Текст книги "Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле"

Автор книги: Анатолий Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Анатолий Логинов
ДВА ТАНКИСТА ИЗ БУДУЩЕГО
Ради жизни на Земле

Выражаю глубочайшую признательность: Сергею Кокорину – за отличную идею и знакомство с прототипом Ленга,

всем коллегам с форума «В вихре времен» (http://forum.amahrov.ru) за помощь в написании,

а также персонально Андрею Торопову – за помощь в редактировании книги,

всем своим друзьям и знакомым – за те знания и навыки, которые я передал героям,

моей жене и детям – за моральную поддержку.

«После Курской дуги мы начали понимать, что стали сильнее, что можем бить немца, а немец уже не тот и Победа не за горами! И что ее приход – только вопрос времени. Сознание этого помогало нам работать с большим напряжением…

И только с приходом „кукурузника“ в душе появился безотчетный страх и сомнение в том, что выбрал нужное дело…, и хоть правление Хрущева продлилось недолго, ощущение победы, гордости за свое дело как-то сгладилось, ушло на второй план!»

Л. Горлицкий.

ПРОЛОГ

Из остановившейся неподалеку от милицейского оцепления новенькой «Волги» вышли, сопровождаемые веселым перезвоном наград, подобно чешуе старинной брони покрывавших их кители, двое ветеранов в элегантной, стального цвета парадно-повседневной форме бронетанковых войск. Один, помоложе, в звании генерал-майора, бережно поддерживал неуклюже выбиравшегося из дверей машины второго, более старого, со звездами генерал-полковника. Молодой достал из машины крепкую, инкрустированную и явно дорогую на вид палку и передал ее старику. Потом они оба двинулись к оцеплению: генерал-майор чуть впереди, за ним, слегка прихрамывая на левую ногу и опираясь на свою палку, генерал-полковник. Стоявшие в оцеплении милиционеры вытянулись в струнку и пропустили обоих, мельком посмотрев на прикрепленные к кителям значки пропусков. Генералы, не торопясь, отправились к лестнице, ведущей на левую гостевую трибуну Мавзолея.

Пока милиционеры оцепления пропускали пассажиров следующей машины, оба генерала успели подойти к лестнице и теперь бодро для своего возраста поднимались по ней, оба на одном уровне. Генерал-майор Колодяжный присматривал за прихрамывающим генералом Ивановым и говорил, слегка понизив голос: «Ну, вот и дождались. Все прямо как вы и предсказывали, один в один».

Иванов, утвердительно кивнув, пробормотал себе под нос громким, услышанным Колодяжным шепотом: «Зря я что ли, сведения по Королеву и Брауну Мурашову сливал».

Колодяжный улыбнулся. Он уже давно привык к экстравагантным выходкам своего старшего товарища, да и к тому, что плохо слышащий Сергей постоянно попадал впросак, думая, что его шепот никто не слышит.

Поднявшись на трибуну, они, непрерывно здороваясь со знакомыми, прошли к своим местам и привычно стали ждать начала. Человеку, провоевавшему полжизни, ожидание дается легко и привычно, он знает, что надо терпеть, спокойно выжидая того, единственно правильного и нужного, момента, когда твои действия будут просто необходимы. Поэтому ни Колодяжный, ни Иванов не тяготились вынужденной отсрочкой, молча разглядывая, как бы рекогносцируя перед предстоящим боем всю Красную площадь, затянутую плакатами и украшенную кумачом флагов, со строящимися шпалерами почетного караула и суетой телевизионщиков.

Наконец по собравшимся внизу прошла волна оживления. Полуобернувшись, генералы увидели приближающиеся автомобили со стоящими в них людьми, плохо различимыми на большом расстоянии. Вот машины подъехали, и из них прямо на расстеленную ковровую дорожку выбрались три человека – двое в синей парадной форме Военно-Воздушных Сил и один в штатском костюме. Прибывшие построились клином и, четко печатая шаг, подошли к поджидавшей их внизу, напротив входа в Мавзолей, группе людей.

