Текст книги "Танк "Клим Ворошилов-2". Ради жизни на Земле"

Автор книги: Анатолий Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

19 июля 1942 г. Штаб Группы Армий «А».

Штаб группы армий, наступавших сразу по нескольким направлениям, напоминал муравейник, разворошенный хулиганом. По всем коридорам бегали, ходили и шествовали с озабоченным видом, папками и портфелями в руках офицеры, унтер-офицеры и рядовые с разноцветными выпушками. Рабочему беспорядку аккомпанировали трели телефонных звонков и треск пищущих машинок, а также доносившиеся в открытые ввиду летней жары окна гудки автомобилей и мотоциклов и шум их работающих моторов. По контрасту с остальными помещениями коридор, в котором располагались кабинеты абвера и представителя СС при штабе, был тих, пустынен и дышал прохладой.

Вызвавший капитана Данкля в свой кабинет полковник (да, уже полковник; успешные операции приносят свои плоды, нихт вар?) фон Лахузен был как-то необычно задумчив.

– Что случилось? – на правах старого друга спросил капитан, одновременно привычно проверяя закрыта ли дверь.

– Меня вызывают в Берлин. Полагаю, что на повышение, но в полученном сообщении нет никаких намеков. А вы становитесь ответственным за операцию «Рот-Вайс». Приказ самого адмирала.

– Ого. Похоже, наши и, особенно, ваши усилия оценены по достоинству.

– Может быть, Георг, очень даже может быть. Ваша работа точно одобрена. Хотя официально еще не объявлено, но поскольку я уезжаю, то поздравляю вас заранее, – с этими словами полковник достал из выдвинутого ящика стола очередную бутылку столь любимого им «Камю» и два коньячных бокала.

Получение очередного звания новость приятная для любого офицера, тем более так неожиданно и досрочно. Поэтому и бокал капитан, а фактически уже майор Данкль поднимал с особым чувством. Отпив по глотку, насладившись послевкусием и закурив сигареты, офицеры присели.

– Итак, Георг, вы не только остаетесь главным, фактически именно вы будете определять направление и область деятельности нашего подопечного. Вы по-прежнему считаете, что «Вайс» должен в первую очередь заниматься сбором информации, а не влиянием на объект «Кэфэр»?

– Так точно, считаю. Пусть первая попытка и закончилось частичным успехом, «Кэфэр», под влиянием полученных через «Вайса» сведений, попытался устранить один из интересующих нас объектов, но…

– Да, я понимаю вас, Георг. Проделал он это так неуклюже, что по информации того же «Вайса», что объект ускользнул, да еще смог уничтожить группу, посланную для его ликвидации. Извините, что я вас перебил.

– Ничего страшного, Эдмунд. Да, объект ускользнул, а расследование этого «происшествия» вполне может вывести органы безопасности противника на «Кэфэра». Именно поэтому я снова предлагаю перевести «Вайса» в режим пассивного сбора информации. Тем более, что один из объектов, как вы помните, был успешно нейтрализован, с подачи «Кэфэра» попав под расследование НКВД.

– Да, помню. Объект Р. Да, неплохой результат. После того как «Вайс» смог передать его доклад с оценкой наших действий на ближайший период, особенно по нашему контрудару в Харьковской операции, адмирал лично потребовал от меня его нейтрализации. Перспективный штабной офицер, несомненно.

– Но больше пока никаких успехов не достигнуто, а с каждой порцией дезинформации, подаваемой «Вайсом» опасность для него растет.

– Понимаю вас, Георг. Ну что же, теперь вы главный, вам и решать. Но в принципе теперь я с вами согласен. Глупо потерять агента такого уровня, пытаясь решить незначительные, пусть и весьма важные задачи. Тем более, что нужный настрой у «Кэфэра» создан.

– Вы полагаете, что он будет дальше действовать сам. Не уверен, после такой неудачи с ликвидацией, он должен затихнуть.

– Вы недооцениваете его, Георг. Это очень мелочная и злопамятная личность, способная на любую подлость и готовая устранить любую стоящую между ним и властью преграду, подлинную или мнимую. Надеюсь, что ему удастся пролезть на самый верх властной пирамиды большевиков. Если конечно этот кремлевский горец его раньше не вычислит.

