Текст книги "Молох. Укус кобры (СИ)"
Автор книги: Анастасия Шерр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ГЛАВА 4
ГЛАВА 4
2010 год
– Ну ты даёшь, Резак. Какого хера ты её пырнул?
– Она сама налетела, – вяло огрызнулся Резак. Надо же, как ему идёт погоняло. Видать, я не первая на его финку налетела.
Открыла глаза, но разглядеть рожи ублюдков не смогла. Заволокло глаза какой-то пеленой. Это, наверное, из-за потери крови. Я чувствовала, как она выливается из раны, обжигая бок. Горячая, липкая, пахнущая железом и чем-то сладковатым.
– Ну, и чего теперь с ней делать? – спросил кто-то.
– Да чего-чего, загрузим сейчас Мартыну в тачку, пусть вывозит. В посадку нахер. Ей уже пиздец. Вот-вот скопытится, – ответил ему второй.
– Даааа, жалко, – заговорил третий почти человеческим голосом. В том смысле, что проскользнуло в нём сочувствие. – Попользовать-то так и не успели, – а, нет. Всё нормально. Показалось просто, что среди этой кодлы затесался один нормальный человек.
Блядь, как же меня так угодило?
Отключилась где-то посреди дороги. Меня закинули в багажник, чтобы не испачкала кровью сидение тачки, а я не была против. Я вообще уже с трудом соображала, что происходит, и слышала только собственные стоны. По мере того, как рана вспыхивала от боли, мои стоны становились всё чаще, но тише. В итоге я просто вырубилась, а когда открыла глаза, меня уже вытаскивали из багажника.
На улице было темно, и я не смогла разглядеть морды того урода, который собирался выбросить меня, как какой-то мусор. Зато видела звёзды и большой, круглый диск луны.
Почему-то подумалось, что они могут меня прикопать. И я зашевелилась, пытаясь выбраться из рук волочившего меня мужика. Тот матюгнулся, перехватил меня за руки крепче и потащил дальше. Второй шёл за ним, раздавая указания, а я… Я просто безвольно волочилась по земле и тихо всхлипывала от боли. Лучше бы я с Мартышкой сегодня осталась. Лучше бы голодной сидела. А теперь что? Меня же никто не найдёт. Да даже искать никто не станет. Пропала Сонька.
Закапывать не стали. Бросили в каких-то кустах, сами же ушли. А я, изо всех пытаясь не отрубиться, поползла назад, на звуки их голосов. Только не здесь… Только не так… Я ещё маму не нашла. Я ещё не разбогатела. Я ещё ничего не успела.
Стараясь экономить силы, не плакала и не издавала ни звука. Если меня услышат бандюки, могут вернуться. И тогда я точно не выползу из этих зарослей. А когда кусты закончились, и я, собравшись с духом, встала на ноги, передо мной вдруг всё ожило и зашевелилось. Загорелись огни вокруг и резко, будто волной, накрыло шумом города.
Я не в посадке! Я в городе! Где-то на окраине, но всё же в городе. А прямо передо мной какой-то бомж в мусорном баке копается.
– Чё? – прокаркал он осипшим, пропитым голосом, а я, словно неразумная, улыбнулась.
– А где я? – спросила дедка, но тот, схватив свой скарб в мусорном дырявом мешке, быстро пошёл в обратную сторону. То есть я из кустов, а он туда.
Прижав руку к раненному боку, заскулила, и снова померкло в глазах, но я упрямо схватилась за край мусорного бака и сделала шаг вперёд. Не сдамся. Не упаду, пока дышу. Не позволю каким-то тварям лишить меня всего, о чём мечтаю с детства. Я всего добьюсь. Я выкарабкаюсь.
Только дойду хотя бы вон до того дома. Попрошу кого-нибудь вызвать скорую, не все люди одичали. Взять хоть ту бабулю, которая мне плед подарила. Эх, мой пледик… Точно Мартышка вшей там заведёт. Зря оставила. Надо было с собой забрать.
* * *
Хлопнув дверью, нажал на кнопку, и машина пару раз моргнула фарами. Втянул воздуха побольше, достал сигарету. Закурил, не торопясь подниматься домой. Да и домом съёмную хату не назвать. Так, временное убежище. Всё равно придётся менять через пару дней. И так задержался здесь. Даже слишком.
Дёрнул молнию кожанки вниз, стащил куртку. Вроде прохладно на улице, а ему душно. Это чуйка начала трепыхаться. Как и всякий раз, когда чувствовал опасность. Пора, значит, валить отсюда. Вот только отоспится от очередного заказа и в путь.
