Текст книги "Сентябрь в Алустосе"

Автор книги: Анастасия Калько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Однако! – воскликнула Лиля, выслушав душещипательный монолог Розалии об угрозах со стороны городских властей и хранителей культурного наследия и перетрусившем адвокате.

– Я на перевале не боялся, – кипятился Наум, – когда нас была сотня стригунков-первогодков против пятисот опытных башибузуков, на боевых операциях не боялся; когда брали лагерь, где они наших военнопленных держали – не боялся, а тут какая-то, – Наум в последний момент удержался от бранного слова, – обзывает меня трусом! Смелая нашлась. Посмотрел бы я на нее на перевале, если бы она увидела, ЧТО такое по-настоящему страшно... И ведь, – он криво усмехнулся, – я ей даже ответить не могу, тут же получится, что я на правду обиделся; трус, мерзавец, только с женщинами и воюю... Ладно. Найду способ с ней сквитаться за "труса"! Погонят ее отсюда поганой тряпкой, помяни мое слово!

– А может, просто плюнешь на эту убогую?

– Утереться и забыть оскорбление? Не мой формат, Лиля.

***

Телефон в кармане джинсов вибрировал долго и настойчиво, но Вероника вытащила его только на привале. Она еще не очень хорошо управляла квадроциклом и сосредоточила все внимание на узкой и неровной горной дороге. Тут нельзя было одной рукой держать руль, а другой – телефон. Даже на ровных магистралях Петербурга подобное поведение часто приводит к авариям, а уж в этих горах – и подавно.

Увидев на дисплее номер своего коллеги из "Телескопа", Вероника тут же позвонила ему:

– Привет, Саня! Извини, не могла ответить, мы на квадриках в гору поднимаемся. Что новенького?

– На квадриках?! – изумился Александр. – А я-то тебя в зале ищу. Думал, ты такую "бомбу" не пропустишь. Я тоже в Алустосе, – пояснил он. – Та-акая интересная пресс-конференция, а ты в горы умотала. Не узнаю тебя!

– Если ты говоришь о Розалии Гельсингфорской, – ответила Вероника, – то я на нее уже насмотрелась и лишний раз слушать эту комедиантку не хочется.

– Комедиантку? – навострил уши Саня. – А что – у тебя уже есть что-то на нее? Ты думаешь, что она не внучка писателя? Уже расследуешь? Как назовешь? "Наследники Остапа Бендера"?

– Нет, Саня. Я тут на отдыхе и хочу хотя бы этот отпуск провести спокойно. Но скажу тебе одно: насчет Остапа Бендера ты угадал. Уж больно мадам Гельсингфорская похожа на детей лейтенанта Шмидта...

– Что, Ника, возраст дает о себе знать? – поддел ее Саня. – Раньше бы ты в расследование ринулась с шашкой наголо и боевым кличем команчей, а сейчас отказываешься от потенциально интересной темы ради того, чтобы греть пузо на пляжУ, фланировать по набережной, вкушая пахлаву и вареную кукурузу, а по вечерам делать селфи с видом на море, как почтенная представительница буржуазии... А раньше бы ты в это дело с головой – бултых, да криминал бы нарыла, да в парочку экстремальных ситуаций, да на спецвыпуск...

– Я тебе устрою экстремальную ситуацию, – пообещала Ника, – дошутишься. А в этом деле для меня все просто и ясно, как пряник. Банальная мошенница вроде тех, кто "делает интересное предложение" или сообщает, что "ваша карта взломана", вот только фантазия у нее побогаче и размах пошире: подавай ей музей Степнова-Морского, не больше, не меньше!

– Кстати, – интригующе шепнул Саня, – твой богатенький Буратино вроде бы тоже Морской... Уж не он ли настоящий внук писателя?

– Думаю, совпадение. А ты, Саня, лучше покопал бы ее прошлое до замужества с Гельсингфорским. Уж больно ладно-складно она сейчас проигрывает сценарий. Как будто не впервые проворачивает подобную комбинацию. Может, она у нас – аферистка со стажем.

– Покопаюсь, – ответил коллега, – ты и правда даришь мне тему?

– Саня, я в отпуске. И банальный "развод на бабки" мне не интересен. Поэтому бери, пока я добрая. Удачи тебе!

