Текст книги "Молох. Укус кобры (СИ)"
Автор книги: Анастасия Шерр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА 16
ГЛАВА 16
В его квартире тихо, мрачно, пахнет пустотой. Минимум мебели, максимум свободного пространства. Наверное, он не любитель всяких там пледиков и занавесочек. Жаль. Хотя мне жаловаться не пристало. Ну и что, что неуютно? Зато рядом с ним.
Вспоминая начало наших больных отношений в будущем, я так и не смогу понять, почему увязалась за ним, как собачка. Вернее, почему увязалась, как раз понятно. Только вот неясно, почему именно за ним. Могла же пристать к какой-нибудь жалостливой тётке. Они любят подкармливать всяких котят бездомных. Но нет. Меня потянуло на мужика вдвое старше. Грозного, мрачного, злого мужика, который при желании мог меня по кусочкам расфасовать.
– Не нравится? – приподнимает брови насмешливо.
– Нравится, – киваю.
– Тогда проходи и прямиком в ванную. Там найдёшь полотенца и шампунь. Терпеть не могу грязнуль, заруби себе это на носу. Хоть мусоринку увижу – получишь по шее. Усекла?
Усекла. Как тут не усечь-то?
Да я, честно говоря, и сама была счастлива оказаться в душе. В самом настоящем, из которого льётся горячая вода. Не у городской колонки, где можно зад отморозить, а в самой настоящей душевой кабине.
Там я и застыла на добрых полчаса. Намылилась шампунем Елисея, смыла. Снова намылилась. И так раз пять, пока бутылка заметно не опустела. Испугавшись получить за такое расточительство по шее, как было обещано за бардак, запретила себе намыливаться снова и, напоследок тщательно ополоснувшись, наконец, вылезла из душа.
Промокнув влагу полотенцем, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Как же классно это – чувствовать себя человеком. Почаще бы так. А в идеале – остаться здесь жить. С ним… С Елисеем.
– Елисей… – пробую его имя на вкус, перекатываю на языке. Вкусно звучит. Как, в общем-то, и выглядит. Достойный мужик. Красивый, богатый, сильный. Немного мрачноватый и чуток злой, но ведь все мы неидеальны, как говорила одна моя знакомая проститутка.
Нет, ну а что? Что меня ждёт на улице? Рано или поздно кто-нибудь трахнет. И хорошо, если не бомж какой-нибудь пропитый да проссаный. А если снова попадусь в лапы к таким, как Михей и его шайка? А потом куда я со временем пойду? На панель, к девкам? Не хочу я так. Не хочу за деньги со всеми подряд. Уж лучше с одним. Елисей, кстати, отличный вариант. Во всех смыслах.
Укутываюсь в мягкое махровое полотенце и вспоминаю, что у меня есть чистые вещи. Новые, только-только из магазина. Спешу к пакетам и в проходе сталкиваюсь с Елисеем. Тот останавливается, как и я, пробегается по мне внимательным взглядом.
– Оденься, – бросает, отводя взгляд в сторону, и торопится уйти. Что такое, не понравилась?
Ну да, я слегка костлявая. Но сиськи имеются, жопа тоже, ноги длинные, хотя рост маловат. Но у него, наверное, модельки из постели не вылезают. Почему-то кажется, что у такого мужика баб должно быть много. И обязательно красивых, ухоженных. Как та из магазина, которой он в рот давал. Вспоминаю и снова злоба душит. Стерва наглая.
С невероятным наслаждением надеваю на себя тёплый свитер и новые джинсы. Так приятно. Обалденно. Чтобы носить такие шмотки и жить в такой квартире, я на многое пойду. И даже без полотенца ходить буду. И дам ему сразу же, как только попросит. И в рот возьму, как та тёлка. Всё сделаю.
Нахожу его на кухне, молча сажусь напротив. Передо мной тарелка с большим куском жирной мясной пиццы. Желудок благодарно урчит, а рот наполняется слюной. Но набрасываться на еду не спешу, смотрю на Елисея. И залипаю. Как по-мужски красиво он ест. Какой же он…
– Чего так смотришь? – поднимает на меня угрюмый взгляд. Что, уже действую на нервы?
– Да ничего, в общем-то, – пожимаю плечами, откусывая ароматную серединку. – А ты всегда такой неразговорчивый?
