Текст книги "Законы (не)каменных сердец (СИ)"

Автор книги: Анастасия Акулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Девушка вспомнила историю Ехидны, и холодок пробежал по коже, горячей и липкой от крови.

– Ты ведь сама – дочь титаниды! – попробовала воззвать к жалости, но богиня лишь рассверипела ещё больше.

– У меня нет матери! – сквозь зубы прошипела она. – Есть только мой отец и повелитель! Я должна быть достойной дочерью.

– Так ты поэтому на нас взъелась? – предположила Ксюша. – Не только на нас, но н всех старших титанов? Потому что мы всегда остаёмся семьёй, и нам не надо для этого ничего никому доказывать?

Слова вырвались сами собой, прежде, чем сама Ксюша успела их осмыслить. И пожалела, едва только они сорвались с губ.

– Да как ты смеешь?! – раненым зверем взревела богиня, обнажив блестящий меч. – Проклятое титаново племя! Я научу тебя разговаривать с богами!

И в один мощный удар отсекла замечательные золотые крылья…

Это было невыносимо больно. Хуже того – не только физически, но и душевно. Как будто этот меч вонзился в сердце.

Болезненный, невыносимый крик титаниды разлетелся п всем четырём концам равнодушного мира.

– А это – чтобы гордыню поумерить. – словно сквозь толщу ваты слышался голос Афины, вновь схватившей за волосы и занесшей меч. – Будут моим трофеем.

Незнакомая, неведомой силы волна, сметающая всё на своём пути, взметнулась в душе.

Она ненавидела драки, до дрожи боялась побоев – слишком их было много в детстве. Из-за этого временами боялась любых конфликтов, и всячески старалась их избегать. Быть всегда в стороне.

Но любому терпению и любому страху есть предел.

Волна, подобная той, что бушевала в душе, подхватила и унесла куда-то на самое дно кричащую от испуга и неожиданности богиню, а Ксюша без сил упала на землю. Кровь щедро лилась из страшных ран, обагряя всё вокруг.

«Вот так и умру? Так глупо?» – вопрошала она голубое небо, уже почти не чувствуя боли.

Море хлынуло прямо к ней, обволакивая, баюкая, что-то нашептывая. Возвращая силы.

…а потом вдруг жгутами обхватило всё тело и поволокло в глубину.

Взвизгнув, Ксюша попыталась подчинить ранее такую ласковую стихию, но в тот момент ею управлял кто-то другой. Кто-то гораздо более сильный.

– Напрасно сопротивляешься, красавица. – красивый голос, похожий на песню волн, звучал жестоко и хлёстко. – Теперь ты моя. «Корыстные Крониды» победили. Самое время стребовать долги, как считаешь?

Дрожа, девушка с ужасом взглянула в красивое лицо бога моря, в горящие предвкушением жадные глаза, и прочитала для себя такую судьбу, что всю – от корней волос до кончиков пальцев – передёрнуло от отвращения.

Если и был хоть малейший шанс сбежать, то для этого от неё требовались все остатки сил, а взамен давалось всего мгновение.

– Пусть будет по-вашему. Мне уже всё равно. – разбито ответила она, увлекаемая прямо в руки морского бога, гордо восседавшего в колеснице.

– Вот и умница. – довольно ухмыльнулся он. – Будешь себя хорошо вести – я даже выращу тебе новые крылья.

Мысленно уже пребывающий в роскошной спальне своего морского дворца, Посейдон не ожидал, что поверженная добыча вдруг как десятки пиявок вонзится длинными ногтями в руку, державшую поводья, и, сверкнув яростными молниями в глазах, прошипит, как змея:

– Не дождёшься, старый извращенец.

Впрочем, ещё меньше он ожидал, что собственная стихия вдруг со страшной силой ударит по нему, увлекая в пучину, а «добыча», перехватив поводья, с быстротою ветра помчится вперёд на его же собственной колеснице…

Такой ярости свирепый бог моря не испытывал ещё никогда.

Морские кони несли вперёд быстро, но не быстрее, чем навеки утерянные крылья, и, к тому же, они не были приспособлены к езде по суше. Постепенно начали замедляться… и замедляться… пока вовсе не исчезли, выпитые землёй. А между тем жуткий чёрный туман, виднеющийся позади, настигал.

Не чувствуя ничего, кроме животного желания защититься, девушка бежала так быстро, как могла. Не привыкшие к этому нежные ступни титаниды то и дело скользили, но, падая, она поднималась и бежала… бежала… Пока не увидела высокое, прекрасное здание, одни только мраморные колонны которого заслоняли собою небо.