Всё не задалось с самого первого дня в этом поганом городе. Впрочем, как и в предыдущем. Молохова тошнило от заказов, от заказчиков и от прочего дерьма, которым пропиталась вся его жизнь.
Воняло кровью, даже когда заходил в кофейню, где, кроме кофе, других запахов не может быть в принципе. Воняло предательством и ложью, когда очередной новый русский заказывал ему своего друга, захотевшего кусок побольше. Воняло баблом, которое ему под нос подсовывали жертвы спецслужб, чтобы откупиться от собственной погибели в его, Елисея, лице.
Всё воняло и отвращало его до такой степени, что хотелось проблеваться. От своей работы, от самого себя.
Толкнув дверь, вошёл в подъезд, провонявший мочой и пивом, которое тут еженощно сосут малолетки. Мог бы райончик и получше найти. Но конспирация же, блядь…
Прямо у своей двери остановился, быстро окинул подъезд на наличие кого-то ещё… Кого-то, кроме подыхающей на площадке девки.
Обычно подставу он чувствовал спинным мозгом. Иногда задницей. Но всегда чувствовал. А сейчас нет. Только кровью снова воняло. На этот раз вполне обоснованно. Девка уже отходила, о чём свидетельствовала неестественная синева губ и нетрезвый взгляд куда-то сквозь него.
– Помо… – он не расслышал её просьбу о помощи, скорее, прочитал по губам.
Вздохнул. Елисей уже давно отвык жалеть людей. Даже баб. Сам, правда, на них никогда не брал заказы, но знал тех, кто не гнушался и ребёнка грохнуть. Такова жизнь. Если кто-то кому-то мешает, его убирают. Выживает сильнейший или тот, у кого больше бабла. Хотя ни одного из денежных мешков, которых заказывали Молохову, бабло не спасло.
– Эй, живая? – спросил её зачем-то, хотя уже и так понятно – если он сейчас оставит её, девке конец. А с другой стороны, ему оно надо?
Надо. Если бросить её на лестничной клетке, уже через час-два тут будет полно ментов. А ему лишний раз светиться не хотелось. Склонился, схватил её за шиворот, дёрнул вверх.
– Я об этом пожалею, – буркнул раздражённо и подхватил её на руки. Девчонка была такой лёгкой, словно не ела месяц. Вся в кровищи, в грязи. Ещё и мычит что-то.
– Спасибо… – прошептала, когда занёс её в квартиру, и закрыла глаза. Плохой знак.
ГЛАВА 5
ГЛАВА 5
Очнулась я на чём-то относительно мягком, и даже не воняло дерьмом и плесенью, как обычно бывает в заброшках или ночлежках для бездомных. И этот факт сразу же заставил испугаться, дёрнуться. От боли потемнело в глазах, и я вскрикнула, падая обратно на диван. Да, это был диван. Разложенный, огромный. А на нём ещё и постель, пахнущая свежестью и ополаскивателем. Я помнила, как пахнет ополаскиватель для белья. Всегда любила этот запах. Аромат уюта и дома.
Прижала руку к боку, скривилась. Острая боль ушла, на её место пришла тупая, ноющая. Блин, как же это со мной случилось-то?
Не особо напрягаясь, вспомнила все ужасы вчерашнего дня. Лучше бы забыла… Правда, сейчас, в сравнении с возможной угрозой и новой опасностью, происшествие в бане казалось чем-то сродни кошмарного сна. Если бы не раненный бок.
В комнате было темно. Шторы плотно задёрнуты, поэтому трудно определить, какое сейчас время суток, но на тумбочке рядом горит настольная лампа. Как-то тускло, приглушённо. Обитатели этого дома явно не любители яркого света. Чего не скажешь обо мне. Мне бы оглядеться детальнее, осмотреться вокруг. В доброту человеческую я уже давно не верю. Если мне предоставили кров и даже уложили на диван, значит, что-то потребуют взамен.
Я много раз слышала и даже видела, как девчонки пропадают с улиц. Причём не важно, сколько ей лет. Часто таких, как я или даже возраста Мартышки, вылавливали уроды вроде вчерашнего Михея, заталкивали в свои тачки и увозили в неизвестном направлении. А мы, оставшиеся, могли лишь гадать, куда их девали. То ли в бордель какой для извращуг, то ли на органы за бугор. Люди с улицы – золотая жила для всяких мразей. Их никто не будет искать, они никому не нужны. Если помоложе – можно в тот же бордель, если товар не ходовой – как бесплатную рабочую силу. Вот и прятались, как крысы по подвалам да заброшкам. И надо же было мне так тупо попасться.
