Текст книги "Сигнал тревоги"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ох и врезал он мне! – сказал мальчишка, не скрывая гордости от того, что был героем события.

Я еле сдержал улыбку, хотя ситуация была скорее драматическая.

Затем учитель передал слово Руслану. Ученик рассказывал с удовольствием. Как они обнаружили пятно горючего, как мерзли три часа в кустах, как "застукали" шофера в тот момент, когда он шлангом пустил из бака на землю струю топлива.

В это время дозорные и выскочили из своего укрытия.

– Мы показали удостоверения Голубого патруля и попросили шофера предъявить документы, – в полной тишине вел свой рассказ Руслан. – Шофер обругал нас. Нецензурно. Залез в машину и хотел ехать. Тогда мы встали перед машиной. Он вылез, оттолкнул Роксану и меня. Мы упали. Тогда Костя назвал его бандитом...

– А что? – воскликнул Костя. – Поднять руку на девочку! Теперь я уже не сдержал улыбку. Улыбнулся и Олег Орестович.

– Продолжай, Руслан, – сказал учитель.

– Водитель ударил Костю и уехал. К сожалению, товарищ прокурор, задержать его мы не смогли, но номер машины, конечно, запомнили.

Эти слова мальчик произнес так, словно докладывал командиру где-нибудь на погранзаставе.

– Ну а теперь я задам несколько вопросов... Значит, вы обнаружили горючее на земле вчера днем. Почему не дали знать кому-нибудь из старших? Ну, хотя бы Олегу Орестовичу?

– Мы думали... Мы хотели... – начал было Руслан и умолк, растерянно оглядываясь на ребят, словно ища у них поддержки. – В общем...

– В общем, играли в сыщиков, – мягко, но в то же время с укором перебил его учитель. – Я, Захар Петрович, уже сделал им внушение. По-моему, они поняли. Это дело серьезное. Опасное дело. Для этого есть милиция. Хорошо, кончилось синяком... И еще. Я сам узнал обо всем только сегодня утром, в школе. И сразу к вам. Директор нас отпустил...

– Но почему же потом, после случившегося, вы не пошли к Олегу Орестовичу?

– Мы знали, что у Олега Орестовича болен ребенок, и не хотели беспокоить, – ответила Роксана.

– Да-да, – смущенно подтвердил Бабаев. – Сынишка... Бронхит...

– Что вы так заботитесь о своем учителе, хорошо. Но ведь могли обратиться к любому постовому милиционеру, прийти к нам.

Дозорные дружно признались в своей ошибке.

Однако они нам очень помогли. Теперь мы знали номер машины, да и водителя каждый из сидевших в засаде мог теперь опознать.

Я попросил учителя и учеников дать официальные показания следователю Фадееву. Вскоре после допроса дозорных Владимир Гордеевич зашел ко мне.

– Боевые ребята, правда? – спросил я.

– Слишком, – вздохнул следователь. – А если бы этого Костю не кулаком, а монтировкой?..

– Да, я уж им прочел тут нотацию.

Фадеев рассказал, что позвонил во все три городских автохозяйства. Машина оказалась с третьей автобазы.

– Водитель установлен? – спросил я.

– Пикуль, Роман Егорович. – Фадеев сделал паузу и добавил: – Из бригады Воронцова.

– Опять Воронцов! – вырвалось у меня.

– Он, родимый, – усмехнулся Владимир Гордеевич.

– Когда будете допрашивать?

– Хотел сразу ехать на автобазу, да вот странная история... Наш любезный Пикуль Роман Егорович взял сегодня отпуск без содержания. На неделю. Отбыл в другой город на похороны родственника. Якобы...

– Ну зачем вы так, – покачал я головой. – Может, он действительно уехал на похороны.

– То, что уехал, верно. А вот насчет похорон... – Следователь махнул рукой. – Оттягивают время. Видимо, Воронцов и его дружки надеются за эту неделю что-нибудь придумать.

– Не знаю, не знаю, Владимир Гордеевич... Во всяком случае, постарайтесь тщательно проверить показания ребят. А то, чего доброго, нафантазируют...

– Сейчас не зима, – улыбнулся Фадеев. – Следы протекторов на земле наверняка сохранились. – Он посмотрел на часы. – Вот-вот подъедет эксперт. Отправимся на место с ребятами и Бабаевым...

