Текст книги "Дорогой сорхов. Фьель (СИ)"

Автор книги: Анастасия Жарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Неделя прошла быстро, отец стремительно поправлялся, а сорх заскучал. Я все чаще, видела его смотрящим вдаль из окна. Решилась. Днем зашла в кабинет к барону, он поднял голову от бумаг и тепло улыбнулся мне.

"Папа, я хотела с тобой поговорить. " Барон посмотрел на меня и кивнул.

"Лиска, что ты думаешь о нашем госте? – У меня перехватило дыхание, отец кажется не заметил, – по-моему очень достойный молодой человек, ты ему нравишься. – Я? Нравлюсь Антелю, – Вчера днем, он зашел ко мне, мы долго говорили. Я знаю, что он – сорх. Знаю, какие у них обычаи и еще, я знаю, что он для нас обоих сделал. Антель из рода Ночных Охотников, просил твоей руки, дочка" Мои ноги подкосились и я лишь чудом устояла. Я сама надеялась лишь, что отец позволит мне, пойти с котом и что этот кот, не откажет.

"Так что ты думаешь Лиска? Я же вижу, он тебе нравится."

"Я люблю его папа". Голова кружилась, ноги не держали, я кое как дошла до диванчика, упав на него, закрыла лицо руками и замерла. Лавина чувств обрушилась на меня, радость и счастье переполняли душу, выступали соленой влагой, на глазах. Еле слышно хлопнула дверь, запах грозы наполнил комнату.

"Ты согласна, Лиса?" Мои руки мягко отняли от лица, золотые глаза, с вертикальными зрачками смотрели в мои, наполненные слезами.

"Ты согласна?" Глупый кот. Как я могу ему отказать? Соленая влага потекла по щекам, я кивнула не в силах говорить.

"Я люблю тебя, маленький человечек. Пусть все сорхи мира, будут против, мне все равно". Он подхватил меня на руки и закружил по комнате. Отца в кабинете не было, зато был первый поцелуй.

Я упросила барона, не устраивать пышную свадьбу. Свадебное платье одела мамино и наши фамильные драгоценности. Антель был одет во все белое, на нем, все тот же морок, он прекрасен. В маленькой часовенке, старый священник исполнил обряд. Вечером был праздничный ужин. После, Антель отнес меня на руках, в мою комнату. Эта ночь была волшебством.

В замке, мы прожили еще неделю. Отец смотрел на сияющую меня и чуточку грустно улыбался. Мы собрались в путь на исходе седьмого дня после свадьбы. Была середина осени, дни стояли еще теплые, только ночами было прохладно. В путь тронулись на лошадях, причем от Антеля, кони шарахались, как от опасного хищника. Понадобилось два дня уговоров и три халка моркови, чтобы наши лошади, убедились, что кот – это кот, а не враг. Но все равно они каждый раз вздрагивали и нервно подергивали ушами, при приближении сорха. Останавливались на постоялых дворах и в лесу, с Антелем, везде было одинаково хорошо и спокойно. Когда выпал первый снег, мы забрались в лесную чащу. На большой поляне стоял маленький домик. Он был давно заброшен, дверь висела на одной петле и при каждом порыве ветра, жалобно скрипела. В единственной комнате полно пыли и грязи. В углу, большая печь, покрытая сажей и паутиной, на крюке, серый от пыли котел. В центре комнаты стоял большой тяжелый стол, на нем в беспорядке, были разбросаны остатки посуды. За истлевшей занавеской, широкая кровать. Вообще было впечатление, что жильцы в спешке покинули свой дом. Вот только нам, не приходилось выбирать. Я, не привычная к такому образу жизни, заболела. Меня бил озноб, лихорадило. Антель сорвав остатки занавеси, скинул все с кровати, да и скидывать, в общем, было нечего, пыльные истлевшие тряпки. Усадив меня на грязный табурет, вышел на улицу за нашим багажом. Хорошо отец снабдил всем необходимым. Расстелив на доски кровати, два наших походных одеяла, кот уложил меня и укрыл сверху двумя плащами. Я тут же уснула.