Более-менее оглядевшись и убедившись, что я в комнате одна, привстала, схватившись пальцами за подушку дивана. Опустила одеяло, приподняла майку. О том, почему я в одних трусах, задумываться не стала. Не голая и ладно. Может, тот, кто меня сюда положил, побрезговал и снял грязную одежду – это как раз нормально. Ненормально то, что меня не оставили истекать кровью в подъезде, а занесли в квартиру, ещё и помощь предоставили. Рана была зашита, а сверху аккуратно заклеена бинтом и пластырем.
Встала на подрагивающие ноги и закрыла глаза, силясь побороть головокружение. Штормило, как заправского алкаша. Бросила взгляд на тумбочку, заметила использованный шприц и пару пустых ампул. Это что такое в меня вливали? Наркота? Снотворное?
Взяла в руки ампулу, пригляделась к названию. И всё равно ничего не поняла.
– Обезболивающее. Ты орала, как бешеная, – слышу мужской голос позади.
Первым же делом в панике осматриваю комнату на предмет путей отступления. Но понимаю, что выход отсюда только один – там, откуда доносится его голос. И жмурюсь от рези в глазах, когда в комнате включается свет.
Делать нечего, приходится повернуться к источнику голоса, и я на какое-то мгновение залипаю на его наколке на всю руку. На меня смотрит страшная кобра с открытой пастью и живыми, будто у настоящей, глазами.
Поднимаю взгляд выше, на его лицо, и оно мне сразу же не нравится. Мужик не страшный, нет. Даже симпатичный. Высокий, весь такой спортивный и широкоплечий. Это и пугает. Зачем такому тащить к себе в дом уличную бродяжку, к тому же ещё и поломанную всю. Либо извращенец и насильник, у которого встаёт только на слабых, бездомных замарашек (которых в случае чего не кинутся), либо торговец живым товаром. В уме прикидываю, что хуже, и слабовольно заключаю, что лучше уж первый вариант. Если потом, конечно, он не станет меня расчленять.
– Здрасьте, – пытаюсь натянуть на лицо обезоруживающую улыбку. В большинстве случаев срабатывает, хотя насчёт этого шкафа у меня большие сомнения. Огромные просто.
Он, как и ожидалось, не отвечает мне взаимностью. Долго и упрямо смотрит в глаза, потом опускает взгляд ниже, и я едва не бью себя ладонью по лбу. Я же в труселях одних перед ним стою. Реагирую запоздало и как-то вяленько, потому что боль в боку становится ощутимо сильнее. Одеяло стащить с дивана получается не с первого раза. При этом я стойко выношу жуткую боль.
Мужик – а он именно мужик: здоровый, взрослый, накачанный мужик – проходит к тумбочке, ставит на неё стакан с водой и швыряет пластинку с таблетками.
– Снимает боль, – бросает, уже не глядя на меня, а потом просто выходит из комнаты.
Прислушиваюсь, вытянув шею, и немного ободряюсь, когда его шаги стихают, потому что щелчка замка не было. Это, конечно, ещё ни о чём не говорит. Может быть запертой входная дверь, я ещё пока даже не знаю, где она находится. Но в комнате не заперли, а значит, могу выйти.
Оборачиваюсь в поисках одежды, но её нигде нет. Только мужской халат валяется на кресле – мне он, судя по размеру, точно не подойдёт. Да и нет у меня такой привычки, напяливать на себя что попало. И не от того, что я такая избирательная, просто боюсь заразы. К тому же, чужое трогать бывает чревато. Вчера мне наглядно объяснили. Хорошо, ноги унесла.
Своей одежды нигде не нахожу, а потому заворачиваюсь в покрывало и осторожно выглядываю из комнаты. Квартира небольшая, но вполне себе ничего. Интересно, он один здесь живёт или женщины тут тоже водятся? Порядок такой. Почти идеальный.
Своего спасителя (спасителя ли?) нахожу на кухне, где он самозабвенно что-то варит, помешивая ложкой в маленькой кастрюльке. Желудок громко даёт о себе знать неприличным ворчанием, а мужик выключает конфорку.
– Каша. Овсяная.
«Ой, ну не знаю… Я с незнакомыми мужчинами кашу по утрам не ем. И вообще, я не такая», – крутится дурацкая шутка в голове, но я предусмотрительно не произношу это вслух.