– Вы думаете, «Кэфэр» сможет выдвинуться высоко? С его-то необразованностью и замашками?

– Я же говорю, Георг, вы его недооцениваете. Мне кажется, что при удачном стечении обстоятельств он смог бы даже занять место самого горца. И тогда… О, это было бы самое восхитительное зрелище Георг. Этот жук сделает для уничтожения большевистского государства не меньше, если не больше, чем наш доблестный вермахт.

– Не смешите меня, Эдмунд. Он – и глава государства? Такого анекдота просто не может быть, потому что в жизни так не бывает. Да и вряд ли кому-нибудь из старого большевистского правительства удастся остаться у власти, когда мы выполним наконец план Барбаросса в полном объеме. Или, – Данкль инстинктивно осмотрелся вокруг и прошептал: – вы не уверены в нашей победе?

Оберст молча поднял бокал, многозначительно посмотрел сквозь оставшуюся в нем жидкость на собеседника, а затем поднес его ко рту и сказал, прежде чем выпить:

– За успех нашей операции.

– За успех, – озабоченно ответил Данкль.

20 июля 1942 г. Ижевск. Завод ХХХ.

Главный конструктор КБ завода и его заместитель – начальник группы перспективного проектирования рассматривали кульман с укрепленным на нем чертежом.

– Так, значит, вы склоняетесь к нарезному стволу? – недоверчиво спросил Таубин.

– Яков Григорьевич, мы считаем, что такое решение для полковых орудий оптимально.

– А стрельба обычными минами в таком случае явно не получается. Нет, в этом случае, как мне кажется, лучше сделать гладкоствольное орудие, стреляющее обычными минометными минами и специальными оперенными снарядами. Как вам такое решение, … …

– Не уверен, что удастся получить высокую кучность стрельбы оперенным снарядом. Помните, что когда реактивные снаряды с оперением, не выходящим за калибр, испытывали, кучность плохая была. Не получится ли у нас тоже самое?

– Вы не учитываете, что на кучность эресов влиял еще и двигатель и малая начальная скорость. Мы же стреляем из ствола, поэтому начальная скорость снарядов будет высокой и эффективность оперения тоже повыситься. Подумайте и просчитайте такой вариант. Впрочем, попробуйте и ваш вариант тоже.

– Неплохо бы, Яков Григорьевич, получить консультацию по возможности стрельбы обычными минами из нарезных стволов.

– Попробуем. Есть у меня знакомства. Ладно, с этим ясно. Что у нас с авиационным вариантом?

– Мы передали все расчеты в группу АВ.

– Отлично. Пойдемте, посмотрим, как у них дела идут.

Они вышли из кабинета главного конструктора и прошли по коридорам в группу авиационного вооружения.

Работа в группе кипела. Несколько конструкторов что-то обсуждали, непрерывно чертя на бумаге, а в соседней комнате несколько расчетчиков непрерывно крутили ручки «Феликсов». Поздоровавшись с присутствующими, оба конструктора сразу же включились в обсуждение проблем. Основные вопросы возникли по системе питания, вертолетчики требовали, чтобы боекомплект подавался из магазина барабанного типа, с противопульным бронированием. Ленточное питание они считали слишком уязвимым от огня зенитных средств. Так что сейчас разрабатывалась система питания от такого магазина и шли поиски доказательств малой уязвимости обычной системы. Споры не прервались ни за обедом, ни поздним вечером, когда рабочий день закончился. Увлеченные работой конструктора, настоящие энтузиасты, которых сумел подобрать Коровин в новое бюро, продолжали трудиться, не обращая внимания на время. Некоторые из них может быть и предпочли бы закончить работу и уйти отдыхать, но общий пример действовал и на них. Человек – существо социальное и большинство, особенно пассивное, всегда следует примерам, которые задает общество. И если в обществе сороковых-пятидесятых, до хрущевской оттепели и появившейся с ней расхлябанности и вседозволенности ставились в пример честный труд и энтузиазм, то даже не верящие в собственноручно придуманные лозунги идеологи вынуждены были вести себя как все. Ну а для тех, кому на общество наплевать, существовали очень эффективные методы принудительного лечения.