– Товарищ Председатель Совета Министров Союза Советских Социалистических Республик, экипаж Первой Лунной Экспедиции в составе командира экспедиции летчика-космонавта полковника Беляева, летчика-космонавта подполковника Леонова и космонавта-исследователя Буркотовского докладывает об успешном выполнении задания…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Бой идет святой и правый

 
Пушки бьют в кромешной тьме,
Бой идет святой и правый,
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на Земле.
 

Твардовский А. Ф.

30 декабря 1941 года. Москва

Недавно назначенный начальником Управления Особых отделов НКВД полковник ГБ Абакумов еще не полностью вник во все подводные течения и предпочел бы сейчас передать решение наркому внутренних дел. В трудных случаях он всегда старался получить от него совет. Все же член Ставки Верховного Главнокомандующего и член ЦК ВКП(б) знает намного больше любого наркома, а уж разбирается в интригах намного лучше своего заместителя. Жаль, сейчас из-за занятости Самого встретиться никак не получалось. А консультация требовалась срочно. Тем более что вопрос непростой, на всех относящихся к нему материалах стоит «контролька» личного порученца самого наркома товарища Мурашова. О нем-то Абакумов точно знал, что обычное дело под его надзор не попадает. И дело-то точно мутное, как сейчас принято говорить.

«Итак, посмотрим…

Полковник Мельниченко и подполковник Иванов – командир отдельной тяжелой танковой бригады и его заместитель стоят на особом контроле с июля сорок первого. Интересно, в самые напряженные дни, когда все внимание любого наркома сосредотачивалось только на военных вопросах, Лаврентий Палыч нашел время и заставил личного порученца заниматься какими-то окруженцами. К тому же имевшими на тот период звания всего лишь капитана и майора. А вот это вообще ни в какие ворота… Им в отдельный полк в качестве начальника Особого отдела был отправлен состоявший в резерве Берии целый капитан госбезопасности. Да, а Героев за успешный разгром штаба им так и не дали, только Красное Знамя. Ишь ты, и Мехлис отметился, „…по полученным от специального корреспондента „Красной Звезды“ сведениям вполне достойны присвоения звания Героя Советского Союза“. Ничего себе. Интересно, почему же тогда не утвердили представления? Два таких ходатайства – от НКВД и от ГлавПУРа. Похоже, кому-то из Наркомата поперек пошли. Да, кажется, вот ему и его группировке… Похоже, похоже… Хм, вон и со званием наших героев мурыжат, и корпус так и не дали. Так, а тут что? Да, все интереснее. Оказывается, они имеют отношение к директиве номер двадцать о реорганизации бронетанковых и механизированных войск. Каким боком? Ох ты. Еще и теоретики, с ума сойти. Так, а теперь „благодаря успешным действиям гвардейской отдельной тяжелой танковой бригады ликвидированы последствия прорыва войск генерала Гудериана“. И надо подписать характеристику от контрразведки. Правильно сделал Колыванов, что лично ему это дело передал. Мутное оно, даже слишком. Но пожалуй… а почему бы и нет… Эти товарищи не слишком авторитетны, и неизвестно, будут ли, а вот Мехлис и Берия… Да, надо ставить положительную резолюцию».

31 декабря – 1 января. Пос. Незнаменки. Сергей Иванов

Ну вот и Новый год на носу. Ё…ть, я уже и забыл, что всего полгода на этой войне. Кажется, так и жил всю жизнь здесь. Эх, как там сынишка? Узнать бы, как у него с учебой, чем дышит…

Хотя последнее время «Рыжий» и его экипаж, наша бригада и все происходящее намного реальнее всего, что было «там». Да и времени особо переживать нет. Вообще, война притупляет обычные человеческие чувства. Даже цвета становятся менее яркими, а звуки приглушаются. Причем организм автоматически выделяет из всей какофонии, присущей войне, самые опасные звуки, даже почти не слышные на фоне общего грохота. Интересно, помнится, в Афгане разговаривал с сослуживцами – то же самое. Адаптация человеческого организма к нечеловеческим условиям.

