Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"

Автор книги: Анастасия Каткова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Нескладный и долговязый Володя Ершов поднялся со своего места в самом конце класса и с горем пополам выбрался к доске, споткнувшись по пути о несколько портфелей и зацепив чей-то пенал, так что тот полетел на пол, а всё его содержимое раскатилось в разные стороны. Худой, очень высокий для мальчика десяти лет, Володя, казалось, совершенно не знал, что делать со своими руками и ногами: длинные и непослушные, они жили какой-то своей, независимой от Володи жизнью, вечно цепляясь за всё, за что только можно зацепиться, и сворачивая всё, что можно свернуть. Кое-где захихикали, впрочем, вполне дружелюбно. Володя, покраснев до корней своих медно-рыжих волос, развернулся лицом к классу и приготовился читать.

– «Лес, – начал он, – точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный...»

По всему было видно, что Володя ну очень старается: он весь вытянулся; его голос, звонкий от напряжения, гулко раздавался в тихом классе, а руки чуть ли не на каждом слове делали какое-нибудь замысловатое движение. Глядя на него, кто-то улыбался, кто-то едва слышно посмеивался, но все прекрасно понимали: это – хорошо. И Ольга Фёдоровна тоже думала, что это хорошо: пусть Володя читает не идеально, пусть его интонации местами кажутся странными, пусть он смешно машет руками – всё это неважно, потому что он читает с душой и его чтение оставляет след в сердцах тех, кто его слушает.

– «...Играя, в небе промелькнёт скворцов рассыпанная стая – и снова всё кругом замрёт», – закончил Володя и под громкие аплодисменты одноклассников вернулся на своё место с заслуженной пятёркой.

После Володиного выступления класс оживился: две дюжины рук нетерпеливо вытянулись вверх, ребята заёрзали, завертелись, изворачиваясь и так, и этак в надежде поскорее привлечь внимание Ольги Фёдоровны. Только Маруся тихо сидела на своём месте и не шевелилась, мысленно твердя строчки Бунина, которые ещё вчера помнила так хорошо, а теперь, казалось, совсем забыла. Вот вышла к доске Люся, за ней – Света. А вот очередь дошла и до Сони Ковалёвой. Стоило Соне встать из-за парты и пройти к доске, как ребята тут же притихли: Соня всегда отвечала блестяще – это волей-неволей признавали все, – и даже те её одноклассники, кто завидовал ей и кто не хотел признавать её первенство, слушали её внимательно и даже восхищённо, хотели они этого или нет.

По единодушному мнению мальчишек 4"В", Соня Ковалёва была «второй самой красивой» девочкой в классе – пальму первенства они втайне отдавали Люсе. Но теперь, когда Соня, просто и спокойно стоя у доски, начала читать и её мелодичный голосок наполнил воцарившуюся кругом тишину, тонкие черты её лица, которым обычно не хватало жизни, так преобразились, глаза засияли таким светом, а вся её хрупкая фигурка вдруг наполнилась такой силой, что она, пожалуй, могла бы затмить любую светскую красавицу, не то что Люсю. И читала Соня в самом деле просто замечательно, так что даже Маруся, заслушавшись, забыла на какое-то время о своём беспокойстве и перестала судорожно повторять стихотворение.

Соня кончила и вернулась на место – ребята, дав волю своему восхищению, громко захлопали в ладоши. Даже Ольга Фёдоровна, которая обычно старалась никого особенно не выделять, произнесла, многозначительно кивая головой: «Потрясающе! Просто потрясающе!» – и поставила Соне в дневник «5+». А Маруся, очнувшись и вспомнив о своих бедах, подумала с глубокой тоской: «Всё-то у Сони получается: она и задачу любую может решить, и стихи читает так, что аж дух захватывает. И ещё рисует, и поёт, и бегает быстрее всех... А я? Я вот ничего не могу – никогда мне не стать такой, как она».

Один за другим выходили Марусины одноклассники к доске, читали стихотворение, получали заслуженную оценку и возвращались на свои места. Маруся сидела, вся сжавшись, маленький дрожащий комочек, и с ужасом ждала момента, когда наконец ответит последний из её товарищей и Ольга Фёдоровна, бегло просматривая столбик оценок, чтобы убедиться, что спросила каждого, остановит взгляд на пустой клеточке напротив её фамилии и, чуть нахмурившись, спросит: «Маша, а ты что же не идёшь к доске?..»