«Храм!!! Это храм какой-то богини. Здесь он, скорее всего, не посмеет…» – билась в голове отчаянная мысль.

Бегом взбираясь по лестнице, Ксюша поскользнулась на одной из ступеней, потеряв остатки сил, и ударилась затылком о ступени. Перед глазами всё поплыло так, что ничего не разглядеть, но каждой клеточкой, каждой фиброй, она вдруг вновь ощутила… его.

Взгляд.

Тот самый, с неизмеримой высоты, от которого даже в такой момент пробежались по коже щекочущие мурашки, а душа наполнилась неизъяснимым, совершенно противоестественным в сложившейся ситуации ослепительным светом. Только протяни руки – и окунёшь их в зовущие ласковые лучи, что ярче и жарче солнца…

Последнее, что увидела, прежде чем потерять сознание – собственные золоте локоны, ковром расстелившиеся по лестнице и слипшиеся от крови, и страшный чёрный туман, заполнивший собой всё вокруг.

====== Часть 3 ======

Зима... Это время года по-своему волшебно. Крошечные снежинки мерцают в темноте серебряным лунным блеском, будто кто-то с неизмеримой высоты просыпал на землю блёстки. Маленькие обладательницы совершенных линий теряются среди своих собратьев или плавятся, коснувшись чьей-то тёплой кожи.

В детстве Ксюше очень нравилось, гуляя зимой, ловить снежинки и наблюдать их быструю смерть на собственных ладонях. Но теперь снежинки не ластились, а кусали, жалили почти обнажённое тело, прикрытое изорванным в битве тонким пеплосом, прижигали холодом страшные раны на спине, путались в волосах и ресницах, скользили по замершим губам. Словно в порыве милосердия, недоступного, как оказалось, ни людям, ни богам, эти маленькие “подруги детства” хотели стать саваном, стыдливо прикрыв изломанное, использованное, измученное мертвое тело той, кто по крайней мере в этой реальности вообще не должна была умереть. Или должна была? Может, она просто прожила чужую жизнь, повторив сценарий?..

Больше всего на свете хотелось вздохнуть, но теперь у неё не было на это права. Не было пульса. Ничего не было. Только кровь... и снег. Откуда он здесь? Впрочем, какая теперь разница, если слышен шум железных крыльев...

Она не видела его лица, никто не видел, но все узнавали.

– Знаешь, как обычному человеку легче всего позвать меня в гости? – ледяная сталь танатовой косы играючи коснулась мертвенно-белой щеки. – Вообразить себя бессмертным.

Одно короткое движение – и золотая прядь срезана, а жизнь покинула навсегда.

Закричав от ужаса, Ксюша вскочила, широко открыв глаза и дыша как паровоз. Грудь ходила ходуном, пока с глаз не спала окончательно сонная пелена.

“Фух, это был просто сон” – с облегчением подумала она, видя вокруг лишь темноту и пляшущие красные точки, пытаясь вспомнить последние события.

В памяти тут же во всех подробностях предстала битва с богиней. Потом погоня, мраморные ступени... И чёрный туман.

– Сёстры! – вскочила с ложа, и тут же замерла, прислушиваясь к отзвукам голоса. Свой... но полузабытый. Будто из другой жизни.

Наконец перед глазами проясняется. Видны очертания до боли знакомых стен и мебели. Холодный ветер дует из окна, сквозняком гуляя по комнате, и заносит внутрь крохи желтоватого электрического света с улицы.

Взгляд сам собой упал на дрожащие ладони. Нежно-розовый гель-лак на длинных ухоженных ногтях почему-то на миг стал крайне ненавистен, словно именно он был виноват в том, что...

Что она, кажется, вернулась обратно.

Вырвался судорожный вздох, громко прозвучавший в абсолютной тишине, подкосились колени. Подавшись чуть назад, нащупала рукой кровать и кулём упала на неё, пытаясь осмыслить произошедшее.

“Не могли же мне присниться полгода, из которых я помню каждый чёртов день! Значит, я вернулась... Или всё же сошла с ума? – размышляла она, ощущая ноющую тупую боль во всём теле. – Если нет, то надо радоваться – я ведь могла умереть”

Но радоваться почему-то не получалось.

В каком-то трансе нашла ладонью выключатель и, заставив себя удержаться в вертикальном положении, шагнула к зеркалу во весь рост.