Ладно, посторонние мысли в сторону, скоро уже двенадцать пробьет. Вот, кстати, и шампанское открыли уже. Самое настоящее, «Вдова Клико». Никогда не думал, что удастся его попробовать, а тут трофей. Причем получается дважды – немцы его у французов захватили, а мы у немцев отобрали. Неплохо мы тогда под Кировом затарились. Пока конники Крюкова с нашим первым батальоном в лобовой атаке сковывали фрицевскую оборону, мы по лесам обошли и вдарили с тыла. Вот тогда и затрофеились, а крюковские кавалеристы вообще отличились – штаб отступающий вырубили вчистую. Потом оказалось, что штаб-то гудериановский. Сопротивлялись они упорно. Только вот против кавбригады образца сорок первого года из двух кавалерийских полков и танкового батальона на Т-34 и Т-50 продержаться долго не смогли. Да… и самого Гудериана позже… нашли. Вот и не будет теперь у немцев инспектора бронетанковых войск Гудериана, «отца панцерваффе», сумевшего поддержать боеспособность их танковых войск еще лишний год.

Нет, светлые головы у них точно найдутся, а вот авторитет… Его ничем не заменишь. Так что может и пройдет предложение о снятии с выпуска «четверок», и останутся фрицы с одними «пантерами» и «Тиграми». Хорошо бы!

Стоп, опять меня занесло. Вон Андрей уже встает и речь начинает. Ура, с Новым годом! Ух, вкусно. Конечно, это не наша скороспелка из непонятного винограда, но все равно разница очень большая. Я вообще заметил с самого начала, что продукты здесь намного вкуснее. Экология, похоже. Черт, как бы еще ее сберечь, а то ведь после войны всем не до нее будет.

Праздничное настроение окружающих вызывает у меня очередной приступ ностальгии и даже злости. Бл… неужели и здесь начнется то же головокружение от успехов, что и у нас? Неужели летом придется отступать до Волги и биться за каждый дом в разрушенном до основания Сталинграде? Хотя недавно, например, мы получили новый приказ о применении танков, подобный «там» намного позже появился…

Андрей все же засек мое состояние и утащил из комнаты на улицу, «покурить». Да, сегодня редкий на войне случай, когда можно спокойно пообщаться тет-а-тет, не опасаясь окружающих. Всем сейчас не до нас, в небо одна за другой взлетают ракеты, даже с передовой не слышно постоянного грохота перестрелки. Немцы, наверное, тоже празднуют. Правда, у них Рождество больше отмечается…

– Что загрустил, Сергей? – голос у Андрея тоже, если вслушаться, не весел.

– Можно подумать, ты не ностальгируешь, – отвечаю с неожиданно прорезавшейся во мне злобой, – ё…ть, мы ж для наших, считай, умерли, как и они для нас. А ведь они где-то здесь, тремя минутами позже или с той стороны вакуума. Живут…

– Да брось, Серега, брось. Так можно хрен знает до чего додуматься…

– Ага, можно. Но дезертировать, даже в смерть, я не собираюсь, сам знаешь. Обидно только, что мы знаем многое, а вот сделать почти ничего не можем.

– Как не можем? Можем! И уже, считай, сделали многое. Думаешь, новые трансмиссии на танках просто так появились? Или твоя беседа с этим, как его, Шашмуриным, просто так прошла? Ты думаешь, откуда здесь АГСы? Ведь сам же рассказывал, что их не приняли на вооружение, а Таубина расстреляли. А здесь – вот они. Правда, всего шесть штук прислали, но ведь есть.

– Понятно, почему шесть. У нас они аж дороже ДШК и даже, кажется, сорокапятки стоили, под двадцать тысяч рублей. Интересно, почему здесь на это не посмотрели? Или конструкцию упростили?

– Может, конструкцию упростили или посчитали, что и при такой стоимости оправдывают себя. Заметь, прислали только нам и в соседнюю мотострелковую бригаду. То есть массовым оружием гранатометы не будут.

– Тэк-с, а ведь это точно наше влияние, – я оживляюсь, хандра понемногу отпускает. Да и выпитый после шампани спирт наконец-то «упал», в желудке здорово греет, а в голове начинает шуметь.

– Наше, не наше… Только вот, заметь, мехкорпуса вроде не расформировали, а просто реформировали. На всех танках спешно доработки делают, и Питер в осаду не попал. Ты как думаешь, наши вожди здесь сильно от «тамошних» отличаются?