Завод уже вышел на плановые показатели выпуска гранат и автоматических гранатометов, и хотя высокая стоимость оружия и боеприпасов пока не позволяла принять АГС-40 в качестве массового оружия, в танковых и отчасти в мотострелковых бригадах они постепенно заменяли легкие пятидесятимиллиметровые минометы. Конструкторы же упорно работали над новыми образцами, которые должны были стать основой вооружения полковых и бригадных батарей вместо стодвадцатимиллиметровых минометов, над приспособлением гранатомета в качестве вооружения автожиров и перспективных вертолетов, над автоматическими системами восьмидесятидвухмиллиметрового калибра, способными дополнить существующие батальонные минометы. Не все проблемы пока удавалось решить, но полученные результаты сулили многое.

К сожалению, дефицит мощной взрывчатки А-IX-2, высокая стоимость и самое главное, ненадежные взрыватели, никак не давали довести бронепрожигающие гранаты до серийного производства. Напрасно военпред Звягинцев бомбардировал вышестоящие инстанции письменными докладами о необходимости разработки новых взрывателей. Не знал он, что про этот недостаток уже было известно всем заинтересованным лицам. Но «не ловилась золотая рыбка» у наших конструкторов, и все. На конструирование и испытание взрывателей были брошены все усилия специализированных КБ. Пока никаких положительных сдвигов не было, что тормозило разработку не только гранат ПТГ-41, но и новых снарядов, и авиационных бомб.

21 июля 1942 г. Помары. Сергей Иванов.

– Утомлённое солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась…

Перебиваемые потрескиванием и шипением, но довольно разборчиво звучат музыка и слова, крутится толстенная пластинка на чуде здешней промышленности – патефоне и кружатся в такт музыке пары. Сегодня у нас в бригаде выходной. Да, выходной, вынужденный. Нет топлива, ни капли не пришло. Строевые занятия решили не проводить, уборку территории я наладил так, что она проходит каждое утро. Не зря все проверяющие, а приезжают они довольно регулярно, отмечают порядок на территории части. Ага, приходится крутиться. Краску и хозяйственный инвентарь добываем бартером, за газойль. А вы думали, все так просто? Увы, и в это время беспорядка хватает. Тут главное что? Главное не выходить за рамки и не хапать для себя. Тогда и начальство радо, и контролеры не придираются.

Нет, ну вы поглядите. Никак расслабиться не удается. Даже сейчас все мысли о службе. Опять в трудоголика превратился, прямо как в молодые годы. Эх, вспомню себя лейтенантом! Во взводе днюешь и ночуешь, основной вид сексуальной жизни – е…то работа на технике, танки то к стрельбам готовишь, то к полевому выходу, наряды, потом «ответственным» сходишь. Благо в первое время бойцы еще и русские были. А вот когда большой процент среднеазиатов пошел… это вообще нечто невообразимое. Точно как в анекдоте про то, что вышел он из аула за солью, тут его поймали и в армию. Вроде читаешь – и школу закончил, и отметки у него неплохие, а по-русски ни фига не понимает и от техники, как черт от ладана шарахается. Вот тогда и стали у меня мысли появляться, что «неладно что-то в датском королевстве».

Да, надо обязательно выжить и предотвратить катастройку девяностых. Вот только как этого добиться? Это в книге неуязвимый, всезнающий, с непрерывно отрастающими зубами и другими частями тела, спецназовец-торговец за раз рецепты выдает. Сказал, что надо крестьянам индивидуальное хозяйство разрешить – раз и продуктов море стало, сказал, что патентами торговать надо – кучу денег заработали. Ага, ждите. Парижский договор, так он вроде называется, по патентам – это та еще ловушка. Специально придумано, как мне один специалист по патентному праву рассказывал, чтобы всякие вкусняшки самым сильным доставались, а всех неугодных в любой момент загнобить можно было. Да и сельским хозяйством все не так просто. Сколько в моем времени и у нас, и в России над фермерами бились. Специально, бл.., разводили. А в результате? Нет, прав в чем-то этот, как его, Прашев или Паршев, что не все так просто. Ну другой у нас климат, другой. И ничего с этим не сделаешь. Не зря у нас община так долго держалась. Не выживет у нас единоличник. В принципе и на западе фермер не один, если подумать. А кто его продукцию берет, технику ремонтирует и обслуживает? Вот, вот. Натуральная МТС и потребкооперация в СССР. А если вспомнить, что и деньгами его государство поддерживает, и США даже диктует, чего и сколько сеять, то …