Оттуда на неё смотрело совершенно смертное лицо, как далёкий призрак, своё собственное отражение.

Но что-то в нём изменилось. Взгляд? Ломаная линия губ?

Она и впрямь походила на сумасшедшую.

Повинуясь неожиданному порыву, стянула верхнюю часть пижамы и встала так, чтобы можно было рассмотреть спину.

Увидев отражение, нахмурилась и сглотнула царапающий горло ком: на спине красовались два продолговатых характерных шрама, которых раньше не было и быть не могло...

...

Вера в хороший конец – подсознательная потребность человека. Мы можем быть сколь угодно циничны, но в какой-то момент что-нибудь нет-нет да шевельнётся в груди – тень надежды. Очень больно, когда эту надежду реальность ломает об колено. С Ксюшей это случилось неожиданным образом – когда она, убедившись, что “вернулась” в тот же самый день, с которого всё началось, принялась читать то, что раньше уверенно называла детскими сказками.

В приятном, действительно сказочном литературном изложении она прочитала... свою (или всё-таки чужую?) судьбу.

“Страшен образ былой красоты. А когда вырастут крылья и когтистые лапы и взлетит чудовище драконом-людоедом, кто узнает в нем былую красавицу-титаниду? Волей иль неволей обернулась она в крылатую змею – все равно: нет титаниды. Забудут о ее былой красоте и сердце, крепком правдой, как адамант. Забудется ее былое имя, когда она была радостной титанидой, и прилепится к ней новое имя, страшное и мерзкое, и будут ее именем пугать детей: «Вот придет Горго, возьмет тебя Горго, съест тебя Горго – даже косточек не оставит». Поползут страшные рассказы о ее лютости и непобедимости, хотя никто ее в глаза не видал. И черной правдой-клеветой зальют ее лик, изуродованный и оболганный злобой и местью бога, не прощающего непокорства. И впрямь, сделает свое дело черная правда. Вспыхнет в могучем сердце титаниды черный огонь лютости, ответной злобы на злобу людей и богов. Одичает сердце, озвереет мысль, зарычит слово. Станет сладка месть за месть, ненависть за ненависть. И в чудовищном образе родится душа-чудовище: дракон в драконе, людоед в людоеде.

Так пусть же родится герой-избавитель, не знающий страха, и поразит чудовище. Прикажет время, и придет герой”.

Глядя в монитор, в леденящем душу ужасе схватилась за горло – будто здесь, сейчас, наяву одним точным движением ей, спящей, утонувшей в яде ненависти, отрубил голову сияющий меч...

Рядом – рыжие кудри Сфено и тёмные – Евриалы. Их посеревшие, искажённые, почему-то морщинистые лица. Чёрный камень холодной пещеры на краю мира, тёмно-бордовая кровь, которой пропахло всё вокруг, и сияющий щит... на котором её голова со змеями вместо волос. А ещё почему-то сломанные стрелы вокруг… и такая же ломанная улыбка того, чьи невозможные жестокие очи-стрелы точно будут ей сниться:

«Прощай, титанида»

Слёзы сами собой покатились из глаз, солёным дождём капая на клавиатуру. Казалось, в грудь вонзили здоровенный кол.

Оказывается, “сказки” тоже бывают жестокими. Особенно когда становятся реальностью.

…

Примечания: Я решила наделить здесь Афину некоторым владением стихией земли, что не совсем канонично. Но ведь вырастила же она оливковое дерево, просто воткнув копьё в землю... Так что пусть будет)

Вся эта часть истории основана на сказании о происхождении Медузы Горгоны. Большинство знают её как чудовище, героически убитое Персеем, но по более древним сказаниям известно, что она была прекрасной и сильной златокрылой титанидой, так же как и её сёстры. Но из-за зависти Афины она превратилась в чудовище, предварительно изнасилованная Посейдоном прямо на ступенях храма самой Афины.

Наиболее красочный вариант этого мифа изложен Я. Э. Голосовкером в книге “Сказания о титанах”.

В общем-то, я не многое в этом сюжете изменила, просто показала со стороны современной девушки.

...

С тех пор дни полетели в тумане.

Каждое утро Ксюша вставала и шла в университет, слушала лекции, ходила на работу, делала домашнее задание, но мыслями пребывала очень далеко.

Потерянная, бледная, непривычно растрёпанная и ненакрашенная, бродила по коридорам университета, залам ресторана и улицам города как неприкаянная тень, не отвечая на звонки и сообщения, не замечая ничего вокруг и практически не выпуская из рук книгу.