Виктор тоже беседовал по телефону чуть поодаль, там, где гремела музыка в придорожном бистро. Их товарищи по экскурсионной группе толкались в очереди. Трое барменов суетились, едва успевая подогревать бургеры, пирожки и самсу, доставать из холодильника запотевшие бутылки минеральной воды и лимонада и брикетики с мороженым и заваривать чай и кофе.

Веронике тоже захотелось эспрессо, и она заняла очередь. Вблизи она увидела лицо Виктора – резкое, ожесточенное, с потемневшими от гнева глазами. Слов было не разобрать из-за рева музыки и многоголосого гомона, но выглядел он раздраженным не на шутку.

Кофе оказался слабоватым, в картонном стаканчике, а на дне, вопреки просьбе Ники: "Без сахара, пожалуйста!" раскисала горка песка. Совсем не то, что подают в любимых Вероникиных "Кофиксах", где за 60 рублей заваривают доппио, в котором ложечке стоит.

– По-моему, это они просто джезву сполоснули, – к ней подошел Виктор с таким же стаканчиком, – эх, а я так хотел выпить хваленого местного кофе по-восточному!

– Думаю, что в придорожной кафешке его не варят, – ответила Ника, гадая, что могло так обозлить Морского несколько минут назад, – лучше поискать его на набережной. Слушай: Розалия всех журналистов в Алустосе собрала. Мне только что звонил с ее пресс-конференции сослуживец из "Телескопа".

– Видно, очень уверена в себе, если действует так напролом, внаглую, – усмехнулся Виктор.

– А с кем ты разговаривал, если не секрет? У тебя было такое лицо, как будто ты кого-то "заказываешь".

– У тебя богатая фантазия. Мне просто надо было кое-кому хвоста накрутить за нерадивость. Дорогу до Новоминской должны сдавать через две недели, а рабочие, как я увидел на вебкамере, только что начали асфальт укладывать. А потом начнут до бесконечности откладывать укладку, ссылаясь на дожди и снег... Стоило мне уехать, и все от рук отбились.

***

Ника закончила разговор и устало прикрыла глаза. Как трудно было не сорваться, слушая напористый голос двоюродной сестры из Рощино! Жанна в очередной раз занудливо вещала о том, что "этот нувориш тебя проманежит еще лет пять-шесть и бросит, помоложе найдет, если ты не додумаешься его по-бырику окольцевать, а еще лучше ребеночка роди, тогда хоть что-то при разрыве сможешь с него стрясти, и суд на твоей стороне будет, а то останешься на бобах...". Никакие аргументы, что они с Виктором – взрослые люди и сами разберутся в своей жизни, на Жанну не действовали. Она не обладала особой деликатностью, границ в разговоре и запретных тем для нее не существовало, да еще эта манера говорить так, что было слышно даже в соседнем помещении со скоростью пять слов в секунду... Сама Жанна, последние 15 лет не выходящая из декретного отпуска, была твердо уверена в том, что правильно построила свою жизнь и имеет право учить других, как надо жить, и осуждать тех, кто живет, по ее мнению, неправильно. По мнению Жанны, единственной важной целью для каждой женщины должны быть семья и рождение по возможности большего количества детей. "А ты все фигней маешься в своей газете, так и жизнь пройдет, некому стакан воды будет подать", – заключила Жанна в конце разговора.

– Напиши это на карточках и просто показывай мне вместо того, чтобы в очередной раз повторять, – буркнула Вероника, – хорошо, Жанна, я поняла: в "Телескопе" будет стажироваться дочь вашего районного педиатра, и я должна ее курировать. Хорошо, я это сделаю. Да, я уже запомнила, что ты хочешь вытрясти из педиатра путевку в профилакторий для Яси, и это будет легче сделать, если долг платежом будет красен, не повторяй. Жанна, в третий раз повторяю: я все запомнила и помогу дочке вашего педиатра на стажировке! Только пусть она тоже старается, а не балду гоняет...