Блин, так и свихнуться недолго. Тут, понимаешь, «танцуют пары, пары, пары, мотив знакомый, даже старый», такие женщины сидят, а я опять в философию ударился. Нет, надо еще выпить, благо патефон пока замолчал и все к столу потянулись и за докторшей поухаживать. Тем более, что она кажется не против. Ну, вот опять эта песня. О, белый танец. Интересно…

– Мне немного взгрустнулось -

Без тоски, без печали

В этот час прозвучали

Слова твои:

«Расстаёмся, я не стану злиться,

Виноваты в этом ты и я».

Не ожидал, что Мария меня сама пригласит, не ожидал. Нет, приятно конечно, но… А впрочем, какая разница. Танцую я не очень, но партнерша вроде бы не обижается. Кто она? Доктор-хирург Мария Андреевна Михайлова. Разведена, муж бывший военный, «незаконно репрессирован» в тридцать седьмом – за пьянку уволен из армии и исключен из партии. Детей нет. Это я из личного дела узнал. Подсмотрел, да. Любопытство не порок, а большое свинство. Интересно, догадывается ли она, что я ее личное дело у кадровика брал?

Надо же, очень веселая женщина, как оказалось. Пара анекдотов, и она задорно смеется. А какая у нее фигура. Обалдеть. Грудь такая, что Памеле Андерсон с ее силиконовыми мешками только утопиться в сортире. Благо в воде силикон утонуть не даст. Откуда знаю какая у нее грудь, хотя и не видел? Секрет. Проживете с мое, тоже знать будете.

Нет, все же самые красивые женщины в мире – у нас. Встречаются, конечно, и в других странах красавицы, но в таких количествах, как у нас нигде нет. Разве что в Израиле, говорят. Но там я не был, да и вообще, как там поется: «А там на четверть бывший наш народ».

Вот и очередной раз пластинка закончилась:

– Мария, как вы, выпьете?

– А давайте, товарищ полковник, на брудершафт?

Не, на слабо конечно дураков ловят, но устоять перед такой женщиной я не могу. Выпиваем стопку, целуемся. Ее губы на вкус отдают водкой и почему-то какой-то травяной настойкой. Н-да, если бы не народ вокруг… Ну и что все улыбаются? Делаю «злое выражение морды» как говорил капитан Копылов. Реакция? Правильно, лучше закусывайте и никаких проблем.

– А поете вы… ты все-таки лучше, чем танцуешь,– с намеком говорит Мариша. И кто-то уже гитару поднес. Эх, где мои семнадцать лет…

– С берез неслышен, невесом

Слетает желтый лист,

Старинный вальс «Осенний сон»

Играет гармонист.

Вздыхают, жалуясь, басы

И словно в забытьи,

Стоят и слушают бойцы,

Товарищи мои…

Смотри-ка, и танцевать ухитрились под мои переборы. Чтобы еще такое спеть? А, пою все подряд, и «Землянку» и «Песню танкистов» про танковый ударный батальон, и в конце концов «Вальс-бостон» Розенбаума. Под него и пьем стремянную и расходимся по квартирам. Я иду провожать Марию, тем более, что она не возражает. Провожаю…

Утром, проснувшись с первым лучом солнца, долго смотрю на проснувшуюся Марию. Смотрю и понимаю, что все закончено. Если у нас и будет что-нибудь дальше, то только то, чего в СССР, как сказали однажды в нашей реальности, не было. Слишком мы разные люди, увы…

Все, отдых окончен. Пора на службу.

– Утомлённое солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась,

Что нет любви.

10 августа 1942 г. район неподалеку от г. Рославль.

– Вот, – проводник, однорукий ветеран лет двадцати пяти, отер левой рукой испарину со лба. Солнце палило немилосердно, а группа чекистов явно торопилась и двигалась к месту боев сорок первого года без передышки.