Эта книга периодически претерпевала метаморфозы. Менялась обложка, название, но суть оставалась неизменной: древнегреческая мифология.

Она оживала перед глазами, въедаясь в сознание, развивая безумие. Нет, Ксюше пока не чудились минотавры вместо прохожих, но всё было гораздо хуже: герои древних сказаний кружили рядом, бесплотные, и более ощутимые, чем все чужие и равнодушные люди вокруг.

Если бы раньше ей кто-нибудь сказал, что такое возможно – она бы только рассмеялась в лицо шутнику. А теперь вот чёртовы мифы не оставляют даже во сне: стоит только прикрыть глаза, и вот она за пару часов проживает пару десятков чужих судеб в ускоренном режиме, окончательно переступая грань разумного.

Вскоре все доступные книги о древнегреческой мифологии были “проглочены”, а ведь не прошло и месяца. Ксюша успела сдать экзамены, порвать с нелюбимым парнем, переехать в общагу, где соседки прозвали её “белобрысое зомби”, сдать сессию, а античная шизофрения всё не отпускала. Даже принимала новые формы: когда закончились книги мифов, Ксюша как-то незаметно перешла на авторскую античную литературу, которая почти вся была на этих мифах основана.

А тем временем оставался последний экзамен, как раз по античной литературе, за два дня до которого Ксюша открыла для себя ещё один античный роман, один из немногих, дошедших в полном объеме – “Метаморфозы” Апулея.

“Вроде как в нём изложено несколько позднейших мифов, которые я ещё не читала... Интересно!” – подумала девушка, вчитываясь в новую для себя историю.

...

– Советую тебе больше тут не появляться. – тряся пористыми щеками, похожими на огромные фрикадельки, и брызгая слюной шипела Марина Александровна, которая в ресторане была «за главную».

– И не собираюсь. – самодовольно фыркнула Ксюша, демонстративно обмахиваясь «веером» из зарплаты, которую ей только чудом удалось выманить.

Её вдруг уволили, не удосужившись объяснить причину. Спорить бесполезно, да и не хотелось тратить нервы попусту – не так уж она любила свою работу, успевшую набить приличных размеров оскомину. А вот попытки обдурить с зарплатой пресекла со скандалом: и так ведь теперь непривычно нищая.

Были, конечно, свои догадки насчёт причин: скорее всего, как-то пытался подгадить богатенький бывший с его уязвленным самолюбием брошенного плейбоя.

Ксюша бросила его неожиданно для самой себя, спустя буквально пару дней после «возвращения». Она совсем не любила его, а его отношение к себе не всегда понимала, оно было больше похоже на жажду безраздельного обладания (что сопровождалось постоянными беспричинными сценами ревности), нежели на какую бы то ни было любовь, но к замужеству, казалось, была готова. Что оставалось? Не возвращаться же к вечно пьяным родителям, которым она вообще не нужна. А чувства – кому они интересны, если жить не на что?

И всё-таки хотелось верить. Хотелось увидеть хотя бы мельком, что где-то есть нечто, стоящее намного выше врождённого человеческого эгоизма, грязи, приземлённых забот, холодного разума и любых целей. Потрясающая первородная сила, способная изменить природу вещей, сила, потребность в которой проросла невидимыми корнями в души.

И она видела. Там. Параллельно с ужасами и странностями того мира, пролетая над маленькими селениями, любопытно заглядывая в окна и мельком наблюдая с высоты, видела, слышала, ощущала эту силу. Незримая, она была повсюду: в улыбке ребёнка, обрадовавшегося кукле, которой папа сделал своими руками, а мама сшила платьице; в тихом шепоте воина, умирающего с именем возлюбленной на устах; в верности женщин, готовых годами ждать возвращения мужей; в двух деревьях, в которые обратили боги старика и старуху, взамен на гостеприимство попросивших только одного – позволить им умереть в один день успеть сказать последнее «прощай». Везде. Даже там, где меньше всего ожидаешь.

Если верить мифам, Любовь – первое, что породил Хаос. Первое, что дал ещё не рождённому миру. А значит, Любовь древнее мира, древнее обмана, древнее жизни и смерти. И справедливости тоже, поэтому законов у Любви нет никаких. Кроме, пожалуй, одного: тот, кто ухватил взглядом хотя бы её тень, никогда не отделается от жажды увидеть её во всей красе.