Она потерла пальцами веки. Даже по телефону Жанна ухитрилась вымотать ее так, что воодушевление после увлекательной поездки по горам почти сошло на нет. Остались только усталость, ноющие мышцы и горящие от горного солнца и злого ветра щеки. Как будто у нее поднялась температура... А в голову, благодаря кузине, снова полезли непрошенные мысли о том, почему, в самом деле, Виктор даже не заводит разговора о том, что пора бы им подумать о дальнейшей перспективе их отношений... Хотя обычно Нику устраивало нынешнее положение дел. Но Жанна умела "вынести мозг" собеседнику... "А странно, почему я за три года ни разу не забеременела", – подумала Орлова, хотя не жаждала обязательно иметь детей...

Чтобы отогнать эти мысли, Вероника переоделась в купальник и спустилась во внутренний бассейн на цокольном этаже отеля. Может, плавание поможет ей стряхнуть с себя Жанкины бредни и ее занудливое повторение: "Ну так ты поняла? Ты не забудешь? Ты обязательно сделай! Нужно будет..."

***

– Вы мне что – угрожаете?!

"О, Господи, хоть из отеля съезжай: куда ни зайдешь, везде на Розалию наткнешься!"

Вероника была в кабинке для переодевания. Она уже стащила с себя мокрый купальник и обтиралась полотенцем, когда снаружи раздался резкий визгливый голос "внучки писателя".

– Не угрожаю, а предупреждаю, – ответил Наум, – вы сегодня утром возвели на меня напраслину на своей пресс-конференции, и если в вашей душещипательной истории окажется хоть капля лжи, я до этого докопаюсь и обличу вас так же – публично. Не стоило вам, сударыня, злить ветерана первой чеченской кампании.

– А я вас предупреждала, – процедила Розалия, – кто не со мной, тот против меня. Вы не поняли? Вот и пеняйте на себя!

– Кто пытался меня уничтожить, сейчас на Крайнем Севере зоны топчут, – рассмеялся Наум, – а кое-кто и в "Черном Дельфине" и "Полярной Сове" отдыхает за госсчет. Тоже думали, что смогут уничтожить меня.

– Уж не знаю, чем вы там занимались в Чечне, которой мне весь мозг уже вынесли, – противно хихикнула Розалия, – может, снабженцем подхалтуривали, тушенку со склада налево продавали. Наверное, только с женщинами и умеете воевать. У меня ребенок, а вы меня Заполярьем и "Совой" пугаете!

Повисла пауза, и Вероника без труда определила, что Наум медленно наливается яростью.

– Если высунетесь со своими разоблачениями, так о вас и подумают, – донеслось уже с расстояния, – сочтут, что вы обиделись на мои слова о трусости и свели счеты!

На дверь кабинки Ники обрушился мощный удар. Тонкий металл задребезжал, но выдержал. Потом прозвучала короткая, но эмоциональная фраза на идише.

– Наум, я не знаю идиш, но по твоим интонациям поняла, что ты имел в виду, – подала голос Вероника. – Я думала, ты ее в бассейне утопишь.

– Это я к тебе долбанулся, что ли? – гнев у Наума сразу сменился смущением. – Извини... Больно надо было бассейн загрязнять! Если эту гадину кто-то тут приложит по гнусной морде чем потяжелее, я его на суде бесплатно защищать буду!

Ника вспомнила, как сама готова была запустить в наглую бабу самым тяжелым шаром для боулинга и не стала упрекать Наума за вспыльчивость. Да, Розалия не только у нее вызывала подобные чувства. Быстро одевшись, девушка вышла из кабинки. Наум хмуро сидел на краю шезлонга и просматривал новости в телефоне.

– У нее уже появились сторонники, – сообщил он, – из числа моих хейтеров. Обрадовались: появилась уважительная причина вылить на меня свой ночной горшок. Уже начали лить помои.

– Разве ты не говорил, что тебе плевать на бездельников, которые от скуки шляются по Сети, затевают свары и поливают грязью успешных людей? – Ника видела, что Наум очень обозлен, и решила задержать его в бассейне или хотя бы быть рядом. Кто его знает, до какого белого каления Розалия может довести ее друга. А Веронике не хотелось, чтобы у кого-то из ее друзей были неприятности из-за этой аферистки.