Он пропускает мой вопрос мимо ушей, доедает. И пицца ему, судя по всему, не нравится. Это для меня деликатес, а он, наверное, икрой привык питаться. Ну или чем там питаются богатые?
– За едой съезжу вечером. Сейчас спать. И чтоб ни звука мне, поняла? – ставит свою тарелку в какой-то шкаф.
– Ой, так она же грязная, – спешу предупредить его. Заработался, видать.
– Это посудомоечная машина. Потом научу пользоваться. И чтоб ни звука, поняла? Будешь мешать – отправишься на улицу, где тебе привычней.
Грубо. И доходчиво. Вполне.
Я захлопываю рот, киваю и кошусь на неизведанного зверя – посудомойку. Надо же, сама, что ли, моет тарелки?
Слышу, как хлопает дверь его спальни, и спешу к раковине. Быстро перемываю тарелки руками, закрываю странную машину.
– И без тебя нормально справилась, – показываю ей язык. – И вообще, готовься. У тебя серьёзная конкурентка появилась.
ГЛАВА 17
ГЛАВА 17
– Что это такое? – сонно хмурится и с полным непониманием взирает на мою стряпню.
– Каша… Ты же вроде любишь, – теряюсь под его пристальным вниманием.
– Какая ещё… Что за муть, я тебя спрашиваю?
– В смысле муть? – вот тут уже обидно. Я, между прочим, старалась. Да и каша вполне себе нормально выглядит. Ничем не хуже той, которую он варил.
– Кто тебе разрешал здесь хозяйничать?
Ааа… Вон оно что.
– Так ты же…
– Я не разрешал. Я сказал, чтобы тихо сидела, – проходит к кофемашине, нажимает пару кнопок, и та начинает шумно перемалывать зёрна. Вот ей можно, значит, шуметь, а мне нельзя? Да и не шумела я вовсе.
– Так я же тихо, – втягиваю голову в плечи. Блин, как лучше же хотела. А у него продуктов нет, шкафы и холодильник пустые. Только кашу и нашла. Вот, сварила. Пригорела, правда, слегка. Но запах почти не ощущается.
Ароматный кофе наливается в его большую чашку, а сам Елисей гипнотизирует её задумчивым взглядом.
– Я пустил тебя в свой дом ненадолго. Не привыкай. И попытки понравиться мне оставь. Это не в твоих интересах, поверь, – заговаривает уже более спокойно, вытаскивает из-под машины чашку. – Я не принц для несчастной сироты. От меня у тебя будут сплошные проблемы, – поднимает взгляд. – Как и у меня от тебя.
А потом допивает свой кофе, берёт кашу и… выливает её в раковину.
А я впервые плачу из-за Молоха.
Как же давно это было… Как давно. Кажется, будто даже не со мной.
2021 год
– Простите, но вы… Эээ… Вы уверены, что хотите снять всю сумму? Это очень крупная…
– Я знаю, сколько там денег. Да, я уверена. Всё до копейки. Я хочу закрыть все свои счета в вашем банке.
Менеджер нечасто проворачивает подобные сделки и совершенно точно боится получить по шее от начальства. Поэтому неловко улыбается, чешет затылок и поднимается со стула.
– Хорошо, я на минуточку.
– Не стоит тратить время, – повторяю с нажимом. – Я не передумаю, даже если вы сейчас приведёте ко мне директора вашего банка. Я же сказала. Я хочу снять свои деньги. Все. И желательно побыстрее.
Закинула сумку с деньгами в машину, завела двигатель и, уперевшись руками в руль, выдохнула. Осталось решить вопрос с машиной. Счета пусты, а недвижимости у меня никогда не было. Мы больше года ни в одном городе не задерживались. А что дальше? Я свободна? Сомневаюсь. Молох меня не оставит. Не отпустит. Не за тем он столько лет ждал и оттягивал день отмщения, чтобы сейчас просто отпустить. Скорей всего, он убьёт меня, но перед этим заставит выдержать немало мучений.
– Мам? – дочь коснулась моего плеча, сжала своими пальчиками.
– Да, Есь? – взглянула на неё в зеркало заднего вида, стараясь держаться как обычно. А взвыть всё же хотелось. Заорать и разреветься в голос. Но не могу. Права не имею.
– Что теперь?
– Теперь к бабушке поедешь. Отдохнёшь у моря. Папа… Он подлечится и тоже к вам присоединится. А я позже приеду.
– Когда, мам? – дочь мне не верила. Вглядывалась в моё лицо и понимала, что вру.
