество денег, особенно учитывая то, что мы практически все выигрывали.

Но испытания были непростыми. Во-первых, перелет. Во-вторых, индийские дороги и автобусы с водителями-лихачами, равных которым я в жизни своей не видел. В-третьих, необыкновенная жара. Летишь часов 10, потом бог знает как едешь, оказываешься на месте поздно вечером, а через день-два – игра. Чтобы снять усталость, хоть как-то восстановиться, сразу в отеле мы переодевались и в 11 вечера шли на крышу отеля делать разминку. Слава богу, отели попались отличные, хилтоновские. Со стадионами было все намного интереснее. Поля оказывались, в принципе, неплохие. Но пока мы тренировались, вокруг газона почти на глазах вырастали трибуны тысяч на 30. Буквально в течение недели! Трибуны эти делали из лиан с невероятной скоростью, точно так же потом разбирали.

Индия была для нас испытанием на прочность не только команды, но и личностных качеств. Подготовка через турнир подразумевает очень жесткий режим в быту. Тем более в таких климатических условиях. Помню, Бородюк с кем-то в компании взял рикшу и поехал на рынок в неположенное время. Сначала меня это удивило. Умом я понимал, что для того же рикши это – заработок, но в то же время распростертый параллельно асфальту человек, везущий двух бугаев, – жалкое зрелище! Кончилось тем, что я оштрафовал футболистов. Но это было еще не все: Бородюк ведь тогда же у меня играл в московском «Динамо» и история получила продолжение.

Чтобы штрафовать, надо сначала заплатить. После окончания турниров я обычно звонил послу с просьбой об обмене рупий на чеки. Сальков уезжал всегда раньше, получал их и потом отдавали футболистам. Штраф по Сашиному карману ударил весьма существенно, и тот, естественно, обиделся. Так вот, сборная должна была улететь из Индии в Москву, а «Динамо» играло товарищеский матч в Тулузе. И мы с Бородюком, Добровольским, Скляровым и Лосевым должны были из Дели сразу лететь через Париж туда, на сбор. Собственно, так изначально все и подгадывали.

Прилетели в Париж, ищем самолет. Обычного лайнера не нашли, оказалось, что из Тулузы специально за нами прислали, как говорят на Украине, «пчелку» – маленький самолет на 6-7 человек. Погода преддождевая, небо облачное… И как начало нас в воздухе швырять! До сих пор помню это состояние, когда человек физически и морально устает хвататься за ручки кресла, смиряется с чем угодно и полагается на то, что будет. И тут Бородюк, который всю дорогу на меня дулся, вдруг говорит: «Анатолий Федорович, вы меня извините, я все-таки был неправ». – «Саша, ты что это, перед смертью решил повиниться?!»

Проблемы на Олимпиаде нас ждали, конечно, немалые. На этом турнире уже играли профессионалы. В Италии и ФРГ даже изменили календари своих национальных первенств, чтобы олимпийские команды могли лучше подготовиться. Мы же набирали команду по нескольким принципам. Раньше главным принципом был базовый, когда за основу брался определенный клуб. Но я пошел по иному, звездному: подбирались футболисты, отвечающие основным современным требованиям. Прежде всего нужно было создать атмосферу, которая являлась бы движущей силой. Конкуренция, без вопросов, была очень большой, в том числе шла проверка на личностные качества. Мы собирались домой из Новой Зеландии, настроение хорошее, три победы одержаны… И вот прихожу на обед и вижу – стоит наш вратарь Иван Жекю с бокалом пива. Немая сцена. Я на него пристально посмотрел, он, в свою очередь, прочитал мою реакцию. Парень, в конце концов, умный, в Одессе все-таки играл… «А что, – спрашивает – нельзя?» – «Вань, да что ты! Можно…» Проходит время, я его больше не вызываю. И вот «Динамо» играет с «Черноморцем», Жекю подходит ко мне. «Анатолий Федорович, вы меня не вызываете». – «Вань, ну ты сам подумай – или играть, или пиво пить». Он расстроился: «Так предупреждать же надо!» – «А зачем предупреждать? Мне надо было, чтобы ты сам себя проявил».

