Текст книги "Шпага д’Артаньяна"

Автор книги: Анастасия Перфильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава четвертая

Шурка Кривошипов, или Кривошип, как его прозвали в школе за немного кривые ноги, был лучшим другом Вити, хотя ни внешне, ни характером они вовсе не были похожи.

Кривошип был маленький, коренастый, с почти чёрными волосами, раздвоенным подбородком и длинным прямым носом. (Учительница рисования говорила, что у Шурика римский профиль.)

У Вити же волосы были совсем светлые и щёки очень румяные.

Шурка уже два года назад вообразил себя взрослым и решил никогда ничему не удивляться. А Витя вечно чем-нибудь увлекался, и никак нельзя было ожидать, что он придумает завтра.

Шурка много занимался гимнастикой и даже, как он выражался, «работал с гантелями». Однажды он подсчитал, что если каждый день прыгать вверх по десять – двадцать раз, прибавляя ежедневно по сантиметру, что вовсе нетрудно, то примерно через полгода можно допрыгаться до потолка. И втайне от товарищей усердно тренировался.

Витя же был совершенно равнодушен к спортивным достижениям и больше всего любил книги с приключениями.

Про Гаврилу Семёновича Витя, конечно, рассказал Кривошипу, но почему-то до сих пор ни разу не приводил его с собой в гости к Поповым.

Были они оба – и Витя и Шурик – в одном звене, учились на четвёрки и пятёрки, кроме английского языка, который давался Вите с трудом, а Шурка считал его не имеющим применения в практической жизни.

Шурка был уже дома и сидел один, когда к нему пришёл Витя.

– Клянись, Кривошип, что не выдашь моей тайны! – с порога, как только Шурка закрыл за ним дверь, начал Витя. – Твоих никого нет?

– Клянусь. Никого. Какой тайны? – быстро сказал Кривошип и поднял руку.

– Гляди.

И Витя вытащил из штанины шпагу.

Кривошип взял её и начал внимательно изучать.

Витя горделиво смотрел товарищу в лицо. Но лицо Кривошипа не выражало ничего, кроме полного спокойствия. Ни изумления, ни восторга, точно ему каждый день приходилось иметь дело с такими редкостями!

– Ну? Видал-миндал? – не выдержал наконец Витя.

Кривошип презрительно опустил углы губ.

– Устаревшая, – произнёс он свой приговор.

– Что? Устаревшая? Сам ты устаревший! – возмущённо воскликнул Витя, – Эх, ты! Да разве в том дело, что устаревшая? Да эта шпага, если ты хочешь знать… самого д’Артаньяна!

– Кого, кого? – Шурка наморщил лоб. – Какого такого д’Артаньяна?

– Эх, не знаешь… – Витя захлебнулся от негодования. – Мушкетёр знаменитый, храбрец!

– Погоди! Погоди! – остановил его Кривошип, – Я всех знаменитых знаю: Александр Невский, Суворов, Багратион, Чапай… – начал он перечислять, загибая пальцы.

– Чудак! Д’Артаньян, конечно, француз был, но тоже свой. Благородный и никого на свете не боялся. А ты…

– Ещё, может быть, придумаешь, что это царя Додона шпага? – расхохотался Кривошип и покровительственно похлопал Витю по плечу. – Литературная романтика! Лучше скажи, почему в музее не был?

– Никакая не романтика! – огрызнулся вконец расстроенный Витя и потянулся к брошенной на диван кепке.

– Постой, постой! – Кривошип схватил его за рукав. – Надулся, как индюк. Давай лучше я тебе новый приёмчик покажу. Называется «тур де бра»!

Он вырвал у Вити ножны со шпагой, швырнул на диван, и не успел Витя опомниться, как очутился на полу.

– Ах, ты вот как! – закричал он.

И ребята начали возиться и тузить друг друга так, что пыль столбом поднялась с пола.

Потом, угомонившись, они уселись оба на подоконник и, не зажигая света, стали беседовать на всевозможные темы. Тайн у них между собой не было никаких.

– А где ты её взял, эту саблю? – всё-таки, между прочим, спросил Кривошип.

– Вовсе она не сабля, – поправил Витя, – Эту шпагу мне подарил Гаврила Семёнович, – Он вдруг смутился. – Ну, не подарил, а просто так дал… Пока! – с деланной небрежностью сказал Витя.