Фадеев оказался прав: никто из родственников Пикуля не умирал.

Через два дня сам Пикуль был обнаружен у приятеля в деревне Курихино, что неподалеку от Зорянска. Там шофер пьянствовал с дружком, схоронившись в баньке. Работники милиции подождали, пока он проспится, придет в себя, а потом доставили его на допрос к следователю приводом: Пикуль демонстративно не хотел принимать повестку.

Я попросил Фадеева зайти ко мне сразу же после допроса, но неожиданно Владимир Гордеевич позвонил мне из своего кабинета.

– Захар Петрович, вот тут допрашиваемый хочет высказать вам свою жалобу на меня...

– Хорошо, сейчас зайду, – ответил я и направился в комнату следователя.

Заросший щетиной, синий от долгой пьянки, шофер сидел напротив Фадеева с мрачным лицом, скрестив руки на груди.

Я представился и спросил, какие у Пикуля претензии.

– Протестую, потому что меня затащили сюда незаконно, – начал он с гонором. – Имею право не являться. А на меня милицию напустили...

– На каком основании вы хотели уклониться от явки к следователю? задал я вопрос.

– Горе у меня, товарищ прокурор.

– Какое? – спросил я.

– Только что с похорон, – хрипло произнес шофер, глядя куда-то в угол комнаты.

– Кого хоронили?

Пикуль молчал, видимо почувствовав ловушку.

– Ну, Роман Егорович, – поторопил его Фадеев.

– Двоюродного брата... В Ростове...

– Нехорошо хоронить живого человека, – покачал головой следователь. Мы звонили в Ростов. Ваш двоюродный брат жив-здоров, чего и вам желает...

Водитель некоторое время не мог произнести ни слова. Ждали и мы. Наконец он признался:

– В общем, заправлял я вам мозги. Каюсь...

– Солгали? – уточнил Фадеев.

– Уж как есть, – развел руками Пикуль.

– Для чего? – спросил Фадеев.

Пикуль стал объяснять, что, мол, поссорился с женой, причем серьезно, и вот придумал повод смыться на неделю из дому. Так, мол, было тошно, что надо было душу отвести. Вот и закатился он к приятелю в Курихино.

– А другой причины не было? – спросил следователь.

– Говорю то, что было, – ответил Пикуль, изобразив на своем лице искренность и покаяние.

– Ладно, это объяснение оставим пока на вашей совести, – сказал Фадеев. – А теперь, Роман Егорович, расскажите, пожалуйста, что произошло с вами в минувший четверг возле деревни Желудево в седьмом часу вечера.

– В седьмом часу? Возле Желудева? – переспросил шофер. Он посмотрел в потолок, хмыкнул. – Да вроде бы ничего...

– Но вы были там в это время? – спросил Фадеев.

– Проезжал мимо.

– Не останавливались? Не сворачивали никуда?

– Может, и останавливался. Разве упомнишь... Я по той дороге несколько раз в день мотаюсь туда-обратно. Такая работа...

– Хорошо, я вам напомню, – сказал Фадеев. – Вы свернули в рощу за старой церквушкой... Было?

– Господи, действительно было, – вдруг открыто признался шофер. Точно, возвращался с последнего рейса...

– Для чего свернули?

Пикуль засмущался. Владимир Гордеевич повторил вопрос.

– Нужду справить, – ответил наконец шофер. – Приспичило, понимаете ли...

– А горючее вы там не сливали? – спросил следователь.

Пикуль взвился:

– Да что я, чокнутый? Мы в бригаде, понимаешь, боремся за экономию! Каждый грамм бережем!..

Фадеев молча протянул ему показания дозорных Голубого патруля. Пикуль, к нашему удивлению, спокойно прочел их и вернул следователю. То, что показали ребята, он в основном подтвердил. Кроме факта слива дизельного топлива. Тут Пикуль стоял, как говорится, насмерть: почудилось школьникам насчет горючего, и все! А то, что не сдержался и дал тумака одному пацану, – так вывел он его из себя. Намаялся за день за баранкой, спешил домой, а они пристали ни с того ни с сего...

Пикуль не без гордости заявил, что в тот день, в четверг, перевыполнил норму. Не посрамил свою передовую бригаду.