– Маша, а ты что же не идёшь к доске? Ты одна ещё не отвечала – выходи.

Маруся вздрогнула: несмотря на тревожное ожидание, голос учительницы застал её врасплох. Не чуя под собой ног, она встала и, неловко зацепившись за ножку стула, так что тот, наклонившись, громко-прегромко ударился о стоящую позади парту, вышла вперёд и повернулась лицом к классу. От вида двадцати пяти пар глаз, устремлённых на неё, у Маруси неприятно защекотало в животе; казалось, пол медленно уплывает у неё из-под ног. Чтобы не видеть лиц одноклассников, Маруся уставилась на дальнюю стену, выкрашенную светло-зелёной краской, и с удивлением услышала собственный голос:

– «Лес, точно терем расписной...»

Казалось, эти слова произносит кто-то другой, они доносились до Маруси как бы со стороны, чуть ли не издалека. Маруся стояла, точно околдованная; в голове у неё была пустота, ни единой мысли – и, тем не менее, строки стихотворения плавно лились одна за другой, будто по собственному желанию. В классе было тихо: ребята внимательно слушали; Ольга Фёдоровна за своим столом одобрительно покачивала головой.

– «И Осень тихою вдовой вступает в пёстрый терем свой».

Взгляд Маруси скользнул по стене и остановился на лице Сони Ковалёвой: та сидела, сложив руки перед собой, и ловила каждое её слово, вся обратившись в слух и не сводя с Маруси взгляда своих больших васильково-синих глаз. И хотя в этих глазах не было ничего, кроме поддержки и одобрения, если не сказать – восхищения, Марусе вдруг стало не по себе. Она вспомнила, с каким блеском недавно выступала эта самая Соня, которая теперь так пристально смотрит на неё; с каким выражением она читала те же самые строки. И тут Маруся с ужасом осознала, что не помнит, как продолжается стихотворение – её голос дрогнул, в голове, до этого странно пустой, зароились прежние беспокойные мысли, и слова, точно по волшебству приходившие ей на память всего несколько секунд назад, испарились, не оставив и следа. В классе воцарилась мёртвая тишина. Маруся стояла, беспомощно глядя на одноклассников и чувствуя, как её глаза снова наполняются слезами.

– «Сегодня на пустой поляне...» – осторожно подсказала Ольга Фёдоровна.

– «С-сегодня...» – попыталась повторить Маруся, но голос не слушался её.

Горло у Маруси болезненно сжалось, она не могла выдавить из себя ни слова – горько покачав головой, она уставилась на носки своих лакированных туфелек и расплакалась.

– Ну, тише, тише, – рука Ольги Фёдоровны ласково легла ей на плечо, и Маруся заплакала ещё сильнее. – Ничего страшного не произошло, незачем плакать. Ты очень хорошо читала – просто переволновалась. Такое бывает. Иди-ка умойся, успокойся немножечко. Никакой оценки я тебе сегодня ставить не буду – на следующем уроке ответишь ещё раз, договорились?

Не в силах произнести ничего членораздельного, Маруся покачала головой и чуть ли не выбежала из класса, желая только одного: как можно быстрее скрыться от глаз одноклассников.

 

По дороге из школы бабушка, по своему обыкновению, спросила Марусю:

– Ну, как твои успехи? Написала контрольную?

– Написала, – тихо, почти шёпотом ответила девочка и украдкой смахнула набежавшую слезу; бабушка, почуяв неладное, пристально посмотрела на неё сквозь стёкла очков.

– И как, всё решила?

В голосе бабушки зазвучали стальные нотки, да и вообще она вся как-то напряглась, губы у неё стали тонкими, а брови поползли к переносице.

Маруся отрицательно покачала головой и ещё тише, едва слышно, ответила:

– Нет.

– И почему? – теперь голос бабушки звучал совсем уже угрожающе.

-Я... я... – И Маруся сбивчиво, сквозь слёзы, рассказала, как не задалось у неё первое задание и как она после этого уже ничего не смогла решить.

Стёкла бабушкиных очков сердито засверкали.

– А сколько раз я тебе говорила, что, если что-то не выходит, надо это оставить и делать дальше, а к тому, что не получается, вернуться потом? И когда ты уже научишься быть внимательной? Не так переписала пример! Ей показалось, что там не 83, а 85! Каждый раз одно и то же: смотришь в книгу – видишь фигу! Говоришь тебе, говоришь: «Внимание! Внимание!» – всё как о стенку горох. Сил моих больше нет!

Маруся, опустив голову, шла рядом с бабушкой, крепко державшей её за руку, и из-за слёз не видела ничего: ни дорожки, ни устилающих её опавших листьев, ни своих собственных осенних сапожек. Каждая бабушкина фраза била, как пощёчина, и девочка плакала навзрыд, громко всхлипывая и шумно ловя ртом осенний воздух: из-за рыданий было трудно дышать. Затем слёзы, наконец, закончились – на смену им пришла икота, которая, несмотря ни на какие усилия Маруси, не отступила даже тогда, когда они вошли в прихожую.

– Иди мой руки, – сухо сказала бабушка, – переодевайся и садись обедать.

Пока Маруся умывалась и переодевалась, бабушка разогрела суп, помыла и порезала свежих овощей, достала хлеб; затем включила чайник, поставила на стол конфеты, коробку с печеньем, из сумки извлекла плитку шоколада. Когда девочка села за стол, бабушка молча поставила перед ней тарелки, дала ложку с вилкой и с суровым видом уселась напротив. За всё время, что Маруся обедала и пила чай, бабушка не проронила ни слова.

Покончив с едой, Маруся встала из-за стола с робким «спасибо» и направилась было к себе в комнату, но строгий голос бабушки её остановил:

– Куда это ты собралась?

Маруся хотела, как всегда после школы, включить телевизор – там как раз шли её любимые мультфильмы – и ещё хоть полчасика поиграть, прежде чем садиться за уроки. Но не тут-то было.

– Сегодня никакого телевизора и никаких кукол, – отрезала бабушка. – Садись и занимайся, пока не научишься быть внимательной.

Маруся только горько вздохнула: ей ничего не оставалось, кроме как молча послушаться.

 

Домашней работы было мало: по математике ничего не задали, ведь была контрольная, а остальные предметы у Маруси были почти готовы ещё с выходных. Бабушка, однако, считала, что Марусе есть, чем заняться: как только девочка доделала то немногое, что ей ещё оставалось, она достала задачник, выбрала несколько номеров и, положив книгу перед Марусей, приказала:

– Решай.

Маруся заглянула в книгу – буквы и цифры заплясали у неё перед глазами, закружились, перемешались, так что она вообще ничего не могла разобрать.

– Не... не могу, – пробормотала она и снова заплакала.

– Хватит реветь! – Бабушка ударила ладонью по столу; потом, глубоко вздохнув, проговорила уже спокойнее, хотя по всему видно было, что ей стоило большого труда сдерживаться: – Давай попробуем вместе.

И они вдвоём принялись за задачи и примеры.

Следующие полтора часа показались Марусе бесконечными: столбики цифр, условия, уравнения, снова столбики цифр – всё это кружилось у неё перед глазами, как в калейдоскопе, перемешивалось, сливалось, так что едва удавалось хоть что-нибудь понять. Расстроенная своей неудачей на контрольной и тем, что рассердила бабушку, девочка никак не могла собраться, и каждое новое задание давалось ей хуже предыдущего. А на дворе стоял чудесный октябрьский день, свежий и солнечный, с высоким голубым небом и нарядными клёнами. Весёлые лучики золотистого света лились сквозь оконное стекло, плясали на полу, стенах и потолке и ласкали Марусину макушку. Но она ничего этого не замечала.

Наконец, бабушка закрыла задачник: продолжать занятия не было смысла. Держась по-прежнему сурово, она выглянула в окно и сказала:

– Погода сегодня хорошая. Съешь йогурт, и пойдём гулять, пока ещё светло.

 

Прогулка подняла Марусе настроение: солнце, свежий воздух и игры с подружками во дворе помогли ей ненадолго забыть о своих несчастьях. Но лишь ненадолго.

Часов в семь вечера, когда Маруся, нагулявшись, садилась ужинать, раздался звук ключа в замке: вернулась с работы мама. Девочка вышла в прихожую встретить её; бабушка следовала за ней.

– Здравствуй, солнышко, – ласково проговорила мама, обнимая и целуя дочку. – Как у тебя дела?

Вместо Маруси на мамин вопрос ответила бабушка. Подняв глаза к потолку и громко-громко вздохнув, она произнесла, растягивая слова, будто каждый слог давался ей с трудом:

– Дела как сажа бела, – и принялась в красках описывать, какая Маруся рассеянная, как она не умеет сосредотачиваться и какие титанические усилия надо приложить, чтобы заставить её хоть ненадолго собраться с мыслями.

Мама слушала бабушкины жалобы – глаза её сужались, брови, потеряв свой плавный изгиб, сердито ползли друг к другу. Наконец, она погладила Марусю по голове и, нежно подтолкнув её в сторону кухни, сказала: «Иди покушай, а то у тебя ужин остынет», – а сама, заглянув на минуту в Марусину комнату, прошла вместе с бабушкой в гостиную и закрыла дверь.

Сидя за столом, Маруся слышала доносящиеся из-за стены голоса: возмущённый, то повышающийся, то понижающийся – бабушкин, ровный и спокойный – мамин, – но слов разобрать не могла. Маруся поужинала, попила чаю, от нечего делать вымыла за собой посуду, а голоса всё не смолкали. Казалось, они спорят. Но вот, наконец, за стеной наступила тишина. Потом снова зазвучал бабушкин голос, теперь уже куда более спокойный, если не сказать – примирительный. Похоже было, что в споре – каким бы ни был его предмет – мама одержала верх. Маруся этому ничуть не удивилась: она ещё ни разу не встречала кого-то, кто был бы умнее мамы. Мама всегда знала, почему вещи происходят именно так, а не иначе, могла найти выход из любой ситуации, и на каждый Марусин вопрос у неё был готов ответ. Пожалуй, даже Ольга Фёдоровна не могла бы с ней сравниться.

Ещё через пару минут дверь гостиной вновь открылась, и мама с бабушкой вышли в коридор.

– Чай-кофе будешь? – предложила мама.

– Да нет, раз ты дома, я, наверное, пойду, а то у меня там Васенька совсем один.

«Васенькой» звали бабушкиного кота – десятикилограммового мейн-куна, которого она ещё котёнком подобрала во дворе. Надо сказать, бабушка, хоть и любила кошек без памяти, в породах совершенно не разбиралась, и размеры взрослеющего Васеньки её прямо-таки ошеломили: поначалу она не могла понять, почему её питомец никак не перестанет расти. Но ничего, со временем привыкла. А крупногабаритный Васенька стал её лучшим другом, объектом внимания и всевозможных забот и вообще незаменимым спутником по жизни.

Когда за бабушкой закрылась дверь, мама повернулась к Марусе.

– Знаешь, мне кажется, в твоей комнате тебя ждёт какой-то сюрприз, – вполголоса, будто делясь секретом, сказала она и загадочно улыбнулась. – Пойдём посмотрим?

Ободрённая тем, что мама, очевидно, ни капельки не рассердилась из-за злосчастной контрольной, Маруся улыбнулась в ответ, кивнула, и они вместе пошли в комнату. На пороге мама приостановилась, обняла дочку за плечи и указала в сторону кровати:

– Смотри! Открывай скорее: наверное, это что-то очень интересное.

На кровати лежала большая коробка в красочной обёртке: сказочные птицы и цветы на серебристом фоне. С маминой помощью Маруся развернула бумагу и ахнула: у неё в руках была самая красивая кукла, какую она когда-либо видела. Наряд куклы был продуман до мельчайших деталей: длинное платье из небесно-голубого шёлка, белые кружевные перчаточки и носочки, крошечные башмачки и изящная шляпка, из-под которой падали длинные золотистые локоны. Фарфоровое личико казалось нежным, как у живого ребёнка, на щеках играл лёгкий румянец, а из-под густых, длинных ресниц смотрели большие задумчивые глаза того же цвета, что и платье. Маруся не могла поверить в собственное счастье: весной, выбирая подарок для подружки, она случайно увидела такую же точно куклу в магазине и прямо влюбилась в неё. Родители пообещали подарить куклу Марусе на день рождения – до него оставалось недели три, – но, вернувшись в магазин, обнаружили, что куклы уже не было. Маруся, конечно, расстроилась, и родители решили между собой, что обязательно купят дочке желанную игрушку, если только снова её увидят. И вот этот день настал – Марусино заветное желание наконец исполнилось.

– Ты довольна? – спросила мама.

– Конечно, мамочка! Очень! – оставив на минуту коробку, Маруся повисла у неё на шее. – Спасибо! Большое-пребольшое спасибо!

Но лицо девочки тут же помрачнело.

– Но ведь я её не заслужила, – тихо проговорила она, опустив голову. – И контрольную плохо написала, и стихотворение совсем забыла...

– Ну, что ты! Никогда так не говори! Ты же у меня хорошая девочка: добрая, отзывчивая, – приговаривала мама, гладя Марусю по голове. – Просто сегодня был не твой день – ничего страшного, у всех так бывает. А я всё равно тебя очень люблю и безо всяких контрольных!

Маруся крепко обняла маму – все её горести разом отступили, и она почувствовала себя очень счастливой.

 

За контрольную Маруся получила двойку. Закончив выдачу тетрадей, Ольга Фёдоровна сказала:

– В целом работу написали прилично, но мне кажется, что многие из вас могут лучше. – Она обвела взглядом класс, и Марусе показалось, что глаза учительницы задержались на ней чуть дольше, чем на остальных учениках. – Сегодня вы возьмёте эти тетрадки домой и на выходных сделаете работу над ошибками. За понедельник я как раз успею её проверить, и после уроков можно будет переписать двойки и тройки.

Была пятница. Как и всегда, Марусю забрала из школы бабушка, они пообедали, и после небольшого отдыха девочка села за уроки. По пятницам мама заканчивала работать раньше обычного, и в тот самый момент, когда Маруся собиралась приняться за работу над ошибками, на лестничной площадке послышались её шаги. Вскоре открылась входная дверь, и в прихожей зазвучал мамин голос:

– Привет! А что это вы сидите дома? Погода такая замечательная!

Погода и в самом деле стояла чудесная: безоблачное небо, приветливое, хоть и не жаркое, осеннее солнце, ласковый ветерок – просто сказка, особенно для октября. Убедившись в том, что, кроме математики, у Маруси почти всё было готово, мама сказала:

– Отложи-ка это пока, завтра утром на свежую голову сделаешь. А сейчас пойдём лучше в парк, пока погода хорошая. Что скажешь?

Бабушка открыла было рот, чтобы что-то возразить, но, встретившись с мамой взглядом, промолчала. Через полчаса они втроём, запасшись хлебом для уток и орешками для белок, уже направлялись на прогулку.

Осенний парк был просто необыкновенным. Золотые, багровые и огненно-рыжие кроны деревьев тихонько перешёптывались между собой при малейшем дуновении ветерка; золотистый солнечный свет, просачиваясь сквозь их листву, лился на усыпанные опавшими листьями дорожки. Небо, безоблачное, высокое и пронзительно-голубое, отражалось в спокойной воде прудов. Воздух был чистый и свежий, и повсюду был разлит аромат древесины и опавшей листвы. Кое-где продавали засахаренный миндаль, и Маруся, глядя по сторонам и радуясь нарядному виду деревьев, с удовольствием закидывала в рот сладкие орешки. Вот через дорогу перебежала белка, такая шустрая – за ней и не уследишь! А вот синичка перепорхнула с одной веточки куста на другую и, слегка склонив на бок головку, что-то приветливо чирикнула Марусе.

Пришли на детскую площадку. Маруся присоединилась к ребятишкам, затеявшим какую-то весёлую игру, а мама с бабушкой тем временем присели на скамейку передохнуть. Потом пошли к пруду кормить уток, а там и белочки показались, тоже надеясь на угощение. Маруся взяла горсть приготовленных для них орехов и опустилась на корточки с вытянутой вперёд рукой – пушистый зверёк подобрался к ней, обнюхал ладонь девочки, сперва не без опаски, а затем, осмелев, подошёл совсем близко, опёрся своими лапками о Марусины пальцы и принялся за еду. Маруся смотрела на белку, улыбалась и едва удерживалась, чтобы не засмеяться от радости, до того ей было хорошо.

Уже дома, перед сном, мама пришла к Марусе в комнату и почти час читала ей вслух – прочла несколько глав из «Динки». Вообще-то с тех пор как Маруся научилась читать, и мама, и бабушка, настаивали на том, чтобы она делала это сама – и Маруся много читала, причём с удовольствием. Но слушать маму – это совсем другое. Так, как у неё, читать вслух получалось разве что у Ольги Фёдоровны: с выражением, проникновенно и естественно. Когда мама, наконец, закрыла книгу и, поцеловав дочку на ночь, выключила свет, Маруся, разморённая после долгой прогулки на свежем воздухе, почти мгновенно заснула, чувствуя себя совершенно счастливой.