– Устали, товарищ Соколов? Ничего, теперь можете и отдохнуть. Только покажите примерно, где захоронения произведены, – сочувственно произнес старший, со знаками различия старшего сержанта ГБ. Впрочем, Виктор Соколов, бывший радист штаба Первой тяжелой танковой бригады, а ныне комиссованный по ранению председатель колхоза подозревал, что звание у него могло быть и выше, слишком уж независимо и уверенно чекист держался.

– А чего показывать? Вон, там даже звезда на дереве сохранилась. Там и похоронили всех.

– Ясно. Спасибо вам Виктор Михайлович. Пока присядьте, отдохните. Мы сейчас автожир вызовем, вас назад быстро доставят. Васильев, разворачивай свою шарманку!

Радист, расположившийся у ближайшего дерева с развесистыми, невысоко расположенными ветвями, встал и начал несуетливо, но быстро разворачивать свое хозяйство. Забросив на ближайшую ветвь проволочную антенну, он подсоединил аккумулятор и включил передатчик. Еще через несколько минут он уже с привычной быстротой отщелкивал послание на ключе. Посмотрев с профессиональным интересом на его работу, Виктор, сидя на принесенном ему удобном чурбачке, закурил. Вокруг кипела работа, чекисты, молодые крепкие ребята, сноровисто оборудовали лагерь.

Наконец в небе раздалось стрекотание автожира. Сделав несколько кругов, летчик приземлил автожир и, отрулив к краю полянки, выключил двигатель. Едва винт остановился, открылась дверца в боку фюзеляжа, на взгляд удивленного Соколова, очень похожая на автомобильную, и из автожира вышел один из летчиков. Доложив что-то начальнику и передав ему какие-то бумаги, он пригласил Соколова на борт. Тем временем чекисты быстро и сноровисто снимали подвешенные к автожиру грузовые контейнера.

Виктор, слегка склонив голову и с трудом удерживаясь одной рукой, влез в дверцу. Тесноватая кабина, напоминающая чем-то автомобиль, но со множеством приборов и рычагов на месте пилотов, три небольших узких кресла, в одном их которых сидел приветливо взмахнувший рукой второй пилот и неожиданно большие стекла, через которые хорошо просматривалась и суета на поляне и даже большая часть пространства, включая висящий прямо над головой гигантский винт. Едва Соколов уселся и пристегнулся к жестковатому креслу, как сзади взвыл запускаемый мотор и винт начал постепенно раскручиваться, пока не превратился в один сияющий отблесками солнечных лучей круг. Небольшой пробег, автожир подпрыгнул, резко провис в воздухе, словно проваливаясь в гигантскую яму, отчего содержимое в принципе пустого желудка Виктора резко выплеснулось в заранее поданный вторым летчиком бумажный пакет. Не успел Виктор испугаться падению, как автожир выпрямился и уверенно начал набирать высоту.

Обернувшийся летчик, видимо заметив состояние Соколова, показал ему на висящий рядом с креслом шлемофон и жестом предложил надеть его. Отложив пакет в прямо таки специально приготовленную для него корзину, Виктор дрожащими руками надел шлемофон и, после нескольких попыток закрепил на шее ларингофон.

– Плохо? – сочуственно спросил второй летчик Виктора: – Извините, забыли совсем вас предупредить, что место мало и взлетать с подскоком будем.

– Ничего, все уже прошло, – немного срывающимся после всего голосом ответил Соколов.

– Вот и хорошо, а то нам еще минут сорок лететь, – ответил летчик и вернулся к выполнению своих обязанностей. Полет закончился нормально, как и говорил летчик – через сорок минут автожир приземлился на аэродроме около Рославля, где Соколова уже ждала машина.

Автожир еще набирал высоту, а на поляне уже вовсю кипела работа. Часть людей делила поляну на участки, вбивая колышки и натягивая между ними веревки, двое, один с миноискателем, другой со специальным саперным щупом аккуратно проверяли один из участков.

Судя по подготовленным инструментам, оставшимся на поляне предстояли раскопки чего-то очень важного. Неподалеку от лопат, ломов и кирок гордо возвышалась тренога с фотоаппаратом.

18 августа 1942 г. г. Балашиха.