– Плевать, – согласился Наум, – но меня бесит ее беспардонность. Ты слышала? Она фактически не отрицает, что ее притязания незаконны, а история о военно-полевом романе писателя и медсестры – фейк. И она еще грозится ославить меня на весь мир, если я попытаюсь вывести ее на чистую воду. Дрянь кривоногая!

– Дрянь, – села рядом Вероника. – И еще хуже то, что она прикрывается дочерью, как щитом, из-за ее спины творит что захочет и уверена, что никто не посмеет дать ей сдачи: у нее же ребенок на руках! Детьми прикрываться – хуже не придумаешь.

– Кстати, сегодня Лиля видела на набережной ее мужа, – сообщил Наум, – представляешь, что будет, если художник увидит свою милую страдалицу-жену в обнимку с этим расфуфыренным альфонсом? Вот пассаж! И когда только успел из Веселого поселка до Алустоса добраться?

– Самолетом, Наум, – ответила Ника, – три часа в воздухе, потом два – на автобусе из Акмесджита. Утром прилетел, к обеду уже здесь. Тебе не кажется, что запахло грозой?

– Уже не кажется, а чует моя чуйка.

"Чуйка" Наума никогда его не подводила.

В вестибюле Наум отошел к автомату, чтобы купить бутылочку минеральной воды. Он, как мальчишка, любил наблюдать через прозрачную дверцу, как механические "руки" выталкивают бутылочку с нужной полки в лоток. А Веронике позвонила мама. Девушка со стыдом вспомнила, что не связывалась с ней уже два дня и приготовилась получить суровую отповедь за это.

Несмотря на вечер, в отеле вовсю бурлила жизнь. В баре играла музыка и доносились веселые голоса диджеев; в бильярдной стучали шары, по вестибюлю сновали желающие купить что-нибудь в гостиничных магазинчиках. Шумели и шалили дети. Щелкали фотовспышки. И Вероника вышла в сад, чтобы шум не мешал разговору.

Беседуя с мамой, она дошла по аллее до панорамного окна, открывающего ее взору почти весь бар. Возле стойки на высоких стульях сидели Ярослав, любовник Розалии, и Виктор. Сейчас лощеный красавец-атлет заметно спал с лица и уже не выглядел таким самодовольным. И немудрено. Все пугались, когда Морской смотрел такими жесткими потемневшими глазами и бросал отрывистые рубленые фразы. А Морской буквально замораживал "Лоренцо" взглядом и говорил что-то гневное. Потом залпом выпил свой "мохито", припечатал стакан о стойку, положил деньги на тарелочку и вышел.

Какое-то время Ярослав сидел поникший, словно оглушенный, а потом подозвал бармена. Тот засуетился, артистично жонглируя бутылками и орудуя шейкером и приготовил парню большую порцию судя по всему весьма крепкого коктейля. Что же сказал ему Виктор, если Ярослав после разговора с ним заказывает такую термоядерную смесь? – изумилась Вероника, увидев среди ингредиентов виски и текилу.

По соседней аллее, скрытая высокими, аккуратно подстриженными кустами ароматно цветущего южного растения, прошла женщина. На ходу она разговаривала по телефону:

– Да, именно там, жди на скамейке. Мы обо всем поговорим и все выясним на месте. А вот это уже лишнее, держи себя в руках, нервы тебе еще пригодятся, – она гадко хихикнула, и Орлова сразу узнала этот голос. – Я предлагаю решить вопрос как цивилизованные люди, скандал сейчас не в твоих интересах. Да, это тебе нужно, чтобы все решилось миром, не забывай об этом. Играть будешь по моим правилам, как и все тут. Да, теперь игру тут веду я, – Розалия снова неприятно захихикала. Ника сразу вспомнила ее маленькое перетянутое пластическими операциями личико, влажные десны и лошадиные зубы. Интересно, с кем эта особа собирается встречаться в такой поздний час?..

– Ника, алло, ты пропала, – напомнила о себе мама.

– Нет, я тебя слышу.

– Я тебя уже в третий раз спрашиваю, где вы уже успели побывать, а ты отвечаешь "да-да, хорошо, поняла", как будто не слушаешь меня. Что у тебя случилось? Опять какая-то работа? Никуша, ты можешь хоть один отпуск провести без приключений?