Я и сама себе не верила.
– Я не знаю. Через месяц-два-три. Не знаю, Есь, – мотнула головой, в груди заныло. Я никогда не расставалась с дочерью так надолго. Ни разу.
– Мам, я не хочу уезжать без тебя. Давай вместе? Пожалуйста! – щупает меня, будто натрогаться не может. – Я боюсь. А если он с тобой что-то сделает?
– Не говори глупостей! – обрываю её строго. – Ничего он мне не сделает. А ты обещала слушаться. Я решу все проблемы и вернусь за тобой.
– Обещаешь? – сдаётся дочь.
– Обещаю, – вздыхаю. – Ты собрала всё самое необходимое?
Есения кивает, хлопает ладонью по рюкзаку.
– Тёплые вещи, гигиенические принадлежности и учебники.
– Отлично. Поехали на вокзал.
Там нас встречает злая, словно цербер, свекровь. Или как теперь? Бывшая свекровь? Благо она пока ничего не знает о предстоящем разводе. Обрадует её эта новость или расстроит – сложно предугадать, но то, что Еську она отказалась бы забирать – факт.
– Инна Эдуардовна, здравствуйте, – натянуто улыбаюсь ей, а та так же ненатурально растягивает губы в ответной улыбке.
Мы не враги. Но совершенно точно и не друзья. Так сложилось. Я, никогда не имевшая родителей, не сумела наладить с ней контакт (да особо и не стремилась), а она всегда считала меня недостойной парой для своего интеллигентного сына. И, наверное, в чём-то она всё-таки права. Однако мой материальный достаток вполне успокаивал материнское сердце, и с нашим браком она смирилась. Так мне казалось. В любом случае, пересекались мы довольно редко, что не могло не пойти на пользу родственным отношениям.
– Здравствуй, Соня, – она глубоко вдыхает, словно собираясь устроить мне разгон, но не решается. – Я еле успела. Пришлось отменить свои дела. Нужно было пораньше предупредить.
– Да, я знаю… Простите. Просто у меня появились срочные… Вопросы. Вопросы, которые нужно решить, а Есю оставить не с кем. Вот и вызвала вас.
Моё «вызвала» ей явно не по душе, о чём свидетельствует складка, пролегающая между бровей. Я спешу заткнуться, пока не ляпнула лишнего. Сейчас не время для ругани.
– Вообще, конечно, странно, что ты считаешь меня бесплатной нянькой для твоей дочери, – всё же не сдерживает порыв Инна Эдуардовна, а я вздыхаю, опустив голову. Не перед ней стыдно, нет. Я ни от кого свою беременность не скрывала, когда выходила за Володю. Перед Есей неудобно. Могла бы не выливать свою желчь при ребёнке.
– Я заберу свою дочь сразу же, как только решу некоторые вопросы, – протягиваю ей пакет. – Здесь деньги. Достаточно, чтобы вы и моя дочь ни в чём не нуждались. Езжайте к морю, отдохните. У вас, кажется, гайморит разыгрался? Вот и подлечитесь заодно морским воздухом.
Идея поехать к морю свекрови очень даже нравится, и она смягчается на глазах. Принимает деньги, прячет пакет в свою сумку.
– А Володя? Он не мог посидеть с девочкой? Раньше со всем сами справлялись, – и её это устраивало, понимаю. – Где он, кстати? Я вчера звонила, он был недоступен. И до сих пор не перезвонил.
– А он… Уехал. Да. По делам. В другой город, – на ходу придумываю отмазку. – И что-то случилось с телефоном. Скоро перезвонит, – улыбаюсь.
– Хм… Ну, ладно. А вы что, снова переезжаете?
– Пока не знаю, честно говоря, – пожимаю плечами.
Свекровь не знает об истинной причине наших частых «перелётов», а потому искренне недоумевает, как мы так можем жить. Впрочем, она никогда особо не вмешивалась, за что я ей искренне благодарна.
– Ну, ладно. Тогда мы на поезд? – спрашивает меня Инна Эдуардовна, а дочь цепляется за мою руку.
Горло душат слёзы, но я продолжаю улыбаться, словно дурочка.
– Давайте, – и поворачиваюсь к Есе. – Малыш, будь хорошей девочкой, ладно? Слушайся бабушку?