– Думаю, нет… Во всяком случае, судя по встреченным мною генералам – люди те же, что и…

– Вот, я тоже такое подозреваю. А воюют лучше и нужные приказы на год раньше появились, и политика немного другая… Так что я думаю, наше минимальное воздействие все же удалось. И теперь надо его поддерживать. Да, я не рассказывал, как-то из головы вылетело – пока в госпитале был, сумел идею антибиотиков протолкнуть. Остатки таблеток в порошок стер и местному светиле медицины отдал. Доктор Белоусов аж подскочил. Правда, их и так в это время уже открыли, как я помню, но в Америке. Глядишь, тут и наши раньше появятся, Валерий Иванович мне умнейшим человеком показался.

– Ладно, ладно, прогрессор хренов. Не боишься, что завтра «васильковые околыши» появятся, и… «вывели болезного, руки ему за спину и с размаху кинули в черный воронок».

– Не думаю. Сам посуди, Серега, если бы нас хотели взять, давно бы уже взяли. Да и не до нас сейчас по большому счету. Война. Ну, воюем мы лучше всех – это раз. Проявили кое-какие аналитические способности – это два. Ну, засветили некоторые знания – три. Подозрительно, но не более того.

– Так-то оно так, но… Тэк-с, а наши артефакты мы нигде не могли засветить? – пытаюсь оппонировать уже из чистой вредности.

– Не думаю. Да и спрятал я их надежно, не найдут. А после войны откопаем, как-нибудь в дело пустим.

– Это да, хотелось бы мне, чтобы наши микросхемы были не самыми большими, а самыми первыми в мире.

Дальше нам поговорить не дают, на улицу вываливается целая толпа подвыпивших, веселых командиров, и начинается тот беспорядочный пьяный треп, о котором наутро остаются только отдельные бессвязные воспоминания. Хорошо, что мы стоим во втором эшелоне…

15 января 1942 г. Штаб 1-й гвардейской отдельной тяжелой танковой бригады

– Товарищ полковник! Разрешите? – вошедший в кабинет Антон улыбался.

– Что случилось? Какую радостную весть принес, Антон? – спросил Иванов, вместе с Мельниченко, Колодяжным и Калошиным корпевший в штабе над планами боевой подготовки и проведения ремонтно-профилактических работ на технике бригады.

– Только что связист передал для вас, – и с той же улыбкой Антон подал Андрею бланк радиограммы.

– Ничего себе! – воскликнул Андрей и зачитал вслух: – Поздравляем присвоением звания Героев СССР (подписи командующего, начштаба и ЧВС армии).

Все осторожно переглянулись. Странно. С чего бы вдруг командующий и начштаба, откровенно недоброжелательно относящиеся к командованию отдельной тяжелой танковой бригады, вдруг отправили радиограмму, да так срочно? Что за этим скрывается? Никто из присутствующих не успел отреагировать, как на пороге появился начальник Особого Отдела и, прямо от входа, сказал:

– Что, товарищи, получили новости? А мне уже по нашей линии весточка пришла. За успешные действия под Кировом наша бригада получила личную благодарность Верховного Главнокомандующего, Мельниченко и Иванов – Героя, а остальной командный состав – награды… Так что сегодня жду приглашения – смеясь, подошел к столу, пожал руки и поздравил каждого из присутствующих.

«[…] После наступления под Кировом для нашей бригады настало время получить пополнение. Оставшиеся целыми машины, кроме КВ-2, мы передали сменившему нас танковому корпусу, в котором был отдельный тяжелый танковый полк.

Разместившись в бывшем санатории, мы получили возможность впервые за месяц нормально отоспаться и помыться в бане. Несколько дней отдыха, какое воистину райское наслаждение для фронтовика… Но отдых был недолгим. Получив пополнение и дополнительную технику, проведя несколько занятий по сколачиванию подразделений, мы снова отправились в бой, на этот раз под …, на усиление Второй Ударной Армии. Опять бои и потери… Наша бригада, как всегда, шла на острие наступления, прорывая оборону противника на самом трудном участке. […]

Наконец бригаду, или точнее ее остатки, вывели из боя. […]

Но вот мы дождались поступления новой техники. Танки с экипажами и без них пришли одним эшелоном, поэтому потрудиться пришлось всем. Вместе с танками прибыла и небольшая бригада заводчан, которая помогала нам осваивать новые машины.