– Наум пытался сосватать меня на одно дело, но я отказалась, – честно ответила Вероника. – Да и он, подумав, тоже дал отвод клиентам. Тратить свободное время на каких-то наперсточников ему тоже не хочется.

– Наперсточники? – изумилась мама. – Они так хорошо зарабатывают, что могут обращаться к такому дорогому адвокату?

– Ну не в буквальном смысле наперсточники, но по сути – то же самое. Жулики, аферисты, притом не самые лучшие. Мы их послали и забыли.

– Правильно, – похвалила мама. – Может, ты хоть в этом году спокойно проведешь отпуск.

– И я бы этого хотела. Не искать приключений на свою задницу, а тихо, по-буржуазному отдохнуть: пляж, экскурсии, прогулки под руку по набережной, покупка морских раковин и ожерелий из самоцветов... Старею, наверное, теряю кураж!

Мать и дочь рассмеялись.

– Ну, если ТЫ стареешь, то кто тогда я? – спросила Татьяна Ивановна. – Не мама, а мамонт? Да нет, Доченька. Иногда даже молодым людям необходимо, как ты говоришь, нажать на паузу. И...

В босоножку забился камешек, и Ника долго безуспешно пыталась его вытряхнуть. Удивительно, как легко они забирались в обувь и как трудно потом было их вытряхнуть. Ника зашла в беседку, села, одной рукой удерживая телефон, а другой сняла босоножек. И тут мимо беседки кто-то прошел, тоже с телефоном. На этот раз – мужчина. Ника сразу узнала голос Камышова.

– Да, Виктор Ильич, все понял. Приступаю к исполнению.

– Слышу, у вас там жизнь вовсю бурлит, – заметила мама, – музыка доносится, голоса веселые. На юге еще лето? Давно я уже там не бывала...

– Бурлит, это точно, – Ника гадала над тем, куда направилась Розалия и с кем собирается встречаться. Уж не с мужем ли она разговаривала с таким чувством превосходства? И правда, Кирилл сейчас в отчаянном положении из-за бурной деятельности жены. Ему грозят не только развод и лишение родительских прав, но и потеря значительной части своего состояния, если не всего.

Ника не спешила уходить из беседки, где было так тихо, спокойно и так сладко пахло южными цветами. Шум веселящейся гостиницы долетал сюда меньше. Ника с наслаждением вдохнула ароматы морской воды и магнолий. Закончив разговор с мамой, она скинула и второй босоножек и вытянула босые ноги, давая им отдохнуть от жестких ремешков. "Я на отдыхе, – подумала она, – я не собираюсь ни во что влезать. Думаю, что с Розалией разберутся и без меня. А я с ней никаких дел иметь не желаю..."

Но как отмахнешься от того, что она услышала, прогуливаясь по аллее? Какие-то таинственные разговоры по телефону, и Витя о чем-то беседовал в баре с приятелем Гельсингфорской и выражение лица Морского при этом напоминало маску Дарта Вейдера... Только алого меча в руках не хватало, чтобы изрубить на мясной ряд всех, кто его обозлил...

И Камышов все время появляется то в отеле, то поблизости... И Лиля днем видела на набережной Кирилла... Зачем он сюда прилетел?

"Я на отдыхе", – повторила Ника, но профессиональное любопытство уже распалялось все сильнее и не отпускало ее.

Ника закурила, откинувшись на спинку скамьи внутри беседки. "Подожду до завтра. А утром на свежую голову еще раз подумаю обо всем этом. Вечером все равно ничего путного на ум не приходит. Права была Скарлетт О-Хара, когда говорила себе, что подумает о проблемах завтра..."

Какая-то подвыпившая молодая парочка в поисках укромного уголка с разгон влетела в беседку.

– Ой, занято, – весело изумилась девушка, увидев Веронику.

– Сорян, – так же, с улыбкой до ушей, сказал парень.

Влюбленные удалились на поиски другого уединенного уголка, а Ника надела босоножки и вышла. Иллюзия полного одиночества растаяла: поблизости отель, где всю ночь идёт веселье, и в любой момент в беседку может ввалиться какой-нибудь курильщик или влюбленная парочка. Орлова неторопливо направилась к отелю. Поддавшись бесшабашной атмосфере курорта, она зашла в бар и заказала легкий коктейль.