Проспала не меньше суток, когда открыла глаза, почувствовала себя намного лучше. Села на кровати, осмотрелась. Следы пыли и грязи исчезли. Как это я пропустила такое зрелище? Огонь в печке весело трещал, в котелке над огнем что-то булькало, испуская умопомрачительный аромат съестного. В дверь, в клубах пара, ввалился сорх, с охапкой дров. Голый по пояс и босой, как всегда. Его мех на плечах и голове, искрился снегом.

"Лиса, ты уже проснулась? Не вставай, представляешь, на улице опять идет снег. Хорошо, за домиком есть сарай, туда как раз, поместились наши лошади". Он метался по избе, то с тряпкой, то с метелкой, казалось, этот черный полосатый вихрь невозможно остановить. За какой-то час: я была накормлена, посуда вымыта, остатки пыли и паутины, безжалостно выдворены за дверь. На следующий день я встала. Меня мутило и пошатывало, что такое? Вроде и температура спала, и лихорадка прошла. Антель вернулся с хорошей тушкой молодого оленя на плече, я увидела кровь на шкуре и еле успела выскочить за порог, меня вывернуло. Что за ерунда. Вернулась в дом, пошатнулась, сорх, замерший с добычей на плече, поддержал меня, уставился в упор. Я не понимала, что ему от меня надо? Мне так плохо. Антель скинул оленя, прямо на пол, подхватил меня на руки и со счастливой улыбкой закружил по комнате. Это он чему радуется???

"Лиса. Милая. Я так счастлив" Видимо повредился рассудком. Мне стоило героических усилий управиться со своим взбунтовавшимся желудком, а он еще глупости говорит. Сорх посадил меня на край стола, посмотрела в его счастливые шальные глаза и спросила.

"Антель что случилось? Мне плохо. А ты радуешься…"

"Лиса у нас будет ребенок. Ты беременна" Я как громом пораженная, сидела и просто смотрела в одну точку, так быстро, нет, я конечно хотела детей, но думала, что это произойдет когда-нибудь потом, не сейчас. Хотя, я тоже рада. Я так люблю своего кота. А теперь, буду любить еще больше.

"Лиса, ты не обыкновенная, у людей и сорхов, не может быть общего потомства. Но у нас будет. Только тебе надо беречь себя… Милая моя" Меня уложили в кровать, накрыли одеялом, накормили с ложечки, как маленькую. Через два дня такого времяпровождения, я взвыла. Сумасшедший сорх носил меня на руках в уборную, кормил с ложечки, укладывал в кровать, выносил укутанную на свежий воздух, подышать, мыл и разбирал волосы… я же не инвалид. Беременность – это не болезнь. На четвертый день нашего пребывания в лесу, я встала сама, решительно отвергла поползновения кота, мне нужно было размяться. Так что я занялась делом. Решила проведать лошадей, меня встретили приветственным ржанием. Убедившись, что копытных хорошо устроили, выпустила их чуть-чуть погулять, а сама решила пока наполнить кормушки… размечталась. Когтистая рука, даже не дала притронуться к мешку с овсом. Под строгим взглядом золотых глаз, загнала лошадей в сарай, дверь за меня тоже закрыли. За целый день я не сделала ничего сама. Только протяну руку, как шаловливые ручки, уже все сделали. К вечеру я была в ярости. Еще чуть-чуть и никакая трансформация не поможет этому нахалу, увернуться от метлы. Антель уловил мое настроение.

"Не злись кошечка моя. Тебе нельзя поднимать тяжести и перенапрягаться, то что ты забеременела, вообще чудо. Мне кажется, любой стресс может стать фатальным для ребенка."

"Но Антель. Я не могу так больше. Я чувствую себя беспомощной. Мне от этого еще хуже…" В итоге, мы договорились, кот умерит свой пыл и даст мне побольше свободы.

На исходе второй недели у нас кончились продукты, мясо-то было, а вот крупы, овощи и главное овес для лошадей, закончились. Мы удалились в лес, примерно на день конного шага, от ближайшей деревни. О поездке верхом, для меня не могло быть и речи. Пешком я бы не прошла, во-первых, мороз, а во-вторых далеко. Наконец решили, что Антель возьмет обоих лошадей и поскачет в деревню с рассветом. Если поторопится, то вернется домой, к следующему утру. Лошади выдержат, они хорошо отдохнули.