Она кивает, поджимает губы, чтобы не расплакаться, но глаза уже полны слёз, и я больно прикусываю щеку изнутри, чтобы не разреветься.
Это несправедливо, Молох! Слышишь? Несправедливо! Моя дочь ни в чём не виновата!
Но, конечно, осознаю, что так будет лучше. Странно вообще, что он с первого взгляда не узнал в Еське свою дочь. Они же как две капли воды… Что ж, хотя бы её спрячу подальше.
– Возвращайся скорей, мам, – Есения порывисто меня обнимает, сильно прижимается, будто прощается. А я быстро смахиваю слёзы, чтобы не заметила свекровь.
– Всё, Есь, идите. У меня дел ещё много сегодня. Я скоро приеду за тобой.
ГЛАВА 18
ГЛАВА 18
– Привет, – присаживаюсь рядом, сдерживаюсь, чтобы не обнять Володю. Если проявлю эмоции – не смогу сказать то, что должна.
Он открывает глаза, морщится от яркого света.
– Ну, наконец-то, малышка. Ты почему на мои звонки не отвечаешь? Я звонил раз сто, – голос слабый, да и выглядит муж неважно. Всё лицо – сплошная кровавая рана. Бедный. Как только выжил после такой мясорубки.
– Прости меня, Володь. Прости, пожалуйста. Ты замечательный муж. Самый заботливый, самый хороший, – говорить тяжело, горло сдавливает обида. Не за себя, нет. Всё, что пожинаю сейчас, я заслужила. Но они-то при чём? Моих родных в чём вина?
– Сонь, ты что? – муж силится встать, но я укладываю его обратно, быстро смахиваю непрошеные слёзы. Не время сейчас раскисать. Мне нужно уберечь их от Молоха.
– Мне нужно тебе кое-что сказать. Пообещай, что примешь моё решение без всяких пререканий. Просто так нужно. Мне это нужно, милый, – вырывается случайно, и я прикусываю язык. Никаких «милых», «любимых» и тому подобного. Нет. Я пришла сюда с определённой целью.
– О чём ты, малышка? – он тянет руку к моей щеке. Ласково стирает слезу. – Девочка. Он тебя поймал? Что он с тобой сделал? Где наша дочь?
– Дело не в нём, Володь. Дело во мне. Я пришла, чтобы сказать тебе, что подаю на развод. Прошу, подпиши все документы, как только они будут готовы. Я пока оставила Есю с твоей мамой. Отправила их на море. Когда всё закончится, заберу. А пока…
– Какой развод, Сонь? – муж стонет, морщится от боли, но приподнимается на локтях. – Ты что, малышка? – хватает меня за руку, сильно сжимает у предплечья и тянет к себе. Я теряю равновесие, едва не падаю на него, и муж, пользуясь этим, усаживает меня к себе на колени.
– Володя, пусти, – мой голос становится строже, но на мужа это не действует, как бывало раньше. Он перехватывает мои запястья, целует пальцы.
– Нет, нет… Ты прости! Слышишь? Прости, что не верил тебе, малышка. Теперь я понимаю, от какого зверя ты скрывалась все эти годы. Я теперь всё понял, Сонь. Я должен был постоять за вас с Есей, я знаю… Но я не был готов. Прости. Я исправлюсь, Сонь. Я всё исправлю. У меня есть знакомые в ФСБ, они его приструнят. Или отправят обратно в тюрягу. Слышишь? Я всё исправлю. Я защищу вас!
Слабо улыбаюсь, провожу ладонью по его груди в бинтах. Похоже, рёбра тоже сломаны. А я, оказывается, хреновая жена. Даже не поинтересовалась у доктора о состоянии его здоровья. Что ж, один плюс в грядущем расставании есть: ему без меня будет лучше. А вот мне без него… будет ли? Будет ли хоть что-то?
– Володь, дело решённое. Ты ни в чём не виноват. Ты хороший человек, а он нет, понимаешь? И он очень опасен. Он убивал людей, Володь. Убивал за деньги. И нас с тобой он в состоянии прихлопнуть, как мух. Понимаешь? Нам нужно развестись. Это единственный верный выход. Я всё решу сама, ты только дай мне время и не мешай. Пожалуйста, – беру его лицо в свои ладони, целую в лоб. Больше нет живого места. Губы всмятку рассажены, брови, скулы… Молох постарался на славу.
– Так, подожди… – Володя отстраняет меня, хватается за поручни койки. Я хочу ему помочь, но муж отстраняет меня, поднимается сам. На нём больничная пижама, и мне становится совестно. Даже одежду не привезла. Да и еды не мешало бы. – Что значит, он убивал людей за деньги, Сонь? Что-то я не припоминаю, чтобы ты говорила мне об этом раньше.
Закрываю глаза, про себя считаю до десяти. Раз, два, три… Мне так рекомендовал психолог, которого я посещала лет пять после суда. Говорят, помогает прийти в себя и успокоиться. Но, если честно, чушь.
– Я говорила тебе, что он сидит за убийства.
– Нет, Сонь, – муж поворачивается ко мне, хватает за плечи. – Сказать, что он сидел за убийства, и сказать, что он был киллером, – это разные вещи, – муж говорит тихо, даже как-то степенно. Но я вижу, как в его голубых глазах появляется злоба.
– Да какая разница, Володь? Ты вообще меня слушаешь? Да, я совершила ошибку, что не увезла вас за границу! Но и это нас не спасло бы! Он страшный человек! И теперь, что бы мы бы ни делали, всё это будет бесполезно. Нам нужно разойтись, чтобы он оставил в покое тебя и Еську! Остальное уже неважно!
Муж бьёт меня по щеке так, что голова дёргается, едва не слетает с плеч, и мгновенно просыпается мигрень.
– Говоришь, неважно всё, да? Он меня чуть не убил. А о дочери ты подумала? Хоть о ком-нибудь ты подумала, когда еблась с киллером? Ах, подожди… Ты же от него и родила. А я тебя принял. Беременную, всеми покинутую. Где был твой киллер, а? Кто тебе сопли твои утирал, пока ты выла по нему в подушку?! А теперь бежишь? Бросаешь меня, дочку и бежишь, как какая-то… – он поджимает губы, подбирая слова. – Как шкура паршивая! А может, опять к нему побежишь? Будешь трахаться с ним, пока я буду растить вашу дочь?!
На сей раз бью я. Муж шипит от боли, а я прикусываю губу, отворачиваюсь. Мы никогда не оскорбляли друг друга словесно. Что уж говорить о побоях.
В принципе, Володя прав. Нет, не так. Он прав на все сто. Потому что я, в отличие от мужа, знала, на что способен Елисей. Я знала, как сильно виновата. И знала, что однажды он придёт, дабы свести счёты. Как и то, что Молох убьёт каждого, кто прикоснётся ко мне, как к женщине. Володе, можно сказать, повезло, что остался в живых.
– Прости меня. Я виновата. И перед тобой, и перед Есей. Но ничего лучше я не могу тебе предложить. Только так. И ещё, я сняла все свои деньги со счетов. Твои не трогала. Там осталось немного, но тебе хватит на первое время.
Я ухожу, а муж остаётся в прежней позе, задумчиво смотрит в стену. Закрываю дверь и приваливаюсь к стене. Вот и всё. Вендетта Молоха началась. Она только началась, а я уже чувствую себя убитой.
И словно услышав меня, звонит он. Номер скрыт, но я и так знаю, что это Молох. Чувствую. По всему телу поднимаются мелкие волоски, и затылок обдаёт изморозью.
– Да, – отвечаю, отходя от палаты мужа.
– Выходи оттуда. Сейчас же. Даю тебе двадцать секунд, иначе я захожу и вскрываю ему глотку.
И я бегу, даже не сбросив звонок. Мчусь к лифту, отсчитывая секунды. Потому что знаю совершенно точно: он не угрожает, не преувеличивает, не лжёт. Ровно через двадцать секунд он войдёт в больницу, и остановить его будет невозможно.
Успеваю выбежать на крыльцо и закричать.
– Стой! Я здесь! Здесь! Прошло пятнадцать… – задыхаюсь, хватаюсь за бок. – Пятнадцать секунд!
Он убирает телефон в карман, посылает мне страшный взгляд.
– В машину сядь.
Люди обходят нас, его здоровенный внедорожник, больше похожий на бронетранспортёр, припаркованный прямо у входа, на месте карет скорой помощи. И никому нет дела до того, что меня сейчас схватят и силой затолкают в машину. Если, разумеется, сама не сяду. До крайностей не довожу. Делаю пару шагов и залезаю в салон, на пассажирское. Перед тем, как захлопнуть тяжёлую дверь, зачем-то смотрю вверх, на окна палаты Володи. И с губ срывается вздох, когда вижу мужа у окна. А он видит нас.
Закрываю дверь. Втягиваю голову в плечи и, устремив взгляд на свои колени, жду.
ГЛАВА 19
ГЛАВА 19
2010 год
– Что это такое? – хмурится он, и я уже знаю, что последует за этим выражением лица. Злость, ор, разбитая чашка с кофе. Как минимум. Или же на этот раз у него сдадут нервы, и я вылечу в подъезд голая, в чём стою перед ним. Ну как голая. Трусы и лифчик на мне есть.
Но он лишь вздыхает, массирует пальцами одной руки виски.
Опять, блин, с нарядом не угадала…
– Не нравится?
Его не было дома около двух суток. Пришёл, как обычно, уставший, нервный, угрюмый. Что ж за работа у него такая?
– Я просил тебя не шляться по моей квартире в чём мать родила? Просил или нет?
Пожимаю плечами.
– А я не слышала, что ты пришёл.
– Теперь услышала? Оденься, а то выпросишь. Достала уже, – отворачивается, берёт чашку с кофе, и, пока несёт её до рта, я запахиваю на себе халат. Опять мимо. Может, я уродина какая? Или что? Почему он меня не хочет? Каких-то шалав по кабакам таскает, потом приходит весь в губной помаде и воняющий духами. Обидно.
– А есть хочешь? Я суп сварила, – захожу с другой стороны. Ну хоть чем-то его пронять. Выгонит же скоро. Документы вон почти готовы. Я, кстати говоря, за последние две недели слегка подучилась готовить, и теперь моя каша не пригорает, а суп получается очень даже достойным. Ах да. Ещё яичница. Жаль будет всё потерять и снова рыться по помойкам в поиске пищи.
– Нет, – но он упорно не ест. Вот ни в какую не идёт на контакт. И что с таким делать, спрашивается? Эх, не надо было отказывать девкам с панели, когда те хотели научить меня своему ремеслу. Так хотя бы знала, что с мужиками делать. Да и ему, похоже, такие нравятся. Только не смогу я со всеми подряд. Даже за деньги. Ричарды Гиры не всем шлюхам положены. Чаще всего там такое на бедную девку лезет, что обблеваться можно. Их работа – всё терпеть. Я терпеть не смогу. – Слушай, можешь свалить, а? Иди в комнату или вот… – он полез в карман, достал оттуда несколько смятых крупных купюр и швырнул их на стол. – Сходи куда-нибудь. Погуляй. Не маячь перед носом, ладно?
Я присматриваюсь к Елисею и замечаю, что глаза у него жутко красные из-за лопнувших капилляров, а на лбу выступила испарина. Да и вообще, какой-то он помятый. Девки затаскали, что ли?
Надо признаться, об этом я думать не хочу. Оказалось, что я ревнивая. Ага. И жадная. Только вот почему запала на того, у кого интерес совсем не вызываю – большой вопрос. Свинство…
Поджав губы, хватаю со стола деньги и вылетаю из кухни, едва сдерживая истерику. Думаю, голосить при нём ни к чему. Он не любит яркий свет и громкие звуки – это я уже заучила на зубок. Да и кто я такая, чтобы ревновать его и устраивать сцены? Уличная замарашка, которую он подобрал со свалки? Ну ладно, в подъезде. Но смысл от этого не меняется.
На улице холодно до жути. А на главной площади, куда я топаю по свежевыпавшему снегу, уже поставили ёлку. Она горит разноцветными огоньками, манит к себе детвору и не только.
Останавливаюсь рядом, кое-как пробившись через толпу, и сквозь слёзы смотрю на эту прелесть. Последний раз я стояла у ёлки несколько лет назад в детдоме. Ёлка, правда, была не такая огромная, да и с украшениями там всё обстояло гораздо проще. А вместо деда Мороза – пьяный сторож дядя Вася в потрёпанном костюме и с зачуханной бородой. Я уже тогда понимала, что нас обманывают, но молчала, дабы не расстраивать малышню. Те просили у деда Мороза мамочку и конфет, и мне было жаль их расстраивать. Конфеты, правда, все получили тогда. А вот с главным желанием не всем повезло. Единицам, если только.
– Мам, купи! Купи-купи-купи-купиии! Купи петушка, – заскулил кто-то рядом, и я отвлеклась от ёлки.