Ярослав все еще хмурился у стойки, подпирая заметно отяжелевшую голову ладонью и цедил уже какой-то другой коктейль, кислотного красно-зеленого цвета, тоже, наверное, крепкий. "Чем же Витя его так оглоушил, что он уже битый час сидит тут и надирается?" – удивилась Вероника.

– Вот ты где, – подошел к ней Гершвин, – а я тебя по всей территории ищу...

– Позвонила мама, – пояснила девушка, – и я вышла в беседку, а то тут не дали бы поговорить. Музыка орет, все галдят... Толчея, как на ярмарке.

– И то верно, – кивнул адвокат, – курорт летней ночью никогда не спит. Даже удивительно: у нас сентябрь – осень золотая, дождь и уныние, а тут – цветение, веселье, лето, да и только. Тебя Витек не хватится? А то еще свистнет своих гавриков и объявит розыск чего доброго...

– Он занят какими-то своими делами, – Вероника указала взглядом на Ярослава, – около часа назад я видела, как они разговаривали у стойки. Не знаю, что они обсуждали, но Витя был очень зол, а Ярослав теперь сидит и добивает то ли третий, то ли четвертый крепкий коктейль. Судя по всему, с абсентом...

– Если он и в самом деле это выпьет, – хмыкнул Наум, – его придется из зала выволакивать, как мешок с соломой. По-моему, парень уже нагрузился до бровей. И не похоже, что он празднует победу, – злорадно добавил адвокат, – хотя его мадам в бассейне держалась так, будто и впрямь всех уже крабом поставила. Скорее всего, что-то не связалось, как задумал Штирлиц, и парень это уже понял, а до его подруги жизни доходит, как до жирафа...

Ярослав выкинул соломинку, махнул остатки коктейля залпом, шлепнул на стойку двухтысячную купюру, сполз с высокого стула, едва не шлепнувшись на задницу, и, покачиваясь, вышел.

– Правильно, что бармен не стал ему больше наливать, – покачала головой Вероника, – а то было бы "весело"...

– Проветриться пошел, – Наум увидел в окно, как Ярослав нетвердой походкой идёт по аллее. Парня сильно качнуло, бросило в одну сторону, в другую – как матроса на палубе в сильный шторм. – Хоть бы купаться не пошел... Так ведь и тонут пьяные дураки: нальются по самую макушку – и в море "колдыбой"... Раз повезет, два, а на третий...

Ярослава снова мотнуло через всю аллею. Он чуть не сшиб на клумбу солидную даму в белом льняном костюме, рассыпался в извинениях, отступил, давая ей дорогу... И тут же налетел на идущую навстречу молодую пару. От столкновения "Лоренцо" потерял равновесие и с размаху сел на клумбу, помяв цветы. В окно донеслись испуганный возглас девушки и крепкое словцо от ее спутника. "Куда охрана смотрит? – негодовала дама в белом. – Шатаются тут пьяные, как зюзя! А еще приличное место!"

– А что тут может сделать охрана, – комментировал Наум, – он же постоялец, а не с улицы пришёл. Как они с Розалией говорят: заплатили за отдых и отдыхаем, а вы позаботьтесь, чтобы нам понравилось. Отдыхают по полной, – съязвил адвокат, когда Ярослав кое-как собрал непослушные конечности в кучку и поднялся. – Интересно, а как же эта госпожа Мюнхгаузен отпустила свое сокровище гулять в одиночестве? Я думал, она его даже в уборную сопровождает из страха, чтобы не увели красавца.

– У нее встреча с кем-то. Я разговаривала с мамой в беседке и увидела, как Розалия уходит и по дороге разговаривает с кем-то по телефону, просила ожидать ее на скамейке...

– Мдя... Исчерпывающий ориентир, если учесть, сколько на набережной скамеек, и на каждой кто-то сидит, – Наум пригубил "сангрию".

– Наум, мы же не занимаемся этим делом...

– Я просто так любопытствую, теоретически...

***

– Видела тебя в баре, – сказала Вероника, выходя из ванной, – ты пил мохито у стойки...

– Да, "Баккарди" тут неплохой, – заметил Виктор, забросив руки за голову.

– Ты о чем-то беседовал с Ярославом.