С рассветом, Антель вышел из дома, как всегда по пояс голый, босой. Принял боевую трансформацию, повелел не выходить ни в коем случае из дома. Только он и я, сможем пройти внутрь. Подпрыгнув, взлетел в воздух. Стал кружить над избой, что-то напевая и размахивая кинжалами когтей. Продолжалось это не долго. Потом сорх принял прежний облик, оделся, накинул морок и пошел за лошадьми. Весь день я сидела возле окна, было такое чувство, что за домиком следят, страшно. С наступлением темноты, на поляне раздался детский крик, я вскочила и побежала было к двери, но крик не прекращаясь перешел в жуткий вой. Маленькие стеклышки в окнах, задрожали. Я зажала уши и залезла в кровать под одеяло, накрывшись с головой. На улице послышался топот, в дверь что-то ударило, взвизгнуло, отскочило. Потом были удары в окна и стены. Кто-то копошился на крыше, пытаясь разгрести ветхую солому. И все они повизгивали, кричали, плакали как маленькие дети, выли. Я дрожала от страха, такого ужаса, мне еще не доводилось испытывать. За ночь не сомкнула глаз, ближе к утру, все успокоилось, кем бы ни были эти жуткие создания, сейчас они ушли. Примерно через час, подгоняя взмыленных лошадей, на поляну вылетел сорх. Лошади заржали и встали на дыбы, снежный покров поляны был вытоптан, еще вчера тронутый лишь маленькой тропкой снег, весь покрылся следами больших птиц. Я взвизгнула, когда дверь распахнулась, на пороге стоял Антель. Мой Кот. Вернулся. Я от радости, попыталась подпрыгнуть и не смогла. Резкая боль в животе заставила замереть на месте, потом аккуратно вернуться в исходное, то есть сидячее положение и тихонечко завыть.

"Кошечка моя. Где болит?"

Сорх захлопнул дверь, одновременно выпутываясь из теплого плаща.

"Милая не двигайся, я сейчас" Быстро сбросив одежду, Антель отрастил крылья, когти и поспешил ко мне. Аккуратно уложив меня в кровать, принялся размахивать крыльями и когтями, напевая прекрасную мелодию, забавно даже, мне полегчало.

"Лиса я еле успел" Вцепилась в него, не отпущу. За ночь дрова все прогорели, а встать и растопить печь, просто побоялась. Вдруг лишний звук еще больше привлечет монстров, так что в доме было довольно-таки прохладно.

"Милая, здесь холодно, давай я растоплю печь… знаешь я привез тебе сладких булочек, поздних яблок и еще банку соленых помидор… ой" Зря он про помидоры, оказался на полу, а я, истекая слюной уставилась на дверь. Сижу в кровати, уплетаю соленья, что-то банка маловата. А муж тем временем топит печь и готовит завтрак, хорошо женился, ничего не скажешь.

"Антель кто это был?" Сорх поморщился, на его кошачьем лице, это смотрелось очень забавно, нехотя ответил.

"Ламирры, это порождения магии, чем сильнее маг их создавший, тем сильнее ламирр и больше их количество. Не думал я, что это колдовство еще живет в людях. Последних знавших секрет магов, истребили мы, сорхи, уже больше сотни лет назад. Но ты не бойся, мимо моих чар они не пройдут".

Так мы и жили всю зиму и лето. Уйти я сама не могла, на лошади или на телеге ехать опасно, могла ребенка потерять. Раз в месяц, Антель вынужден был уезжать за продуктами. Тогда приходили ламирры и всю ночь сильно шумели, выли и скреблись, но до меня добраться так и не смогли. Было страшно, но не как в первый раз. На всякий случай, я пряталась под одеяло и мечтала: как утром приедет мой кот и привезет еще несколько банок помидор. А еще сорх учил меня травам, по книжке зимой, а летом проверял знания на практике. Приносил травки и корешки из леса и долго рассказывал, что от чего помогает и как все это смешивать и готовить. Еще я изучала, как ставить заговоры, отводить глаза и разные мелочи, по способностям.