– Было бы неплохо, – прохожу к столу, пока он не передумал.
Каша… Кашу я не ела так давно, что уже даже не помню её вкус. А вот запах… Этот запах я ни с чем не спутаю. Мёд и сливочное масло, тающие на вершинке и растекающиеся по горке каши.
Рот мгновенно наполняется слюной, и я, как голодная собака, хватаю свою тарелку, ещё не донесённую до стола.
– Не спеши, никто не отнимет, – ворчит на меня явно ошалевший мужик, но сейчас он занимает мои мысли откровенно меньше, чем овсянка. Я готова жрать её руками или вообще, как животное, хватать ртом прямо из тарелки. Благо ложку мне всё же дают.
ГЛАВА 6
ГЛАВА 6
– Как зовут, сколько лет? Кто подрезал и за что? – спрашивает равнодушным, ледяным тоном, ожидая, пока его порция каши остынет.
Я же хватаю горячей, обжигаю нёбо и язык, даже горло, но глотаю, потому что это пиздец как вкусно. Я лет сто не ела тёплой еды, а о каше с маслом и мёдом вообще говорить не приходится. Не подают такое на улице.
– Сонька, – отвечаю с набитым ртом. Знакомые кличут меня «Золотой Ручкой»* не только из-за имени, но ему об этом знать необязательно. – Вчера восемнадцать стукнуло. А подрезали уроды одни, – тут в подробности не вдаюсь, но моего спасителя это, похоже, не устраивает.
– Какие уроды?
Я заталкиваю в рот очередную ложку каши и с наслаждением проглатываю её.
– Вкусно, спасибо, – улыбаюсь ему, но на этого мужика мои ухищрения не действуют. Жуткий тип всё-таки.
– Или ты отвечаешь на мои вопросы без выпендрежа, или сваливаешь прямо сейчас, – зыркает исподлобья, а я оседаю.
– Михей со своей кодлой отвезли в баню, хотели там по кругу пустить. Я сопротивлялась. Ну и напоролось на финку, – вспоминаю события вчерашнего дня уже без тени улыбки. А если бы всё-таки трахнули? Жуть… Я бы, наверное, не выдержала. Хотя… Где моё не пропадало. Всякое на улице бывает. И по морде получала, и на сырой земле спала. Правда, ни с кем не сношалась. Не пришлось как-то, да и желания, честно говоря, не было. Не с бомжами же девственность терять. А вот продать можно было бы. Только кто ж купит? В принципе, купить могли бандюки вчерашние, будь я с ними поласковей. Но как-то не улыбалось с этими бритоголовыми мразями. Фу!
– Кто такой Михей и его кодла?
– Михей рынок наш держит. А остальные его дружки какие-то. А я под руку попалась.
– И как ты попалась ему под руку?
– Так это… Мимо шла и…
– Слушай, – он поставил свою ложку вертикально, словно собирался воткнуть её в столешницу. Я бы не удивилась. Мужик-то на вид не слабенький такой. – Ещё раз соврёшь – выкину туда, откуда вчера подобрал.
Я вспоминаю о своих вещах. Джинсы на мне были. Расстёгнутые, то точно были. А ещё олимпийка. Старенькая, но можно было носить до зимы.
Только даже если он сейчас отдаст мне одежду, я всё равно не в состоянии идти. Куда же я пойду с раскуроченным боком?
Вздыхаю. Мужик буравит меня своим пронизывающим взглядом, и я понимаю, что отвертеться не получится. Но если скажу ему, что я воровка, то вылечу из его хаты ещё быстрее.
– Он подумал, что я его обворовать хочу. А я просто мимо шла. Коснулась нечаянно. Ну и…
– Встала и свалила. Шмотьё своё в ванной найдёшь. Давай, на выход! – встал, забирая у меня тарелку с недоеденной кашей, а я схватила её обеими руками и жалобно на него уставилась.
– Подожди! Я скажу!
Мужик сел обратно, налил из бутылки молока и подвинул мне стакан. Себе плеснул из турки кофе.
– Ну?
Я быстро затолкала в себя остатки каши, облизнула губы. Ну хоть поела. Теперь пусть выкидывает.
– Я с Михея браслет сняла. Он заметил. Догнали, отвезли в баню. Хотел, чтобы я его корешей обслуживала. А потом, когда я на финку налетела, вывезли меня за гаражи. Оттуда я пришла к подъезду, а там уже не помню ничего. Это правда, – схватила стакан с молоком и в несколько глотков опустошила его.