Танки КВ-15 с новой, 122-мм пушкой намного повысили возможности тяжелых танковых батальонов, а штурмовой батальон, переименованный в танкосамоходный, получил, кроме КВ-2С, еще и новые, недавно сконструированные нашими инженерами самоходно-артиллерийские установки СУ-152. Они были проще в производстве, чем наши „двойки“, но размещение орудия в неподвижной рубке снижало возможности этих прекрасных машин в ближнем бою. […]»

Серия «50 лет Победы». Генерал-лейтенант Махров П. П.

«В вихре войны. Воспоминания о боевом пути 1-й гвардейской тяжелой танковой бригады имени Ф. Э. Дзержинского». М.-Л., 1964 г., переиздано в 1994 г.

«Главная цель гитлеровских войск в летней кампании 1942 г., судя по документам германского генерального штаба и высказываниям руководителей фашистской Германии, состояла в том, чтобы окончательно разгромить Советские Вооруженные Силы и закончить в этом году войну против СССР. Это, в частности, видно и из директивы немецкого командования № 41 от 5 апреля 1942 г., излагавшей общий замысел летнего наступления немецко-фашистской армии на Восточном фронте и план главной операции. В директиве говорилось: „Как только условия погоды и местность будут благоприятствовать, немецкое командование и войска, используя свое превосходство, вновь должны захватить в свои руки инициативу и навязать противнику свою валю. Цель состоит в там, чтобы окончательно уничтожить живую силу, остающуюся еще в распоряжении Советов, лишить русских возможно большего количества важнейших военно-экономических центров. Для этого будут использованы все войска, имеющиеся в распоряжении германских вооруженных сил и вооруженных сил союзников“. В директиве указывалось на необходимость придерживаться „первоначальных основных целей восточного похода“.

Однако фашистская Германия уже не могла развернуть наступление одновременно на всех стратегических направлениях, как она это сделала в начале войны. Ее войска были теперь прочно скованы на всем огромном, фронте от Баренцева до Черного моря. Гитлеровское командование надеялось достичь успеха проведением последовательных наступательных операций. „Первоначально – указывалось в директиве № 41 – необходимо сосредоточить все имеющиеся силы для проведения главной операции на южном, участке фронта с целью уничтожить противника западнее р. Дон, и в последующем захватить нефтяные районы Кавказа и перевалы через Кавказский хребет.“»

«История Великой Отечественной войны Советского Союза». Т. 2. М., 1965 г.

22 июня 1942 г. Штаб группы армий «Юг»

– Итак, майне херрен, – генерал фон Зондерштерн, начальник штаба группы армий «Юг», типичный прусский генштабист еще кайзеровского розлива, осмотрел присутствующих и остановил взгляд на представителях абвера, – что нам скажет разведка?

– Господин генерал, господа. – Подошедший к висящей на стене огромной карте разведчик походил на начштаба как брат-близнец. Впрочем, это было понятно – он тоже был из офицеров генерального штаба, хотя и другой, бывшей австро-венгерской, армии.

– Нашей агентурной разведкой установлено прибытие на Юго-Западный фронт дополнительных резервов, в том числе танкового и кавалерийского корпусов и не менее двух отдельных танковых бригад. Резервы сосредоточиваются в районах Белгород, Приколотное, Купянск. Радиоразведкой выявлена активизация противника в районе Богодухов. Возможно, готовится контрудар. На остальном фронте никаких изменений не выявлено.

Коллеги из «Бранденбурга-800» уже подготовили несколько групп «охотников за штабами» и, начиная с 23-го числа, будут проводить их заброску на территорию противника. Кроме того, мною выдан запрос на привлечение к освещению обстановки наших глубинных агентов. Пока ответа на него не поступало.

– В таком случае, господа, предлагаю, – договорить генерал не успел: в помещение вошел радист, передавший ему срочную радиограмму.