– Да, сказал ему, что они не лучший объект выбрали для демонстрации превосходства интеллектуального гения над оголтелым капиталом.

Ника села на край огромной кровати.

– Так это они?..

– Да. Пытались подхимичить с моим счетом, – Морской рассмеялся. – Уж не знаю, кто из них такой ловкий хакер, но и мои безопасники не лыком шиты. В кино, как правило, дурак-олигарх остается с носом; одурачен; разорен; посажен а то и шлепнут. А умница-герой и его красавица-подруга, весело хохоча, целуются на крыльце своего палаццо с видом на закат над морем. А в жизни вышло иначе...

– И что ты с ними сделаешь? – Вероника сбросила халатик и забралась под одеяло.

– Бочку и цемент я на курорт не захватил, – Виктор тоже лег и погасил ночник со своей стороны, – так что пока еще не решил, чем их заменить. Давай сегодня пораньше ляжем, а то завтра в восемь мы уже выезжаем в "Тайган"...

Ника натянула на себя одеяло. Безмятежному выражению лица и легкому юмору Виктора она верила мало потому, что хорошо рассмотрела его заледеневшие глаза и ожесточенное лицо в баре во время разговора с Ярославом. Его сильно задели бесцеремонные хакеры...

Пару месяцев назад, помогая ей и Науму в Выборге, Виктор на четверть часа обесточил городской вокзал, чтобы не выпустить "Ласточку" с беглецами... После этого Вероника поняла, что для Морского действительно практически нет ничего невозможного. А раньше был заезжий "деляга", который по глупости или самонадеянности вздумал развернуть свой "бизнес" на чужой территории и открыл дом терпимости под носом у самого Витьки-Святоши, на дух не переносящего подобного, а другой ушлый делец устроил нарколабораторию в окрестностях Новоминской... Финал был закономерен. После того, как много лет назад его двоюродную сестру завлекли в секс-бизнес и погубили, а потом убили ее отца, Виктор был беспощаден к торговцам женским телом и от такой наглости вышел из себя. "Пасти телок" на своей территории он не разрешал никому, и так же непреклонно вытеснял из своих владений всех пушеров. И еще больше он не любил самонадеянного нахальства...

К недругам и конкурентам Морской относился спокойно: все бывает, дело обычное. Но он был и очень самолюбив. Иногда в нем "взыгрывало ретивое", и "взыгрывало" не на шутку. И то, что какие-то мелкие мошенники попытались облапошить его, поставив в один ряд с "лохами", на которых привыкли зарабатывать, очень разозлило Морского.

Виктор потянулся и обнял Веронику.

– Думаю, что тебе будет интересно увидеть прайд, – сказал он, – я снимаю шляпу перед руководителем парка. Наверное, непросто было добиться того, что львы признали его главенство.

– С людьми это тоже бывает сложно, – ответила Ника, – иногда даже труднее, чем со львами.

– Вот я и хочу познакомиться с человеком, преодолевающим те же трудности, что и я, – Морской привлек Веронику к себе. Его загорелое тело серебрилось в лунном свете, льющемся через неплотно закрытые жалюзи. От русых волос пахло морем.

Уезжали они рано утром – как раз в это время следователь Алена Панферова выехала на место преступления и зафиксировала насильственную смерть гражданки Санкт-Петербурга Гельсингфорской Р. М. от удара тяжелым тупым предметом по голове...

***

Вечером Ника сразу поняла, что в отеле днем произошло нечто, из ряда вон выходящее. Администратор на рецепшен перепутал ключи; его помощник выглядел так, словно его стукнули пыльным мешком из-за угла. В глубине вестибюля промелькнул полицейский в мундире и с дубинкой на поясе.

– Вас тут ждут, – администратор опасливо посмотрел на Морского и почесал щеку под маской. – Следователь, из прокуратуры...

– Кого ждут? – отрывисто спросил Виктор. – Меня или госпожу Орлову?

– И зачем к нам пришли из прокуратуры? – нахмурилась Вероника, уже подозревая, каким будет ответ...

– У нас ЧП, – наконец решился администратор, на лице которого отчетливо читалось тоскливое: "Господи, и почему я должен сообщать ТАКИЕ новости?", – убили постоялицу, пришел следователь...