Насчет бригады и ее успехов он говорил минут пять. Это, видимо, был его козырь.

Фадеев выслушал шофера и, как бы между прочим, спросил:

– На каком объекте сейчас работаете?

– Только что кончили возить грунт из котлована для больницы на улице Космонавтов. Переводят на другой объект...

– А куда грунт возили? – так же ненавязчиво, будто невзначай, задал вопрос следователь.

Но именно этот вопрос почему-то насторожил Пикуля.

– А чего? – спросил он.

– Просто интересуюсь, – сказал Фадеев. – Так куда?

– Ну, в этот... Как его... Карьер, – ответил шофер, нервно потирая колени ладонями. – Под Матрешками...

– Карьер? – переспросил следователь и в упор посмотрел на Пикуля.

Шофер еще больше растерялся.

– Словом, овраг там... Такой глубокий... – пробормотал он.

– Карьер от оврага отличить не можете, – усмехнулся Фадеев.

– Овраг, карьер – один шут, – отмахнулся Пикуль. – Возле деревни Матрешки. Туда сорок километров и обратно столько же. Как в аптеке! – Он нервно засмеялся.

– И сколько ездок за день? – спросил следователь.

– Это смотря какая дорога, какая погода, – ответил Пикуль. – Да еще от строителей зависит. Иной раз ждешь погрузки, ждешь...

– И все-таки сколько?

– Две минимум, – сказал шофер. – Желательно три. А как же иначе обязательство взяли! Бывает и четыре...

– А пять ездок? – не унимался Фадеев. – Делаете?

Они словно играли в какую-то мне непонятную игру. Я внимательно следил за ними, стараясь вникнуть в ее смысл.

Судя по тому, в каком напряжении находился Пикуль, было видно: следователь касался чего-то важного, опасного для Пикуля.

– Пять – это поднатужиться надо...

– А шесть? – серьезно продолжал Фадеев.

– Это уж вкалывать от зари до зари, – сказал шофер.

– Не случалось по шесть ездок? – настаивал Фадеев.

– Странный у нас разговор получается, – с натянутой улыбкой произнес Пикуль. – Если бы да кабы...

– Вовсе не странный, Роман Егорович... Для Воронцова шесть ездок, судя по документам, – раз плюнуть.

– Герман Степанович – ас!

– Шесть ездок – это четыреста восемьдесят километров, – быстро набросал на бумаге следователь. – Так?

– Ну? – невинно посмотрел на него шофер.

– С какой средней скоростью вы ездите?

– Это кто как, – ушел от прямого ответа Пикуль.

– Хорошо, – кивнул следователь, и его авторучка снова забегала по листку. – Берем пятьдесят километров в час... Значит, на шесть ездок должно уйти больше девяти часов! Это чистого времени. А погрузка? А разгрузка?.. Помните участок от шоссе до оврага возле Матрешек? Там восемь километров. Сплошные колдобины! На этом участке не то что пятьдесят, десять километров в час не сделаешь... Верно я говорю?

Пикуль пожал плечами.

– Так как же он делает по шесть ездок? – усмехнулся Владимир Гордеевич. – По двенадцать часов работает, что ли?

– А что, бывает! – ухватился за эту мысль шофер. – Если надо для плана и строители просят... А потом, у Воронцова все по минутам рассчитано. Образцовая организация труда!

– Может, проще земельку-то в карьер на Кобыльем лугу сбросить? – хитро посмотрел на Пикуля следователь.

– Какой Кобылий луг? – испуганно спросил шофер.

– Да тот, что рядом. От Зорянска одиннадцать километров. И подъезд хороший... Давайте начистоту, Роман Егорович, а?

– Куда нам положено, туда и возим, – хмуро сказал Пикуль. – И нечего выпытывать у меня то, чего нет.

Больше от шофера Владимир Гордеевич ничего добиться не смог. Он отпустил Пикуля, вручив ему повестку на завтра.

– Предположение, что грунт бригада Воронцова возит не в Матрешки, на это вы намекнули мне на прошлой неделе? – спросил я у следователя.

– Да, Захар Петрович. Но это, как я убедился в ходе допроса, уже не предположение... Пикуль недаром обмолвился, сказал, что возят в карьер возле Матрешек... Там овраг, понимаете! А карьер – на Кобыльем лугу!