На ярко освещенном несколькими лампами белоснежном лабораторном столе лежал кусочек чего-то непонятного. Два эксперта в потертых, грязноватых, прямо скажем, далеко уже не белых халатах поверх повседневной формы разглядывали это нечто в большую настольную лупу на подвижном кронштейне.

– Я все же считаю, что это провод. Иначе зачем столь тонкую медную проволоку в изолирующую оболочку помещать.

– Возможно, возможно. Сопротивление оболочки проверил?

– Проверил, полчаса назад. Ты как раз обедал.

– И что?

– Вот результат.

– Что? Не может быть… Ничего себе. Тогда получается что этот тоненький проводок может выдержать… Да, нужно обязательно проверить… Кстати, когда химики обещали результат выдать?

– А послезавтра, не раньше. Что касается проверки, я уже тут одну схемку придумал. Оцени.

– Неплохо, неплохо. Давай попробуем?

– Давай.

Дальше оба включаются в работу. На лабораторном столе понемногу формируется схема из ЛАТРа , реостата, микроамперметра, проводов, концы которых, закрепленные на деревянной подставке и изогнутые, образуют импровизированный держатель. Наконец, осторожно расплющив самые кончики проводов и приложив к ним маленький кусочек артефакта, с помощью миниатюрных пассатижей один из работающих зажимает этот кусочек в держателе. Следующие несколько часов проходят в неторопливых исследованиях – постепенно увеличивая мощность подаваемого тока и следя за состоянием миниатюрного провода, эксперты оценивают и записывают полученные данные.

– Нет, ты посмотри! Какой интересный провод получается, изоляция намного лучше любой существующей!

– Точно, точно. Если такую в серийное производство запустить, насколько легче аппаратуру сделать можно. Так, давай в выводы записывай, чтобы химиков озадачили.

– Интересно, кто же до выпуска таких проводов дошел. Неужели немцы?

– Нет, точно не они. Недавно новейшую их авиационную радиостанцию изучали – так у них ни объемно-модульного монтажа, ни бридманов нет. Представляешь? Да и зачем такой провод в современной аппаратуре? Ток он конечно порядочный выдерживает, но вот производство сколько стоить будет. Никак мне в голову не приходит, где такой провод можно использовать.

– Вот и мне тоже. Нет, точно завтра за справочники засяду, посмотрю.

– Смотри, смотри. Только учти, что до двадцать первого всего три дня остались. А мне, как старшему, вечером двадцать первого самому «Львову» докладывать.

– Ладно тебе. Можно подумать, самому неинтересно.

– Было бы неинтересно, чем-нибудь другим занимался бы. Так что интересно. И нужно.

– Нужно, это да. А то я сначала было на фронт просился.

– Во, во. Я тоже.

Тут в дверь лаборатории постучали и, оторвавшись от записей, дружно разрешили войти. В лабораторию вошел уже знакомый постороннему наблюдателю начальник группы, разыскавшей тайник в лесу, но на этот раз со знаками различия капитана ГБ. За ним двое парней из той же группы несли деревянные ящики с ручками.

– Так, «товарищи ученые, доценты с кандидатами». Я вам тут небольшую работенку приготовил.

Вошедший последним старший майор ГБ Мурашов неодобрительно взглянул на вскочивших и успевших рассмеяться в полный голос экспертов.

– Да, товарищи, вам необходимо в кратчайшие сроки разобраться с полученной нашими работниками аппаратурой, – сказал он, доставая из портфеля сопроводиловку и два стандартных листа подписки о неразглашении.

Эксперты переглянулись с возрастающим интересом. Ничего себе, дополнительная подписка. Это ж какой уровень секретности! Что же тогда за приборы им принесли?

Пока Мурашов оформляет бумаги, принесшие ящики люди отрывают приколоченные крышки и на столе один за другим появляются непонятные, невозможные, фантастические для любого человека того времени приборы. Наблюдатель из двадцать первого века с легкостью опознал бы в них два мобильника, оба фирмы «Нокия», различной степени навороченности, и «наладонник» фирмы «Хьюлетт– Паккард».

– Ох..ть! – раздался в полной тишине голос самого младшего из экспертов.

– Еще работа, – более спокойно отметил второй, постарше: – И что это вы нам принесли?

– Вы эксперты, вам и разбираться, – спокойно ответил Мурашов.