– Так, – кивнул Виктор, – ясно. Где?

В зоне отдыха под пальмами в креслах друг против друга сидели Наум Гершвин и мальчик-подросток в джинсах, клетчатой рубашке и круглых, как у Гарри Поттера, очках. Но увидев у него на коленях папку, Ника предположила, что это и есть гость из прокуратуры. "Следователь? Скорее стажер. Совсем еще юноша"...

– Майор юстиции Панферова Алена Петровна, – отрекомендовался "подросток", поднимаясь и раскрывая удостоверение, – следователь по особо важным делам. Госпожа Орлова, господин Морской? Прекрасно. Мне нужно задать вам несколько вопросов в связи с тем, что произошло накануне, около 22 часов вечера на набережной...

– Подождите, а что случилось? – спросил Виктор. – Мы весь день провели в "Тайгане", уехали рано утром и ничего не знаем о последних новостях...

Наум сделал скорбное лицо.

– Полная опа, дети мои, да простят меня дамы за мой плохой французский. Соседку-то нашу, мадам Гельсингфорскую, кто-то и впрямь подкараулил и жизни лишил... Тут все на ушах теперь. Она после той "прессухи" – лицо медийное.

– О, Господи, – выдохнула Ника, опускаясь в кресло. Да, Розалия откровенно раздражала ее, да еще и оказалась прожженной мошенницей. Но ТАКОГО Вероника ей все-таки не желала...

– Да-а, – сел в соседнее кресло Виктор, – вы нас огорошили известием... А чем мы можем помочь вам, Алена Петровна?

***

Наум был изрядно удивлен, впервые увидев следователя Панферову. Сначала, когда она вошла в вестибюль "Морского", портье принял ее за одного из местных мальчишек, вечно слоняющихся по набережной, и кинулся выдворять. Но когда "мальчик" достал удостоверение работника прокуратуры, лощеный халдей в форменной жилеточке растерянно остановился и довольно глупо захлопал глазами, а лицо у него вытянулось. "Да и я тоже обознатушки допустил", – усмехнулся про себя Гершвин. Однако, узнав о причине визита Панферовой в отель, смеяться перестал. "Так, чуяла ведь моя чуйка... Если Гельсингфорская со всеми так себя вела, как со мной, удивительно только одно: как этого не случилось раньше... В Алустосе она словно напрашивалась на крупные неприятности, – думал Гершвин, отвечая на вопросы Алены Петровны. – И напросилась-таки. Где же Ника и Витек? Если бы я знал, когда они приедут, постарался бы перехватить их первым и предупредить о том, что их тоже захотят опросить. Жаль, что они вне зоны доступа, телефоны, наверное, в парке повыключали, я бы им звякнул..."

– Да, я видела, как Гельсингфорская где-то в половине десятого вечером выходила из отеля, – подтвердила Вероника. – Я разговаривала по телефону в аллее, а Розалия Михайловна прошла по соседней аллее. По дороге она с кем-то договаривалась по телефону о встрече и просила не опаздывать.

– Вы что-нибудь еще услышали из ее разговора? – спросила Алена, заправляя за ухо длинный светлый чуб.

Вероника на секунду призадумалась.

– Да, она что-то говорила о скамейке под фонарем и о том, что лучше решить вопрос мирно, – ответила она.

– А почему вы разговаривали по телефону в парке? – задала следующий вопрос Алена.

– Я вышла из гостиничного бассейна и была в вестибюле, когда мне позвонила мать. Я вышла в парк потому, что в вестибюле вечером шумно, мне всю эту музыку не перекричать.

Панферова кивнула.

– Очень хорошо. Итак, вы говорите, что Розалия Михайловна покинула отель приблизительно в половине десятого вечера?

– Да. Через несколько минут я закончила разговор с матерью и посмотрела на часы в телефоне. Было 21.37.

– У вас не было предположений, с кем она должна была встретиться?

Подставлять Кирилла Гельсингфорского, и так загнанного в тупик хитрой и меркантильной развратницей-женой, Веронике не хотелось. Она только пожала плечами:

– Не знаю. Розалия развернула тут бурную деятельность, и круг ее общения, наверное, был широк.