Конечно, отсев был солидный, и Жекю был не одинок. Но от матча к матчу у нас крепла уверенность в том, что мы способны на многое. В конце концов, мы не пустили на Олимпиаду сборную Болгарии, где играли Лечков, Стоичков, Балаков, Иванов – все те, кто в 1994 году выиграли третье место на чемпионате мира в США.

Правда, осложнения по ходу отборочного цикла случались постоянно. Перед каким-то турниром звонит мне пресс-атташе киевского «Динамо» Валерий Мирский: «Есть просьба от Лобановского, чтобы вы не вызывали Раца, Яковенко и Яремчука. У нас идет подготовка к Кубку кубков». Я же отвечаю: «А почему ты мне звонишь? Почему Валерий меня сам не может набрать?» И вешаю трубку. Через некоторое время звонок. От Лобановского: привет, как дела, и так далее. «Понимаешь, мы готовимся к Кубку кубков… И вообще: ты же живешь в Киеве, руководство может неправильно понять, что ты нам срываешь подготовку к турниру». Я с трудом сдержался: «Валер, а почему ты сразу начинаешь со мной общаться с позиции силы? Ты что, не можешь нормально мне сказать, что тебе нужно помочь?» При этом я прекрасно понимал, что Лобан не мог так сделать, – он не хотел быть обязанным. Потом говорю: «Понимаю, у тебя подготовка. Но у нас подготовка тоже. Единственное, за что я спокоен, что эти футболисты все равно будут с игровой практикой».

Я имел в виду дальнейшее, то, что произойдет после назначения Лобановского в сборную СССР, но он тогда об этом еще не знал. Когда же команда отправилась в Мексику на чемпионат мира, ему позвонил уже я сам: «Слушай, кто-то из этих трех – Яковенко, Яремчук, Рац – не будет играть? Или Чанов не будет стоять? Если так, то не заигрывай их, пожалуйста». Лобановский в ответ: «Да нет вопросов!» И заиграл их всех в ничего не значащем матче с Канадой.

После отъезда команды с чемпионата мы встретились в аэропорту, в Мексике. Я прилетел в Мехико смотреть футбол, а сборная как раз улетала, проиграв бельгийцам в 1 / 8 финала. Лобановский спрашивает меня: «Ну, что скажешь?» – «Видел. И на протяжении всего турнира не смог отделаться от мысли – ты продемонстрировал всем, что такое великое киевское „Динамо“ и чего стоят все остальные. И это стало большой проблемой для команды…» Судите сами: был блестящий матч с Венгрией, потом гроссмейстерская ничья с Францией. И вот – блеклая игра с Канадой, на которую он поставил смешанный состав, а тот не сыграл.

И снова впору вспомнить о парности случаев! Точно такая же история повторилась спустя 4 года, когда я прилетел в Италию, а национальная команда улетала домой, не выйдя даже из группы. Точно так же в аэропорту точно такой же вопрос от него: «Что скажешь?» – «Скажи, почему ты в первой игре поставил Дасаева, а не Уварова? И по физическому состоянию, и по качеству игры это сейчас вратарь номер один. Почему он не играл в первом матче с Румынией?» И услышал ответ: «Представь себе, что значит проиграть с Дасаевым и проиграть с Уваровым». – «Ну вот, ты на все и ответил! Ты думал, как проиграть с Дасаевым, а не как выиграть с Уваровым…» Объективно, у многих тренеров есть такая боязнь не поставить звезду, тем самым частично снимая с себя ответственность. У меня подобный случай был в Южной Корее, когда на турнире в Гонконге нам предстояло играть финал с Японией (для корейцев эта игра больше чем «Дерби»), а накануне ведущие футболисты – Хон Мюн Бо, Хван Сен Хон и K° Чжун Вун (лучшие игроки сборной Кореи на чемпионате мира 2002 года) – не пришли на ужин. Я не поставил их на матч и заявил, что будем сражаться без них. Первая причина – нарушение дисциплины. Вторая – я понимал, что ответственность, которая ляжет на молодежь, будет для нее самой большой мотивацией. И третья – для меня не важен был тот результат как для тренера. Нужен был повод проверить, чего стоят эти ребята. Вся страна впала в шок! Но мы играли без них и лишь в дополнительное время в тяжелой борьбе уступили. Все видели, что молодая сборная может играть на равных с национальной командой Японии. После того финала я не услышал ни слова критики в свой адрес…