– Это еще не доказательство.

– Конечно, – согласился Фадеев. – Но косвенно подтверждает, что я прав. Второе. Вы обратили внимание, что именно разговор, куда они вывозят грунт, больше всего испугал Пикуля? Ведь одно дело Матрешки, другое Кобылий луг...

– Понимаю, конечно. Разница в расстоянии почти тридцать километров. В один конец. А в оба – шестьдесят!

– Вот именно! – воскликнул следователь. – Меня поразило, когда я узнал, что Воронцов в иные дни делает по семь ездок!

– Семь? – в свою очередь воскликнул я.

– Ну да! Это практически невозможно. Разве что на вертолете! Явная, нахальная липа...

– Но ведь любой мало-мальски разбирающийся человек это поймет. Я имею в виду бухгалтеров, что начисляли зарплату. Нетрудно подсчитать...

– Видимо, подсчитывали, но делали вид, что все как надо... А теперь давайте прикинем, что получилось в результате этой липы. Не буду говорить о плане, который перевыполняли на двести и больше процентов, о премиальных, о почете и прочем. Это особый разговор. Меня интересуют излишки горючего. Во-первых, они получаются в результате того, что завышался объем перевозок грунта по сравнению с действительным. Об этом мы уже знаем, так?

– Так, – кивнул я.

– Во-вторых, вместо того чтобы везти грунт в Матрешки, в овраг, бригада Воронцова возила его поблизости, в карьер на Кобыльем лугу. А это уже фиктивные километры. Причем очень большое количество километров! И под все эти километры выдавалось горючее и смазочные материалы. Следовательно...

– Постойте, – перебил я Фадеева, – как учитывается километраж?

– По спидометру.

– Но ведь спидометр объективно фиксирует, сколько проехала машина...

– Верно, – улыбнулся следователь. – Однако, как рассказал Орлову один водитель, когда они проверяли вторую автобазу, все в руках человека, а не бога. Спидометр – не исключение. – Фадеев усмехнулся. – Орлов объяснил мне эту механику. Нехитрые приспособления – и можно накрутить на шкале хоть десять тысяч километров. Он мне показал, как это делается. Словом, подделать километраж – не проблема. Видимо, была проблема, куда девать излишки горючего. Отсюда – загрязнение озера, пятно солярки возле Желудева...

– Понятно, – кивнул я. – Но в бригаде Воронцова, как вы рассказывали, две машины с бензиновыми двигателями.

– Да, – подтвердил Фадеев. – У него самого и у шофера Коростылева. Куда они девают бензин – это и выясняет сейчас Орлов. Скорее всего, продают налево, частнику...

– И все-таки, Владимир Гордеевич, неопровержимых доказательств у нас пока нет. Пикуль отрицает, что сливал горючее...

– А дозорные? – возразил следователь.

– Допустим, Пикуль будет стоять на своем: не сливал, и точка! Сливали, мол, другие. Ведь солярка у всех одинаковая... Да и насчет грунта надо все доказать.

– Докажу! – горячо заверил Фадеев. – Мы взяли образцы грунта из оврага у Матрешек, из карьера на Кобыльем лугу, а для сравнения – из котлована больницы на улице Космонавтов и универсама, где бригада Воронцова работала до этого.

– Ну что ж, подождем результатов.

– Да, еще одно косвенное доказательство, – вспомнил Владимир Гордеевич. – Если вы не забыли, дизтопливо в Берестянкин овраг сливали в период с ноября прошлого года по февраль нынешнего. Именно в это время бригада Воронцова вывозила грунт из котлована универсама, а потом – с улицы Космонавтов.

– Аргумент действительно серьезный, – сказал я. – Владимир Гордеевич, а как вы пришли к мысли, что грунт могли возить в карьер на Кобыльем лугу?

– Это заслуга Орлова.

– Интуиция?

– Да нет. Мы же сейчас только и заняты всякими там водоемами, речками, оврагами... И вдруг Анатолий Васильевич случайно узнает, что когда-то из карьера на Кобыльем лугу брали землю для кирпичного завода. Выработали нужную глину, остались огромные ямы. И вот совсем недавно было решено превратить этот карьер в озеро и развести в нем рыбу...