– Господа, после взятия Херсона и Мелитополя ОКВ принято решение разделить группу армий «Юг» на две. Поэтому совещание прекращаем, через… три часа подготовить соображения по своим отделам. Необходимые данные получите через полчаса у оберста Пферцегентакля. Все свободны…

Негромко обсуждая новости, офицеры штаба группы покидали зал совещаний, устроенный в бывшем спортзале местной школы. Одновременно в зале появились солдаты, под руководством одного из лейтенантов убиравшие карты и схемы, наводившие порядок на столах и расставлявшие стулья.

Подполковник фон Лахузен-Вивремонт, только что докладывавший разведданные, тоже получил соответствующую телеграмму, только в кодированном виде. Его сообщения шифровались дважды, армейским и личным кодом, во избежание малейшей утечки информации. Поэтому он первым делом зашел в свой кабинет, где лично расшифровал полученное сообщение. Похоже, новости, заключенные в телеграмме, были очень неплохими, потому что повеселевший подполковник вызвал своего доверенного офицера, тоже австрийца, и достал из сейфа бутылку французского «Камю».

Вошедший в кабинет капитан Данкль удивленно посмотрел на стол шефа, затем понимающе улыбнулся и защелкнул замок в двери.

– Итак, херр оберстлейтенант, удалось? – спросил он, хитро подмигивая и показывая на бутылку.

– Да, гауптман, более чем. Получены известия из Берлина. Впрочем, сначала надо отметить это дело, – улыбнулся подполковник, жестом предлагая капитану разлить коньяк по специальным коньячным бокалам. Разлив «на полпальца», тот передал один бокал подполковнику, а второй взял сам. Согревая напиток в руке и слегка покачивая бокал, чтобы уловить букет, младший по чину вопросительно смотрел на веселого начальника. Фон Лахузен усмехнулся еще раз и, сказав: «Прозит!», чокнулся, отпил глоток действительно неплохого коньяка. Потом потянулся, как кот, заглотивший сметаны, и продолжил: – «Вайс» все-таки внедрился. Туда, куда мы и планировали. Теперь имеет возможность подать своему новому «начальнику» необходимые нам бумаги. И, пожалуй, эта необходимость скоро появится – наши «друзья» прибыли сюда. Один все так же командует кавалерийским корпусом, второй – бригадой. Но оба очень и очень опасны. Надо их срочно нейтрализовать.

– Вы уверены, что это удастся? Не лучше ли, если «Вайс» будет просто поставлять нам информацию. Место у него сейчас выигрышное, а что касается вашего плана – русские сейчас не столь подозрительны и не станут хватать своих офицеров только по политическим мотивам, особенно если они хорошо дерутся на фронте.

– Увы, Данкль, вы так и не поняли основной идеи. В бумагах будут намеки, что фигуранты копают именно под «начальника», используя столь модные у русских политические обвинения. Учитывая характер «шефа» и его старые политические ошибки, мы можем быть уверены, что это сработает. Спецы из А-1 проанализировали множество захваченных бумаг и установили, что он во время их «ежовщины» в первую очередь убирал возможных соперников. Так что вывод однозначен – операция должна удаться.

– Тогда тем более нужно допить этот славный напиток! За успех! Прозит! – поднял бокал Данкль.

«Вертолет [1]1
  Название автожира – «вертолет», встречается в документах 30-х годов, с 1944 года принято в СССР в качестве основного. Геликоптеры (вертолеты) с этого же года называются винтолетами.


[Закрыть] АК.

Под влиянием успешного боевого применения эскадрильи А-7-3а заместителем наркома авиационной промышленности Яковлевым А. С. было принято решение о выделении дополнительных ресурсов для разработки новых вертолетов и винтолетов. На основании этого решения в конце 1941 года Комовым и Милем были начаты работы по усовершенствованию вертолета „А-7“, завершившиеся созданием „прыгающего“ вертолета. Названный „артиллерийским корректировщиком“ – АК, вертолет оснащался лендлизовским двигателем Pratt & Whitney R-1340 мощностью 500 л.с. и имел управление несущим винтом с помощью автомата перекоса, меняющего циклический шаг винта. […] Скорость вертолета изменялась в пределах от минимальной в 25 км/час до максимальной в 220 км/час. […]