– Это тот, у которого ты книжки берёшь?

– Ага. Знаешь, он какой, Гаврила Семёнович? – уже с искренним воодушевлением продолжал Витя. – Как начнёт про что-нибудь рассказывать, заслушаешься! Зверски образованный!

– А когда он тебе её подарил?

– Да тут… недавно. А ещё знаешь что, Шурка? – и Витя, правда, покраснев до корней волос, но совершенно равнодушным тоном прибавил: – А ещё, знаешь, мне у них в доме одна девочка здорово нравится. Милочкой зовут. Понимаешь, она совсем не похожа на всех других! – Витя помолчал. – Я, конечно, решил никогда в жизни не жениться, потому что путешествовать и рисковать жизнью каждую минуту нельзя, если жена и дети, но… хочешь, познакомлю?

В ответ на это предложение Кривошип только громко и презрительно засвистел: он терпеть не мог девчонок.

– Нет, ты не думай, она совсем, совсем не как другие! Милочка…

– Знаем мы этих Милочек! – оборвал витины излияния Кривошип, – У бабушки в колхозе каждый день видели…

– Ты что? – опешил Витя.

– А ничего. Половину телушек в стаде Милками зовут! – и Кривошип захохотал, довольный своей остротой.

– Дурак ты, и больше ничего! – возмутился Витя, – Настоящий осёл!

– Кто, я осёл? – в свою очередь взорвался Кривошип. – А ты уж очень учёный стал, как завёл себе нового дружка! «Зверски образованный»! Ха-ха-ха!..

– Ну, знаешь ли…

Витя вспыхнул, и глаза его засверкали.

– Ты… ты… не смеешь так про Гаврилу Семёновича!

– Подумаешь, не смею! Какие нежности!

– Да, не смеешь! Ничего не понимаешь, даже не видал…

– Сам не очень-то показываешь! Втихомолку за книжками бегаешь! И смотреть, наверное, нечего!

– Нечего? По-твоему, нечего? Эх, ты!..

Ребята стали наскакивать друг на друга, как петухи.

– Подумаешь, шпагу старую подарил!

– А вот и подарил!

– Ещё вопрос, где ты её взял?

– Может, скажешь: украл? Да, украл? Ноги моей больше у тебя не будет!

– Ой, как страшно! Нужны мне твои ноги…

– Ах, так?

И Витя вдруг точно тем же приёмом, как недавно показывал Кривошип, повалил его на пол.

Не помня себя от гнева, с побагровевшим носом, Кривошип вскочил и готов был уже броситься на обидчика. Но Витя молниеносным движением схватил с дивана шпагу и, забыв о том, что она в ножнах, встал перед Кривошипом в позицию, точь-в-точь как д’Артаньян перед очередной дуэлью.

Ошеломлённый Кривошип замер. Но Витя круто повернулся, поднял с пола кепку и выбежал из комнаты, так хлопнув дверью, что в буфете зазвенела посуда.

Сбегая с лестницы, он слышал, как Шурка кричал из передней:

– Подумаешь! Размахался своим обломком! Француз! Тёлкин жених!

Это было уже слишком.

Витя пошёл большими шагами, дыша громко, как паровоз. Они и раньше ссорились с Кривошипом. Но теперь – он хорошо понимал – это было навсегда.

В шуркином дворе стояло высохшее старое дерево. Сколько раз, заигравшись, Витя с опаской пробирался мимо него, потому что дерево в темноте становилось похоже на какое-то сказочное чудовище. Но сейчас он даже обрадовался встрече.

С яростью выхватив из ножен шпагу, стал рубить и колоть ни в чём не повинную древесину, то отступая, то наступая и делая выпады. Так он дал выход накопившемуся желанию сражаться и сразу утихомирился.

Оглянулся вокруг.

Звёзды сияли над домами. Громыхал по улице грузовик. Был уже настоящий вечер.

Витя похолодел. А расписка Гавриле Семёновичу?

Да, он должен немедленно получить её и сделать всё, как обещал. Иначе совесть его не будет спокойна.

Витя решительно вышел со двора. С Кривошипом было покончено навсегда. Что же, он сам пожалеет об этом…

Однако дома Витю ждало разочарование.

Ехидная Танюшка доложила, что родители сильно ругали Витю за то, что пропадает неизвестно где, велели ложиться спать, а сами ушли в гости и вернутся поздно.

Что было делать?

Витя сначала растерялся, потом успокоился.

Собственно, ничего страшного не произошло. Придётся перенести разговор с родителями на завтра – только и всего. Да, но как же Гаврила Семёнович?

Витя вышел на лестничную площадку и вызвал из соседней квартиры восьмилетнего Мишку. Мишка считался во дворе витиным адъютантом и выполнял все его поручения.

– Беги сейчас в дом, в том переулке, где Пуделька живёт, знаешь? – безапелляционно приказал Витя, – Постучи в окошко к Поповым, тебе откроют, и ты скажи… – он подумал. – Скажи так: «Родители согласятся, расписка будет». Повтори!

Мишка повторил.

– Правильно. Ну, сыпь!

И Витя, окончательно успокоившись, вернулся домой.

Старательно запрятав от любопытной Танюшки шпагу под матрац на своей кровати, Витя быстро поужинал и лёг спать. Заснул он тотчас же.

Трудным оказался для него первый день каникул!

Глава пятая

Мишка добросовестно выполнил витино поручение.

В девять часов вечера Гаврила Семёнович услышал стук в окно и вышел отворить дверь.

Перед ним стоял маленький мальчик в большой ушанке.

– Родители согласны, расписка будет! – пискнул он и исчез, как сквозь землю провалился.

– Ну вот, а ты беспокоилась! – сказал Гаврила Семёнович Марье Ивановне, возвращаясь в комнату. – От нашего Вити гонец приходил. Передал, что родители согласны…

Дело в том, что в тот день Марья Ивановна, узнав, что Гаврила Семёнович подарил Вите старую шпагу, долго журила мужа.

– Легкомысленно ты поступил, – говорила она. – Тебе всё шутки, а как бы неприятности не вышло.

– Ну, какие там неприятности! Сломанная, тупая шпага совершенно безопасна. Уж очень Витя ко мне с ней пристал… Ты бы видела, какие у него были глаза! Он же помешался сейчас на мушкетёрах…

– Тем хуже! – возразила Марья Ивановна.

– А это мы ещё посмотрим. Есть у меня тут одно соображение…

– Слишком мудрено что-то у тебя получается! Знаешь, какие мальчишки неосторожные… – ответила Марья Ивановна.

– Да что ты, в самом деле, панику развела? Витя никогда нас не обманет. А он обещал мне шпагу из дома не выносить, и родители его знают и разрешили. Что же тебе ещё нужно?

– Так-то так, но всё же… Легкомысленно ты поступил!

А у Вити тем временем дела обстояли так.

На следующее утро, проснувшись, он первым делом сунул руку под матрац – шпага лежала на месте.

Танюшка спала рядом в кроватке, отец уже ушёл. Витя и не слышал, как он встал; мать не гремела на кухне посудой, верно, была на рынке.

Вите сразу расхотелось спать.

На цыпочках, босой, он подошёл к зеркалу со шпагой в руке. Вид оказался совсем не подходящий: взъерошенный мальчишка в трусах с красными, как помидоры, щеками.

Недолго думая. Витя содрал чёрную клеёнчатую обложку с общей тетради, вырезал маску с дырками для глаз, прихватил на затылке тесёмкой… Ого! Получилось здорово…

Смущали только голые ноги и грудь.

Витя сдёрнул с вешалки материну шаль, завернулся в неё, как в плащ. Так было уже почти похоже! Затем он вытащил из шкафа новые отцовские сапоги, натянул их, отворотив голенища, как у настоящих ботфортов. Теперь уже Витя остался доволен собой!

Бормоча что-то себе под нос, он то прикладывал шпагу к бедру, то перебрасывал шаль с плеча на плечо и притопывал сапогом…

Наконец, сделав выпад, вступил в бой с воображаемым противником. Колол, рубил, наступал и поразил уже целых восемь врагов из числа зарубок…

– А зачем это ты мамину шаль надел? – услышал он вдруг в разгаре боя негодующий тонкий голосок, – И сапоги папины новые!.. Ой, какая у тебя страшная морда!

Витя грозно повернулся.

Маленькая Танюшка сидела на кровати и смотрела на него, вытаращив глаза.

– А тебе какое дело? – грубо ответил Витя, скрывая смущение.

– А вот я маме скажу… И что ножиком длинным в диван тыкаешь! Ты что, в «Кота в сапогах» играешь, да?

– «Играешь»! «В кота»! – криво усмехнулся он, срывая маску. – Ничего ты не понимаешь! Если отцу с матерью хоть слово скажешь, вот, видала?

Он показал Танюшке кулак. Вид у него был такой свирепый, что девочка съежилась.

В это время в передней зазвенел звонок.

Витя быстро скинул шаль, сапоги, засунул всё в шкаф, шпагу пихнул под матрац, вторично погрозив сестрёнке кулаком, и побежал в переднюю.

– Ты уже пришла, мамочка! – сладким голосом пропел он входившей матери и схватился за кошёлку с продуктами.

– Успеешь, не трогай без времени! – остановила его мать. – Не умывался, небось, ещё? Вот напеку оладьев, сядешь за стол и поешь.

– Да я же, мамочка, не для того! Я помочь!

– Помочь? Что это с тобой? Ну, неси, коли так, помощник.

– Я, мам, и чайник сейчас поставлю! – суетился Витя, – И картошки тебе почищу!

– С чего бы это? Уж не натворил ли чего? – Татьяна Петровна с удивлением посмотрела на сына, проходя на кухню.

– Да что ты, мама, ведь это, когда занятия, я тебе не всё делаю!

– Не всё? Лучше скажи – ничего. Ну, помогай, помогай, сынок! Со школой-то нынче куда пойдёте?

– Может быть, на каток, только лёд, наверное, растает. Мам, а папа когда придёт?

– Не знаю. Витик, обещался к вечеру… Буди Танюшку-то чай пить; у меня пироги стынут…

Весь день Витя старался угодить матери изо всех сил. Не дразнил Танюшку, убрал всё в комнате и даже сам вынес ведро с мусором.

Отец пришёл поздно.

После ужина Витя приступил к делу.

– Папа, – сказал он ласково и обнял отца за шею.

– Что тебе, Витик?

– Папа, ты просьбу одну мою выполнишь?

– Конечно. Если просьба того стоит.

– Папа, дай расписку, что мне можно держать шпагу!

– Что-о? Какую ещё шпагу? – отец высоко поднял брови.

Витя достал из-под матраца шпагу.

– Вот эту. Мне её подарил Гаврила Семёнович! Ну, знаешь, куда я за книжками хожу. И велел, чтобы я от тебя расписку принёс. Гляди, какая!..

Витя вынул шпагу из ножен:

– Немножечко обломанная, но это ничего! А рукоятка из чистого серебра… Ей, папа, может, лет пятьсот. Она, папа, наверное, рублей тысячу стоит, да?

– И ты говоришь, что её тебе подарили? – подозрительно спросил отец. – Так зачем же тебе расписка?

Витя растерялся.

– Ну, тогда мне её насовсем подарят!

– Насовсем… А пока, значит, не насовсем? Ты что-то, братец, плетёшь, – и отец повернулся на стуле и пристально посмотрел на Витю. – Говори сейчас, где ты взял эту шпагу?

– Да, папа же, честное слово!.. – взмолился Витя.

– Ты ещё скоро револьвер домой принесёшь и скажешь, что тебе милиционер за хорошие отметки подарил! Сейчас же отнеси шпагу, откуда взял. Мать! Иди, полюбуйся, какие твой фантазёр фокусы показывает!

Витина мама, как огня, боялась всякого оружия. Не отличала пороха от дроби и считала, что всё может взорваться. Увидев в руках сына шпагу, она побледнела, затрясла головой и воскликнула:

– Чтобы духу её здесь не было! Кто же такую страсть мальчишке дарить будет! Небось, сам без спроса взял!..

Витя был потрясён. Губы его дрожали, он готов был разрыдаться.

– Не верите? Не верите? – только и мог твердить он. – Ладно! Унесу, ладно!.. А ещё родители называются! Родному сыну не верят!..

– Чтобы духу её здесь не было! – крикнула опять Татьяна Петровна. – То-то он сегодня лебезил: помогу, картошки начищу! Отец, тащи сейчас эту железину в котельную да закинь подальше!

– Это не железина! Это драгоценная шпага! – возопил несчастный Витя. – И вы не смеете закидывать её в котельную. Мне её сам Гаврила Семёнович подарил! А вы… А ты… Ничего ты не понимаешь! Потому что книжек никаких не читаешь! Необразованная ты, вот что! Да, да!..

– Ах, вот он как с матерью заговорил! – рассердилась окончательно Татьяна Петровна. – Дождались! Отец, чего же смотришь? За такие – то слова… Ремень по нём давно плачет!

– Пускай где взял, туда и снесёт сию же минуту, и вся недолга, – сурово и решительно произнёс молчавший до сих пор отец. – Слыхал, Виктор?

Витя схватил шпагу и, на ходу натягивая куртку, выбежал из комнаты.

Испуганная Танюша посмотрела на мать, на отца и вдруг заревела.

* * *

От расстройства и обиды Витя не помнил, как очутился во дворе. Всё вокруг него рушилось.

Он обманул Гаврилу Семёновича… Велел Мишке передать, что расписка будет, а родители отказались дать её! Они даже не поверили, что Гаврила Семёнович сам подарил ему шпагу!..

Почему же такая несправедливость? Почему посторонние люди – Гаврила Семёнович и даже Марья Ивановна – лучше понимают и верят ему, чем родители? Конечно, он сам у Поповых ведёт себя лучше, никогда не грубит, не врёт… Да разве в этом дело? «Нет! Нет! Просто они у меня необразованные!..» – с горечью думал Витя.

А теперь ещё отец требует, чтобы он сию же минуту отнёс назад шпагу! Что же делать? Расстаться с ней? Сознаться Гавриле Семёновичу в обмане? Бежать за советом к Кривошипу? Но они же поссорились вчера навсегда… И на каток он сегодня не пошёл! И вчера с ребятами в музей!..

– Пропал! Пропал! – шептал вне себя Витя.

А может быть, всё-таки родители одумаются? Может быть, он просто плохо нм всё объяснил? Надо поговорить ещё раз. Должны же они понять и помочь своему сыну – на то они и родители!..

Глава шестая

Витя не отнёс Поповым шпагу.

Он засунул её в щель под крыльцо, где хранил многие выброшенные матерью из комнаты драгоценности: старый противогаз, коробку с пустыми патронами, сломанный велосипедный насос и прочее.

Вернувшись домой, он ничего не сказал ни отцу, ни матери о том, что не исполнил их требования. А они, не видя больше в руках у сына шпаги, успокоились.

На следующий день с утра – было воскресенье – Витя сделал вторую попытку уговорить отца. Но и эта попытка окончилась полным крахом.

– Как? Опять снова-здорово? Разве ты вчера не отнёс назад шпагу? – возмутился отец, когда Витя робко заговорил о ней.

– Нет ещё…

– Ты что же, обманывать нас взялся? Ну, знаешь ли… Говори сейчас, где шпага?

Витя испугался, что отец ещё разыщет её, выкинет, а то и сломает, и невнятно пробормотал:

– Она… она у товарища…

– Врёшь! По глазам вижу, что опять врёшь, негодный мальчишка! Не отнесёшь сегодня – плохо тебе будет, так и знай! Сам пойду проверю…

Витя умоляюще взглянул на мать, но она отвела глаза. И он понял, что с её стороны и на этот раз поддержки ждать нечего…

Что же происходило в это самое утро в квартире у Гаврилы Семёновича и Марьи Ивановны?

Гаврила Семёнович встал довольно рано.

Напившись с Марьей Ивановной кофе, он принёс из коридора свои широкие охотничьи лыжи.

Пуделька сидела на полу и следила за хозяином насторожёнными глазами.

Умная собачонка ещё с вечера углядела, что Марья Ивановна собирает мужу в рюкзак разные знакомые вещи: этюдник, краски, раскладной стульчик, термос с блестящей крышкой, электрический фонарик…

Всё это означало, что Гаврила Семенович, как обычно по воскресеньям, отправляется на лыжах за город рисовать. И уж, конечно, заберет с собой Пудельку.

О том же, что Гаврила Семенович собирается сегодня не на одно воскресенье, а на целых три дня к знакомому леснику в сторожку, Пуделька, конечно, и не подозревала…

Марья Ивановна приготовила Гавриле Семёновичу груду бутербродов. Пуделька только облизнулась, когда их принесли в комнату.

В эту минуту в дверь постучали, и на пороге появилась Милочка.

– Здравствуйте, Гаврила Семёнович и Марья Ивановна! – приветливо сказала она. – Я пришла погулять с Пуделькой!