Я невольно улыбнулся и рассказал Фадееву историю разведения омуля в Берестене.

– Не знаю, каких рыб запустят в новое озеро, – заметил следователь, но только нас насторожил такой факт: когда комиссия обследовала карьер, то удивилась: он был почти весь засыпан грунтом. Причем свежим грунтом. А в овраге у деревни Матрешки, куда предписывалось свозить этот грунт, обнаружилось всего несколько земляных холмиков... Вот мы и смекнули с Орловым...

– Что же теперь будут делать рыболовы? – поинтересовался я.

– Чтобы создать цепь рыбоводных озер, надо заново углублять карьер! ответил следователь. – Вот еще дополнительный ущерб от деятельности Воронцова и его орлов! Средства потребуются немалые!..

Воронцов, вызванный повесткой, в прокуратуру не явился. Зато ко мне позвонил Семен Вахрамеевич Лукин. Директор третьей автобазы просил срочно его принять.

– Приезжайте, – сказал я.

Через пятнадцать минут Лукин был у меня. Обычно степенный, несуетливый, Семен Вахрамеевич на этот раз быстро прошел по кабинету, протянул мне свою крупную руку и, плюхнувшись на предложенный стул, начал с места в карьер:

– Что же это ты, Захар Петрович, со мной делаешь?

У Лукина была манера со всеми говорить на "ты", но никто не обижался. У кого-нибудь это и выглядело бы высокомерно или пренебрежительно, но у Семена Вахрамеевича получалось так, словно он каждый раз общается со своим самым добрым приятелем.

– Дожил до таких лет, – продолжал директор, – когда уж голова седеет, да вот бог рано лишил волос, – невесело пошутил он, трогая гладкую, как бильярдный шар, голову, – ни разу не то что выговора, замечания не имел, а тут на позор выставляешь.

– Как это? – спросил я.

– Всякие нехорошие слухи пошли по городу.

– Не слышал, – ответил я. – Сами знаете, Семен Вахрамеевич, слухами не интересуюсь. Давайте ближе к делу.

– Давай, прокурор, – вздохнул директор. – Темнить мне с тобой нечего... Почему вас интересует Пикуль? Побил мальчишку... Поэтому?

– Не только.

– Вам и руководству автохозяйством наврал про похороны... Словом, Пикуля мы поставили на место. Как только выйдет из отпуска, будет слесарить. Так решили администрация и профком. Короче, осудили его поступок всем миром. Хочешь проверить – молнию сегодня вывесили. Позор хулигану! И вот тебе резолюция собрания наших работников...

Лукин положил на стол бумагу. Я прочел ее.

Пикуля ругали за недостойное поведение, выразившееся в хулиганских действиях (ударил школьника) и в обмане руководства автохозяйства, когда он просил отпуск без содержания.

– Из-за одной паршивой овцы поклеп на весь коллектив, – вздохнул Лукин и помолчал, ожидая, что я скажу.

– Дело, Семен Вахрамеевич, намного серьезнее, чем вы думаете.

– Полноте, Захар Петрович, – возразил Лукин. – Я-то уж своих знаю как облупленных. Если что и натворили, уж, во всяком случае, не такое, за что нужно в каталажку... Ты мне скажи толком, сами разберемся...

– Теперь уже придется разбираться нам.

Лукин посуровел, потяжелел, задумчиво теребил свой длинный ус.

– Да? – посмотрел он на меня исподлобья.

– Раз уж вы, Семен Вахрамеевич, так хорошо все и всех знаете, то наверняка вам известно, по какой причине вызывал следователь Пикуля.

– Что-то насчет дизтоплива?

– Ну, вот это другой разговор. А то прикинулись...

– И охота вам пустяками заниматься?

– Какая уж тут охота! Но вот такие, вроде Пикуля, вынуждают, невесело пошутил я и серьезно добавил: – На вашем месте я бы помог следствию разобраться во всех этих, как вы говорите, "пустяках". А вы даже не побеседовали обстоятельно с Фадеевым. Не приструнили Воронцова, который вообще отмахнулся от следователя, будто для него законы не писаны...

Лукин тяжело вздохнул.