Как оказалось, не верить, не ждать, не видеть, не чувствовать – проще. Потому что иначе невыносимо пытаться себя перебороть, какими бы не были цели и планы. Вот Ксюша и не пыталась – противно и бессмысленно.

Переехать в старую-престарую общагу, пожить нищим студентом и отказаться от некоторых привычек оказалось не так страшно, как представлялось. Посылать куда подальше бывшего, сначала вполне равнодушно отнесшегося к расставанию, но с чего-то резко поменявшему своё мнение – тоже. Туман дней застилал глаза и уносил куда-то в неизвестность будто на крыльях, которые ей не вернуть.

Наверное, именно это равнодушие к потере хорошо оплачиваемой работы раздражало Марию Александровну так, что на развороте она отчётливо клацанула акульими зубами.

Холодный, прокуренный химотходами заводов воздух, какофония звуков неспящего города приняли в свои объятия девушку, неожиданно почувствовавшую себя свободной от всего настолько, что, казалось, стоит лишь встать на носочки – и оттолкнёшься от земли… увы, это не более чем иллюзия. И всё-таки уже не просто шумная городская ночь подстрекала за каждым углом, а Никта смотрела отовсюду звёздными глазами, полными первозданного мрака. И потускневшие в электрическом свете Плеяды, прекрасные атлантовы дочери. И Селена, скрывшаяся за тучей, едва видная здесь, отсюда.

Скорее всего, в психбольнице нашлось бы много определений состоянию Ксюши, но не этому ей хотелось найти объяснения. И оправдания – тоже не этому.

Присев на заснеженную лавочку в парке, под раскидистым тополем, она думала не о случившемся, не о своём будущем, а о пресловутой силе, Эросе, который, если верить мифам, всё ещё не покинул этот мир и умрёт только вместе с ним. А может и переживёт его.

Снежинки ледяными иглами замирали на ресницах, будто норовя заглянуть в глаза, в которых плескалось сомнение… недоверие… и – как то последнее, оставшееся на дне ларца – надежда.

«Самую большую обиду нанес Аполлону сын Афродиты шутник Эрот, владелец волшебного колчана, в котором есть и золотые стрелы, и черные. – как назло, вспомнился жестокий миф. – Все зависит от настроения божка: захочет – пошлет в сердце девушки золотую стрелу, и она влюбится в первого встреченного ею юношу, а черная стрела вызовет в ее сердце ненависть и страх при слове «любовь». Эрот, решив доказать, что ему наплевать на славу Аполлона, и узнав, что тот не на шутку влюбился в девушку по имени Дафна, послал в ее сердце черную стрелу.

Нимфа Дафна была дочерью речного бога Пенея. Аполлон подошел к ней и сказал: «Я – бог Аполлон, и я люблю тебя». Испугалась Дафна и стремительно побежала прочь. Аполлон пытался догнать ее, но она ускорила бег, а остановившись у ручья, опустилась на колени и воскликнула: «О дорогой отец Пеней! Забери у меня мою красоту, она приносит мне страдания!» В тот же миг она превратилась в прекрасное лавровое дерево. Остановившись перед ним, опечаленный бог сплел себе венок из его молодых ветвей и грустно промолвил: «О моя возлюбленная! О лавр! Пусть листья твои никогда не вянут, как моя любовь к тебе!»

Иначе как детской сказкой не назовёшь, вот только злодей неожиданный: живое воплощение любви. Которая ранит, которая насмехается, шутит и убивает даже бессмертных. Это – любовь?! Или издёвка Хаоса, его первый – и самый жестокий! – плевок ещё нерождённому миру?..

Вспоминалось детство. И ещё много чего… испорченного. Исковерканного не столько наполненностью гнилью, сколько отсутствием чего-то… острейшей нехваткой, то и дело вызывающей душевную асфиксию.

Бездумно приложив лоб к высокому тополю, растущему рядом с лавочкой, кора которого была покрыта инеем этой холодной ночью, потерянная девушка тихо прошептала:

– Земля… праматерь Гея. Ты разговаривала со мной там, я помню. Тихо так, и редко, почти неслышно. Но давала сил. Ты знаешь, что это я, знаешь как никто. Услышишь ли теперь? Или тебя убил Железный век? Нет, ты ещё дышишь, я чувствую... Пусть не ответишь, мне бы хоть намёк… Говорят, даже ты – младше него. Эроса. Ты всё видишь и знаешь. Скажи, есть ли он? Любовь. Или кто-то выдумал, чтобы манипулировать? В чём другом искать смысл, если я не вырву из себя эту глупую веру в большую и чистую, ту самую? Если есть – где найти и как? Потому что я… я…

–…всё бы отдала! – таки сорвалось с холодных губ. Шепотом.