В этот раз мужик поверил. Долго смотрел на меня, будто ища подвох, но не нашёл, судя по всему. Встал со стула, подошёл к окну и осторожно, лишь слегка оттянув занавеску, выглянул на улицу.
– Родители твои где?
– Нету, – и, поняв, что он ожидает более точного ответа, промямлила: – Бросили. Давно уже.
– А другие родственники?
– Нету никого. И не было. Я в детдоме до четырнадцати жила. А потом… Ну, в общем, сбежала. С тех пор на улице. А тебя как зовут?
Мужик покачал головой, нахмурившись какой-то своей мысли, а потом, проигнорировав мой вопрос, выдал:
– Я сегодня отсюда съезжаю. Оставайся, пока не поправишься. Квартира оплачена до конца месяца. В холодильнике есть немного жратвы, – затем полез в карман, достал оттуда несколько бумажек, а я, раскрыв рот, застыла на деньгах жадным взглядом. – Это тебе на первое время, – швырнул на стол. – И не воруй больше. А то в следующий раз не повезёт.
Допив кофе, поставил чашку в раковину и пошёл к выходу. А я, зажав ноющий бок ладонью, слезла со стула и поковыляла за ним.
Не знаю, на что я рассчитывала и во что верила, когда шла попятам, но как только мужик притормозил и обернулся, вопросительно уставившись, я бросилась к нему.
– Забери меня с собой!
– Чего? – будто, и правда, не расслышал тот. А может, не ожидал от меня такой наглости.
– Забери меня… – смелость моя мгновенно сдулась, а мужик как-то непонятно усмехнулся.
– В смысле? Куда забрать?
– Ну, туда, куда ты съезжаешь. Пожалуйста, – снова улыбнулась я, не теряя надежды разжалобить мужика.
Тот потёр пальцами глаза, снова посмотрел на меня. Теперь уже как на идиотку.
– Нафига ты мне сдалась?
– А я… Я любовницей твоей буду! – выпалила я и, пока сама не ошалела от сказанного, продолжила: – Носки стирать тебе буду! И убираться! И кашу варить! Только забери, а? Я не хочу больше на улицу.
– Ты дура, что ли? – задал он мне вопрос, который, в принципе, можно было предвидеть. А потом, не дожидаясь моего ответа, развернулся и пошёл в единственную спальню. Открыл шкаф, достал оттуда две спортивные сумки. Одна застёгнута и чем-то набитая. Поставил её на пол, что-то брякнуло. Что-то железное. Вторую сумку – пустую – швырнул на кровать и начал собирать в неё вещи. – Не ходи за мной, – кинул мне, даже не повернувшись. Задницей он, что ли, видит.
– А ты слышал пословицу: мы в ответе за тех, кого приручили, – выдала я на полном серьёзе, на что мужик отреагировал смешком.
– Это о животных, вообще-то. А тебя я подобрал, чтобы не завоняла под моей дверью.
– Так не твоя же дверь, какая тебе разница?
– Да, собственно, насрать. То есть разницы никакой. Ты иди, пожуй чего-нибудь, телик посмотри. Не мешай, короче.
– Так тебя моё предложение не заинтересовало? – полюбопытствовала я.
– Нет, – ответил он.
– Жаль, – констатировала я.
«Насрать», – подумалось ему. Наверное. Он больше со мной не говорил, а я решила не надоедать. Надо бы продумать другой план.
* * *
Сонька Золотая Ручка, она же Софья Ивановна Блювштейн – российская преступница-авантюристка, легендарная воровка.
ГЛАВА 7
ГЛАВА 7
2021 год
– Сегодня около двух часов ночи на улице Калымской произошла перестрелка. Стрелявшие скрылись с места преступления. По предварительным данным пострадавших нет, личности преступников, открывших огонь в одном из самых оживлённых районов города, устанавливаются.
– Ага. Установщики. Хоть раз кого-то поймали? Уже страшно на улицу выйти, среди бела дня могут пристрелить.
– Ночью… – прошептала я. – Перестрелка была ночью.
– Да какая разница, Сонь? Эти бандосы совсем уже распоясались. Как в девяностые. Ребёнка в школу страшно отпускать.
По коже пробежали мурашки, когда во весь экран показали фоторобот одного из подозреваемых… Нет… Это же не может быть он? Я вперилась в небольшой кухонный телевизор и сжала ручку чайника так, что едва её не раскрошила.