Розовощёкий малыш дёргал за руку девчонку примерно моего возраста. Может, года на три старше. И как-то сжалось всё внутри от этой картины. У нормальных людей вон даже дети уже есть. А я… Чего я добилась за свои восемнадцать лет? Хотя рожать в таком возрасте я бы не стала точно. Куда уж тут.
– Ладно, пойдём папу найдём, он купит петушка, – ответила мальчику мать и подняла его на руки. А я заскулила ещё сильнее. Тихо, про себя. И лишь горячие слёзы, обжигающие раскрасневшееся от мороза лицо свидетельствовали о том, что я сюда не радоваться пришла, не хороводы вокруг ёлки водить. Просто я мешаю тому, с кем живу.
Елисей время от времени не выдерживал моего присутствия и, швыряя деньги, прогонял из дома. Я безропотно уходила и слонялась так несколько часов, а когда приходила обратно, он уже крепко спал.
Деньги, разумеется, не тратила. Складывала в носок, готовясь к чёрным дням, когда снова окажусь на улице. Так мы и жили. Я и Елисей.
В принципе, неплохо так жили. Если не считать абсолютной тишины, звучащей в его квартире.
Он стал покупать мне шоколадки и конфеты, делая вид, что всегда так делал, хотя я ни разу не заметила, чтобы он их ел.
– Хищники же вроде не любят сладости? – пошутила я как-то, а он поднял на меня строгий взгляд и многозначительно промолчал.
Иногда приносил тёплые вещи с этикетками и швырял их на диван. Носки, тапки, ещё одна куртка, махровый халат и тёплая пижама. Он заботился обо мне. Вот так вот молча, без единого слова.
* * *
Он жалел, что приволок её в свой дом. Эту шуструю, слишком умную и пронырливую девицу. Не такой должна быть девчонка, которая полжизни на улице провела. Он сам вырос в грязных трущобах, почти на улице. Знал, что за существование там. И никогда не видел таких смышлёных. Если только в зеркале. Все выросшие рядом с ним девки в шлюхи пошли с двенадцати лет. Некоторые спились, остальные клеем себя уморили.
Выросшему в грязи и помойках Молоху было странно наблюдать, как эта соплячка карабкалась вверх, цепляясь едва ли не зубами за его яйца. Хитрая, умная. Она складывала в заначку всё, что он ей давал, до копейки, не позволяя себе даже конфет, от которых безумно тащилась. И ему пришлось покупать домой шоколад, хотя сам его сроду не ел.
Молох понимал, зачем она пытается его соблазнить. Чтобы остаться рядом. Чтобы он взял на себя ответственность за неё. Прилипала доставучая.
Бесила его поначалу знатно. Особенно когда возвращался с заказов. Ему бы отдохнуть нормально, впасть в сон и забыться дня на два. Нелегко это – людей мочить. Кто бы что ни говорил. Иногда хотелось волком выть от того, как всё заебало. А тут ещё она. Соплячка эта сраная. Халат сняла и голая выскакивает. А у него возьми да встань на эту курицу. Еле сдерживал себя. И боялся. Почему-то боялся причинить ей боль. А ведь он мог. Иногда так клинит, что даже не сразу понимает – он не на работе. Он дома.
Приходилось вышвыривать Соньку из дома, а самому, передёрнув в душе, падать в постель и быстро засыпать, пока та не вернулась. После сна всегда становилось легче. Но сегодня… Сегодня проблема вернулась. Старая травма дала о себе знать. Снова.
Он уже заметил первые симптомы.
Сначала прошибает потом, жутко болит голова и особенно виски. Кажется, будто глаза выскочат из орбит и взорвутся нахрен. И в глотке жутко сушит. Хоть сколько воды не пей, жажду не унять. Только спиртное помогало, но он знал, что нельзя. Стоит выпить, и ему просто башню снесёт от триггеров.
Высыпал на стол полпузырька тёмно-красных капсул, смахнул их в ладонь и запил ещё горячим кофе. Боли в обожжённой глотке уже не чувствовал. Это плохо. Значит, скоро накроет. А тут ещё Сонька с минуты на минуту припрётся. Только бы под руку не попала.
Закрыл глаза. Тряхнул головой. Немного отпустило. И Молох, даже не зайдя в душ, упал на кровать. Седативные действовали быстро, но мозг упрямо не хотел отрубаться. И только когда хлопнула входная дверь, его, наконец, скосило. Повезло Соньке.