– Здравствуй, Милочка! – ответил Гаврила Семенович. – Только вряд ли вам удастся это сделать. Сегодня воскресенье, и мы уезжаем в одиннадцать часов в Сосновку.

– Ах, я и забыла! – Милочка потупила глаза. – Тогда давайте я вам помогу что-нибудь собирать…

– Будем тебе очень благодарны!

Дело в том, что Милочка была сильно обеспокоена.

Два дня назад она случайно увидела, как из квартиры Поповых выбежал страшно счастливый с виду Витя и, пряча что-то под полой пальто, быстро прошёл по двору.

Впрочем, это произошло не совсем случайно.

У Милочки в квартире на кухне был настоящий наблюдательный пост, откуда она часто следила, кто из ребят приходит к Поповым. Восторженный витин вид очень заинтересовал девочку!

Витя не появлялся на другой день ни у Поповых, ни на катке, куда Милочка ходила и где видела многих ребят из его класса. И теперь она сгорала от любопытства, где он пропадает.

– Марья Ивановна! – сказала Милочка. – А что, Витя… – она покраснела, – что, Витя не приносил вам последнюю книжку? А то я её ещё не отметила…

– Как будто не приносил, – сказала Марья Ивановна. – Ганя, он взял у тебя позавчера «Трёх мушкетёров»?

– Нет. Так увлёкся этой злополучной шпагой, что даже забыл про книгу… – ответил Гаврила Семёнович. – Кстати, Маша, я тебя очень прошу. Ты бы всё-таки зашла к нему домой и разузнала, почему он до сих пор не принёс обещанного. Это на него совсем не похоже!

Милочка навострила уши.

– Он вам какую-нибудь книжку обещал принести, да? И не принёс? – невинным голоском спросила она.

– Не книжку, а что-то поважнее. Прошло уже два дня, и мне это начинает не нравиться. – недовольно сказала Марья Ивановна. – Милочка, подай мне, пожалуйста, фонарик! Ты случайно не знаешь номер витиного дома?

– Улица Первого Мая, дом номер восемнадцать, квартира номер девять! – быстро сказала Милочка и опять покраснела. – Может, хотите, я за ним сбегаю?

– Ну, в этом деле ты, пожалуй. Вите не сумеешь помочь… – загадочно ответил Гаврила Семёнович.

Эти слова только усилили милочкино беспокойство.

Наконец Гаврилу Семёновича собрали в поход.

В короткой меховой куртке и тупоносых ботинках, с рюкзаком за плечами и лыжами в руках, держа на поводке пляшущую от нетерпения Пудельку, Гаврила Семёнович прошёл по коридору, сопровождаемый Марьей Ивановной и Милочкой.

С крыльца они обе махали ему на прощание рукой, и Милочка быстро ретировалась к себе, на второй этаж.

Любопытство мучило её всё сильней. Очень скоро к нему начала примешиваться и тревога.

Что же такое случилось с Витей? На что намекали Гаврила Семёнович и Марья Ивановна? Какого он не выполнил обещания?

И Милочка решила разузнать обо всём как можно скорее.

* * *

Мрачный, как ненастный день, Витя сидел за столом. Всё валилось у него из рук.

Проходит третий день каникул, а у него одни только неприятности!.. Вспомнился, конечно, и Шурка Кривошип. Где-то он сейчас? Эх, если бы хоть «Мушкетёры» были под рукой! Что же, что же ему делать со шпагой? Снести назад Гавриле Семёновичу? Отнёс бы, да стыдно: обманул его!..

Витя подпёр голову ладонью и задумался.

Вывела его из оцепенения Танюшка. Она подошла к брату на цыпочках и шёпотом, хотя в комнате никого не было, сказала:

– Вить, там тебя на кухне одна такая девочка спрашивает!

– Какая девочка? Не приставай ты, пожалуйста, когда человек занят.

– А она говорит: пускай он на минуточку выйдет!

– Кто говорит?

– Да девочка же! Такая беленькая, в шубке, и зовут Милочка!

Витя вздрогнул. Этого ещё недоставало! Что, если рассерженный его обманом Гаврила Семёнович рассказал обо всём Милочке и теперь… теперь она тоже считает его бесчестным? Да, но зачем же тогда ей разыскивать его? Или вдруг…

Витя, сам того не замечая, стал судорожно одёргивать на себе курточку, придумывая, как поступить.