В середине лета, произошло несчастье, ночью в сарае с лошадьми раздались жуткие звуки и дикое ржание. Антель соскочил и умчался на улицу, крики стали еще резче и громче. Потом все неожиданно стихло. Я с замиранием сердца ждала его возвращения. Примерно через полчаса сорх вернулся, весь вонючий и грязный, но невредимый. На мой испуганный взгляд только грустно улыбнулся.

"Ламирры, одну лошадь загрызли. Вторая испуганная, но целая. Я одного поймал живьем, допросил. В этом и заключается единственный недостаток ламирр. Если уж поймал, то сможешь узнать где маг, какую цель вложил он в голову своего создания и какие мысли при этом испытывал. Так вот: наш маг живет в середине этого леса. Кстати этот домик его задумка, стоит достаточно глубоко в лесу. Путнику или охотникам далеко ехать в деревню, ночуют в доме, а тут ламирры. Они доставляют магу человеческий материал для исследований, а за это получают гнилое мясо в пищу. А тут мы с тобой, при мне монстры нападать боялись, без меня пробовали, но опять не смогли добраться до тебя. Маг заинтересовался тобой, точнее нашим ребенком. Он специально послал своих слуг убить одну лошадь, чтобы повнимательнее меня рассмотреть и понять, с кем имеет дело. Прости меня, Лиса, что я затащил нас в эту глушь. Я поставил защиту на всю поляну, но все равно, нам надо отсюда поскорее выбираться". Пока говорил, согрел воды и стал смывать с себя грязь. А мне от его рассказа стало плохо, очень плохо… и больно в низу живота. Кажется, что-то происходит.

"Антель. Ребенок"

В ту ночь родилась ты, Фьель. Антель был счастлив, ты была таким милым котенком. Просто чудесной девочкой. Кстати Фьель – назвал тебя отец, на языке сорхов фьель – чудо. А Фелиция – для мира людей. Через месяц мы решили уехать из лесного домика. Антель перед выездом отдал мне перстень. Я его до этого никогда не видела, сорх сказал, что это печать правителя рода Ночных Охотников, а он наследник. Вот так Фьель – ты знатная персона. Я спросила, что наследник делал в лесу, когда спас меня? Антель ответил, что это традиция, наследник двадцать лет должен странствовать по миру людей и познавать их обычаи, недостатки и достоинства. Только поняв врага можно жить с ним в мире. К моменту нашего знакомства, сорх странствовал уже почти два года. Еще он сам наложил на тебя морок человеческого ребенка и сказал, что он продержится около года.

Выехали мы на рассвете, я с тобой на лошади, а Антель рядом, пешком в боевой трансформации. Мы проехали примерно половину пути, когда на нас напали ламирры, во главе со своим хозяином. Я первый раз смогла их рассмотреть. Лучше бы я этого не видела. Тела у них похожи на человеческие, только неправильные, какие-то, ломанные, сгорбленные, кожа синюшная, покрытая язвочками и струпьями. Непропорционально большие, лысые головы с огромными красными глазами и клыкастыми пастями, языки вывешены почти до груди, с клыков капает ядовитая желтая слюна. Руки длинные, обманчиво хрупкие с веерами когтей, ноги тонкие, стопы как у птиц, трехпалые. Еще от них жутко воняло гнилью. Мага я не разглядела, просто высокая темная фигура в плаще. Лошадь моя тонко заржала и затряслась от страха. Антель хлопнул ее по крупу в направлении деревни, а сам остался, задержать нападавших… больше я его не видела. К вечеру, взмыленная лошадь принесла нас в деревню. Мы ждали твоего отца еще три дня, а потом уехали. Ждали бы и дольше, но по ночам стали выть собаки и беспокоиться скотина в хлевах. Я поняла – это погоня и моего кота, ждать нет смысла. Так мы с тобой скитались два месяца. В замок к отцу я не поехала, переживала за тебя. Наверняка слуги бы распустили слух про необычного ребенка, а то, что тебя будут искать, я не сомневалась. Вот так мы и оказались в Кривом Роге. Но я думаю – твой отец жив, хочу на это надеяться. Тебе надо уходить отсюда дочка. Перстень твоего отца лежит в сундуке, там двойное дно. Возьми его и еще деньги, иди в большой город, где есть магическая школа. Тебе необходимо учиться, может быть, ты сможешь вызволить своего отца, я чувствую, что он еще жив… Но никому не открывай свою настоящую природу. Слуги злого мага могут быть повсюду.