Фотороботы вообще всегда похожи друг на друга и на всех людей сразу. Понятия не имею, как по ним кого-то опознают. Вот даже этот взять. И наш сосед сверху подойдёт, и мой муж, и он… Хотя в реальности ничего схожего у этих троих нет.
Так, может… Показалось?
Я вдруг взглянула на календарь, который дочка сделала в школе своими руками и вручила мне на Восьмое марта. Какое сегодня число? А месяц… Это же в этом месяце! Как я могла забыть? Он освобождается в этом месяце!
И, отыскав нужный день, едва не рухнула на пол прямо с чайником, полным кипятка.
Он уже освободился. Неделю назад.
Вряд ли он участвовал в той перестрелке. Не его уровень. Молох всё делает сам и делает это тихо. А сейчас он, скорее всего, ищет меня. Как и пообещал тогда. Молох всегда сдерживает свои обещания. И никогда не остаётся в долгу.
– Сонь, ты что? – Володя коснулся моей руки, а я дёрнулась, встрепенулась и поняла, что разлила чай.
– Я… Ой! Есь, подай мне тряпку.
Дочка оторвалась от планшета, выполнила мою просьбу.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – уже более настойчиво поинтересовался муж, а я улыбнулась. – Обычно, когда ты так уходишь в себя, мы начинаем готовиться к очередному переезду.
Я вздохнула, заглянув в обеспокоенное лицо мужа. Жаль его. Хороший он. И не заслужил такую, как я. Не заслужил мотаться по разным уголкам бескрайней родины. Он заслуживает хорошую, любящую жену, послушную дочь и полную чашу. Но ему досталась я с тяжким грузом прошлого, и теперь нам приходится защищать своё будущее, то и дело сбегая.
– Да нет… Просто вспомнила кое-что. Надо сегодня забежать в школу, занести деньги на новые шторы.
– Опять? – муж раздражённо цыкнул. – Что там за шторы такие, которые никто не видит, но на них регулярно собирают дань?
– Я не знаю, Володь. Сказали до завтра сдать.
– Да уж. Недешево нам эта новая школа обходится. Есения, а что у тебя с оценками?
Дочка бросила на меня быстрый взгляд, но я успела прочесть в нём просьбу о помощи. Ах да. Мы же вчера тройку отхватили.
– Всё нормально у неё с оценками, не цепляйся, Володь. Лучше на работу поторопись, опаздываешь уже.
– Ох ты ж… – муж вскочил, взглянув на часы, быстро засобирался и завертелся в поисках ключей. – Да куда же я их…
– Вечно ты всё теряешь, – улыбнулась, положив ему на ладонь ключницу.
– Ну что бы я без тебя делал, а? – выдохнул муж, а я подставила щеку для поцелуя.
– Постоянно искал бы ключи.
– Это точно, – чмокнул меня в щеку, а потом, бросив взгляд на дочку и убедившись, что та не смотрит на нас, притянул к себе и крепко поцеловал в губы. – Уже скучаю по вам, девчонки.
– Ага, – вяло отозвалась Есения. – И мы, – едва ли она слушала, так, отвечала по привычке.
Муж ушёл, а я вздохнула и присела на стул.
– Мы опять переезжаем? – спросила меня Еся, а я вздохнула и пожала плечами.
– Пока не знаю.
– Поняяятно, – протянула уныло дочь. – Значит, опять бежим.
– Эй, – я заглянула в её глаза, так напоминающие мне того, по кому до сих пор сердце корчится в агонии. И снова будто его перед собой увидела… – Мы не бежим. Мы просто…
– Ищем убежище, – закончила фразу моя умная девочка.
– Есь…
– Да всё нормально, мам. Всё равно в этой школе одни уроды. Я не против переезда, если что.
– Ладно. Спасибо, – улыбнулась ей. Моя маленькая, но уже такая взрослая девочка. Такая похожая на своего отца. – Вообще за всё спасибо. Ты у меня золото.
– Мам, ты чего? – Есения потянулась ко мне, крепко обняла за шею. Обычно она не позволяла себе таких вольностей, особенно при Володе.
– Всё хорошо, малыш, – чмокнула её в щеку, на что дочь вспыхнула и тут же позабыла о нежностях.
– Мам, хватит, а? Я сколько раз просила не называть меня малышом. Мне уже десять, между прочим.
– Да-да, я помню, – подняла руки в защитном жесте. – Ты моя взрослая девочка.