Но в это время в комнату вошла мать, а сзади, оглядывая всех испуганными синими глазами, – сама Милочка.

– Заходи, заходи, не бойся! Может, хоть ты развеселишь его, а то весь день туча тучей смотрит. Садись сюда, к столу, – ласково говорила мать, придвигая табуретку. Мальчишки частенько заходили к Вите, но девочки ещё никогда.

Мать ушла на кухню, и Витя остался лицом к лицу с Милочкой.

– 3-здравствуй! – выдавил он из себя.

– Здравствуй, Витя, я знаешь, зачем пришла? – Милочка смутилась. – Ты сегодня вечером к Поповым гулять с Пуделькой не приходи. Совсем, понимаешь?

– По…че…му? – упавшим голосом спросил Витя.

– Потому что… Ну, понимаешь, её нет дома! То есть она уехала… – Милочка ещё больше растерялась и вдруг сказала напрямик: – Витя. Гаврила Семёнович с Марьей Ивановной о тебе чего-то сегодня утром говорили! Витя. Гаврила Семёнович велел Марье Ивановне к тебе зачем-то сходить! Она твой адрес спрашивала!

– Марья Ивановна? Адрес? – Витя мрачнел с каждым словом Милочки и говорил с трудом: язык прилипал к его гортани.

– Да, Витя, а ещё Гаврила Семёнович сказал… – Милочка запнулась, – что ты какой-то там шпагой увлекаешься! И будто чего-то принести обещался, да не принёс! А я подумала: может, ты какую-нибудь их книжку потерял? Ты не бойся, скажи! Гаврила Семёнович добрый, он не заругает…

– Книжку… – Витя невесело улыбнулся. – Какая там книжка!

Слёзы вдруг подступили к его горлу, но он сдержал их.

Горько ему стало! Девочка, слабая девочка, уговаривает его пойти и повиниться во всём Гавриле Семёновичу, потому что он добрый!

И вдруг, почувствовав в себе прилив решимости и смелости. Витя горячо проговорил:

– Хорошо! Спасибо… тебе… что… пришла. Потому что я Гав… Гав… Гаврилу Семёновича никогда… И на шпаге тоже написано: «Береги честь»! Хорошо! Я сейчас к ним пойду! Я отдам!..

– Хочешь, вместе пойдём?

Милочка смотрела на Витю такими сияющими глазами – он показался ей в это мгновение сильным и мужественным, как никогда, хотя она ничего не поняла из его слов, – что Витя, не медля, стал одеваться.

Через несколько минут, когда за обоими захлопнулась парадная дверь, Танюшка, приплясывая, вбежала к матери на кухню и пропела:

– Наш Витя больше не тучка! Наш Витя больше не тучка! Мам, а ты мне сошьёшь такую шубку, как на этой девочке? Знаешь, как её зовут? Милочка!..

* * *

Витя попросил Милочку подождать его за углом.

Милочка сама не знала, как это получилось, но стала ждать не за углом, а на углу. И увидела: Витя оглянулся по сторонам – около их дома никого не было – и вытащил из щели под крыльцом какой-то узкий, длинный предмет. На конце предмета что-то блестело.

Потом Витя повернулся спиной и запихнул предмет под куртку. И каким-то скованным шагом пошёл к ней, Милочке.

Он молчал почти всю дорогу. Милочка сбоку видела, как у него то бледнеет, то краснеет лицо. Ей стало так жалко Витю, что она даже забыла о предмете и только щипала себя за ладошку, чтобы не зареветь.

Когда они подошли к дому Поповых, Милочка сказала:

– Это ничего, что Гаврила Семёнович уехал. Если тебе нужно что-то им отдать, можно Марье Ивановне. Витя, а почему ты вчера не приходил на каток?

– Гаврила Семёнович? Уехал? – странным голосом переспросил Витя.

– Да. – Милочка кивнула. – С Пуделькой, я же тебе говорила! Они уехали за город на три дня. Что с тобой, Витя?

– Со мной ничего, – громко ответил Витя, – Почему же ты мне сразу про Гаврилу Семёновича не сказала? Тогда… тогда, знаешь, я не пойду к Поповым!

– Что ты. Витя! – Милочка всплеснула руками, и с одной у неё слетела варежка. – Я уже ничего не понимаю!

– Я тоже, – угрюмо сказал Витя. – Видишь ли, Мила, мне самого Гаврилу Семёновича надо. Обязательно. А так я не могу.