Предусматривалось вооружение из двух пулеметов ШКАС и одного УБТ или из двух УБ, 400 кг бомб (в перегрузку до 600) или 8 НУР РО-132 (РО-82). Несколько позднее в КБ Таубина начались разработки специального авиационного варианта автоматического гранатомета „Василек“ для вооружения вертолетов и перспективных вертолетов. Первые опытные стрельбы гранатомета, получившего индекс 9-А-17 и название „Пламя“, состоялись весной 1943 года с вертолета АК. Кроме вооружения, рассматривалась возможность использования подвесных контейнеров конструкции Гроховского для перевозки до 200 кг груза или одного человека в каждом контейнере. […]»

В. Б. Шавров. «История конструкций самолетов и винтолетов СССР». Т. 2, 1939–1951 гг, М.1982 г.

25 июня 1942 г. Украина. С. Приколотное. Сергей Иванов

«Унтер-офицер Генрих Хёфемейер привычно осмотрелся вокруг, стремясь обнаружить любую возможную опасность. Но в чистом, всего лишь с несколькими небольшими перистыми облачками летнем небе видны были только свои. Ни одного самолета „иванов“, ни истребителей, ни даже бомбардировщиков. Кажется, этот вылет обещает быть скучным. Возможно, оно и к лучшему: несмотря на устарелую технику и недостаток опыта, русские дрались с фанатизмом, до последнего самолета и уже подбили несколько машин их гешвадера. Передав условной фразой командиру группы, что горизонт чист, Генрих бросил взгляд на проносившуюся под крылом самолета землю. Там, среди леса, вилась дорога, служившая одним из ориентиров. Внезапно он заметил на дороге автомобиль. Судя по предполетным указаниям, немецких войск в этом квадрате быть не должно, и Генрих опять нажал на тангенту рации:

– Четвертый, я – Шестой, наземная цель на один час. Автомобиль тормозит, явно пытается скрыться. Прошу разрешения уничтожить.

Четвертый, обер-фельдфебель Хайнике, откликнулся практически сразу:

– Шестой, наших здесь нет. Разрешаю вам с „Седьмым“ один заход.

Переведя свой „Фридрих“ в пологое пикирование, Генрих откинул предохранители пулеметных гашеток и слегка довернул самолет, вписывая в прицел практически остановившуюся машину, из открытых дверей которой вдруг начали выскакивать маленькие фигурки. Выпустив очередь, Хёфемейер перешел в набор высоты, проконтролировав результат по зеркалу заднего обзора. В нем отразились поднимающиеся от автомобиля клубы дыма. Конечно, неплохо бы пройтись второй раз по разбежавшимся „иванам“, но ведущий разрешил всего один заход, к тому же группа стремительно удалялась. Генрих добавил оборотов и начал догонять идущие на крейсерской скорости самолеты штаффеля…»

Резко выныриваю из сна, рука машинально сжимает рукоятку ППК а в голове все еще крутится картинка горящего автомобиля с Егорычем внутри. И, самое странное, я помню ощущения полета, плавный спуск пулеметной гашетки и даже имя этого немецкого летчика. Что за ерунда, глюки или…? Черт, это что, теперь каждый год такие кошмары ждать?

Осторожно осматриваю комнату и прячу пистолет под матрац. Я, конечно, не параноик, но «береженого бог бережет». Мурка, лежащая неподалеку от подушки, ненадолго просыпается, недовольно глядит на меня и, потянувшись, снова сворачивается калачиком и засыпает.

Сон пропал, да и подпирает внизу живота, поэтому быстро набрасываю форму и выбираюсь на улицу. Лунный свет заливает двор и стоящий рядом танк, около которого прохаживается часовой. Ухожу в другую сторону, к стоящим во дворе «удобствам» и, сделав необходимые дела, неторопливо возвращаюсь к дому. Подумав, присаживаюсь на скамеечку у крыльца и закуриваю. Да, уже год, как мы здесь. Здесь, хорошо сказано. А где находится это «здесь», не скажет никто. Одно ясно – мир все же не совсем наш, хотя и очень похож. И мы сможем сделать его немного лучше. Во всяком случае, уже сейчас видно, что война пошла совсем по-другому. Да, немцы наступают и даже сумели взять Харьков. Но когда? Только сейчас, в конце июня сорок второго! Вот что значит вовремя песочку в буксы подсыпать, хе-хе. Правда «песочку» все равно недостаточно оказалось, наше наступление зимой и весной сорок первого – второго закончилось так же, как и в другом варианте истории, немцы окружили наступающую группировку на юге и сейчас продвигаются дальше. Вот нашу бригаду и перебросили опять на Юго-Западный фронт, на усиление. Прибыли мы два дня назад, но пока попали в резерв. Так что сейчас наслаждаемся относительной тишиной и спокойствием тыла.