И кануло в тишину.

Вдруг «щекотка» мурашек пробежалась от затылка к пяткам, как бывало там, когда чувствовала преследующий её взгляд с высоты. Но на этот раз он был гораздо ближе. Шутка ли – казалось, что прямо за спиной!..

– Ну, совсем всё, может, и не потребуется. – знакомый голос наотмашь резанул воздух, заставив замереть. – Интересно, почему ты обращаешься с просьбой к моей ненаглядной сестрице, если ищешь меня?

Едва дыша, Ксюша медленно повернулась на звук, чувствуя себя так, будто каждая её кеточка превртилась в атомную бомбу.

Он, её охотник, стоял н расстоянии вытянутой руки и легко улыбался ей, не только губами, но и глазами-безднами. Точно такой, каким запомнила – разве что в совершенно непривычной одежде: джинсах и толстовке. И с наушниками.

Серьёзно?..

Все мысли превратились в бесконечные вопросительные знаки, а «охотник» тем временем непринуждённо устроился рядом на лавочке.

Пауза казалсь вечной.

– А я всё думала, кто же ты на самом деле… – прошептала, пустив облачко пара в кусающий холодом воздух.

– Эту фразу ты повторяешь уже по крайней мере в третьем своём воплощении. – закатил глаза. – Не смотри так удивлённо.Так получилось, что ты помнишь только одно из них, первое, но да, я был с тобой в двух твоих прошлых жизнях – уж не знаю, сколько их было всего, поскольку когда я хотел жениться на тебе и попросил сделать вновь бессмертной, чтобы не ждать века до нового твоего рождения, боги за мои прошлые издевательства над ними заточили меня в Аиде до тех пор, пока твой цикл перерождений не дойдёт до той точки отсчёта, откуда тебя отправила Этернитас, богиня вечности. Кстати, чем ты ей так насолила? Вряд ли эта шушера знала, кто ты и кем была.

– Если не учитывать, что до этого мгновения я понятия не имела, каким образом оказалась в том чокнутом мире, то… скорее всего, причина в том, что я ненавидела античную литературу и не скрывала это от преподавательницы. – немного нервно хмыкнула девушка. – Если хочешь сказать что-то столь же шокирующее, как всё предыдущее, включая твоё появление, то дай мне сначала отдышаться. Иначе точно случится инфаркт. Уф.

– Не зря же я пронзаю сердца стрелами.

– Чёрт возьми, если это не сон, то я точно сошла с ума. – жмурилась то ли от снега, то ли от неверия, – Не может быть, что я разговариваю с тобой, и ты… Стоп! Ты сказал «жениться»?!

– Скажем так, – довольно улыбнулся, – стремление со мной познакомиться у тебя всегда было такое, что никак не удержишься. Откуда мне было знать, что моя же стихия однажды на меня нападёт?

– Н-но, получается… я что, была…? – вспомнив во всех подробностях недавно прочитанный роман, старалась удержать глаза на положенном месте. Получалось плохо.

– Именно. Жаль, что ты этого не помнишь. – улыбка стала то ли мечтательной, то ли слегка пошловатой. – Но это временно. Если захочешь, я найду способ вернуть тебе память о том воплощении. В любом случае… я нашёл тебя, Психея. И больше не отпущу.

Девушка слегка отодвинулась, как бы говоря «ну, это уже слишком даже для меня», над чем шутник только посмеялся:

– Не отправлять же меня снова к дядюшке Аиду? Боюсь, он этого не переживёт. Скорее лично нас поженит или устроит конец света. А я только начал обживаться в новом времени. Тут вполне неплохо… по крайней мере, музыка очень даже. Кстати, тот римский писатель, как его там… Апулей, написал о нас искажённо, без самого важного – предыстории, но вполне себе недурственно. Так что зря ты была плохого мнения об античной литературе. Ваша далеко не вся может сравниться.

– Знаю. – мысленно в сотый раз хватаясь за голову, пыталась как-то осознать всё услышанное, но получалось не очень. – Только не имею ни малейшего представления, что мне теперь с этим знанием делать.

Божественный огонь танцевал ламбаду в глазах Эроса, и Ксюше оставалось только недоумевать, как она умудрилась не заметить этого раньше.