Он остановился у ворот и заковырял пальцем отколовшуюся щепку.

Милочка тоже остановилась. То, что Витя назвал её не Милочкой, а Милой, ещё больше встревожило девочку.

– Но, Витя! – умоляюще сказала она. – Ты же хотел отнести что-то Поповым?

– Да. Хотел. Только передумал.

– А как же?.. Что же ты теперь будешь делать?

Витя оторвал щепку, она осталась у него в руке.

– Знаешь что? – доламывая её, наконец выговорил он. – Если хочешь… Хочешь, пойдём с тобой в клуб железнодорожников? Там для нашей школы сегодня писатель выступает. Который «Ракету 83» писал.

– Ракету? – Глаза у Милочки становились всё печальнее и удивлённее. – А как же Марья Ивановна? Ведь она же… к тебе же… собиралась пойти?

– Ну и пускай! – мрачно ответил Витя. – Мне теперь всё равно! Ну и пускай!..

* * *

Здесь надо сделать небольшое отступление.

Витя был сражён неожиданным известием об отъезде Гаврилы Семёновича. Ещё один удар свалился на него…

Почему же, решив вернуть Поповым шпагу. Витя не захотел отдать её той же Марье Ивановне? Почему вообще события, связанные со шпагой, так взволновали его?

Дело было, конечно, не только в шпаге (хотя Вите казалось прямо невозможным расстаться с ней!).

Дело было и в том, что Витя ужасно дорожил отношением к себе Поповых. И Гаврила Семёнович и Марья Ивановна значили для него очень, очень много.

Гаврила Семёнович всегда держался с Витей, как с равным, расспрашивал про школу: рассказывал обо всём на свете: обещал взять весной на охоту: показывал все свои картины и этюды к ним; объяснял про разных художников и уже два раза водил на выставку…

А Марья Ивановна? С какой готовностью Витя исполнил бы любое её поручение!

Марья Ивановна всегда выбирала для него самые интересные книжки; когда он схватил по английскому двойку, целый вечер готовила его к контрольной; сколько раз в изложениях поправляла ошибки!.. Доверяла Пудельку, поручала всякие интересные вещи, например, отнести на почту пакет с рисунками Гаврилы Семёновича или послать телеграмму…

А один раз, когда Марья Ивановна заболела, она попросила Витю сходить к ней на работу с запиской. Витя отдал записку для какого-то главного инженера и проторчал у проходной завода целый час: за проволочным забором то и дело пыхали, как молнии, огни электрической сварки, что-то шипело и гудело, и огромный кран то поднимался, то наклонялся над забором, а на стреле у него горела красная звёздочка…

Витя всегда рассказывал Гавриле Семёновичу с Марьей Ивановной гораздо больше, чем у себя дома. Дома усталый отец часто отмахивался от него, мать всё убирала или шила Танюшке какие-то фартучки… А Гаврила Семёнович с Марьей Ивановной всегда находили время послушать его и уже знали, какие у них в классе учителя и что Витя после школы собирается стать разведчиком… И никогда не сердились, если Витя и другие ребята отрывают их от дела. А совсем недавно, узнав про витин день рождения, подарили ему «Спартака» в цветной обложке и оба – Гаврила Семёнович и Марья Ивановна – написали на первой странице: «Нашему другу Вите на добрую память»… Нашему другу!

В школе учителя были учителя, вожатая Тома-вожатая. Но никто из взрослых ещё никогда не называл Витю другом!

Кривошип, конечно, считался когда-то другом. Но это был всё-таки просто мальчишка. А Гаврила Семёнович и Марья Ивановна – первые настоящие, взрослые друзья.

Витя страшно гордился этим.

И что же… что же получилось теперь?

Он не оправдал доверия Гаврилы Семёновича. Гаврила Семёнович уехал, считая его обманщиком.

Марья Ивановна собирается придти к нему домой, разыскивает его, как какого-нибудь жулика, похитившего ценную вещь. Это было ужасно.

Да, но ведь Гаврила Семёнович подарил ему шпагу! Нет, он ещё не подарил. «Если сегодня же вечером принесёшь от родителей расписку, то дарю её тебе…» – сказал Гаврила Семёнович.

У Вити просто не хватало духу самому пойти к Марье Ивановне, отдать шпагу и рассказать ей про всё…

Ему было очень, очень тяжело!