Докурив, бросаю окурок в ведерко с водой и иду досыпать. Надо отдохнуть, пока есть возможность, до этого некогда было. В конце наступления в Калужской области, когда от нашей бригады остались рота танков и меньше батальона мотострелков, нас опять отвели на переформирование, пополнили, а потом опять бросили в наступление. Лишь теперь, после очередного переформирования, мы снова вернулись на Украину. А дела здесь не очень, все же наши сумели опять зарваться. Наше наступление на Киев фрицы остановили и ухитрились два котла устроить – один под Киевом, другой здесь, под Харьковом. Поговаривают, что командарма Власова они в плен взяли. От судьбы, видать, не уйдешь, да.

Опять потревожив недовольную Мурку, укладываюсь спать. Но выспаться сегодня мне явно не суждено. В дверь стучит посыльный, и мы с Андреем дружно вскакиваем…

«К началу нашего контрнаступления немецко-фашистские войска продвинулись до линии Холм – Зубцов – Можайск – Малоярославец – Кондрово – Сухиничи – Карачев – Гомель – Брагин – Остер – Ромны – Дубны – Черкассы – Одесса. […]

3 октября командующий четвертой армией Клюге в своем докладе командованию группы армий „Центр“ о боях в районе Можайска и под Обнинском сообщал, что войска армии находятся в исключительно тяжелом положении и что помочь им за неимением сил невозможно. „Боеспособность 57-го и 20-го корпусов настолько упала, – отмечал Клюге, – что в оперативном отношении они больше не имеют никакого значения… Потери в людях просто колоссальны“. Так закончилось последнее наступление немецко-фашистской армии на Москву. Советские Вооруженные Силы выиграли оборонительное сражение. Ударные вражеские группировки были обескровлены и лишены возможности продолжать наступление.

Провал немецкого генерального наступления „Оркан“ явился крупнейшим событием летне-осенней кампании 1941 г. на советско-германском фронте. Этот неожиданный для немецко-фашистского командования поворот событий под Москвой имел далеко идущие последствия. Стратегия „молниеносной войны“, лежавшая в основе всех кампаний, осуществленных фашистской Германией в Европе, оказалась несостоятельной в войне против Советского Союза. […]

Поступление в действующую армию новой боевой техники, маршевого пополнения, новых частей и соединений, а также дополнительный ввод в сражение резервных армий оказали большое влияние на изменение общего соотношения сил на советско-германском фронте. К 1 ноября 1941 г. немецкая армия уже утратила былое превосходство над советскими войсками. Разрабатывая план зимней кампании, Ставка Верховного Главнокомандования предполагала прежде всего решить следующие оперативно-стратегические задачи: ликвидировать угрозу, нависшую над советской столицей и освободить Киев. Для этого намечалось разгромить ударные группировки врага, наступавшие на Москву, а также группировку в районе Ромны – Дубны. […]

Главный удар Ставка Верховного Главнокомандования намечала нанести на западном направлении. Именно здесь, на подступах к столице нашей родины, где гитлеровское командование, сосредоточив основные силы армии, пыталось решить исход войны в свою пользу, и предполагалось развернуть большое зимнее наступление Красной Армии. […]

Наше контрнаступление позволило отбросить противника на 50-300 км к западу. […]»

«Краткий очерк истории Второй мировой войны» под ред. полк. Гареева М. С., М., 1975 г.

25 июня 1942 г. Украина

С кружащего над равниной автожира, несмотря на небольшую высоту полета, хорошо видны пылящие по дорогам колонны. Стрелок-наблюдатель, внимательно рассмотрев обстановку, передает по рации: