Текст книги "Последние сумерки"

Автор книги: Анастасия Бароссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ну, спасибо, добрый… человек, что не выгнал нежданных гостей, – Медведь даже изобразил на лице благодарную улыбку. – Но пора и честь знать… время позднее. Добрым людям, кх-м… уж спать давно пора. Днем тьма рассеивается, тени расступаются, а ночью дорога навьим морокам в душу и человека, и ангела, и демона… Так ведь, жрец Морены и Велеса? – Медведь насмешливо и вызывающе обернулся к Велемиру, продолжающему хранить странное молчание. – Верно я говорю?

– Верно. Пойдем, Бер. Твоя правда, уже поздно.

Велемир поднялся с пуфика и стремительно пересек комнату, в несколько широких шагов оказавшись у входной двери. Он уже поворачивал ручку, явно желая покинуть помещение как можно быстрее. Если бы не его величественный, несмотря на худобу и сутулость, вид, можно было подумать, что жрец убегает от чего-то.

Он первым вышел на лестничную клетку, освещенную тусклым мертвенным светом энергосберегающей лампы. Гром и Ставр в мгновение ока подскочили к нему с двух сторон.

– Извини, что побеспокоили, мил человек… – Бер задержался на пороге. – Но если тебе что в свою очередь от нас понад…

– Пойдем, пойдем, Бер! Хватит уже! – нервно перебил его Велемир. – Оставь его!

Не поворачивая головы, никак не реагируя на просьбу жреца, явно желая специально продлить этот момент, отчего-то крайне важный для обоих, Медведь лишь подождал, когда Велемир замолчит. И продолжал как ни в чем не бывало:

– …от нас понадобится… А думаю – понадобится и очень ско…

– Бер!! – с каким-то отчаянием крикнул Велемир.

– …очень скоро… запиши-ка, как меня найти.

– Нет! – взорвался наконец Вячеслав. – Нет! Нет!! Нет!!!

– Зря, молодой человек, отказываешься. Я ведь очень немногим предлагаю свой адрес!

– Ничего мне не понадобится, убирайтесь уже к черту!

Он вложил в этот крик все напряжение, весь гнев, все разочарование и ужас, пережитые им за этот вечер. Велемир невольно вздохнул с облегчением. Однако Бера его реплика почему-то развеселила. Особенно – последнее слово.

– К че-ерту?! Ха-ха!! Ладно, ладно…

С этими словами он захлопнул за собой дверь.

Они уже прошли один лестничный пролет и половину второго, когда наверху, на площадке, вдруг возник Вячеслав. В свете тусклой лампы он был бледен, как сама смерть. В руке он держал блокнот и ручку.

– Эй! – окликнул он. – Постойте!

Медведь вопросительно поднял густые черные брови, однако с охотой останавливаясь.

– Давай адрес, – глухо сказал Вячеслав.

Велемир, вздрогнув, как от удара, прикрыл глаза рукой в жесте не то скорби, не то отчаяния.

– Пиши! – белозубо улыбаясь, разрешил Медведь.

Глава 8. Возвращение

«…Учение о Пути Прави изложено в Бусовом Провещании, где дана космогония, философия (учение о Прави, Яви и Нави, об обеих сторонах Бытия). Бус говорил: „Явь – это текущее, то, что сотворено Правью. Навь же – после нее, и до нее есть Навь. А в Прави есть Явь“. Здесь же сказано и о том, что нужно прославлять имя Господа, а также о почитании прародителей: „Прозри, русич, ОУМ! ОУМ Великий и Божий!“»

Барселона встретила ее мягким сентябрьским солнцем, запахом жареных креветок и шквалом воспоминаний.

Сидя в салоне рейсового автобуса «Пужоль», она четко осознавала – шелест платанов, морской ветер, ласкающий кожу, приветливо-снисходительные лица европейцев-аборигенов и вечная суета туристов, все это было в другой жизни.

Тогда она была молода, только что рассталась с любимым человеком, с которым мечтала вместе состариться и убежала сюда из промозглой Москвы в надежде сделаться женщиной-вамп, стервой, недосягаемой для любви и разочарований. Тогда она была маленьким испуганным ангелом со встрепанными белоснежными перышками короткой стрижки. Юлия грустно улыбнулась, вспомнив себя такой…

Вот она бежит по дождливой ночной улице к подружкам в маленький салон красоты, затерянный в одном из московских спальных районов, и слезы обиды застилают ей глаза…

Вот она пьяная от виски, выпитого в самолете и собственного безрассудства, тонет в ночном штормовом море, и стремительная тень, чернее ночи, опускается на нее предвестником смерти…

Юлия закрыла глаза, чтобы не видеть старинных фасадов и уютных маленьких кафе, вытянувшихся вдоль узких переулков, где она так любила гулять, мечтая о будущей счастливой жизни без забот и слез. Но от этого воспоминания не ушли, напротив, нахлынули новой, мощной волной…

Крошечное туристическое агентство и его странные хозяева, давка в Готическом квартале, парень с глазами цвета горячего кофе, вытащивший ее из толпы… Их безумный танец на ночной арене корриды и… три черные фигуры, появившиеся с порывом ветра…

Дальше она запретила себе вспоминать. Плохо будет, если в автобусе у нее вдруг начнется истерика. К тому же она и так начнется. Минут через пять, по Юлиным подсчетам, впереди должен был появиться тошнотворный извилистый серпантин дороги на Тоссу.

Смешно! Тогда она приняла их за готов-подростков… А оказалось все вовсе не так просто. И это было только начало. Она открыла глаза и тут же снова крепко зажмурилась – потому что как раз в этот момент за пыльным окном автобуса показались величественные, прекрасные и пугающие одновременно шпили собора Святого Семейства.

Дон Карлос, его взгляд, блестящий и холодный как ртуть, отравляет душу несбыточными желаниями… Черно-фиолетовое чудовище, увлекшее ее ввысь из ночного моря… Ночи любви в доме на холме, ненависть Себастьяна и ее страстное желание быть обращенной…

– Сеньорита…

Ее соседка, пожилая испанка с добрым, смугло-румяным лицом, участливо дотронулась до Юлиного плеча. Вероятно, она слишком побледнела от этих воспоминаний. Да и вообще, вид у нее был довольно странный для этой благополучной туристической зоны. Осунувшаяся, с испуганными глазами, с седой прядью в русых волосах, стянутых сзади в низкий хвостик. Юлия выдавила из себя вежливую улыбку и отрицательно помотала головой, давая понять, что в помощи не нуждается. Во всяком случае – пока.

Антонио… изломанный влюбленный мальчик, потомок великого Гауди… Страшная тайна, связывающая гениального архитектора и вампира… гроза над Барселоной, битва на башне Собора… и ее выбор… и крылья, сотканные из солнечного света…

– Ммм-мм…

Юлия тихонько застонала – спина давно уже не болела так сильно. Добрая женщина рядом бросила на нее встревоженный взгляд и быстро отвернулась, видно из деликатности. Юлия сцепила зубы, чтобы не заплакать навзрыд. Сейчас нельзя впадать в сентиментальность. Нужно спасти себя и ребенка. К тому же вот уже начинается тот самый участок дорожного серпантина, который она всегда выносила с трудом. А теперь ее регулярно тошнит и без этого.

Вот и знакомая вывеска. Трехзвездочный отель с громким названием «Дон Жуан». Юлия выбралась из автобуса, пошатываясь от тошноты и слабости. Решительно двинулась в сторону стеклянных дверей отеля. Решимость эта была вызвана исключительно отчаянием. Что делать дальше, Юлия не представляла. Но хотя бы родить сына Белояра нужно в безопасности! Спрятаться от всех в чужой стране – другого пути она не знала.

Денег Вячеслава, которые она предательски украла у него, хватит максимум на пару месяцев. Визу ей сделали на полгода, и за это время как раз должен родиться ребенок, который автоматически получит испанское гражданство. Но на что жить – она боялась думать об этом. Одно ясно – нужно как-то устроиться на работу. Любую. Тем более что после монастыря она не боялась никакой. И единственные люди, которые могли бы ей в этом помочь – трогательно-смешная семейка вампирских доноров.

Бросив единственную сумку с вещами в номере, наскоро перекусив бутербродом и чаем в баре отеля (горячая паэлья показалась ей слишком дорогой), Юлия направилась к «Трамонтане».

Идти туда было страшно. Снова увидеть этих людей, на глазах у которых произошла вся жуткая и прекрасная история, из-за которой она теперь оказалась втянутой в еще более жуткую… Но еще страшнее ей стало, когда она не обнаружила в маленьком помещении со знакомой вывеской никого из семейства синьора Мигеля. За конторкой сидели совершенно другие люди и деловито общались с клиентами, выстроившимися в небольшую очередь.

Такого столпотворения желающих воспользоваться услугами агентства Юлия прежде никогда не наблюдала. И это подтвердило догадку – синьор Мигель продал свой бизнес. Окончательно она убедилась в этом, услышав знакомую речь от новых работников «Трамонтаны». Русские продолжали осваивать рабочие места в Европе.

– Кх-м… простите, – несмело обратилась она к девушке в розовой футболке, бойко рекламирующей поездку в рыцарский замок. – Скажите, пожалуйста…

– Одну минутку, – вежливо отмахнулась та.

Юлия растерянно огляделась по сторонам. В стороне от всех за экраном монитора сидел молодой человек в круглых смешных очках, чем-то даже похожий на Хуана. Она решила попытать счастья еще раз.

– Извините, вы не знаете случайно, – сказала она чуть более громко. – Здесь раньше работали другие люди… А… где они теперь?

– Что-что? Какие люди?

Очкарик рассеянно повернулся к Юлии. Он явно не видел ее, полностью поглощенный своим важным занятием. И даже при всем желании он, конечно, не смог бы ей помочь.

– Знаете, я здесь только со вчерашнего дня… Вот, вхожу в курс дел… – он пожал плечами. – Я ничего не знаю…

– Понятно.

Опустив плечи, она снова вышла на улицу.

Здесь фиолетово-зеленые южные сумерки густо пахли сигарами, жареным чесноком и морем. Мимо бежали довольные дети, вальяжно прохаживались отдыхающие немцы, стайки подростков усаживались с банками пива на чистые ухоженные газоны. Юлия была абсолютно одна. В чужой стране, почти без денег, без работы. Беременная сыном русского оборотня. Сознавая опасность, грозящую ей и ребенку в случае, если Медведь, одержимый идеей мести, все-таки выйдет на ее след.

– Сеньорита! Эй, сеньорита!

Она обернулась. Следом за ней из дверей агентства выскочила худенькая юркая девочка-подросток в рабочем синем халатике и косынке, с влажной губкой в руке. Пока Юлия мялась, не зная, к кому обратиться, девчушка старательно отмывала заляпанную витрину «Трамонтаны».

– Сеньорита, синьор Мигель…

Не зная, как объяснить, она взяла Юлию за руку и потащила за собой вперед по людной улице курортного городка. Дойдя до перекрестка, она выразительно махнула рукой в сторону уходящего вверх пустынного переулка.

– Да-да, я знаю… – слабо улыбнулась Юлия. – Спасибо. То есть – грасиас!

Девчушка сверкнула белоснежной улыбкой, радостно закивала и скрылась в потоке туристов. Юлия понуро повернула туда, где узкий переулок заканчивался крутым подъемом прибрежной скалы. Туда, где заканчивалась туристическая зона с ее старинными улочками и стенами древнего замка. Туда, где начинались скучные однообразные кварталы пригорода.

Юлия вздохнула, медленно, неохотно поднимаясь вверх по пологому склону переулка. Она и сама прекрасно знала расположение дома синьора Мигеля. И только она знала, как трудно ей было заставить себя туда пойти. В ту квартирку, где она целовалась с измученным наркотиками и страхом Антонио… Навсегда в ее памяти останется момент, когда он шагнул вниз с края башни Рождества, глядя на Юлию с любовью и мукой.

Вот уже сейчас, за этим крошечным палисадником, что утопает в каких-то ярко-синих, до одури сладко пахнущих цветах, покажется этот дом. Юлия мучительно поморщилась, вспомнив свое последнее там появление – смерть несчастной Моники, опустошение в выпуклых глазах Мигеля, осиротевший Хуан и безумная Хуанита, азартно рисующая картины с апокалипсисом. И она с Антонио, поссорившиеся, убегающие в ночной ливень на стареньком мотоцикле Хуана… Как они ее встретят? Возможно, не пожелают видеть и знать. И она их прекрасно поймет! Слишком много горя случилось в этой семье во время ее знакомства с ними. И частично – и из-за нее… А может, их вообще нет дома?!

В окнах горит свет. Она с бьющимся сердцем приоткрывает дверь, которая, как всегда, не заперта…

«Немая сцена» – это именно то, что сейчас происходит!

Она ожидала, что ее могут захлестнуть эмоции. Но не такие… Яркий свет, какого здесь никогда раньше не бывало, наполняет комнату чувством благополучия и комфорта. Вроде – все то же самое. И мебель, и стены, и картины, и… картины на стенах. Все то же самое, только и в помине нет того запустения и убогости, которые она помнит. Все стало неуловимо, но явно лучше.

Люди, сидящие в гостиной синьора Мигеля за круглым столом, повернули к ней головы. Неизвестно кто был поражен больше. Она, увидевшая эти персонажи, возникшие как будто из давнего сна, или они. По крайней мере, у синьора Мигеля, Хуана и Хуаниты были такие лица, словно им явился даже не призрак, а ангел, сошедший с небес… Но не это было самое главное.

Самое главное произошло тогда, когда она с тревогой и недоверием медленно повернула голову в ту сторону, куда обратились их с трудом оторвавшиеся от нее взгляды. Юлия вскрикнула. И ей показалось, что кто-то в комнате коротко вскрикнул с ней в унисон, словно раненый зверь.

В дверях маленькой кухни стоял с бокалом вина в руке очень бледный, неестественно красивый, так, что даже стал не похож на себя, но живой… Антонио!

Они вскочили со своих мест одновременно. Но Антонио, стоявший ближе всех, потому что кухня граничила с прихожей крошечной квартирки, успел первым подхватить ее под локоть, когда девушка опасно покачнулась вперед.

– Юлия!! О боже, Юлия, мой ангел! Что с тобой?!!

– Сеньорита Юлия… Юлия… – загудел синьор Мигель, который, как всегда, когда волновался, повторял все по два раза. – О, как я рад… как я рад…

– Добрый вечер, сеньорита! Вам нехорошо?! – послышался встревоженный возглас в любых обстоятельствах вежливого Хуана.

– Ей плохо! Ее тошнит! – с простотой, позволенной сумасшедшим и гениям, заявила Хуанита.

Она не могла ничего ответить, потому что у нее действительно потемнело в глазах и резко ослабли колени. Потому, что слезы душили слова, застряв едко-горьким комком в горле. И еще потому, что, обессиленно опускаясь на диван с холщовыми подушками, куда подвел или, скорее, донес ее Антонио, мысленно воздавала благодарности дону Карлосу! Хвалу и благодарность, горячую и искреннюю, за его заботу о ней даже после гибели.

– …Юлия, Юлия, мой ангел… ты… ты…

Антонио, а это был действительно он, не отпускал ее руки, усевшись рядом на диване. Он то и дело подносил их к губам, а потом сразу отпускал и начинал бормотать что-то восторженно-нечленораздельное.

– Ты жив?!!

Только и смогла выдохнуть Юлия, когда наконец справилась с комком в горле.

– Ты жив!!!!

Его глаза, только что смотревшие с таким восторгом и счастьем, вдруг потухли. Словно кофе, остывший за ночь в оставленной на подоконнике чашке.

– Антонио!

Юлия не могла поверить, что снова произносит это имя не в своих горестных воспоминаниях, а обращаясь к человеку, которому это имя принадлежит. И потому повторила еще раз, словно заново пробовала на вкус каждую букву:

– Антонио. Я ведь думала, ты погиб. А ты… ТЫ ЖИВ!!!

Он отвернулся, быстро и как будто с досадой. Она не поняла почему, но ей показалось, что в глазах цвета кофе сверкнуло что-то вроде ненависти. Он бегло, но не настолько, чтобы это не укрылось от Юлии, переглянулся с синьором Мигелем. И оба отвели глаза.

– Что… Что…

Она не успела задать вопрос. Даже не успела его сформулировать у себя в голове.

– Сеньорита Юлия! – быстро заговорил Хуан, подходя к ней и, по своему обыкновению, робко улыбаясь, – сеньорита Юлия, выпейте вина! Вы, наверное, с дороги?

Он метнулся к буфету, достал сверкающий чистотой бокал и стал наливать в него из бутылки явно дорогой коллекционной «Риохи».

– Нет-нет!

Юлия даже выставила вперед руку ладонью вперед, словно защищаясь. Так внезапно, что рука Хуана дрогнула, и на белоснежной скатерти расплылись несколько кроваво-красных точек.

– Нет, не нужно, спасибо, – улыбнулась она, извиняясь. – Лучше можно… чаю? Я так устала в дороге, что боюсь…

Она попыталась сгладить ситуацию. И вдруг ребенок у нее в животе шевельнулся впервые так явно, что она замолчала.

– Да! Хорошо, конечно!

Хуанита бросилась в кухню. Но перед тем, как скрыться за дверью кухни, проходя мимо Юлии, быстро сжала ее руки во влажных и мягких, совершенно как у отца, ладонях.

– Как мы рады вас видеть, сеньорита Юлия… как рады, – бормотал Мигель, выпучивая и без того выпуклые круглые глаза за толстыми стеклами очков в роговой оправе.

– И я… я тоже… очень…

– Мы часто вспоминаем вас, сеньорита, – тихо сообщил Хуан, которому даже врожденная вежливость не мешала смотреть на нее не отрываясь. – Знаете, почти каждый день с тех самых пор, как…

– Да-да, и я, я тоже вас вспоминала…

Боже… какие же они родные! Это даже странно, обычно такая радость бывает, когда вернешься домой из очень долгой и утомительной поездки, а у нее – все наоборот. В чужой стране, у посторонних, в принципе, людей… но они такие родные и милые, и с этим уж ничего не поделаешь. Да и не нужно, и еще… АНТОНИО ЖИВ!

– Но как ты…

Несколько придя в себя после жасминового чая Хуаниты, Юлия устремила на Антонио изумленный взгляд.

– …как ты остался жив? Я ведь своими глазами видела, как ты… как…

Антонио нахмурился. Махнул рукой, раздраженно отвернувшись.

– Не надо об этом, – попросил он, – потом это… А что с тобой? Почему ты здесь?

– Я здесь потому… – она запнулась, не представляя, с чего начать свой рассказ, и сомневаясь, нужно ли его начинать, – потому…

И вдруг вскинула на Антонио глаза. Она даже забыла на миг об ужасных обстоятельствах, приведших ее сюда.

– Ты так хорошо говоришь по-русски?! Даже почти без акцента… С каких это пор, интересно, а?

– С некоторых… кх-м… – со странной ухмылкой ответил Антонио и тут же повторил вопрос. – Так почему ты здесь?

Радость Юлии погасла так же быстро, как и загорелась.

Она вспомнила все, и тяжесть, навалившаяся ей на плечи, сделалась еще тяжелее и невыносимее от сознания того, что она собирается часть ее перекинуть на плечи этих ни в чем не повинных людей. Она подняла глаза, понимая, что когда-нибудь ведь придется все-таки это сказать.

Взгляд упал на одну из парадоксальных картин Хуаниты. Ту, где фиолетово-черный монстр держит на руках тонкое, невесомое существо, некоего полупрозрачного светящегося эльфа. Как?! Откуда эта несчастная помешанная девочка могла знать тогда обо всем? Юлию посетило отчаянное желание прямо сейчас, здесь всучить Хуаните в руки кисти и бумагу. Быть может, она уже знает, чем все это закончится?!

Но Хуанита, явно находясь в эйфории от перевозбуждения, только глядела на нее выпуклыми глазами, такими же точно, как у отца, и глупо улыбалась. Губы Юлии растянулись в горькой усмешке.

Взгляд снова магнитом притянуло к картине, где два существа, такие разные, такие несовместимые, как свет и тьма, как добро и зло, так явно и совершенно любили друг друга. Тяжесть воспоминаний отдалась знакомой болью в спине.

– Мне нужна помощь.

Выговорила она наконец, после того как долгая звенящая южными цикадами пауза заполнила стены теплой комнаты холодом тревоги.

– Да. Мне очень нужна помощь, и я не знаю, к кому обратиться, кроме вас.

…Потом они, конечно, сидели все вместе за круглым столом, покрытым все той же брусничной скатертью.

И конечно, Юлию угощали ее любимыми блюдами, которые странно было видеть в таком изобилии именно здесь. Она ела и хамон, и мидии, и хрустящий хлеб, и еще что-то такое, не чувствуя вкуса пищи. Впрочем, его особенно никто не чувствовал в этой странной компании.

Все они галдели, как и подобает шумным испанцам, оживленно жестикулируя, пока она рассказывала, что в Москве у нее большие проблемы. И что она приехала сюда надолго. И если честно – опасность угрожает ее жизни.

После потрясенной паузы, нужно отдать должное такту этих странных людей, все стали деловито предлагать варианты.

О! Вы можете остаться здесь, у нас, конечно же, сеньорита Юлия, остаться у нас… – гостеприимно гудел синьор Мигель. – И комната Моники… моей милой Моники… если вам, конечно, не… – он смущенно замолчал.

– Она не может здесь остаться без вида на жительство, папа, – Хуан, единственный здравомыслящий человек в этой семье, внес свою лепту в попытку решить вопрос.

– Как нелегал! – азартно воскликнул синьор Мигель! Пусть остается как нелегал – здесь полно нелегалов из России, о! Их столько!!

– И с каждым годом их становится все больше и больше, – печально и обреченно вставил Хуан.

– А можно еще…

Они продолжали предлагать варианты, один наивнее и бредовее другого. Все это время Антонио молчал, не сводя внимательных, пытливых с то и дело меняющейся в лице Юлии. Она то розовела, то бледнела, то вновь покрывалась румянцем. И во многом именно благодаря этим взглядам.

– Спасибо вам… Я не могу вас так обременять, – пробормотала наконец она. – Не могу, не имею права, я понимаю, но… – она обвела затравленным взглядом стены уютной гостиной, – у меня правда нет другого выхода. Правда.

Она замолчала, виновато опустив плечи.

– Есть.

Это произнес Антонио, вставая из-за стола и решительно ставя на стол пустой бокал.

Взгляды обратились на него. И они были такими, будто уже все, кроме Юлии, знали, что это за выход.

…Она, конечно, была в шоке. Еще бы! Еще в каком! После бегства из квартиры Вячеслава, после перелета, после разочарования, пережитого перед дверями «новой» Трамонтаны. А уж после воскресения Антонио – это и вовсе немудрено.

И находилась в шоке все то время, пока он, решительно взяв ее за руку и вытащив из-за стола, простился с хозяевами. Те, кстати, не возразили ему ни словом, ни жестом. А потом Антонио увел Юлию на темные, благоухающие сигарами и цветами улицы Тоссы де Мар. Она была в шоке и дальше. Когда тот самый Антонио, которому еще не так давно не хватало денег на лишнюю дозу, открыл перед ней дверь отличнейшего авто. И повез по серпантину, вызывающему тошноту, в сторону Барселоны.

– Но я живу в «Дон Жуане», – попробовала возразить Юлия.

– Ты живешь у меня, – твердо сказал Антонио. – И не спорь.

– Я не спорю… – ошеломленно согласилась она, – только вот…

– Что – только?

– …где ты сам-то живешь?

Он, кажется, хотел сказать что-то другое. Но сдержался и, коротко ответив «увидишь», сосредоточился на дороге.

Его пальцы, длинные, смуглые, сильные, крепко держат руль.

Мимо мелькают знакомые очертания пригородов и огни придорожных кафе. В приоткрытое окно ароматный ночной воздух врывается наглым сорванцом и ласково треплет ей волосы… Естественно, что, отдавшись чувству безопасности, организм сказал «все!». Странно было бы по-другому. Прикрыв на мгновение воспаленные уставшие глаза, Юлия крепко уснула.

– Спи, мой ангел… – услышала она уже на грани реальности и грез смягченный нежной хрипотцой голос. – Спи и уже ничего не бойся.