– Зря, Захар Петрович, зря ты все это затеял, поверь мне. Воронцов крепкий орешек. За него знаешь какие силы встанут! Теперь уже не меня вызывают в область на ответственные совещания, а его! И там он не в зале сидит, как все смертные, а в президиуме! Вот так! Признаюсь тебе честно: я только стул директорский занимаю, а верховодит у нас в автохозяйстве Герман Степанович!.. Пока, насколько я понял, можно все уладить без больших потерь... Выложи мне ваши претензии, а мы отреагируем. Чтобы другим повадно не было. Слово тебе даю: наведем порядок! Тогда со спокойной совестью уйду на пенсию.

– Если сделаем, как вы предлагаете, – сказал я намеренно жестко, – мне будет стыдно до конца жизни!

Лукин подумал, потеребил ус и опять хмуро произнес:

– Да?

– Да, Семен Вахрамеевич, – ответил я. – Вы воевали?

– А как же! – Он вдруг разволновался. – В гвардейском полку! Водителем на знаменитых "катюшах"! Закончил войну старшиной...

– Тогда мне и вовсе непонятно, гвардии старшина... Не учить же вас, что за правду нужно бороться... Особенно сейчас, когда объявлена непримиримая война обману, хищениям, припискам!

Я замолчал. Директор тоже некоторое время безмолвствовал, видимо переваривая мои слова.

– Можешь выложить, что вы там раскопали? – наконец произнес он.

– Зайдите к Фадееву, – посоветовал я. – Это будет полезно обеим сторонам.

– Сейчас не могу. Вырвался на минутку. Начальство из области прикатило. Завтра – в обязательном порядке! – пообещал Лукин.

– Передайте Воронцову, – сказал я напоследок, – если он еще раз не соизволит явиться к следователю по повестке, то приведем с помощью милиции.

– Передам, – буркнул Лукин.

Назавтра Семен Вахрамеевич не пришел.

– Звонил ему, – сказал Фадеев, зайдя ко мне с материалами следствия. Секретарша чуть не плачет: Лунина с сердечным приступом увезли в больницу.

Я передал в подробностях наш вчерашний разговор.

– Значит, Лукин не на шутку переволновался... Я вот думаю, Захар Петрович, действительно ли он не знал, что творит Воронцов?

– Трудно сказать. Наверное, догадывался.

– А почему смотрел на это сквозь пальцы?

– На пенсию вот-вот собирается. Хотел спокойно дожить до нее... Ну, что у вас, Владимир Гордеевич?

– Теперь Воронцову не отвертеться, – торжествующе сказал следователь. – Вот результаты экспертиз. В овраге возле Матрешек нет грунта из котлована универсама. А в карьере на Кобыльем лугу – грунт из котлована универсама и больницы с улицы Космонавтов!

– Ясно, – кивнул я. – Но вы сказали, что возле Матрешек нет только грунта из котлована универсама. А из котлована больницы?

Фадеев несколько смутился.

– Понимаете, Захар Петрович, в Матрешках есть земля с улицы Космонавтов, но в очень небольшом количестве.

– Значит, все-таки есть!

– Всего несколько холмиков. Мы прикинули: машин пятнадцать – двадцать. Кучи довольно свежие. Так что можно с уверенностью говорить: грунт, который предназначался для Матрешек, воронцовская бригада завезла на Кобылий луг. Причем все горючее шоферы получили сполна, как если бы ездили в Матрешки. Это я узнал у некоей Елены Гусевой. Она отпускает в автохозяйстве солярку. Между прочим, все называют ее Алькой...

– Постойте, постойте, не ее ли имел в виду анонимщик? Помните, был звонок в самом начале расследования?

– Я об этом думал, Захар Петрович. Может, и ее, но ничего интересного она не рассказала. Дебет с кредитом у нее сходится. Вот и все. Правда, когда я стал подробно расспрашивать о всех членах бригады Воронцова, она почему-то вспомнила о Дорохине. Ну, который пожертвовал собой ради спасения автобуса с пассажирами...

– В какой связи вспомнила? – заинтересовался я.

– Да, говорит, какой-то странный был парень. Не вписался в бригаду... Молчун... Воронцовские ребята заправлялись каждый день – ездок много давали. А он заправлялся куда реже... Я проверил по документам – норму не выполнял и на восемьдесят процентов... В больнице он еще...