ГЛАВА 7. Ты не умрешь.

«Кошки способны вызывать души умерших»

Старинное китайское поверье

Мама закончила рассказ уже утром, последние тихие слова она произнесла с закрытыми глазами. Уснула. Остик положил свою большую голову мне на колени и грустно смотрел в глаза.

– Остик, ты ни в чем не виноват. Даже если бы ты сидел дома, то не смог бы их остановить, погиб бы только. Я сейчас пойду что-нибудь съедобное поймаю, маме нужен мясной бульон. Охраняй, я буду неподалеку. Если очнется, просто позови. Ну не смотри на меня так, ты умеешь гавкать, все-таки твоя мама была собакой. Если кто из деревенских придет – не пускай.

Я схватила первую попавшуюся целую одежду, вдруг и вправду деревенские придут, и побежала в лес. Деревья шумели зеленой кроной, птицы все также пели в ветвях, безоблачное небо ласкало ярким солнышком. Только тревога за маму не отпускала ни на миг, яркий родной мир стал чужим и серым. Через десять минут я вернулась с двумя кроличьими тушками. На подходе к дому увидела двух женщин. При ближайшем рассмотрении они оказались девушками, еще совсем девчонками, только очень замученными. Остик стоял в дверях и хмуро на них смотрел. Хорошо, что я захватила с собой одежду.

– Что вам нужно? Мама тяжело ранена и не сможет вам помочь. – На лицах девочек отразилось отчаяние.

– Наш отец – Морис, он умирает, маму убили, а мы… мы не знаем как помочь… – Слезы текли по их щекам, оставляя грязные дорожки.

– Я попробую. Только маму сейчас проведаю. Остик, охраняй. Я буду в деревне, может я смогу кому-то еще помочь. Если мама очнется, беги за мной.

Деревня встретила нас тишиной, изредка прерываемой глухими, полными боли стонами. Запах крови витал в воздухе, перепуганные женщины тенями ходили по улице. Девочки, я с трудом узнавала в них тех милых хохотушек, что вертелись у окна, разглядывая молодого барона, почти бегом, привели меня к своему дому. Морис выглядел очень плохо: разорванная рубашка и колотая рана в правом плече – еще полбеды, а вот перерубленная выше локтя, висящая на лоскуте кожи рука – это совсем плохо. Намотанный как попало жгут не мог до конца остановить кровь. И жар, постепенно разливающийся по телу старосты, говорил о начале воспаления. Мужчина лежал в постели. Перепачканная кровью простыня резко контрастировала с мертвенной бледностью кожи. Но староста был в сознании и даже попытался изобразить подобие улыбки, увидев меня. Девчонки встали над отцом и стали тихонько подвывать, размазывая слезы по щекам. Я разозлилась.

– Не реветь. Быстро растопите по жарче печь. Спирт в доме есть? Несите. Нужен нож, очень острый, и еще нитки крепкие, и острая большая игла. Чего рты раскрыли? Быстро. Зовите всех, кто цел. Живо.

Девчонки вышли из ступора и завертелись юлой, выполняя порученное. Вскоре прибежали дети из других семей с жалобами и просьбами.

Я внимательно осмотрела руку старосты и поняла, что спасти ее не удастся, слишком много прошло времени с момента ранения. Придется отрезать. По ходу раздавая указания, удалила покалеченную конечность, обработала культю спиртом, с отваром трав, стянула края раны нитками, покрыла толстым слоем целебной мази. Зашила рану на плече и наложила повязку с исцеляющей мазью. Улучила момент, пока никого нет, отрастила на руке когти и влила в Мориса немного силы. Он мужик крепкий, теперь точно выживет.

Еще четыре часа я носилась по деревне, отрезая, зашивая и вливая силу в покалеченных людей. Выжило около половины мужчин, больше всего пострадали дети и женщины. Почти в каждом доме скорбели по ушедшим, жгли погребальные костры. Раненых было очень много. Кожевник остался без ноги. Из трех его сыновей, спасся только Петр, но лицо его теперь было обезображено кривым, рваным шрамом ото лба и до подбородка, повезло что глаз остался цел. Почти у всех мужчин были на телах отметины, напоминание о бойне. Что интересно, про меня никто не говорил, все были уверены, что это собаки отразили нападение. Теперь слава о волкодавах пойдет еще больше, оно и к лучшему, деревне лишние деньги не помешают. Только и собак слишком много погибло в этой бойне. Даже мой Остик теперь в почете, хотя до этого его не слишком-то жаловали.

Я вернулась домой к обеду. Мама не просыпалась. Жара не было, наверное, это хороший знак. Сварила кроликов, поела сама и накормила кашей собаку, принялась за уборку. Все изломанное и порванное вынесла во двор, потом подумаю, что можно со всем этим делать. Большой мамин сундук стоял там же, где и раньше, только все содержимое валялось на полу. Двойное дно чужаки не распознали. Я вытащила доску и увидела три мешочка. В двух были деньги, в том, что поменьше около десяти дариков, а во втором шиглу – штук тридцать. В третьем, самом маленьком мешочке, нашлось мамино обручальное кольцо и перстень из темного серебра. На квадратной печатке была выгравирована миниатюрная крылато-хвостатая фигура, наверное, сорх из Рода Ночных Охотников. По краям струились витые переплетения веток и цветов. Сам перстень украшала сверкающая россыпь мелких черных камней. Они были совсем крошечными и составляли узор из листьев и цветов. Перстень был красивый. Я долго его рассматривала, любуясь игрой бликов от камней. Качество работы просто поражало, приглядевшись, можно было различить уши и кошачьи глаза. Какой интересный перстень. Внезапно сорх на кольце ожил, раскрыл крылья и засверкал ярко-голубыми глазами. Я подпрыгнула от неожиданности, но разжать пальцы и бросить перстень не смогла. От кольца по пальцам поползли голубые разряды, охватили кисть и, взбираясь по запястью, направились вверх по руке. Легкое покалывание перешло в болезненные уколы. Боль все нарастала, я не могла пошевелиться, даже вскрикнуть не получалось. Морок сполз, туника натянулась и с треском порвалась, из спины выросли крылья. Голубые всполохи побежали по меху, сливаясь с искрами из перстня. Маленький сорх почтительно поклонился мне и замер в прежнем положении. Что это было? Наконец смогла вдохнуть. Судорожный всхлип вырвался из горла. Убрала крылья и повалилась на пол, боль постепенно утихала. По моим подсчетам, пролежала я так не меньше часа. С трудом села и посмотрела на опасное украшение. Расставаться с перстнем отца мне не хотелось, но размер кольца был явно не на мою руку. В мешочке, где лежали драгоценности, нашлась серебряная цепочка. Я продела ее в кольцо и повесила на шею. Стало так хорошо на душе, как будто нашла частичку себя. Мамино колечко положила обратно в мешочек и спрятала все обратно на дно сундука, туда же сложила уцелевшую одежду и ткани.

Мама проснулась ближе к вечеру, выпила немного бульона и целебного отвара и опять уснула. Только я видела – лучше ей не становится. Жар вернулся, от ран шел неприятный, тяжелый запах, все-таки воспаление остановить не удалось. Я не знала, что же еще можно сделать, как помочь? Осталось единственное средство, только результат я никак не могла предсказать.

– Остик, сторожи снаружи, никого не пускай.

Разделась, вспомнила, как внутри, где-то у сердца, разгоралось яростное пламя, потянулась к нему и почувствовала отклик. Посмотрела на маму. Зрение стало иным: резче, четче, цвета как будто потеряли краски. И стало видно воспаление, которое медленно убивало мою маму. Рана в животе оказалась серьезнее, чем я думала. Черное пятно болезни сжирало мамину радужную ауру.

– Ты не умрешь.

Закружилась, запела на таком неизвестном и таком родном языке. Когти оставляли в воздухе голубой, светящийся след. Вскоре вокруг меня соткался искрящийся хаотичный узор, никакого порядка и закономерности, только кошачья магия, моя магия. Закончив узор, взяла его в руки и, как кружево, стала раскладывать на тело матери. Светящиеся завитки и линии втягивались под кожу, наполняя силой, заставляя бороться с заражением и болью. Мне показалось, что этого мало. Подумала немного, и снова запела. Сплела еще одно кружево, на этот раз оно впиталось в раны, изгоняя хворь и сращивая повреждения. Легла рядом с мамой, накрыла нас обеих крыльями, усиливая плетения, защищая, не позволяя чарам рассеяться. Так и уснула. Проснулась поздним утром. Мама лежала с открытыми глазами и смотрела на меня.

– Моя Фьель. Я сквозь сон слышала, как ты поешь на древнем языке сорхов, этот язык знают только правители родов. Его невозможно выучить, он приходит сам по праву крови, в нем основа магии сорхов. Антель на нем пел, когда помогал тебе родиться.

Я подпрыгнула, мама говорит. Вскочила, откинула простынь, на ее животе осталось только три розовых шрама и все. Я знала, что через пару лет и они исчезнут. Это значит, что у меня все получилось. Только сейчас я поняла, как боялась, как не могла даже в мыслях допустить, что не справлюсь, и мамы не станет. Накормила маму бульоном, напоила отваром трав. И строго запретила подниматься с кровати.

– Фьель, а что с деревней? – Мне не хотелось ее волновать, но и смолчать было нельзя.

– Хорги сильно навредили, убили много мужчин и женщин, даже детей. Оставшиеся в живых почти все ранены. Я вчера полдня их перевязывала и зашивала раны. Собаки почти все погибли, деревенские думают, что это они хоргов перебили.

Мне было немного обидно, это ведь я их спасла. Но я понимала – это к лучшему, не стоило раскрывать тайну моего рождения ради минуты тщеславия. Мама сильно расстроилась, по ее щекам текли слезы. Я присела рядом и обняла Милу за плечи, слабость давала о себе знать и она вскоре уснула.

К вечеру прибыл барон Луи. Он долго выяснял у мамы, в какие одежды были одеты хорги, как причесаны? Оказывается, у каждого племени был свой цвет одежд и прически. И мама оказалась единственной, кто сумел рассмотреть чужаков. В деревне мертвых сожгли еще накануне вечером. Хоргов – всех вместе, как больной скот, а своих с почетом и плачем. Погребальными кострами занимались женщины и дети, сожгли весь запас дров. Барон распорядился выделить деревне провизию и топливо. Еще несколько лет Кривой Рог будет заращивать раны, и Луи обещал помощь. Уже собираясь уходить, барон развернулся на пороге и внезапно сказал:

– Мила, у тебя чудесная дочка. Настоящее сокровище, в деревне все только о ней и говорят. Ты ее очень хорошо выучила. Мой лекарь осмотрел всех раненных и сказал, что большинство из них должны были умереть еще вчера.

Я раздулась от гордости, так приятно было услышать похвалу. Но мама моей радости не разделила, она побледнела и в задумчивости комкала уголок одеяла. После отъезда барона, Мила как-то странно на меня посмотрела и как будто между прочим, проговорила:

– Знаешь Фьель, в Трилстоке есть школа магии, я узнавала. В середине осени там начинается набор учеников. До города около месяца добираться, если ты пойдешь пешком.

– Мама, ты это к чему? – Меня напугал странный взгляд, что-то нехорошее произошло и это "что-то" определенно не было связанно с нападением хоргов.

– Что произошло? – Мелисса только тяжело вздохнула.

– Барона интересовали далеко не хорги, его заинтересовала ты. Похоже, наследник не смог объяснить отцу синяки и ссадины на лице. Вот господин Луи и решил внимательнее взглянуть на девушку, сумевшую так красноречиво отказать его любимому сыну.

– Но ведь он ругал его. Я сама слышала, – Мелисса горько усмехнулась.

– Глупенькая. Так ругают только чтобы отвести глаза. На самом деле барон души не чает в своем отпрыске, и скорее всего то, что ты подпортила ему физиономию, только зажгло охотничий инстинкт в обоих. Вообще, я думаю, что барон сначала не обратил внимания на желание сына. Но когда узнал, что ты умеешь лечить, то скорее всего решил, что в замке ему не повредит хороший лекарь, к тому же сын будет дома. Зачем бегать по окрестным деревням за девками, когда есть своя, под боком, к тому же строптивая и свободолюбивая. Такую ломать – одно удовольствие. В общем, новая игрушка, как те два бракованных щенка. – Я в полнейшем шоке смотрела на маму. А Мелисса, глядя прямо мне в глаза, добавила:

– Кстати, Луи будет абсолютно счастлив, если Филипп сумеет добиться своего. А если не справится, тут уж барон сам постарается. И когда они наиграются, если будешь себя хорошо вести, тебя просто выдадут замуж за какого-нибудь деревенского мужика поплоше. – У меня шерсть встала дыбом, а мама продолжила.

– Как жену нашего Мориса отдали после самого барона. Хорошо староста – мужчина нормальный, принял ее. У самого Луи, таких игрушек больше дюжины было, и то не все выжили. Сейчас говорят, что Луи остепенился. Только все это – сказки. Помнишь, я в прошлом году на четыре дня уезжала? Роды принимала у новой игрушки барона. Девочка родилась, кстати, мамаша чуть старше тебя. Барон ее потом вместе с ребенком в город, за какого-то ремесленника, замуж отдал. Неплохая участь для опозоренной деревенской девушки. – Вот теперь мне стало действительно страшно и противно. Этот мужчина казался таким заботливым. Мама посмотрела на мои округлившиеся глаза и улыбнулась.

– Хорошо, что Луи во мне нуждается, я ему настой специальный делаю, чтобы сила мужская была… Сыну пример надо подавать, а годы-то уже не те. Но рано или поздно, барон попытается до тебя добраться и на меня не посмотрит. Нрав у отца с сыном одинаковый, своего они привыкли добиваться. Так что тебе надо уходить, Фьель. Знаю, что ты сможешь с ними справиться, но это потребует много сил и магии, и она будет заметна. Ты же пока не умеешь управлять ею, тебе надо учиться. И не забывай про мага, я чувствую, он по сей день ищет тебя, всплески силы привлекут его внимание.

Только не могла я так сразу встать и уйти. Мама была еще слаба, да и в деревне раненых перевязывать нужно было ежедневно. Опять же, запас лечебной мази не бесконечен, новый надо подготовить. В лес я ходила за травами еще до рассвета. Темнота мне не помеха, нужные растения сами звали, стоило только пустить клич. С восходом солнца я уже готовила мази и растирания, под ценные указания мамы, а собранные травы уже сохли в пучках под потолком. После завтрака шла в деревню. Моя магия выросла в разы и каждый раз, щедро вливая ее в маму, я думала, что упаду в обморок, как тогда с Остиком, но силы хватало еще и на лечение деревенских. На меня перестали смотреть косо, встречали с радостью. Староста Морис больше горевал по жене, чем по руке. Его дочки помогали, как могли утешали отца, хорошо сын в тот день был в соседней деревне и не пострадал.

Кирн сходил с ума: калека без ноги, лишившийся двух сыновей, он потерял смысл жизни, ни на что не реагировал, смотрел в одну точку. Я пыталась с ним поговорить, но мне он не ответил. Тут была нужна Мелисса. Мама поправлялась стремительно, еще впалые щеки уже окрасил легкий румянец и, буквально через четыре дня, она начала самостоятельно вставать и потихоньку передвигаться по дому.

Перстень отца грел душу, но такое необычное украшение не стоило всем показывать. А кольцо так и норовило выскользнуть из горловины туники. Поэтому я наложила на него морок: каждый видел простой камешек-оберег на шнурке. Еще было острое чувство, что время на исходе, как будто утекает сквозь пальцы, и я пыталась успеть как можно больше. Наговориться с мамой, наиграться с Остиком, пес чувствовал мое состояние и не отходил ни на шаг.