– Как его состояние, интересовались?

– Пока тяжелое. Врачи считают, что кризис миновал, но допрашивать не разрешили.

– Когда думаете допросить остальных членов бригады? Ведь теперь у вас на руках козыри...

– Двоих вызвал на сегодня, остальных – завтра. – Следователь собрал документы в папку. – Понимаете, Захар Петрович, меня удивляет, как и почему Воронцова подняли на щит? Явно видны нарушения.

– В этом вам и нужно разобраться, Владимир Гордеевич. Выходит, какая-то трещинка все же есть. Или у коллектива ослаб иммунитет, вот зараза и проникла... Приглядитесь к членам воронцовской бригады, что за люди?

Лукин знал, что говорил: нашлись у Воронцова защитники. Уговаривали, просили и даже требовали у меня замять дело воронцовской бригады. Одни бескорыстно – мол, затронута честь города, и разоблачение Воронцова принесет больше вреда, чем пользы. Другие – явно из личной заинтересованности, те, кто его поднимал и опекал, а теперь боялись, что пострадает их репутация. Характерные доводы приводил мне управляющий областным трестом Чалин, в чьем непосредственном подчинении находилась автобаза.

– Поймите, товарищ прокурор, что значит у нас в области имя Воронцова, – убеждал он меня по телефону. – Кто больше всех перевыполняет плановые задания? Воронцов! У кого самый большой пробег без капитального ремонта? У Воронцова! Один из первых освоил бригадный метод! Мы хотим выдвинуть его на должность руководителя автохозяйством. На место Лунина, который уходит на пенсию...

– Воронцова? – вырвалось у меня.

– Ну да, его... Эту кандидатуру поддерживают во всех инстанциях...

Чалин удивился, что выдвижение молодого способного бригадира не вызывает у меня одобрения.

– Тут уж увольте, – горячо запротестовал я, – поддерживать такого человека не буду...

И я стал рассказывать Чалину, что творят члены бригады Воронцова, в частности историю с соляркой.

– Ну, это мелочи, – заметил Чалин.

Я возмутился. И сказал, что эти "мелочи" уже не просто нарушения, а нечто похуже. А перевыполнение плана Воронцовым – липа. Насчет же длительного пробега без капитального ремонта – так на самом деле машины в бригаде не проехали и половины того, что показано на спидометрах...

Руководитель треста попрощался со мной более чем холодно.

Тем временем в ходе расследования наступил переломный момент.

Фадеев, по моему совету, выяснил личность каждого члена бригады Воронцова.

– Вместе с бригадиром – шесть человек, – доложил мне следователь. Пикуль, вы его видели, до автобазы работал в соседнем районе в колхозе. Звонил я на прежнее место работы. Очень были рады, что Пикуль уволился. Неоднократно имел выговоры за пьянство и прогулы. Чуть что – пускал в ход кулаки...

– Хорошего работничка пригрел Воронцов, – заметил я.

– Слушайте дальше, Захар Петрович... Петр Осипович Коростылев, тридцати трех лет. Имеет судимость...

– Час от часу не легче! – вырвалось у меня.

– Эти двое поступили работать на автобазу полтора года назад, одновременно с Воронцовым... По-моему, самые доверенные дружки бригадира...

– Пикуль и Коростылев, – повторил я. – Продолжайте, пожалуйста, Владимир Гордеевич.

– Юрий Шавырин работает на автобазе уже семь лет. За ним вроде бы ничего нет. Так же, как и за Сергеем Кочегаровым, который в автохозяйстве уже девять лет... Пятый член бригады – Николай Дорохин. Недавно демобилизовался, на автобазе проработал две недели...

– Да, знаю, – кивнул я. – Ну а Воронцов?

– Как я уже сказал, на автобазе он полтора года. До этого жил в областном центре, Рдянске. Сменил не одну профессию – строитель, ремонтировал автодороги, экспедитор... ОБХСС им занимался.

– В связи с чем? Когда?

– Года три назад. Сколотил он бригаду шабашников, подряжался в колхозах строить коровники. Это бы вроде ничего. Да выяснилось, что председатель колхоза стряпал фиктивные наряды на строительство, а деньги, видимо, делили с Воронцовым пополам... Воронцову удалось выпутаться амнистия помогла. Он проходил по делу всего лишь свидетелем...

– Да, прошлое у Германа Степановича, мягко выражаясь, не кристальное, – сказал я. – Моральный облик ясен. Но куда смотрело начальство автобазы? Как он стал во главе бригады? Почему?

Фадеев посмотрел на часы.

– У меня сейчас допрос, Захар Петрович... Думаю, что Кочегаров будет откровенен и расскажет все, что знает о Воронцове...

– Почему вы так думаете?

– Понимаете, я Кочегарова еще не вызывал. Он сам позвонил. Очень хочет встретиться. Прямо рвется ко мне... Хотите присутствовать?

Я принял участие в допросе.

Кочегарову было чуть больше сорока, но в его густой каштановой шевелюре уже серебрились седые волосы.

Действительно, он решил выложить все начистоту. О фиктивных тоннах грунта и фальшивых километрах, о том, что водители бригады, работающие на дизельных машинах, сливали излишек солярки в Берестянкин овраг, у Желудева и в других местах. Подтвердилось и то, что землю возили не в Матрешки, а на Кобылий луг и в другие окрестные овраги. Верхнюю же, плодородную часть грунта, по договоренности с людьми, имеющими дачи, возили к ним на участки. Не бескорыстно, конечно...

Кочегаров постарался вспомнить все поточнее, и перед нами открывалась страшная картина. Одно нарушение рождало другое. Ворох липовых документов оборачивался потоками дизельного топлива, которое выливали на землю. Цинично и хладнокровно...

– Сергей Васильевич, – спросил Фадеев, – неужели прежде у вас никогда не возникала мысль: что мы творим?

– Откровенно? – посмотрел Кочегаров на следователя запавшими глазами.

– Конечно.

– Говорят, лиха беда – начало... Потом привыкаешь, что ли... Я понимаю, это не оправдание. Теперь муторно. Но вот рассказал и легче на душе стало...

– Такие порядки были у вас всегда?

– Воронцов завел...

– Как же ему удалось так взнуздать членов бригады и администрацию?

– Ловко он всех окрутил... На чужом горбу въехал в рай. В передовые, я хочу сказать... Да что там! – в сердцах махнул рукой шофер.

– Объясните, пожалуйста, – попросил следователь.

– Не знаю, кто и почему записал Воронцова в новаторы! – воскликнул Кочегаров. – Словно забыли, что бригадный метод первым у нас внедрил Саша Никодимов. Пять лет назад! В бригаде той были также я и Шавырин. Работали честно, могу поклясться чем угодно. Хоть своими детишками! Герман появился полтора года назад. Как он втесался к нам в доверие, не знаю. А месяца через четыре – бац Сашку Никодимова снимают с бригадиров. На его место Лукин тут же назначил Воронцова... Первым делом Герман постарался затащить в бригаду своих дружков – Петьку Коростылева и Ромку Пикуля. А остальных вытурил...

– Каким образом? – удивился Фадеев. – Он ведь не директор, не отдел кадров, в конце концов...

– Верно, – усмехнулся Кочегаров. – Сначала Воронцов был пешкой. Не то что сейчас, вертит Лукиным как хочет... Но свою линию он тогда хитро повел. Начал с того, что новые машины, поступающие на базу, отдал своим дружкам. А ветеранов бригады, кто был ему не угоден, держал в черном теле. Премиальными, например, прижимал. Ребята, конечно, возмутились. Но Герман прямо заявил: уходите из бригады подобру-поздорову... Валера Вдовин ушел сам. Шамиль Мансуров заартачился. Вынудили перейти в другую бригаду...

– Погодите, – воскликнул следователь, – как это вынудили?

– Очень просто. Герман придирался по всяким пустякам. Добился, что Шамиля перевели на полгода в слесаря. А у него трое детишек. Потом и вовсе такую пакость отмочили... – Шофер вздохнул, покрутил головой. – Подсыпали в бак с бензином сахару. Бедняга Шамиль столько времени провозился с мотором, пока докопался, в чем дело...

– И вы, зная об этом, молчали? – покачал головой следователь.

– Нет, об этом я узнал совсем недавно. Шамиль скрывал. Боялся, наверное...

– Чего?

– Могли избить. Ромка Пикуль в этом деле мастак...